Текст книги "Честная ложь. Почему мы продолжаем верить в то, что портит нам жизнь"

Гонка Черной королевы

Бег наперегонки и состояние покоя – половой отбор – кто перетянет павлиний хвост – куриный гандикап – лось и деревья – как Киплинг пришел к своим рассказам

О том, что все виды, судя по всему, адаптируются одновременно, впервые написал в 1973 году биолог Ли ван Вален (4). Он дал этому феномену название «Гонка Черной королевы», позаимствовав его из книги «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла, где Черная королева Зазеркалья объясняет Алисе, что в ее стране жители должны все время бежать, чтобы оставаться на месте. Это означает: даже если эволюция работает на полную мощность, потенциально настоящего прогресса не происходит.

Видение эволюции как силы, которая непрерывно изменяет все живое в сторону улучшения, натыкается на два принципиальных возражения. Мы представляем себе борьбу за выживание среди организмов как таковую среди животных и растений, взятых обособленно. Однако Ричард Докинз приводит следующие убедительные контраргументы в своей книге «Эгоистичный ген» (и тут, между прочим, ученые во многом едины): живые организмы – несовершенная индифферентная сцена, на которой играют действительные актеры эволюционного спектакля, таинственные хозяева нашей судьбы – гены. Они, передаваясь из поколения в поколение, на протяжении всей истории мира создают многообразие. По факту это отдельные гены репродуцируются в ходе биологического процесса и соревнуются друг с другом. Они выступают против генов конкурирующего класса или против своего же, но случаются порой конфликты и между генами одного индивидуума. Эдакая эволюционная междоусобица в клетках нашего организма – неудивительно, что уже утром мы чувствуем себя уставшими.

Нет надобности изыскивать наилучшую стратегию. Достаточно чуть лучше справляться с проблемой, чем твой непосредственный сосед.

Борьба генов между собой в пределах одного организма носит исключительный характер, так как большинство из них имеют общей целью благополучие животного, ведь только тогда они сами смогут воспроизводиться. Однако гены, специфичные для определенного пола, играют особую роль. Они есть у всех организмов и в зависимости от пола функционируют по-разному. Может показаться, что с ними происходит нечто парадоксальное: они добиваются успеха даже тогда, когда мешают организму. Эта сложность называется гендерной селекцией, при которой один пол осуществляет выбор партнера среди представителей другого по определенным критериям. Одна и та же комбинация генов может, например, наделить самца таким свойством, которое навредит ему в борьбе за выживание, но создаст преференции в глазах самок, которые предпочитают данное свойство.

Шикарные разноцветные перья павлиньего хвоста – результат такого перетягивания гендерного каната. То, что нам кажется красивым, для павлинов бестолковое приобретение. Длинные перья, которые сначала надо отрастить, а потом еще повсюду таскать за собой, – изрядный балласт при полете и истинное мучение. Для биологов наличие такого балласта долгое время оставалось поводом для недовольства, так как оно противоречит основополагающему принципу эволюции, согласно которому признаки, способствующие лучшей выживаемости, должны умножаться. Дарвин сам писал, что ему становится дурно всякий раз, когда он видит павлиний хвост (предположительно, все-таки по научным причинам, а не из-за римских оргий).

В 1930 году биологом Роналдом Фишером была предложена теория, объяснявшая формирование подобных ущербных свойств тем, что они служат для привлечения внимания противоположного пола. В теории Фишера самки имеют изначально случайно приобретенную склонность предпочитать более длинные хвосты, которая со временем укрепилась и привела к тому, что павлиньи веера становятся все роскошнее и роскошнее вопреки всем своим издержкам. Так называемая концепция гандикапа[25]25
  Гандикап (англ. handicap) – гипотеза, согласно которой информацию о качестве генома самца могут нести вредные для выживаемости особи признаки. (Прим. пер.)


[Закрыть], выдвинутая израильским биологом Амоцом Захави в 1975 году, привнесла в теорию дополнительный компонент. Согласно аргументации Захави, вредные признаки павлиньих вееров не случайный побочный эффект, в них заложен весь смысл процесса, поскольку самки фазанов рассматривают перья хвоста как подтверждение мужской состоятельности. Самец, который, несмотря на свой бесполезный роскошный груз из перьев, не надрывается, а, гордо вышагивая, несет его, должен обладать хорошей генетикой.

До сих пор еще ни один павлин не умер, распуская хвост. Это принесло даже пользу, ведь животноводы взяли на себя роль самок и оберегают его от лисиц и хищных птиц. Не всем так везло в ходе эволюции. Примером обратного может служить так называемый ирландский лось, обитавший примерно 8 тысяч лет назад на широких просторах Северной Европы и Азии. По величине он был как живущие сегодня на Аляске самые крупные лоси, но у него были массивные рога шириной до 3,5 метра. Лоси, чьи останки частенько находили на болотах Ирландии (отсюда и название), долгое время служили хорошим примером действия законов эволюции. Их непрактично большие рога приняли за доказательство того, что эволюция не обязательно улучшает способность вида к выживанию. Вымирание этих животных считается трагическим окончанием вышедшей из-под контроля любви лосиных самок к эстетике. Сегодня ученые не уверены (что не вызывает сомнений) в том, были ли ирландские лоси истреблены охотниками или погибли в результате климатических изменений.

Но отвлечемся от павлинов и лосей и поразмышляем над важным именно для нас вопросом – о правилах, по которым развивается восприятие. В последние десятилетия сложилась традиция под названием «эволюционная теория познания» или «эволюционная психология». Она-то и занимается данным вопросом. Это научное направление оказалось очень продуктивным и даровало нам много ценных сведений о поведении человека, животных и растений. Но, к сожалению, оно склонно к упрощению и ошибочным умозаключениям, поскольку под любое наблюдение за проявлениями психики можно подвести звучащее правдоподобно обоснование с точки зрения эволюции. Некоторые люди боятся публичных мест, где играют на флейте (медики сказали бы Agoraphobia peruana). Причина же страха кроется в том, что когда-то в истории эволюции огромные, кондоровидные вьюрки-разбойники терроризировали людей. Здесь очевидная чушь звучит очень правдоподобно, но она зачастую не есть разумный аргумент. Истории, которые интересно слушать, но которые не имеют конкретных доказательств, называются «просто сказки». Как и собрание абсурдных коротких рассказов Редьярда Киплинга, в которых он описал качества разных животных. Сложность эволюционных процессов и проблематичность их подтверждения ископаемыми доказательствами способствуют возникновению вот таких «просто историй», перед лицом которых нужно быть предельно осторожным.

Хотя то, как организована наша психика на данный момент, является конечной точкой долгого эволюционного пути, это не значит, что наше восприятие совершенно, безупречно адаптировано к окружающей среде и не ошибается. Наоборот, думается, что его особенности сформировались в результате эволюции таким образом, как и не ожидалось – подобно тому, как пестрый веер павлиньего хвоста не предназначен для полетов, а сверх меры большие рога ирландского лося для борьбы. Иначе говоря, слепой часовщик под именем эволюция, который моделировал наше восприятие, ставил цели, не имеющие ничего общего с познанием истины.

Вот если бы, например, умение переоценивать свои возможности приносило пользу или при управлении рисками было бы эффективно преувеличивать угрозу, то эволюция непременно наделила бы нас этими качествами. Если бы половой отбор проходил так, что женщины всегда выбирали тех мужчин, которые не отдают себе отчет в своих слабостях, то и тогда бы мы выжили. Однако осторожно: это все – заманчивые «просто истории». Главное – правдивое восприятие вещей не есть основная цель. Основная цель – выжить и размножиться.

Один небольшой пробел в нашей экспресс-экскурсии по истории возникновения жизни мы должны еще заполнить. Даже в фундаментальной теории Дарвина (5) среди источников биологического многообразия остается неразгаданной одна важная загадка. Комбинация мутации и отбора, вариативности и выборки объясняет, как дело может дойти до возникновения нового вида при определенных биологических обстоятельствах, и она даже делает понятным, почему некоторые виды выживают, в то время как другие вымирают. Она даже разъясняет, почему некоторые животные (и человек) ведут себя на первый взгляд, казалось бы, противоречащим собственным интересам образом. Однако в самом начале эволюционного процесса есть большое темное пятно. Ведь в мире, где еще не зародилась жизнь, не может быть и эволюции. У камней нет рогов, у газов хвостов из перьев. Неживая материя не отмечена печатью эволюции, поэтому она лежит себе спокойненько. Что способствовало появлению жизни?

Чтобы вдохнуть жизнь в лениво развалившуюся бездушную материю, спустя миллиарды лет хаотичного снования обломков каменных пород по Вселенной ей нужен был новый импульс, второй первичный бульон, а именно, биологический, без которого невозможны ни жидкости, ни секрет, ни слизь.

Нам нужна большая тарелка первичного бульона. Официант!

Первичный бульон с начинкой

Грозы в Бульоне первых дней – космос открывает глаза

Итак, вначале был Бульон, и погода в нем была отвратительная.

В 1952 году химик Стэнли Миллер и физик Гарольд Юри провели один прорывной эксперимент. Он показал, что при достаточно изменчивой погоде (6) из смеси газов и жидкостей, которые с высокой долей вероятности присутствовали в составе атмосферы Земли раннего периода, могут синтезироваться органические молекулы. Сначала солнечные лучи позаботились о том, чтобы нагреть атмосферу и создать перепады температур, вследствие чего возникли ветра и воздушные потоки. В результате их движения явилось электричество, его разряды в виде молний извергаются на Землю во время гроз. Миллер и Юри смоделировали весь этот процесс в лабораторных условиях. Они устраивали искусственные грозы в обогреваемых стеклянных колбах с водой, аммиаком, метаном и водородом. Через неделю непогоды исследователи обнаружили в кастрюле с супом аминокислоты, являющиеся базовым строительным материалом для белковых цепочек, из которых соткано все в природе. Полученную смесь они назвали первичный бульон[26]26
  До них термин был введен советским биологом А. И. Опариным. (Прим. пер.)


[Закрыть], в оригинале primordial soup (первозданный суп), буквально суп первых дней жизни. Тот, кто верит в возникновение жизни путем первичного бульона, относится к Церкви Миллера и Юри. Неплохое названьице.

В 1961 году биохимик Джоан Оро сварил суп по рецепту с незначительными отклонениями и обнаружил аденин, одно из четырех оснований, из которых строится двойная спираль ДНК – носителя наследственной информации (7). О том, как именно из неорганической смеси газов появилась жизнь, среди ученых нет единства. Существующие теории подкупают своей оригинальностью и чудаковатостью. Большинство ученых умов сходятся во мнении, что сначала чисто химические процессы произвели органические молекулы, которые могли синтезировать дочерние молекулы. Так была запущена описанная Дарвином эволюция.

Сначала, видимо, образовались различные формы молекул на базе имеющегося исходного материала и биомолекул. Зародилась биохимическая экосистема, в которой все эти молекулы двигались случайным образом, бесцельно и множились. Следующий большой шаг на длинном пути от камней к запудриванию мозгов был сделан, когда одна из дочерних молекул придумала кое-что, чего еще свет не видывал. Каждой из молекул для самовоспроизведения необходим конкретный исходный материал. Чтобы, например, создать цепочку РНК, нужны четыре вида нуклеиновых кислот. Как показал эксперимент Миллера – Юри, нуклеиновые кислоты при определенных условиях возникают сами собой, но эти определенные условия должны наступить. Сквозь Бульон достаточно часто должны проходить электрические разряды, в противном случае репликация[27]27
  Синтез дочерней молекулы. (Прим. пер.)


[Закрыть] исключена.

Эти условия наверняка выполнялись не повсеместно. Исходный материал не везде имел одинаковую концентрацию. По сей день минералы концентрируются в жилах недр и в модных побрякушках. Для дочерних молекул не везде было достаточно корма. Вот если бы одна из них разработала простой способ измерения, где и сколько есть нуклеиновой кислоты, чтобы поживиться, то у них в распоряжении была бы потенциально полезная информация.

Не играет никакой роли, может ли наша простейшая субстанция оценивать концентрацию нуклеиновых кислот в пространстве или отслеживать факторы, влияющие на нее, – частоту и яркость молний, например, или давление газа, которое указывает на приближающуюся грозу. Важно то, что наша молекула найдет сигнал, который поможет ей с незначительным преимуществом обойти своих сестер.

Сигнал сам по себе для молекулы бесполезен до тех пор, пока она все еще бесцельно носится, подгоняемая ветрами, и случайно сталкивается с другими. Ведь она сама не может ни отыскать области, лучше приспособленные для ее размножения, ни намеренно в них оставаться, пока случайно не наткнется на них. Нужно еще кое-что, что могло бы повлиять на наше маленькое живое существо, чтобы оно поняло, в каком направлении двигаться. Иными словами, оно должно уметь действовать в соответствии со смыслом сигналов, поступающих извне. Восприятие и поведение представляют собой, в определенном смысле, единство – обстоятельство, которое, как мы увидим позже, имеет ощутимые последствия и для нас с вами.

Живые существа, обладающие восприятием, как писал в своей книге «Космос»[28]28
  Саган Карл. Космос: эволюция Вселенной, жизни и цивилизации / Пер. с англ. А. Г. Сергеева. – СПб.: Амфора, 2008.


[Закрыть] научный мультиталант Карл Саган, – это инструмент, с помощью которого Космос познает себя сам. Итак, в те давние времена, когда первые формы жизни начали наблюдать за окружающей средой и реагировать на нее, Космос раскрыл один из своих метафорических глаз и взглянул на себя самого. Хотя с тех пор некоторые из его глаз регулярно закрываются, но постоянно открываются новые, и поток восприятия не прерывается, подобно бесконечной цепи самой жизни. Во всяком случае, до настоящего момента.

Эта изобретенная походя, своеобразная штука – восприятие – пригодилась Космосу в его творческом самолюбовании и самопознании. Но какой толк от этого живым существам, которые населяют и наблюдают этот Космос? И, вообще, как именно оно работает, это новоиспеченное восприятие? Почему оно стоило того, чтобы создавать у живых существ органы чувств, нервную систему, которая анализирует сигналы, поступающие от них? Кто видел нервную систему вблизи или у кого самого такая есть, знает, что органы чувств представляют собой стоящую инвестицию, а иной раз, когда с ними происходит что-то странное, могут превратиться в тяжкий груз. Восприятие, должно быть, классная штука, коль скоро эволюция пустилась в дальний путь за ним. Чтобы, например, из светочувствительных молекул развились глаза с сетчаткой, хрусталиком и тушью для ресниц вокруг них.

Эту классную штуку мы сейчас и рассмотрим поближе.

Восприятие, должно быть, классная штука, коль скоро эволюция пустилась в дальний путь за ним. Чтобы, например, из светочувствительных молекул развились глаза с сетчаткой, хрусталиком и тушью для ресниц вокруг них.

Восприятие для продвинутых: условно вероятно

Мы видим все наоборот

В игровой комнате – метафора бессмысленности бытия – виражи истребителей – теории обнаружения сигналов – белый шум на экране – различные виды ошибок – ошибки идеального наблюдателя – замени одну ошибку на другую

Помните вечеринку в начале книги?

На ней была, конечно, и игровая комната со старыми видеоприставками. Увидя ее, поколение CC (Candy Crush[29]29
  Компьютерная и мобильная игра-головоломка. (Прим. пер.)


[Закрыть]) ужаснулось бы от того, насколько примитивной была эпоха проводных телефонов. Играя в Pong[30]30
  Видеоигра с использованием простой двумерной графики, выпущенная в 1972 году. Она имитировала игру в настольный теннис. Ее считают первой коммерчески успешной видеоигрой. Своим появлением она открыла индустрию интерактивных развлечений. (Прим. пер.)


[Закрыть], ракеткой нужно было управлять с помощью джойстика с вращающейся вокруг своей оси ручкой. Что такое бывает, они читали только в книжках. Среди прочего в этой комнате стоит игровая консоль, которая, благодаря смекалистым инженерам, позволяла пострелять по тарелочкам на допотопном ламповом телевизоре (1). При этом по экрану прыгал маленький прямоугольник, игрок направлял пластиковый пистолет на него и стрелял. Один счетчик считал количество совершенных выстрелов, а другой – количество попаданий в цель. После короткой паузы появлялся новый светящийся прямоугольник. Игра называется «Метафора бессмысленности бытия». Ее можно было заказать в магазине «Товары почтой», предшественнике «Амазона».

В общем-то «Метафора бессмысленности бытия» не очень сложная игра. Вы смотрите на темный экран, а когда где-нибудь на нем появляется светящееся пятнышко, видите свою цель. Теперь вам следует направить пистолет на это пятнышко и спустить курок. На этом моменте и заметна разница между новичком и экспертом, так как время на реакцию и скорость моторики имеет значение. Но и такое незамысловатое дело, как увидеть на экране цель, на самом деле не из простых. Это выражается в нетерпеливых выкриках «Да, вон смотри же», которыми нас пытаются убедить в своей правоте те, кто сам ничего еще не видит. Поскольку смотреть и видеть не одно и то же. Смотреть в нашем представлении значит держать глаза открытыми. А остальное происходит само собой. Плюс еще немного здравого смысла, и вещи видятся такими, какие они есть.

Но такая простота – самообман, монументальный и опасный.

Это становится ясно, если представить себе дефектный штепсельный разъем. Электричество перестанет поступать по шнуру от консоли к телевизору, и светящийся прямоугольник скроется за полотном белого шума, как это было раньше, когда по телевизору заканчивалась программа передач. Теперь по всему экрану пляшут светлые и темные пятна, и распознать в этом хаосе появляющуюся цель гораздо сложнее.

Без сомнения, при таком раскладе число попаданий снизится. Мы просто пропустим некоторые цели, а порой нам будет казаться, что мы ее заметили, а это было всего лишь мерцание экрана. Чем светлее шум по сравнению с нашей целью, тем чаще мы будем ошибаться.

Если точки белого шума неяркие, мы ошибемся, вероятно, в 10 % случаев. Как только они будут становиться ярче, доля ошибок возрастет на 13 %. При дальнейшем увеличении яркости белого шума количество ошибок может достигнуть 100 %. Мы просто перестанем узнавать цель. Печально, но восприятие вовсе не идеально, в нем есть дефекты. Известное дело, так что нет повода писать в связи с этим целую книгу.

Действительно, звучит банально, и пока речь идет об устаревшей видеоигре, нам от этого ни тепло ни холодно.

Давайте увеличим напряжение и добавим во все это перчинки: все, что мы предполагали о нашей способности ошибаться, полная чепуха. Чтобы понять, почему это так, откатимся на 80 лет назад – во время, в сравнении с агрессией и безумием которого все современные вредоносные заблуждения просто меркнут. Как технически, так и теоретически наша компьютерная игра схожа с задачами, стоявшими перед радиолокационными службами противовоздушной обороны времен Второй мировой войны. Например, по всем Британским островам были расположены РЛС (радиолокационные станции). Они должны были засечь на подлете бомбардировщики жаждущих крови немцев.

Может показаться, что сама технология радара была подсмотрена у летучих мышей, которые во время полета испускают ультразвук и внимательно прислушиваются к отражающемуся эху. Таким образом они могут определить место нахождения добычи и возможных преград. Несмотря на свою схожесть, обе технологии (и человека, и летучей мыши) развились независимо друг от друга. В эволюционной теории такие случаи называются «параллельной эволюцией»: два организма находят одинаковое решение подобных проблем. Пример тому мы уже встречали у Дарвина и его вьюрков, занимавших ниши дроздов, кондоров и вампиров. А теперь вот и второй, с человеком и летучими мышами. Первый морской радар был запатентован в 1912 году. Он был реакцией на гибель непотопляемого «Титаника». Прибор появился всего спустя месяц после предположительной смерти героя Леонардо Ди Каприо[31]31
  Американский актер, сыгравший главную роль в фильме «Титаник» Джеймса Кэмерона, вышедшем на широкий экран в 1997 году. (Прим. пер.)


[Закрыть] в ледяных водах Северной Атлантики. Методы же охоты летучих мышей были продемонстрированы в 1938 году, когда радиолокатор был уже широко распространен (2).

Технология радара работает по тому же принципу, что и сонар летучих мышей, только вместо ультразвукового излучения используются радиоволны. Радиоантенна посылает с постоянной частотой радиосигнал и регистрирует, подобно летучим мышам, его отражение от летательных аппаратов, птиц или НЛО. Внеземные воздушные суда были тогда вовсе ни при чем. НЛО (неопознанным летающим объектом) называли те отражаемые на радаре объекты, которые не соответствовали существующим летательным аппаратам.

То, что в отличие от моли, которой природа дала защитный механизм против сонаров летучей мыши, в летательных объектах, созданных человеком, таковой не был предусмотрен, – досадный пробел в военной истории. Моль слышит ультразвуковой сигнал, тут же начинает выделывать виражи, чтобы усложнить летучим мышам задачу по их поимке. К счастью, я мало разбираюсь в ведении воздушного боя, но хаотично снующие в воздухе боевые самолеты кажутся мне неплохим решением. Во всяком случае, это лучше, чем покрытие, делающее самолеты невидимыми для радаров, потому что если самолет такой дорогущий, как современные истребители, то хотелось бы видеть его в действии. Особенно когда он выделывает крутые виражи.

Однако самолеты спокойно летают по небу, поэтому человек наблюдает их на экране радара. По фильмам все знают этот светящийся обычно зеленым экран, на котором по кругу медленно двигается луч и рисует на радаре световые пятна отраженных объектов (3). При этом речь идет буквально о жизни и смерти, ведь эти пятна – приближающиеся самолеты. Вопрос о том, какой механизм отвечает за восприятие человеком этих опасных пятен на радаре и как можно усовершенствовать их точность, системно изучался в 50-е годы. Результатом исследований стала теория обнаружения сигнала. В 60-е годы психологи Дэвид Грин и Джон Свет перенесли данные этой теории на природу восприятия. Выход в свет их книги «Теория обнаружения сигнала и психофизика» в 1966 году можно считать моментом зарождения новой и чрезвычайно продуктивной области психологии с одиозным и неоднозначным названием «психофизика».

В аккуратно прибранном мире исследования психофизики быстро завершились бы: обнаружение ярких пятен на темном экране – задача решаемая. Организмам, которые населяют такой чистый мир, не пришлось бы беспокоиться об искажениях и иллюзиях; они бы ошибались, лишь если бы не адаптировались к окружающей среде вообще, а призыв «открой глаза» был бы и правда наилучшим советом.

Но мы живем не в идеально устроенном мире, а в таком, в котором энергия распределяется неравномерно и скручивается в медленные и беспорядочные вихри (неравномерность, ведущая к хаосу и смятению. Да, где еще такое возможно?). Случайности происходят одна за другой, шумят и трещат на каждом углу и во всех концах, словно дряхлое авторадио в туннеле. Для игры «Метафора бессмысленности бытия» это значит, что как яркость экрана, так и яркость цели непредсказуемы. И то и другое в любой момент времени может колебаться. То, что без этого шума было бы простой задачей, вдруг меняется коренным образом. Была ли то просто вспышка на экране, вызванная колебанием яркости, или это приближается крылатая посылка, начиненная бомбами? Была ли светлая точка настоящей целью, по которой надо стрелять из пластикового пистолета, или только шум?

В этом кроется сущность восприятия. Вроде бы мы отдаем себе отчет в том, что оно может ошибаться. Иногда мы не видим чего-то, хотя оно есть, а в другой раз видим то, чего нет.

Иногда мы видим то, чего нет. Этот автомобиль действительно стоит перед домом

В первом случае речь идет об ошибке, которую можно назвать «просмотрел», во втором – о галлюцинации.

Обе ошибки знакомы нам из собственного опыта, и мы о них всегда помним. Мы часто говорим: обман зрения, ослышался, просмотрел. Короче говоря, мы ищем причину в себе. Если бы мы были безупречны, то идеально приспособились бы к окружающей среде. Мы считаем, что с помощью восприятия познаем мир таким, каков он есть на самом деле. Причина ошибок заложена в нас самих, в нашей несовершенной организации.

Но это не так.

В чем мы не отдаем себе отчета и чему всячески противится наша интуиция, так это то, что оба типа допускаемых нами ошибок – это две стороны одной медали. А именно, кто захочет избежать первой ошибки, неизбежно допустит вторую. Иначе говоря, идеальное восприятие просто исключено.

Почему это так?

Вот вам головоломка: предположим, что на экране белый шум, а яркость цели варьируется случайным образом. Но даже самая темная цель всегда выделяется на фоне шума. Хоть задачка и посложнее, чем с экраном без помех, но разрешимая. Интересно становится, когда самые светлые элементы шума делаются ярче, чем самая темная цель. Тут с задачей уже не справиться. Чтобы отличить цель от помех, яркость должна иметь определенный порог. Все, что находится ниже порога видимости, мы называем шумом, все, что выше его, – целью.

Восприятию свойственно ошибаться, а количество ошибок варьируется.

При таком подходе, где бы мы ни провели границу, сверху всегда будет особенно яркий шум или же особенно темные цели снизу. И тут появляются ошибки. Нет такой стратегии восприятия, которая работала бы безупречно.

Более того, в данной ситуации не может быть стратегии, которая при любых обстоятельствах сводила бы число ошибок к минимуму.

Почему? Давайте сначала подумаем, что происходит, когда порог устанавливается выше самого яркого шума. Поскольку все, что над порогом, мы идентифицируем как цель, а все, что ниже, игнорируем как помехи, то перестаем распознавать цель, даже если она там есть. Вероятность галлюцинации будет равна нулю. Но поскольку граница установлена слишком высоко и яркость шума перекрывает яркость цели, то мы неизбежно ее не улавливаем, просматриваем. В случае с компьютерной игрой это нехорошо, а в случае с радаром катастрофично, так как цель, которую просмотрели, потом сбросит бомбы.

Если мы хотим замечать больше целей, надо опустить планку. Чем она ниже, тем больше целей мы распознаем правильно – и тем чаще видим цель тогда, когда ее вовсе нет. Итак, слишком низко опущенный порог видимости приводит к тому, что количество ошибок одного типа сокращается, а другого увеличивается. Кажется, мы попали в ловушку, и она не иллюзорна. Любой человек попадает в нее, потому что сигнал и шум в реальной жизни практически всегда перекрывают друг друга. Будучи в состоянии покоя, мы легко распознаем вибрацию звонящего телефона, но во время пробежки наверняка пропустим звонок. Представьте гул голосов в супермаркете, вы идете одни, люди вокруг вам незнакомы, и вдруг кто-то окликнул вас. Тот, кто не хочет ничего упустить, находясь в условиях, когда сигнал и шум на одном уровне, должен быть готов к галлюцинациям. А от внимания того, кто не хотел бы испытать галлюцинации, наверняка ускользнет что-то важное.

Мораль: восприятию свойственно ошибаться, а количество ошибок варьируется.