Текст книги "У вас один общий друг"

– Я так понял, у нас с тобой не склеится? – наконец поинтересовался мэр.

– Нет, сэр.

Мэр привык, что он никому не нравится. Об этом даже ходила шутка, как и насчет его фамилии. Однажды, во время предвыборных дебатов, когда ведущий предложил ему обратиться к его немногочисленным сторонникам, он разозлился и отклонился от сценария.

– Знаю, я вам не нравлюсь, – сказал он. – Я никому в Нью-Йорке не нравлюсь! Зато вам понравится, что я с вами сделаю, когда стану мэром. – Сначала было неловко, потом весело, а через неделю фраза: «Я вам не нравлюсь, зато вам понравится, что я с вами сделаю!» стала его неофициальным предвыборным лозунгом. И он выиграл выборы.

– Честный ответ, – проговорил мэр. – Видимо, я для тебя староват?

– Да. А еще вы мой начальник. И у вас есть жена.

– Мне всего семьдесят три, – сказал он. Рокси пожала плечами. Мэр встал и взглянул на себя в зеркало. – Кого я пытаюсь обмануть? Старик.

Рокси стало его жалко.

– Ваш пенис выглядит очень молодо.

Мэр хмыкнул.

– Это не мой.

– Правда?

– Ты действительно думаешь, что семидесятитрехлетний хрен может так выглядеть?

– Я ни разу не видела семидесятитрехлетний…

– Я скачал картинку с сайта. Не хотел, чтобы ты видела настоящий.

– Почему нет?

Мэр немного подумал и наконец произнес:

– Какое чудо природы человек![28]28
  Уильям Шекспир. Гамлет. Акт II, сцена 2 (пер. Б. Пастернака).


[Закрыть]

– Угу.

– Однажды я прочел эту фразу на стене туалета в Куинсе.

Рокси не поняла, к чему он клонит, поэтому снова ограничилась неопределенным «угу».

– Парню, погибшему в парке, было сорок пять. Молодой еще. Помню, в его годы я не считал себя молодым, а теперь оказывается, сорок пять – это не так много.

– Как скажете.

– Так и скажу, – подтвердил мэр, не обращая внимания, что Рокси от страха почти ничего не соображает. – Знаешь, что самое трудное, когда умираешь молодым?

– Наверное, сама смерть?

– Внезапно оказываешься в ситуации, к которой необходимо готовиться десятилетиями. Старость для того и нужна, чтобы научиться правильно отбрасывать коньки. Мой мозгоправ называет это «привыкать к утратам». Судьба раз за разом отнимает то, что тебе дорого, и постепенно ты приучаешься с этим смиряться. Внешний вид. Здоровье. Жена…

– Ваша жена жива.

– Ах да. Тогда… ее былая красота. Все исчезло безвозвратно. Впрочем, долгая жизнь отнимает не только то, что ты любишь, но и то, от чего ты не прочь избавиться. Желание нравиться. Желание, чтобы тебя понимали. Желание увидеть каждую хорошенькую девушку голой. Кое от чего я бы с радостью поскорее освободился. – Мэр взглянул в окно. – Жду не дождусь, когда это произойдет.

– Значит, я уволена?

– Из-за велосипедных дорожек? Да ну этих велосипедистов на фиг. – Его взгляд снова стал печальным. – Прости, я просто хотел с тобой познакомиться. Каждый день тебя вижу, но мы ни разу не разговаривали. Я все испортил.

– Пожалуй, что так.

– Я думал, девушкам нравятся фотки с членами. Мне казалось, они по ним с ума сходят.

– Так тоже бывает, и это не всегда хорошо, – философски заметила Рокси. – Смысл в том, чтобы послать фотку собственного члена. Ну чтобы ей захотелось увидеть его вживую, понятно?

Мэр засмеялся. Воспользовавшись удобным случаем, Рокси попросила разрешения удалиться.

Сквозь стекло своего кабинета Кервис наблюдал, как она возвращается на рабочее место. Через несколько минут у нее звякнул телефон. Пришла фотография: из расстегнутой ширинки деловых брюк выглядывал старый, сморщенный, потрепанный жизнью член, окруженный седыми волосами.

Рокси выключила телефон и сосредоточилась на работе.

В квартире стояла такая тишина, что можно было расслышать еле различимые звуки – тиканье часов, капанье воды из крана, отдаленный вой сирены, прорывающийся сквозь утренний шум машин. Солнце освещало стол и голубое дерево, а на кухне хватало места для трудолюбивой целеустремленной женщины.

Элис крепко спала всю ночь. Она легла в постель с мыслями о Гровере и на следующее утро тоже думала о нем, но не с тоской, а скорее с удовлетворением от того, что одержала верх над маленьким драконом. Они зафрендили друг друга в фейсбуке. Он подал заявку, а она ее приняла. Все в порядке, ничего страшного не произошло.

Элис раскрыла учебник; он сам распахнулся на нужной странице. Она решила заварить чаю, но кружка уже стояла на столе. Надпись на ней гласила: «Шаг за шагом» – девиз общества анонимных алкоголиков. Элис предположила, что кружка принадлежит Рокси – это бы многое объясняло. На самом деле ее оставил один из предыдущих квартиросъемщиков в надежде, что эти три слова однажды пригодятся кому-то из будущих жильцов. Так и вышло, ибо ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 86 ДНЕЙ. Каждый день – испытание, и Элис предстоит ежедневно его преодолевать. Шаг за шагом.

Начиная с сегодняшнего дня.

Поехали.

Час спустя Гровер оторвался от написания колонки о том, этично ли отменять свадьбу (текст следовало сдать тринадцать часов назад, а у него еще конь не валялся), и увидел вчерашнюю девушку, Элис Квик, будущую студентку-медичку и его новую подругу по фейсбуку. Она села за столик на двоих у окна, достала из сумки вещи и взглянула прямо на Гровера. Он помахал ей, она махнула в ответ и смущенно улыбнулась: «Опять мы встретились». Гровер тоже смущенно улыбнулся: «Похоже на то». А потом оба покинули реальный мир и с головой погрузились в работу – в дебри этики и медицины, – чтобы вынырнуть только к обеду. Пора заниматься, Гуничка.

Элис приступила к занятиям. У нее все получится, ведь она помнила главный секрет: у нее все получится. Если что-то можно выполнить, значит, это выполнимо. Сиди. Не вставай. Смотри на страницу. Не отвлекайся. Выучит она сегодня все или не выучит ничего, не имеет значения. Важен процесс. Главное – находиться здесь и сейчас. Шаг за шагом.

Начался дождь. Посетители рядом с Элис принялись собирать вещи. Скоро они уйдут. Их столик освободится.

Глава 4
Ортопраксия

Памела Кэмпбелл-Кларк совершала ежеутреннюю прогулку по парку. Траектория ее движения была неизменной, как у кометы.

Она вошла в парк со стороны бульвара Адама Клейтона Пауэлла-младшего и двинулась вокруг Большого холма и обратно. Миновала блокгауз – старинное каменное сооружение без крыши, стоявшее здесь еще до основания парка, и углубилась в Северный лес – там оглушительно пели птицы, но она решила не останавливаться, чтобы послушать. Неторопливо обогнула Большой холм, вышла на ту же узкую дорожку и направилась обратно, через Северный лес, мимо блокгауза, а ровно в десять часов восемнадцать минут утра, как и всегда, достигла пересечения с многолюдным Западным проездом. За широкой полосой асфальта виднелась каменная ограда парка. С улицы Централ-Парк-Норт доносился шум машин.

Памела пересекла Западный проезд, а через пять секунд что-то промчалось на огромной скорости у нее за спиной. Не иначе, велосипед. Даже успей она оглянуться, ей все равно не удалось бы его увидеть, ведь он уже скрылся из виду. Нынешние велосипеды такие скоростные. Людям, которые на них ездят, следует быть осторожнее. Они что, новости не смотрят? Недавно опять одного насмерть задавили.

– Еще раз прости за вчерашний вечер, док, – извинилась Рокси перед Элис в первый раз.

– А что было вчера вечером?

– Гулянка! Мне пришлось задержаться из-за срочного совещания, – пояснила Рокси, хрустя поджаренным тостом. – Кстати, как тебе? Доктор сказал, операция не нужна. – Она запрокинула голову и повернулась в профиль. Нос с виду почти зажил. Впрочем, Элис всего пять минут видела его в изначальном состоянии, поэтому не могла оценить сходство с оригиналом.

– Отличная новость, – сказала она и добавила: – Очень красивый. – Нос действительно был красив, как и сама Рокси. Некоторые люди созданы, чтобы блистать, и Рокси относилась к их числу.

– Спасибо! В общем, в третий раз прошу прощения. – (На самом деле во второй.) – Мне ужасно хотелось туда попасть, но в парке опять сбили человека. Кошмар, уже четвертый за лето. Короче, совещание закончилось намного позже, чем я рассчитывала, так что… прости в четвертый раз. – (В третий.) – Мне очень жаль.

– Да ничего страшного, – ответила Элис. Она понятия не имела, куда это «туда» они с Рокси не попали. Рокси действительно хотела позвать соседку с собой и даже начала набирать в телефоне: «Привет! Какие планы? Тут такое дело…» – однако потом ее позвали на совещание, и вечер накрылся медным тазом.

ДОБРОЕ УТРО! ДО ТЕСТА ОСТАЛОСЬ 74 ДНЯ.

Решительная, целеустремленная, не склонная ко всяким дурачествам Элис Каллиопа Квик стала завсегдатаем «Пекарни». Продавщицы уже знали ее в лицо, и хотя еще не выучили, что «как обычно» – это холодный латте на миндальном молоке, Элис было приятно, что с ней здороваются как со старой знакомой. Она облюбовала столик на двоих у окна. Иногда к ней подсаживался Гровер. Он тоже приходил сюда каждый день. Элис ограничивала общение с ним, используя флирт в качестве вознаграждения за достижение небольших целей: «Вот доберусь до конца главы и поболтаю три минуты». Глупо, но действенно.

Однако сегодня день не задался. Прежде чем открыть учебник, Элис глотнула холодного латте и кликнула на твит, ведущий к первым двум абзацам статьи об условиях работы на китайских фабриках – возможно, и на той, где был сделан ее телефон (на самом деле нет). Она изо всех сил старалась сосредоточиться на термодинамике и потоках энергии, но все равно мысленно возвращалась к тем двум абзацам о жизни рабочих и разделяла их страдания – крошечную часть, настолько ничтожную, что рабочие даже не заметили бы облегчения своей ноши, однако через океан и два континента этой мизерной доли страданий оказалось достаточно, чтобы испортить Элис утро. А потом она увидела, что ее подруга Мередит выиграла какой-то приз, и весь день пошел коту под хвост.

Речь шла о золотой медали фонда поддержки исполнителей камерной музыки имени Либготта. Кто вообще знает про такую награду? Элис знала. Она знала о ней с тех пор, как они с Мередит – девочки с косичками и нотными папками под мышкой – учились в Вестчестерской музыкальной школе, именно поэтому ей полагалось непременно отреагировать на пост в фейсбуке. Нужно написать что-нибудь душевное, ведь Мередит относилась к ней со всей душой. Когда Элис написала пост про медицинский факультет, она откликнулась: «Молодчина, так держать!» Как же ей дали золотую медаль? Неужели она настолько талантлива? Слишком она смазлива, чтобы быть талантливой, эта Мередит, не думавшая в тот момент ни об Элис, ни о чем другом, кроме шести тактов Стравинского, которые повторяла снова и снова, добиваясь совершенства. Тяжело вздохнув, Элис поставила лайк, кое-как вымучила поздравление в комментариях и сопроводила его целым забором восклицательных знаков. Зависть жгла ее, словно раскаленное копье. Термодинамика! Ну давай же, Гуничка. Пора заниматься, пора заниматься, пора заниматься. Термодинамика. При повышении температуры внутренняя энергия тела увеличивается. При уменьшении температуры внутренняя энергия тела – чертова Мередит! – уменьшается. ХВАТИТ.

Зажегся экран телефона.

«Добрый день, Элис, – так начиналось электронное письмо от Либби, мамы Тьюлип. Господи, ну что еще? – Тьюлип сказала, вы поступаете на медицинский факультет. – (Черт. Да, Элис проболталась. Они ехали в автобусе домой, и Тьюлип упомянула, что завтра у нее тест, а она их терпеть не может. Элис сказала, что тестирование – это хорошо, ведь ты никогда не узнаешь, на что способен, пока не проверишь свои знания. Тьюлип спросила, когда Элис в последний раз писала тест, а Элис ответила, что не так давно, и кстати…) – Вы сказали ей, что будете сдавать MCAT в конце лета. Для нас это большая неожиданность. Когда девять месяцев назад вы проходили собеседование, то заверили нас, что готовы к длительному найму. – (Так оно и было. На тот момент. Черт.) – Получается, вы все девять месяцев знали, что пойдете учиться, и ничего мне не сказали. – (Элис знала об этом целых три года. Упс!) – Полагаю, нам следует поговорить, и как можно скорее. Вы не могли бы прийти к нам завтра в десять утра? Тьюлип будет в бассейне».

Это что-то новенькое. Обычно Либби просто сбрасывает бомбу по электронной почте. Увольнение при личной встрече – неожиданный вариант развития событий. Наверное, дело в уязвленном самолюбии. Может, хочет, чтобы Элис умоляла ее оставить. Наверное, Либби гнобят на работе, и она таким образом самоутверждается.

Элис поделилась своими соображениями со специалистом по этике.

– Чего она злится из-за такой ерунды?

– Не совсем так, – возразил Гровер, довольный тем, что ему выпала возможность отвлечься. – Представь, какой, должно быть, стресс – искать новую няню. Ты обладаешь набором навыков, которые трудно найти. Она просто боится тебя потерять.

– Кажется, я ее раздражаю. Либби уже три раза меня увольняла.

– И ты каждый раз просила тебя не выгонять?

– Нет.

– Вот видишь, ты незаменима.

– Мне кажется, это ее муж заставляет взять меня обратно, – заметила Элис. – Похоже, Либби часто принимает поспешные решения, а он притормаживает свою жену.

– Возможно, – отозвался Гровер. – Значит, ты нравишься ее мужу.

– Да не нравлюсь я ему. Просто он не хочет заморачиваться с поиском новой няни. Эти Несбитты – оба финансисты. Постоянно на нервах. Чуть что – сразу орут и скандалят, как дети.

– Хорошая у тебя работа, ничего не скажешь.

– Тьюлип славная девочка. Ради нее можно и потерпеть. – Действительно, Элис и Тьюлип отлично ладили. Если бы Элис составляла список друзей – а их насчитывалось не так уж много, – то Тьюлип оказалась бы в самом верху. С ней было легко общаться (хотя в данном конкретном случае Элис, пожалуй, следовало держать язык за зубами).

– Не стоит недооценивать значимость своей работы, – изрек Гровер. – Знаешь, что сказал Конфуций? – (Элис показалось, что он уже не беседует, а надиктовывает очередную колонку. Это прикольно или стремно? Вдруг Либби читает «Ловец жемчуга»?) – Существует много способов быть человеком – богатым, бедным, здоровым, больным, красивым, безобразным, смелым, робким. Все мы приходим к этому разными путями, потому мы такие разные. Но кое-что общее у нас все-таки есть. Угадай, что?

Пора завязывать с парнями, которые строят из себя интеллектуалов, проворчал внутренний голос. В колледже Элис восхищалась легкостью, с какой они произносили пространные речи, цитируя труды великих мудрецов, однако с годами очарование рассеялось. Впрочем, Гровер ей нравился, и она решила дать ему шанс.

– Мы все умрем?

– Нет. В смысле, да, умрем, но я не об этом. Все мы нуждаемся в заботе. – Гровер сделал многозначительную паузу, а потом продолжил: – Мы не можем встать на ноги и пойти сразу же после рождения, как олени. Нас нужно кормить, нас нужно носить. Не думай, что ты просто моешь посуду: ты передаешь этой девочке бесценный опыт.

Элис рассеянно кивнула. Ей вспомнилась мать и собственный бесценный опыт. Пенелопа Квик о ней заботилась. Гуничка, ты здесь? Мама всегда знала, где Элис прячется. Она притворялась, будто не может ее найти, но мама всегда точно знает, где ты. Мама всегда рядом. А потом в один прекрасный день ты уезжаешь на Гавайи, целых три года не получаешь от нее ни одного электронного письма и чувствуешь себя брошенной. Во второй раз.

– Видимо, мне стоит побороться за эту работу.

– Не могу за тебя решать. Но мой совет – да, стоит побороться.

– Ты мудр не по годам, – заметила Элис. Гровер покраснел и застенчиво улыбнулся.

– Знаю, – ответил он и сделал глоток чая.

Спасибо, Господи, спасибо, Иисус, спасибо, все ангелы и святые.

Так подумала Питтипэт, когда доктор Экономидес сообщила, что у нее болезнь Крона, и выписала несильные стероиды. Все могло быть гораздо хуже! Спустя годы она будет прилагать значительные усилия, чтобы смотреть на жизнь именно таким образом. Какое безобидное название – болезнь Крона! Питтипэт ничего о ней не знала и записала это в плюсы. Разве может быть страшной болезнь, о которой тебе ничего не известно? Она ни разу не видела, чтобы кто-то собирал благотворительные взносы на помощь пациенту, страдающему болезнью Крона. Она ни разу не слышала, чтобы о ком-то говорили: «Он победил болезнь Крона». Когда ее отношения с болезнью переросли в стойкую ненависть, в моменты отчаяния (как правило, в туалете) Питтипэт старалась вспомнить свое первое смущение и облегчение.

Только в такси по пути домой, загуглив «болезнь Хрона» и получив результаты с поправкой «болезнь Крона», Питтипэт поняла: это навсегда. Остаток дня она не отрывалась от телефона, погрузившись в обстоятельное изучение медицинских подробностей.

Билл не поинтересовался, где она была. На всякий случай Питтипэт приготовилась ответить, что выбирала краску для ванной в «Фэрроу энд Болл», однако Билл не спросил. Это ее задело. Он оторвался от книги, сонным голосом сказал, что она красивая, и тут же вернулся к чтению. Комплимент показался неискренним, как ритуал, который он не понимает и в который не очень верит.

Билл надеялся, что Питтипэт спросит, как прошло занятие, но она не спросила.

Питтипэт отправилась в ванную, закрыла за собой дверь, пустила воду и мучительно, яростно опорожнила кишечник. Лежа на большом диване в гостиной, Билл не догадывался, что происходит, так же как не догадывался, что на этой неделе его жене сделали колоноскопию. Он перевернул страницу и принялся читать про Школу Чистой Земли и нэмбуцу.

На Элис обрушилась муторная усталость. Открыть учебник и сосредоточиться оказалось выше сил. Даже если не думать о Мередит и Либби, легче не становилось. Она надкусила круассан с шоколадом и прочла статью о гостинице в форме огромного кренделя. Ее терзали муки совести от того, что она не занимается, но у нее не хватало энергии даже на то, чтобы как следует их прочувствовать. Было еще рано, однако Элис уже решила, что день потерян и сегодня вечером она уснет в дурном расположении духа. Такие мысли только ухудшали настроение, а от этого хотелось спать.

Сидящий через стол Гровер остервенело печатал. Элис не знала, что он считает свой текст бездарным, и не без оснований: текст действительно был бездарным. Видя, как Гровер стучит пальцами по черным клавишам маленького серебристого ноутбука, она внезапно почувствовала непреодолимое желание его отвлечь.

– Гровер Кайнс?

Плечи Гровера расслабились, стук пальцев по клавишам стих. Он улыбнулся, радуясь передышке.

– Элис?

– Привет.

– Привет.

Элис поняла, что на самом деле ей нечего сказать, и на мгновение растерялась, однако Гровер был из тех собеседников, которые способны вытащить любую беседу из мощных челюстей неловкого молчания.

– Фанатка Черчилля? – поинтересовался он.

– Что?

Он указал на ее учебник. На передней обложке Элис написала: «Сегодня, сейчас мы – хозяева своей судьбы, и нам по силам решить стоящую перед нами задачу; нам хватит стойкости и мужества, чтобы выдержать все испытания и лишения».

– Надо же, ты узнал.

– Это знаменитая речь.

– Да уж, – отозвалась Элис и тут же добавила: – Мой бывший парень был одержим Черчиллем.

– Ах, вот оно что. – Последовала пауза. Гровер вновь спас ситуацию: – Значит, ему пришлось выбирать между тобой и Черчиллем, он выбрал Черчилля, поэтому вы и расстались?

– Вовсе нет, мне тоже нравится Черчилль. Только не нравилось, насколько сильно Черчилль нравится ему.

– Ясно.

Гровер не был уверен, стоит ли продолжать, но в этот момент Элис решила, что ей необходимо выговориться.

– Вообще, в том, чтобы встречаться с фанатом Черчилля, есть и положительные стороны. Например, очень легко покупать подарки. На каждый день рождения он звал гостей, и стол для подарков напоминал сувенирный магазин. Любимые сигары Черчилля, любимое шампанское. Галстук-бабочка с маленькими Черчиллями. Статуэтки, постеры, календари – все что угодно. Я подарила печатную машинку с королевским гербом, такую же, как в музее Черчилля; заказала на «е-бэй». Она была очень крутая. Я радовалась, что смогу сделать хороший подарок. Он пришел в неописуемый восторг. А потом… возможно, из-за этого восторга… мне стало грустно. Тогда я поняла – не хочу, чтобы мне было так просто покупать подарки. Понимаешь? Однажды я спросила его начистоту: «С тобой ни разу такого не было, чтобы ты однажды утром проснулся и подумал: “Может, вся эта тема про Черчилля не такая уж интересная”»? А он на полном серьезе ответил: «Нет, ни разу».

– Ну-у, – задумчиво протянул Гровер, – Черчилль действительно выдающаяся личность.

– Да-да, я в курсе, он первым предостерег всех от фашизма, боролся с оппозицией и фрондой внутри партии, не давал правительству развалиться, пока Америка не вступила в войну, поставил на кон всю свою власть и выиграл, спас западную цивилизацию. Да, Черчилль сам по себе интересен, только одержимость Черчиллем ни разу не интересна. Такое ощущение, что меня окружают фанатики. Моя подруга Мередит одержима игрой на скрипке. Мой брат… судя по постам в фейсбуке, сейчас одержим буддизмом. Им-то хорошо, но находиться рядом с ними совершенно невозможно.

– Пожалуй.

– Наверное, я завидую таким людям, поэтому меня и тянуло к Карлосу. Я считала его немного скучным, и он, скорее всего, тоже считал меня скучной – в основном потому, что я не Черчилль, – но я оставалась с ним, поскольку в тот период моей жизни все остальное требовало значительных усилий. – Элис решила, что чересчур разоткровенничалась, однако ей хотелось завершить мысль. – Правда, я действительно восхищалась тем, как он сосредоточен на одной теме. Жаль, я так не могу.

– Почему?

– Потому что это единственный способ стать великим в своей области.

– Разве так важно – стать великим?

Элис вспомнила покрасневшие глаза матери. Тебе повезло. Ты играешь на рояле.

– Да.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, это заложено в ДНК. (Неправда. София Хьяльмарссон никогда не хотела быть великой и вполне в этом преуспела. Она держала маленькое интернет-кафе где-то на побережье Норвегии, воспитывала двоих детей и достигла на удивление заурядных успехов в обоих занятиях.) – Если у тебя есть дело всей твоей жизни, ты так или иначе в нем преуспеешь. А единственный способ заниматься делом всей своей жизни – исключить остальные дела.

– Значит, ты не веришь в миф о разносторонне образованных людях?

– Не верю. Хорошо ты сказал – «разносторонне образованный», – с улыбкой заметила Элис. Гровер смущенно пожал плечами. Какой он красивый. – Карлос, как бы плохо я о нем ни отзывалась, стал великим в… области познаний о Черчилле, а это кое-чего стоит. Он писал о нем книги, получал награды…

– Погоди-ка, – перебил Гровер. – Ты, случайно, не Карлоса Декэя имеешь в виду?

– Да, – вздохнула Элис.

– У меня есть его книга, – сказал Гровер и тут же пояснил: – Я получил ее бесплатно, по работе. Еще не читал.

– Думаю, она хорошая. Ее написал человек, который знает о Черчилле все.

В воздухе повисла пауза. Элис взглянула на свою руку. Четвертая пястная кость, пятая пястная кость.

– Не переживай, – наконец произнес Гровер. – Скоро ты тоже обретешь дело всей своей жизни и станешь такой же занудой, как твой бывший парень.

Элис недоуменно взглянула на него. Он указал на желтый учебник.

– Медицина.

– Ах да. – Неприятно кольнуло напоминание о том, что нужно заниматься. – Пожалуй, мне пора…

– Мне тоже.

И они оба вернулись к работе.

Только Питтипэт улеглась в ванну, как в дверь постучал Билл.

– Через сколько ты будешь готова?

Питтипэт отодвинула с глаз махровое полотенце.

– Ты о чем?

– Мы идем на ужин к Заку и Маше.

– Что?!

– Это отмечено в календаре.

Да, действительно. Просто Питтипэт уже забыла, когда Билл в последний раз вспоминал про Зака и Машу. Точнее, она забыла, когда Билл в последний раз о чем-то вспоминал. Вместе, но параллельно, совсем как во времена работы над «ХочуВотЭто». Только тогда на горизонте маячила куча денег и безбедная жизнь, а на сей раз на горизонте не маячит ничего интересного.

Ресторан находился в Нижнем Манхэттене. На Вест-Сайд-Хайвей стояла пробка.

– Ненавижу опаздывать, – сказала Питтипэт.

– Мы не опаздываем.

– Еще как опаздываем.

Билл закрыл глаза.

– Намо Амида Буцу.

– Это что такое?

– Молитва. Ее называют нэмбуцу. Буддийская.

Питтипэт отвернулась к окну и закатила глаза. Такси дернулось и остановилось. Теперь они точно опоздают.

– Намо Амида Буцу, – повторил Билл.

Питтипэт чувствовала – он ждет ее вопроса.

– И что это значит? Намо…

– Намо Амида Буцу. Переводится как: «Поклоняюсь Будде». Точнее, одному конкретному Будде – Амиде.

– Разве Будда не один?

– Э-э… типа того. Не знаю. Наверное, Амида скорее бодхисаттва.

– Что такое «бодхисаттва»?

Лицо Билла просветлело. Ему хотелось, чтобы она расспросила его о занятиях. Может, из-за того, что машина застряла в пробке, или из-за того, что кишечник наконец угомонился, Питтипэт и сама захотела послушать. Биллу шел нелепый энтузиазм – по крайней мере, сейчас. Она решила, что не станет брать его за руку, но если он сам проявит инициативу, возражать не будет.

– Бодхисаттва – вроде как буддийский супергерой. Он набрал тонну кармы, ее вполне хватит, чтобы достичь нирваны, но вместо этого остается здесь, в нашем мире.

– Как чувак, который ошивается в колледже, хотя уже лет десять как выпустился?

Биллу сравнение понравилось.

– Точно. Он хочет остаться, чтобы использовать свою силу ради добра. Мне так кажется. Не знаю. Я об этом прочитал. В общем, он приносит обет…

– Он?

– Или она. Он или она приносит обет и клянется творить добро, чтобы победить зло. Когда кто-то призывает Амиду, тот всегда приходит на помощь. Не важно, кто эти люди, где они находятся, что делают и что делали в прошлом. Если они говорят: «Намо Амида Буцу», то есть «Призываю тебя, Будда Амида, помоги мне», он спускается с небес и переносит их в Чистую Землю.

– Чистую Землю?

– Что-то вроде рая.

– Значит, призвав Будду Амиду, ты умрешь?

Билл задумался.

– Возможно.

– Надеюсь, что нет.

– Вряд ли. Скорее всего, нет. Я так думаю, люди используют эту молитву при каждом удобном случае. Например, когда стоят в пробке. Намо Амида Буцу.

– Намо Амида Буцу, – повторила Питтипэт. Автомобиль тронулся. Они рассмеялись. Билл взял ее за руку. Она улыбнулась, глядя в окно.

Вскоре они прибыли на тихую мощеную улочку, на которой располагался выбранный Заком ресторан под названием «Все на свете». Найти его не так-то просто: темный вход прятался под серым козырьком, словно популярный артист, надвинувший на нос бейсбольную кепку, чтобы его не узнали в аэропорту. С розового неба струился золотистый свет. Зак и Маша ожидали снаружи, как и полагается теплым июльским вечером. Они выглядели счастливыми и довольными жизнью. Билл познакомился с ними еще до встречи с Питтипэт, поэтому та все время чувствовала себя немного неловко, словно случайно вклинилась в беседу давних друзей. Однако Маша была с ней очень любезна, хвалила ее наряды, и сегодняшний вечер не стал исключением.

– Бро, – обратился Билл к Заку.

Билл и Зак начали говорить «бро» много лет назад, когда все так говорили, а когда все перестали, тоже перестали. Однако, раз их дружба сложилась во времена «бро», они до сих пор оставались друг для друга бро.

– Бро, – отозвался Зак. Они обнялись.

В последний раз бывшие партнеры виделись три месяца назад. Питтипэт внезапно заметила, что ее муж похудел и как будто прибавил в росте. Билл не особенно занимался спортом, тем не менее стал выглядеть свежее и крепче.

Они вошли в ресторан, заказали напитки и заговорили о «ХочуВотЭто». Зак остался в компании в качестве члена совета директоров и консультанта. Билл забрал деньги и ушел, и теперь ему было любопытно послушать, что происходит без него.

– Ну как дела?

– Не спрашивай, – отмахнулся Зак и тут же принялся рассказывать. Дела идут хорошо, даже замечательно. Продажи растут. Вовлеченность пользователей немного упала, однако все равно большая. Но потом Зак понизил голос. Билл понял: сейчас друг поведает нечто важное, и если информация попадет не в те руки, акции компании рухнут. Он сглотнул и подался вперед.

– Несколько недель назад мы получили письмо от юриста.

Билл рассмеялся.

– Звучит как начало интересной истории.

– К сожалению, так происходит все чаще и чаще, – без улыбки подтвердил Зак.

– Что за письмо?

Зак выдохнул, ссутулился.

– В общем, одна женщина из Феникса, – проговорил он и тут же уточнил: – Афроамериканка, – таким тоном, будто пытался сказать: она не плохая, мы ни в чем ее не обвиняем, если бы такое стряслось с какой-нибудь другой компанией, мы всей душой болели бы за эту женщину, нооооооооо: – Она подала на «ХочуВотЭто» в суд и обвиняет нас в расизме.

У Билла упало сердце. Странно – еще год назад, когда на кону стояло так много, он бы просто посмеялся, а теперь, когда дела компании его не касаются, ему не до смеха.

– Это кто-то из сотрудников?

– Нет-нет, ни в коем случае, – заверил Зак. – Просто клиент. Дело не в дискриминации при найме. Она считает само приложение расистским.

Билл немедленно начал вспоминать всех цветных сотрудников – программистов, художников, офис-менеджеров, стажеров. Разве кто-нибудь из них говорил нечто подобное? Никто. А их было много. Действительно много. Или все-таки недостаточно? А сколько достаточно? И даже если у кого-нибудь действительно случилась проблема с приложением, могли ли они обратиться к Биллу? Стали бы они обращаться? Выслушал бы он их? Он вообще их слушал?

Питтипэт заметила, что Билла бросило в пот.

– Черт, – только и сказал он.

Зак удивился, но продолжил:

– В общем, несколько недель назад эта дама скачала «ХочуВотЭто» и почему-то стала снимать, как она им пользуется. Скорее всего, снимал ее сын. Так вот, открывает она приложение…

– О господи, – произнес Билл, поскольку догадался, что будет дальше.

– …и первое, что попадается ей на глаза, первое, что «ХочуВотЭто» рекомендует этой афроамериканской даме, – жареная курица.

Питтипэт рассмеялась, но тут же осеклась.

– Ты серьезно?

– Слушай дальше, – ответил Зак, тоже начиная смеяться. – Она свайпает влево, и следующее, что предлагает программа, – билет на баскетбольный матч.

– О нет! – шутливо воскликнула Питтипэт. Билл молчал.

– Она снова свайпает влево, а дальше… поверить не могу, что такое возможно… она видит набор для измерения сахара в крови.

– Бог ты мой! – ахнула Питтипэт. – Кто может такое захотеть?

– Это часть нашей филантропической инициативы, – пояснил Билл. – Идея в том, чтобы каждое пятидесятое или сотое «ВотЭто» было что-нибудь полезное: презервативы, витамины, ссылка на сайт «Среда обитания для человечества»[29]29
  «Среда обитания для человечества» (Habitat for Humanity) – международная неправительственная некоммерческая организация, занимающаяся строительством доступного жилья для бедных и бездомных во всем мире.


[Закрыть]. Зак, это плохо.

– Ну не знаю. Ролик уже пару недель висит на ютьюбе, а просмотров у него не так много.

– Стесняюсь спросить, – вмешалась Питтипэт, – «ХочуВотЭто» действительно грешит расизмом? Программа знала, что женщина – черная, и исходя из этого выдавала рекомендации?