Текст книги "Королева Америки"

Катарина Макги
Королева Америки

ПОСВЯЩАЕТСЯ ДЖОНУ ЭДУ, ПЕРЕЖИВАЮЩЕМУ О ТОМ, ЧТО ЕМУ ЕЩЕ НИЧЕГО НЕ ПОСВЯЩАЛИ

Katharine McGee

AMERICAN ROYALS II: MAJESTY

Copyright © 2020 by Katharine McGee and Alloy Entertainment

Jacket art copyright © 2020 by Carolina Melis

Published by arrangement with Rights People, London through The Van Lear Agency

© Музыкантова Е., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог

Утро выдалось мрачным и серым, над улицами столицы висел туман. Все корреспонденты сошлись во мнении, что погода для похорон более чем уместная.

Они стояли за бархатным шнуром, по одну сторону от входа во дворец, обменивались сигаретами и мятными конфетами, на экранах своих телефонов спеша проверить, все ли в порядке с губной помадой. Наконец главные ворота дворца распахнулись, чтобы впустить первых гостей.

Их собралось множество, со всех концов света. Императоры и султаны, эрцгерцоги и вдовствующие королевы, даже кардинал, посланный самим Папой. Члены Конгресса и аристократы, от высокопоставленных герцогов до простых пэров, – все пришли сюда, чтобы почтить память Его Величества Георга IV, покойного короля Америки.

Одетые в траурные черные платья и темные костюмы, они прошли через распахнутые двери в огромный тронный зал. Другого места в столице, способного вместить три тысячи гостей, не было.

Военный салют из серии ружейных выстрелов разнесся над рекой, и похоронная процессия свернула на проспект, ведущий к дворцу. Наступила тишина, густая, как нависший над городом туман.

Журналисты расправили плечи, операторы поспешили настроить объективы.

Никто не произнес ни звука, в то время как в дымке показалась группа фигур: восемь молодых людей из гвардии Ревера, элитного офицерского корпуса, защищавшего Корону. Они отдавали последние почести своему суверену. Гвардейцы несли гроб, задрапированный красно-сине-золотым американским флагом.

Большинство из них с решимостью смотрели вперед. Но один юноша – высокий, со светло-каштановыми волосами и серо-голубыми глазами – то и дело оглядывался через плечо. Вероятно, он начал уставать. Траурная процессия все утро двигалась по улицам столицы. Расстояние, которое напрямик составляло менее двух миль, из-за извилистого маршрута потребовало нескольких часов. Маршрут был разработан таким образом специально, чтобы как можно больше граждан могли проститься со своим монархом.

Все еще с трудом верилось, что короля Георга действительно нет. Ему было всего пятьдесят, когда он умер после неожиданной и трагически закончившейся войны с раком легких.

В нескольких шагах от гроба шла двадцатидвухлетняя принцесса Беатрис – нет, напоминали себе люди, уже не принцесса. После смерти отца она стала Ее Величеством Беатрис Джорджиной Фредерикой Луизой, королевой Америки. К титулу еще предстояло привыкнуть. Америкой прежде никогда не правила женщина.

Когда процессия подошла к воротам дворца, Беатрис опустилась перед гробом в глубоком реверансе. Раздались шелчки камер, будто пробудился рой насекомых – фотографы спешили запечатлеть легендарный момент: молодая королева в последний раз склоняет перед кем-то голову.

1
Беатрис

Шесть недель спустя

Беатрис не помнила, чтобы во дворце было так тихо.

Обычно в его залах разносилось эхо голосов: дворецкие отдавали приказы лакеям; экскурсоводы проводили занятия с группами студентов; послы или министры преследовали лорда-камергера, умоляя об аудиенции у короля.

Сегодня все было тихо. Чехлы от пыли закрывали мебель, излучая в полумраке призрачное сияние. Даже толпы людей, которые обычно собирались у главных ворот, исчезли, оставив дворец, точно остров среди пустых тротуаров и вытоптанной травы.

Беатрис слышала, как позади мама выходит из машины. Сэм и Джефф решили остаться в загородном доме еще на одну ночь. Когда они трое были моложе, то ездили туда вместе – в темном внедорожнике, смотря фильмы на экране выдвижного телевизора, – но Беатрис больше не могла сесть в одну машину с сестрой. Монарху и тому, кто следующим за ним наследовал трон, не разрешалось путешествовать вместе из соображений безопасности.

Она прошла лишь половину холла, когда зацепилась каблуком за старинный ковер. И споткнулась – крепкая рука тут же поддержала ее.

Беатрис посмотрела в серо-голубые глаза своего личного охранника Коннора Маркхема.

– Ты в порядке, Би?

Она знала, что должна сделать ему выговор, ведь он использовал ее прозвище, пренебрегая титулом на публике, так что любой мог услышать. Но Беатрис не могла спокойно думать, когда Коннор держал ее за руку. После этих недель вдали друг от друга эхо его прикосновения огнем пронеслось по ее венам.

В холле зазвенели голоса. Коннор нахмурился и быстро отступил, а из-за угла показались два лакея в сопровождении человека. Черты его лица были жесткими, в волосах проглядывала седина. Роберт Стэндиш служил лордом-камергером у отца Беатрис, а теперь и у нее.

Он отвесил официальный поклон.

– Прошу прощения, Ваше Величество. Мы не ждали вас раньше завтрашнего дня.

Беатрис постаралась не вздрогнуть, услышав обращение. Она еще не привыкла, что «Ваше Величество» относится к ней.

Лакеи начали бегать из зала в зал, сдергивая чехлы от пыли и собирая их в одну кучу. Дворец будто ожил, когда в спешке были открыты декоративные столики и изящные медные лампы.

– Решила вернуться пораньше. Я просто… – Беатрис замолчала, не успев сказать «я просто хотела сбежать». Предполагалось, что месяц, проведенный в Салгрейв, загородном поместье Вашингтонов, станет небольшим отпуском. Но даже в окружении семьи она чувствовала себя одинокой. И утомленной.

Каждую ночь Беатрис пыталась как можно позднее ложиться спать, потому что стоило ей закрыть глаза, как приходили сны.

Ужасные, запутанные сны, в которых она была вынуждена снова и снова смотреть, как умирает отец, и знать, что это ее вина.

Беатрис стала причиной смерти отца. Если бы она не кричала на него в ту ночь, не угрожала выйти замуж за своего личного охранника и отказаться от трона, король Георг мог бы остаться жив.

Беатрис подавила вздох. Она знала, что лучше не позволять себе так думать. Иначе ее рассудок камнем пойдет на дно колодца горя, глубже и глубже, но без возможности когда-нибудь достигнуть дна.

– Ваше Величество, – Роберт взглянул на планшет, который всегда носил с собой, – Я хотел бы обсудить некоторые вопросы. Можем ли мы пройти в ваш кабинет?

Беатрис не сразу осознала, что он имел в виду офис ее отца. Который теперь принадлежал ей.

– Нет, – ответила она немного резко. Беатрис не была готова увидеть ту комнату – и встретиться со всеми заключенными в ней воспоминаниями.

– Почему бы нам не поговорить здесь? – добавила она, ведя его в одну из гостиных.

– Отлично. – Роберт прошел за ней внутрь и закрыл двойные двери, оставив Коннора в холле.

Устроившись на полосатом зеленом диване, Беатрис бросила взгляд на три эркерных окна, выходивших на главную подъездную дорогу. Эту нервную привычку она приобрела после смерти отца: изучать окна каждой комнаты, в которую входишь. Как будто естественное освещение могло помочь ей дышать свободнее.

Или, возможно, она искала путь для побега.

– Ваше Величество, расписание на предстоящую неделю.

Роберт протянул бумагу с тисненым королевским гербом.

– Спасибо, лорд Стэндиш, – сказала Беатрис и замолчала. Она всегда, обращаясь к нему, использовала его полный титул – так сложилось с тех пор, как Беатрис познакомилась с ним в подростковом возрасте, но сейчас… – Могу я называть вас Роберт?

– Для меня это будет честью, – сказал он почтительно.

– В таком случае вы должны называть меня Беатрис.

Камергер шумно вздохнул.

– О нет, Ваше Величество. Я бы никогда не осмелился на подобное. И я бы посоветовал, – добавил он, – никогда более не делать таких предложений, тем более никому, занимающему служебную должность. Это не вполне уместно.

Беатрис почувствовала себя школьницей, как будто ей снова семь лет и преподаватель этикета треснул ее линейкой по пальцам в наказание за небрежный реверанс. Она заставила себя вчитаться в бумагу на коленях и в замешательстве подняла голову.

– А где остальная часть моего расписания?

В расписании были перечислены только незначительные появления на публике – прогулка за пределами столицы с группой по охране природы, встреча с местными девушками-скаутами – того рода мероприятия, в которых Беатрис участвовала как наследница трона.

– Я должна принять каждого лидера партии из Конгресса, – продолжила она. – А почему на четверг не намечено заседание Кабинета министров?

– Нет необходимости сразу во все это углубляться, – уклончиво сказал Роберт. – Вы были вне поля зрения общественности с момента похорон. Прямо сейчас людям нужно, чтобы вы дали им уверенность.

Беатрис боролась с чувством беспокойства. Монарх должен править, а не бегать повсюду, пожимая руки, словно он талисман Америки. Для подобного предназначался наследник престола.

Но что она могла сказать? Все, что Беатрис знала о роли монарха, она почерпнула от отца. Теперь он ушел, и единственным человеком, который мог дать ей совет, был Роберт – его правая рука.

Камергер покачал головой.

– Кроме того, уверен, вы захотите потратить следующие несколько месяцев на подготовку свадьбы.

Беатрис попыталась заговорить, но у нее перехватило дыхание.

Она все еще была помолвлена с Теодором Итоном, сыном герцога Бостонского. Но в течение прошлого месяца каждый раз, когда она начинала думать о Тедди, ее разум яростно сопротивлялся.

«Разберусь с этим, когда вернусь, – пообещала она себе. – Сейчас я ничего не могу с этим сделать».

В Салгрейв было легко позволить себе забыть о Тедди.

Никто из членов семьи не говорил о нем. Они вообще мало общались, каждый был погружен в собственное горе.

– Я бы предпочла пока не сосредотачиваться на свадьбе, – сказала она наконец, не в силах скрыть напряжение, прозвучавшее в ее голосе.

– Ваше Величество, если мы начнем планировать сейчас, то сможем провести церемонию в июне, – заявил камергер. – А после медового месяца вы можете провести остаток лета в туре молодоженов.

«Лучше сказать все сразу», – подумала Беатрис, собираясь с духом.

– Мы не поженимся.

– Что вы имеете в виду, Ваше Величество? – спросил Роберт, сжав губы в недоумении. – Что-то… случилось между вами и Его светлостью? – Беатрис судорожно вздохнула, и он поднял руки, пытаясь успокоить ее. – Пожалуйста, простите меня, если я захожу слишком далеко. Но чтобы выполнять свою работу эффективно, мне нужно знать правду.

Коннор все еще стоял в коридоре. Беатрис могла представить его: застыл в стойке гвардейца – ноги стоят твердо, рука рядом с кобурой. В панике Беатрис подумала, слышит ли он их через запертые деревянные двери.

Она открыла рот, готовая рассказать Роберту о Конноре. Это не казалось чем-то сложным; у Беатрис уже был этот разговор с отцом – она вошла к нему в кабинет и сообщила, что влюблена в своего охранника, – в ночь помолвки с Тедди. Так почему она не может сказать это еще раз сейчас?

«Мне нужно знать правду», – настаивал Роберт. Вот только… что было правдой?

Беатрис не знала. Ее чувства к Коннору смешались с эмоциями, которые она испытывала из-за всего произошедшего: страсть, угрызения совести, горе болезненно сплелись.

– Я согласилась выйти замуж, пока мой отец был еще жив, потому что он хотел проводить меня к алтарю, – сумела выговорить она. – Но теперь, когда я королева, не нужно торопиться.

Роберт покачал головой.

– Ваше Величество, именно потому, что вы королева, я предлагаю вам как можно скорее выйти замуж. Вы – символ Америки и ее будущего. И учитывая текущую ситуацию…

– Ситуацию?

– Это период перехода и неопределенности. Страна оправилась от смерти вашего отца не так легко, как мы могли надеяться. – В тоне Роберта не произошло никаких изменений, не послышалось ни единой эмоции. – Фондовый рынок пострадал. Конгресс поставлен в безвыходное положение. Несколько иностранных послов подали прошение об отставке. Всего несколько, – добавил он, увидев выражение ее лица. – Но свадьба станет объединяющим событием для всех в стране.

Беатрис поняла, что скрывается за этими словами. Теперь она была королевой Америки – и Америку охватил страх.

Слишком молодая, неопытная правительница. Но прежде всего Беатрис была женщиной. Пытающейся управлять страной, которой всегда руководили мужчины.

Если сейчас в Америке царила нестабильность, именно Беатрис была причиной этого.

Прежде чем она успела ответить, двойные двери гостиной распахнулись.

– Беатрис! Вот ты где.

На пороге стояла мама. Аделаида выглядела элегантно даже в дорожной одежде – узких темно-синих брюках и бледно-голубом свитере, – хотя теперь они сидели свободнее, чем раньше.

Горе давило ей на плечи, точно тяжелый плащ.

При виде Роберта королева Аделаида заколебалась.

– Извините, я не хотела прерывать вас.

Камергер поднялся на ноги.

– Ваше Величество, присоединяйтесь к нам. Мы как раз обсуждали свадьбу.

Аделаида повернулась к Беатрис и с особой теплотой в голосе спросила:

– Вы с Тедди назначили дату?

– На самом деле… Я не уверена, что готова выйти замуж. – Беатрис умоляюще посмотрела на маму. – Все слишком быстро. Разве ты не думаешь, что нам следует подождать какое-то время, чтобы оправиться от потери?

– О, Беатрис, – Аделаида с тяжелым вздохом опустилась на диван. – Мы никогда не перестанем горевать. Ты это знаешь, – мягко добавила она. – Со временем боль может стать меньше, но это не значит, что мы когда-нибудь перестанем чувствовать утрату. Мы просто научимся с ней жить.

Роберт энергично закивал.

Беатрис пыталась не обращать на него внимания.

– Нам всем сейчас не помешал бы какой-нибудь повод для счастья, для праздника. Не только Америке, но и нашей семье. – В глазах Аделаиды блеснула тоска. Она любила мужа всей душой, и теперь, когда он ушел, казалось, перенесла свою любовь на старшую дочь – союз Беатрис и Тедди стал для Аделаиды единственным источником надежды.

– Сейчас эта свадьба нужна нам как никогда, – вмешался Роберт.

Беатрис беспомощно переводила взгляд с одного собеседника на другого.

– Я понимаю, но… мы с Тедди так мало знаем друг друга.

Королева Аделаида вздрогнула.

– Беатрис. Ты передумала?

Беатрис посмотрела на обручальное кольцо на левой руке. Она носила его весь месяц лишь по привычке. Когда Тедди дал ей кольцо, это казалось сначала неправильным, но в какой-то момент Беатрис, должно быть, просто привыкла.

Это наглядно доказывало, что со временем действительно можно привыкнуть ко всему.

Кольцо было прекрасным – крупный бриллиант на ободке из белого золота. Более ста лет назад он принадлежал королеве Терезе, но теперь его так искусно отполировали, что любые повреждения померкли за сиянием.

Чем-то кольцо напоминало саму Беатрис.

Она вдруг поняла, что Роберт и мама ждут ответа.

– Я просто… Я скучаю по отцу.

– О, милая. Я знаю. – Слеза скатилась по щеке Аделаиды, оставляя одинокий след туши.

Она никогда не плакала – по крайней мере, на людях. Даже на похоронах сдерживала свои эмоции, пряча их за выражением бледного решительного стоицизма. Мать всегда говорила Беатрис, что королева должна проливать слезы наедине с собой, чтобы, когда придет время предстать перед нацией, она могла бы выступить источником силы. Вид этой слезы представлял такое же ошеломляющее и сюрреалистичное зрелище, как если бы одна из мраморных статуй в дворцовом саду начала плакать.

Беатрис не проронила ни слезинки после смерти отца.

Она хотела плакать. Знала, что это неестественно, но что-то внутри, казалось, непоправимо сломалось и в глазах больше не собирались слезы.

Аделаида обняла дочь и притянула к себе. Беатрис инстинктивно положила голову на плечо матери, как в детстве. И все же это не принесло обычного успокоения.

Внезапно Беатрис почувствовала, насколько хрупким было тело мамы под кашемировым свитером. Королева Аделаида дрожала от сдерживаемого горя. Она казалась такой ранимой – и впервые на памяти Беатрис старой.

И это уничтожило то, что осталось от решимости Беатрис.

Она попыталась в последний раз представить себя с Коннором: то, как говорит ему, что все еще его любит, что хочет убежать от своей жизни и быть с ним, несмотря на последствия.

Но она не смогла этого вообразить. Казалось, будущее, о котором мечтала Беатрис, умерло вместе с ее отцом.

А может, умерло с прежней Беатрис, той, которая была принцессой, не королевой.

– Хорошо, – тихо произнесла она. – Я поговорю с Тедди.

Она сможет ради семьи, ради страны. Выйдет за Тедди и подарит Америке историю волшебной любви, которую так отчаянно ждут люди.

Пора отпустить Беатрис-девушку и стать Беатрис-королевой.

2
Нина

Нина Гонсалес затаив дыхание вытащила деревянный брусок из башни, которая становилась все более шаткой. С томительной осторожностью она положила кусочек «Дженги»[1]1
  «Дженга» – настольная игра, в которой игроки по очереди достают блоки из основания башни и кладут их наверх.


[Закрыть] на верх сооружения.

Невероятным образом конструкция устояла.

– Да! – Нина вскинула руки, испустив победный возглас, – и в этот момент пара брусков выпали из башни и с грохотом ударились о стол. – Похоже, рано я радовалась, – со смехом заметила она.

Рейчел Гринбаум, что жила дальше по коридору от Нины, подтолкнула к ней упавшие бруски.

– Итак, с тебя «шляпа» и «тюремное танго»!

Они играли с известным в Королевском колледже набором «Дженга для вечеринок», разрисованным красным маркером. Это была обычная «Дженга», только с заданием на каждом блоке – выпить несколько шотов виски, спеть в караоке, съесть шоколадный батончик, – каждый должен был следовать указаниям, написанным на сбитом бруске.

Когда Нина спросила, сколько же лет этому набору «Дженги», никто не смог ответить.

Это были последние дни весенних каникул, и Нина с друзьями тусовалась в «Огдене», кафе, над которым находился Колледж изящных искусств. «Огден» из-за своего местоположения особенно привлекал студентов театрального факультета, которые всегда удивляли Нину, а еще здесь подавали печенье бесплатно.

– Найти шляпу легко. Просто носи какой-нибудь предмет, как будто это шляпа, – объяснила Лейла Тагдиси, их общая подруга. Нина послушно сложила треугольник из бумажной салфетки и водрузила его себе на голову.

– А «тюремное танго» значит, что ты должна до конца игры оставить свой телефон на столе, чтобы мы все могли читать твои сообщения.

Лейла бросила на Нину извиняющийся взгляд. Все друзья знали, насколько она скрытна в том, что касается ее личной жизни и отношений с королевской семьей.

Однако Нина решила, что в этом семестре она станет нормальной. Поэтому, как любой другой студент колледжа в ее положении, достала телефон и положила его на стол.

Рейчел вздохнула.

– Поверить не могу, что первый день семестра приходится на понедельник. Я еще не готова начать занятия.

– Не знаю, а я вроде бы рада. – Нина вновь наслаждалась жизнью в колледже теперь, когда могла свободно гулять по кампусу, без преследований папарацци. Она еще слышала, как тут и там шептались – студенты еще задерживали на ней взгляд и растерянно хмурились, как будто думая, что встречали ее, но не могли вспомнить где.

И все же теперь было значительно легче по сравнению с тем кошмаром, в котором она жила в начале года, когда встречалась с принцем Джефферсоном.

У людей удивительно короткая память на подобные вещи. А после новостей о смерти короля, которые потрясли мир, краткие отношения Нины с Джеффом стали последним, о чем кто-то стал бы задумываться. Мир явно забыл о ней и двинулся дальше, к огромному облегчению самой Нины.

– Я – нет. Навсегда бы осталась на Вирджинии-Бич, – вмешалась Лейла. – Лежали бы сейчас на песке, любуясь закатом, и ели бы потрясающий гуакамоле Нины.

– Фирменный рецепт моей мамы. Весь секрет в чесноке, – заметила Нина.

Она была так рада, что Рейчел заставила ее отправиться с ними в это путешествие. Это совсем не походило на каникулы, которые Нина проводила в гостях у Вашингтонов: они сняли довольно потрепанный дом, без кондиционеров, и ей приходилось спать на диване в гостиной. И все же ей понравилось. Сидеть с другими девушками, пить дешевое пиво и рассказывать истории у костра на пляже было настоящим удовольствием, по сравнению со всеми пятизвездочными королевскими путешествиями.

– К сожалению, не могу предложить вам гуакамоле. – Джейн вышла из кухни кафе, держа рукавицами противень. – Но это должно помочь.

Девушки немедленно разобрали печенье.

– Я уже говорила, как рада, что ты здесь работаешь? – спросила Нина.

– Здесь, а не с тобой в библиотеке? – Джейн и Нина участвовали в одной программе, по которой они получали стипендию при условии работы в кампусе.

– Твои кулинарные таланты не должны быть потеряны в библиотеке. Печенье восхитительное, – ответила Нина.

Мама отругала бы ее за то, что она болтает с набитым ртом, но сейчас Нина не дома – и не на унылом королевском приеме.

Джейн поставила печенье на стойку и выдвинула стул. Она не стала снимать фартук с символом Королевского колледжа: рыцарем в сияющем серебряном шлеме.

– Да, это я – крупный специалист по выпечке.

Телефон Нины, все еще лежавший в центре стола, вспыхнул – новое сообщение. Рейчел нетерпеливо схватила его, а затем небрежно опустила на стол.

– Пока все скучно.

Это была мама Нины. «Ты скоро придешь на ужин? Я готовлю паэлью!»

Родители Нины, Джули и Изабелла, жили в городском коттедже из красного кирпича в нескольких милях отсюда. Особняк на самом деле был не их, а являлся собственностью королевской семьи, которую бесплатно сдавали тем, кто находился на государственной службе – в данном случае маме Нины, Изабелле, которая когда-то работала камергером покойного короля, а теперь была министром финансов. Нина старалась не задумываться, что дом, в котором она выросла, принадлежал семье Сэм, семье Джеффа.

После разрыва с Джеффом Нина много времени проводила там. Было так приятно есть еду, которую готовили родители, и спать в своей детской постели. Избегать любопытных взглядов одноклассников.

Но теперь у нее появилось больше друзей, она нашла свое место в жизни. Нина больше не чувствовала отчаянно, что ей необходимо сбежать.

«Спасибо, мам, но я пока останусь в кампусе, – напечатала она в ответ. – Люблю вас!»

Рейчел крошила остатки своего печенья в салфетке.

– В следующий раз, когда нам придется украсть бутылку вина, давайте устроим игру с выпивкой.

– Ты же знаешь, я не могу пить на работе, – возразила Джейн.

– Вернее, нельзя, чтобы тебя на этом поймали. Вот в чем разница, – дерзко поправила Рейчел, и все засмеялись.

Они продолжали играть, башня из деталей «Дженга» становилась рискованно высокой. Рейчел выронила брусок с надписью «иностранная речь», что означало, что до конца игры ей нужно говорить с акцентом. Не растерявшись, она принялась рассказывать о парне, с которым недавно познакомилась, и ее акцент заметно колебался от восточноевропейского до французского.

Нина потянулась. Она чувствовала себя уставшей, но довольной.

– В любом случае, он только что написал мне и позвал на свидание, – заключила Рейчел.

– Акцент! – закричала Джейн.

– Извиняюсь, – поправилась Рейчел, имитируя самый ужасный кокни, который Нина когда-либо слышала. – Так что, думаете, согласиться?

Она протянула свой телефон, пластиковый корпус которого был покрыт мультяшными ананасами. Девушки послушно склонились, чтобы изучить фото: черно-белый снимок парня, чья губа была проколота как минимум в шести местах.

– Кажется, он сильно отличается от Логана, – рискнула заметить Нина, упомянув имя бывшего парня Рейчел.

– Именно! – Рейчел перестала говорить с акцентом, но на этот раз никто ее не упрекнул. – Сейчас я ищу другое. Ты должна меня понять, после того что случилось между тобой и Джеффом.

Нина напряглась, хотя в глубине души неохотно признала правоту Рейчел.

Нина Гонсалес познакомилась с королевскими близнецами более десяти лет назад, когда ее мама начала работать королевским камергером. С тех пор они с принцессой Самантой были лучшими друзьями, близкими, как сестры.

Но в прошлом году Нина начала тайно встречаться с братом Сэм. Пока они держали свой роман в тайне, все было хорошо, но как только остальной мир узнал об их отношениях, Нина стала мишенью общенациональной травли.

В этом заключалась особенность королевской власти: она притягивала к себе всех, как магнит. В течение многих лет Нина наблюдала, как люди осуждают Сэм, даже не зная принцессу, мгновенно решая, что они ненавидят ее или обожают, что не хотят иметь с ней ничего общего или что будут использовать ее в своих целях.

Когда Нина начала встречаться с Джеффом, с ней случилось то же самое.

Она пыталась игнорировать мерзкие онлайн-комментарии и оскорбления папарацци. Продолжала твердить себе, что со всем справится, что Джефф того стоит. До тех пор, пока его бывшая девушка Дафна открыто не выступила против Нины, заявив, что именно она организовала эту травлю: подослала фотографа к комнате в общежитии Нины и продала сенсационную новость об их отношениях таблоидам.

Когда Нина попыталась поговорить об этом с Джеффом, он встал на сторону Дафны.

С момента разрыва Нина видела его лишь раз, в другом конце зала на похоронах короля. Затем Вашингтоны уехали в Салгрейв, а Нина закончила семестр и отправилась в Вирджинию-Бич, отчаянно пытаясь вычеркнуть Джеффа из своей памяти. Хотя довольно сложно забыть бывшего парня, если он брат твоей лучшей подруги и самый известный мужчина в стране.

– Прости, Нина, – продолжила Рейчел. – Но нам обеим пора перестать принимать в расчет этих студентиков. Только подумай, сколько в мире ребят, о которых мы даже еще и не думали! Музыканты, старшеклассники… – Она умоляюще взглянула на других девушек, и те поспешили подтвердить ее слова.

– Те милые ребята из аспирантуры, что заглядывают сюда, – предложила Лейла.

– Или будущие критики, – воскликнула Джейн, – которых ты встретишь на занятиях по журналистике!

– Я хожу на журналистику не за тем, чтобы знакомиться с парнями, – заметила Нина.

– Конечно, нет, – весело ответила Рейчел. – Ты ходишь на журналистику, чтобы я могла знакомиться с парнями.

Нина фыркнула.

– Хорошо, – сдалась она. – Я постараюсь не принимать в расчет студентиков, что бы это ни значило.

– Я просто говорю, что тебе нужно время от времени ходить с нами на вечеринки. Ну же, Нина, – настаивала подруга. – Ты слишком хорошенькая, чтобы запирать себя в библиотеке.

Нина провела рукой по недавно остриженным волосам, которые теперь доходили лишь до плеч. Теперь голова казалась на удивление легкой.

Она подстриглась после разрыва, спонтанно: ей отчаянно нужно было что-то в себе изменить, и стрижка показалась самым радикальным и быстрым вариантом, сравнимым, пожалуй, только с тем, чтобы пойти и сделать новую татуировку.

Теперь, глядя в зеркало, Нина видела новую версию себя, к которой она еще не могла привыкнуть. Скулы выступали резче, а в карих глазах появился особенный блеск. Она казалась старше, сильнее.

Нина, которая годами тосковала по Джефферсону, которая пыталась изменить себя, надеясь, что сможет стать его девушкой, ушла. А эта новая, яростная Нина больше никому не позволила бы разбить ей сердце. Даже принцу.

Когда телефон зазвонил, Нина была уверена, что это одна из ее мам, но увидела на экране имя Саманты и быстро положила телефон себе на колени.

Рейчел посмотрела на нее.

– Все хорошо?

– Извините, мне нужно ответить. – Нина поднялась, натянула джинсовую куртку и вышла через двойные двери кафе.

– Сэм. Как дела? – спросила она, поморщившись от вопроса. Как могут быть дела у девушки, которая недавно лишилась отца?

– Устала. Собираюсь домой. – Принцесса говорила спокойно, даже твердо, – но Нина достаточно ее знала, чтобы уловить скрытые эмоции. Сэм была далеко не так уравновешенна, как старалась показать.

– Когда ты вернешься? – спросила Нина, прижимая телефон ближе к уху.

– Вообще-то мы уже в пути.

Нина упрекнула себя за то, что немедленно все ее внимание сосредоточилось на слове «мы». Она невольно представила, как в этот момент Джефф сидит рядом с сестрой-близнецом и слышит половину разговора.

– Джефф здесь, но он спит, – добавила Сэм, угадывая мысли подруги. – В наушниках.

– Я… ничего. Ладно.

Было больно думать о Джеффе: в ней проснулась тупая, затяжная боль, как будто давишь на незаживший синяк. Отношения с принцем оборвались так внезапно. Вот они стояли в танцевальном зале дворца, обняв друг друга, а чуть позже, той же ночью, все… кончилось.

Отчасти Нине хотелось его возненавидеть – он позволил Дафне разлучить их, позволил их отношениям разрушиться, вместо того чтобы за них бороться. Но она не могла злиться на парня, который только что потерял отца. Нине хотелось, набравшись смелости, спросить Сэм, как дела у Джеффа, но она не решилась назвать его имя.

На другом конце послышался шорох.

– Давай, Нина, расскажи мне все. Что происходило у тебя с тех пор… – Сэм едва не сказала «с тех пор как умер мой отец». – С тех пор как я тебя последний раз видела, – поспешила закончить Сэм.

Они обе знали, что их разговор звучит странно. Обычно Сэм без умолку тараторила: спорила, фантазировала и рассказывала истории в своей извилистой манере, что всегда казалось интереснее, чем если бы она излагала события строго по порядку. Но сегодня Сэм нужна была подруга, чтобы заполнить тишину.

У Нины стало тяжело на сердце. Когда кому-то так больно, ему ничем не помочь. Единственное, что можно сделать, – пострадать вместе с ним.

И все же она прочистила горло и попыталась говорить легким тоном.

– Я говорила, что остригла волосы?

Сэм ахнула.

– Сильно?

– Пришлю тебе фото, – пообещала Нина. – И еще – только что вернулась с весенних каникул, решила поехать с друзьями по общежитию. Тебе бы там понравилось, Сэм. Мы гребли на байдарках вдоль побережья и нашли тот тики-бар, где подают ледяные напитки за полцены…

Болтая, Нина опустилась на скамейку. Мимо шли студенты: кто-то назад в общежитие, кто-то на встречу с друзьями в кафе-мороженое.

– Нина, – наконец начала Сэм с нехарактерной для нее неуверенностью, – я тут подумала… ты не поедешь со мной завтра на Потомакские королевские гонки?

Нина замерла, ее сердце колотилось. Услышав в ответ лишь молчание и понимая, что оно означает, Сэм поспешила объяснить.

– Я знаю, тебе тяжело сейчас находиться рядом с Джеффом. Но это мое первое появление на публике с тех пор как… – она помолчала и продолжила: – С похорон отца, и твоя поддержка для меня много значит.

Как могла Нина ответить «нет» на такую просьбу?

– Конечно, – пообещала она.

И вот так, подумала Нина с усталостью, мне предстоит снова вернуться в мир своей лучшей подруги – мир американской королевской семьи.