Текст книги "Против ненависти"

Надежда

Пустые и ложные надежды – у человека безрассудного.

Иешуа Бен-Сирах. Книга премудрости, глава 34

В легенде о Пандоре в изложении Гесиода Зевс посылает на Землю Пандору с ящиком, полным различных пороков и зол. Хранилище этих ужасов, доселе неведомых человечеству, должно непременно оставаться запертым. Но Пандора, подстрекаемая любопытством, приподнимает крышку, заглядывает в щель, и из ящика вырываются наружу болезнь, голод и нужда и распространяются по свету. Одна лишь надежда остается на дне, не замечает ее Пандора и снова опускает крышку. Стало быть, Зевс относит надежду к порокам и бедам. Почему? Разве надежда не добра? Разве она не вдохновляет нас, не настраивает на нечто позитивное, не сподвигает на добрые дела? Разве может человек жить без надежды? Она ведь так же необходима, как и любовь?

Всё так, только здесь не та надежда имеется в виду, не обязательное условие и не экзистенциальное убеждение человека. Не та надежда, которая нам необходима и желанна. Гесиод пишет о другой надежде – пустой, иллюзорной. В этом случае человек склоняется к нездоровому самоубеждению и самообману, будто бы непременно случится то, о чем он тоскует. Это необоснованное предвкушение, в котором человек игнорирует очевидное. Иммануил Кант пишет в связи с этим о «пристрастности весов разума», то есть о предвзятости, порожденной пустой надеждой.

Когда мы непременно желаем, чтобы финал был хорошим, мы не замечаем явных признаков, которые рассеяли бы эту нашу ложную надежду. Мы не видим, сознательно или неосознанно, не замечаем всего того, что препятствует благоприятному сценарию. Идет ли речь о военных действиях, об экономике или о медицине, надежда с легкостью скрывает от нас любые детали и намеки, противоречащие нашим ожиданиям. Они мешают, потому что портят благоприятный прогноз. Они раздражают, потому что тормозят наш оптимистический настрой и не дают принимать желаемое за действительное. С большим трудом мы возвращаемся к неприятной, сложной, неоднозначной реальности.

Допустим, друг убеждает нас, что не злоупотребляет алкоголем, и мы хотим в это верить и убеждаем себя, что он говорит правду. И вот мы смотрим, как он пьет, как наши встречи, наша дружба все больше проходят под знаком его нездорового увлечения, как пьянство отдаляет его от нас все больше, как он теряет себя, – видим, но по-прежнему не верим. Всё надеемся, что ошибаемся, что это происходит не с нами и не с другом, не верим, что друг болен и мы его теряем. Всё надеемся на исцеление, а между тем сами же ему препятствуем, потому что исцеление возможно, только если осознать правду.

Иногда в пустой надежде мы не совсем игнорируем признаки недоброго исхода, но толкуем их по-своему, более выгодно и благоприятно для нас, более радостно, тогда они обещают лучший результат. Мы выстраиваем более радужный, более счастливый сценарий, который не требует от действующих лиц слишком многого. Ну должен ведь когда-нибудь друг осознать, что он алкоголик. Следуют долгие разговоры, друг уверяет, что давно распознал все механизмы своей зависимости. Он анализирует себя лучше, чем нам это когда-либо удавалось. И снова мы надеемся, что все будет хорошо. И опять любые признаки, намеки, которые противоречат нашей надежде, все, что хоть как-то может разоблачить наши ожидания как нереалистичные или наивные, становится для нас невидимым. Наверное, мы боимся конфликта. Кто захочет говорить другу в лицо то, что ему не нравится? Кому нужно лезть в чужую жизнь, раздражать и рисковать дружбой? И ложная надежда продолжает ослеплять и обманывать нас, а между тем очевидно: человек болен и планомерно уничтожает себя.

Забота

 
Раз кого я посетила,
В мире всё тому не мило;
Тьмой душа его объята:
Ни восхода, ни заката!
Пусть его все чувства мощны —
В сердце мрак царит полнощный;
Пусть богатство он имеет —
Им на деле не владеет…
 

И. Б. Гёте. Фауст. Часть вторая[12]12
  Здесь и далее цитируется перевод Н. Холодковского.


[Закрыть]

«Раз кого я посетила, / В мире всё тому не мило» – так заявляет о себе в драме Гёте «Фауст» Забота. Полночь, к стареющему Фаусту во дворец являются «четыре седые женщины» – Порок, Грех, Нужда и Забота, но дверь заперта. Одна только Забота проскальзывает в покои Фауста через замочную скважину Фауст замечает ее и пытается отстраниться, противоречит ей («Довольно! Не поймаешь ты меня! / Напрасно вздор свой ты твердишь мне злобно. / Прочь! Причитаний этих болтовня /Умнейшего с ума свести способна»). Фауст знает, как опасна власть Заботы, как самые беззаботные дни Забота превращает в «лабиринт страданий», как обесценивает любое имущество, любое богатство, как превращает любые благие намерения в безнадежные усилия. Но сколько бы Фауст ни старался, Заботу не прогнать. Наконец, уходя, Забота дует на Фауста, и он слепнет.

Забота, какой ее описывает Гёте, овладевает внутренним миром человека. Для Фауста весь внешний мир теперь «покрыт тьмой». Он «видит» только демонов, которые отравляют ему жизнь: заставляют во всем сомневаться, ощущать угрозу, коварство, опасность. Если ложная надежда, ослепляя нас, внушает нам необоснованный оптимизм и радужные иллюзии, то Забота усиливает наши страхи и питает наши тревоги.