Текст книги "У вас один общий друг"

А потом телефон взорвался серией сообщений от Рокси. Они шли непрерывным потоком. ДИНЬ! ДИНЬ! ДИНЬ-ДИНЬ-ДИНЬ! Словно азбука Морзе.

– Извините, пожалуйста, – сказала Элис Гроверу.

– Ничего страшного.

– Я дала себе слово, что сегодня не буду заглядывать в телефон.

– Раз дали, надо сдержать.

– Точно.

– Я, знаете ли, специалист по этике, – с гордым видом произнес Гровер.

– Знаю, – ответила Элис. Она понятия не имела, как становятся специалистами по этике. Может, тоже надо сдать специальный тест?

– Обещания надо выполнять. Это краеугольный камень цивилизации. Обещания самому себе – не исключение. Вы ведь не хотели бы, чтобы кто-то дал вам слово и обманул, верно?

– Конечно.

– Вот видите? Этика в действии.

Элис была очарована, хотя и несколько озадачена. Ей хотелось посмотреть, что написала Рокси, несмотря на то, что ей совсем не хотелось этого хотеть.

– Значит, придется держать слово, – сказала она. – По крайней мере, до обеда.

И она его сдержала.

А за обедом прочла утренний опус Рокси.

– О господи, все стало еще запутаннее. Угадай, что мне прислали? Член. С того самого номера. Привет, у тебя включен телефон? Элис, пожалуйста, ответь. Ладно, может, ты вне зоны действия сети. В любом случае тебе нужно взглянуть на фотку, это что-то с чем-то. Когда увидимся, покажу. Или могу тебе переслать. Дай знать, если не надо, не то я пошлю. Ау-у-у! Короче, посылаю. – Рокси действительно переслала фотографию. Хорошо, что Элис сидела спиной к стене. – Прикинь, да??? Похоже, чуваку крупно повезло. Бананы с виду вполне достойного размера – такие на уличных лотках продаются. Кстати, почему бананы с лотка гораздо лучше магазинных? На улице они нужного размера, формы и цвета – именно такие, как должен выглядеть банан. Короче, я думала, фотка поможет мне вычислить, кто это, – мало ли, вдруг мистер Чпокни мой бывший или кто-нибудь из знакомых. Не могу похвастаться фотографической памятью на члены, но некоторые хочешь не хочешь, а запомнишь. Например, очень большой, или очень маленький, или с каким-нибудь странным пятном, родинкой или бородавкой. Да, я видела член с бородавкой. – Тут Рокси прислала популярный мем под названием «Кто пернул?»; мужчина в зрительном зале с таким возмущенным видом, будто рядом кто-то испортил воздух. – Ты делала прививку от папилломавирусной инфекции? Сделай. Я серьезно.

Где-то в середине этого лихорадочного потока информации – когда неожиданный натюрморт «Фаллос с бананами» проник сквозь роговицу Элис, переднюю камеру глаза, зрачок, заднюю камеру, хрусталик, сетчатку, палочки и колбочки, через биполярные нервные клетки и ганглионарные клетки и наконец попал в мозг, – Элис спросила себя: «С кем я живу?» Как ни странно, в этом вопросе не было осуждения, скорее изумление.

– Привет, – ответила она. – Телефон был выключен, только что увидела.

– Ничего страшного. Кстати, он прислал ЕЩЕ ФОТКИ! Блин, я должна узнать, кто это.

– Почему?

– Потому что! Это же прикольно! Я прямо загорелась. Думаю, если парень окажется реально клевым, я, может, почищу его банан. ЛОЛ.

– То есть незнакомый парень прислал тебе фотку члена, и ты загорелась?

Последовала долгая пауза. Гровер с величайшей осторожностью и тактом обкусывал сэндвич. Должно быть, он прочитал целый шкаф книг. Элис не хотелось, чтобы он познакомился с Рокси.

– Признаюсь: я попросила его прислать фотку. После провала с пресс-релизом про велодорожки мой рабочий день полетел ко всем чертям. Мне нужно было развеяться. Кстати, напомни потом рассказать тебе про велодорожки. Короче, я вознамерилась выяснить, кто это, и решила его разговорить. Неизвестный номер, я тебя знаю? Он не ответил, а продолжил рассказывать, что собирается со мной сделать. Вот, скидываю переписку.

Далее последовал скриншот.

– Как же я хочу тебя чпокнуть.

– Неизвестный номер, я тебя знаю?

– Ха! Хорошая попытка, Роксана. Я знаю, что это ты. И очень хочу тебя чпокнуть. На скрипучей кровати. Мечтаю от души с тобой покувыркаться.

На этом скриншот заканчивался.

– Должна сказать, – продолжила Рокси, – мне нравится фраза «мечтаю от души с тобой покувыркаться». Очень сексуально. Конечно, зависит от того, кто пишет.

– ПОЛНОСТЬЮ зависит от того, кто пишет. – Действительно, сексуально. Гровер промокнул губы салфеткой.

– Да, точно. Потому я и хочу выяснить, кто это. Я спросила, откуда мы друг друга знаем.

Снова скриншот.

– Я не кувыркаюсь с теми, кого не знаю.

– Ты хорошо меня знаешь.

– Да ладно!

– Правда не догадываешься?

– Не-а.

– Ешкин кот! И все равно со мной разговариваешь? Да ты, я вижу, любительница приключений.

– Любительница приключений?

– Ну еще бы. И к тому же красотка.

Далее последовала серия емких эпитетов, от которых Элис залилась краской. Гровер это заметил.

– Все в порядке?

– Да! Прошу прощения. Дурацкая история. Даже не знаю, с чего начать.

– Пожалуй, стоит начать с начала, ибо я заинтригован. – Он снова улыбнулся чудесной улыбкой, и Элис растаяла.

– Ладно. Начну с того, что у меня есть соседка. Я поселилась у нее недавно, и мы едва знакомы…

Элис поведала Гроверу все. Она подсократила диалоги и опустила визуальную часть презентации, но даже в стерилизованном виде изложенные факты зарядили новую дружбу, зарождающуюся в «Пекарне», дополнительной энергией. Тем временем Рокси продолжала:

– Итак, – написала она загадочному другу, – я действительно тебя знаю? По имени? В лицо?

– И по имени, и в лицо.

– И по другим частям тела?

– Ага.

– Значит, есть три вводные. Лицо, имя и… другие части тела. Все три параметра загружены в мозг. Не нахожу совпадений.

– Разве это не волнительно? Я весь горю!

– Я в курсе, видела фотку.

– Правда? Тебе понравилось? У каждого из нас в штанах сюрприз, но видят его только избранные. И врачи. Мы прячем его в ожидании особого случая, а потом – та-дам!

– Почему вы, мужики, считаете, что ваши причиндалы кому-то интересны? – ответила Рокси. – Вот лицо – это интересно. Лучше бы ходили в лыжных масках, зато с хозяйством наружу, и только оставшись с девушкой наедине, показывали бы лица. Это было бы реально интересно.

Далее завязалась беседа о частях тела, которые можно и нельзя демонстрировать на публике. Она продлилась несколько часов и отвлекла Рокси от мысли, что все сотрудники мэрии злятся на нее из-за эпичного провала с велодорожками. К концу разговора с каждым новым «динь!» сердце начинало биться чаще.

– Значит, ты всерьез намерена с ним переспать, – написала Элис во время следующего перерыва.

– Еще не решила. С одной стороны – конечно, нет. Но с другой – почему нет?

– Ты задаешься этим вопросом, даже не зная, кто он?

– Что значит «кто он»? – философски заметила Рокси. – Что мы вообще знаем о людях? Может, я его и не знаю, хотя у меня такое ощущение, будто знаю.

– Тебе известно о нем лишь то, что он использует слово «чпокнуть» и его причиндал сравним с бананом. Вот и все.

– Я спала с парнями, о которых знала еще меньше.

Действительно, что мы знаем о людях? Элис вспомнила вечер, когда они с Карлосом расстались. Они знали друг друга как нельзя лучше, но все равно были друг другу чужими.

Темнело. В какой-то момент посреди разговора Гровер подсел к Элис, так что их ноги почти соприкасались. Они сидели бок о бок, каждый был глубоко сосредоточен – или делал вид, что глубоко сосредоточен – на важном деле. Однако стоит передвинуть колено хотя бы на дюйм вправо…

– Наверное, я это сделаю, – написала Рокси. И через пять минут добавила: – Не наверное. Точно. Прямо сейчас.

– Кто он???

– Понятия не имею!!!

Так оно и было. Пять минут назад Рокси сидела за рабочим столом, собираясь с силами, чтобы пойти домой и включить «Темную сторону любви» (на этой неделе оставшимся восьми девушкам предстояло посмотреть дипфейковые видео, на которых их родители занимаются любовью, чтобы выиграть массаж для двоих и свидание с Джорданом, про которого все сошлись во мнении, что он – «огонь»). Иногда по вечерам ей было этого достаточно, а иногда – нет. Она взяла телефон и написала мистеру Чпокни: «Так мы с тобой встретимся или как?»

– Да, – почти сразу ответил он. – Когда?

– Сейчас.

– Приходи.

– Где ты?

– Ты знаешь где.

– Не знаю.

– Я там же, где и всегда.

Забавно, но что делать – не понятно. Рокси оглядела практически пустой кабинет. Кервис был у себя. Она подошла к его двери.

– Привет.

– Собираешься уходить? – спросил тот, не отрываясь от компьютера. Он чем-то занят. Или делает вид, будто занят. Может, он все еще сердится? Или не хочет смотреть ей в глаза по какой-то другой причине?

– Да, – помолчав, ответила Рокси.

– Ладно, до завтра.

Может, Кервис так с ней заигрывает? Если это игра, то довольно странная. Рокси взглянула на последнее сообщение мистера Чпокни: «Я там же, где и всегда».

– Где именно? – написала она.

Стоило ей спуститься в фойе, пришел ответ:

– Ты видишь меня каждый день. Ты видела меня сегодня. Ты мне улыбнулась.

И тут Рокси поняла, кто это.

Ее сосед. Парень с первого этажа, живет прямо над ней. Кажется, Энди. Энди Как-его-там. Энди с короткой фамилией, отдающей скотным двором. Энди Му? Энди Хрю? Невысокий, плотно сбитый, будто выструганный из дерева. Рокси встретила его утром у почтового ящика и улыбнулась. Она взглянула на фотографию с бананами, сопоставила с лицом и именем – не то Энди Гав, не то Энди Иа. Вроде подходит.

– Дай мне час, – написала она.

– Это Энди, сосед сверху, – написала она Элис и добавила строчку игривых смайликов.

Снаружи клубились тяжелые тучи, суля приближение катарсиса. По дороге в метро Рокси налетела на парня, стоящего у тележки с хот-догами. В результате его ужин оказался на земле. Он почему-то извинился, но Рокси не услышала, так как уже спускалась на станцию.

Когда она вышла из метро, хлынул ливень, и она пожалела, что не надела новый плащ – белый, с лиловой шелковой подкладкой. Если бы она догадалась утром посмотреть прогноз погоды, то сейчас шла бы в новом плаще под новым зонтом; ни того ни другого при ней не оказалось, поэтому пришлось бежать.

Рокси вонзила ключ в замочную скважину и ворвалась в подъезд, стряхивая воду с волос. Квартира Энди находилась в конце коридора. Из-за его двери слышалась музыка. Опасаясь, как бы он ее не застукал, она сняла туфли и тихо спустилась в подвал.

Войдя в квартиру, Рокси немедленно развила бурную деятельность: вымыла голову, высушила волосы феном, причесалась, выщипала брови и побрызгалась духами. Она перемерила несколько новых платьев – ни одно не понравилось. Потом заглянула в шкаф к Элис – они ведь теперь подруги; жаль, вся ее одежда ужасно старомодная и совершенно не подходит к событию. Вообще не вариант.

Сверху послышались шаги. Это в квартире у Энди. Рокси взглянула на часы. Час прошел. Пора. Прямо сейчас. Ее аж затрясло от предвкушения. Надо только выбрать подходящий наряд.

Взгляд упал на новый плащ. Рокси потрогала подкладку, представила, как лиловый шелк касается кожи.

– Можешь задержаться на пару часов? – написала она Элис. Судя по всему, комната Энди находится как раз над ее комнатой.

При других обстоятельствах Элис застонала бы от такого предложения, однако «Пекарня» работала до полуночи. Поэтому она выключила телефон, уткнулась в толстый учебник и еле заметно коснулась коленом ноги Гровера.

В библиотеке Батлера шум дождя был почти не слышен.

– ДАМЫ И ГОСПОДА, – объявил охранник, – БИБЛИОТЕКА ЗАКРЫВАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ.

Билл покинул последнюю жизнь Будды, вернулся в реальный мир и принялся собирать вещи.

– Привет, – сказала Анук. Она стояла совсем рядом, благоухая ванильным мылом. На плечах – желтый дождевик, в руках – сумка.

– Привет, – ответил Билл, потирая глаза.

– Докуда дочитал?

– Будда умер.

– Паринирвана![25]25
  Паринирвана – в буддизме окончательная нирвана, которая может быть только после физической смерти существа, достигшего полного просветления.


[Закрыть] – воскликнула Анук. – Ну что, выпьем?

– Давай, – согласился Билл. – М-м…

Они огляделись. Третий голос исчез. Билл и Анук поискали его, но так и не нашли. В течение всей последующей жизни они изредка вспоминали о нем, недоумевая, кто же это был.

– Кажется, кроме нас, здесь никого нет.

Питтипэт написала Биллу, что собирается лечь спать, а он может задерживаться сколько захочет. Вот и славно, решил Билл, ведь обсуждение материалов с однокурсниками – тоже часть обучения. Кстати, неплохая идея – посидеть в «Проблейз», пообщаться, а потом домой. По раздельности. Пока они с Анук шли бок о бок под ее зонтиком по Сто четырнадцатой улице к Амстердам-авеню, у Билла закралась мысль, что все-таки идея не очень хорошая. Но они продолжали идти.

– Каково быть богатым? – спросила его Анук.

– Здорово, – смущенно ответил он. – Только я этого слегка стесняюсь.

– Зачем стесняться своего богатства? И среди богачей встречаются хорошие люди. Сиддхартха, например, был богатым.

– Он таким родился. А я богатство заработал.

– Так это же хорошо. Значит, ты еще лучше, чем Сиддхартха.

Билл рассмеялся.

– Ты правда так считаешь?

– Конечно. Он – богатый сын богатых родителей, а ты всего добился сам.

Сам. Кто именно заработал все эти деньги? Какой-то другой Билл, а не этот, подолгу обедающий и выписывающий чеки.

В баре Билл достал кредитную карту такого цвета, какого Анук раньше не видела. Они сели на табуреты в углу, подальше от окна, и, как планировалось, принялись обсуждать прочитанное. В какой-то момент разговор зашел о профессоре Шимицу.

– Говорят, он был монахом, – сказала Анук. – Но его выгнали.

– Правда?

– Да. Видимо, он предпочитал женский монастырь. Еще один штрих к его загадочному портрету. Это что-то… – Анук не нашла подходящего определения и добавила, покраснев: – …с чем-то.

– Вчера после занятия я улучил минутку и подошел к нему, чтобы лично побеседовать – познакомиться, произвести впечатление и так далее, – сказал Билл.

– Понятно.

– В общем… Господи, какой же я дурак! …я рассказал анекдот.

И Билл поведал Анук всю историю, заново переживая испытанное унижение. Когда ему представилась возможность побеседовать с профессором один на один, единственное, что пришло ему на ум, – бородатый анекдот.

– Что сказал буддийский монах продавцу хот-догов?

– Прошу прощения? – переспросил профессор.

– Это анекдот, – пояснил Билл. – Что сказал буддийский монах продавцу хот-догов?

Профессор Шимицу моргнул.

– Буддийские монахи не едят мяса.

– Знаю, – сказал Билл, хотя на самом деле не знал. – Это анекдот, – повторил он.

– Если бы его что-то и привлекло на тележке с хот-догами, то газировка или чипсы. Но даже тогда он ничего бы не сказал продавцу хот-догов, потому что у монахов нет денег. И вообще, им не полагается разговаривать с мирянами. Прошу прощения, приятно было с вами пообщаться, мне пора. – Профессор исчез в потоке студентов, покидающих аудиторию.

Билл решил никому не рассказывать об этом разговоре, даже Питтипэт, – слишком уж унизительно. Кто бы мог подумать, что всего через полтора дня он поделится с Анук. Дослушав его рассказ, она засмеялась.

Когда девяностосемилетняя Мириам Кудах умерла, между четырьмя ее детьми, одиннадцатью внуками и толпой их жен и мужей завязалась оживленная переписка. Мириам жила в Нью-Йорке, в доме престарелых неподалеку от дома, где вырастила своих потомков, но почти все упомянутые потомки расселились по миру: в Сан-Франциско, Тусане, Чикаго, Гонконге… Одна из внучек, Айеша, оказалась на исследовательском судне в Баренцевом море; она послала всем сердечки и вышла из чата, а остальные продолжили обсуждать подробности похоронной церемонии. В результате ответственность за проведение шивы возлегла на последнего нью-йоркца в клане Кудахов – Эндрю, внука Мириам.

Все удивились, когда он вызвался добровольцем. Эндрю ни с кем близко не общался, к тому же жил в крошечной однокомнатной квартирке. «В кухню поместится всего один поднос с угощением», – сокрушалась его мать Рене в приватной переписке с Клэр, женой Дэвида, однако к тому времени самолет с Дэвидом и Клэр на борту уже вылетел из Гонконга. Что ж, у Эндрю – значит, у Эндрю.

Представьте всеобщее удивление, когда выяснилось, что все прошло как нельзя лучше. Согласно единодушному вердикту родственников, подлинной героиней мероприятия стала Рейчел, невеста Эндрю. Именно Рейчел и предложила его квартиру в качестве места проведения шивы. При этом она даже не была еврейкой. «Подумать только, принимать гостей на своей первой шиве!» – дивилась Рене. Однако Рейчел вознамерилась преуспеть – и преуспела. Члены семьи ели, рассказывали истории, делились воспоминаниями, поправляли друг друга, спорили, смеялись, а над ними витал дух Мириам, щедрой и добродушной при жизни.

А гости! Кто бы мог подумать, что у девяностосемилетней старушки столько друзей! И все сплошь милые люди. Молодой медбрат, ухаживавший за Мириам в «Робинсон Гарденс», принес наивкуснейший тыквенный хлеб собственного изготовления. «До сих пор вспоминаю тыквенный хлеб», – на следующий день написала Сильвия в чате. Остальные с ней согласились. «Он точно медбрат?» «Ему нужно открыть свою пекарню!» «У нас есть на примете какая-нибудь незамужняя девушка для него?» Таковой не нашлось. Потом зашли две бывшие ученицы Мириам, учившиеся у нее, когда она преподавала в частной школе, и пожилая дама, работавшая с ней в государственной школе. Заглянула даже молодая женщина, соседка Эндрю. Она совсем не знала Мириам и едва была знакома с самим Эндрю, если не считать дежурной улыбки в подъезде, но выглядела искренне расстроенной, и Кудахи радушно пригласили ее зайти. Брайан, муж Арлин, усадил гостью в кресло у окна – «кресло для интервью», как прозвала его Шэрон, – и попросил рассказать о себе. Выяснилось, что девушка работает в мэрии – надо же, какая приятная работа! Как ни странно, она наотрез отказалась снимать плащ. «Тебе, наверное, ужасно жарко!» – говорили ей. Плащ был застегнут на все пуговицы, а в комнате такая духота! Но нет, загадочная соседка так его и не сняла. Она порывалась уйти, но все дружно уговорили ее поесть, послушать рассказы и познакомиться с членами семьи. По настоянию ребе она даже осталась на кадиш[26]26
  Кадиш – в иудаизме молитва, прославляющая святость имени Бога и Его могущества.


[Закрыть]. Очень мило, что она пришла. Мириам была бы рада.

– Это не Энди, – говорилось в сообщении, которое Элис получила от Рокси.

Дождь разошелся не на шутку. Биллу следовало бы пойти домой, но Анук предложила ему зайти на чашку чая, и он согласился. Странно говорить «да» здесь, на улице, будто они уже у нее дома, а весь Нью-Йорк – огромная прихожая. Однако с неба лило как из ведра, Биллу хотелось продолжить беседу, поэтому он принял приглашение.

– Не знаю, дома ли мой сосед, – сказала Анук, отпирая дверь. – Обычно в это время суток он работает, но никогда не угадаешь.

– Чем он занимается?

– Он художник.

– В каком стиле пишет?

– Понятия не имею. Думаю, он давно уже не заморачивается, как назвать свой стиль.

В дверном проеме между крошечной прихожей и кухней колыхалась занавеска из бусин. Как выяснилось, кухня по совместительству является столовой и гостиной. А может, даже спальней. В квартире всего три двери, одна из них – в санузел. Места так мало, что от входа можно разглядеть бабочек, вышитых на шторке для душа.

Анук поставила чайник. На столе стояла большая коробка с черными маркерами.

– Инструменты мастера, – пояснила она. – Хотя, похоже, самого мастера нет дома. – В ее голосе послышались игривые нотки, но Билл не уловил чуть заметной перемены тона.

– Да, похоже, – отозвался он. На полке стоял «Гамлет». Аж три экземпляра. – Можно я зайду в ванную?

Симпатичная шторка для душа. Вся фурнитура старая; возможно, сохранилась еще с постройки дома. Питтипэт бы не понравилось. От желто-зеленого кафеля ее бы стошнило. А Билл, будь его воля, с радостью бы здесь поселился. Он думал об этом во время мочеиспускания, а потом вдруг заметил два слова, написанные черным маркером на стене прямо перед ним: «КТО ЗДЕСЬ?»[27]27
  Уильям Шекспир. Гамлет. Акт I, сцена 1. Самая первая фраза в пьесе.


[Закрыть]

Когда Билл вернулся в кухню, являющуюся по совместительству столовой и гостиной, Анук протянула ему чашку чая. Он подавил желание выпить горячий напиток одним глотком, обжигая внутренности. На стенах висели многочисленные наброски углем и несколько картин маслом с изображением обнаженной женщины; все они были выполнены в разных стилях, разными руками, прикрепленными к разным мозгам с разным количеством опыта и воображения, но модель была одна и та же, с теми же бледно-серыми глазами. Анук подрабатывала натурщицей. Иногда художники дарили ей свои работы в попытке соблазнить ее, и некоторым это удавалось.

Анук сидела на диване-кровати напротив Билла и смотрела на него долгим взглядом.

– Учишься в магистратуре? – спросил он.

– Да, специализируюсь на английской литературе.

– Как учеба?

– Хорошо. В этом году начинаю писать диссертацию.

– Круто. Какая тема?

– «Анна Каренина».

– Не читал, но слышал хорошие отзывы.

– Что ж, тогда не буду рассказывать, о чем моя диссертация.

– Почему?

– Из-за спойлеров. Иначе все удовольствие от чтения пропадет.

(Это правда. Если вы еще не читали «Анну Каренину», срочно прочтите, а когда закончите – возвращайтесь.) (Ну что, теперь продолжим.)

Билл рассмеялся.

– Я не собираюсь читать «Анну Каренину». И так знаю, чем дело кончилось. Там вроде что-то про поезд.

– Ага.

– Вот видишь.

– Так ты правда хочешь узнать, о чем моя работа?

– Конечно. Рассказывай!

Анук улыбнулась, набрала воздуха в грудь и принялась вещать.

(Дальше можете не читать. В диссертации Анук есть несколько серьезных изъянов. Во-первых, ее умозаключения основаны на переводе, а не на оригинальном русском тексте, а во‐вторых, она полагалась скорее на эмоции, пренебрегая исследовательской работой. На защите один из членов комиссии назвал ее труд «замком из песка, построенным на притянутых за уши доводах». Поэтому если хотите пропустить текст ниже – пропускайте на здоровье. Но в следующем абзаце Анук снимет блузку, и все станет гораздо интереснее!)

– В общем… когда я начала читать «Анну Каренину», книга меня увлекла. Однако потом я добралась до финала, и он мне совсем не понравился. Главная героиня Анна – сильная, умная, стойкая – и вдруг бросается под поезд? Какого черта? Да, роман задумывался как трагедия, только финал выглядит вовсе не трагическим, а неправдоподобным. Именно с этого я и начинаю свое исследование. Почему Анна совершает столь бессмысленный поступок? Я считаю, ответ кроется в первых строках романа. Не «Все счастливые семьи счастливы одинаково», еще раньше. Эпиграф: «Мне отмщение, и Аз воздам». Это цитата из Писания, но в ней-то и загвоздка: она неполная. Отсутствуют два слова: «говорит Господь». Почему Толстой их опустил? Важно понимать: он был очень плохим мужем. Они с Софьей пятьдесят лет прожили вместе, и все эти годы он адски ее ревновал. Месть неверной супруге – можно сказать, его конек. Но вернемся к тексту. Роман написан от лица всеведущего рассказчика, который целенаправленно заставляет нас смотреть глазами персонажей. Место действия перемещается из комнаты в комнату, из кареты в оперный театр, но кроме этого, мы перемещаемся из головы одного персонажа в голову другого. В какой-то момент даже смотрим на события с точки зрения собаки. Общий эффект от таких прыжков лишь подчеркивает основную проблему: мы не знаем, что думают другие. Все сюжетные линии в романе проистекают из этого. Если бы Левин знал, что Китти его любит, книги бы не было. Если бы Анна знала, что Вронский – говнюк, книги бы не было. От незнания страдает буквально каждый персонаж. Кроме одного – рассказчика. – Анук перевела дух и продолжила: – Рассказчик в «Анне Карениной» – отдельный персонаж, я бы сказала, главный персонаж, более того – это сам Толстой, и он – рассказчик, главный персонаж, Толстой – и есть бог. Нам кажется, будто он просто излагает события, хотя это не так: он вовлечен в происходящее и принимает все решения, от начала до конца. Когда Толстой говорит: «Мне отмщение, и Аз воздам», он не добавляет: «говорит Господь», потому что имеет в виду не Господа, а самого себя. Отмщение ему, Толстому. Это Толстой воздаст, и не важно, насколько этот мир реален, он в нем хозяин. Он заставляет женщину, которая никогда бы не покончила с собой, броситься под поезд, а все почему? Потому что злится на свою жену.

Билл сидел неподвижно, даже ни разу не моргнув. На столе остывал нетронутый чай. Анук почувствовала, что он вот-вот заговорит, и не стала ждать, когда слова сформируются в мозгу и дойдут до губ. Она сорвала с себя блузку, почувствовала прохладное дуновение кондиционера.

Билл вскочил со стула, опрокинув чашку, и попятился к выходу.

– Нет, спасибо, не надо.

– Что?

– Я не хочу. Я создал неверное… неверное…

Анук схватила блузку.

– Извини.

– Нет-нет, это ты извини. Неверное впечатление. Извини. Я просто… хотел обсудить прочитанное.

Спустя минуту Билл оказался на улице.

Он брел под дождем и думал о Питтипэт. Если она узнает, что он был в той комнате, то умрет на месте. Билл представил, как на ее лице отразится невыносимая боль. Что он наделал? Неужели он флиртовал? Нет. Но что это было? Явно же что-то было. Если не флирт, тогда что? Ему ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить, и не просто с кем-нибудь, а с Питтипэт, однако он понимал: этот предмет с ней обсуждать решительно невозможно.

Билл остановился на автобусной остановке, достал телефон и проверил сообщения. От жены – ни слова. Наверное, спит. А спит она обычно крепко. Палец сам нашел иконку «ХочуВотЭто», которую они с Заком и дизайнерами прорабатывали несколько недель. Билл открыл приложение. Он не хотел ни набор для стрельбы из лука, ни билет на ралли монстр-траков, ни запонки, ни массаж ломиломи. У него закралось подозрение, что то, чего он хочет по-настоящему, в приложении нет, однако он продолжил искать.

В полночь управляющий перевернул вывеску на окне с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО». Кассирши, простоявшие весь день на ногах, выбрались из-за прилавка и принялись составлять стулья в штабеля, вежливо обходя последних двух посетителей – Элис Квик и Гровера Кайнса. Когда выключилась музыка – а что, здесь все время играла музыка? – Элис и Гровер отвлеклись от своих занятий, извинились перед работниками пекарни и принялись собирать вещи.

Снаружи хлестал ливень. Такси, проезжая по лужам, поднимали тучи брызг. Чтобы гулять в такую погоду, требуется сила духа. Поэтому Элис и Гровер стояли под тентом, укрепляясь духом.

– Что ж, – сказал Гровер, – день прошел хорошо.

– Не то слово, – отозвалась Элис. – Я собой горжусь. Утром я проснулась, не зная, как называются части уха, а теперь знаю их назубок.

– Внушает ужас. Кстати, что там с твоей соседкой и ее великой тайной?

Элис рассмеялась.

– Похоже, тайна еще не раскрыта. Но есть забавная история.

Гровер взглянул в сторону «Проблейз».

– Хочешь поведать ее мне за стаканчиком?

Слова, сорвавшиеся с его уст, звучали вполне обыденно, но когда звуковые волны проникли сквозь ушную раковину Элис в слуховой проход, завибрировали на барабанной перепонке, которая передала колебания молоточку, от него те плавно перетекли на наковальню, бухнулись на стремечко, потом в перилимфу, оттуда в эндолимфу на основную мембрану, затем на покровную мембрану – нет, сперва на волосковые клетки, потом на покровную мембрану, и далее через нейромедиаторы в мозг, в них зазвучало предложение. Лил дождь, в воздухе пахло свежестью, в каплях воды отражались огни ночного города.

Элис раньше не формулировала для себя такое правило, но теперь ей ясно – это должно стать правилом, причем одним из самых важных: до теста – никаких парней.

– Мне пора, – сказала она.

Гровер не сразу поверил, что она говорит серьезно. Наконец он максимально этично протянул ей руку.

– Очень рад знакомству, Элис Квик.

– Взаимно, Гровер Кайнс. – На сей раз его имя звучало не так странно.

Они вышли под дождь и двинулись в противоположных направлениях.

На следующий день Кервис вызвал Рокси к себе в кабинет.

– Мэр хочет нас видеть.

– Нас?

– Да.

– Тебя и меня?

– Хейзел позвонила. Сказала, он желает видеть нас с тобой прямо сейчас.

Шумиха насчет пресс-релиза не утихла. Член Союза велосипедистов написал о нем в твиттере, а Джордан из «Темной стороны любви» ретвитнул его пост, дополнив мемом «Кто пернул?».

Рокси затрясло. Все равно эта работа – отстой, напомнила она себе. И тем не менее.

– Я думала, ты меня прикроешь.

Кервис засмеялся и злобно фыркнул.

– Да неужели?

К его удивлению, Рокси прикрыла дверь кабинета и прислонилась к ней спиной.

– Что такое? – занервничал он.

– Мы говорим о том, о чем я думаю?

– В смысле?

– Это с тобой я должна была встретиться вчера вечером?

Кервис моргнул.

– Не понимаю.

– Вчера вечером я пришла сюда. Ты смотрел в монитор и даже не взглянул на меня.

– Рокси, о чем ты говоришь?

Она наклонилась вперед и медленно произнесла:

– Мистер Чпокни – это ты?

На лице Кервиса мгновенно сменились шесть или семь разных выражений, но тут раздался стук в дверь.

– Войдите, – с облегчением произнес он. Появилась Хейзел Ричи, персональный ассистент мэра.

– Так, – произнесла она. Стало ясно: нужно торопиться.

Выходя из кабинета, Рокси подумала, что вряд ли войдет сюда снова.

Ожидая в приемной и переклеивая пластыри на лице, дабы придать себе максимально жалостный вид, Рокси решила, что самое худшее сейчас – переврать фамилию мэра. Последние пару лет она тренировалась произносить ее правильно. В какой-то мере этим занимались все ньюйоркцы. Но раз в голове засела мысль, что она может ошибиться, – значит, точно ошибется. Поэтому Рокси принялась повторять его имя про себя.

Наконец они с Кервисом вошли в кабинет. За большим столом вишневого дерева сидел сам мэр и разговаривал по телефону. Он повесил трубку, откинулся в кресле, потер седые виски и взглянул на своих подчиненных. От волнения у Рокси в голове все смешалось.

– Итак, – проговорил мэр.

– Здравствуйте, сэр, – сказал Кервис.

– Здравствуйте, мэр Спайдермен, – сказала Рокси. Кервис охнул. – Мэр Спиддермин, – поправилась она. Спайдермен. Спиддермин. Черт.

Мэр слегка обмяк в кресле.

– Сэр, вы хотели нас видеть? – спросил Кервис, сделав шаг вперед.

– Тебя – нет, – ответил мэр. – Можешь идти.

Кервис взглянул на Рокси, и та внезапно поняла, что он действительно собирался ее прикрыть. Он чуть заметно кивнул ей, словно говоря: «Все образуется», бодро отрапортовал: «Да, сэр», и вышел из кабинета.

– Дверь, – произнес мэр ему вслед.

Кервис прикрыл за собой дверь.

Прежде чем Рокси успела сказать хоть слово в свое оправдание, мэр Спайдермен спросил:

– И где ты была вчера вечером?

Кондиционер внезапно выключился. Стало тихо.

– Что?

– Вчера вечером. Где ты была? – На лице старика показалась лукавая улыбка.

Рокси не могла назвать себя великим экспертом по связям с общественностью, но за полтора года работы в мэрии, между сном на рабочем месте, долгими обеденными перерывами и длительными походами в туалет, ей удалось нахвататься кое-каких познаний о кризисном менеджменте. Спокойным, профессиональным тоном она попросила у мэра его телефон. Не айфон, а другой, о котором, как он считал, никто не знает. В течение следующих пяти минут Рокси молча стирала всю их переписку, а потом бросила телефон в графин с водой.