Текст книги "Чары дракона"

Катарина Керр
Чары дракона

Посвящается памяти Говарда «Джейка» Якобсена (1934 – 1988). Его нам очень не хватает и всегда будет не хватать.

Автор выражает особую благодарность:

Джону Буту из издательства «Графтон Букс» – за поддержку проекта в целом и проявленный энтузиазм;

Джудит Тарр – за мудрые советы и поддержку «на линии огня»;

Еве, Джин, Линде и Элейн из «Фьючер Фэнтази Букс», Пало Альто, Калифорния – за поддержку моих книг на раннем этапе и за то, что у них такой прекрасный книжный магазин;

и, как и всегда, моему мужу, Говарду Керру, – за все.

Элдис
1064

 
В хлеву коровы, в кружке пиво,
Река несётся торопливо;
И дождь, и скользкая, глухая мгла.
В предательствах душа изнемогла.[1]1
  Здесь и далее эпиграфы взяты автором из антологии кельтской поэзии – «Поэзия Лливарч Хена», составитель Патрик Форд, издательство «Юниверсити оф Калифорния Пресс», 1974 г. – прим. переводника


[Закрыть]
 

Лливарч Прародитель

Тёмные тучи весь день висели низко над землёй, создавая впечатление густого тумана и собираясь пролиться настоящим дождём. Но, несмотря на это, в священной роще за городскими стенами Аберуина древние дубы светились собственным светом в осеннем великолепии красных и жёлтых листьев. Несколько искр этого пламени слетели вниз и улеглись в грязной могиле, подобные золотым дарам, которые кладут в могилу – покойнику. А те, другие, дары уже положили: кувшины и сосуды с мёдом и маслом, буханки хлеба, прекрасный меч в позолоченных ножнах, керамические фигурки любимых лошадей гвербрета. Все эти подношения лежали вокруг плетёной колесницы. Хотя жители Дэверри прекратили сражаться на колесницах приблизительно тысячу лет назад, память о них осталась. Колесницы связывали ныне живущих с древними героями, и великих людей хоронили в них – правда, в лежачем положении, в отличие от предков, которых иногда погребали стоящими в колесницах. Но современным жителям Дэверри подобное положение тела казалось неприличным.

Ловиан, тьерина дана Гвербин, регентша гвербретрина Аберуин, стояла у края могилы и наблюдала за бритоголовыми священниками культа Бела, которые топтались в грязи, опуская тело её старшего сына Раиса Майлвада в место его последнего упокоения. К тому времени все обряды давно завершились и большая часть огромной толпы прощающихся разошлась. Но она осталась, не в силах плакать или причитать, усталая до самой глубины души и смотрела, как священники оборачивают тело пледом, расшитым в серебряных, голубых и зелёных цветах Аберуина. После того, как они начнут засыпать могилу, Ловиан уйдёт. Так она решила. Ещё прежде Ловиан пришлось наблюдать за тем, как мокрая земля падает на лица других людей, которых она любила, – её мужа, второго сына Эйдри, третьего, мертворождённого, сына, который даже не получил имени. Ей не требовалось снова смотреть на это.

Стоявший рядом с Ловиан Невин успокаивающе положил руку ей на плечо. Он был высоким мужчиной, с копной седых волос и пронзительным взглядом голубых глаз. Его кожа с годами стала такой же морщинистой, как опавшие листья, а руки покрыли пигментные пятна, как иногда случается у стариков, но он держался прямо и двигался быстро, как молодой воин. Хотя все, кто его видел, считали эту бодрость чудом, Ловиан была одной из немногих, кто знал правду. Невин оставался таким энергичным благодаря светлому двеомеру, поскольку являлся одним из величайших волшебников, которые когда-либо жили в Дэверри. Совсем недавно он стал служить Ловиан, официально считаясь её советником, но на самом деле, как предполагала тьерина, все обстояло наоборот: именно она служила его вполне определённым целям. Для неё это не имело значения. И дело было не только в том, что она доверяла Невину. Их цели, по крайней мере, на настоящий момент, совпадали.

– Здесь холодно, ваша светлость, – произнёс Невин мягко. В голосе слышалось сочувствие.

– Я прекрасно понимаю это, спасибо. Мы скоро уйдём.

Теперь священники прикрепляли огромную золотую круглую брошь к пледу и застёгивали её у шеи мёртвого гвербрета. Ловиан отвернулась и увидела, как двое мужчин подталкивают к могиле каменную плиту, положенную на тележку. Эпитафию уже выбили. Она состояла из похвал правителю Аберуина, который погиб во время несчастного случая на охоте. Естественно, в эпитафии не упоминалась истинная причина смерти: чёрный двеомер. Ловиан содрогнулась, вспоминая день, когда они вместе с сыном отправились выпускать ястребов. Они спокойно ехали по дороге вдоль реки, когда лошадь Раиса вдруг сошла с ума. Она стала взбрыкивать, стараясь сбросить седока, вставать на дыбы, а потом, наконец, упала и задавила Раиса. В тот момент случившееся казалось необъяснимым. Позднее Ловиан узнала, что чёрные мастера двеомера свели лошадь с ума и таким образом убили Раиса так же уверенно, как если бы воспользовались мечом. Почему? Этого никто не знал.

Священники выбрались из могилы и подали сигнал могильщикам, которые стояли неподалёку, опираясь на лопаты. Ловиан послала воздушный поцелуй своему мёртвому сыну.

– Спи спокойно, малыш, – прошептала она и отвернулась. – Пойдёмте. Нам лучше вернуться в дан.

Невин взял её под руку. Небольшая процессия пажей и служанок пристроилась за правительницей, когда они молча прошли к краю могилы, где стоял эскорт. Двадцать пять человек из боевого отряда Раиса и пятнадцать охранников Ловиан ждали у своих лошадей. Всем своим видом они выказывали почтение. Когда Ловиан приблизилась, командующий её охраной, капитан Каллин из Керрмора, подвёл её лошадь, красивую гнедую кобылу с серебристой гривой и хвостом, и придержал животное, пока тьерина садилась в женское седло и поправляла длинное платье и плащ.

– Спасибо, капитан, – Ловиан взяла у него поводья, затем повернулась в седле, чтобы проверить, готова ли её свита тронуться с места. – Ну что ж, поехали. Давайте возвращаться домой.

По сигналу капитана его подчинённые тоже сели на лошадей, и процессия тронулась с места. Ловиан и Невин ехали во главе, сразу за ними следовали служанки и пажи, а замыкали шествие охранники. Когда они приблизились к высоким городским стенам, дежурившие у ворот стражники тут же вытянулись, но Ловиан едва замечала их, настолько она погрузилась в своё горе. «Это чересчур, – подумала она. – Это просто невозможно вынести». Тем не менее, в глубине души она знала, что на самом деле способна выдержать все и каким-то образом отыскать силы, чтобы пережить грядущие трудные месяцы. Многие женщины благородного происхождения вели жизнь, которая позволяла им роскошь истерик. Они могли кататься в приступах рыданий или трагически запираться в своих покоях, наслаждаясь сочувствием половины королевства, и никто от этого не страдал. Однако Ловиан всегда приходилось подавлять своё горе и подниматься над своими слабостями. Временами – как в эти минуты под холодным моросящим дождём, – Ловиан негодовала по этому поводу, но даже и тогда она знала, что получила от богов лучшую участь.

Когда процессия петляла по вымощенным улицам Аберуина, скользким от дождя, горожане выходили из домов и магазинов, чтобы выказать уважение тьерине, которую любили. Раньше она постоянно жила здесь – когда была женой тогдашнего гвербрета, Тингира, до того, как его сын Райе унаследовал рин. Мужчины обнажали головы под моросящим дождём и кланялись, женщины приседали в реверансах. Тут и там люди выкрикивали: «Мы скорбим с вами, ваша светлость!» или «Наши соболезнования!». Сердце Ловиан больше болело за них. Вскоре – если только они с Невином не смогут это предотвратить – война принесёт разрушения на цветущие улицы Аберуина, и у этих людей появится гораздо больше поводов для печали, чем соболезнования правительнице.

Ранг гвербрета был странным в общем положении вещей в Дэверри. Хотя ко времени жизни Ловиан должность переходила по наследству от отца к сыну, изначально, в так называемые Времена Рассвета, гвербреты являлись выборными судьями и на старом языке назывались «вергобретами». Остатки этого обычая все ещё сохранились в Совете Выборщиков, который сходился, чтобы выбрать нового гвербрета, если предыдущий умирал, не оставив наследника. Поскольку к рангу прикладывалось много почестей в дополнение к богатству из собираемых налогов и собственности, все великие кланы (а также некоторые оптимистично настроенные кланы меньшего значения) соперничали друг с другом за право быть выбранными, когда нарушалась линия наследования. Часто соперничество переходило из области взяток и политической активности в погоне за голосами в открытую войну. После того, как члены Совета начнут бороться друг с другом, кровопролитие может продолжаться годами, потому что даже король не может вмешаться и прекратить его. Любой король, который попытается выступить против законов, на долгие годы восстановит против себя народ и вызовет общее возмущение, если не открытое восстание. Самое большее, что может сделать их высочество, – это воспользоваться своим почётным местом в Совете, чтобы настаивать на мире, если он к нему склонен, или наоборот бороться за голоса, как и все, поддерживая кандидата, которому благоволит. Последнее встречалось гораздо чаще.

Поскольку Райе умер, не оставив после себя детей, члены Совета уже выстраивались, подобно жокеям на старте забега. Ловиан прекрасно знала, что они начинают объединяться в полутайные союзы и принимать подарки – фактически взятки. Она приходила в ярость, поскольку, хотя у Раиса и не было сыновей, он на самом деле оставил законного наследника, одобренного самим королём, – Родри, младшего брата Раиса и её последнего сына. Если бы только Родри находился дома в Аберуине, то не потребовалось бы никаких встреч Совета, замаскированных под дружеские визиты. Но Родри несколько лет назад отправили в ссылку. Эта мера была вызвана исключительно приступом ревности брата и ничем больше. Теперь, после указа короля, призывающего Родри вернуться, когда весь Аберуин ждал его как наследника, он исчез – как исчезает утренний туман к жаркому полудню. Когда несколько дней назад король объявил, что приказывает Родри вернуться, то установил срок – один год и один день. И теперь у них оставались эти один год и один день, чтобы найти наследника и вернуть его домой. Теперь уже меньше, как подумала Ловиан, ведь восемь дней почти прошли.

Хотя Ловиан была уверена, что Невин знает о местонахождении Родри, старик отказывался открыть тайну. Каждый раз, когда она спрашивала, Невин находил отговорки и заявлял, что некто мешает им привезти Родри домой – и больше ничего. Ловиан прекрасно знала, что её сыну угрожает серьёзная опасность. Неведомая, но от этого не менее страшная. Пытаясь пожалеть Ловиан, Невин только усиливал её беспокойство. По крайней мере, так считала она сама. Мать, несомненно, вообразит худшие опасности, чем те, которые реально угрожают её мальчику. Ловиан подозревала, что некоторые из тех, кто жаждал богатства и власти в Аберуине, выкрали Родри, и жила в ужасе, думая, что они убьют его, пока таинственный помощник Невина не успел его спасти. Однако если бы она знала правду, то увидела бы мудрость в молчании Невина.

Этой ночью разразилась настоящая зимняя буря. Южный ветер завывал, дождь бил в окна. Невин знал, что это – только первая буря из многих. Зима обещала быть плохой, а Южное море – непроходимым многие, долгие месяцы. В его покоях, высоко в главном брохе дана Аберуин, ставни тряслись, готовые сорваться с петель, пламя свечей билось и дрожало. Хотя наполненный углём камин мерцал вишнёво-красным цветом, Невин надел толстый шерстяной плащ и уложил капюшон вокруг шеи так, чтобы тот не пропускал пронизывающий холод.

Его гость чувствовал себя ещё более неуютно. Элейно был бардекианцем, ростом почти семь футов и массивного телосложения, с такой тёмной кожей, что она казалась синевато-чёрной, как чернила. Это цвет кожи означал, что его дом – в далёких тёплых краях, а не влажном и ветреном Аберуине. В эту ночь он намотал на себя два плаща поверх пары хлопчатобумажных рубашек и шерстяных бригг, которые сшили специально под его размер. Но даже закутанный до самых глаз он содрогался при каждом порыве ветра.

– Как вы, варвары, умудряетесь выжить в таком забытом богами краю? – Элейно подвинул стул поближе к очагу.

– На самом деле – с большим трудом. Ты должен радоваться, что мы находимся на этом побережье, а не на севере, скажем в Кергонни. По крайней мере, в Элдисе редко идёт снег. А на севере через месяц будут сугробы, закрывающие тебя с головой.

– Я никогда не видел снег. Не могу сказать, что страдаю от этого.

– Я бы тоже не особенно переживал, если бы больше никогда не увидел эту мерзость. Я очень благодарен тебе за то, что ты согласился провести зиму здесь.

– Тебе не нужно это повторять.

– Все равно благодарю, но, боги, я чувствую себя сейчас таким усталым! Черт побери, столько всего так опрометчиво натворил наш Родри, и вот он сейчас в Бардеке, где мы не можем до него добраться до весны, и только один Бог знает, как там у него идут дела. Когда я думаю о худшем…

– Не думай. Просто не думай. Сейчас мы ничего не можем сделать, поэтому не стоит размышлять о том, что могло бы быть. Хотя, признаю: такое легче советовать, чем делать.

Вздохнув, Невин набрал ковш угля из ведра и подбросил в очаг, где маленькие огненные духи плясали и играли на красных углях. Хотя Невин не был уверен, кто нанял похитителей, он знал: Родри выкрала одна из бардекианских кровавых гильдий, которые ликвидировали проблемы тех, у кого имелись деньги, чтобы их нанять. Небольшие проблемы – вроде претендентов на наследство. Он мог только надеяться, что парень все ещё жив. А если он жив, то его не… Невин намеренно заставил себя не думать об этом. Кровавые гильдии, как известно, развлекаются с пленниками так, что об этом лучше даже не думать. Когда он услышал, как в отдалении прогрохотал гром, то подпрыгнул, словно испуганная кошка.

– Я никогда не видел, чтобы ты так беспокоился, – заметил Элейно.

– Ничто меня так не беспокоило за почти сто лет.

– Я все забываю, как долго ты живёшь.

– Несомненно, это трудно помнить. Я имею склонность и сам забывать об этом. Сказать по правде – вместе со многими другими вещами, оставшимися в прошлом. Через какое-то время все сливается воедино.

– Понятно. – Элейно долго колебался, задавать или не задавать вопрос. – Знаешь ли, я часто размышлял, что дало тебе твоё… Я имею в виду, почему… Ну, наверное, это не моё дело.

– Ты разве не слышал эту историю? Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда говорил, что голова у меня на старости лет уже плохо варит? Я-то думал, что уже рассказал тебе, а на самом деле – забыл. Много лет назад, когда я был молод – не гляди, как выгляжу сейчас, было время, когда и я был молод, – итак, в те далёкие годы я любил женщину по имени Бранвен, и у нас с ней состоялась помолвка. Но я думал, что люблю двеомер больше.

Невин встал со стула и принялся расхаживать взад-вперёд перед очагом.

– В этой истории было много деталей, большую часть которых я уже забыл, но в конце я предал Бранвен. Из-за меня Бранвен умерла. Умер и её брат, человек, который тоже её любил. Эту часть повести я не забуду никогда. На мою долю выпало копать её могилу и хоронить мою любимую. В тот день я был вне себя от чувства вины и горя. Я просто сходил с ума от стыда. Поэтому я дал клятву, что не успокоюсь, пока все не исправлю. И с того дня до сегодняшнего я делал и продолжаю делать все возможное, чтобы исправить положение. Я делал это снова и снова, всякий раз, когда Бранвен рождалась заново и пересекала мой жизненный путь, но каждый раз я терплю поражение, и поэтому так никогда и не успокоился.

– Ты говоришь мне, что Великие приняли такую клятву?

– Приняли. Ну, я же не выполнил одну клятву, не так ли? Предполагаю, они хотели посмотреть, выполню ли новую. – Невин рассмеялся, но в этом смехе не слышалось веселья. – Разве тебе не кажется удивительной жизнь, которая тянется свыше четырехсот лет?

– Нет. В особенности, когда я слышу такую усталость в твоём голосе.

– Хорошо. Ты высоко поднимаешься в двеомере, Элейно. – Невин снова сел и тяжело вздохнул. – Но я выполню эту клятву. Обязательно. Бранвен принадлежит двеомеру, и, клянусь всеми богами на небесах, я сделаю так, что она это увидит, или я умру в попытках совершить это – о, черт побери, какой глупый повод для шутки!

– На этот раз? Значит, она опять переродилась, не так ли?

– Да. Бранвен – это Джилл, дочь Каллина из Кермора. Элейно открыл в удивлении рот.

– Та девушка, которая отправилась вместе с этим болваном Саламандром, – добавил Невин. – В Бардек за Родри. Та самая, это правда.

После двух долгих дождливых дней буря наконец улеглась. Все были рады покончить с вынужденным бездельем, когда проводили дни в дрёме, собравшись у каминов в больших залах. В то утро деловой район города был полон суеты, когда Каллин вышел, чтобы пройтись. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух и смотрел на вымытые дождём улицы. Каллин шёл широкими шагами, направляясь к главным воротам, чтобы просто иметь цель своей бесцельной прогулки, но примерно на полпути остановился, поражённый одной странностью, которую в первый момент не смог даже определить. Кто-то, кого он миновал, когда проходил рядом с прачечной, каким-то образом оказался не к месту. Каллин повернул назад и увидел молодого человека, которого едва узнал. Парня звали Брик, он служил одним из младших конюхов. Но сейчас Брик нёс вязанку хвороста и шёл не так, как обычно ходят слуги, – не тащился с трудом, волоча ноги, а двигался вперёд уверенным широким шагом воина. Каллин колебался только мгновение перед тем, как последовать за ним. И конечно, Брик пронёс вязанку хвороста мимо прачечной, а затем – мимо летней кухни. Между ним и внешними городскими стенами больше не было зданий, в которых могли бы понадобиться дрова.

Каллин следовал за парнем, пока тот не дошёл до арсенала. Затем капитан нырнул внутрь, пробежал до двери в дальнем конце и чуть-чуть приоткрыл её, чтобы выглянуть наружу. Его догадка оправдалась. Брик на самом деле оглядывался, чтобы проверить, не следит ли кто за ним, но не заметил, что дверь оружейного склада чуть-чуть приоткрыта. Затем парень обошёл сарай и направился к брохам. Каллин выскользнул наружу и последовал на некотором удалении, держась в тени различных зданий. Парень больше ни разу не оглядывался, пока не добрался до низкой кирпичной стены, которая отделяла сад гвербрета от внутреннего двора, где обычно отдыхали стражники. Каллин спрятался в дверном проёме, когда Брик бесцеремонно бросил вязанку хвороста, осторожно огляделся, а после перепрыгнул через стену в сад. Каллин следил за ним. Брик поспешил через лужайку, где с кожаным мячом играла маленькая Родда, незаконнорождённая дочь и единственная наследница Родри. Её нянька Тевилла сидела на небольшой каменной скамье и шила. У Брика совершенно не имелось оснований находиться в саду.

Выругавшись, Каллин выхватил меч и припустил бегом. Он перепрыгнул через стену как раз в тот момент, когда парень попытался схватить ребёнка. Тевилла закричала, спрыгнула со скамейки и метнула ножницы Брику в голову. Она не попала, но похитителю пришлось уклоняться, и он потерял секунду. Несясь через лужайку, Каллин увидел, что у Брика с собой кинжал, и он его уже заносит над головой.

– Беги, девочка!

Родда вывернулась. Брик развернулся и увидел приближающегося Каллина. Он бросился бежать. Тевилла схватила кожаный мяч и бросила ему под ноги. Брик рухнул наземь, и тут до него добрался капитан. Он схватил Брика за рубашку, поднял и сломал ему кисть, опустив на неё меч тупой стороной. Кинжал упал в траву. Каллин отшвырнул его ногой подальше, чтобы пленник не смог дотянуться до оружия.

– Благодарение богам! – Тевилла схватила кинжал. – Каллин, я так рада, что ты оказался здесь.

– О, не знаю. Кажется, ты и сама неплохо справлялась.

Тевилла устало улыбнулась ему, затем заткнула кинжал за верхнюю юбку и подняла Родду на руки. Девочка выглядела до странного спокойной, только слегка побледнела, когда мгновение неотрывно глядела на своего спасителя. Потом повернулась на руках у няни и посмотрела на хныкающего Брика.

– Накажите его, – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно. – Он плохой.

Парень закричал, закрутился в руках у капитана, а затем стал метаться из стороны в сторону, испытывая острую боль. Когда поражённый Каллин отпустил его, Брик рухнул всем телом, стал извиваться и вопить все громче и громче.

– Прекрати! – послышался голос Невина, спешащего через лужайку. – Прекрати это все немедленно! Родда, ты, несчастный маленький зверёныш!

Рыдая и хватая ртом воздух, Брик перевернулся на живот и закрыл лицо руками. Каллин понял, что руки и лицо парня кровоточат, словно его царапала сотня кошек. В то время как Тевилла в ужасе отступила назад, Родда захихикала, то и дело фыркая, пока Невин гневным взглядом не заставил её замолчать.

– Никогда этого больше не делай, – приказал старик.

– Но у него был нож. Он очень плохой, деда.

– Я знаю. Я все видел из окна. Ты подождала, пока он не стал беспомощным, а это нечестно. Ну, разве не так?

Девочка со стыдом опустила голову.

– О какой милой малышке вы заботитесь, госпожа Тевилла, – заметил Невин. – Она – определённо дочь Родри. Определённо.

– Временами она на самом деле доставляет много хлопот, но в данном случае, уважаемый, не можете же вы утверждать, что это все натворила она, – Тевилла показала ногой в деревянном башмаке на истекающего кровью человека, простёртого на земле.

– Вам придётся поверить, что это в самом деле совершила она. И тебе, капитан. Пойдём, Родда. Я собираюсь поговорить с тобой, а затем мы все пойдём к твоей бабушке. Каллин, возьми с собой этого пса и отведи в большой зал.

Когда Невин тронулся с места, Тевилла собралась идти за ним, но старик раздражённо махнул рукой, жестом показывая, чтобы она этого не делала. Дрожа, словно наконец до неё только сейчас дошёл смысл всего случившегося, Тевилла задержалась. Она стояла и смотрела, как Каллин нагибается, хватает Брика за плечи и хорошенько трясёт его. Парень закричал от боли и уставился на капитана в смущении и замешательстве. Что-то было не так с глазами Брика, или так подумал Каллин. Он никогда не видел, чтобы человек выглядел настолько смущённым, настолько потерянным и запутавшимся, словно его глаза сами затуманились, и он смотрит вокруг, на самом деле ничего не видя.

– Эй, парень, ты не ослеп?

– Нет… Но, капитан, где я? Моя рука! – Зарыдав от усилия, он поднял сломанную кисть и уставился на кровь. – Я упал? Это собаки постарались? Что это? – Его голос стал громче и превратился в истерический вопль. – Скажите мне, ради всех богов! Что я здесь делаю, да ещё в таком состоянии?

Каллин снова схватил его и поставил на ноги.

– Помолчи, парень. Вскоре все узнаешь. Ты можешь стоять? Нам нужно встретиться со старым Невином.

– Травником? О, боги… – Юноша зашептал: – Ощущения такие, словно я спал, а потом проснулся.

– В самом деле? Ну ладно, пошли. Теперь ты в порядке. Каллин внезапно похолодел, поняв, что парень сказал правду. Брик находился в такой же опасности, как и ребёнок. Тевилла резко вдохнула воздух.

– Как ты? – спросил у неё Каллин.

– Ничего, капитан. Я только сейчас кое-что вспомнила.

– И что?

– Я не скажу никому, кроме Невина, но, думаю, мне лучше сказать это ему сразу.

Поскольку одной из обязанностей Ловиан, как регентши, являлось обеспечение правопорядка и соблюдение законов гвербретрина, Невин заставил её провести слушание дела в зале правосудия. Великолепие помещения только оттеняло убогость жалкой маленькой группки собравшихся. На стене висели знамёна Аберуина с изображением драконов и золотой меч правосудия; массивный дубовый стол и стул гвербрета с высокой спинкой стояли на полу, выложенном шиферной плиткой, расположенной в шахматном порядке. Ловиан сидела на краешке стула с Роддой на коленях. Брика Невин заставил сесть на стол, чтобы он мог перевязать парню кисть, пока прочие давали свидетельские показания. Справа от Ловиан на невысокой скамье сидела Тевилла; Каллин стоял за ней. После того, как все выступили, тьерина слегка прижала к себе внучку.

– О, боги! – выдохнула Ловиан. – Выглядит совершенно очевидным, что этот парень попытался убить нашу Родду, но что-то заставляет меня сомневаться в его вине.

– Так и есть, ваша светлость, – сказал Невин. – Если быть точными, то его тело было использовано для попытки этого преступления, но душа и разум его совершенно невинны. А теперь, Тевва, что вы так хотели рассказать?

– Сегодня мне приснился странный сон. У вас когда-нибудь бывало так, что вы видите сон, но думаете, что на самом деле бодрствуете? Наша комната, кроватка Родды, камин – все выглядело именно так, как должно, за окном забрезжил рассвет, но когда я попыталась пошевелиться, то не смогла, и поняла, что все ещё сплю.

– Подобные сны – не редкость, – Невин закончил перевязывать руку парня и посмотрел на женщину. – А что случилось потом?

– Мне снилось, что вместе со мной в комнате находится ведьма. Моя мама обычно говорила, что ведьма может вытянуть твою душу и положить в небольшой сосуд. Тогда я смеялась, но утром я ощутила именно это. Словно кто-то пытался украсть мою душу.

Невин почувствовал усталость и вместе с тем раздражение, что обычно бывает, когда оправдываются твои самые худшие страхи и подозрения.

– А как вы отогнали эту ведьму?

– Не знаю. – Тевилла выглядела очень смущённой. – Я не могла пошевелиться, чтобы защитить себя, скрестив пальцы, как мы обычно отгоняем нечистую силу, но я на самом деле даже не могла видеть, где находится ведьма. Я просто знала, что она там, со мной. Поэтому я… ну, в некотором роде просто оттолкнула её. Я обратилась к Богине, чтобы она защитила меня и прогнала ведьму. Это все имеет смысл, господин?

– Для меня имеет, госпожа Тевилла. Но есть ещё одна вещь. Эта ведьма, вероятнее, была мужчиной, а не женщиной. Видите ли, наши враги пытались сделать с вами то, что, в конце концов, сделали с Бриком. Они могут завладеть телом человека на некоторое время, если человек этот достаточно слаб, и использовать его плоть, как свою собственную.

Брик застонал, на глаза его навернулись слезы.

– Ваша светлость, – обратился он к тьерине. – Я никогда не стал бы этого делать. Никогда бы не причинил зла девочке. Пожалуйста, поверьте мне.

Ловиан быстро метнула в сторону Невина вопросительный взгляд.

– Я верю ему, ваша светлость. Теперь, когда я знаю, что они делают, я также могу положить этому конец. Могу ли я выступить с предложением, ваша светлость?

– Конечно.

– Две вещи. Брика нужно отослать прочь – не за его вину, учтите, а ради его безопасности.

Он повернулся к убитому горем парню.

– Теперь они установили с тобой связь, парень, и могут попытаться использовать тебя снова. Если они добьются успеха, то уж на этот раз убьют тебя. Ты понимаешь? Они используют тебя, а затем прикончат.

Лицо Брика побледнело, но он медленно кивнул, показывая своё согласие.

– Второе. С этого момента капитан должен стать телохранителем ребёнка. Когда вы выходите на улицу, госпожа Тевва, вы должны брать его с собой. Я не могу представить себе, чтобы кто-то завладел разумом Каллина.

– Как и я, – согласился Каллин. – Я согласен с Невином, ваша светлость. Поскольку они больше не могут провернуть свою вонючую уловку, то, скорее, пошлют сюда кого-то с мечом.

– В таком случае решено, – Ловиан уверенно кивнула каждому из присутствующих. – А что касается тебя, Родда ты с этого момента подчиняешься приказам капитана.

– Хорошо, бабушка.

Все улыбнулись, с восторгом глядя на хорошенькую маленькую девочку, потому что глядеть на неё было приятно. Её вид вызывал облегчение после мыслей о тёмных силах, что роятся вокруг. Только один Невин знал, что ребёнок обладает странными магическими способностями. Благодаря эльфийской крови, которую она унаследовала от отца, Родда не только видит дикий народец, но ещё и в состоянии управлять им. Расцарапанное лицо несчастного Брика свидетельствовало о том, что в ней также достаточно эльфийской мстительности. Как будто ему мало проблем! Но, несмотря на тяжесть своих забот, Невин знал: ему придётся уделить ей немного времени.

Этим вечером беспокойство никак не проходило. Сразу после захода солнца Невин отправился наверх в свои покои, расположенные высоко в брохе, и открыл ставни, чтобы впустить прохладный осенний воздух. Вечер был такой кристально ясный, что Невин мог видеть далеко за пределы города, вплоть до гавани, где в призрачно белой пене волн уже начали отражаться звезды, только что появившиеся на бархатно-тёмном небе. Он слышал, как в отдалении звонит бронзовый колокол на храме Мананнана, оповещая о том, что люди гвербрета закрепляют железную цепь, закрывая гавань на ночь. В городе несколько собак залаяли в ответ, а темнота тут и там прорезалась фонарями, с которыми люди шли по улицам, или светом, падающим из окон. При виде звёзд и поднимающейся луны усталость Невина наконец отступила, и он постоял у окна несколько минут, пока тихий стук в дверь комнаты не вернул его к действительности. Элейно проскользнул внутрь и тихо закрыл за собой дверь. Невина всегда поражало, что огромный бардекианец двигается так грациозно и тихо, как кошка.

– Я только что смотрел на нашего пленника, – сообщил Элейно. – Он выглядит сегодня гораздо лучше. Похоже, он очень быстро поправляется. Чахотка, которая у него была, уже убила бы простого человека… Хотя я, конечно, не лекарь.

– О, я полностью согласен с твоим диагнозом. Ты смотрел его ауру?

– Смотрел, и она, кажется, несколько покрепче. Я не могу справиться с этим странным цветом, грязно-зелёным, и с этими странными пурпурными полосами и пятнами.

– На самом деле, я тоже никогда раньше не видел ничего подобного. Но давай спустимся вниз и взглянем на него. Если он неплохо себя чувствует, то попытаемся с ним поработать. Мне только нужно приготовить травы и прочие вещи, которые потребуются.

Пленник, о котором шла речь, содержался в крохотной комнатке в одной из небольших полубашен, которые стояли вокруг главной. Перед дверью дежурил вооружённый стражник, поскольку лорд Перрин из Алобри – до того, как его недавно поймали, – являлся одним из худших конокрадов в королевстве. За подобное преступление полагалась смертная казнь через повешение после публичной порки. Перрин также совершил ещё одно, более тяжкое преступление, но Невин держал его в секрете по нескольким серьёзным причинам. Предыдущим летом Перрин выкрал и изнасиловал единственную дочь Каллина из Керрмора, Джилл, но сделал это путём такого путанного двеомера при таких необычных обстоятельствах, что Невин никак не мог разобраться, кто он на самом деле: преступник или жертва какого-то странного заговора. Вопрос требует большего изучения, и заключения делать ещё рано. А если Каллин узнает о случившемся, то Перрин не проживёт достаточно долго для того, чтобы вопрос можно было изучить. Он уже и так чуть не умер от чахотки, которую нажил из-за неправильного использования своих инстинктивных магических способностей. Нынешним вечером Перрин выглядел значительно лучше, что само по себе казалось странным. Как сказал Элейно, чахотка была достаточно сильной, чтобы убить обычного человека. Невин начинал подозревать, что Перрин – далеко не обычный человек и на самом деле, возможно, совсем не человек. Перрин был выше среднего роста, худощавый. Ничем не примечательный молодой парень с темно-рыжими волосами и голубыми глазами, приплюснутым носом и слишком большим ртом. Сейчас он был смертельно бледен, глаза его все ещё слезились, и он то и дело откашливался в старую тряпку. Когда вошли двое мастеров двеомера, Перрин поднял голову, что-то буркнул себе под нос и откинулся на груду подушек, подложенных ему под спину.