Текст книги "Немира. Колесо судьбы"

Глава 7
Сон

– Эй, Юга, сюда поди, – позвал Лисица старуху, что вдруг заинтересовалась устройством перегородок в конюшне.

– Что, батюшка? – услужливо пропела явно помолодевшая ведьма. Ее гладенький лик вовсе перестал напоминать паутину.

– Хватит мужиков высасывать, – главарь понизил голос, но угрозы в нем только прибавилось.

– Э-э-э, так ведь уговор у нас был. Неужто запамятовал? – невинно захлопала глазками Юга.

– Я никогда и ничего не забываю, но, если ты всех выпьешь, как я до девки доберусь? Ты, как я погляжу, всех только на себя тратишь.

– Не страшись, господин, я меру ведаю, – улыбнулась Юга, и Лисица заметил, что во рту у нее зубов прибавилось, да все белые, ровные – им бы с жемчугом морским соперничать. Но уже в следующий миг перед ним снова стояла щербатая карга – ни молодости, ни красы… И бородавки все как одна вернулись.

Ведьма, угадав по смуглому лику, о чем помыслил главарь, провела узловатыми пальцами по своей щеке и пояснила:

– Надобно закрепить для постоянства, но покуда без новых жертв обойдусь, верь мне, батюшка.

– Гляди, – отступил главарь и как бы невзначай похлопал по рукояти своего меча, – у меня ведь супротив твоего ведьмовства верное средство завсегда при себе.

Юга в страхе покосилась на клинок и затараторила:

– Что ты! Что ты! Да я ж за-ради тебя…

– Ладно, – отмахнулся Лисица и похлопал ладный бок выбранного коня.

– Они здесь! Они здесь! – донеслось со двора.

– Скотина, – процедил сквозь зубы Дубина. – Надобно было его на месте порешить!

– Не он это, – вмешался Кувалда. – Паренек навряд ли бы так споро после твоего удара оправился. Он же вон – один раз дунуть, и аж до самого Смедина долетит. Видать, брательник выполз, – гиганты припали очами к щели.

– Точно брат, – хмуро согласился Дубина.

– Окружай! – долетело с той стороны дверей. Послышались тяжелые шаги латников, звон оружия, цоканье копыт.

– Собаки! Плотным кольцом выстроились, – выдохнул Серпутий и резко ушел в сторону от щели, в которую наблюдал. Вовремя поспел – еще немного, и острый наконечник стрелы лишил бы его ока, а то и вовсе жизнь отнял.

– Что будем делать? – занервничал Казлейка.

– Ждать, – невозмутимо ответил Лисица и уселся на низкую лавку. Подманил к себе ведьму и о чем-то с ней долго шептался, потом отпустил. Желтые глаза сверкнули зловещим огоньком.

Городские воины требовали от шайки сдаться. Поначалу обещали справедливый суд, а после принялись грозить, что перебьют всех, а то и живьем спалят. Главарь продолжал спокойно сидеть, словно чего-то выжидая. Дубина, Кувалда да Серпутий подглядывали за происходящим снаружи конюшни. Казлейка же то метался промеж подельников, то юркал за перегородки, никак, видать, не мог сыскать места, где его не достанет вражеская стрела.

– А может, прорвемся? – предложил Дубина, и второй гигант тут же подхватил идею приятеля.

У Казлейки аж глаза выпучились.

– И то верно, – встрял доселе хранивший молчание Серпутий. – Не то взаправду спалят нас.

– Не, разом с лошадьми не посмеют, – отмахнулся Кувалда. – Хозяин постоялого двора – родич воеводы.

– Ждем, – повторил Лисица.

– Сдавайтесь! Не то будем штурмовать! – долетела угроза снаружи.

Внезапно позади что-то громко бухнуло. Лошади забеспокоились, заржали. Молодцы резко обернулись. Юга в самом уголке конюшни разожгла костерок с изумрудным пламенем и без дымка, под собственный шепоток подсыпала какие-то порошки да травы. Поплыл странный аромат.

– Эй, поосторожнее там, бабушка, не то сама всех нас тут спалишь, на радость латникам, – сказал Дубина.

– Кто это тут бабушка? – зазвучал мелодичный голос без единой старческой хрипотцы. Здоровяк только и сумел, что поднять собственную отвалившуюся челюсть.

Вдруг двери заходили ходуном, стены задрожали.

– Кажись, начали штурм, – усмехнулся Кувалда, потерев кулаки.

– Долго еще? – уточнил Лисица у ведьмы, не обращая ни малейшего внимания на ходящие ходуном от ярости латников двери. – Светает уже.

– Сейчас, господин. Вот-вот поспеет.

Ведьма еще чего-то сыпанула в колдовской огонь – дым почернел, загустел.

– Спать охота, – Кувалда растянул рот до самых гланд.

– Ага, – вторил Дубина.

Последовали потягивания и зевки Серпутия да Лисицы. А Казлейка так и вовсе уже со сном боролся. Грохот в двери заметно ослабел. Точно латникам вдруг стало лень атаковать.

– Готово, батюшка! – захихикала Юга. – Идите сюда.

Молодцы переглянулись. Никто ей не доверял, а ее зельям да ведьмовству тем более. Но когда главарь первым подошел к костерку и глотнул что-то из сосуда, своевольничать передумали. Теперь коль уж заворожит, так всех.

– И выбранных коней сюда ведите.

– Это еще зачем? – не понял Кувалда.

– А затем, что если не сделаешь, как говорю, то пешком пойдешь!

– Ладно, – скривился верзила и первым свою лошадку подвел к кострищу.

Справная кобыла слизала что-то с ладони похорошевшей Юги и с налившимися кровью белками отошла в сторону. Остальные лошади проделали то же.

– Зачем это все? – решился спросить Серпутий.

– Сам гляди, – обвела пальцем конюшню ведьма. Мужик обернулся и ахнул – все кони, кроме избранных, спали.

– Неужто и с людьми так? – восхитился Дубина.

– Обижаешь, – фыркнула Юга. – А отчего ж все, по-твоему, стихло?

– Дурмана напустила, крыса, – шепнул Серпутий на ухо Казлейке и тут же отпрянул под взглядом злобных очей. Никак с молодостью и слух вернулся.

– Тогда отворяй! – велел Лисица и вскочил на буланого коня.

Кувалда скинул тяжеленный засов. Бандюги один за другим забрались в седла.

– А меня с собой возьмешь, – окликнула Дубину ведьма и игриво захлопала глазками. Лисица кивнул – и подельник не посмел ослушаться. Только дал себе слово – ни за что не есть, не пить из ее рук, какими бы молодыми и соблазнительными те ни выглядели.

Казлейка неистово вертел головой. Никогда прежде не доводилось ему видеть подобного – три десятка латников спали, точно младенцы. Кто-то распластался прямо на сырой земле, кто-то храпел в луже, кто-то оперся на бревенчатую стену.

Оседланные кони вереницей подались к северным вратам, у коих стражи тоже полегли под ведьминским сном.

– Ах, как ладно вышло! – хихикнула ведьма, втянув свежий воздух. – Спят красавчики, спят! И заклятье завершила. Теперича надолго молодицей останусь. Нравлюсь я тебе, а, красавчик?

– Угу, – буркнул Дубина, внутренне поежившись. Хоть бы их пути поскорей разошлись. Не хотелось ему стать очередным источником молодости Юги, ой как не хотелось.

– Ну вот, а корчмарь говорил, что кони нам в копеечку влетят! – сказал довольный Лисица, минуя врата и спящих людей. Перерезать бы всех, чтоб погони не учинили, да нет лишнего часу. Главарь потер нестерпимо занывшую руку и пришпорил коня.

– Погоди, милок, – сказала Дубине Юга.

– Что такое? – Гигант с трудом сохранил в гласе спокойствие, ему почти каждый миг чудилось, что ведьма только и выжидает, чтоб воспользоваться ослабевшей бдительностью и выпить его силу.

– Да не страшись ты так, – хихикнула спутница. – Не трону я тебя. Пока. Обещаю.

Дубина тут же решил, что ни за что не позволит этому «пока» наступить.

– А хорошо ли ты стреляешь?

– За полверсты белке в глаз бью, – приврал верзила, надеясь, что, может, хоть это малость устрашит ведьму. – Только ни лука, ни стрел не имею.

– А ничего. У стражников позаимствуем.

– Эй, чего вошкаетесь? – окликнул отставших недовольный глас Лисицы.

– Сейчас, батюшка. Доделать кой-чего надобно.

Главарь молча развернул коня и направил по большаку, прочь от стен Кревина.

– Вон ту птичку видишь? – шепнула на ушко Дубине Юга.

– Где? – едва не вздрогнул Дубина от притиснувшейся ведьмы.

– А вон на самой пике частокола примостилась.

– Ворон, что ль?

– Верно, милок. Сбил бы ты этого соглядатая. Подлец все ведьмарю выбалтывает.

– Птица? – не поверил верзила.

– Птица, ага.

Дубина соскочил с коня. Вырвал у сопящего стражника из рук лук и стрелу, нацелил на ворона. Выстрелил.

– Дубина! Как есть дубина! Белке в глаз он бьет! – посетовала ведьма на нерадивость лучника, провожая взглядом взвившегося в небо соглядатая. Ловко спрыгнула с седла. – Дай сюда!

Юга выхватила лук из здоровенных лап, подобрала стрелу и отправила ее вдогонку стремительно уменьшающейся в размерах птице. Дубина уже почти пренебрежительно хмыкнул, но вдруг заметил, что черная точка камнем падает с рассветного неба.

– Подбила, – потрясенно выговорил он.

– Учись, покуда я жива, – зловеще улыбнулась Юга, – или ты жив…

Дубина глянул на ведьму, но та лишь невинно пожала плечиками и попросилась обратно в седло.

* * *

– Эй, Немира, просыпайся! – резкий оклик постояличихи и стук в дверь быстро согнали сон. Немира открыла веки и тут же припомнила все, что произошло ночью. Настроение испортилось вмиг. Подниматься не хотелось. Но еще больше не хотелось оставаться в этой хате.

А потому самое время поскорее одеться и покинуть постоялый двор. Она даже есть не станет!

– Я тебе одежу принесла.

Немира сползла с кровати и подошла к двери. Приоткрыла. Через образовавшийся зев забрала свой выстиранный наряд и вычищенные поршни, ни словечком, ни взглядом не одарив женщину. Но на хозяйку это проявление неблагодарности не возымело никакого действия.

– Собирайся поскорее, тебя Войтех ждет.

Девица захлопнула дверь много громче, чем требовалось. Но вместо брани услышала приглушенный смех и удаляющиеся шаги. Хмуро принялась одеваться. Чистая, пахнущая травами и кое-где даже заштопанная одежа приятно облегла тело. Но вместо признательности в сердце вспыхнула злоба.

Немира заплела косу, обулась и направилась вниз, по пути представляя, как ее нашел желтоглазый всадник и захватил в полон. А еще лучше ранил. Или даже убил! Вот тогда небось ведьмарь почувствовал бы свою вину! Но, конечно, представления дальше головы не пошли. Уж больно страшно было встретиться с тем лиходеем снова. И дайте боги, того не случится.

– Ешь скорее и пошли, – вместо приветствия произнес ведьмарь. Немира хотела было сказать в ответ что-нибудь колкое, но, так ничего и не придумав, уселась за стол. Перед носом опустилась тарелка с целой стопкой румяных кружевных блинов. От их чудесного аромата ноздри затрепетали, рот наполнился слюной.

Ладно, голодовку можно и позже объявить.

– И когда только напечь время сыскалось? Поди, ночью-то занятия поважнее были, – недружелюбно сказала девица.

– Ты что любишь – сметану али вареньице? – добродушно поинтересовалась хозяйка.

Надо ж, и ухом не повела на едкое замечание.

– Все одно, – буркнула Немира и принялась есть. Лакомство прямо таяло во рту, но девица старательно делала вид, что ей ужасно невкусно.

– И ты б еще съел. Дорога дальняя, – предложила постояличиха, улыбаясь гостю.

– Благодарствую, хозяюшка, сыт я.

Сыт! Ведает Немира, чем именно он сыт. От вновь всколыхнувшейся злобы девица ухватилась за края тарелки – и та вдруг раскололась.

– Немира! – гаркнул ведьмарь.

– Ничего, – остановила его хозяйка, – видать, треснутая была. Я сейчас заменю.

– Обойдусь! Все равно блины так себе.

– Совсем сдурела, девка?! – прошипел Войтех. Девица даже попятилась – никогда еще прежде не видела его таким разъяренным. Даже когда он с драконом сражался, даже когда кикимору атаковал. Пожалуй, и вправду палку перегнула. Но они сами виноваты, могли бы и прощение за вчерашнее попросить!

– Да влюбилась она в тебя, – расхохоталась постояличиха. – Вон как на меня глядит – волком.

– Вот еще! – вспыхнула девица.

– Пойду домовика проведаю. А ты собирайся скорее. Я тебя на улице жду, – равнодушие, просквозившее в голосе Войтеха, почему-то разозлило Немиру пуще прежнего.

Когда мужчина вышел из избы, хозяйка опустилась на лавку напротив ершистой гостьи.

– Послушай меня, девонька. Зеленая ты еще. Покуда не поздно, ты это чувство в себе придави, не то совсем худо станет. В ведьмарей влюбляться нельзя, не для того они. Попомни: никогда ведьмарю с человеком вместе не быть…

– И это мне говоришь ты? Та, что еще ночью с ним…

– Это совсем другое, – ласково улыбнулась женщина и накрыла своей ладонью кисть девицы. – Ведьмари ведь тоже смертны. А когда кровь свою проливают, так слабеют быстрее человека. Потому, чтобы их выходить, надобно своей энергией поделиться. Думаю, хоть ты младая совсем, а разумеешь, как баба это лучше всего сделать может. Конечно, отвары да настои тоже вылечить способны, только долго это. Да и не всегда помогает. К тому ж он сам просил. Ради тебя. Сказал, спешите вы сильно.

Сам просил? Ради нее? Вот, стало быть, в чем дело… Постояличиха и правда его лечила.

– Даруй мне… – запоздало извинилась девица и припомнила, как в корчме ведьмарь к рыжей поспешил… Но тогда ведь он ранен не был. Кровь использовал, когда лесуна вызывал, но худо ему не было. Немира снова насупилась.

– Да ладно, – отмахнулась добрая женщина. – Но меня послушай. Его жизнь – вечная дорога. Он промеж людьми да нечистью стоит. А тебе самое время жениха подыскать да семью с ним сладить, детишек народить. Счастье женщины – в семье да ладной хате. Рано или поздно ты это поймешь. Но лучше рано. А то потом можно и одной остаться, а в том счастья мало. Ты уж поверь.

– Благодарствую, конечно, – Немира выдернула руку и вылезла из-за стола, – только зря ты мне все это, тетенька, сказываешь. Нет у меня никакой любви к нему!

– Ладно, гляди сама, – вздохнула вдогонку женщина. – Возьми вот.

Девица, уже успевшая дойти до двери, обернулась. Хозяйка протягивала ей кожаную сумку.

– Что это? – Немира вернулась, взяла подарок, оказавшийся довольно тяжелым.

– Так, кое-что съестное на дорожку.

– А мой узелок?

– Совсем негоден стал. Я его выстирала да на тряпки порвала, если что, они тоже там, – женщина указала на сумку.

– Благодарствую.

– Пустое, – отмахнулась хозяйка. – Вы мне куда больше помогли.

Ее блуждающая улыбка вдруг снова заставила напрячься. Девица перекинула сумку через плечо, совсем запамятовав о голодовке, и вышла во двор. Хозяйка – следом. Ведьмарь сидел у хлева и с кем-то шептался. Когда Немира подошла ближе, то смогла рассмотреть небольшого человечка в льняной расшитой рубахе да красных штанах. Его лик был почти такой же мохнатый, как у кикиморы, только волосы были не черные, а сивые. Остренький носик ни капли не напоминал пятак, а зеленые, как у кота, глазки прямо-таки лучились добротой, не то что у ночного нечистика. Никак домовик собственной персоной.

– Ой, ты ж мой дорогой! – негромко запричитала хозяйка, утирая хвостиком намитки[11]11
  Намитка – женский головной убор.


[Закрыть] проступившие слезинки. – Стало быть, принял мои наряды.

– Как же не принять такую красоту? – улыбнулся в бороду человечек, оттянул в стороны края рубахи и поставил ножку на каблучок сафьянового сапожка.

Девица осторожно глянула на Войтеха, надеясь, что тот уже остыл, но мужчина, ничего не заметив, заговорил с хозяйкой:

– Пантелеймон Иванович сказал, что у тебя две седмицы назад золовка гостила.

– Верно, – кивнула постояличиха, продолжая взглядом ощупывать домовика, точно проверяла, нет ли у него каких ран или ушибов.

– Так вот, по всему видать, она к тебе кикимору и насадила.

– Золовка? – хозяйка аж рот открыла.

– Погодь, – ведьмарь остановил уже готовый сорваться с уст поток слов, – ты хорошенько избу пересмотри. Особливо печь и стену за ней. Найдешь куколку – спали. Пепел по ветру пусти, да гляди, чтоб от дома летел.

– Ладно, – согласилась постояличиха. – А если все ж не сыщу?

– Сыщешь, – твердо пообещал мужчина. – Ведьмовства я тут не чую. А вот призыв есть. Значится, не чародей и не ведьма работали, а человек подманил. Пантелеймон Иванович поможет.

Человечек кивнул.

– От же стерва! – уперла руки в бока женщина. – А я ж ее еще в дороженьку дальнюю чем только могла снарядила. Ну да ничего! Приеду ж я к ней в гости!

– Погоди злобиться, – остановил ведьмарь. – Не дело человеку на человека нечисть да нежить натравливать. Этак вы друг друга со света сживете. Лучше узнай – чего она на тебя зуб точит. Ты баба добрая, вот по доброте и живи. Тогда и мир в твоей хате всегда будет. А главное, здесь, – ладонь ведьмаря попутно легла на палевый кожух над левой грудью женщины, – в сердце.

У Немиры этот жест вызвал бурю негодования, но она сдержалась и молча уставилась себе под ноги. Ковырнула мыском желтую траву и вгляделась в нее так, словно ничего интереснее жухлости в целом свете нет.

– Прав ты, ведьмарь. По злобе и жизнь в черноте проходит, – выдохнула женщина. – Ну да самое время вам в путь трогаться.

Постояличиха вернулась в хлев и вывела крепкого вороного коня.

– Вот, возьмите. Он вам нынче нужнее.

– А ты как же? – Ведьмарь провел рукой по блестящей гриве.

– А у меня еще кобылка есть. Ожеребится на днях.

– Давай гляну, – предложил Войтех.

– Не надобно, справлюсь, – раздался чей-то раскатистый голос, напомнивший лошадиное ржание. Немира сразу подумала, что это домовик, но тот молча улыбался в пышную бороду.

– Кто это? – одновременно спросили постояличиха и девица.

– Вазила[12]12
  Вазила – домашний дух, опекун лошадей.


[Закрыть], – пояснил ведьмарь и, не пересекаясь со спутницей взглядом, усадил ее в седло, а следом забрался сам. Хозяйка пожелала им доброго пути и покровительства богов.

Конь понес путников прочь от постоялого двора, так тепло их принявшего и обогревшего, прочь от места, пробудившего доселе неведомые чувства в молодом сердечке. Женщина долго махала на прощанье, пока лес не скрыл ее своими оголенными стволами, тянущими ветви-руки к небу. Внезапно на душе у Немиры полегчало. Она еще раз мысленно поблагодарила добрую женщину за ласку, уют и еду, а еще за спасение Войтеха. Но все-таки порадовалась, что наконец ладная хата осталась позади. А то мало ли…

* * *

– Эй, Рыжая, оглохла, что ли? А ну поди сюда!

Но поступь распутницы по-прежнему не доносилась. Наверху вообще было на диво тихо. Точно все девки разом уснули. Али померли. Этого еще не хватало! Корчмарь даже липким потом покрылся, как представил, что блудницы вдруг его без заработка оставили. И уже было хотел послать наверх рабочего, но послышалось какое-то шарканье. Хозяин задрал голову и разом с помощником ахнул. На верху лестницы стояла старуха с выцветшими волосами, до странного похожая на местную жемчужину, любовью коей не гнушались первые люди Кевина.

– Ч-ч-что за шутки? – пролепетал корчмарь, невольно пятясь к выходу.

– А что случилось-то? – проскрипела в ответ насторожившаяся старуха.

– Т-т-ты себя в зеркало видела? – выпучил очи рабочий.

– Неужто сызнова? – испугалась блудница. Морщинистые руки принялись ощупывать лик. А когда отвелись в сторону, послышался вздох облегчения.

– Кажись, все в порядке, – заметил певучий голос. На лестнице снова стояла краса всех распутниц, молодая, с соблазнительными формами, что покоряли даже самых суровых мужчин и полнили кошель корчмаря. – Чего звал-то?

– А? – Хозяин не сразу понял, чего от него хотят, все еще не пришел в себя от увиденного. Неужто и правда померещилось? Глянул на рабочего. Обоим сразу? Нет, такого точно случиться не могло. – Видать, эта ведьма все ж на нас ворожбы напустила. Придется к княжьему чародею обращаться. Поможешь?

– Отчего ж не помочь? – лукаво улыбнулась девка, а про себя подумала, что ей тоже это свидание на руку. – Ты б поскорей его позвал, что ль.

* * *

– Достать хоть сумеешь?

– А то! – ответил Дубина, сел в седло и следом втянул ведьму. – Но! Пошла!

Лошадь послушно понесла седоков к сбитой птице. Остановилась подле.

– Ну? Подашь али как?

– Я?

– Ну не мне ж весь час с седла наземь и обратно скакать!

Здоровяк соскочил с лошади и склонился над птицей, пронзенной стрелой. Толкнул мыском сапога. Ворон не шевелился. Сдох. А все ж брать его голыми руками отчего-то было страшновато. И дело даже не в здоровенном клюве или когтях. Что, если этот соглядатай ведьмарем тем зачарован – коснешься перьев и сам в кого-нибудь обернешься?

– Чего ждешь-то? Али трусишь? – усмехнулась Юга.

Только ее подначивания лишь усугубили подозрения. Дубина огляделся в поисках чего-нибудь подходящего. Но кроме влажной подгнившей листвы ничего не сыскалось. Пришлось оторвать лоскут от рубахи. Им и подобрал за лапы ворона. А когда поднес к ведьме, вдруг скривившейся от недовольства, так мысленно себя похвалил за находчивость. «Ничегошеньки не выйдет у тебя, старая!» Юга молча забрала недвижимую птицу и спрятала в мешок.

– Ну? Поехали, что ль.

Резвые кони несли седоков по большаку. Но в какой-то момент Лисица приостановился и поманил к себе Дубину. Тот даже обрадоваться успел – может, главарь Югу к себе заберет. Но такого счастья не случилось.

– Куда дальше-то? – спросил мужчина, потирая ноющую плоть. Уже почти успокоившуюся руку снова нестерпимо жгло.

– Сейчас, милок, сейчас.

Ведьма прытко соскочила с коня (Дубина только сильнее нахмурился – надо же, а ему все плачется, как ей тяжко) и принялась раскладывать руны, а после как обычно закатила очи и принялась вращаться в диком танце.

– Свернули они тут, – рука в лохмотьях указала в сторону леса.

– Вперед!

– Погодь, господин, – остановила Юга и снова завертелась. Остановилась. Сгребла в ладони руны и принялась трясти. Потом разбросала по земле и долго вчитывалась. – Не след нам туда соваться.

– Ушли?

– Так. Недавно совсем.

– Недавно? – желтые очи сузились. – Куда теперь подались? Отвечай, крыса!

– Сейчас, батюшка.

Странные пляски возобновились.

– Давай скорей! – не выдержал Лисица. – Покуда ты тут скакать будешь, они уйдут!

Ведьма покосилась на рукоять меча, поглаживаемую широкой ладонью, и полезла в свой мешок. Достала кусок коры с отпечатками ведьмарской крови, отломила кусок. Остальное спрятала.

– Ты что удумала? – процедил вопрос главарь.

– Так чтоб погадать, господин, огонек мне надобен. Ведьмарь, видать, защиту поставил. Не могу пробиться.

– Эй, Серпутий, пособи.

Подельник слез с лошади и споро высек искру. Кора зачадила. Юга принялась вдыхать густой дым, но дубовина слишком быстро прогорела, не позволив войти в транс.

– Не вижу… – А дальше ведьма ругнулась смачнее иного сапожника и снова полезла в сумку. Повертела остатки коры, но все ж использовать все не стала. Серпутий высек еще одну искру. Нос Юги снова принялся втягивать чад. Затем она вдруг затряслась, загоготала, выпучила бельма и заговорила страшным чужим голосом:

– Вижу широкую реку. Широки ее берега, сноровисто течение, глубоки воды. Вброд не перейти, вплавь не перебраться. Защитит она каждого страждущего, что с добром в сердце пожалует, и убьет любого, кто помыслами нечист. Ибо исток той реки в печали самой Макоши. Близок к реке черный конь. Шелковистая грива по ветру развевается. Копыта нещадно землю бьют. Везет конь двух всадников: мужчину да девицу. Стоит им через реку перебраться, как ослепнет мое око, оглохнет ухо – не смогу их болей сыскать…

Пока Юга вещала, Дубина оказался за спинами подельников и дернул за рукав Казлейку:

– Слышь, малый. Теперь твой черед ведьму в седле везти.

– Кто это сказал? – взъерепенился юноша.

– Тихо, – шепнул Дубина, – тебя на месте порешат, если собьешь Югу с вещания. А велел Лисица.

Казлейка скривился, глянул на главаря, чей злобный лик и трепещущие от негодования ноздри вмиг лишили желания переспрашивать:

– Ладно, но только до вечера.

– Вот и добре, – от панибратского хлопка по спине у Казлейки подломились ноги, хотя и сам он был сложен на зависть. – Потом Кувалде ее передашь.

Ведьма пришла в себя.

– Далеко они отсюда? – уточнил Лисица.

– Не так чтобы очень, но догнать их будет трудно, – призналась ведьма, косясь на меч главаря.

– Ты можешь сделать, чтоб кони бежали быстрее?

– Могу, – подтвердила Юга и неприятно улыбнулась. – Есть у меня одно зелье. Но как только его действие закончится – животные падут замертво.

– Действуй! – приказал Лисица.

Юга велела распалить огонь и снова полезла в сумку.

* * *

Корчмарь резко разлепил веки – солнечный свет больно хлестнул по очам, и эта боль эхом отозвалась в голове, рассыпалась на сотни острых осколков, что тут же вонзились в каждый нерв, – веки снова сомкнулись. Что такое? Мужик с ранних лет был приучен плотно закрывать ставни на ночь. В Кревине он почти всех знал, а посему четко усвоил, что знакомые быстрее оберут, нежели пришлые да в чужом месте.

Через мгновение размышлений хозяин снова решился открыть глаза. Только на этот раз осторожнее: часто-часто заморгал, привыкая к яркому свету. Медленно сел. Голова заныла еще сильнее, точно он всю ночь глушил брагу вперемешку с медом да пивом. Только не было этого. Он вообще себе не позволял такого уже как весен десять. Ибо слабость по материнской линии имел. Да и чародей княжий голову на отсечение давал, что зеленый змий к корчмарю болей не подползет и на версту. Недаром же мужик каждый день зелье ведьмарское, на травах настоянное, глотал да от косого взгляда Апивня-искусителя[13]13
  Апивень – нечистик, который склоняет людей к пьянству.


[Закрыть] раз в месяц обряд проводил. И все это удовольствие таких денег стоило… Но все эти размышления превратились в пшик, когда хозяин понял, что ночь он провел на недовычищенном полу. Да там же нашел своего помощника, который только что проснулся и, морщась, схватился за больную голову:

– Что случилось? Я помню, как мел пол, а затем как есть рухнул в собранные в кучу ошметки.

Мозолистая рука тут же вытащила из курчавых волос стружку да зловонный очисток.

– Сам не понимаю, что такое, – корчмарь и подобными воспоминаниями поделиться не мог. Но одно знал точно – не пили они. Стало быть, ведьмовство. – Надобно девок проверить. Сходи к ним.

Помощник кивнул и тут же застонал. Но на ноги все-таки поднялся, поплелся наверх.

Корчмарь хлебнул холодного кваску. Надобно к чародею поскорей обратиться. Пускай от всего разом избавляет. А коли Рыжая расстарается, так малыми затратами обойдется. Мужик сделал еще пару глотков – резковатый напиток отгонял боль.

Внезапно сверху долетел истошный вопль работника, а следом – топот и крики девок, один за другим, точно по цепочке. Корчмарь вмиг побледнел и поспешил на второй этаж. Еще на последней ступеньке он понял, что с княжьим чародеем придется рассчитываться самому – у опочивальни Рыжей столпились все, кто здесь жил и работал. Девки испуганно озирались и строили догадки. По обрывкам фраз он догадался, что случилось, и мысленно попрощался с пузатым красным кошелем.

– Что случилось? – спросил он.

– Там… Там! – стал заикаться работник, тыча пальцем в комнату.

– Ведьмовство! Заклятье! – в благоговейном ужасе шептали девки, давая проход хозяину.

– Расступитесь! – корчмарь зашел в опочивальню. Забившись в самый угол, отвернувшись ото всех, прямо на полу сидела сгорбленная фигурка. Узенькие плечи сотрясались от беззвучных рыданий, с головы на спину ниспадали выцветшие космы.

– Эй, девонька, что случилось? – мягко спросил он, уже почти подготовившись к тому, что сейчас увидит.

– Сам погляди, – всхлипнул старческий голос, и Рыжая обернулась. Точно. Вместо девоньки на него смотрела ветхая старуха со сморщенным, точно высушенная слива, ликом.

– Давно это с тобой? – ахнул корчмарь. И хотя он еще не запамятовал, что с блудницей подобное уже происходило, а все ж сдержать ужаса не мог.

– Не знаю… – раздались скрипучие рыдания.

– Ну-ну, мы княжьего чародея покличем, авось поможет, – корчмарь присел подле девки. Хотел было приобнять, но вдруг передумал. Что, если ворожба эта заразная?

– Меня та ведьма за руку ухватила, – всхлипнула бывшая раскрасавица и провела скрюченными пальцами по своей усохшей ладони.

– Вона как… – выдохнул хозяин и поглядел на рабочего. Резко встал. – А ну-ка, выметайтесь все!

Девки мигом выпорхнули из опочивальни. Корчмарь снял с пояса ключ и запер Рыжую.

– Ты покуда тут посиди, – обратился он через дверь, а затем повернулся к остальным, что еще не покинули коридора, и добавил куда тише: – Чтобы никто к ней не смел заходить, покуда чародей не осмотрит. Мало ли чего… А сейчас брысь по своим комнатам, и чтоб вниз ни ногой. Сам к вам клиентов пришлю, если те вообще пожалуют.

Девки подхватили устами это «мало ли чего» и, наделив его страхом, разнесли по своим комнатам.