Текст книги "Полюби меня. Навсегда"

Глава 6
Сэм

В понедельник утром я первым прихожу в наш маленький душный кабинет на верхнем этаже главного корпуса Университета Перли. Комнату в башне, как мы ее называем, я делю с Антеей и Тимом – идеальной литературоведческой парочкой. Антея пишет диссертацию по сонетам Шекспира, хотя я, хоть убей, не понимаю, что нового можно о них сказать. По некоторым темам все сказано, но Антея эксперт, и я не вмешиваюсь. Тим изучает спорт в литературе и терпит многочисленные насмешки от нас с Антеей по поводу его темы. Впрочем, шутим мы по-доброму, ведь Тим настолько приятный парень, что если кто-то начнет насмехаться над ним по-настоящему, то, наверно, сразу попадет в «Ад» Данте.

Я сажусь за письменный стол и собираюсь включить компьютер, как вдруг замечаю на столешнице желтый стикер: «Обед в 12:00 в „Жемчужинах"?» Записка подписана едва читаемым «Риди». Риди – или мистер Рид, как его зовут на самом деле, – библиотекарь из литературоведческой библиотеки. Работая над диссертацией, я часто вступаю с ним в увлекательные дискуссии. Он настоящий книжный фанат и успел посоветовать мне пару-тройку текстов для исследования, которые очень пригодились. Его познания безумно ценны для моей темы «Культурное наследие и интертекстуальность». Тем не менее я удивлен приглашению на обед, поскольку до сих пор наше общение ограничивалось библиотекой.

– Доброе утро! – здоровается, входя, Тим – он явно в хорошем настроении. – Ну, хорошо провел выходные? – Он многозначительно шевелит бровями.

Изначально Тим и Антея хотели уговорить меня выпить с ними в пятницу вечером, но помешало мое свидание с Сарой. Он, естественно, понятия не имеет о том, что с Сарой все пошло наперекосяк, а потом я встретил Эми, и с ней у меня наконец-то снова появились мурашки и каким странным опытом это для меня обернулось. Прерванным половым актом без полового акта, так сказать. А еще о том, каким провалом закончился вечер.

– Неплохо, – отвечаю я, делая вид, что сосредоточенно читаю электронную почту.

Мне нравится Тим, но рассказ об Эми, ее странных правилах и моем решении не спать с ней выйдет за рамки установившихся между нами отношений. Кроме того, у меня возникает чувство, что, рассказав об этой встрече, я предам Эми. И еще пожелание, которое я написал Джинни в книге. Перепуганное выражение лица Эми, когда до нас обоих дошло, что мы, вообще-то, знакомы, прочно врезалось мне в память.

Если честно, меня до сих пор беспокоит то обстоятельство, что я случайно чуть не переспал с социальной работницей парня моей лучшей подруги. В свое оправдание должен заметить, что был не совсем трезв и прежде видел ее лишь однажды – мельком на вечеринке. Плюс эта ее неприязнь к прикосновениям. Я все выходные размышлял, не могло ли это быть своего рода фетишем и не аутистка ли она. Я где-то читал, что дискомфорт от тактильного контакта может быть вариантом проявления аутистического спектра. У меня даже возникло желание погуглить эту тему, но затем я решил доказать себе, что меня это не волнует. В конце концов, вот уже несколько месяцев я сам фактически не романтизирую секс, если он случается, и добровольно исчезаю еще до завтрака после интрижки на одну ночь.

Возможно, тот вечер просто отзеркалил такую же мою ситуацию, и сейчас мои мысли опять пошли по тому же кругу. Кажется, я пытаюсь обмануть себя. Она мне понравилась больше, чем все остальные, с кем я познакомился за последние пару месяцев. Тот факт, что я не смог соблюсти ее правила и просто заняться с ней сексом, впоследствии меня очень удивил. Острая потребность в близости с ней оказалась сильнее похоти. А такого я уже давно за собой не замечал.

– Как «неплохо»? – ухмыляется Тим.

– Неплохо неплохо, – я стараюсь говорить непринужденно.

– Вы с ней увидитесь снова?

Бросаю на него раздраженный взгляд в надежде, что это заставит Тима замолчать.

– У меня даже нет номера ее телефона, – заявляю я, имея в виду Эми, в то время как он подразумевает Сару.

– Чьего номера телефона? – встревает Антея, открывая дверь. Она приветствует Тима поцелуем в губы и посылает воздушный поцелуй мне, а потом широко улыбается. – Чтобы ты не чувствовал себя обделенным.

– Новая пятничная знакомая Сэма, – объясняет Тим.

Они ожидающе смотрят на меня.

Я не думал, хочу ли снова увидеться с Эми. Это был бы старый Сэм. Сэм, ищущий истинную любовь. Может быть, когда-нибудь мы случайно встретимся еще раз. Но, в конце концов, этого не захочет Эми. Даже если бы я до сих пор искал ту единственную, это бессмысленный вопрос. И как бы я объяснил это Тамсин и Рису? А Эми – женщине, которая явно хочет, чтобы ее оставили в покое? Даже думать об этом смешно. Нельзя увильнуть от секса, а пару дней спустя умолять о встрече. Нужно выбирать.

– Иногда молчанием можно сказать больше, чем словами, – приторным голосом тянет Антея. Она хохочет, и ее черные кудри раскачиваются. – «Но если мой язык и мало говорит, то мысленно любовь у ног лежит»[2]2
  Уильям Шекспир, «Сонет № 85». (Здесь и далее отрывки сонетов У. Шекспира представлены в переводе Н. В. Гербеля.)


[Закрыть].

Мы с Тимом одновременно издаем стон. Антея знает все сонеты Шекспира наизусть. Мы с Тимом называем это синдромом сонета. В отличие от синдрома Туретта[3]3
  Синдром Туретта – расстройство центральной нервной системы, которое выражается в непроизвольных, неконтролируемых моторных и голосовых тиках.


[Закрыть], любое слово, даже бессмысленное, способно сработать у Антеи как триггер и вызвать цитату из сонета. Но она, конечно, не совсем неправа. То, что Эми занимает мои мысли, отличает ее от всех женщин, с которыми я в последние месяцы, так сказать, ходил на свидания.

– Возможно, это означает, что ты окончательно забыл Тамсин, – говорит Тим.

– У меня встреча с профессором Армитедж, надо обсудить с ней мое эссе по Элиоту, так что объявляю эту дискуссию законченной, – отвечаю я и встаю.

– «Когда нам вновь сойтись втроем, – театрально вопрошает Антея, – под ливень, молнию и гром?»[4]4
  Уильям Шекспир, «Макбет». (Здесь и далее отрывки из трагедии «Макбет» У. Шекспира представлены в переводе С. М. Соловьева.)


[Закрыть]

Эта девушка беспрерывно цитирует не только сонеты Шекспира, она знает наизусть слишком много отрывков из его трагедий.

– «Когда мечей затихнет звон и будет бранный спор решен»[5]5
  Уильям Шекспир, «Макбет».


[Закрыть], – продолжает Тим, с усмешкой глядя на Антею.

– Как я рад, что вы нашли друг друга, – вставляю я, – потому что кто еще вас выдержит?

– Ты, например, – заявляет Антея и запрокидывает голову, наблюдая за тем, как я протискиваюсь мимо ее стула к выходу.

Профессор Армитедж – выдающаяся женщина-ученый, которая тем не менее может немного пугать, особенно студентов младших курсов, – научная руководительница моей диссертации. Ее кабинет расположен тремя этажами ниже нашей комнаты в башне. Я спускаюсь пешком, потому что движение пойдет на пользу моей голове.

Разумеется, я забыл Тамсин. Поначалу мне было больно видеть, что моя лучшая подруга безумно влюблена в другого парня и счастлива, поэтому я на некоторое время ограничил общение с ней до минимума. Но видит бог, в последние несколько месяцев у меня появилось достаточно отвлекающих факторов, чтобы окончательно выбросить ее из головы. И теперь мы снова относимся друг к другу так же, как и до моего смятения чувств. Мы лучшие друзья. Так и должно быть! Лучшие друзья, которые, правда, не рассказывают друг другу, если чуть не переспят с кем-то из общих знакомых. Я сохраню все в секрете. Уверен, Эми тоже не будет трезвонить о нашей встрече на каждом углу.

Когда в начале первого я захожу в «Жемчужины», меня встречает аромат свежеприготовленной еды. Во время обеда здесь угощают студентов по выгодным ценам. Выбор небольшой – обычно рагу с мясом и без. Но готовят вкусно, и в университетском кафе царит непринужденная и веселая атмосфера. По вечерам тут часто проводятся дискуссии, поэтические слэмы[6]6
  Поэтический слэм – творческое соревнование (часто в формате открытого микрофона), во время которого поэты зачитывают стихи собственного сочинения. Победитель выбирается коллегией судей или зрителями.


[Закрыть] или концерты. Все мероприятия бесплатные, благодаря чему «Жемчужины» стали самым популярным заведением в кампусе, несмотря на неприглядную пластиковую мебель.

Риди я замечаю в очереди перед барной стойкой. Библиотекарю уже за сорок, и он выделяется очень консервативным стилем в одежде, поэтому сразу бросается в глаза.

– Пока найди нам стол, – предлагает он, – я тебе чего-нибудь возьму. Сегодня есть вегетарианский карри. Что будешь пить?

– Просто воду. Спасибо!

Я пробираюсь сквозь толпу студентов, чьи разговоры заполняют зал с высокими потолками. Увидев, что двое парней собираются уходить, я быстро перехватываю их столик. Риди не приходится долго ждать. Он ставит между нами тяжелый поднос и садится.

– Ну что, как дела с исследованием? – спрашивает коллега. – Я прочитал твое эссе по «Бесплодной земле». Весьма впечатляет.

– Без твоих переводов с древнегреческого у меня ничего не получилось бы, – признаюсь я. Риди ночи напролет торчал со мной в библиотеке, пока мы наконец не остались довольны переводами метатекстов, которые цитирует Т. С. Элиот. – И теперь эссе действительно опубликуют в сборнике.

Профессор Армитедж сообщила мне об этом сегодня утром. А еще она хочет номинировать его на премию молодых талантов.

– Поздравляю! – Риди хлопает ладонью по столу. – Именно такие отлично смотрятся в резюме.

– Ты же знаешь, я за этим не гонюсь, – отвечаю я.

– И тем не менее надо задумываться, чем ты хочешь заниматься после защиты. Когда заканчивается срок твоей стипендии?

У меня вырывается стон:

– Осенью. Знаю. Не волнуйся, я не пропущу дату подачи заявок. – И, чтобы сменить тему, спрашиваю: – А у тебя как дела? Все хорошо?

– Да, лучше не бывает. Но я хочу кое-что с тобой обсудить. Надеюсь, это не испортит тебе настроение.

Я не удивлен, что для этого обеда есть какая-то причина. Но то, что тема серьезная, оказалось неожиданностью.

– Вот что я нашел в библиотеке. Лежало рядом с мусорной корзиной. – Он подвигает по столику листок бумаги.

– Что это? – не понимаю я.

– Сам прочитай, – кивает мне Риди.

«Ты слышала, что Руби с ним встречалась?» – читаю я.

Ниже другим почерком написано: «Что-о-о? Серьезно? Эта корова? Как же несправедлив мир».

Потом опять первый почерк: «Похоже, у них было».

Снова второй: «Да ты шутишь! Руби и Макферсон? Не может быть».

Первый: «Он на следующее утро выскользнул из ее комнаты. А еще она рассказала Надин. Я от нее и узнала».

Второй: «Я сейчас умру! Почему Руби? Почему не я?»

Первый: «Теперь я тоже буду вешаться ему на шею. Если слухи не врут, он со всеми этим занимается».

Второй: «ДА ЛАДНО! Тогда я тоже пойду к нему сразу после пары».

Я поднимаю голову. Изнутри по телу разливается жар, но это не приятное тепло.

– Какого черта? – произношу я.

Риди кивает:

– Я подумал, ты захочешь знать, что о тебе говорят.

– Спасибо, Риди. – Не представляю, что я должен сейчас сказать. Кто эти студентки? Отвергнутые фанатки?

– Сэм, мне неловко задавать тебе этот вопрос, потому что это, естественно, твое дело, но… – Риди прочищает горло. – … ты спишь со своими студентками?

Я чуть водой не поперхнулся.

– Риди! Нет, конечно, нет!

– Тогда откуда берутся слухи? Такие вещи могут разрушить твою карьеру, ты же понимаешь?

– У меня один раз было со студенткой из вводного курса, с Руби, – сознаюсь я. – Это разовый случай, мы напились. Я не собирался делать ничего подобного и сразу сообразил, что это хреновая идея.

Черт! Единственный раз я допустил ошибку и повелся на заигрывания студентки с вводных семинаров. Это случилось после того, как меня отшила Тамсин, я чувствовал себя дерьмово. Свидание с Руби принесло мне удовлетворение. То, что позже мы слишком бурно оттянулись на вечеринке, а на следующее утро я проснулся в ее комнате в общежитии, вообще не входило в мои планы.

– Ох, Сэм, – тянет Риди, – будь осторожен! У тебя двойная роль: студента и представителя университета. Ты должен внимательно следить за тем, что о тебе говорят. Если это единичный случай, то с чего они взяли, что ты со всеми… – Он замолкает, потому что ему явно неудобно.

– В последние несколько месяцев я много гулял. Это так, да. Но со своими студентками максимум мог выпить кофе. И после Руби больше ни с кем из курса не разговаривал. Я же не самоубийца.

Это чистая правда. После того как Тамсин меня отвергла, мне нужно было отвлечься. Ее отказ на какое-то время выбил почву у меня из-под ног. Так бывает, когда приходится коренным образом переосмыслить свои представления о любви. Сейчас я понимаю, каким был идиотом – как насчет Руби, так и насчет любви.

– Наверное, в ближайшее время тебе стоит вести себя чуть сдержаннее. Ты аспирант, ты считаешься учащимся, – произносит Риди, – ты, разумеется, не сделал ничего противозаконного. Но представь, что случится, если об этом станет известно Армитедж. Или – еще хуже – профессору Филдинг. Ее моральный кодекс работает не так, как наш. Если бы эта записка попала не в те руки…

– Я знаю, – говорю я. Подумать страшно, что могло произойти, если бы этот листок увидела профессор Филдинг, декан института и абсолютный корифей в области американской драматургии. Моя благодарность за то, что он попал к Риди, не знает границ. – Спасибо, Риди! Серьезно. Ты спас мою задницу. Никогда этого не забуду. Если я могу что-то сделать, чтобы отплатить тебе…

Риди делает вид, будто на мгновение задумался. Затем его губы изгибаются в почти дьявольской ухмылке, как будто он только и ждал, что я предложу ему свою помощь.

– Раз уж ты спрашиваешь, – отвечает он, – на самом деле действительно есть кое-что, в чем мне не помешает помощь. В нашем архиве много дубликатов и устаревших изданий. Мы отправляем их региональным школам. Можешь собрать книги и отвезти их в новый дом.

– И о скольких книгах идет речь? – уточняю я, поскольку не могу избавиться от ощущения, что заключаю сделку с дьяволом.

– Нужно закончить за два дня. Так ты еще больше проникнешься посылом о том, что университет – это не расширенный портал для знакомств, где можно смахивать влево и вправо. Как оно там называется?

– Tinder, – подсказываю я, умолчав о том, что недавно удалил приложение с телефона.

– Точно. Ты запомнишь: университет – это не Tinder.

Глава 7
Эми

– Раз в четверг тебе нужно выйти на смену вместо Лиз, то я перенесу свой обход домов на вторую половину дня, ближе к полудню. Оттуда недалеко до школы. Должно получиться, – предлагаю я.

Рис, Джинни и я сидим в нашей кухне-гостиной и составляем график на следующую неделю. Обсуждаем, кто забирает Джинни из школы, когда она ночует у Риса, когда Рис приходит к нам и так далее. Рано или поздно мы хотим переключиться в режим планирования на целый месяц, если честно, мне необходимо снова распределять свои дела на длительный срок, но пока не получается.

– Надеюсь, мы скоро найдем замену Лиз. Нельзя, чтобы это превратилось в обычную практику. – Кажется, Рису неловко из-за того, что мне придется его подменять.

– Без проблем, правда. Не переживай!

– Да, Рис, не переживай, – эхом повторяет за мной Джинни, ненадолго подняв голову от картинки, которую в этот момент рисует.

– Можете зайти в кафе после школы, – добавляет он.

Вообще-то, четверги у Риса и Джинни – это неизменные братско-сестринские дни. Я понимаю, почему он делает все возможное, лишь бы все-таки увидеться с Джинни: ей необходим привычный распорядок и ему, наверное, тоже.

– Мы же сможем? – с надеждой спрашивает она у меня. А потом у своего брата: – А нам дадут пирога?

– Конечно, – хором отвечаем с Рисом. Джинни довольно улыбается, и мое сердце тает.

Джинни, Рис и я – настоящая команда. Он не ее отец, она не наша дочь, я не ее мать, но мы превращаемся в семью – проблемную, соединенную по воле случая семью. У нас есть общий быт вроде совместных завтраков, обедов или ужинов, братско-сестринских дней, чтения вслух по вечерам, хотя в десять лет она для этого слишком взрослая.

Духовка пищит, а это значит, что готова макаронная запеканка, которую Рису дал с собой его сосед по квартире Малик. Рис поднимается с дивана, выключает духовку и достает тарелки из подвесного шкафчика.

– А что случилось у Лиз? – интересуюсь я, потому что та вдруг уволилась ни с того ни с сего.

– Если честно, точно не знаю. Какие-то семейные обстоятельства. В любом случае она вернулась в Орегон.

Я киваю:

– А когда ты работаешь в пятницу?

– У меня утренняя смена. Вечером Тамсин хочет сходить со мной в кино, но тогда мы просто выберем фильм, который тебе тоже понравится, Джинни. Как думаешь?

– Есть что-нибудь с роботами? – с энтузиазмом откликается та.

– Не знаю. Надо проверить.

Я правда восхищаюсь тем, как Тамсин справляется с ситуацией. Она не только встречается с сильно травмированным парнем – хотя большую часть времени по нему этого не скажешь, – но и внезапно получила в придачу его младшую сестренку. И я еще ни разу не слышала, чтобы она жаловалась. Наоборот, она стала для Джинни по-настоящему близким человеком. Сначала мне было не по себе при мысли об этом, ведь кто может гарантировать, что она внезапно не решит, что для нее это слишком. Что в девятнадцать лет она слишком молода для подобной ответственности? Но, чем больше узнаю ее и ее бурлящий оптимизм, тем сильнее ей доверяю.

– Тогда я заберу тебя из кино, – предлагаю я, чтобы Рис не чувствовал себя обязанным отказываться от ночи со своей девушкой, – ты же должна рассказать мне, что произошло в фильме.

Рис с благодарностью мне улыбается и ставит передо мной и сестрой по тарелке с запеканкой.

Рис попрощался и ушел, а я укладываю Джинни спать. Читаю ей вслух главу из «Гарри Поттера» и проверяю, уснула ли она. Потом возвращаюсь за кухонный стол. За день слишком много всего накопилось, и мне предстоит разбираться с документами.

Я должна регулярно отправлять в департамент социальной защиты отчеты об участниках программы ресоциализации, чтобы не потерять свой официальный статус, а вместе с ним и финансовое обеспечение. Это весьма обременительная обязанность, потому что я предпочла бы потратить это время на действительно важные вещи, обход домов подопечных и личные беседы. Но без субсидий проект прекратит свое существование и не сможет приносить пользу.

В отчетах я обычно описываю принятые меры, расходы и дальнейшие шаги. Впрочем, в то же время это помогает мне еще раз прокрутить в голове, сколь многого мы успели добиться вместе, и показывает, каких успехов добились некоторые из моих подопечных за минувший квартал, демонстрирует, почему я продолжаю изо дня в день заниматься этой работой, хотя она отнимает у меня бесконечно много энергии. Но возможность быть рядом, когда те, кого отвергло общество, получают второй шанс и используют его, наполняет меня такой радостью, что вставать по утрам становится чуть легче. На самом деле перед этими докладами следует проводить беседу с участниками программы, но я не успела назначить официальную встречу с Маликом и Рисом. Однако, поскольку я и так общаюсь с ними обоими гораздо больше, чем со всеми остальными, думаю, я могу что-то о них написать. И тем не менее поговорить нам, конечно, в ближайшее время придется.

Я еще раз перечитываю два отчета, которые написала о Малике и Рисе.

В прошлом месяце Малик Капела столкнулся с затруднениями, когда работодатель уволил его по личным причинам. Предыстория его депрессивных эпизодов поначалу меня встревожила, но быстро нашелся новый работодатель. Малик устроился помощником повара в ресторан «Секвойя». Пока его новый руководитель очень доволен. Первый официальный разговор на рабочем месте состоится в следующем месяце. Последние полгода с небольшим перерывом Малик обеспечивает себя сам. Он берет на себя ответственность за семью и друзей. Его социальные показатели выше среднего. Он добрый, отзывчивый молодой человек, который делает лучше жизнь других. Для программы также незаменимы его позитивный взгляд на вещи и неутомимая воля. Я более чем уверена, что он успешно завершит программу.

Не буду ничего писать ни о финансовых трудностях, которые Малик и его девушка Зельда преодолевают вместе, ни о небольшом кризисе в отношениях, который сильно его потряс, ни о нынешнем счастье, которое он тоже переживает с Зельдой. Хоть это и существенная информация, мне все же кажется, что Малик заслуживает некой конфиденциальности. Я подписываю распечатку и кладу в стопку готовых оценочных форм.

Рис Болтон с каждой неделей берет на себя все больше ответственности в кафе «У Мала». Он наладил контакт со своей сестрой и образцово его поддерживает. Травмированный и выбитый из равновесия молодой человек превратился в уверенного в себе, жизнерадостного и ценного члена общества. Хотя поначалу казалось, что он будет отказываться от любой помощи, стоило дать ему этот шанс. Я редко бываю так оптимистична в своих оценках, несмотря на то что последний квартал ресоциализации еще впереди. На сегодняшний день Рис уже способен самостоятельно стоять на ногах. Если в ходе следующей беседы он изъявит желание завершить программу досрочно, я удовлетворю его просьбу.

Вот бы все мои характеристики выглядели так же позитивно. В прошлом месяце тринадцатилетний мальчик сбежал из приемной семьи, и с тех пор его никто не видел. Из-за его криминального прошлого полиция быстро закрыла расследование. Шестнадцатилетняя девочка под воздействием наркотиков напала на свою мать с ножом и вновь попала в тюрьму для несовершеннолетних Перли. Такие случаи выбивают меня из колеи и иногда заставляют сомневаться, что я в принципе в состоянии на что-либо повлиять. Для меня стало болезненным уроком осознание, что нельзя помочь всем и не каждый хочет принимать помощь.

Я обязана попытаться им помочь. Обязана, потому что у нас с этим миром старые счеты после того, как я взяла грех на душу, за который буду расплачиваться до конца жизни.

С другой стороны, Малик и Рис каждый день доказывают: то, что я делаю, не бессмысленно. И что так мне, возможно, удастся немного наверстать упущенное в прошлом.

Из коридора доносится топот босых ног. В дверях появляется Джинни и трет рукой глаза. В пижаме девочка выглядит еще более хрупкой, чем обычно.

– Не можешь уснуть? – спрашиваю я.

– Мне приснился страшный сон, – говорит она. – Можно лечь с тобой?

– Ну конечно. – Джинни нечасто снятся кошмары. Но время от времени она просыпается по ночам и тогда приходит ко мне.

Я иду вместе с ней в свою спальню и включаю ночник. Джинни забирается под одеяло в постель, которую я сегодня застелила свежим бельем. Хоть с Сэмом ничего и не получилось, он все равно лежал практически без одежды у меня на кровати и оставил после себя терпкий запах лосьона после бритья. Из-за него у меня уже возникало желание вернуться в бар, чтобы еще раз попытать счастья.

– Расскажешь мне что-нибудь? – просит Джинни.

Я ложусь рядом с ней:

– А о чем ты хочешь послушать?

– Что-нибудь о море! – С тех пор как Рис провел с ней один день у моря, Джинни им одержима.

– Хм… Ладно. – Я задумываюсь. Единственное, что я могу рассказать о море, – истории из прошлого. Но ради Джинни я возвращаюсь туда и начинаю: – Когда я была чуть помладше тебя, родители ездили со мной на море.

– А где сейчас твои родители? – задает вопрос Джинни.

– Умерли, – говорю я.

– Ты грустила? – Она поворачивается ко мне.

– Иногда. Но я привыкла. Они давно умерли. – Мы ненадолго замолкаем. Затем я спрашиваю: – А ты?

– Не знаю. – Джинни смотрит на меня. В ее взгляде отражается глубокая неуверенность.

– Это нормально, – произношу я, – можно скучать по кому-то, но не грустить постоянно.

Кивнув, она опять переворачивается на спину. Ничего удивительного, что она запуталась. За последние несколько месяцев в жизни Джинни произошло столько всего, что эмоционально ребенок, вероятно, немного не поспевает за этими событиями. Когда она по-настоящему приспособится к новой жизни, мы вместе посмотрим, насколько придется прорабатывать ее прошлое. Однако в данный момент я хочу, чтобы она как можно меньше волновалась. То же самое мне посоветовал психолог, к которому я пошла на прием, когда Джинни переехала ко мне.

– Потребуются время и терпение, – сказал он, – не принуждайте ее ни к чему. Просто будьте рядом.

Именно это я и стараюсь делать.

– Рассказывай дальше, – сонно просит Джинни.

Я устраиваюсь поудобнее и продолжаю историю:

– Папа устроил нам пикник. Он был помешан на пикниках. По любому поводу доставал с чердака старинную корзину для пикников. Потом почти весь день проводил на кухне, жарил куриные ножки, готовил салаты, перекладывал все в пластиковые контейнеры. Маму он заставлял лечь, задрав ноги, и смотреть телевизор.

У меня вырывается тихий смех при воспоминании о том, какой пыткой для мамы оборачивалась необходимость притворяться, будто она отдыхает. Она была не из тех, кто может просто лежать, задрав ноги. Видимо, я унаследовала это от нее. Иногда папа наливал ей горячую ванну, чтобы она расслабилась после тяжелого дня в начальной школе, где преподавала. А она так маялась от скуки, что просила меня составить ей компанию. Но тайком, чтобы папа не понял, что его сюрпризы на самом деле оказывались не тем, чего хотелось маме. Однако, видя его счастливым, она испытывала счастье, и я тоже. Счастливая семья.

– Он расстилал на песке старое одеяло и все расставлял, пока мы с мамой искали ракушки, отшлифованные морем стеклышки и морских ежей. Я носила с собой синее ведерко с Леди и Бродягой из диснеевского мультика. Мне подарили его после того, как я впервые в жизни сходила в кино, потому что папа хотел, чтобы я навсегда запомнила мультфильм. Мы долго так ходили, а возвращались уже с полным ведерком.

Я замечаю, что дыхание Джинни выравнивается. Мой голос становится все тише, пока не замолкает совсем. Ведро с Леди и Бродягой я взяла с собой, когда сначала отправилась в детский дом, а потом в первую приемную семью. Прятала его под кроватью, чтобы никто не отнял мое сокровище. Если не получалось уснуть, я просовывала тонкую детскую ручку между стеной и кроватью и гладила ракушки и стекляшки. А однажды ночью, когда не могла уснуть, попыталась нашарить его рукой, но ничего не нашла. Меня охватила паника, я включила свет и заглянула под кровать. Ведерко исчезло! Я горько заплакала, потом закричала, в комнату пришел приемный отец и начал трясти меня, пока я не успокоилась. А затем он ударил меня ладонью по лицу за то, что устроила такой шум. Так я впервые столкнулась с насилием по отношению ко мне со стороны по сути чужого человека. До сих пор помню ощущение, которое осталось у меня после произошедшего. Я знала, что мне придется к этому привыкнуть, и в ту ночь поклялась себе, что, как только стану достаточно взрослой, никогда такого не допущу.

Выключив свет, я сворачиваюсь клубочком рядом с Джинни. Левой рукой медленно провожу по своему правому плечу, по руке. Вверх и вниз. Этим трюком я пользуюсь с подросткового возраста, чтобы успокоиться. Глажу сама себя, пока не усну.