Текст книги "Механическая принцесса"

8
Огонь огней

А ты зовешь надеждой пламя!

Ты прав, но боль желаний – с нами.

– Эдгар Аллан По, «Тамерлан»[13]13
  Перевод В. Рогова.


[Закрыть]

Тесс сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы. На улице было холодно и влажно, от Темзы тянуло смрадом нечистот. В такую погоду густые, волнистые волосы Тесс спутывались на концах, но она расчесывала их не потому, что хотела привести себя в порядок, а потому, что монотонные движения помогали ей сохранять спокойствие.

У нее перед глазами все еще стояло потрясенное лицо Джема, только что услышавшего содержание письма Мортмейна, обожженные руки Уилла и крошечная порция инь-феня, которую ей удалось собрать в платок. Она видела, как Сесили схватила Уилла за плечи и как Джем рассыпался в извинениях: «Прости меня, мне так жаль».

Она не смогла этого вынести. Они оба страдали, а она любила обоих. И это она была виновницей их боли – ведь именно ее хотел заполучить Мортмейн. Из-за нее не осталось инь-феня для Джема, из-за нее покалечился Уилл. Она развернулась и выскочила из комнаты потому, что не могла больше смотреть на это. Как три человека, которые так сильно любят друг друга, могут причинять друг другу столько боли?

Отложив расческу, Тесс посмотрела в зеркало. Она казалась усталой, под глазами залегли глубокие тени. Весь день они с Уиллом провели в библиотеке и помогали Шарлотте с бумагами Бенедикта. Низко наклонив голову, Уилл переводил c латыни и греческого, а также с языка демонов. Перо в его руке быстро скользило по бумаге. Было странно смотреть на него при свете дня и вспоминать того юношу, который так обнимал ее на крыльце дома Вулси, словно она была спасательной шлюпкой в бушующем море. Тревога так и не сошла с лица Уилла, но теперь в нем не осталось и следа открытости. Нельзя было сказать, что он холоден или держится недружелюбно, но он не встречался с Тесс глазами и не улыбался ей, как будто накануне ночью ничего не случилось.

Тесс хотелось отвести его в сторону и спросить, не было ли вестей от Магнуса, сказать: «Никто, кроме меня, не понимает, что ты чувствуешь, и никто, кроме тебя, не понимает, что чувствую я, так почему мы не можем чувствовать вместе?» Но если бы Магнус уже связался с Уиллом, тот бы обязательно рассказал об этом Тесс. Ведь он благороден. Они все благородны. Если бы это было не так, думала Тесс, глядя на свои руки, все, возможно, складывалось бы лучше.

Глупо было предлагать отправиться к Мортмейну, – теперь Тесс понимала это, но не предложить тоже было нельзя. Она была причиной всех несчастий и хотела хоть как-то исправить положение. Если бы она сдалась Мортмейну, Джем прожил бы дольше и Уиллу не пришлось бы так скоро потерять его. Если бы Тесс вообще не появилась в Институте, ничего этого бы не случилось.

Но теперь, холодным вечером, она понимала, что не может повернуть время вспять и избавиться от тех чувств, которые вспыхнули между ними. Ей казалось, что внутри нее пустота, словно чего-то не хватало, но она не могла даже пошевелиться. Часть ее хотела метнуться к Уиллу, проверить, зажили ли его руки, и сказать, что она все понимает. Но другая часть стремилась к Джему, надеясь вымолить его прощение. Они никогда раньше не ссорились, и Тесс не знала, как вести себя с рассерженным Джемом. Не захочет ли он разорвать помолвку? Не будет ли разочарован в ней? Почему-то Тесс очень боялась, что Джем в ней разочаруется.

Шр-р-р. Тесс обернулась на едва слышный шорох. Может, ей только показалось? Она так устала… Может, пора позвать Софи, чтобы она помогла ей переодеться, и лечь в постель с книгой? Она прочитала уже половину «Замка Отранто»[14]14
  Готический роман английского писателя Горация Уолпола (1717–1797).


[Закрыть] и заметила, что этот роман заставляет ее забыть обо всем на свете.

Тесс поднялась на ноги и собралась уже позвонить в колокольчик, когда шорох повторился, на этот раз более отчетливо. Шр-р-р, шр-р-р – кто-то скребся в дверь спальни. Встревожившись, Тесс подошла к двери и распахнула ее.

На пороге оказался Черч. Его серо-голубая шерсть была взъерошена, глаза сверкали. На шее кота поблескивал серебристый бантик, к которому был привязан небольшой бумажный рулончик. Опустившись на колени, Тесс отцепила его, и кот тут же умчался прочь.

Записка была написана знакомым почерком.

«Встретимся в музыкальном салоне. Дж.»

– Здесь ничего нет, – сказал Габриэль.

В гостиной было довольно темно: если бы не колдовской огонь, братья не видели бы дальше собственного носа. Габриэль уже второй раз спешно перебирал письма на столе у Шарлотты.

– Что значит ничего? – спросил Гидеон, стоявший у двери. – Там ведь целая куча писем. Хотя бы одно из них…

– Ничего скандального, – перебил его Габриэль, захлопнув ящик стола. – И даже ничего интересного. Несколько писем от дядюшки из Идриса. Похоже, у него подагра.

– Просто прекрасно, – буркнул Гидеон.

– Интересно, в чем консул подозревает Шарлотту? Неужели он думает, что она предала Совет? – Габриэль взял очередную пачку писем и поморщился. – Если бы мы знали, в чем он ее подозревает, мы могли бы заверить его в ее полной невиновности.

– Будто он хочет узнать о ее невиновности! – бросил Гидеон. – Мне кажется, что он мечтает поймать ее с поличным. – Он протянул руку. – Дай-ка мне это письмо.

– Письмо от дядюшки? – удивился Габриэль, но выполнил просьбу брата.

Подняв колдовской огонь, он осветил стол, а Гидеон тем временем начал набрасывать послание консулу, позаимствовав одну из перьевых ручек Шарлотты.

Гидеон как раз дул на чернила, чтобы они быстрее высохли, когда дверь отворилась. Юноша вздрогнул. Из коридора в гостиную ворвался желтый свет, который был гораздо ярче колдовского огня, и Габриэль закрыл глаза ладонью. Стоило, пожалуй, воспользоваться рунами ночного видения, но они исчезали не сразу, поэтому у окружающих могли возникнуть вопросы. Ослепленный, он услышал, как Гидеон удивленно воскликнул:

– Софи?

– Мистер Лайтвуд, я же просила вас не называть меня по имени, – холодно ответила горничная.

Глаза Габриэля привыкли к свету, и он разглядел, что Софи стоит на пороге, держа в одной руке яркую лампу. Прищурившись, она тоже заметила Габриэля, который так и не успел положить на стол письма Шарлотты.

– Что вы… Неужели это письма миссис Бранвелл?

Габриэль поспешно бросил письма.

– Я… Мы…

– Вы читали ее письма?

Разгневанная Софи была похожа на карающего ангела. Габриэль быстро взглянул на брата, но тот, похоже, потерял дар речи.

Габриэль не помнил, чтобы Гидеон хоть раз в жизни засмотрелся на девушку, в жилах которой текла кровь Сумеречных охотников. Но на эту испуганную служанку он смотрел так, словно перед ним сияло прекраснейшее из солнц. В глазах Гидеона застыл ужас: его репутация в глазах Софи рушилась бесповоротно.

– Да, – кивнул Габриэль, – мы действительно просматривали ее письма.

Софи отшатнулась.

– Я должна сейчас же сообщить об этом миссис Бранвелл…

– Нет… – Габриэль поднял руку. – Это не то, о чем вы подумали. Подождите.

И он быстро описал ситуацию, упомянув об угрозах консула, о его требовании шпионить за Шарлоттой и о том выходе, который они придумали.

– Мы не собирались сообщать консулу ни слова правды, – закончил он. – Мы намеревались защитить Шарлотту.

Софи все же с подозрением смотрела на них.

– И почему же я должна поверить этому, мистер Лайтвуд?

– Мисс Коллинз, – наконец-то произнес Гидеон, – пожалуйста, поверьте нам. Я знаю, что из-за печального происшествия с булочками я теперь у вас не в почете, но, поверьте, я никогда бы не обманул доверия Шарлотты и не ответил бы на ее доброту предательством.

Софи заколебалась, но затем опустила глаза.

– Простите, мистер Лайтвуд, мне хочется верить вам, но в первую очередь я предана миссис Бранвелл.

Габриэль взял со стола письмо, которое только что написал его брат.

– Мисс Коллинз, – сказал он, – пожалуйста, прочитайте это послание. Это письмо мы собирались отправить консулу. Если, прочитав его, вы все равно решите рассказать обо всем миссис Бранвелл, мы не будем вам мешать.

Девушка перевела взгляд с него на Гидеона, а затем, слегка кивнув, подошла и поставила лампу на стол. Распечатав письмо, она прочитала вслух:

Кому: Консулу Джошуа Вейланду

От: Гидеона и Габриэля Лайтвудов

Многоуважаемый господин консул!

Вы проявили свойственную Вам проницательность, велев нам ознакомиться с содержанием писем миссис Бранвелл в Идрис. Просмотрев эту корреспонденцию, мы заметили, что практически каждый день миссис Бранвелл получает послания от своего двоюродного дедушки Родерика Фэйрчайлда.

Содержание этих писем, сэр, удивит и огорчит Вас. Прочитав их, мы сильно разочаровались в прекрасном поле.

Миссис Бранвелл грубо и бесчеловечно отвечает на его жалобы на многие тяжелые болезни. Она рекомендует ему меньше пить, чтобы излечиться от подагры, явно радуется каждому приступу водянки и игнорирует все упоминания о подозрительном веществе, которое образуется у него в носу и в ушах.

От любой женщины ожидается забота о близких ей мужчинах и уважение к старшим – но в письмах этого нет и следа! Мы опасаемся, что рассудок миссис Бранвелл помутился, как только она заняла столь ответственный пост. Ее нужно остановить, пока не стало слишком поздно и пока отважные Сумеречные охотники не пострадали из-за недостатка женского внимания.

Искренне Ваши,

Гидеон и Габриэль Лайтвуды

Как только Софи закончила читать, в комнате повисло молчание. Казалось, девушка целую вечность молча смотрела на письмо, но наконец она спросила:

– И кто из вас написал это?

– Я, – ответил Гидеон.

Софи подняла глаза и поджала дрожащие губы. Габриэль даже испугался, что она вот-вот заплачет.

– О боже, – пробормотала она, – и это первое письмо?

– Нет, было еще одно, – признался Габриэль. – В нем мы писали о шляпках Шарлотты.

– О шляпках? – Софи хихикнула, и Гидеон посмотрел на нее так, словно он никогда в жизни не видел ничего прекраснее. Габриэль отметил, что с улыбкой на губах она и правда была очень симпатичной, даже несмотря на шрам. – Консул, должно быть, разозлился?

– Еще как! – воскликнул Гидеон.

– Вы расскажете мисс Бранвелл? – спросил Габриэль, не в силах больше выносить напряжения.

– Нет, – ответила Софи, перестав смеяться. – Мне не хочется ставить вас под удар, тем более такие новости могут расстроить Шарлотту, а это ей ни к чему. Какой же консул все-таки ужасный человек! Вот так шпионить за ней! – Софи сверкнула глазами. – Если вам нужна помощь, чтобы расстроить планы консула, я с радостью помогу. Я могу взять письмо и отправить его с завтрашней почтой.

Музыкальный салон был не таким пыльным, как при прошлом визите Тесс, – видимо, в комнате недавно прибрались: деревянные подоконники и полы сияли чистотой, как и стоявший в углу рояль. В камине горел огонь. Услышав, как Тесс вошла в салон, Джем повернулся к ней и нервно улыбнулся.

Все в этой комнате казалось мягким, словно нарисованным акварелью: покрытые белыми чехлами инструменты оживали в отсветах огня, подобно призракам, на полированной крышке рояля плясали тени, окна блестели золотом. Тесс видела все как будто со стороны – они с Джемом стоят друг напротив друга, девушка в темно-синем вечернем платье и стройный юноша с растрепанными серебристыми волосами, которому его черный камзол немного велик.

На лице Джема отражалась вся его ранимость, вся тревога, все беспокойство.

– Я боялся, что ты не придешь.

Услышав это, Тесс ринулась вперед, желая обнять его, но остановилась. Сначала нужно было объясниться.

– Само собой, я пришла, – сказала она. – Джем, мне так жаль. Мне очень жаль. Я не могу объяснить – это было какое-то помешательство. Я не могла вынести и мысли, что ты пострадаешь из-за меня, из-за того, что я как-то связана с Мортмейном, а он связан со мной.

– Ты в этом не виновата. Ты не выбирала…

– Я не понимала, что творю. Уилл был прав: Мортмейну нельзя доверять. Даже если бы я отправилась к нему, нет гарантии, что он выполнил бы свою часть сделки. И я бы сама вложила оружие в руки вашего врага. Я не знаю, как он хочет меня использовать, но это явно не пойдет на пользу Сумеречным охотникам – в этом сомнений нет. Я не смогу участвовать ни в чем, что принесет вам боль. – В голосе Тесс послышались слезы, но она сдержалась. – Прости меня, Джем. У нас и так мало времени, нельзя терять его на споры. Я понимаю, почему ты поступил именно так, и поступила бы точно так же.

С каждым словом Тесс взгляд серебристых глаз Джема становился все мягче.

– Чжэ ши цзе шан, во ши чжуй ай нэ де, – прошептал он.

Тесс поняла: «Я люблю тебя больше всего на свете».

– Джем…

– Ты знаешь, конечно, ты знаешь. Пока я жив, я никогда не отпущу тебя, не позволю тебе подвергать себя опасности. – Джем поднял руку и не дал Тесс приблизиться. – Подожди. – Он наклонился и поднял с пола футляр со скрипкой и смычок. – Я… Мне хотелось сделать тебе подарок на свадьбу. Но теперь мне не хочется ждать, я хочу вручить его прямо сейчас, если ты позволишь.

– Подарок? – удивилась Тесс. – После… Мы ведь поссорились!

Джем улыбнулся такой прекрасной улыбкой, которая осветила его лицо и заставила Тесс забыть о том, каким слабым он выглядел.

– Говорят, без ссор в браке никуда. У нас получилась неплохая репетиция.

– Но…

– Тесс, неужели ты думаешь, что мы хоть раз сможем поссориться так, чтобы я перестал любить тебя? – Казалось, Джем был потрясен, и Тесс вдруг подумала о том, как Уилл годами испытывал преданность Джема, сводя его с ума своей ложью, уловками и стремлением навредить самому себе, но любовь Джема к другу никуда не пропала и стала лишь крепче.

– Я боялась этого, – тихо сказала она. – Но… у меня нет для тебя подарка.

– Есть, – сказал он спокойно, но твердо. – Тесс, присядь, пожалуйста. Ты помнишь, как мы познакомились?

Тесс опустилась в низкое кресло с резными подлокотниками, и юбки зашуршали.

– Я ворвалась в твою комнату посреди ночи, как безумная.

– Ты грациозно проскользнула в мою комнату, – улыбнулся Джем, – и застала меня за игрой на скрипке. – Он подкрутил винт смычка и аккуратно достал из футляра свою любимую скрипку. – Можно я сыграю тебе еще раз?

– Ты ведь знаешь, я обожаю слушать, как ты играешь, – ответила Тесс.

Это была правда. Хотя Тесс почти ничего не понимала в музыке, она могла часами слушать, как Джем без устали говорит о канифоли, колках, улитках, смычках, положении пальцев и о том, что струна A рвется чаще остальных.

– Во вэй ни се дэ, – произнес он, положил скрипку на левое плечо и устроил ее под подбородком.

Джем рассказывал Тесс, что многие скрипачи использовали мостик, чтобы скрипку было удобнее держать на плече, но сам обходился без него. У него на шее даже была постоянная отметина от скрипки, похожая на едва заметный синяк.

– Ты приготовил что-то для меня?

– Я написал кое-что для тебя, – с улыбкой поправил он и начал играть.

Тесс восхищенно смотрела на него. Джем легко прикоснулся смычком к струнам, и раздался мягкий, мелодичный звук. Мелодия была свежей и чистой, как вода, прекрасной и ясной, как рассвет. Тесс завороженно смотрела, как пальцы Джема бегают по грифу, извлекая одну ноту за другой. Звук становился все глубже, смычок скользил все быстрее, рука Джема порхала в воздухе, и все его тело, казалось, пришло в движение. Пальцы юноши сместились ниже, и настроение мелодии изменилось, как будто на горизонте начали собираться грозовые облака, а спокойная река превратилась в бурный поток. Звуки пали к ногам Тесс, а затем взметнулись вверх и окружили ее. Создавалось впечатление, что Джем двигался вместе с мелодией, хотя Тесс понимала, что он твердо стоял на земле.

Сердце девушки забилось чаще. Джем закрыл глаза, уголки его рта опустились, словно от боли. Тесс хотелось вскочить на ноги и обнять жениха, и в то же время она боялась прервать эту прекрасную мелодию. Казалось, Джем взял смычок и рисовал им, как кистью, создавая картину, на которой мазок за мазком возникала его душа. Последние жалостливые ноты взлетели в небеса, и Тесс поняла, что по щекам ее текут слезы, – но только тогда, когда мелодия затихла и Джем опустил скрипку.

Он медленно убрал скрипку обратно в футляр и положил смычок рядом с ним. Затем он выпрямился и, повернувшись к Тесс, застенчиво посмотрел на нее. Его белая рубашка пропиталась потом, а вена на шее отчаянно пульсировала.

Тесс не могла найти слов.

– Тебе понравилось? – спросил Джем. – Я мог подарить тебе… украшение, но мне хотелось, чтобы подарок стал полностью твоим. Чтобы никто больше не смог услышать его или присвоить себе. Но слова не слишком хорошо мне даются, поэтому я описал свои чувства к тебе в этой музыке. – Он сделал паузу и снова спросил: – Тебе понравилось?

Голос его дрогнул – видимо, юноша не ожидал положительного ответа.

Тесс взглянула на него, и Джем заметил, что она в слезах.

– Джем…

Джем опустился на колени возле нее, всем своим видом выражая раскаяние.

– Ни цзюэ дэ тон мань, цинь ай дэ?

– Нет-нет, – сквозь слезы улыбнулась Тесс, – ты вовсе меня не обидел. Я не поэтому плачу. Правда.

– Значит, тебе понравилось! – просиял юноша.

– В этой мелодии я как будто увидела твою душу. И она прекрасна. – Тесс подалась вперед и прикоснулась к его лицу, провела пальцами по нежной коже у него на скуле, по легким прядям его волос. – Я видела реку и лодки на реке, плывущие, подобно прекрасным цветам… Я видела все оттенки ночного неба.

Джем осел на пол возле ее ног, как будто силы вдруг покинули его.

– Это удивительно, – сказал он и прислонил голову к коленям Тесс, а та принялась поглаживать его по волосам. – Мои родители любили музыку. Отец играл на скрипке, а мама – на цитре. Я выбрал скрипку – и временами жалею об этом, потому что некоторые китайские мелодии невозможно сыграть на скрипке, а мама хотела бы, чтобы я их исполнял. Она рассказывала мне о человеке по имени Ю Боя, который прекрасно играл на цитре. У него был друг, резчик по дереву по имени Чжун Цзыци, и Ю Боя часто играл для него. Говорят, когда Ю Боя играл ему песню воды, Чжун Цзыци сразу же понимал, что цитра поет о бурных реках, а когда он играл песню гор, тот сразу же видел перед собой их вершины. И Ю Боя говорил: «Это потому, что ты понимаешь мою музыку по-настоящему». – Джем опустил глаза и посмотрел на свою руку, покоившуюся на колене. – В Китае близких друзей называют «чжи инь», но буквально это выражение означает «понимание музыки». – Он взял Тесс за руку. – Когда я играл, ты видела то, что видел я. Ты понимаешь мою музыку.

– Я ничего не понимаю в музыке, Джем. Я не могу отличить сонату от сюиты…

– Нет. – Джем развернулся и снова встал на колени. Теперь они с Тесс были так близко друг к другу, что она видела, какими влажными стали волосы на висках юноши, и чувствовала исходивший от него запах канифоли и жженого сахара. – Я говорю о другой музыке. Я говорю… – Он отчаянно вздохнул, поймал руку Тесс и прижал ее к своему колотящемуся сердцу. – У каждого сердца – своя мелодия. И ты знаешь мелодию моего сердца.

– Что с ними случилось? – спросила Тесс. – Что случилось с музыкантом и резчиком по дереву?

Джем грустно улыбнулся.

– Чжун Цзыци умер, и Ю Боя сыграл последнюю песню на могиле своего друга. Затем он сломал цитру и больше никогда не играл.

Тесс почувствовала, как на глаза навернулись горячие слезы, и попыталась сдержать их.

– Какая печальная история!

– Правда? – Сердце Джема пропустило удар. – Пока они дружили, Ю Боя сочинил много прекрасной музыки. Разве он смог бы сделать это в одиночку? Нашим сердцам нужно зеркало, Тесс. В глазах тех, кто нас любит, мы видим себя лучше. И в недолговечности тоже есть своя красота. – Он отвел глаза, а затем снова встретился взглядом с Тесс. – Я отдам тебе всего себя без остатка. Я дам тебе больше за две недели, чем большинство мужчин дало бы за всю жизнь.

– Ты и так дал мне все, о чем я только могла мечтать…

– Нет, – покачал головой Джем, – я хочу на тебе жениться. Я могу ждать тебя вечно, но…

«Но у нас нет вечности».

– У меня нет семьи, – медленно произнесла Тесс, не отводя глаз. – Нет даже опекуна. Нет никого, кого мы могли бы… оскорбить… скорым браком.

Джем удивленно посмотрел на нее.

– Я… Ты правда хочешь этого? Я не хочу лишать тебя времени, которое нужно на подготовку.

– К чему мне готовиться? – спросила Тесс, и на мгновение ее мысли вернулись к Уиллу, который бросился к огню, чтобы спасти наркотик Джема. Глядя на него, она не могла не вспомнить тот день в гостиной, когда он признался ей в любви и ушел, а она схватила рукой раскаленную кочергу, чтобы боль от ожога хоть на мгновение заглушила бы сердечную муку.

Уилл. Тогда она солгала ему: хоть она и не произнесла этого вслух, она позволила ему думать, что не любит его. Эта мысль терзала ее до сих пор, но Тесс не жалела о содеянном. Другого выхода не было. Она достаточно хорошо знала Уилла, чтобы понимать: даже если бы она порвала с Джемом, это ничего не дало бы. Уилл не смог бы вынести любви, ценой которой было счастье его друга. Если часть ее сердца и принадлежала Уиллу – безраздельно и навсегда, – признаваться в этом не стоило. Она любила и Джема – и теперь даже сильнее, чем тогда, когда согласилась выйти за него.

«Иногда приходится выбирать между порядочностью и добродетелью», – сказал ей Уилл.

Возможно, в каждой книге была своя история. Но в книге ее жизни непорядочность ничем не отличалась от отсутствия добродетели. Даже если тогда, в гостиной, она и ранила Уилла, со временем, когда его чувства к ней померкнут, он поблагодарит ее за то, что она дала ему свободу. Тесс не сомневалась в этом. Он не мог любить ее вечно.

Она давно выбрала этот путь. Она проживала так день за днем, и дни складывались в месяцы. Она знала, что любит Джема, и, хотя часть ее любила и Уилла тоже, об этом следовало молчать.

– Не знаю, – сказал Джем, посмотрев на нее со смесью надежды и недоверия. – Совет еще не одобрил наш запрос… и у тебя нет платья…

– Мне нет дела до мнения Совета. И мне нет дела до того, во что я буду одета, если тебе это неважно. Джем, если ты этого хочешь, я выйду за тебя когда угодно.

– Тесс, – прошептал он и потянулся к ней, как утопающий, и она наклонила голову и прикоснулась своими губами к его губам. Джем легко поцеловал Тесс, затем еще раз, и в конце концов его губы раскрылись и Тесс почувствовала сладость. – Ты так далеко…

Джем обнял Тесс и прижал ее как можно ближе, притянув к себе. Теперь они оба стояли на коленях, не размыкая рук.

Он прижимал ее к себе, и ее руки касались его скул. «Такие острые, такие тонкие черты, такая тонкая кожа, такие резкие ключицы».

Руки Джема скользнули с талии Тесс ей на плечи, а губы покрывали поцелуями ее шею и грудь. Тесс запуталась пальцами в рубашке Джема, но в конце концов стащила ее и ощутила ладонями его кожу. Он был так худ, что каждый позвонок выступал отдельным бугорком. В свете огня она видела тени у него на лице. Серебристые волосы отливали золотом на фоне пляшущих языков пламени.

«Я люблю тебя, – сказал он. – Я люблю тебя больше всего на свете».

Жаркие губы Джема прикоснулись к ямке у нее между ключиц и спустились ниже, к вырезу ее платья. Тесс слышала, как бьется ее сердце, словно пытаясь выпрыгнуть из груди и стать еще ближе к Джему. Его руки спустились у нее по спине и нерешительно прикоснулись к застежке платья…

Вдруг дверь со скрипом отворилась, и влюбленные, тяжело дыша, отстранились друг от друга. Тесс с ужасом повернулась к двери. Джем рассмеялся.

– Что… – начала Тесс.

– Черч, – тут же сказал Джем, и Тесс нашла взглядом кота, который важно вышагивал по музыкальному салону, явно гордясь тем, что сумел так легко открыть дверь.

– Никогда еще не видела такого довольного кота, – заметила Тесс, когда Черч, как всегда не обратив на нее внимания, подошел к Джему и потерся головой о его руку.

– Ох, не тебя я прочил нам в свидетели, – пробормотал Джем, но все равно почесал кота за ушами, а затем, улыбнувшись, обратился к Тесс: – Ты правда этого хочешь? Правда хочешь выйти за меня уже завтра?

Тесс подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Она и думать не могла о том, чтобы ждать, чтобы расходовать понапрасну драгоценные мгновения жизни Джема. Ей отчаянно хотелось связать себя обетом и поклясться любить его в болезни и здравии, в печали и радости, пока смерть не разлучит их.

– Правда, – сказала она.

В столовой было немноголюдно. Когда Джем сделал свое объявление, не все еще спустились к завтраку.

– Мы с Тесс собираемся пожениться, – очень спокойно сказал он, накрывая салфеткой колени.

– И что, мы должны удивиться? – спросил одетый в доспехи Габриэль, который, видимо, намеревался потренироваться после завтрака. Он забрал последний кусочек бекона с блюда, стоявшего в центре стола, и Генри теперь печально смотрел на него. – Разве вы не помолвлены?

– Свадьба была назначена на декабрь, – объяснил Джем, сжав под столом руку Тесс. – Но мы изменили планы. Мы собираемся пожениться завтра.

Казалось, в столовой прогремел взрыв. Генри подавился чаем, и потерявшей дар речи Шарлотте пришлось постучать его по спине. Гидеон с громким звоном уронил чашку на блюдце, и даже Габриэль не донес вилку до рта. Только что пришедшая с кухни Софи, в руках у которой был целый поднос свежих тостов, ахнула.

– Но это невозможно! – воскликнула она. – Платье мисс Грей пропало, а новое еще даже не начали шить!

– Она может надеть любое платье, – сказал Джем. – И оно даже не должно быть золотым, ведь Тесс – не Сумеречный охотник. У нее много прекрасных нарядов – она сможет выбрать тот, который нравится ей больше всего. – Он застенчиво кивнул Тесс. – Если, конечно, ты сама не возражаешь.

Тесс не успела ответить, потому что в этот момент в дверях появились Уилл и Сесили.

– У меня так болит шея! – с улыбкой заявила Сесили. – Поверить не могу, что я смогла заснуть в такой позе…

Она осеклась, уловив царившее в комнате настроение. Уилл казался немного отдохнувшим и явно наслаждался обществом сестры, но как только он огляделся по сторонам, на лице его снова отразилась тревога.

– Что происходит? – спросил он. – Что-то случилось?

– Мы с Тесс решили перенести свадьбу, – ответил Джем. – Церемония состоится в ближайшие дни.

Уилл не повел и бровью и ничего не сказал, но вдруг стал бледным как полотно. Он даже не взглянул на Тесс.

– Джем, но как же Конклав… – начала Шарлотта, взволнованно посмотрев на юношу. – Разрешение на брак еще не получено. Нельзя идти против них…

– Но мы не можем ждать, – возразил Джем. – На получение разрешения могут уйти месяцы – ты ведь знаешь, они всегда предпочитают затягивать с ответом, особенно если он отрицательный.

– К тому же сейчас наш брак – не главная их забота, – добавила Тесс. – Бумаги Бенедикта Лайтвуда, поиски Мортмейна – все это важнее. А наше дело – личное.

– Для Конклава не существует личных дел, – заметил Уилл.

Его голос звучал необычно гулко, как будто Уилл стоял очень далеко. На шее юноши заметно билась жилка. Тесс вспомнила о той близости, которая возникла между ними в последние дни, и подумала, не разрушится ли она теперь, как хрупкая лодка при ударе о скалы.

– Мои родители… – продолжил Уилл.

– Есть законы о браке с простецами. Но нет законов о браке нефилима с той сущностью, которую представляет собой Тесс. И если я должен буду ради этого брака отказаться от своего статуса Сумеречного охотника, как отказался от него твой отец, я пойду на это.

– Джеймс…

– Я думал, что уж ты-то сможешь меня понять, – сказал Джем и уязвленно посмотрел на Уилла.

– Я и не говорю, что я не понимаю тебя. Я просто хочу, чтобы ты все обдумал.

– Я все обдумал, – отрезал Джем. – У меня есть обычное разрешение на брак, подписанное и заверенное по всем правилам простецов. Мы можем сегодня же пойти в любую церковь и обвенчаться. Мне бы очень хотелось, чтобы вы все пришли на свадьбу, но даже если вы не сможете присутствовать, мы все равно поженимся.

– Жениться на девушке только для того, чтобы сделать ее вдовой, – протянул Габриэль Лайтвуд. – Многие сказали бы, что это жестоко.

Джем окаменел, не отпустив руки Тесс. Уилл сделал шаг вперед, но Тесс уже вскочила из-за стола, прожигая Габриэля взглядом.

– Не смейте говорить об этом так, словно у меня не было выбора, – произнесла она, не отводя глаз. – Никто не навязывал мне эту помолвку, и я не питаю иллюзий по поводу здоровья Джема. Я выбираю провести с ним столько дней или минут, сколько нам отведено, и считаю, что мне невероятно повезло, что у нас вообще есть время.

Глаза Габриэля стали холодны, как море у берегов Ньюфаундленда.

– Я просто обеспокоен вашим благополучием, мисс Грей.

– Лучше позаботьтесь о своем, – бросила Тесс.

– То есть? – прищурился Габриэль.

– Полагаю, леди имеет в виду, – вступил Уилл, – что это не она убила собственного отца. Или ты так быстро оправился, что уже не страдаешь из-за своей потери, Габриэль?

Сесили ахнула. Габриэль поднялся на ноги, и на лице его снова появилось то выражение, которое Тесс увидела при первой встрече с юношей, когда он бросил вызов Уиллу, – высокомерие, надменность и ненависть.

– Не смей… – начал он.

– Хватит, – отрезала Шарлотта и вдруг замолкла, услыхав, как скрипнули ржавые петли институтских ворот и по брусчатке застучали копыта лошадей. – О Ангел! Джессамина! – Шарлотта бросила салфетку на тарелку и вышла из-за стола. – Пойдемте. Нужно встретить ее.

Никто не ждал приезда Джессамины, но она, тем не менее, появилась очень вовремя. Послышался ропот недовольства. Габриэль и Сесили недоуменно переглянулись, толком не понимая, кто такая Джессамина и какую роль она сыграла в жизни Института. Все вышли из столовой и спустились в прихожую. Тесс слегка отстала – ей было тяжело дышать, корсет как будто душил ее. Она думала о прошлом вечере и вспоминала, как они с Джемом целовались в музыкальном салоне и мечтали о свадьбе и о супружеской жизни, словно у них в распоряжении было все время мира. Казалось, что свадьба дарует Джему бессмертие, хоть Тесс и понимала, что это невозможно.

Едва она дошла до лестницы, кто-то поймал ее за руку. Обернувшись, она увидела Уилла.

На мгновение они замерли, не в силах пошевелиться. Все остальные уже столпились у подножия лестницы. Уилл нежно держал Тесс за руку, но лицо его ничего не выражало и было словно высечено из гранита.

– Ты согласен с ними, да? – наконец спросила Тесс, и вопрос прозвучал более резко, чем она хотела. – Ты тоже считаешь, что я не должна выходить за Джема сегодня же? Ты спрашивал, люблю ли я его настолько, чтобы выйти за него замуж и подарить ему счастье, и я ответила, что это так. Не знаю, смогу ли я сделать его абсолютно счастливым, но я попытаюсь.

– Если кто-то и может сделать его абсолютно счастливым, то это ты, – сказал Уилл, встретившись с Тесс глазами.