Текст книги "Механическая принцесса"

7
Посмей желать

Когда б ушедший год мне предложили снова,

Когда б мне дали право выбирать,

Избрала бы я счастье вместе с болью

Иль предпочла б тебя и вовсе не встречать?

– Августа Грегори, «Когда б ушедший год мне предложили снова»

Кому: Консулу Вейланду

От: Габриэля и Гидеона Лайтвудов

Многоуважаемый господин консул!

Мы глубоко благодарны Вам за то, что Вы дали нам задание следить за поведением миссис Бранвелл. Как известно, за женщинами всегда необходимо присматривать, чтобы они не сбивались с пути. С прискорбием сообщаем Вам, что до нас дошли тревожные сведения.

Для женщины нет обязанности более важной, чем ведение хозяйства в собственном доме, и одна из главных женских добродетелей состоит в бережливости. Миссис Бранвелл, однако, получает удовольствие от траты денег и не заботится ни о чем, кроме своего внешнего вида.

Хотя во время Вашего визита она была одета весьма скромно, нам тяжко сообщать, что в свободное время она окружает себя прекрасными шелками и самыми дорогими украшениями. Вы просили нас об этом, и, хотя нам претило вмешиваться в частную жизнь женщины, мы все же нарушили границы приличия. Мы могли бы в подробностях передать Вам содержание ее письма модистке, но опасаемся, что оно покажется Вам слишком возмутительным. Достаточно упомянуть, что на шляпки тратится столько денег, сколько за год зарабатывает крупное поместье. Нам сложно даже предположить, зачем одной-единственной женщине столько шляпок. Как нам кажется, у нее, как и у всех людей, только одна голова.

Хорошие манеры ни за что не позволили бы нам критиковать женские наряды, если бы это не сказывалось на нашей жизни. Миссис Бранвелл чудовищным образом экономит на всех хозяйственных нуждах. Каждый вечер она выходит к скудному ужину в роскошных платьях, сверкая мишурой. Недостаток питания, как Вы можете представить, дурно влияет на Ваших отважных Сумеречных охотников. Мы так слабы, что в прошлый вторник нас чуть не одолел демон Бегемот, а ведь Вам известно, что эти твари состоят в основном из вязкого вещества. Хорошо питаясь и поддерживая форму, любой из нас может без проблем разобраться с десятком бегемотов зараз.

Мы очень надеемся, что Вы сможете оказать нам поддержку и что пристрастию миссис Бранвелл к шляпкам – и другим предметам женской одежды, которые мы из вежливости не называем в нашем письме, – будет уделено должное внимание.

Искренне Ваши,

Гидеон и Габриэль Лайтвуды

– Что такое мишура? – спросил Габриэль, недоуменно смотря на письмо, которое он только что помог сочинить.

Большую часть письма продиктовал Гидеон, а Габриэль в основном покорно водил пером по бумаге, начиная подозревать, что за угрюмой маской брата прятался истинный гений комедии.

– Да какая разница? – отмахнулся Гидеон. – Запечатывай конверт. Давай передадим его Сирилу, чтобы он отправил письмо с утренней почтой.

Прошло уже несколько дней после битвы с гигантским червем, и Сесили снова была в тренировочном зале. Она проводила там почти все время и уже задумывалась, не перенести ли в зал кровать и остальную мебель из своей комнаты. Спальня, которую выделила ей Шарлотта, была практически лишена украшений и напоминаний о доме. Сесили ничего не привезла с собой из Уэльса, не ожидая, что задержится в Институте надолго.

Но здесь, в тренировочном зале, где хранилось оружие, она чувствовала себя хорошо. Возможно, потому, что в ее родном доме не было ни одной подобной комнаты. Это место было пропитано духом Сумеречных охотников. Здесь ничего не навевало воспоминаний. На стенах висели десятки видов оружия. Первый урок, который преподал ей Уилл, когда она все еще злилась на то, что вообще оказалась в Институте, заключался в том, чтобы запомнить названия каждого из них. Японские катаны, двуручные мечи, тонкие кинжалы, палицы и булавы, кривые турецкие сабли, арбалеты, рогатки и крошечные трубки, стрелявшие отравленными иглами, – Уилл перечислял все это, выкрикивая каждое слово, как будто оно тоже было отравлено.

«Сердись сколько влезет, братец, – думала тогда Сесили. – Теперь я могу притвориться, что хочу стать Сумеречным охотником, и тогда ты не сможешь меня отсюда отослать. Но я докажу тебе, что эти люди не твоя семья. Я увезу тебя домой».

Она сняла со стены меч и взвесила его в руке. Уилл говорил, что двуручный меч надо держать на уровне живота, направив острие прямо вперед. А чтобы нанести смертельный удар, нужно распределить вес на обе ноги и рубить с плеча.

Смертельный удар. Она много лет злилась на брата: ведь он бросил их и уехал в Лондон, к Сумеречным охотникам, чтобы, как говорила ее мать, посвятить свою жизнь бездумным убийствам, оружию, крови и смерти. Неужели ему было так плохо среди зеленых уэльских холмов? Чего ему не хватало в семейном кругу? Зачем было покидать синейшее из морей ради той пустоты, которой было пронизано все вокруг?

А теперь Сесили и сама проводила долгие часы в одиночестве в тренировочном зале, наслаждаясь своей безмолвной связью с оружием. Меч был тяжел, и ей это нравилось: казалось он помогает ей отгородиться от собственных чувств.

Несколько дней назад они с Уиллом обыскали весь город: опиумные притоны, игорные дома, прибежища ифритов – и все это слилось в единый круговорот света и запахов. Уилл держался не слишком дружелюбно, но Сесили понимала, что он поступил весьма великодушно, уже позволив ей сопровождать его в такой ответственной миссии.

Та ночь запомнилась ей надолго. Поначалу казалось, будто брат вернулся к ней, но проходили часы, и Уилл становился все более молчаливым, а по возвращении в Институт сразу же поспешил удалиться, явно желая побыть один. Сесили оставалось лишь вернуться к себе в комнату и лечь в постель. Она не сомнкула глаз до самого рассвета.

Собираясь приехать в Институт, она почему-то думала, что Уилла почти ничего там не держит. Она не предполагала, что его привязанность к этим людям может быть сильнее любви к собственной семье. Но той ночью Сесилия увидела, как надеялся Уилл и как разочаровывался всякий раз, когда они заходили в очередное место и спрашивали об инь-фене, но им отвечали, что наркотика нет. И она поняла – ей уже говорили об этом, но понимание пришло только теперь, – что с Институтом ее брата связывали узы ничуть не слабее кровных.

Теперь она взяла меч именно так, как учил Уилл: правая рука – под гардой, левая – на навершии. Но усталость дала о себе знать, и меч выскользнул из рук и полетел на пол острием вперед.

– Как неудачно, – сказал кто-то с порога. – Боюсь, такой выпад я могу оценить только на троечку. Быть может, на четверку – если, конечно, я захочу дать вам дополнительные баллы за то, что вы упражняетесь в платье.

Сесили резко повернулась и увидела Габриэля Лайтвуда.

– Быть может, мне нет дела до вашего мнения, сэр.

– Может, и так. – Габриэль вошел в комнату. – Вашему брату никогда до него не было дела.

– Что ж, в этом мы с ним согласны, – огрызнулась Сесили и подняла меч.

– Но в остальном у вас согласия нет.

Габриэль подошел ближе. Сесили взглянула в одно из висевших на стене зеркал и увидела, что Габриэль на целую голову выше нее. У него было удивительное лицо – красивое, с тонкими необычными чертами. На подбородке белел небольшой шрам, как будто однажды его полоснули острым клинком.

– Хотите, я покажу вам, как держать меч?

– Прошу.

Он молча поправил руки Сесили.

– Не стоит держать меч острием вниз, – заметил он. – Лучше острием вверх – чтобы противник напоролся на него, если решит пойти в атаку.

Сесили перехватила меч. Мысли путались. Она очень долго считала Сумеречных охотников сущими чудовищами, которые похитили ее брата, а себя воображала героиней, пришедшей, чтобы спасти его. Теперь, когда она поняла, что он не нуждается в спасении, и увидела, как добры обитатели Института, те детские фантазии стали казаться ей весьма странными. Сесили чувствовала тепло тела Габриэля, ощущала, как его дыхание щекочет ей волосы, и ее опьяняла возможность знать столько всего о другом человеке, касаться его кожи, чувствовать его запах…

– Я видел, как вы сражались в саду возле особняка, – произнес Габриэль.

Его грубые пальцы скользнули по руке Сесили, и девушка едва не вздрогнула.

– Плохо? – спросила она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более непринужденно.

– Страстно. Одни сражаются потому, что таков их долг, а другие – потому, что это им нравится. Вам нравятся битвы.

– Вовсе нет… – возразила Сесили, но не успела закончить фразу – дверь с громким стуком распахнулась.

На пороге стоял Уилл. Его синие глаза метали молнии.

– Чем вы здесь занимаетесь? – хмуро спросил он.

От дружеского расположения не осталось и следа.

– Я тренируюсь, – ответила Сесили. – Ты сказал, что я никогда не научусь без практики.

– А что здесь делает Габриэль Лайт-червь? – Уилл качнул головой в сторону юноши. – Прошу прощения, Лайтвуд.

Габриэль медленно отнял руки и отстранился от Сесили.

– Не знаю, кто учил твою сестру фехтованию, но она переняла много плохого. Я просто пытался помочь.

– Я ему разрешила, – добавила Сесили, сама не понимая, почему она защищает Габриэля. Возможно, ей просто хотелось позлить брата.

Так или иначе, ее план сработал. Глаза Уилла сузились.

– А он сказал тебе, что уже много лет пытается добраться до меня, чтобы отомстить за оскорбление, которое я будто бы нанес его сестре? – поинтересовался он. – Разве есть для этого способ лучше, чем через сближение с тобой?

Сесили повернулась к Габриэлю, который всем своим видом показывал, как он раздражен.

– Это правда? – спросила она.

Габриэль ответил, но обратился не к ней, а к Уиллу:

– Раз уж мы будем жить под одной крышей, Эрондейл, нам придется подружиться. Согласен?

– Я никогда не соглашусь на это, пока могу с такой же легкостью сломать тебе руку, как и просто взглянуть на тебя, – прошипел Уилл и снял со стены рапиру. – А теперь убирайся, Габриэль. Оставь мою сестру в покое.

Бросив на Уилла презрительный взгляд, Габриэль вышел из комнаты.

– Разве нельзя было обойтись без этого, Уилл? – спросила Сесили, как только закрылась дверь.

– Я знаю Габриэля Лайтвуда, а ты – нет. Позволь мне судить о нем. Он хочет использовать тебя, чтобы сделать мне больно…

– Ты правда считаешь, что весь мир крутится только вокруг тебя?

– Я его знаю, – повторил Уилл. – Он уже зарекомендовал себя лжецом и предателем…

– Люди меняются.

– Не так сильно.

– Но ты ведь изменился, – заметила Сесили и со звоном положила меч на скамейку.

– Как и ты, – к ее удивлению, ответил Уилл.

– Я изменилась? И как же я изменилась?

– Когда ты приехала сюда, – объяснил Уилл, – ты все пыталась уговорить меня вернуться домой. Тебе не нравилось учиться здесь. Ты притворялась, что это не так, но я все понимал. Затем фраза «Уилл, ты должен вернуться домой» сменилась на «Уилл, напиши письмо». И учеба начала тебе нравиться. Габриэль Лайтвуд – хам, но в одном он не ошибся: тебе понравилось сражаться с гигантским червем. В твоих жилах течет кровь Сумеречного охотника, Сеси, и она подобна пороху. Стоит один раз поджечь его – и погасить уже не удастся. Если ты проживешь здесь еще немного, ты станешь такой же, как я, и уже не сможешь покинуть это место.

Сесили искоса посмотрела на брата. Воротник его рубашки был распахнут, и в нем виднелась какая-то красноватая подвеска.

– Уилл, на тебе что, женский кулон?

Уилл быстро поднес руку к горлу, но не успел ничего ответить, потому что дверь снова распахнулась и на пороге появилась обеспокоенная Софи.

– Мастер Уилл, мисс Эрондейл, – сказала она, – я всюду вас ищу. Шарлотта велела всем собраться в гостиной – дело не требует отлагательства.

Сесили всегда была ребенком-одиночкой: ее старшая сестра умерла, брат покинул семью, и в окрестностях больше не осталось ни одного ребенка ее круга. Поэтому еще в детстве она научилась развлекать себя, наблюдая за людьми. Она никогда ни с кем не делилась наблюдениями, но сохраняла их в памяти, чтобы спокойно обдумать при случае.

Отказываться от давних привычек очень сложно, поэтому Сесили по-прежнему украдкой наблюдала за всеми обитателями Института, Когда она вошла в гостиную вслед за Уиллом, взгляд ее сначала остановился на Шарлотте, сидевшей за столом. Сесили познакомилась с Шарлоттой не так давно, но уже поняла, что она из тех женщин, которые сохраняют спокойствие даже под давлением. Миссис Бранвелл была очень худенькой, но сильной и напоминала Сесили маму, хотя и не склонна была ворчать по-валлийски.

Затем Сесили посмотрела на Генри. Он, пожалуй, стал первым, кто убедил Сесили в том, что Сумеречные охотники, хоть и отличаются от обычных людей, не представляют опасности. В Генри, который сейчас опирался о стол Шарлотты, не было ничего пугающего.

Дальше взгляд девушки скользнул по Гидеону Лайтвуду, который был не таким высоким и стройным, как его брат. Серо-зеленые глаза Гидеона повсюду следовали за Софи, как будто он был ее преданным щенком. Сесилия не знала, заметили ли остальные обитатели Института его привязанность к горничной, и не имела ни малейшего представления о том, как относится к этому сама Софи.

Следующим на очереди оказался Габриэль. Он прислонился к креслу, в котором сидел его брат, и был похож на сжатую пружину, готовую вот-вот распрямиться. Глаза его сверкали. Напротив Лайтвудов на темной бархатной софе сидел Джем, а рядом с ним – Тесс. Джем повернулся к двери, когда она отворилась, и, как всегда, просиял при виде Уилла. Сесили было интересно, ведут ли себя так все парабатаи или же Уилл с Джемом были особенные. В любом случае столь тесная близость пугала Сесили: должно быть, непросто так сильно зависеть от другого человека, особенно настолько хрупкого, как Джем.

Тесс накрыла ладонью руку своего жениха и шепнула ему что-то. Джем улыбнулся Затем Тесс взглянула на Уилла, а тот прошел через комнату и по обыкновению встал возле камина. Сесили никак не могла понять, почему брату так нравилось именно это место – то ли ему вечно было холодно, то ли он считал, что выглядит особенно эффектно, когда рядом с ним пляшут языки пламени.

«Должно быть, ты стыдишься брата. Запретная любовь к невесте друга…» – сказал ей Уилл. Если бы на его месте был кто-то другой, она бы посоветовала ему не держать все в секрете. Рано или поздно все тайное становится явным. Но в случае с Уиллом она не была в этом уверена. Он мог прятаться и притворяться годами. Он был прекрасным актером. Не будь она Сесили, его сестрой, она ни за что бы не догадалась о его чувствах.

Но самое ужасное – то, что ему не придется хранить этот секрет вечно. Когда Джем умрет, тайна выйдет на свет. Если бы Джеймс Карстерс не был так невероятно добр и великодушен, Сесили, пожалуй, возненавидела бы его за страдания брата. Мало того что он собирался жениться на девушке, в которую был влюблен Уилл, он еще и умирал, а от его смерти Уилл мог никогда не оправиться. Но нельзя винить человека за то, что он умирает. Можно винить его за умышленный побег, за разрыв с семьей – за все то, что сделал ее брат, – но за то, что он умирает, – нельзя.

– Я рада, что вы все собрались здесь, – медленно и отчетливо произнесла Шарлотта, возвращая Сесили к реальности. Миссис Бранвелл мрачно смотрела на стоявший перед ней полированный поднос, на котором лежали распечатанное письмо и небольшой сверток в вощеной бумаге. – Я получила тревожное послание. От Магистра.

– От Мортмейна? – Тесс подалась вперед, и механический ангел, которого она всегда носила на шее, съехал по цепочке вниз и сверкнул в свете огня. – Он вам написал?

– Полагаю, не для того, чтобы осведомиться о вашем здоровье, – заметил Уилл. – Чего он хочет?

Шарлотта глубоко вздохнула.

– Я прочту вам письмо.

Моя дорогая миссис Бранвелл!

Прошу простить меня за то, что я причинил Вам неудобства. Я был глубоко опечален, хотя, признаюсь, и не удивлен, когда узнал, что мистеру Карстерсу нездоровится.

Полагаю, Вам известно, что у меня имеется запас – и достаточно большой – того наркотика, который необходим мистеру Карстерсу для поддержания жизни. В связи с этим мы оказываемся в очень интересной ситуации, которую я хотел бы разрешить с выгодой для нас обоих. Я с удовольствием соглашусь на обмен: если Вы готовы выдать мне мисс Грей, я перешлю Вам крупную порцию инь-феня.

Посылаю Вам небольшой подарок в знак моих добрых намерений. Будьте так любезны, известите меня о своем решении в ответном письме. Если назвать моему автоматону верную последовательность цифр, указанную в конце этого письма, я непременно получу послание.

Искренне Ваш,

Аксель Мортмейн

– Вот и все, – сказала Шарлотта, складывая письмо и возвращая его на поднос. – Здесь еще описано, как вызвать автоматон, которому необходимо передать ответ, и указана та самая последовательность цифр, о которой он упоминает.

Повисло молчание. Сесили взглянула на Уилла и заметила, как он быстро отвернулся, словно надеясь скрыть выражение своего лица. Джем побледнел, а Тесс замерла, и на лице ее плясали отсветы огня.

– Мортмейн хочет заполучить меня, – наконец сказала она, нарушив молчание. – В обмен на инь-фень для Джема.

– Это смешно, – бросил Джем. – Условие неприемлемо. Письмо нужно передать Конклаву – на случай если они смогут с его помощью отследить местоположение Мортмейна, – но больше ничего предпринимать не надо.

– Они не смогут отследить его местоположение, – тихо возразил Уилл. – Магистр уже доказал, что он слишком умен, чтобы допустить подобный промах.

– Для отправки такого письма особого ума не требуется, – заметил Джем. – Это просто наглый шантаж…

– Не спорю, – кивнул Уилл. – Предлагаю принять подарок – ведь так ты получишь еще немного инь-феня, – а об остальном просто забыть.

– Мортмейн написал обо мне, – возразила Тесс, перебив их. – Значит, решать тоже мне. – Она повернулась к Шарлотте. – Я пойду.

Комната снова погрузилась в молчание. Шарлотта была бледной как мел, у Сесилии от волнения вспотели ладони. Братья Лайтвуды, казалось, чувствовали себя не в своей тарелке. Габриэль выглядел так, будто бы предпочел оказаться где угодно, только не в этой гостиной. Сесили не могла их винить. Между Уиллом, Джемом и Тесс чувствовалось такое напряжение, словно в любую минуту мог раздаться взрыв.

– Нет, – в конце концов сказал Джем, поднявшись на ноги. – Тесс, ты не можешь так поступить.

Тесс тоже встала.

– Могу. Ты мой жених. Я не могу позволить тебе умереть, когда у меня есть возможность помочь тебе, а Мортмейн не собирается мне вредить…

– Мы не знаем, что он собирается делать! Ему нельзя доверять! – неожиданно воскликнул Уилл и опустил голову. Пальцами он так сильно вцепился в каминную полку, что костяшки побелели. Сесили не сомневалась, что он сдерживался, чтобы не сказать больше.

– Уилл, ты пошел бы к Мортмейну, если бы это ты был нужен ему, – сказала Тесс, смотря на Уилла взглядом, не терпящим возражений.

Уилл вздрогнул от ее слов.

– Нет, – сказал Джем. – Я бы запретил и ему.

Тесс повернулась к Джему и не смогла скрыть свой гнев – Сесили еще ни разу не видела, чтобы девушка злилась на своего жениха.

– Ты не можешь запретить мне этого, точно так же как не можешь запретить и Уиллу…

– Могу, – перебил ее Джем. – И по очень простой причине. Наркотик – это не лекарство, Тесс. Он просто продлевает мою жизнь. Я не позволю тебе бросаться собственной жизнью ради того, что мне осталось. Если ты пойдешь к Мортмейну, твой поступок будет напрасным. Я все равно не приму наркотик.

– Джеймс… – начал Уилл, подняв голову.

Но Тесс и Джем, не отрываясь, смотрели друг на друга.

– Я не позволю тебе, – сказала Тесс, – я не позволю тебе оскорблять меня, бросая мне в лицо ту жертву, на которую я иду ради тебя.

Джем подошел к столу Шарлотты и взял сверток и письмо.

– Лучше я оскорблю тебя, чем потеряю, – произнес он и, не дав никому опомниться, швырнул письмо и сверток в огонь.

Присутствующие вскрикнули. Генри бросился к камину, но Уилл уже упал на колени возле решетки и сунул обе руки в огонь.

Сесили вскочила на ноги.

– Уилл! – крикнула она и кинулась к брату.

Схватив Уилла за плечи, она оттащила его от камина. Уилл попытался оттолкнуть сестру, и горящий сверток выпал у него из рук. В следующую секунду Гидеон уже погасил пламя, наступив на сверток, и пепел смешался с серебристым порошком, разлетевшись по ковру.

Сесили посмотрела в камин. Письмо с описанием того, как вызвать автоматон, сгорело дотла.

– Уилл, – произнес Джем, которому, казалось, стало нехорошо.

Он опустился на колени рядом с Сесили и уже доставал из кармана стило. Алые руки Уилла были перепачканы сажей, кое-где на коже уже начали вздуваться волдыри. Уилл тяжело, прерывисто дышал, мучаясь от боли, – Сесили вспомнила, что точно так же он дышал тогда, когда в девять лет упал с крыши и сломал левую руку.

– Все будет в порядке, Уилл, – шепнула она по-валлийски.

Джем тем временем приставил стило к руке Уилла и начал рисовать.

– Уилл, – едва слышно сказал он, – прости меня, мне так жаль. Уилл…

Руна ираци начала действовать, и дыхание Уилла постепенно выровнялась, а коже вернулся нормальный цвет.

– Там есть еще немного инь-феня, – произнес Уилл, повернувшись к Сесили. От него пахло дымом и железом. Сесили чувствовала, как колотится его сердце. – Нужно собрать его, пока не произошло еще…

– Вот, возьми, – сказала Тесс, тоже опустившись на колени.

Сесили только сейчас поняла, что все вскочили со своих мест. Шарлотта испуганно прижимала ладонь ко рту. В правой руке Тесс держала носовой платок с горсткой инь-феня, который Уиллу удалось спасти из огня. Тесс вложила его в свободную руку Джема, и тот, казалось, хотел что-то сказать, но девушка уже поднялась на ноги и вышла из комнаты, оставив его потрясенно смотреть ей вслед.

– Ох, Уилл, что же нам с тобой делать?

Уилл сидел в гостиной в нелепом цветастом кресле, пока Шарлотта, устроившаяся рядом на низком табурете, обрабатывала его руки целебной мазью. Уиллу нанесли уже три руны ираци, и боль спала, но Шарлотта все равно настояла на том, чтобы смазать ожоги.

Все, кроме Сесили и Джема, ушли. Сесили сидела рядом, прислонившись к подлокотнику Уиллова кресла, а Джем стоял на коленях на обгоревшем ковре, все еще держа в руке стило. Он не прикасался к Уиллу, но и не убирал инструмент. Генри отправился обратно в подземелье: обсуждать стало нечего. Инструкции для связи с Мортмейном рассыпались пеплом – решение было принято.

Уилл задержался в гостиной и позволил обработать свои руки лишь по настоянию Шарлотты, но Сесили и Джем остались рядом с ним сами, по своей воле. Уиллу пришлось признать, что это ему понравилось: сестра сидела рядом и сердито посматривала на каждого, кто приближался к ее брату, даже если это была добрейшая Шарлотта, по-матерински опекавшая его. А Джем сидел у его ног, прислонившись спиной к креслу, как частенько бывало после битв, когда Уиллу накладывали повязки на раны или наносили лечебные руны.

– Помнишь, однажды Мелиорн пытался выбить тебе зубы, когда ты назвал его ушастым лентяем? – спросил Джем. Он уже принял немного присланного Мортмейном инь-феня, и щеки его порозовели.

– Я бы выбил ему зубы в ответ, – заметил Уилл, не сдержав улыбки, – но, когда я попытался его найти, выяснилось, что он эмигрировал в Америку. Видимо, чтобы скрыться от моего гнева.

– Кхм, – хмыкнула Шарлотта, как и всегда, когда ей казалось, что Уилл завышает свою значимость. – Насколько я знаю, у него было много врагов в Лондоне.

Сесили что-то жалобно пробормотала по-валлийски.

– Может, ты и не знаешь, о ком мы говорим, зато твоих слов вообще никто, кроме меня, не понимает, – заметил Уилл, хоть в его голосе и не было настоящего упрека. Он очень устал – сказывался недостаток сна предыдущей ночью. – Говори по-английски, Сеси.

Шарлотта подошла к столу и поставила на него банку с мазью. Сесили потянула Уилла за волосы.

– Дай-ка я взгляну на твои руки, – сказала она.

Уилл протянул руки сестре и сразу вспомнил, как сунул их в огонь, как почувствовал невероятный жар и как исказилось от ужаса лицо Тесс. Он не сомневался, что Тесс понимала, почему он так поступил, почему не медлил ни секунды, но в глазах ее промелькнул такой страх за него, словно сердце девушки в этот момент разбилось.

Уиллу очень хотелось, чтобы Тесс тоже была рядом. Ему приятно было купаться во внимании Джема, Сесили и Шарлотты, но Тесс не хватало – казалось, без нее Уилл не мог почувствовать себя целым.

Сесили прикоснулась к пальцам Уилла. Те выглядели вполне нормально – разве что под ногтями виднелись черные полоски сажи.

– Поразительно, – сказала она и слегка погладила руки брата, стараясь не стереть с них мазь. – Уилл всегда так! – с непонятной гордостью добавила она. – Не сосчитать, сколько ребер он сломал в детстве – а что уж говорить о ссадинах и ранах!

Джем все еще сидел на полу, глядя в огонь.

– Это я должен быть на месте Уилла, – произнес он.

Уилл покачал головой. От усталости все расплывалось у него перед глазами, превращая комнату в сплошную темную массу.

– Нет. Тебе нельзя калечить руки, ведь ты играешь на скрипке. А мои ни на что не годны.

– Я должен был понять, что ты сделаешь, – тихо сказал Джем. – Я ведь всегда понимаю. Я должен был догадаться, что ты сунешь руки в огонь.

– А я должен был догадаться, что ты выбросишь сверток, – парировал Уилл. – Это было… безумно благородно. Я понимаю, почему ты так поступил.

– Я думал о Тесс. – Джем подтянул колени к груди и положил на них подбородок, а затем тихонько усмехнулся. – Безумно благородно. Разве это не твоя сфера? Когда это я стал поступать безрассудно? И когда ты начал останавливать меня?

– Боже, – пробормотал Уилл, – и когда только мы поменялись местами?

Джем покачал головой. На лице его плясали отсветы пламени.

– Когда ты влюблен, все совсем по-другому, – сказал он. – И это тебя меняет.

Уилл взглянул на Джема и ощутил целую гамму чувств – и ревность, и многое другое, – но все это заглушило отчаянное желание поговорить с другом по душам, признаться ему в том, что у него на сердце. Разве он чувствовал по-другому? Разве он не любил ту же девушку? Но он сказал лишь:

– Мне жаль, что ты рискуешь собой.

Джем поднялся на ноги.

– Я всегда переживал из-за того, что собой рискуешь ты.

Уилл поднял глаза, но от усталости и сонливости, вызванной лечебными рунами, не смог разглядеть лица Джема.

– Ты уходишь? – спросил он.

– Да, мне нужно поспать, – ответил Джем и слегка прикоснулся к искалеченным руками друга. – Отдохни, Уилл.

Глаза Уилла уже закрывались. Он даже не услышал, как закрылась дверь за спиной Джема. Откуда-то издалека доносился голос Бриджет, перекрывавший треск огня в камине. Обычно Уилла раздражало ее пение, но сейчас оно напомнило ему колыбельную, которую когда-то пела его мама.

 
Что светлее света дня?
Что темнее ноября?
Что острее булатных клинков?
Что нежнее любых лепестков?
Правда ярче света дня,
Ложь темнее ноября,
Месть острее булатных клинков,
Любовь нежнее любых лепестков.
 

– Песенка-загадка, – сонно пробормотала Сесилия. – Мне она всегда нравилась. Помнишь, мама пела ее перед сном?

– Помню, – признался Уилл.

Если бы не усталость, он никогда бы не сказал об этом. Их дом всегда был наполнен музыкой. Мама пела, когда гуляла у дельты реки Моддах или по засаженным нарциссами садам.

– Помнишь море? – спросил Уилл тихим от усталости голосом. – А озеро Тал-и-Ллин? В Лондоне нет ничего настолько же синего.

Сесили тяжело вздохнула.

– Конечно, помню, – ответила она. – Я думала, что ты их забыл.

Уилл погружался в сон, и перед ним непрерывным потоком проносились образы из далекого детства.

– Пожалуй, я не смогу подняться с этого кресла, Сеси, – пробормотал он. – Сегодня я посплю здесь.

Сесили нащупала руку брата и сжала ее.

– Тогда я останусь с тобой, – сказала она, и ее голос тотчас влился в поток воспоминаний. Уилл задремал.

Кому: Габриэлю и Гидеону Лайтвудам

От: Консула Джошуа Вейланда

Ваше послание крайне удивило меня. Похоже, я выразился недостаточно ясно. Меня интересует переписка миссис Бранвелл с ее родственниками и друзьями в Идрисе. Ваши шуточки о дамском туалете меня совершенно не заботят. Также меня не интересует ни ее манера одеваться, ни ваше обеденное меню.

Прошу вас сообщить соответствующую информацию в ответном письме. Я надеюсь получить письмо за авторством Сумеречных охотников, а не душевнобольных.

Во имя Разиэля,

консул Вейланд