Текст книги "Флориендейл. Одна из них"

Только сейчас Кассандра сообразила, что мужчина так и выбежал из комнаты с её рюкзаком. Этого ещё не хватало!..

– Документы… – пробормотала она, – еда… одежда…

– Ерунда. – Птица улыбнулась. Наверное, улыбка должна была ободрить Кассандру, но вышла бесстрастной и холодной. Зато женщина вытащила из потайного кармана кошелёк и отсчитала несколько купюр. – Держи. Хватит на вещи первой необходимости. К сожалению, это всё, чем я могу помочь. Тебе есть куда идти? Или ты ищешь работу?

– Есть куда, – поспешно сказала Кассандра.

Отчего-то ей не хотелось спрашивать, какого рода работу предлагает хозяйка клуба, к тому же она не планировала оставаться в Индувилоне. И ей правда было куда пойти. Адрес полицейского участка она помнила наизусть, там же можно будет подать заявление на новый паспорт, а ночевать она собиралась в Доме. Она слышала про это заведение – что-то вроде общежития с минимальными удобствами, куда мог прийти любой и оставаться там сколько угодно совершенно бесплатно. Дома начали строить, когда в страну стали прибывать люди с Земли, которым некуда было податься. Потом их почти все закрыли, но индувилонский Дом всё ещё работал, и это было очень кстати.

– Хорошо, – Птица кивнула. – Хочешь что-то спросить?

Кассандра замялась. Один вопрос у неё действительно был, но обстановка синей комнаты и исключительно фантастический облик женщины мешали вот так запросто его задать. И всё же спросить было необходимо.

– Туалет здесь есть? – выпалила Кассандра и тут же покраснела, словно ей пять лет.

Женщина снова улыбнулась, и на этот раз в её улыбке действительно промелькнуло что-то человеческое.

– Пойдём, – сказала она и за локоть вывела Кассандру в коридор.

Клуб оказался настоящим лабиринтом. Кассандра полагала, что клуб – это просторное помещение для танцев; у них в посёлке имелся один небольшой, и, кроме зала, больше в нём ничего не было. Но в этот она, судя по всему, попала с чёрного хода, и дама вела её запутанной дорогой мимо отдельных комнат, пустых залов с зеркалами, подобия маленькой кухни, мимо склада и мимо гаража, если верить табличкам на дверях, а также мимо большой комнаты, откуда доносился аромат хорошего кофе, – дверь была приоткрыта, и Кассандра не удержалась, заглянула внутрь и увидела широкие диваны, столик с чашками и группу смеющихся девушек. Птица заметила любопытство Кассандры, но ничего не сказала. Дойдя до полутёмной лестницы, они остановились.

– На нижнем этаже в конце коридора, – сказала женщина. – Потом спроси у кого-нибудь, где выход. Тебе помогут. Что ж, вот и всё. Прощай.

– Вы не скажете мне своё имя? – спросила Кассандра.

– Зачем? – татуировка на лице дрогнула, когда Птица хитро усмехнулась. – Совершенно ненужная информация.

И она удалилась. Кассандра пожала плечами и стала спускаться вниз. Мысленно она не согласилась с женщиной: не бывает ненужной информации. Возможно, иногда информация не к месту и не ко времени, а может, просто нашла не того адресата, но заклеймить её как ненужную – это слишком смело.

Длинный коридор тянулся, изредка освещаемый тусклыми лампочками. Двери по правую и левую руку отличались: на тех, что слева, висели блестящие таблички с именами, а двери справа были старые и облезлые; за одной из них Кассандра разглядела швабру и банки с чистящим средством. Затем коридор повернул под прямым углом, стал уже и темнее. Чистенькие двери с табличками остались позади. Кассандра продолжала идти. Безымянная дама ясно сказала: «В конце коридора».

Тем не менее постепенно стало казаться, что Птица пошутила или же Кассандра её неправильно поняла и у этого коридора вовсе нет конца. Может быть, она ходит по кругу? Но нет… здесь же негде заблудиться!

Когда впереди забрезжила полоска света, Кассандра ускорила шаг и почти побежала. Если это не туалет, то она хотя бы спросит, правильно ли идёт. Резко распахнув дверь – та оказалась неожиданно лёгкой, будто из фанеры, – Кассандра шагнула в неизвестность.

«Наверное, надо было постучать», – подумала она с опозданием.

К сожалению, это оказался не туалет, а жилая комната, просторная, но скромно обставленная: стол со скамейкой, что-то вроде древнего расписного сундука и изящный торшер с пышным абажуром, похожий на те, что Кассандра видела в синей прихожей. В тёмном углу прямо на полу лежал широкий матрас. Щуплый мальчишка в очках приподнялся на локте, увидев Кассандру. Из-за его спины выглянул другой мальчик такого же возраста, лет двенадцати. Он вставать не спешил.

– Вы кто? – удивлённо прошептал очкарик. Он мгновенно выхватил откуда-то маленький нож. – Здесь никто не ходит!

– Эй-эй, погоди, – Кассандра сделала два осторожных шага в его сторону и на всякий случай подняла руки над головой. – Я просто заблудилась.

– Никто здесь не ходит, – упрямо повторил мальчик. – Стойте, не подходите ближе!

– Нет, честно! – Кассандра едва сдержала смех. С ней всегда так было: когда она говорила правду, но никто не верил, ей становилось ужасно смешно, так что все ещё больше убеждались, что она врёт. – Я просто искала…

Но договорить она не успела. Кассандра почувствовала движение за спиной, вспышку боли – и потеряла сознание.

ϝ

В последние дни Мари совсем не могла спать, но виной тому был не тонкий матрас следственного изолятора, а тревожные сны. Мари чувствовала себя разбитой, и ей даже не нужно было смотреть на себя в зеркало – которого у неё, впрочем, не было, – чтобы понять, как сильно она похудела за прошедшие пару недель.

Ей снилась Кассандра – почти всегда только она одна, но иногда ещё мать и отец, Стафис и друзья из школы. С друзьями Мари ходила на рынок и на речку, Стафис показывал ей, как делать перевязки, и читал вслух любимые стихи, родители снова были вместе и пили чай на веранде. Кассандра же в каждом сне, который Мари удавалось запомнить, вернее, не удавалось забыть, умирала. Иногда у Мари получалось проснуться раньше, чем это происходило, и всё равно она знала, что будет потом. Глупое подсознание! Оно продолжало бояться за Кассандру, хотя в опасности была она, Мари. Вот и сейчас: они опять куда-то её перевозят, а ведь она уже почти привыкла к изолятору в Роттербурге. Зачем?

Мари сложила руки на груди и постаралась устроиться поудобнее на узкой скамейке. Было темно: слабый свет едва проникал сквозь замызганное толстое стекло, отделявшее фургон от кабины водителя. Куда они едут, Мари не знала, но бояться уже не могла – устала.

Даже в полумраке она отчётливо видела синяки у себя на руках и ногах. Её били за то, что она отказывалась рассказать им правду, но при этом делала вид, будто эту правду знает. Мари и сама не понимала, зачем так поступает и чем это поможет ей или Кассандре. Всё происходящее было какой-то ошибкой, мороком, и она ждала, что придёт главный надсмотрщик – тот невысокий тип с седыми волосами, Госс, – извинится и отпустит её на все четыре стороны. Она готова была проделать обратный путь сама, даже пешком – лишь бы только они её отпустили!

Но нет. Фургон, тихо шурша шинами, всё дальше и дальше уезжал от Роттербурга, и Мари медитировала с закрытыми глазами, пытаясь отвлечься от боли в спине. Она сама не заметила, как сползла на холодный пол и привалилась к скамейке плечом. Так было удобнее, и на мгновение она подумала, что сможет уснуть, как вдруг резкий удар отшвырнул её к стене, за ним последовал ещё один, вспыхнул свет, и запахло гарью.

Мари распахнула глаза. Фургон перевернулся, и прикрученная болтами скамейка висела теперь у неё над головой. Фонарь в кабине опрокинулся и светил прямо в камеру Мари, куда сквозь вентиляционную решётку уже просачивался дым. За перегородкой водитель отчаянно ругался на незнакомом языке.

Мари перекатилась на бок и поджала ноги. Дым раздражал нос и горло, и хотелось откашляться, но стоило набрать воздух в лёгкие, как с жалобным свистом она тут же снова выдохнула. Боль была нестерпимая: она и в сравнение не шла с синяками и ноющей поясницей. Мари осторожно положила одну руку на грудь, потом другую и замерла, едва дыша.

Прошло несколько минут. Она чувствовала, что задыхается, но ей некому было сообщить об этом. Наконец двери фургона отворились. Разглядев Госса в ореоле седых волос, подсвеченного со спины ярким солнцем, Мари осторожно пошевелила кистью, указывая на грудь, и прохрипела:

– У меня тут сломано ребро… наверное. Это так… задумано?

* * *

Пока Госс яростно о чём-то спорил с охранниками и водителем, Мари ожидала на носилках у обочины. Несмотря на травму, они связали ей руки и ноги – как будто она могла сбежать в таком состоянии! Зато теперь, решив, что связанная пленница точно никуда не денется, они словно забыли о её существовании. Мари слышала их голоса, но не могла уловить смысл. Она различала лишь обрывки фраз вроде «посреди поля», «больница» и «приказ Роттера».

Автомобиль, в котором её везли, пострадал гораздо сильнее, чем ей показалось вначале. Скорее всего, фургон был из какого-то особо прочного металла: он даже не погнулся, хотя машина перевернулась – и половины кабины как не бывало. Сопровождавший охранник погиб, но водителю повезло.

Ещё Мари сразу заметила второй такой же фургон, целый и невредимый, рядом со служебным автомобилем Госса. Обе машины вернулись, когда увидели аварию. Но для чего же нужен второй, неужели запасной? И сейчас они решают, продолжать путь или везти её в больницу?

Она чуть повернула голову и снова прислушалась. Водитель продолжал ругаться на своём языке, Госс командовал охраной. Двое сопровождающих направились к Мари, и ей ничего не оставалось, кроме как тревожно смотреть на них снизу вверх. Они подняли носилки и понесли их ко второму фургону.

– Меня не отвезут… в больницу? – спросила Мари.

Ответа не последовало. Мари было почти всё равно. Если дышать по чуть-чуть, редко и медленно, то не очень больно. Мужчины раскрыли двери машины и затолкали носилки внутрь.

– Что случилось? – спросил испуганный голос из темноты.

– Никаких разговоров! – прикрикнул один из охранников. – А то рот заткнём. Сидите молча, в кабине всё слышно. – Они захлопнули двери и удалились.

В этом фургоне было ещё темнее, чем в первом. Мари знала, что в кабине пока никого нет, и потому быстро прошептала в темноту:

– Привет! Иди сюда, я не могу двигаться. Мы можем говорить тихо… во время движения они не заметят.

– Я поняла, – отозвалась девочка, и Мари услышала, как шуршит по полу ткань. Кажется, незнакомка была одета в какой-то плащ или балахон наподобие тюремного, хотя Мари оставили её домашнюю одежду. Откинув длинные волосы с лица, девочка нагнулась к самому уху Мари. – Что случилось? Почему мы стоим?

– Произошла авария, – ответила Мари. – Мой автозак перевернулся, и я сломала ребро. Или что-то ещё… не знаю.

– Ого! – прошептала девочка. – А что такое автозак?

Мари постаралась разглядеть её лицо, чтобы определить возраст собеседницы, но было слишком темно.

– Мы сейчас с тобой в автозаке. Это машина для заключённых. Ну, которых под стражей держат. Я вот заключённая… Меня Мари зовут. А ты?..

– Тс-с! – заметила девочка, потому что Мари слишком повысила голос. – Да, теперь ясно, спасибо. Я тоже… заключённая. Меня зовут Вероника… – девочка помялась, всхлипнула и добавила дрожащим голосом: – Вероника Амейн.

Мари ахнула и содрогнулась от боли в груди.

– Да, – печально сказала девочка. – Кажется, ты в курсе.

– Что за… Нет, извини. Я не в курсе, я вообще с Земли и ничего не знаю про ваше королевство.

– Но знаешь, как зовут принцессу? – удивилась Вероника.

– Да это случайно. Мы все думали, что вы давно…

Мари оборвала себя на полуслове. Она не знала, как закончить это предложение, чтобы не задеть неожиданную попутчицу. К тому же было слышно, что водитель и охранник вернулись в кабину. Заворчал мотор, и машина рванула с места. Мари потянула Веронику за руку, чтобы та придвинулась ближе.

– Расскажи мне всё. Как ты здесь оказалась? Только тихо…

* * *

«Не надо было просить её рассказывать всё», – подумала Мари, теряя нить запутанного повествования. Кажется, Вероника давно ни с кем не разговаривала и теперь вот решила довериться Мари. Интересно, с чего вдруг? Потому что Мари такая же одинокая пленница, разлучённая с семьёй, да ещё и вдвойне беспомощная в её теперешнем состоянии? Скорее всего, Веронике было неважно, кто перед ней. Её слушали и не перебивали, её держали за руку. Мари чувствовала, что свободной рукой Вероника вытирает слёзы. Девочка плакала, вспоминая, как прощалась с ней мать и как они радовались, что спустя столько лет её выпускают на волю, а Мари думала: «Разве можно быть такой наивной? Я бы никогда не поверила в эту сказку про школу».

Машина то разгонялась, то резко тормозила, и Мари то и дело отвлекалась от рассказа Вероники, морщилась от боли и гадала, куда они едут. Но внезапно смысл сказанного дошёл до неё, и Мари насторожилась.

– Так ты не знаешь, что было в том письме? – поспешила уточнить она.

– Нет! – Вероника всхлипнула и, кажется, помотала головой.

– И не догадываешься даже?

Вопрос остался без ответа, слышно было только сбивчивое дыхание Вероники. Мари молчала. Что могла написать бывшая королева? Почему Роттер явился к ним домой? Одно должно вытекать из другого, не может же это быть случайным совпадением! Но… дочь Розы Клингер – принцесса Флориендейла? Мари бы рассмеялась, если бы ей не было так больно. Дочь Розы Клингер – обе дочери – родились в другом мире, они с детства неразлучны, они двойняшки!

Через несколько минут автозак остановился. Охранники распахнули двери фургона, и апельсиновые лучи закатного солнца на мгновение ослепили обеих девушек.

– Ты, которая в рубахе, выметайся! – приказал один из мужчин. – Руки подними, чтобы я видел.

Вероника завозилась за спиной Мари, вставая с колен. Девочке пришлось протискиваться между носилками и стеной, и она двигалась медленно, ссутулив плечи, опустив глаза, худая и с пунцовыми от слёз щеками… Тогда Мари наконец увидела свою собеседницу при свете дня – и разглядела её лицо.

У неё перехватило дыхание. Мари бессильно откинула голову и застонала от отчаянья. Этого не могло, просто не могло быть!

ζ

В голове звенело, пронзительно и протяжно. А ещё было мокро… Кассандра осознала, что инстинктивно отплёвывается от воды, льющейся в нос и рот, но мышцы лица были как чужие.

Поток воды прекратился, и Кассандра глубоко задышала, продолжая лежать без движения. Запястья сдавливали верёвки, а на ногах кто-то сидел – кто-то довольно лёгкий. Кассандра вспомнила про мальчишек, с которыми она разговаривала перед нападением, и, ожидая увидеть одного из них, приоткрыла глаза.

В самом деле, тот, что в очках, был тут, но он нависал над ней с угрюмым выражением лица, а не держал за ноги. Очки съехали на кончик носа, а лоб сморщился, как будто он напряжённо о чём-то думал.

– Она вряд ли одна из этих… – неуверенно сказал второй мальчик откуда-то слева.

– Молчи, – шикнул очкарик. – Она очнулась.

– Что здесь происходит? – Кассандра постаралась задать этот вопрос с максимальным достоинством, какое только возможно, когда ты лежишь на грязном полу, связанная двумя малолетками.

Мальчишка в очках открыл рот, но тут кто-то третий, удерживавший ноги Кассандры, поднялся и произнёс:

– Позволь мне, Томь.

Железные нотки в этом голосе не понравились Кассандре. Она вдруг сразу почувствовала сквозняк, гуляющий по полу и боль в стянутых запястьях.

Очкарик Томь отодвинулся, и его место заняла высокая девушка лет двадцати. Если бы не причёска и серебристый кулон на груди, её тоже можно было бы принять за мальчишку. Незнакомка смотрела на Кассандру, приподняв прямые тёмные брови; глаза были светло-серые, строгие и холодные, словно две ледышки, а губы сжаты в ниточку. Несколько секунд она пристально разглядывала каждый сантиметр лица Кассандры и вдруг рассмеялась.

– И чего вы так переполошились? Она совершенно безобидна и бесполезна.

– Что за хамство! – возмутилась Кассандра. – Ты ничего обо мне не знаешь!

– Я знаю, – ответила девушка, не переставая улыбаться, – что ты здесь в первый раз, поскольку понятия не имеешь о Призраке. Заявляешься без спросу в чужой дом и пугаешь детей. Потрудись запомнить.

– Э-э… что? Что запомнить?

– О Ангел! – девушка закатила глаза, нагнулась ближе и зловеще прошептала: – Призрак – это я!

Прищурившись, она уставилась на Кассандру, будто ждала какой-то особенной реакции. Однако та только раздражённо моргала, пытаясь избавиться от пылинки в левом глазу. Если бы она встретила этих ребят на улице, обошла бы их за километр. Но, кажется, времена, когда Кассандра могла свободно разгуливать по улице, закончились…

– С тобой совершенно не весело, ты не понимаешь шуток, – бросила девушка и забрала у мальчишки в очках нож. Кассандра затаила дыхание. – Перекатись, я развяжу тебе руки. Кстати, Томь, хороший узел, молодец.

– Мне не до шуток, – пробормотала Кассандра, но повиновалась, ожидая чего угодно: что ей развяжут руки, или снова ударят, или отрежут ухо – сероглазая девушка, похоже, была не в своём уме.

Однако та и вправду всего лишь поддела ножом верёвку, чтобы ослабить узел, и освободила Кассандру.

– Спасибо! – Кассандра поднялась с пола, растирая запястья. – И что, тебя так и называть – Призрак?

– Да, – ответила девушка, протянула левую руку для рукопожатия и кивнула на мальчишек. – А это Томь и Рофи. Томь – мой брат, Рофи… почти то же самое. Рофи не может ходить, так что тебе придётся наклониться, чтобы пожать ему руку. А ты встань, Томь. Невежливо, – командовала Призрак.

– Да пожалуйста, – пробормотал мальчик в очках, поднимаясь.

Он был нелепо одет в короткие детские штанишки и кричаще-жёлтый свитер с широким вырезом, вероятно женский. Поверх был намотан зелёный шарф. Лежащего в углу комнаты на матрасе Рофи тоже нельзя было назвать образцом стиля, и Кассандра невольно подумала о доме. Они с Мари тоже подолгу носили вещи, из которых уже выросли…

– Так значит, вы здесь живёте? Это легально? Я думала, «Синяя Птица» – это клуб.

– «Синяя Птица» – это кабаре и театр, – ответила Призрак. – Или кабаре, театр, кабак и игорный дом. Но ничего больше, так что не надо думать тут… всякого. Иначе бы я не держала здесь детей.

– Хей! – сказал Томь возмущённо. – Мы не дети, я тебе помогаю.

Призрак взглянула на него, выдержала упрямый взгляд брата и благосклонно кивнула.

– А что вы делаете? Ты тоже поёшь, пляшешь или что?

– Или что, – усмехнулась девушка. – Я только хлопаю в ладоши.

Кассандра нервно засмеялась.

– Мы охраняем театр и район, – гордо заявил Томь. Ему явно хотелось принять участие во взрослом разговоре, хоть он и забрался снова на матрас к Рофи, который всё это время меланхолично читал в полутьме книгу. – А ты-то кто такая?

Пока Кассандра рассказывала – а рассказывать свою историю странным обитателям подвала она решила с самого начала, – Призрак задумчиво ходила из угла в угол. Когда Кассандра сообщила, что никто не знает, как разбудить маму, девушка покачала головой и вздохнула. Когда Кассандра поделилась своим планом обратиться в индувилонскую полицию, девушка фыркнула. И лишь когда Кассандра описала встречу с Хорном и рискованную поездку, Призрак резко развернулась, вскинула руки и почти прокричала:

– Что?! И эта свинья… он ещё осмеливается на такое?

– Из-за него у Призрака много проблем, – с готовностью пояснил Томь. – Хотя в последнее время было потише.

– Он уезжал из города, очевидно, – пробурчала Призрак, быстро успокаиваясь. – Ну ладно, с этим мы разберёмся. Спасибо за информацию. Да уж, удивительно, как ты ещё держишься на ногах! В этих ёлочках сильный наркотик местного производства. Его маскируют под освежители воздуха, чтобы грабить народ. И для похищений… удобная штука, если подумать. – Призрак на мгновение задумалась.

Кассандра пожала плечами. Боль в запястьях она ощущала гораздо сильнее, чем действие наркотика.

– По поводу сестры… – продолжила Призрак. – Ты что, серьёзно собираешься искать её через полицию?

– Ну да…

– О Ангел! – Призрак всплеснула руками.

– Да ладно? – подал голос молчавший до этого Рофи.

– Ну хватит вам, – заступился за Кассандру Томь. И пояснил: – Местной полиции нельзя верить, они только отмывают деньги и прикрывают бандитов типа Хорна. Поэтому мы и охраняем театр сами. Здесь у всех есть такая охрана. Но понятно, что ты ничего не знаешь, ты же не из города.

– А как насчёт подумать? Если твою сестру похитили по распоряжению Роттера, то обращаться за помощью в органы, наверное, не самая гениальная идея? – спросила Призрак.

Томь и Кассандра промолчали.

– У них ничего не будет на твою сестру, – Призрак загнула большой палец. – Но они запишут твои показания и передадут их наверх, – она загнула указательный. – Тебя попросят не покидать Индувилон, и, пока ты будешь ждать, кто-то выедет за тобой. В конечном итоге ты окажешься там же, где и сестрёнка. Поможешь ты ей этим? – сложив все пальцы, Призрак показала Кассандре кукиш.

– По крайней мере, я её найду, – упрямо сказала Кассандра.

– Да уж, очень эффективно, – Рофи захлопнул книжку и подтянулся, чтобы сесть ровнее. – Я проанализировал ситуацию, но, если говорить начистоту, пока не вижу для тебя возможности быстро отыскать Мари. Надеюсь, со временем ты найдёшь способ. Однако ты кое-что можешь сделать для вашей мамы.

Кассандра мельком взглянула на Призрака, которая с явным интересом и с неожиданно тёплой и гордой улыбкой слушала мальчика.

– До нас доходили сведения, что выше по течению реки, в районе Ангоры, скрывается отряд ливьер. Его-то уж точно будет проще разыскать, чем Мари. Среди них наверняка есть травники. Я полагаю, они знают, как разбудить вашу маму.

Кассандра беспомощно развела руками, но, так как все остальные молчали и никто не собирался комментировать сказанное, пришлось спросить:

– Что ещё за… травники?

Мальчики растерянно взглянули на Призрака.

– Может быть такое, что она совсем ничего не знает? – спросил сестру Томь.

– Ну хотя бы не спрашивает, кто такие ливьеры, – хмыкнула та и указала Кассандре на стул. – Садись.

* * *

Они накормили её жидким недосоленным супом из гороха и капусты. «Я знаю, что дрянь, но картошки сейчас не достать», – сказала Призрак.

После обеда брат с сестрой отправились на дежурство, а Кассандре велели хорошенько выспаться – на широком матрасе было достаточно места для нескольких человек. Натянув на себя тончайший плед, она лежала, стараясь не шевелиться, чтобы не потревожить Рофи, но то нога чесалась, то ухо, и сон всё не шёл. И суток не прошло с тех пор, как она ушла из дома. Вчера в это время Кассандра, кажется, пила чай и вырезала из газеты адрес местного полицейского участка. Сегодня лежит в подвале кабаре в трущобах Индувилона и пытается не разбудить мальчика-калеку… Кассандре не было страшно. Только грустно и муторно на душе – от того, что рассказала Призрак, не постеснявшаяся поделиться своей историей с той же искренностью, с какой Кассандра поделилась своей.

Среди друзей и знакомых Кассандры не было тех, кто особенно пострадал во время гражданской войны, или же она об этом не догадывалась. Большинство жителей посёлка, как и её семья, были переселенцами из Поверхностного мира и перебрались в Цветочный округ уже после провозглашения Соединённой Федерации. Другие же, бывшие подданные королевства, говорили о прошлом редко и неохотно. Когда им задавали вопросы, они только пожимали плечами и отводили глаза. И постепенно их перестали расспрашивать. Мари и Кассандра выросли в мире, в котором не существовало никакой связи с Флориендейлом.

Но у Призрака эта связь была. Вой ну она не помнила, разве что чувство тревоги, опасности и последнюю бомбёжку, когда рухнул их дом и ранило маму. Однако им удалось бежать. Несколько лет они прятались и даже думали, что жизнь наладилась, когда родился Томь. Но их всё-таки раскрыли и арестовали. Призраку тогда было девять, и, рассказывая об этом Кассандре, девушка так сильно зажмурилась, что Кассандра подумала: сейчас заплачет. Но Томь сказал, что сестра не умеет плакать.

Несколько месяцев их держали в тюрьме – девочку, её маму и новорождённого брата. Приставленный к ним охранник неутомимо развлекал их несмешными историями. Он же раздобыл где-то для Призрака большую книгу сказок – это была её первая и последняя книга. Охранник делал всё, чтобы отвлечь их от мысли, что отец к ним больше не вернётся. Но разве от этой мысли можно отвлечь? Маму Призрака то и дело вызывали на допросы, иногда днём, но чаще посреди ночи. Дело было в каком-то компромиссе, вспоминала Призрак. Её родители отказывались сотрудничать с новой властью. Однажды мама разбудила девочку до рассвета и повесила ей на шею свой кулон с луком и стрелой – ничего особенного, простая железка, но она сказала, что украшение у неё от дедушки. Со следующего допроса мама не вернулась.

Детей отправили в приют, где Призрак терпеливо ждала, пока маленький Томь хотя бы чуть-чуть подрастёт. Девочка играла с кулоном, училась писать и считать, снова и снова перечитывала свою книгу сказок, но на самом деле голова её была забита мыслями о побеге и… мести. Жажда мести прошла с годами; остались лишь злость и призраки воспоминаний о холодных руках, которые трясут её, чтобы она угомонила наконец плачущего Томя, о маминых глазах после допроса, о бомбах.

Взрослая Призрак усвоила, что жизнь важнее мести, и чувство ответственности за брата и Рофи, бежавшего вместе с ними из приюта, пересилило злость. Когда-то они хотели отыскать лагерь ливьер, но Рофи повредил ноги – и лагерь превратился в недостижимую мечту. Рофи бы не дошёл, а Призрак и Томь не могли его бросить. Где-то там, с ливьерами, должны были быть и травники – древний народ Флориендейла, который, если верить Призраку, разбирался в растениях так, что даже лучшие мастера Цветочного округа рядом не стояли.

Кассандра как можно тише перевернулась на другой бок и уткнулась носом в книгу сказок Призрака. Страницы старого фолианта пошли волнами от влажности, и в темноте Кассандра не могла разобрать ни одной буквы. Зато тут же почувствовала щекотку в носу. Кассандра сморщилась, зажала рот руками, но всё-таки не сдержалась и оглушительно чихнула. Рофи тут же проснулся и зажёг торшер.

– Что ж ты не спишь? Тебе утром в путь. – Рофи зевнул. – Думаешь, найти ливьер так легко?

– Да не волнуйтесь вы за меня. Я справлюсь. Встану пораньше и сразу уйду.

– Это ты зря. Тебе стоит дождаться Призрака, как она сказала, – возразил мальчик. – Она проводит тебя на другой конец города. Это значительно опаснее, чем ты думаешь.

– Что я, ребёнок, что ли? – недовольно пробормотала Кассандра.

Ей было неловко, что они бросились её опекать, и сочувствовали, как много всего она не знает, и смотрели чуть ли не с жалостью.

– Она даст тебе новые ботинки, – заметил Рофи и погасил лампу.

Это был хороший аргумент.

η

Когда Вероника мечтала о жизни за пределами проклятого алилутского дома, она представляла её себе совсем иначе. Оказавшись в новой тюрьме, Вероника долго ждала, что начальство всё-таки опомнится, освободит её и отправит в школу. Но надежда таяла с каждым днём. И вот наконец её вывели из-за решётки и снова загнали в машину, только на этот раз там не было мягких кожаных сидений. Вероника обречённо опустилась на металлическую скамейку и поджала ноги. Она была готова вытерпеть любое мучение, если бы в конце пути её не ждала новая тюрьма. А уж если тюрьма – пусть хотя бы прежняя, та, что в Алилуте, чтобы быть с мамой!

Однако в душе она понимала, что вряд ли её везут к маме. Было тоскливо и безумно страшно, и всю дорогу Вероника рыдала, задыхаясь и захлёбываясь слезами. Как вдруг фургон остановился… и через несколько минут она познакомилась с Мари.

В темноте было видно немного, но Вероника догадалась, что они с Мари примерно одного возраста, а главное, что она – хороший человек и такая же жертва. Не в силах сдержать сбивчивый поток слов, Вероника выложила всё, что произошло с ней за последние дни. После этого сразу стало намного легче, как будто, разделив свои печали с другой девочкой, она смогла уменьшить их груз вдвое.

Мари тоже пыталась рассказать о себе, но то и дело делала длинные паузы и прерывисто вздыхала. Веронике было жаль каждой потерянной секунды. Она боялась, что они скоро приедут и она снова останется одна, а ведь ей так хотелось ещё хотя бы чуть-чуть пообщаться с Мари!

Охранник несколько раз подзывал Веронику к маленькому окошку в кабину водителя и требовал сообщить, как себя чувствует вторая девочка.

– Хреново, – хрипела Мари, но она была слишком далеко от охранника, и Вероника передавала за неё в окно: «Плохо».

Она так и не поняла, почему они снова остановились – из-за Мари или же что-то случилось с машиной. Веронику заставили вылезти из фургона, и она тут же продрогла на холодном ветру. Мари вытащили на носилках. Теперь они сидели взаперти на втором этаже чужого дома у обочины шоссе: главный начальник, мужчина с синей звездой на груди, приказал семье освободить здание для службы государственной безопасности. Внизу, судя по запаху, варили кофе и шла беседа. Наверху в полутёмной комнатушке Мари спала, изредка постанывая и что-то выкрикивая, словно её мучили кошмары, а Вероника сидела в старом кресле, поджав ноги и обняв колени. Ей снова было страшно. Кроме них в комнате находился один из охранников. Он стоял у двери и следил, чтобы девочки не разговаривали. Похоже, начальнику это было особенно важно.

Была ночь, но Вероника не знала, который час. Свет на севере был не совсем такой, как в Алилуте, и время для неё словно остановилось. Было только здесь и сейчас, маленький островок тишины и покоя, а позади – тюрьма, и впереди – тюрьма. Но почему? Почему они не убили её, когда она была младенцем, когда ей было всё равно?! За что?

– За что… – прохрипела Мари и снова затихла.

Они были очень похожи, Вероника, конечно, не могла этого не заметить. Неудивительно, что Мари или её сестру могли спутать с наследной принцессой. Но как они их нашли?..

От размышлений отвлёк шум на первом этаже. Хлопнула дверь, несколько секунд слышался монотонный бубнёж, затем все заговорили одновременно и на лестнице послышались тяжёлые шаги. Мари особенно резко вздрогнула, будто её тело пронзила судорога, и очнулась. Вероника видела, как блеснули в темноте её глаза, отражая свет уличного фонаря.

Дверь распахнулась, и начальник, оттолкнув охранника, ворвался в комнату.

– Госс… – прошептала Мари, когда он остановился перед ней.

Веронике было видно только его спину. Комната быстро заполнилась людьми, девочка незаметно сползла с кресла и на всякий случай забилась в угол.

– Мы изучили конфискованные из вашего дома документы, – жёстко сказал Госс. – Ты могла бы сказать, что у тебя есть сестра!