Текст книги "Отрывной календарь"

Реветь хотелось еще от напряжения, и возбуждения, в конце концов. Десять минут ее трогал мужчина, стоял почти вплотную. Такого не случалось очень давно, если не принимать во внимание танец на новогоднем вечере в институте с молодым преподавателем испанского. Путаясь в руках, ногах, словах и окончаниях, пригласил Наташу на танец.

Под перепевку «Осенних листьев» Пугачевой – любимой песни ректора Маргариты Самуиловны – вокруг летали вальсирующие пары. Сама она, всегда напоминавшая Наташе Софью Кюри, страшненькая, но элегантная умная женщина, самозабвенно и легко танцевала с мужем, вызывая искреннюю белую зависть. Потому что, перетаптываясь с ноги на ногу, чувствуя худенькие ручонки двадцатипятилетнего юноши на талии, сложно заявить «я танцую с мужчиной».

После танца Наташа выпила два бокала шампанского и сама уже пригласила «племя младое и незнакомое» во второй раз на глазах у всех потоптаться в обнимку. Целью являлось одно, провести эксперимент: если шампанское ударило в голову, может, проснется женщина? Но, как видно, в случае с «испанцем» Наташина «секси-вумен» предпочла вздремнуть.

Лариса вызвала такси, поругавшись с диспетчером. Талант – на пустом месте устраивать скандал. Наташа вдруг отчетливо поняла, не хочет уезжать домой, в пустую квартиру, а хочет вернуться обратно, найти этого Сашу и пусть пьяный, пусть какой угодно, снова держит за локти и говорит… да хоть скороговорки! Бред… забыть поскорее, подсказывал разум, но руки ломило от желания вновь почувствовать прикосновения. В медицине есть такое понятие: фантомные боли. Когда ногу или руку ампутировали, а человек продолжает чувствовать, и отсутствующая конечность может даже болеть.

Отличное определение произошедшему: всего лишь фантом мужчины, который мог быть рядом. Мираж. Значит надо забыть поскорее, стряхнуть наваждение и домой, в спасительный реальный оазис.

– Наташ, есть жвачка? – Лариса, как видно, извиняться не собиралась.

– Это все, что ты хочешь сказать? – Наташа протянула «Орбит».

– У тебя только мятный? – Лариска «включила дурочку», поговорить сейчас не удастся. – Давай зайдем вовнутрь, холодно ужасно. Там подождем.

Когда снова вернулись в «The Hat», наматывая нервы на смычок, отчаянно рыдала скрипка. Показалось, в толпе мелькнул Сашин затылок. Бросив Ларису, ретировалась в туалет, в кабинке закрыла дверь и навалилась спиной, как будто кто-нибудь мог догнать и взломать. Если можно щелкнуть пальцами: раз! И в секунду оказаться дома! Самое ужасное сейчас – встретить Сашу вновь. От мысли, что может натолкнуться на него, выходя к такси, похолодела до кончиков волос. Один из немногих мужчин, от которого после нескольких минут общения «в животе полетели бабочки». Наташа чувствовала себя победительницей на соревнованиях среди женщин по количеству неудачных свиданий. Саша, несомненно, – Гран при.

Казалось бы, так просто сказать человеку, что он очень нравится тебе? Как в детстве, подходишь к мальчику: «Давай дружить, как зовут?». И все счастливы. Но это в детстве. А взрослые сначала придумают в умной голове всевозможные варианты, доведут до абсурда, услышат внутренним ухом насмешку и остывают, так и не сказав. Конечно, можно просто так признаться в симпатии, но лишь в том случае, когда человек по большому счету безразличен или просто хороший знакомый. А если примешивается хоть чуть-чуть страсти, вожделения, не дай бог, любви! Все приобретает совершенно другой смысл. Этому даже придумали красивое объяснение: «обнажить душу».

Наташа с мощным эхом по подъезду захлопнула дверь в квартиру. Потом повернулась и со злостью закрылась на все замки, на которые только получилось. Даже подергала старую сломанную задвижку, прикрученную папой лет тридцать назад.

Возвращаясь домой в такси, сидела, отвернувшись в окно. Лариса, зная, что может попасть под горячую руку, молчала, как будто воды в рот набрала. Больше похоже на предательство! Измену многолетней дружбе, чем на участие в судьбе подруги. Меньше всего такого ожидала от Ларисы. Все чаще Наташа замечала, что ее одиночество становится неприятной проблемой для окружающих. Коллеги, собираясь на неформальный выезд на природу, могли не позвать с собой. Все едут парами, а ее надо будет развлекать. Вариант, что Наташа могла сидеть одна или гулять вдали от основной тусовки, всех напрягал: «Ты обиделась? Что случилось? Почему ты ушла?» Конечно же знакомые доброжелательно пытались свести с мужчинами, ничего хорошего из этого никогда не получалось. Сегодняшний случай – не исключение, а подтверждение правила. Нельзя влюбиться по чьему-то желанию. Химия не возникает из потребности человека иметь пару.

Общество считает, что женщина без мужчины в обществе считается бесполезной единицей, да что там – круглый социальный ноль. И, несмотря на множество поводов для общения, которые дает двадцать первый век: кафе, концерты, социальные сети, всевозможные клубы по интересам, возможность путешествовать и общаться с кем угодно, – одиноких по-прежнему очень много. Помимо всех благ, цивилизация вырастила монстра – феминисток. Они уравняли женщин в силе и желаниях с мужским полом и отняли достоинства – женственность и беззащитность. Все, что сейчас происходит – результат цепной реакции, падает одна «доминошка», роняет другую. Упали все. Красиво, но упали.

Если пробежаться по знакомым, то только процентов тридцать «глубоко замужем», а остальные либо в разводе, либо просто одни. Всегда. Значит должно быть и много мужчин без пары? Но таких практически нет. Или они не подают виду и рассказывают сказки про насыщенную личную жизнь: «Была одна… да мы расстались, сейчас с другой». Промежутка на одиночество не бывает. Их никто не стремится срочно женить, втайне многие завидуют управляемой свободе. Но если девушке стукнуло двадцать четыре, и она не обзавелась парнем, все начинают жалеть и пристраивать. «В хорошие руки…»

В темных комнатах никто не ждал. Не очень-то выгодно рождаться поздним ребенком. Родители решили завести Наташу в сознательном возрасте, уже под сорок. Она росла очень спокойным и серьезным ребенком, поздней любимой игрушкой, принцессой для всех. Папа ласково называл: «Моя лебединая песня». Но в то же время, внимание взрослых сосредотачивалось на брате Сергее, который на пятнадцать лет старше Наташи. Надо выучить, женить, обеспечить жильем. Родители делали все возможное в нищие восьмидесятые, тянули как могли.

Похоронив десять лет назад папу, а потом через пять – маму, с остались с братом одни. У него крепкая семья, небольшая квартира почти в центре Москвы, стабильный бизнес, у Наташи так и ничего не сложилось, жизнь особо ничем и не наполнилась, самые яркие моменты и победы – работа, институт, студенты. Старалась поменьше обращаться к Сергею за помощью, хочется казаться самостоятельной. Но вот в такие моменты, когда душа и разум в смятении, так важно, чтобы рядом оказался близкий человек. Звонить Сергуне в час ночи – глупость. По-прежнему к ней относился как к маленькой девчонке, журил за поступки, как это делал бы папа слово в слово. Именно в том, что Наташа – Тата, как называла вся семья, – так и «не выросла», ничего «не хочет добиваться», видел причину ее одиночества. Да и что рассказывать? Обидела лучшая подруга? Или разозлилась на весь мир и мужиков? Сама до конца не разобралась…

* * *

Утром, Наташа, медленно выходя из сонного оцепенения, поняла, что уснула, даже не переодевшись и не расправив постель. Так и проспала всю ночь, завернувшись в покрывало, которым заправлена кровать..

Душ, кофе, бутерброд с сыром, халат в горошек, бабушкины носки вернули в реальность. Первое, что сделала – дозвонилась до ближайшей парикмахерской и отправилась приводить себя в порядок.

От вчерашнего вечера остался на душе неприятный осадок. Похоже на то, когда после ангины начинаешь выздоравливать, но в горле иногда скребет. Воспоминания всплывали яркими цветными открытками, вызывая острые приступы досады и сожаления, но Наташа гнала прочь, не чувствуя готовности анализировать.

Одно возвращалось чаще других: Сашины руки… Непонятно, на каком уровне подсознания надо провести генеральную уборку, чтобы уничтожить физическое ощущение тепла его ладоней.

Сидя в кресле с нанесенной на волосы краской, доходя «до кондиции», расслабленно слушала болтовню парикмахерши с посетительницей. Молодящаяся женщина лет пятидесяти рассказывала про сына. Избалованный двадцатилетний Денис достался в руки девушке старше на 3 года. «Молодец, девчонка, хорошо готовит, а то он что попало есть не станет. Я вообще его расповадила. Пупсик спит сладко, а я, перед тем, как разбудить, пяточки маленькие, глажу, целую, носочки теплые одену, чтобы ножки не застудил, когда по холодному полу пойдет. Так представьте, девочка тоже ему ноги гладит, носки одевает. Дениска рассказывает, а меня смех разбирает! Как представлю волосатые ласты сорок четвертого размера, торчащие из-под одеяла!» Все женщины в салоне одобрительно засмеялись, даже послышалось: «Молодец, и правда, хорошая жена будет сыну». Наташа почему-то представила, что в кровати лежит вчерашний новый знакомый Саша, а она одевает ему бабушкины шерстяные носки. Сумасшедший дом какой-то! Неужели она одна, среди всех присутствующих в салоне, если ее не читать, то восемь человек, думает, что это ни фига не умилительно, а ужасно?! Да что там, унизительно! Позволять любимой женщине превращаться в свою мать.

В кармане зазвонил телефон, номер незнакомый. Брать не хотелось, но могло быть предложение заняться репетиторством. Периодически давала объявления, лишние деньги не помешают. В следующую секунду на нее вылили не ведро, а целую цистерну ледяной воды:

– Наталья, здравствуйте. Это Александр, знакомый Ларисы. Мы вчера в баре пообщались… не совсем удачно… Вы меня помните?

Первым родилось отчаянное желание выключить телефон, потому что не знала, как ответить. «Не просто помню, а только и думаю о тебе каждую секунду», – вот так? А что такого? Ведь это правда…

До этой минуты удавалось оставаться более-менее спокойной, не рефлексировать по поводу вчерашней сумбурной встречи. Есть такая буква в алфавите: самоедство. Зная тайный грешок укусить себя побольнее, подавляла желание проанализировать, рассмотреть с разных сторон, разобраться в произошедшем, в конце концов. Все равно виноватой сделала бы себя…

Пока лихой поезд мыслей и сумбурных эмоций с визгом на крутых поворотах носился в голове, Наташа растерянно молчала и лишь крепче прижимала, вымазывая краской для волос, телефон к уху.

– Алло, Наталья, Вы меня слышите? – Предельно вежлив, но даже тени смущения, улыбки, ну или что еще мог чувствовать после вчерашнего, в голосе не присутствовало.

– Да, здравствуйте, я слышу. – Опять, как и вчера в баре, голос осип, выдавая волнение.

– Понимаю, что говорить Вам со мной не очень хочется. Но нам надо встретиться.

– А зачем? – Глупее такого вопроса мужчине, который хочет тебя видеть, придумать уже, кажется нельзя. Наташа закусила губу в ожидании коротких гудков в телефоне.

– Все-таки хочу продолжить наш разговор. Это, действительно, важно. Вы сегодня сможете? Где-то часа в два.

Если сейчас двадцать минут двенадцатого, примерно через два с половиной… да, рановато для свидания. Значит, будет встреча другого рода? Опять повторить глупый вопрос: «Зачем?» Решила не рисковать:

– Да, смогу, где встретимся?

– Удобно будет в Кофе-Хауз подъехать на Маяковского? Вы на машине?

Наташа опять посмотрела на часы. Времени хватит только на дорогу к месту встречи. Домой уже не получится заскочить, чтобы привести себя в тот вид, в котором ходят на свидания.

– На метро, у меня нет машины. Постараюсь успеть, я немного занята сейчас…

– Я понял. Хорошо, до встречи. Буду ждать.

«Буду ждать» – выстукивала каблуками, когда шла к станции. «Буду-ждать-буду-ждать» чеканил поезд в тоннелях метро, набирая воздуха на поворотах, чтобы продолжить: «буду-ждать-буду-ждать».

Когда Наташа подходила к кафе, поняла, что пришла неприлично рано. Времени до встречи, которая в финале могла оказаться чем угодно, оставалось около двадцати минут. Пометавшись между помещениями для курящих и для сторонников здорового образа жизни, решила сесть, где привычнее. Нет смысла скрывать, если не курит – его проблемы. Следуя логике событий, Саша срочно должен оказаться покладистым и принести с собой хоть одно маленькое вымученное извинение. Хотелось бы, по крайней мере.

Наташа заказала «американо». Кофе с сигаретой, в предвкушении встречи с мужчиной, на котором сосредоточены мысли целого дня, – альтернатива «Новопассита».

Субботний Питер после вчерашнего унылого дождя выглядел посвежевшим и радостным. Сквозь торжественно пуховые облака неназойливо грело солнце. Группками бродили туристы, отличаясь от местных жителей особенной манерой ходить: боком, приставными шагами, не глядя вперед, только по сторонам и верх. Лохматый парень с намотанным на шею большим красным шарфом сфотографировал Наташу через окно. «Что ж, деталь пейзажа – знакомая роль, почему бы и нет».

Нет ничего хуже ожидания.

Благолепие на улице ничуть не влияло на настроение Наташи: чем дольше ждет Сашу, тем сильнее ладошки начинают потеть, а в солнечном сплетении предательски холодеет. Надо успокоиться. Страшно, как в тот день, когда папа открутил маленькие колесики с велосипеда, и больше ничего не уберегало от падений. Встреча пугала ничуть не меньше. Так растерянно давно не чувствовала: одета проще некуда, без макияжа, радовало только одно, что после салона голова была в полном порядке: стрижена, крашена, уложена. Вот только в голове – пусто.

На другой стороне улицы припарковался светло-серый большой BMW, из него вышел Саша. Или Александр, как он сегодня себя величал. Серый костюм, голубая рубашка с расстегнутым воротом, и, к сожалению, та же небритость, только на день старше. Судя по слишком решительной и быстрой походке, свиданием и не пахло. Шел как на войну. Телефон заорал «Fire», заставив вздрогнуть как от пушечного выстрела, зачем только поставила Скутера на входящие?

– Наталья, Вы где?

– Я в кафе. Идите в курящую зону.

Перед глазами плыло, сердце выскакивало из груди, а всего лишь за столик садится мужчина, который вчера ее обнимал. Ну, или хотелось думать, что обнимал.

Официант принес кофе, пока говорила «спасибо», Александр быстро сказал «то же самое принесите». Брякнув с размаху об стол айфоном, достал сигареты и закурил. Все движения резкие, нервные. Даже то, как пододвинул к себе пепельницу больше походило на боевые действия, чем на «посидим в кафе, кофейку попьем, я тут хотел извиниться за поведение…».

– Хорошо выглядите, приятно посмотреть. – Откинувшись в кресле, без стеснения разглядывал в упор, глаза казались почти черными. Злыми.

– Спасибо, Вы тоже неплохо смотритесь в деловом костюме в субботу. – Наташа поняла, что лучше «отзеркаливать» тон, чем пытаться быть милой. Нарочито выделила «Вы».

– Я на работе.

Наташа кивнула, сделав вид, будто поняла, о чем идет речь. Привычная язвительность помогла немного сконцентрироваться и отпить горячий кофе. Почти удалось не обжечься. Первый этап пройден. Он здесь, напротив, на расстоянии вытянутой руки. Не надо быть психологом, чтобы понять: нервничают оба. Причем Саша-Александр не пытается скрыть нервозность. В отличие от Наташи, которая, утонув в кружке с «американо», лихорадочно готовится к непринужденной беседе и вспоминает навыки светской женщины.

Первая заготовка уже есть. Надо посмотреть в глаза и милостиво промолвить: «По поводу вчерашнего вечера хочу сказать, я уже все забыла, но повторения не хочется». Выслушать несвязные, возможно грубые извинения, махнуть рукой, мол, достаточно, начинаем с чистого листа. Ну а потом, в продолжение, можно поговорить на тему работы по субботам. В строгом костюме. Будем надеяться, что не похоронный агент.

Наташа привычно проживала ситуацию внутри себя, в фантазиях. Вслух не произнесена еще ни одна фраза, неуверенность как всегда мешала начать первой. Александр курил и смотрел в упор. Молчание затягивалось, но его это совершенно не смущало. Похоже что «мхатовские паузы» – часть имиджа, для пущей важности.

Наташа, пока Саша молчал, в заготовках светской беседы начала уже склоняться к тому, что извиняться придется ей. Принесли «американо». Отпил и поморщился:

– Как Вы пьете эту гадость? Хоть бы сахар добавили.

Наташа начала лихорадочно придумывать, чтобы ответить, но следующий вопрос оказался еще круче предыдущего:

– И, кстати, ВАМ действительно нравится, что к ВАМ я обращаюсь на «ВЫ»? – Саша подчеркнул все «вежливые» слова так, что они стали просто глупыми обидными.

Наташа почувствовала, что начинает густо краснеть. Вот это высший пилотаж! Так давно еще никто не хамил. Все готовые фразы одним махом сметены в мусорную корзину. Беседа, так и не начавшись, перескочила в новое, неведомое русло. Невозможно просчитать даже на полхода вперед. Мрачно буркнула в ответ:

– Я помню, вчера мы быстро съехали на «ты», можешь продолжать в том же духе. Я уже смирилась.

– О, полегчало. Спасибо. Я смутно припоминаю, хоть и старался быть вежливым, беседа не получилась. – Он хлебнул кофе и опять поморщился. – Характер у тебя жесткий, наверное, если такую горечь пьешь.

– Новый способ гадания на кофейной гуще?

– Смешно. Да, наверное, так.

Александр улыбнулся и, наконец-то, перестал смотреть в упор. Перевел взгляд в окно и застыл неподвижно.

Наташа по-прежнему не знала, что и думать о происходящем. Опять пауза. Кругом редкие посетители кафе бубнят друг другу всякие приятности, по крайней мере, похоже на общение. За их столиком – лишь шорох пачки сигарет, которую Саша постоянно крутит по столу волчком. Нарисованная в воображении светская дама, слегка прикоснувшись тонкой рукой к идеальной прическе, фыркнула и, стуча тонкими каблучками, отправилась прочь, оставив неуклюжую училку-ботаничку одну на поле боя. Мол, сама разбирайся с неуравновешенными мужиками, а мне пора!

– Наташ, я хотел поговорить об очень важном деле. Лариса сказала, что ты можешь помочь и ответишь на все вопросы. Ты давно ее знаешь? – Глядя по-прежнему в окно, Саша начал нервно выстукивать по сигаретной пачке быстрый рваный ритм.

– Ларису? – Вот теперь осталось только понять, причем здесь Лора. – С института. Уже почти… кажется шестнадцать лет. А причем здесь она?

* * *

Все, что потом услышала, не сумело с первого раза вписаться в существовавшую до этого картину мира.

Саша подвез до дома, сказал «большое спасибо за беседу и за помощь». Тем же самым ответить не смогла.

Весь оставшийся день и вечер Наташа драила паркет, перемыла мебель во всех трех комнатах. Специально изматывала себя, чтобы то, о чем думала, не казалось тяжелее физической усталости. Все время крутила сказанное Александром в голове, не хотелось верить, что это теперь часть и ее жизни. Пазл оказался посложнее всех ребусов, какие раньше приходилось решать.

Лариска подошла в институте первой. Наташа стояла у подоконника и грела руки на батарее, мечтая оказаться где-нибудь на юге, зарывшись в горячий песок окоченевшим тельцем.

– У тебя красивая курточка. Правда, красивая. – Лариса провела рукой по Наташиному плечу. Папа привез из Румынии цветастый укороченный джинсовый пиджак, в 90-е просто нереальный писк моды. Сейчас висел в шкафу и приобретал с годами благородный шарм. – Меня Лариса зовут, а тебя?

– Наташа. Спасибо за комплимент.

Они встретились глазами, и на душе потеплело, зимний холод улетучился из институтского коридора. Так бывает, когда встречаешь близкого друга, еще и не подозревая об этом.

Лариса перевелась в зимнюю сессию на второй курс из Алма-Атинского университета. Вместе с мамой и бабушкой переехала из Казахстана в Россию, как и многие русские семьи, боявшиеся оставаться в бывшей советской республике.

Оказалось, что Лора намного сильнее всех, кто считался отличниками в их группе. Пытливый ум и дерзость давали неоспоримые преимущества: положительное внимание преподавателей и лучшие оценки. К ней тянулись многие, но дружила только с Наташей, остальным позволяла быть рядом, но это ничуть никого не смущало, наоборот, прощалось все и всеми.

Помимо ума, Лариса выделялась красотой. Но не той пластмассовой, которая сейчас в почете у молодежи, а настоящей, истинно русской. Роскошные русые длинные вьющиеся волосы, серые глаза, опушенные густыми длинными ресницами, светлая теплая улыбка, никогда не покидающая лица. Стройную женственную фигуру, Лариса умело подчеркивала нарядами, которые шили мама и бабушка. И, в придачу ко всем достоинствам – непоседливый характер и множество идей, закручивающих в водоворот событий всех, кто оказывался рядом. Мужское население отделения английского языка от первого до пятого курса моментально влюбились и постоянно, как чайки, кружили рядом с Ларисой.

С появлением Ларисы, Наташина жизнь приобрела совершенно новые яркие краски, появился тот самый драйв, которого не получала от приличных друзей – детей из круга знакомых родителей. Сколько пикантных историй Наташа узнала, благодаря Лоре; еще до первой ночи с мужчиной, стало известно, как все происходит в невероятно романтических подробностях. Фантазия Ларисы украшала любой самый банальный рассказ. Тонкие оттенки пикантных нюансов будоражили Наташино девичье воображение.

Наташа не гуляла просто так во дворе, все общение строилось на дружеских вечеринках в семейном кругу. Все дети общались друг с другом, пока не выросли и не начали уходить из жизни родители. Как оказалось, что они-то и являлись тем связующим звеном, а совсем не такая же искренняя дружба между их отпрысками. Чтобы зародились близкие отношения, нужен совместный риск, иногда горе или ссора для проверки, насколько нить крепка. Под крылом родителей дружилось гладко, конфликты быстро утихали, адреналин не в почете. Так же тихо и без особых сожалений все разошлись по разным дорогам в жизни. В результате у Наташи осталась лишь одна Лариса, которая не давала сморщиться от одиночества и вялой череды дней. Как она говорила: «Натаха, ты – моя муза для авантюр! Так плавно жить я не могу. Глядя на тебя, понимаю: нужна волна! И всю жизнь я посвящаю тебе!» Такой эпиграф к их совместной повести Наташу устраивал, подруге доверяла полностью. Лариса всегда жила за них двоих, прокладывала новые пути, идти за ней легко, хоть и страшновато иногда.

* * *

Саша шумно вздохнул:

– Да-а, из тебя клещами приходится вытаскивать. Я тоже знаю Ларису больше десяти лет. Странно, что нас не познакомила раньше, хотя часто про тебя рассказывала. Когда они приехали из Казахстана, мы жили на одной площадке. После смерти бабушки, они с мамой разменяли квартиру и уехали из нашего дома. Мы иногда встречаемся, вспоминаем молодость. Однажды я даже пытался за Лорой ухаживать. Влюбился, цветы дарил, а она только улыбалась. Знаешь, как меня зовет? – Кривая усмешка, не улыбка, новая сигарета. – Сашка-букашка. А потом женился.

Он глубоко затянулся и медленно выдохнул:

– Ты знала, что Лариса живет с женщиной?

– С мамой? – Наташа не поняла вопроса. Это у него такой юмор?

– Да нет. От мамы давно отдельно существует. Лариса живет с молодой женщиной. Ее зовут Эльвира.

– Нет. Я не знаю никакую Эльвиру. – Наташа упорно отказывалась понимать, что он говорит. – Она сдает комнату?

– Да уж, придется Лоре большое спасибо сказать. – Саша замолчал.

Воздух вокруг медленно становится стеклянным, музыка в кафе затихает. Саша резко, толкнув стол, наклонился вперед:

– Ты все-таки такая наивная, как я и ожидал. Лариса и Эльвира – пара: муж и жена, жена и муж, невеста и… невеста, они любят друг друга. Ты хочешь узнать, как таких женщин называют!? Тебе сказать? Или сама вспомнишь?! – Он схватил чашки с «американо» и несколько раз стукнул друг об друга. Кофе волной выплеснулось на салфетки.

– Я не знала ничего. Она хотела выйти замуж за шведа… Карлсона… кажется… Она ничего не рассказывала. – Наташа боялась пошевелиться, чтобы не разбить воздух вокруг. Пусть вообще все остановится и вернется на два дня раньше. Никакой «Шляпы»!

– Отлично, подруги просто зашибись! Эльвира и Лора хотели эмигрировать в Швецию и официально пожениться. Карлсон – подопытный кролик. Всего лишь повод. Так, теперь ты знаешь уже больше.

Саша сильно ударил ребром ладони по столешнице:

– Поехали дальше. Лариса хочет от меня ребенка. Я не знаю, что делать. Ты должна сказать, как подруга, что от нее ждать. Она вообще не шизофреник? Может сотрудник клиники суррогатного материнства или торгует органами?

– Органами? Ребенка? Какого ребенка? – Она уже почти шептала.

– Наташа, ты не в себе? Какие бывают дети, ты знаешь? Ты хоть одного ребенка в жизни видела? – он переходил на крик.

– Саша, не кричи, пожалуйста, – Наташа умоляюще на него посмотрела, – я очень плохо понимаю, что ты говоришь.

– Ладно, если я в шоке, то каково тебе все это слышать в первый раз. Мне хотя бы неделю назад сообщили. Кофе выпей, приди в себя.

Наташа послушно отхлебнула «американо», закурила. Стекло вокруг снова становилось воздухом, можно дышать не порезавшись. Реальность постепенно возвращалась, но уже не та, которая была некоторое время назад. Саша, рассматриваемый совсем недавно как потенциальное тепло в Наташиной спальне, – мужчина Ларисы. Или просто будущий отец ребенка. Вообще ничего не понятно, кто такой, но уже чужой… За какие-то пару минут стал недосягаем как «Бентли», в котором уезжает тощая блондинка в розовых сапогах на шпильке. Мысли метались на крутых поворотах, не находя ничего мало-мальски похожего на здравый смысл и внятные объяснения услышанному. Одновременно закончились две истории: до Наташи, с его проблемами, как до лампочки; Лариска скрыла, что «играет за другую команду», в которой есть Эльвира. Ее невеста… или жених… сюрреализм какой-то.

– Как давно она с этой Эльвирой живет? – Хоть что-нибудь спросить, не молчать.

– Уже почти два года. В Новый год у них дата какая-то: то ли познакомились, то ли переспали, я не помню. Они решили теперь завести ребенка, меня выбрали как донора. Племенного быка нашли… – Желваки заходили по лицу. – Протест у них против закона о запрете пропаганды гомосексуализма. Решили доказать, что они – нормальная ячейка общества. Я здесь причем? Понимаешь, если бы Ларису не знал так долго, то послал …

– А ты с ней раньше не спал?

– Нет, ничего не было, просто общались. Ну, как-то, еще в студенчестве на вечеринке целовались по-пьяному делу, но до секса не дошло. Ржать начали и ничего не получилось. Хотя мне всегда нравилась, особенно ее грудь. Тебя она всегда жалела, что ты такая серенькая, неприметная…

– Жалела? – Вот это уже очень было слышать просто невыносимо. Наташа зачем-то достала из сумочки пудреницу и стала себя разглядывать. Руки тряслись, еще немного и могла заплакать, чтобы хоть как-то успокоиться, попыталась пошутить, – Я с ней не согласна, я очень красивая.

Она подняла глаза на Сашу, но лучше бы не видеть сейчас его выражение лица. Брови домиком, еще немного и этот племенной бык будет ржать как племенной конь.

– Ты понимаешь, что речь-то совсем не о тебе? Извини, я сказал что-то обидное, но если тебя утешит, я с Ларисой не согласен, ты совсем не серенькая, а каштановая. Вот встретил лет пять-семь назад, то поухаживал бы за тобой.

– Конечно речь не обо мне. Особенно сейчас, когда лет эдак семь на моем лице оставили столько отпечатков. – Подбородок все-таки задрожал, – задай мне вопрос, чтобы я смогла уже не о себе любимой начать говорить.

– Ладно, я несу какую-то ерунду, уже сам начинаю понимать. – Саша облокотился на стол, шумно вздохнул, его взгляд снова потяжелел, – Лариса мне сказала, что никаких обязательств на меня не возлагает. Нужно только переспать в подходящий момент, или, если я не хочу по-простому, сходить в клинику по оплодотворению и стать донором. Выбор процедуры за мной, если я соглашусь, то пойду лучше к доктору. А я еще не согласился. Но и не отказал. От того, что придется ложиться с ней в кровать под пристальным взором Эльвиры, у меня вряд ли встанет. Возникает вопрос: кто будет платить? Клиника – это дорого для Ларисы, я мог бы оплатить, но обе бабы против. Так я начинаю вмешиваться в их семью, принимать участие в судьбе будущего ребенка и прочее бла-бла. Ты мне вот что скажи, способна Лариса потом повесить на меня все отцовские заботы? Что вообще мне делать? Генетическую экспертизу никто не отменял…

Горячие итальянцы меньше жестикулируют, чем он сейчас.

– Саш, подожди. – Пришлось остановить сбивчивый монолог, пока не начал выдирать себе волосы, – Понимаю, о чем ты… что тебя волнует и весь масштаб происходящего. Кажется, понимаю… Для меня это как гром среди ясного неба, не смогу ничего сказать вразумительного сегодня. Обещаю во всем разобраться, но должна все хотя бы понять. Не то, чтобы принять. Понимаешь меня? – Наташе хотелось немедленно исчезнуть. Желательно во вчерашний вечер и отказать Ларисе поехать в «Шляпу». Вернуть все на привычные рельсы и перестать катиться беспомощным паравозиком под откос. – Дай мне время.

Ага, понял, – Он откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами. – Ладно, давай закругляться. Позвони, как придумаешь. Вразумительное. Вразумишь меня. Слово-то какое ужасное. В разум вставить, да?

«Все еще суббота, всего лишь день перед воскресеньем. Но, кажется, что за несколько часов пролетело полжизни. Новой. Неизвестной, в которой нет ничего привычного и родного, что ощущалось раньше. Поэтому будем считать, что сегодня первый день начала уже этой, другой жизни».

Наташа лежала на диване в гостиной и разглядывала хрустальную люстру. Если сильно дунуть, то хрустальные подвески начинают тихонько раскачиваться, играя тонкими нитями лучей света и запуская солнечных зайчиков на потолок. Вспомнилось, как мама с гордостью рассказывала, как отдала 10 рублей сверху цены знакомой продавщице из магазина, чтобы та отложила люстру, которая и так стоила почти 120 рублей. Для семьи это бешеные деньги, но мама хотела, чтобы гостиная была похожа на светский салон. К люстре был куплен, с черного входа мебельного магазина, огромный бардовый диван и такого же цвета шелковая китайская скатерть на круглый стол, украшенная тяжелой бахромой, птицами и цветами. Наташа смотрела на хрустальные бусинки и думала, насколько жизнь хрупка по сравнению с этими стекляшками. За прошедшие сутки ее насильно депортировали в другой мир, ничего как прежде не будет. И самое ужасное, придется принимать решение за других. Сказать, мол, разбирайтесь сами, это не вариант. Слишком близко все находится от нее и очень страшно отмахнуться. И Лариса, и Саша после отказа в помощи, быстро забудут о ней. В этом Наташа не сомневалась. Теперь понятно, почему Лора так надолго пропадала и не звонила, не вытаскивала на девичьи посиделки. Она стала замужней дамой, если уместно так называть существующие отношения с Эльвирой. Обидно и непонятно, почему ничего об этом не говорила? Никогда. Ничем не выдавала свою иную сущность. Наоборот, все разговоры крутились вокруг мужчин, соблазнения, приемов кокетства. Наташу обдало холодом: «Она это делала ради меня. Потому что меня это интересовало. Лора просто поддерживала диалог и, из желания помочь, будоражила воображение. Ей было меня жалко, поэтому примером подстегивала на решительные действия. Будила женское начало?!»