Текст книги "Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу"

И вы также можете ее сейчас прослушать.

Запись из моего дневника от 14 июня 2011

Ты упорно не позволяешь о себе забывать. Через 4 часа экзамен, у меня бессонница, и в 3 часа ночи от тебя приходит сообщение:

Спишь?

Не сплю

В этот момент о сне уже можно было забыть, но, зная тебя, это вполне могло быть первое и последнее сообщение в ту ночь. Но ты оказался оригинален – через 20 минут ты перезвонил:

– Привет.

– Привет.

– Кодовое слово?

– О, привет!

– Ты чего не спишь? Что происходит в полчетвертого утра?

– У меня экзамен завтра, переживаю, не могу уснуть. Я все выучила, все знаю, но моя голова на меня обижается, что я ее так сильно загрузила.

– Твоя голова? Лично я в восторге от твоей головы.

– Да, я тоже от нее в восторге. Ты мне, кстати, снился недавно.

– Рассказывай, что за сон?

– Мне приснилось, что ты превратился в маленького жука, я очень переживала, что кто-то может наступить на тебя и сломать тебе лапки. И настолько явно помню свою ночную тревогу по этому поводу, что считаю, тебе об этом непременно нужно знать!

– А когда тебе это снилось?

– Три дня назад.

– А ты можешь в следующий раз сразу рассказывать мне про такие сны? Похоже, что они вещие. Потому что ровно три дня назад я ездил кататься на сноуборде, неудачно приземлился на колено и вот теперь бессонница.

– Договорились. Еще я уезжаю отдыхать… опять к морю.

– С кем едешь?

– С мачехой.

– Тоже хочу с тобой на море отдыхать.

– Да-да, я приеду к тебе после твоего дня рождения, да-да, поедем вместе отдыхать.

Смеется.

– Если ты мне сейчас скажешь, что готов со мной ехать летом, просто скажи, куда и когда ехать, у меня чемодан в руке.

– А у меня сейчас телефон в руке, который утром начнет разрываться от вопросов, которые нужно решать. Лучше скажи, сколько тебе до конца универа осталось?

– Два года, я третий курс заканчиваю.

– Третий?

В течение всего разговора связь плохо ловила и три раза обрывалась, но он всегда перезванивал – иногда сразу, иногда через полчаса, но после этого раза больше не перезвонил.

В ту ночь я так и не уснула больше…

Через несколько дней раздался телефонный звонок. Меня это насторожило, потому что до этого он ни разу не звонил мне по обычному телефону, только в скайпе. Но за его именем на экране прозвучал женский голос. Она представилась девушкой Димы и попросила меня исчезнуть из его жизни. Конечно, я предполагала, что у него могут быть отношения, но никак не ожидала узнать об этом так внезапно и в такой форме. До этого мы никогда не касались этой темы и ничего друг другу не обещали.

Я положила трубку и решила не заводить сама разговора с ним на эту тему, никак это не комментировать… Но после того случая он пропал на долгих два месяца.

До этого звонка я была свободной в своих фантазиях о любви в ее абсолютном значении и с особенным удовольствием верила в то, что вне зависимости от реальных обстоятельств мы были очень близки на уровнях более глубинных, чем все осязаемое.

Мы оба предполагали, что у каждого из нас могли быть другие отношения в тот период, но предпочитали не знать этого наверняка. То, что было весьма предсказуемым и логичным, но исключенным из потока нашей связи, внезапно проникло в него вместе с тем звонком. Голосом этой девушки со мной говорили все женщины, с которыми он мог общаться, и эти мысли ввели порцию яда в наш чистый эмоциональный контакт.

В системе моих ценностей эмоциональная связь была сильнее всего остального, но я не знала, как расставлялись приоритеты в его голове. В тот момент недоверие к нему вписалось в мое сознание и стало неизменно присутствовать во всех наших последующих отношениях.

Запись из моего дневника от 21 июля 2011

Я все еще думаю о тебе и скучаю, но даже мне это начинает казаться чем-то нереальным, ненастоящим. Никто из моих друзей, которым я о тебе рассказываю, не верит, что ты существуешь где-то, кроме моих мыслей. Они говорят, что мне стоит вернуться в реальность, ходить на свидания, общаться с реальными мужчинами, но для меня правдой было то, во что я так неистово верила. А теперь и я поняла, что ты никогда не приедешь.

Но ты все равно самый лучший, и я желаю тебе от всего сердца быть оцененным по достоинству во всех сферах твоей жизни.

Запись из моего дневника от 4 августа 2011

После разговора по телефону с бабушкой стало так тяжело на душе. Сегодня в ее голосе было так много боли и старости, что мне стало тревожно от мысли, что ее когда-нибудь может не стать. Где ее вечное веселье в голосе, неужели оно ушло навсегда? Мне страшно от мысли, что что-то в нашей жизни может меняться раз и навсегда.

Я сразу подумала о тебе. Сначала о том, что одно из таких изменений – ты, который был так явно и близко, а теперь так же явно исчезаешь. Но потом пришло понимание, что все-таки даже не это самое тяжелое для меня. Я бы не переживала так сильно, если бы дело было в том, что ты меня забываешь и теряешь нужду в «этих эмоциях». Ведь далеко не факт, что ты действительно нуждаешься в моем присутствии в твоей жизни так, как мне бы того хотелось. Нет никакой гарантии, что я для тебя действительно что-то значу. Нет гарантии, что ты через время даже вспомнишь мое имя.

Так вот, самое тяжелое в том, что на самом деле это все совершенно неважно. Потому что вне зависимости от того, была ли я хоть на какое-то мгновение важна для тебя, ты в моей жизни точно был. Как настоящий или как мифический – это уже вторично. Ты для меня настолько много значил, что оспаривать твое неизменное присутствие в абсолютно каждом моем дне было бы полнейшим абсурдом. И вот это привычное ощущение твоего присутствия и постоянной необходимости в тебе, укрепляющейся веры в нашу взаимность предательски меня покидает.

Я забываю тебя, потому что теряю веру. Мне так тяжело больше не верить в то, чем дышала, в то, к чему стремились все мои начинания. Я все делала для того, чтобы ты мной гордился, чтобы рассказывать тебе о своей увлекательной жизни долгими днями, вечерами и ночами. Но мой корабль плывет прямиком в туман, а маяк медленно угасает.

Запись из моего дневника от 14 августа 2011

Когда я уже перестала ждать и на что-то надеяться, ты снова появился, причем на этот раз гораздо основательнее, чем обычно. Предложил поговорить серьезно о том, что между нами происходит.

– Ты сегодня другая, что-то случилось?

– Еще спрашиваешь…

Разговор зашел о том, что нужно быть ближе к реальности. Ты спросил, на что я готова, чтобы эта история развивалась. Я предложила переехать ко мне. Но, не успев развить эту тему, мы перешли к тому, как я хочу заботиться о тебе, знать, что ты всегда сытый, в чистой наглаженной одежде, здоровый и улыбаешься. Эти обсуждения вызвали бурю эмоций, но я опять попыталась вернуть тебя к действительности.

– Ты сможешь уехать из Питера?

– На выходные для начала, ты имеешь в виду?

Эта тема опять как-то замялась, ты вышел из сети, но я не удивилась, уже успела привыкнуть. Уснула. Но вскоре проснулась от того, что какой-то неизвестный звонил по скайпу, от тебя три сообщения, но ты уже опять не онлайн. Сон пропал. И вдруг смс:

«После бесед с тобой весь день хорошее настроение. Ты здесь?»

«Да».

Позвонил тут же. Это такая мощь, не описать словами. Ты такой серьезный, без нотки издевок. Рассказывал о своих делах, проблемах и планах. Ни разу за весь разговор прямым текстом не сказал о своих чувствах, а я не давила, не спрашивала. Но ты меня чувствуешь и все понимаешь, именно эта синхронность била меня током. Мы действительно на одной волне, на планете идентичных понятий, в тождественном тандеме продолжаем и дополняем высказывания друг друга.

Апогеем разговора стал твой вопрос:

– Как думаешь, ты изменилась за этот год?

– Я на эту тему написала тебе письмо.

Ты попросил выслать тебе его прямо сейчас. Мы прочитали его одновременно и, закончив, довольно долго молчали.

– Мы еще очень много раз будем обсуждать это письмо. Это твое первое откровение, и оно вырвалось наружу. Я пока никак не буду комментировать, мне нужно его осмыслить, перечитать еще несколько раз, и мы о нем еще поговорим.

Письмо

Я пишу тебе письма, но они не доходят. Потому, что я их не отправляю. Сложно найти человека, который повлиял на меня сильнее. Я чувствую эти перемены, и они мне очень нравятся, только цена довольно высока. Потому что, принимая перемены, приходится рушить многолетние сооружения поведенческих привычек.

Вторая причина – ты. Ты поселился в моем сознании и занял в нем очень интересную, но вместе с тем неприступную позицию. Возможно ли вообще такое, что один человек оказывает такое существенное влияние на мировосприятие другого, находясь за 2228 км, посредством коротких редких сообщений? Но логика вторична в данном вопросе, есть результат, и он для меня обескураживающе нов. Даже манера изложения мыслей в каждой моей новой фразе претерпевает такие стремительные метаморфозы, что я уже не уверена, осталось ли в ней что-то от меня.

Повинуясь своим привычным способам общения, я пыталась под тебя подстроиться, но этого присоединения невозможно достичь, не познав субъект хотя бы на самом элементарном уровне. И я сама загнала себя в тупик. Чувствую твое влияние, но вряд ли смогу объяснить, в чем именно оно заключается, какую форму принимает и что при этом остается от моих первоначальных истоков.

Я брожу по лабиринту бесконечных мыслей в поисках ключа к тебе, но очередной поворот только открывает мне подсказки к пониманию самой себя, а твое положение остается неизвестным, и я даже не уверена, что ты вообще здесь есть. Может, этот лабиринт был создан именно для того, чтобы я нашла себя? Хотел ли ты таких результатов? Потешат ли оно твое самолюбие как символ укрепления своей власти над моим сознанием или для тебя это не достижение вовсе? Или, может, ты считаешь, что ощущение собственного прогресса никак не может быть связано с достижениями другого человека? Да и стоит ли утверждать, что это достижения, если таковыми они даже самой мне до конца не кажутся.

Ведь, быть может, на самом деле ты совсем обычный человек, а я восприняла пару невзначай услышанных от тебя интересных мыслей как признак хранителя великих истин. Может, все дело просто в твоей харизме, а все остальное я надумала сама. Получается полный хаос, и каждая новая мысль об этом только дальше уводит меня в глубокую чащу.

Есть только один факт, который меня успокаивает, – вне зависимости от того, придуман мной твой образ или нет, – все началось с тебя. Я примеряю твой образ мыслей на себя (по крайней мере то, каким он мне кажется, так как относительно тебя я абсолютно ни в чем не уверена), и мне в этом костюме очень комфортно. Я начинаю с малого – со слов. Играю ими, чтобы изучить реакцию людей. Играешь ли ты со мной в эти психологические игры или у тебя это выходит спонтанно? И что тут первично – процесс или результат?

Воспринимать 90 % людей как источник информации, сборник человеческих интерпретаций и реакций – интересная позиция. Ее и не опишешь толком, пока не втянешься, но я начинаю входить во вкус. Это серьезно затягивает. Когда воспринимаешь весь противоположный пол как энциклопедию, остается ли место для чувств или все заполняется тягой к новым и новым знаниям? Является ли это твоим двигателем или это просто прикрытие банальной боязни быть отвергнутым, раскрыв обыденные бытовые чувства? Это как обменять бессмертие на промежуток земной жизни между рождением и смертью.

Я устала. И это была бы приятная усталость, если бы я не испытывала к тебе что-то наподобие притяжения Луны к Земле.

Среди всех вопросов по-настоящему меня интересует только один – ты приедешь?

После этого письма все и правда изменилось. Мы стали созваниваться каждый день по скайпу и с утра до вечера переписывались смсками. Он предложил встретиться в январе 2012-го на Гоа, а в середине сентября уже оплатил нам путевки.

Однако на Гоа мы так и не съездим, потому что в ночь с 15-го на 16 октября я попаду в аварию.

Запись из моего дневника от 15 сентября 2011

Мало того что ты со мной разделяешь каждый день в моем дневнике, так мы еще в ежедневном контакте по телефону. И разговоры становятся насыщеннее, откровеннее. Знаю, чувствую, что для тебя это все не менее важно, чем для меня. Я уже совсем ничего от тебя не скрываю. Сказала, что люблю тебя, а ты можешь не отвечать ничего. Я и так чувствую, что теперь все по-настоящему.

Он признается мне в любви ровно через месяц.

* * *

По дороге ко мне в реанимацию он перебирал в голове всевозможные сценарии нашей встречи. Аккумулировал силы, которые должен был распределить таким образом, чтобы наполнить меня и отвести от переживаний этой внезапной трагедии. Он думал о том, каким образом будет уместно раскрыть смыслы, накаленные нашими переписками, но застывшие в ожидании реального контакта. Все наши сообщения, звонки и вещие сны друг о друге открыли канал космической связи, и эта связь была мощнее всех реальных событий, но существовала на тот момент лишь в мифическом пространстве наших предположений, догадок и желаний.

Сразу после сообщения о том, что он вылетает ко мне, я стала готовиться к нашей встрече как к самому долгожданному свиданию в своей жизни. Встревоженных родственников, едва сдерживающих слезы, я просила отвлечься от переживаний и помочь мне собраться – помыть голову, сделать маникюр и прическу. Я ждала этой встречи больше года. И вообще в жизни еще никогда так страстно ничего не ждала, поэтому хотела быть красивой для него.

Он понимал, насколько жизненно необходимым для меня было его присутствие, и всю дорогу обдумывал, каким образом он мог бы максимально помочь и поддержать меня. Однако при встрече сразу стало понятно, что не было необходимости подбирать слова, настолько она оказалась естественной.

С первых секунд встречи в реанимации мы начали смеяться и разговаривать так, будто были знакомы уже несколько жизней. С первой фразы я стала с ним заигрывать:

– Обрати, пожалуйста, сначала внимание на мою шикарную прическу и маникюр, а то мы очень старались.

– Да я в жизни не видел прически и маникюра лучше.

И это было правдой, в ту самую секунду нас пробило таким мощным разрядом, что можно было на протяжении нескольких лет обеспечивать им энергию для всей планеты. Если обычно такие моменты называют «проскочившей искрой», то нас тогда накрыло лавой. Приборы в реанимационном отделении начали барахлить, а стекла в оконных рамах едва не треснули от потока высвободившейся силы, приумноженной в неисчислимое количество раз потоком нашей абсолютной взаимности.

Не было больницы, не было ожогов и бинтов, не было инвалидности, не было телесных оболочек – во всем мире остались только потоки наших мыслей и чувств, слившиеся в одно течение. Никто из нас его не контролировал и не направлял, все сразу встало на свои места и устремилось в единственно существующем и оттого в таком правильном направлении. Каждый из нас вышел за свои границы. Это, по сути, было знакомство, только не двух людей, а двух истин.

Все самое настоящее, что было в нас, стало стремительно пробиваться наружу и проявляться в разговорах обо всем, что было накоплено за год в недосказанных сообщениях. Это была энергетическая вспышка, которая оказалась мощнее всего, что мы когда-либо знали о себе и мире в целом. Нас засасывала воронка немыслимых прежде чувств. Мы одновременно поглощали и обогащали друг друга. От энергии этого взрыва, наподобие тому, как рождаются новые звезды, будто возникла новая материя – это и была сама Любовь. Она стала настолько осязаемой, что к ней буквально можно было прикоснуться.

На самом деле он тогда впервые со мной по-настоящему познакомился. Он увидел во мне ту девчонку, которую предполагал под броней моей спячки при нашем знакомстве в Нью-Йорке, но освободившейся от всех сдерживающих оков своего собственного сознания. Я была одновременно всем, что он надеялся во мне раскрыть, и всем, чего он даже не знал обо мне и людях прежде. Мы столкнулись с тем, чего не ожидали и к чему не были готовы. И я не имею в виду аварию. Каждое мгновение нашего общения мы оба находились в беспрерывном и синхронном росте, и все отмирающие клетки моего физического организма компенсировались нескончаемым расширением границ моей души.

Часть 3
Реанимация

Вернемся в ночь поступления в реанимацию сразу после аварии. Мы с Димой проговорили по телефону около часа, когда до меня вдруг стали проходить звонки мамы. Она понимала, что ни в коем случае ей нельзя было плакать и паниковать, иначе бы я сорвалась. Она была очень спокойной и по-матерински нежной. Я ей рассказала, как все это произошло, просила ее как можно быстрее приехать и привезти мне мой крестик.

Я крещеная и с детства никогда не снимала нательный крестик, даже мылась c ним. А в ту роковую ночь зачем-то сняла… Как-то машинально, даже не задумываясь. Но, оказавшись в больнице, я прежде всего просила привезти мне именно мой крестик. Не могу объяснить, какими именно мыслями было обосновано это непреодолимое желание быстрее его надеть. Мне тогда сложно было строить длинные логические цепочки, размышлять о своей вере – это был внутренний порыв, мне даже не хотелось находить для себя какие бы то ни было объяснения.

Мама уже выезжала ко мне ближе к утру и не могла больше со мной говорить, предлагала мне поспать. Она несколько раз по моей просьбе пыталась дозвониться до папы, но результат был все тот же. Я не могла уснуть, не поговорив с ним. Потому что боялась, что, если он узнает обо всем не от меня, ему будет слишком тяжело. Я должна обязательно поговорить с ним сама, чтобы он знал: я в сознании, мне так не хотелось его сильно пугать. Я просто ждала, ведь рано или поздно должно было прийти сообщение о том, что он доступен для звонка.

Ближе к рассвету приехала мама, но ей не разрешили быть со мной долго. Но она была снова рядом, такая родная. В этом странном, чужом месте под страшным названием «реанимация» было ее милое лицо, с детства самое знакомое и дорогое. Она была у меня не больше получаса – врачи уже ругались. Посетители вроде как нарушают покой пациентов. Что за странные правила – мне без мамы нет покоя, мне так нужно было ее лицо, ее голос… Она уехала, а я все ждала папу, сжимая крестик в руке – это давало мне силы.

Спать совсем не хотелось, было очень светло и неуютно. Где-то в одиннадцать утра пришла смска от мамы: «Папа в сети, мне только что пришло уведомление, можешь ему позвонить». Какое счастье, наконец-то он доступен! Я не знала, как бы ему помягче все преподнести, чтобы он как можно меньше переживал. Хотя, конечно, ему все уже рассказали, а он не звонит мне, потому что думает, что я сплю, не хочет будить.

– Алло, привет, пап!

– Привет.

– Ну… как твое настроение?

– Да нормально, пойдет. Твое как?

Тут мне показалось, что он как-то уж слишком спокоен. Наверное, не хотел меня лишний раз пугать.

– Бывало и лучше.

– А что так? Что-то случилось?

Он еще не знал!

– Ты только не пугайся, но я в реанимации.

Опять это страшное слово, оно на всех наводит сиюминутный ужас.

– Что?! Где ты? Что за шутки? Это не смешно, Катя!

Он еще несколько раз переспросил, никак не мог поверить. Мы виделись вчера, танцевали, смеялись – с нами же просто не могло случиться ничего страшного. Я старалась как можно спокойнее рассказать ему про свои ожоги и про то, что случилось ночью.

– …в общем, позвони дедушке, он все лучше объяснит.

Дедушка у нас врач, «чиновник», как позже его окрестили во всех СМИ. Для меня он всегда был просто дедушкой-доктором, который знает все обо всех болезнях на свете, к которому всегда можно было обратиться, если нападал какой-то недуг, что, к счастью, случалось довольно редко. Единственным членом нашей семьи, который в то утро мог добиться полноценной информации от врачей (в силу своего служебного положения), был именно дедушка.

Папа с Настей (своей второй женой) в белых халатах и смешных больничных шапочках появились на пороге реанимационного отделения уже минут через 15 после нашего телефонного разговора, оба очень взволнованные и напуганные. Они как могли пытались скрыть свою тревогу, но я чувствовала, как им страшно – у них, в отличие от мамы, не было времени хоть немного успокоиться и смириться, подготовить себя морально ко встрече со мной. Честно говоря, я совсем не помню, о чем мы с ними говорили, но после их визита я обрела долгожданное спокойствие и смогла уснуть.

Воспоминания Насти

Накануне аварии мы отмечали юбилей моей мамы. Праздник закончился под утро. Когда после гулянок отсыпаешься, бывает, не сразу слышишь телефон. Володя (папа Кати) поначалу был недоволен тем, что кто-то так настойчиво пробивался звонками ранним воскресным утром.

Я была рядом с ним, когда телефонный звонок разбудил нас, и слышала, как Катя говорит ему достаточно спокойно, без слез и истерик, что она в реанимации.

Моментально вскочили. Тогда мы не придали масштабного значения этой трагедии, думали, раз человек звонит из реанимации сам – значит, все не так страшно. Но толком никто ничего не понимал. Мы сразу помчались в больницу, нашли доктора. И тот сказал:

– Произошла авария. Ваша дочь сварилась в кипятке, и первую неделю ждем – выживет она или не выживет.

Тогда я в первый раз в жизни увидела стеклянный взгляд Володи. Этот взгляд не передать словами. Слез не было. Он просто окаменел и не мог вымолвить ни слова. Это была такая сцена, которую невозможно описать словами и передать эти ощущения.

Потом, когда мы уже пришли к Катюше, то увидели испуганного ребенка. Это была маленькая девочка, которая так сильно нуждалась в поддержке.

На второй день привезли еще одного «тяжелого» пострадавшего из «Голд», о чем я узнала от медсестер.

– Вот, привезли твоего товарища по несчастью, еще один танцор.

– А как его зовут?

– Дмитрий Бояршинов.

Фамилия показалась мне очень знакомой, и я вспомнила, как очень давно, еще на первом курсе, нас познакомили одногруппники. Мы виделись всего один раз – сидели после пар в какой-то кафешке большой компанией.

Дима Бояршинов попросил поставить его кровать поближе к моей, чтобы познакомиться. Тогда он показался мне очень навязчивым, и вообще мне было не до знакомств, но в итоге я нашла в его лице друга. Мы переписывались в социальных сетях, лежа в метре друг от друга, но пальцы не попадали в кнопки, экран весь растекался. Все еще удивляюсь, как нам удавалось понимать друг друга, даже не переспрашивая. Вот, например, несколько фрагментов:

хэээээээй))) не грустииии))) вылечишься) то я как человек с соседней палаты тебе говорю))) сосед поожогам))

Спасибо!) у тебя какие соки по выписке?))

Или вот:

Короче, по сравнению со все, что с нами было до. Этого – эта операция – вообще финны?)

не самое хужшеетак то и нененененене

В реанимации я провела 37 суток. Все они слились в один очень длинный, выматывающий, бесконечный день. Очень обрывочно помню какие-то истории из этого страшного периода.

Как только я получила телефон с доступом в интернет, первым делом залезла на информационные сайты, чтобы узнать все-таки, что же случилось в ту ночь. Вот, например, одна из многочисленных статей на эту тему:

Внучка Виктора Адодина, замначальника Управления здравоохранения по ГО и ЧС Екатеринбурга, получила ожоги 23 процентов тела при потопе в клубе «Голд»

Среди тех, кто обжегся кипятком во время потопа в ночном заведении, оказалась и внучка высокопоставленного уральского чиновника. Сейчас 20-летняя девушка находится в реанимации больницы, врачи оценивают ее состояние как тяжелое.

Катя Комлева вместе с друзьями отдыхала в клубе «Голд», когда прямо во время дискотеки на танцпол хлынул поток кипятка. Сотрудники ночного заведения не растерялись и еще до приезда спасателей начали своими силами выводить людей из затопленного здания. Однако Кате не повезло: юная девушка в первые же минуты оказалась по колено в кипящей воде и получила ожоги 23 процентов тела. Еще с четырьмя пострадавшими мужчинами ее отвезли в больницу.

– У мужчин ожоги ног примерно до колена, они находятся в обычной палате, – рассказала пресс-секретарь больницы № 40 Марина Рувинская, – а вот девушка пострадала серьезно: у нее четыре очень глубоких ожога, она помещена в реанимацию. Пациентка дышит самостоятельно, находится в сознании. Врачи проводят курс интенсивной терапии.

Как стало известно LifeNews, Катя – внучка заместителя начальника Управления здравоохранения по ГО и ЧС Виктора Адодина. В прошлом мужчина – военный врач, полковник. Дедушка Кати тяжело переживает беду, которая случилась с его любимой внучкой.

– Я навещал Катюшу сегодня утром в больнице и как дедушка, и как руководитель города по чрезвычайным ситуациям, – рассказал Виктор Семенович. – Она у нас девочка хрупкая: когда началась паника, толпа ее отодвинула от выхода. Ладно хоть туфельки на ней были в тот вечер высокие, иначе все могло быть хуже. Хотя и сейчас ситуация серьезная: поражения тканей настолько глубокие, что может потребоваться пересадка кожи.

Это уже далеко не первый случай, когда из-за прорыва городских теплотрасс люди получают ожоги. Сегодня этот вопрос будет рассматриваться в мэрии. Напомним, что потоп в екатеринбургском клубе «Голд» случился в ночь с субботы на воскресенье. Рядом с заведением прорвало трубу с горячей водой, и кипящая лавина хлынула прямо под ноги танцующим людям.

Статья взята с сайта: life.ru

Все так переврали, и если бы они не подписали, что речь идет именно о моем дедушке Вите, Викторе Адодине, я бы и не поняла, о каком чиновнике все толкуют. Что такое чиновник? Большинством наших граждан это слово воспринимается чуть ли не как ругательство. Мой дедушка – трудоголик, порядочный и очень ответственный человек. Военный врач, полковник, который в течение многих лет непростой работы, с множеством длительных командировок, медленно, но верно шел вверх по карьерной лестнице и заслуженно получил руководящий пост. Если это называется черствым словом «чиновник», то пускай и так. А для меня он папа моей мамы, человек, который меня маленькую на спине катал, как пони, талантливый врач и очень уважаемый мой дорогой любимый родственник.

В общем, новость получилась яркой, осветить ее хотели все, а информацией никто не обладал. Бо́льшую часть журналисты додумали сами, некоторые статьи было вообще смешно читать.

Всего за несколько часов из девочки Кати со своей незамысловатой жизнью, мечтами, институтами, какими-то планами я превратилась во «внучку чиновника, получившую тяжелые ожоги» и «девушку, наиболее тяжело пострадавшую в ночном клубе «Голд». Столько раз я с замиранием сердца читала новости по утрам, где практически каждый день появлялись статьи о пострадавших, незнакомых мне людях. «В результате ЧП (аварии и т. д. и т. п.) серьезно пострадала девушка (или молодой человек, или несколько людей)» – всегда пыталась представить этих людей, которые для нас, читателей, просто черным по белому упомянутые в новостной ленте лица.

«А где они сейчас? Как себя чувствуют? О чем думают? Чем занимаются?» Я представляла себе их напуганных родственников, их самих до происшествия, какие у них были планы, с кем они дружили, были ли счастливы. И вот я тоже стала этой «девушкой из утреннего выпуска новостей». Кто-то ужаснулся, прочитав, кто-то остался равнодушным, кто-то и вовсе не заметил. А для этой «девушки» в ту ночь навсегда закончилась привычная жизнь и началась совсем другая, непредсказуемая в каждой следующей секунде. Теперь я существовала только здесь и сейчас, только в этот момент, и если я все еще могла дышать, значит, все не так уж плохо.

Помню, что я зачем-то читала абсолютно все комментарии. Было очень много критики и откровенной грязи. Я никогда прежде не сталкивалась так близко с жестокостью и совершенно слепой агрессией. Чего только не писали люди – что я заслужила это, и нечего шляться по клубам, порядочные девушки по ночам дома сидят. Чтобы вы поняли весь масштаб человеческой злобы, приведу один, наиболее колоритный комментарий, который поверг всю мою семью в шок:

«!!!Это лично мое мнение. Я имею на него право. ОНО МОЖЕТ ОТЛИЧАТСЯ ОТ ВАШЕГО!!! Может это и сочтете как нелюдство/садизм/эгоизм/дебилизм… Но я считаю что ТАК ЕЙ И НАДО! Я блин хожу в обносках, с меня ежедневно смеются все мои одногруппники, однажды, насобирав за полтора месяца на ОДИН билет в этот сраный клуб (куда также шла та которую люблю), на входе мне какая-то дамочка сказала так небрежно: Сегодня вы не проходите дрес-код!.. Чем ты заслужила такую жизнь? Что ты сделала что бы родится у обеспеченных родителей?? Ничего… Вы всегда тусуетесь в клубах, вы всегда веселые и беспроблемные, вам всегда легко и просто, вы встречаете по одежке, парней с мозгами БЕЗ материального обеспечения в упор не видите… А теперь получите по заслугам! Поэтому душа радовалась когда я увидел эту даму… Повторяю: это МОЁ мнение, оно может отличатся от ВАШЕГО. Лукавить не стану»

Почему я ходила в клубы? Это атмосфера нескончаемого праздника, веселья – там ни у кого нет проблем и печалей. Все любят праздники, а я всегда любила танцевать. В каждом движении чувствовала свою молодость и свободу. Ничуть не жалею, что проводила там иногда свое время – всегда умела отдыхать, получать удовольствие от жизни. Сколько ярких впечатлений, сколько красивых эмоций…

Я доставала их во время долгих больничных будней из шкатулки воспоминаний, укутывалась ими и радовалась, что, когда была возможность, не просиживала дома и не теряла времени. Я имею в виду далеко не только ночную жизнь; клубы – всего лишь одна небольшая составляющая часть моего досуга. Не стоит делить людей на тех, кто ходит в клубы, и тех, кто не ходит. И по ту и по другую сторону «фейсконтроля» полно как подлецов, лицемеров, пустышек, так и очень искренних, добрых и умных людей. В конце концов, по-моему, те, кто сидит дома, «по ночам не шляется», но при этом радуются, видя чужое горе, – люди куда более опасные, чем те, кто время от времени позволяет себе пропустить пару коктейлей под громкую музыку в эпицентре ночного веселья.

Каждое злое слово открывало для меня доселе неизведанные грани человеческой души, с одной стороны, и закаляло, делало меня еще сильнее – с другой. Благодарить злопыхателей не буду, но, читая пропитанные ненавистью слова, свои, несомненно важные, выводы я сделала.

Гораздо больше было доброжелателей, число которых изо дня в день только росло, а слова, которые они мне писали, были настолько чистыми, добрыми и адресными, что на глазах постоянно были слезы. Какое восхитительное чувство единства людей перед лицом трагедии. Пока рядом, где-то в одном городе со мной, есть так много настоящих Людей, неравнодушных к чужой беде, мне ничего не страшно. Каждое доброе слово действовало как обезболивающее для моей души.