Текст книги "Теперь я стеллинг"

Глава седьмая, в которой заканчивается одна история, но начинается другая…

Итак, вот мы и подошли к окончанию моей истории. Ну, как сказать… моей истории в качестве Маховенко Ивана Петровича. Что? Как я это пережил и теперь рассказываю? Ну, есть варианты… А вообще, не перебивайте! Так вот…

…так вот теперь я, под репчик местного Снуп Дога (о, хорошее погоняло для Патера, возьму на заметку), ощущал настоящее безвыходное положение.

И, в общем-то, мне скорее сейчас было плохо, нежели боязно. Внутренности, словно сжатые когтистой лапой, нещадно болели, выворачиваясь наружу. Посему, сознание мягко отключилось на, кажется, пятом, воткнутом в мою тень мече. Система пыталась что-то говорить, однако я уже не реагировал ни на что…

– Эр Патер, довольно, – наконец произнёс Густаве, заметив, что их противник провалился в беспамятство.

Когда Патер проигнорировал его, он покачал головой и грозно произнёс:

– Не стоит переусердствовать, кардинал. Восемь мечей – опасная литания, забирающая больше, нежели предоставляющая…

Предводитель местной общины медленно затих, после чего сам же рухнул без всяких сил. Анзан подхватил его, не дав тому упасть на земь. Наступила гробовая тишина.

– Да… съездил подальше от опасных мест, называется… – фыркнул Густаве, весьма раздражённо взглянув на стеллинга, валявшегося неподалёку.

Толпа, его окружавшая, всё ещё не решалась подойти, точно бы боясь, что происходящее безумство не закончилось… Оставалось только решить: брать это существо в плен или сразу оборвать его нить жизни тут и сейчас? Потому как оно доказало свою опасность в неравном бою…

«Но всё же – почему оно устояло перед великим экзорцизмом, а перед восемью мечами – нисколько? Неужели перед нами ещё один жрец древнего бога?»

* * *

Между тем, фигура, следившая за происходящими событиями от начала и до конца, наконец-то решилась на действия:

– Дам-с… отец будет весьма заинтересован произошедшим… – шепнула фигура.

То, леденящее душу чувство, до недавнего времени царившее на площади, уже почти исчезло. А значит, пора…

– Надо выручать глупую Тринадцатую! – пробубнила сама себе под нос, после чего, не особо даже разбегаясь, совершила быстрый и плавный прыжок на соседнюю крышу…

Покуда Ар размышлял о причинах и последствиях, а также – о своём решении, люди наконец-то начали приходить в себя; и чувства, их обуревавшие, были далеки от радости и счастья – ярость, ненависть растекалась по их жилам… и, жажда, поквитаться за пережитый страх.

Один из тех, кто стоял ближе всего к распластанному, беззащитному телу стеллинга, подошёл вплотную. Аккуратно, всё ещё с опаской, ткнул сапогом – тот, естественно, никак не отреагировал. Густаве, никогда не бывший хорошим политиком или оратором, явственно ощутил: если он сейчас не примет решение, то обозлённый народ просто растерзает эту тварь.

Что-то было странное с теми, кто пережил сегодняшние события – рыцарь не был уверен… но точно бы в сердцах людей поселилось нечто очень тёмное… и очень похожее на то, что являло свою суть на площади…

«Убить», – в общем, колебаться не стоит. Чем бы это ни было, оно слишком опасно, чтобы попытаться более тщательно изучить, понять. Ар гаркнул на осмелевших стражников, остонавливая тех от самосуда. Одолжив у одного из них меч, ни говоря ни слова, занёс его для того, чтобы свершить задуманное отсечением головы…

Вжих!

Вот тут, как говорится, и можно было сказать, что отпрыгался. А что ещё сказать? Я прежде всего отаку, и пусть совершил несколько «чудес» (ага, чьими руками только, спрашивается…), однако победить всё равно не смог.

Знаете, хоть жизнь и вторая, хоть и прожил её короче и ярче, но блин! Всё равно слажал в самом конце… Сейчас уже вижу: да, мог бы действовать иначе, иным образом думать, говорить… Хотя, о чём вообще разговор? Я же грёбанный отаку, который не может жить иначе, да!

Поэтому представьте моё удивление, когда, вместо того, чтобы вновь ощутить себя или в какой-нибудь темнице, или почувствовать тот покой, который дарует смерть… я пришёл в чувство от того, что меня неимоверно обдувал ветер, трясло, и вообще…

Но свист принадлежал не мечу: стрела, с тупым наконечником, глухо ударила в основание черепа Ару Густаву; тот, сделав шаг, начал заваливаться вперёд… Вслед за тем на место действия выпрыгнула фигура в чёрном плаще.

Рывком подняв на себя хрупкое тельце стеллинга, эта персона (кстати, такая же хрупкая на вид), припустила бежать так, что только ветер в ушах. Совершив ещё один титанический прыжок, она оказалась на крыше, а оттуда уже… в общем, ралли по крышам и не только – началось.

– В погоню за нечестивцами!

– В погоню! – орали на площади.

Пока кто-то успел осознать, понять и принять единственное правильное решение, беглецов уже и след простыл – только пятки и сверкали.

Леденящий душу сквозняк пробежал по полуразрушенной главной площади Гелоны. Он обежал центральное пепелище, чёрный, угольный след, продул через почти сквозную дыру в стенах мастерской.

Обогнул главную церковь, с её шпилями, витражами и статуями на парапетах. Поднял пыль в широких бороздах и ямах, оставшихся от поединка; пробежался по груде стекла и осколков, которые вылетели из домов, а также продул покрытые трещинами, частично опалённые дома.

Как бы оно не было, но теперь центр Гелоны нуждался в ремонте. В глубоком, капитальном ремонте… но можно ли отремонтировать что-то, что не имеет формы?..

И хотя время было не самое позднее, но нечто зловещее, по-настоящему злое так и осталось на том месте и это ощущали все.

Один из горожан осторожно подошёл к пепелищу. Страх, липкий и почти что осязаемый пропитал это место. И пока он там стоял, на солнце наползла туча, дав широкую и сероватую тень. И в ту же секунду такая же тень, тёмный силуэт на земле, только чернее и злее, отделился от остатков столба, после чего слился с его же собственной.

На лице мужчины застыло туповатое выражение. Губы его сами собой расплылись в ехидной улыбке.

К нему подошёл другой; тень, чем бы она ни была, охотно переместилась на нового владельца. Никто, ничего не заметил…

* * *

Широко открыв глаза, я обнаружил, что… м… немного так завис между небом и землёй. Вернее, земля скакала в моих глазах… а ещё, я понял, что меня очень бесцеремонно несут на плече. На одном из крутых подъёмов/спусков я не выдержал и заорал дурным голосом… За что получил мягкий «тык» по голове и снова вырубился…

* * *

– …значит, вот что произошло…

М, моя голова… скажите, почему так норовят бить бедного меня по голове? И, кстати, я ведь погиб, лишившись головы на Земле-матушке! М… слышу, какие-то голоса… у… как мне плохо… хочу сдохнуть…

– Да, отец, всё это я наблюдал своими глазами… И это ещё не считая того, что Тринадцатая натворила перед этим! Просто в желудок ррейху не лезет!

– М… мне надо обговорить с другими старейшинами нашей общины…

– А с ней что пока делать?

– Вопрос хороший…

– Воды… анальгину… – наконец, не выдержав, просипел я, попытавшись попутно раскрыть глаза.

У меня это получилось, но зрение плыло слишком сильно, и мог разглядеть только какое-то яркое пятно, которое трепетало, а также ещё несколько более неясных.

– Тринадцатая, как себя чувствуешь?

Одно из пятен, немного сфокусировавшись, стало напоминать собой силуэт мужчины, правда очень тонкого и хрупкого, но, голос, как бы, намекал.

Его лицо склонилось надо мной и заглянуло в глаза. Теперь, когда он так приблизился, мне удалось разглядеть яркие, довольно длинные соломенно-жёлтые волосы, светло-голубые глаза, острый, почти что орлиный нос. Но в остальном, мягкое и плавное лицо без углов.

Выглядел мужчина довольно молодо, хоть и был очень уставшим, что накидывало ему ещё несколько лет сверху.

Молчание затянулось. Видимо, ждали моего ответа.

– Очень хреново… где я?..

Последнее, спросил больше для проформы, поскольку сейчас, я повторюсь, хотелось просто лечь и сдохнуть, дабы не чувствовать боль в каждой клетке своего тела.

Система, кстати, меня тут же порадовала:

Выполнено задание «Ведьма, ведьма»!

Класс задания: эпическое(7).

Подведение итогов: итак, вы смогли освободиться прямо с зажжённого костра, браво! Вы смогли выжить, несмотря на то, что против вас было всё: мощные заклинания, умелый воин, а также собственная неопытность… в конечном счёте вы проиграли, но были спасены неизвестными.

Оценка: 5/10

Награда:

Вы получаете право на новую жизнь, заплатив за это немалую цену.

Внимание! Вами было выполнено задание «Ведьма, ведьма!».

Поздравляем! Вы прошли ваше первое задание.

Доступно: более подробная справка по игровым моментам.

Доступно: теперь вы можете принимать/отказываться от квестов по своему желанию.

Внимание! Вам разблокирована большая часть возможностей, включая возможность выбора класса.

Внимание! Разблокирована игровая функция – инвентарь, доступна одна ячейка, ячейка занята привязанным оружием.

Внимание! Ваш Покровитель (Монокума) использовал слишком много своей силы, и теперь вы не можете использовать его силу в течение ближайших двух недель. Будьте аккуратны!

Внимание! Проведение сквозь тела запредельного количества «Отчаяния» закалило вас! Теперь ваш предел – «13» условных единиц Отчаяния.

Внимание! Тяжелое отравление «Отчаянием»! В ближайшее время вас будут терзать мысли о суициде, резкие перепады настроения, несдержанность. Кроме того, ваше тело будет испытывать интоксикацию, сравнимую с настоящим отравлением смертельным ядом…

Вообще, Система разразилась таким диким количеством сообщений, что я мог бы себя даже поздравить… если бы мне не было так хреново… у… Отчаяние, сука, Монокума…

Ваш Покровитель с вами полностью согласен! (отношение покровителя: +1)

Между тем, пока происходило мысленное препирательство с Системой, этот мужчина, внимательно посмотрев на меня, неожиданно повернулся, после чего кивнул своему собеседнику:

– Седьмая, иди, сходи за водой… да позови Шестую: возможно, потребуется её помощь, чтобы поставить на ноги Тринадцатую… – снова посмотрев на меня, он расплылся в ласковой, нежной улыбке, затем произнёс: – ты дома, дитя моё, Тринадцатая.

Во… вотс а… у…

Получено задание: «Дом, милый дом».

Класс задания: базовое (1)

Название: Дом, милый дом

Описание: вы пришли в себя в незнакомом для вас месте (хм, где-то это было…), но местные утверждают, что это ваш дом и называют вас загадочным именем «Тринадцатая».

Задача: Выяснить, где вы оказались, наладить контакты с аборигенами, узнать правду о своём происхождении.

Награда: очки опыта до повышения уровня, + 2 Познание, малый навык (0/9) на выбор

Штраф/Наказание: Не предусмотрено.

Желаете принять?

Системо, ты ещё спрашиваешь? Да чтобы я, да от халявы… у…

В этот момент (успев, впрочем, принять квест), я снова позорно вырубился.

Дальнейшие дни (сколько их было, я не считал), слились в бесконечный кошмар, ожидание и муку: если просыпался – мне было плохо, если засыпал – начинали сниться кошмары моего или иного прошлого: огонь, пытки, грязь, просто сцены погонь… дрожа, я просыпался, чтобы снова уснуть, и так весь день и всю ночь… Стыдно признаться, но даже ходил я в основном под себя.

Периодически меня кормили и поили; занималась этим та самая «Шестая», впрочем, мне было в основном не до того, чтобы её разглядывать.

Могу сказать только то, что её присутствие успокаивало; иногда она просто гладила меня по голове, своей тёплой и мягкой рукой; иногда – читала какие-то мутные тексты, что-то про прапредка, от которых, впрочем становилось легче и проще. Пару раз даже замечал, как она начинала светиться мягким, зелёным светом.

Когда мне становилось особенно плохо, Шестая ложилась ко мне в постель нагишом и обнимала. В такие моменты становилось тепло, уютно и я мягко погружался в спокойный сон, без кошмаров.

Пару раз даже удалось немного поговорить. И вот, в один из разговоров…

– Шестая… Тринадцатая – это я?

Это было… ну, день на второй, на третий (не считал их, повторюсь).

Я как раз сидел за столом, лицом к ней и водил глазами как по моей комнате, так и по ней, покуда Шестая, стоя ко мне спиной, меняла постель, которую… которую я безбожно загадил.

Хм… мне кажется, или с моей физиологией реально что-то не то? Потому что… ну… как это сказать бы, помягче так… м… у этого тела не было разделения на «малую» и «большую» проблемы – чаще, они случались как-то… вместе.

Осматривать себя пытался, но, мне было (да и есть, на тот момент) весьма и весьма… в общем, меня посетил именитый японец с именем «Комуто Хировато» – сан.

Шестая ненадолго оторвалась от своего занятия, после чего выразительно посмотрела на меня.

Вообще, она – очень красивая, реально вам говорю. Волосы – золотые, длинные, собранные в тугую косу… глаза – оттенка нежного сапфира… фигура – тонкая, как… м… стебель молодой берёзы, во!

Одевалась неплотно, но эффектно: юбка, длинная, из ткани тёмно-зелёного цвета, слегка грубоватая, но, думаю, удобная; сверху – то ли рубаха, то ли блуза, более нежного зелёного оттенка, поверх неё – тёмно-коричневая накидка, на ногах – простенькие башмаки, на деревянной подошве, грубо обитые кожей. В общем, по меркам средневековья, девушка смотрелась простовато… но… что-то… внутреннее, что ли, позволяло невольно любоваться ей… когда… ну, хотя бы чуточку отпускало.

Закусив указательный палец левой руки, Шестая серьёзно задумалась.

– Сестра… по твоим глазам я вижу, что ты не помнишь меня. Скажи, это правда, что нас всех забыла?

М, вот эта её фраза отсылает к другому эпизоду, более раннему, когда со мной, чуточку очухавшимся, попытался побеседовать «папаня».

Я, признаюсь, тогда здорово трухнул, поэтому наплёл ему что-то на тему амнезии, что, мол, меня много били по башке, пытали, да и вообще, сжечь пытались… короче, потеря памяти, во!

Не могу сказать, поверили мне, или нет, но ушёл он от меня в тот раз о-очень такой задумчивый. Ну, он тогда ещё немного поспрашивал на тему того, что со мной было… я, немного стесняясь, пересказал ту часть, которую сам помнил, но, видимо, этот ответ его не очень удовлетворил.

По итогу, меня снова оставили хворать, а вскоре пришла Шестая и я уснул…

Так вот, если папане я ещё мог врать (менеджеры среднего звена не врут – они просто излагают известные им факты в удобной последовательности), то вот ей…

Эм, мужики меня поймут, но врать, глядя в лицо этой честной голубоглазой девушке я просто не мог. Кавай смертоносен и отнимает язык, да. И ничего я не тряпка!

– Я… не знаю, сестрёнка Шестая. Просто… не уверен, что я – это я…

Шестая слушала меня внимательно, немного шевеля своими ушами (вернее, ушками, нежными, женскими ушками).

Вообще, она мне очень напоминала эдакую каноничную эльфийку… но острых ушей не наблюдалось! Вот вообще… обычные, пусть и очень аккуратные. И она умела ими забавно шевелить!

– Если ты меня спросишь о прошлом – я скажу, что ничего не помню…

…мой язык в те секунды плёл такие словесные кружева, что я даже слегка офигел с себя. Но да – у меня в тот момент были ощущения сапёра, который случайно задел лопаткой мину и теперь очень нежно сдаёт назад, с надеждой, что не рванёт.

– Если спросишь о том, что случилось – я расскажу то, что уже говорил…

– М…

Теперь Шестая закусила другой палец и снова повела ушами. Затем, она произнесла следующую фразу… очень осторожным и задумчивым тоном:

– Ты не говоришь, как ты Тринадцатая, хотя и кажешься ею. Отец тоже обратил внимание, что что-то случилось… Так кто ты, Тринадцатая?

Внутренне, я похолодел и почувствовал леденящий страх, приливший к поджилкам. Итак, внимание, рулетка: попаданцу раскрыть свою тайну или стоять до победного как Штирлицу?..

…лять, и ведь когда наступает момент для книжного опыта (литра с попаданцами, ваш выход) стать полезным, выясняется, что толку от него – как с козла молока. Как с Нарика Куска (хм, глубокая сентенция, однако)! Вот что мне было реально в той ситуации делать? И ничего я не поплыл!

Врать – плохо. Сказать правду – до жути страшно. Особенно, вспоминая широту взглядов местных палачей и экзекуторов (а также отсутствие ограничивающих концепций и прав человека). Ох ты ж зверь ниппонский…

Помнится… в паре книженец я читал вариант, когда тайну раскрывают эдакому «ближнему кругу»… Ах, что мне делать, мать твою! Блин, так и вижу перед собой колесо из Mass Effect’а:

1) Я… не Тринадцатая… и не твоя сестра. Я… человек из другого мира… (сказать правду)

2) О чём ты говоришь? Тринадцатая – я! Да и вообще, что вы пристаёте к старому/больному/самому несчастному (нужное подчеркнуть) стеллингу! (надавить)

3) Понимаешь, я очень изменилась за лето/с момента заключения…

4) Ой, что-то я себя чувствую… (отрубиться)

О-хо-хох, боженьки мои! Вот что мне ей ответить, а?

Внимание! Вы стоите на важном распутье. От вашего выбора сейчас будет зависеть очень многое. Итак, что вы выберете?

Система, не сыпь хоть ты соль на рану, и так всё хреново! А, пофиг! Скажем правду… в этот момент я натурально сглотнул.

– Я… не твоя сестра…

Тяжело дались мне эти слова, должен вам сказать! Смотреть прямо в голубые, нежные глаза Шестой мне было невыносимо – я уставился в пол.

Поэтому не видел, как расширились её очи в изумлении.

– Я… человек из другого мира. Я погиб в одном, а очнулся здесь, в теле… Тринадцатой. Извини… я не твоя сестра!

Блин, никогда не помню себя таким нытиком! А тут прям в натуре – и слёзы, и боль… Вот как описать меру стыда?.. Провалиться под землю? М, слабовато. Сгореть на месте? Не, не то. От этой смеси стыда и страха мне хотелось превратиться в волка, забраться на самую высокую гору в мире, после чего начать там выть сорок дней и ночей, не смыкая глаз.

Тринадцатую любили. Любили! И вот тут оказываюсь на её месте я… честно, меньше чем собой я бы хотел в ту минуту быть на месте Шестой.

– Ясно… значит, Тринадцатая тоже… умерла… – грустно, но, в целом, довольно спокойно произнесла Шестая.

Я же, стараясь сдерживать слёзы, отвернулся в другую сторону.

Неожиданно, я почувствовал, как меня крепко обняли.

– Шестая? – тихо прошептал я, аккуратно поворачивая голову.

А та, возьми, да разревись, прямо у меня на груди… Не выдержав, я присоединился к её рёву, при этом крепко обняв. Где-то сбоку сознания промелькнула мысль о том, что… «Пацаны так не делают, мазафака». Ну… а, идите к лешему!

В общем, каждый из нас разревелся о своём. Я могу только догадываться, о чём именно. Я же… рыдал о всех тех горестях, что были как в моей прошлой, так и нынешней жизни.

И знаете? Мне становилось легче. Я плакал от страха, который испытал тогда, в темнице, от того разочарования, боли и унижения, испытанного в суде, от того ужаса и отчаяния, что пережил на костре… От бесполезности, бесчувственности и бессмысленности своего прошлого существования, от которого мне досталось в наследство куча самого разного, порой бесполезного хлама, а в особенности – от бесславной и глупой смерти…

Знаете, вероятно, в тот момент я окончательно и принял, что моё прежнее «Я» осталось за кадром. Теперь я – стеллинг. Не знаю, насколько они отличаются от людей, но, думаю, есть что-то и общее.

И, почему-то… мне так… смутно… очень… кажется… что все стеллинги, поголовно – кавайные лолки. Ну, или почти все… Шестая – лоли, пусть и очень женственная, Седьмая (та, которая меня так бесцеремонно тащила) – тоже… это чё… я – лоли?! Оу майн гад! Энгель хурен, во имя пресвятой Аски! Я чё…

И мысль эта так меня поразила (вернее – ужаснула), что я даже перестал хныкать. Оу, а Шестая тоже уже не хнычет, а только крепко меня обнимает. Эм…

– Знаешь… может ты и не Тринадцатая, но твоё сердце такое же нежное и доброе, как у неё… Давай… не будем делать различия. Да, ты из другого мира, теперь я это поняла… почему ты так… чувствуешься. Но… примешь меня как… сестру?

И смотрит. Большими, голубыми зенками, с тонкими ресницами. И ещё моргает!

Короче, будь я – прошлым я… точно бы не выдержал и… м… провел воспитательную работу на месте, во! Помнится, таким эвфемизмом пользовался один мой знакомый… Но, я уже не я… поэтому просто стиснул её ещё крепче и шепнул…

– Да… сестра…

После того откровения с реками слёз (за которые мне очень стыдно…), наши отношения, пусть и переменились, но, в целом… даже стали доверительнее. Во всяком случае, Шестая более охотно рассказывала мне о вещах, которых я не знал, не понимал.

Например, о стеллингах. Барабанная дробь… итак! Во-первых, я стеллинг!.. Ну, это было очевидно, а теперь… барабанная дробь… два! Итак, стеллинги делятся на полых и бесполых.

Вообще, это было для меня откровением, но, оказывается, мы, в большинстве своём, рождаемся вообще без каких-либо половых признаков! В честь этого Шестая даже притащила маленькое зеркальце и позволила себя рассмотреть, что говорится, во всех подробностях. Ну…

Я, наверное, реально был идеалом лольки. Итак: груди – нет. Вообще. Даже… м… вот того, что надо трогать – нету.

Голая гладкая поверхность, только живот чуть выдаётся, а так… доска! Кстати, пупа тоже нет. Волос – нет, только на голове. Внизу… ну, только одно отверстие… типа, как у птиц. Просто я реально никого больше не помню, с таким типом… выхлопной трубы, во!

Лицо… ну, у меня было детское… вернее, подростковое лицо. Острые черты, пшеничные волосы, синие (ближе к серому) глаза. М… когда я нарочно надулся, то серьёзно увидел в себе эдакую надутую, маленькую и злую лоли. Ребят, за что? Я, каюсь, конечно слегка лоликонщик, но не настолько, чтобы желать самому очутиться в этом… теле…очень захотелось застрелиться, или нажраться яду.

Моё охренение продолжилось дальше, когда я узнал, что, оказывается, пол у стеллингов можно заслужить. В натуре! Если ты совершишь подвиг/много хорошего во славу нации… То королева (ну, или одна из матриархов) может тебя накормить чудо физраствором, от которого у тебя вырастет всё нужное… О-ХРЕ-НЕТЬ. Я такое только про муравьёв читал у одного француза…

Далее. Те, у кого есть пол – матриархи и патриархи (мужиков больше, ы), в определённый день/час/месяц проводят… «медовые забавы», после чего самка откладывает яйца, из которых, гхм, и появляемся мы. Как правило, бесполые.

Шестая ещё что-то говорила насчёт того, что, мол, «мама» сама выбирает, кто, сколько и как у неё появится… Вот… А! Члены королевской семьи, как и положено, сразу появляются со всем необходимым… да… Это какая-то внутривидовая дискриминация, я вам скажу!

Наш папочка, да продлятся его дни, получил от нашей мамочки двенадцать яичек, из которых, пригретые теплом, вылупились мы. Вся наша ватага, как говорится. А, поскольку в обществе стеллингов имя ещё надо заслужить, то нас и звали просто: «Первый», «Второй»… вернее, – ая. Потому как, мы, типа, всё же больше сёстры, нежели братья друг другу.

На мой каверзный вопрос, «Какого хрена, а?» (пусть и не в такой грубой форме), Шестая ответила, что, мол, всё дело в грамматике того языка, который мы юзаем. Вернее, в лексике. Нету в человеческом языке… «родственник первого порядка среднего полу».

А, поскольку учили нас этому языку те же люди… в общем, в результате банального непонимания чужой физиологии, мы так и остались «сёстрами» друг другу. И, сами же стеллинги разумно предполагали, что людям не следует раскрывать некоторые подробности.

Вот поэтому они и считали, что, мол, «Все вы на одну рожу». Таки что ж вы хотите! Из одного… помёта… хнык. Ребят, дайте мне ружьё, я всё же пристрелюсь потихоньку…

Шестая, по моей же просьбе, обещала не рассказывать своим (и моим) товаркам, мой ма-аленький секрет… но при этом заметила, что мне лучше самому бы всё это рассказать. Как она пояснила, в принципе это ничего не изменит (Тринадцатая… ну, она всегда была особенной…), а вот относиться к моим заскокам и странностям будут с большим пониманием.

Как, например то, что я о себе говорю всегда в исключительно мужском роде (хотя это прерогатива патриарха, надо заметить).

Шестая, кстати, оказалась очень любопытной, и о «моём» мире слушала с не меньшим интересом, чем я – о стеллингах (надо перейти уже на географию/историю/политику).

Кстати, Система, за мои потуги, наградила ещё одним очком:

…познание +1…

В общем, я отдыхал, набирался сил и потихоньку шёл на поправку…

Я ещё не знал, но, пройдя своё… кхм, «крещение огнём», «первый боевой вылет» (тогда уж «пролёт»), в общем, моя относительно спокойная жизнь в уютной пещерке (об этом расскажу чуть позже) подходила к концу, чтобы взять новое крутое пике…