Книга: Одна заживу, сама с собой - Тисако Вакатакэ

Плюсы: выбор интересной темы — осознание личного опыта на закате лет.

Мысли: я две недели ждала книгу в библиотеке, чтобы прочесть её за пару часов. Не могу сказать, что оно прям уж того стоило. Тем не менее, эта книга не так уж и плоха, а местами обладает медитативным действием, погружающим читателя не столько в мысли Момоко-сан, сколько в его собственные. Просто данное чтение специфично и требует конкретного настроения.

Техника. Перевод произведения довольно специфичен — использование различных русских междометий не кажется оправданным. Если честно, это даже поставило в тупик на первых страницах... Стиль повествования довольно рваный — то мы видим коротенькие предложения и абзацы, не всегда связанные между собой, то рассказ идёт ладно и гармонично. Мне такие качельки не очень по душе. Описания довольно лаконичны, поскольку основа повествования — поток сознания героини. Диалоги присутствуют в виде воспоминаний, они неплохи. И... это единственная книга серии «Loft. Восточная коллекция», у которой нет аудио-версии :(

Содержание. Представьте, что вы зашли в гости к соседке-бабуле. Представьте, как вы идёте по деревянному полу, медленно следуя на тихое бормотание. Вы чуть отодвигаете лёгкие двери-сёдзе. За столиком в традиционной позе сидит старушка — усохшая, сморщенная, немного неаккуратная. Она сидит с чашкой чая в руках и постоянно что-то бормочет. Примерно так и будет выглядеть ваше знакомство с Момоко-сан. Вот только исходя из книги японский антураж как раз-таки и будет придаваться мелочами, указывающими на национальные особенности.

Человеческое сердце просто так не разберешь. В человеческом сердце несколько слоев. Есть слой, в котором я родилась и смотрю на мир глазами младенца, потом слой, нужный для моей дальнейшей жизни, и все такое, есть еще очень толстый слой – там накопилось все то, чему меня научили или заставили научиться <...> – в общем, человеческое сердце – это, видать, как оболочки Земли.

Впрочем, вышеуказанный антураж вполне присутствует в стиле размышлений героини. Что особенно заметно в тех периодах, которые написаны ладным текстом. По мере прочтения вы будете погружаться в самоосознание о баа сан [бабушки], медленно, но верно. При этом текст не отдаёт тягучестью болота, с которой обычно сталкивается читатель в такого рода произведениях. Нет, это скорее как диалог с пожилым человеком, который периодически находится в ясном сознании, а иногда погружается в себя. В принципе, эта книга может даже подарить ощущение уюта. Однако, если вы будете настроены более скептически, т.е. попадёт не под настроение, с большей долей вероятности она покажется вам... странной и смешной.

Тем не менее я бы не стала отрицать, что в тексте есть несколько правильных/хороших/логичных умозаключений о житейском опыте. Но в большинстве своём это каша из воспоминание заурядного человека. Грубо говоря, вы и без этой книги на собственном опыте можете знать [или познаете позже всё], что было рассказано устами Момоко-сан. Есть ли смысл трать пару часов своей жизни на данный текст? ... «Почему бы и да», если у вас подходящее настроение?

Итог: специфично, медитативно, самокопательно и немножко безумно. Прочитать можно, но позитивный опыт не гарантирован ;)

Повествование в романе крайне необычное: писательница полностью передает внутреннее течение мыслей старушки с помощью звуков, образов, восклицаний. Тут и скрежет, и путанные фразы, и повторы. Вместе с тем сюжетные линии построены аккуратно, например, когда героиня сбегает из дома навстречу самостоятельности, она видит интересного спутника в поезде. Мысли о случайном попутчике возвращаются к ней спустя десятилетия - красивая цикличность.

После прочтения вы не запомните и половину сюжета, но точно ощутите настроение книги. Это роман-впечатление, роман-состояние. Я вряд ли перечитаю эту книгу, но неспешность бывает полезна.

Время беспощадно. Я писала о конечности, причудливом повторении событий и деталей, и сама книга кажется ценной особым, спокойным отношением к жизни и смерти, расставаниям, встречам. Все проходит, но важно бережно относиться к своей душе, телу, воспоминаниям.

Тисако Вакатакэ отправилась на курсы литературного мастерства в 55, а через восемь лет написала эту книгу. Люблю такие истории. Вспомнила Анри Руссо, который начал рисовать в 42; найти увлечение, хобби, любовь всей жизни можно в любом возрасте.

Просто поток мыслей одинокой пожилой женщины, которая вспоминает мужа, вспоминает причины вставать по утрам, с трудом вспоминает себя молодую, и находит радость лишь в общении с родными и внуками.

Наверное, в моем нормальном состоянии, я бы не оценила. Но так совпало, что у меня в тот момент тоже процесс чаепития затягивался на целый день. И книга помогает понять будни наших пожилых родных, что ценно. Warning! После прочтения возникает острое желание позвонить бабуле.

И тут, совсем не к месту, дико раскачивая бедрами, вылезли ворсинки [ее кишечника] в плюмажах из красных, синих и желтых перьев и в черных колготках в сеточку: "Живя во имя любви, никто из нас не может дышать полной грудью! Что же такое любовь?"

Эм... Никто не одинок, если у него такие мудрые ворсинки кишечника, да еще в колготках. А вот к голосам в ее голове у меня есть претензии. В какой-то момент они вкрадчиво интересуются "А самоубиться ты когда собираешься?". Бабуль - да это демоны, в храм беги скорее. Если серьезно - у меня большие претензии к лаконичности, драматичности и обосную. Все, что привело ее в данную точку, снято очень по верхам, вот где лаконично, а хотелось бы подробно. Почему у нее нет друзей? Один-единственный эпизод поясняет, что она очень ранимая, и единственное замечание надолго загоняет ее в раковину. Вот это выразительная мощь - с одной сцены стало все понятно. Почему так любит мужа и убивается? Ну... Он-мужчина, замуж ее позвал, жил с ней. Все. И семья у нее была авторитарная, и дети непутевые (про сына понятно, про дочку я вообще не поняла). Как-то так. Да чего я - обоснуй же тут не главное. А главное - крик томящейся от одиночества души и плач Ярославны. Буквально, с визуализацией - ыуа, быпы, на кого ж ты меня. Вот здесь бы хотелось полаконичнее - куча повторов, как стилистических, так и чисто языковых, одна и та же мысль растяяягивается на три-четыре строки. И чего-то в последний трети забылись голоса в голове и ворсинки, да даже диалект забылся, и японская бабушка просто вспоминает свою бабулю, себя маленькую, и... Да я сейчас и книгу перескажу. Немудрено - 170 страниц внутреннего монолога с голосами в голове и ворсинками и ыуая. На самом деле это - безобразие. Есть негласный переводческий закон - НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не передавать иностранный диалект, каким бы важным для сюжета он ни был, русским диалектом. Почему? Ну подумайте - персонаж, говорящий коли, али, пык-мык, чаво, автоматически воспринимается как простой русский персонаж. И вместо японской бабушки я получила ruski babush'ka на завалинке. Почему негр Джим из "Гека Финна", Эйбилин и Минни из "Прислуги" говорят стилистически нейтрально? Хотя в "Прислуге" их диалект - это фундамент, который в оригинале передает пропасть между ними и белыми барышнями. То есть из диалекта и этнического персонажа - вы выбрали диалект... Я-то зашла за японской бабушкой - но это же не главное, а главное - вселенский плач одинокой души и ворсинки в колготках. Причем слова - это только шапка диалекта. Не могу понять, почему в одном месте соседствуют ничаво и ничегошеньки. Диалект?

Она любила себя, когда писала в блокнот.

Что? Что она делала - может, нравилась себе? Ох уж эти русские, вечно они все любят. Ой, а у нас Япония. Ну они, наверно, тоже. Я все ждала, что она запоет "В рисовом поле сакура стояла". Крик души же, а русской или японской - так, детали. Дочка пришла с внучкой-Саякой... А японские имена вообще склоняются? Саякой, Каякой, Садакой, Хаяоем (или Хаяем?). Тоже диалект?
Из плюсов - обложка бомбическая, с окошком, двери сёдзи. Красота. И я поржала от души над али коли и ворсинками. Жаль, что все потерялось в последней трети. В принципе и все. На самом деле это называется неадекватным переводческим решением. Я зашла за японской бабушкой - а вышла 100%я русская Баба Яга, сама себя загнавшая в такое состояние - ну и редкие вкрапления японских реалий, на фоне али-коли выглядящие случайными. Не знаю насчет гимна одиночеству - по мне так поменьше бы гимна и побольше бы причин. Хотя чего это я - "роман" в 170 страниц настолько пронзен одиночеством, что здесь даже кавычки одинокие. Где-то они открывают цитату без конца, где-то - заканчивают без начала. Ах да - я поражаюсь темной издательской магии, в которой в бумажной и электронной версии одинаковое количество страниц. Что же они такое сделали с текстом? Я надеюсь, что отговорю от покупки сего "гимна одиночеству" за 500 рублей, которые берут, видимо, за красивую обложечку, белую бумажечку и жадное издательство. Ворсинки кишечника в колготках - просто топ.

Для читавших и просто любопытных:

Не так-то просто взять и вот так с кондачка очертить самоё себя (кстати, а вы какую форму любите употреблять: «самоё себя» или «саму себя»?). Обычное детство, обычные родители, обычный муж, обычные дети, обычная работа. Разве что говорок необычный (кстати, в романе это неплохо передано). Обычные косяки в воспитании, которые по традиции передаются из поколения в поколение, потому что никто не хочет притормозить и задуматься не об этих самых традициях и собственных желаниях, а о другом человеке.

Следует сразу быть готовым к тому, что текст написан с несколько непривычного для нас созерцательного японского ракурса. Если читали Кавабату Ясунари, то вы поймёте, о чём я. В западной книжке такого толка главная героиня испытывала бы безумные эмоции по поводу своего прошлого, раз уж удалось его переосмыслить. Момоко-сан не жаждет что-то изменить в прошлом, чтобы сделать его идеальным, высокоэффективным и доведённым до совершенства. Скорее, она ищет там подсказки, чтобы не затеряться в пустоте настоящего. Впервые в жизни бабульки нет никаких предписаний, указаний и традиций поведения, которые бы подсказали ей, что нужно делать вот-прямо-сейчас. Да и желаний особенных уже нет.

Тут может показаться, что мини-романчик как-то крутится рядом с темой суицида от одиночества, но таких мотивов нет и в помине. Вообще, много непривычного. Например, ценная мысль, что можно больше всего на свете любить себя, но быть при этом не говнюком-эгоистом. И что если ты себя любишь больше, чем своих дитачек, то вполне возможно принести им больше добра и счастья, чем если ты над ними трясёшься и сдуваешь пылинки. Впрочем, это не роман о гиперопеке. Вот так вот, проще сказать, о чем он «не».

Бабуля-сан ищет ответ на вопрос, зачем ей дальше коптить небо, и находит его простой, если не сказать — тривиальный. Но разве это плохо? Интересен не сам результат поиска, а процесс и мотивы, которые к началу этого поиска привели. Да и никто в жизни не устраивает соревнование, у кого смысл жизни круче и необычнее. Всё-таки не тринадцать лет персонажу, автору и читателю.

Кароч, не нужно ждать 74 года, чтобы задуматься о том, куда ты катишься и зачем. Но к решению о поиске самоидентичности нужно прийти самостоятельно, а мой книжный отзыв и вся книжка автора с именем, которое я мгновенно забываю, если не смотрю на обложку (название тоже забываю и про себя говорю: «Одна стою тут, вся такая красивая»), могут только к этому решению немножечко вас приблизить.

Получилась насквозь японская проза об одиночестве, смятении, неумолимости времени и семье. Автобиографическая, эмоциональная, очень искренняя, состоящая из рефлексии, внутреннего монолога и почти не имеющая сюжета. В ней нет какой-то идеи фикс или оригинальности в подаче, даже не стоит искать. В русле современной японской литературы она, можно сказать, выглядит камерно, настолько все эти приёмы и мотивы "изъезжены" (не говоря уже о классической – первой половины XX века). Но повесть вовсе не о новизне, а о личном опыте, который редко бывает скучным или клишированным. И это, конечно, не тот случай. Старость здесь, хоть и одинокая, вовсе не выглядит безнадёжной, грусть – скорее светлая и жизнеутверждающая. А текст лаконичный, трогательный и важный.