Текст книги "Новые принципы делового общения. Как сфокусироваться на главном в эпоху коммуникативной перегрузки"

Глава 3. Электронная почта – это самостоятельный организм

Как электронная почта стала популярной

Почему электронная почта приобрела такую популярность? Один из ответов кроется в неожиданном месте: за стенами Центрального разведывательного управления, чья штаб-квартира находится в Лэнгли, штат Вирджиния. Здесь вы увидите систему из десятисантиметровых стальных труб, протянувшихся примерно на пятьдесят километров. Эта конструкция появилась в начале 1960-х и представляет собой часть тщательно разработанной системы внутриофисного обмена сообщениями, которая приводится в действие с помощью вакуума. Сообщения, запечатанные в стеклопластиковые контейнеры, перемещаются между 150 станциями и 8 этажами со скоростью 9 метров в секунду. Получателя сообщения указывают с помощью латунного кольца на капсуле. Электромеханические элементы внутри труб считывают настройки и направляют капсулу. Максимальная производительность такой системы – 7500 сообщений в день[72]72
  История появления пневматической почты в ЦРУ и призыв к асинхронности на практике взяты из моей статьи об истории электронной почты, опубликованной в журнале New Yorker в 2019 году: Cal Newport, “Was E-mail a Mistake?” Annals of Technology, New Yorker, August 6, 2019, www.newyorker.com/tech/annals-of-technology/was-e-mail-a-mistake.


[Закрыть].

Если верить слухам, то в 1980-х, когда в результате расширения штаб-квартиры эта словно сошедшая со страниц фантастического романа система обмена сообщениями была упразднена, сотрудники управления загрустили. Многие с ностальгией вспоминали глухие удары, с которыми капсулы прибывали на станции. Другие опасались, что внутриофисная коммуникация неприемлемо замедлится или что сотрудники собьют ноги, доставляя послания. В архивах управления есть фотография значка с надписью «Спасите наши трубы».

Зачем ЦРУ инвестировало значительные ресурсы, чтобы создать и поддерживать работу столь громоздкой системы? К середине ХХ века уже существовали более привычные и недорогие способы коммуникации. Например, на тот момент, когда было построено здание штаба, уже несколько десятилетий существовала телефонная связь. Не проще ли позвонить нужному сотруднику, сняв трубку стоящего на столе телефона, чем посылать сообщение через пневматическую систему?

Но телефон не решение проблемы. Он представляет собой вид коммуникации, которую специалисты называют «синхронным обменом сообщениями». Это значит, что все стороны должны одновременно участвовать в беседе. Если я звоню вам, а вас нет на рабочем месте или линия занята, то коммуникация не состоится. Возможно, для небольшой организации телефон – это выход. Но XIX век закончился, и на смену сидевшим в одной комнате бухгалтерам и небольшим кабинетам руководителей, скрытым в недрах фабрик, пришли огромные здания наподобие штаб-квартиры ЦРУ, где под одной крышей трудились тысячи белых воротничков. В такой ситуации организация синхронного обмена сообщениями требует значительных усилий и превращается в затяжную игру в телефонные кошки-мышки и гору записок о пропущенных звонках.

Альтернативный метод коммуникации, который помогает избежать вышеописанных проблем, – асинхронные сообщения. Получателю не требуется быть на рабочем месте, когда отправитель посылает письмо. Классический пример такой коммуникации – внутренняя почта. Если я хочу отправить вам послание, я кладу его в ящик для исходящих сообщений в удобное для меня время. Как только его доставят в ваш ящик для входящих сообщений, вы заберете и прочитаете его в удобное для вас время. И никакой другой коммуникации между нами не требуется. Проблема внутренней почты заключается в том, что работает она медленно. Пока сообщение заберут из моего ящика для исходящих писем, доставят на сортировку, а затем тележка появится на вашем этаже и сообщение наконец дойдет до адресата, может пройти больше половины дня. Для передачи статистической информации такой способ подойдет, но вот для эффективной координации действий или обмена срочными новостями он не годится.

Растущим офисным пространствам нужны были решения для повышения продуктивности – этакие волшебные палочки. Было необходимо каким-то образом сочетать скорость синхронной коммуникации с низким ресурсопотреблением асинхронной. Что снова возвращает нас к ЦРУ. Именно эту цель они преследовали, когда создавали сеть пневматических труб. Капсулы, которые путешествовали по системе при помощи вакуума и электромеханических элементов, являли собой аналог почтовой тележки с турбодвигателем. Теперь один сотрудник мог в считаные минуты отправить сообщение другому, и тому не нужно было находиться на рабочем месте. Теперь неудивительно, почему так огорчились сотрудники ЦРУ, узнав о ликвидации этой системы в 1980-х годах, когда размеры офиса увеличились. Но им не пришлось долго грустить, так как наступила эра нового, более дешевого и быстрого метода асинхронного обмена сообщениями: эра электронной почты[73]73
  По словам специалистов, изучающих историю ЦРУ, именно развитие технологий внутриофисной коммуникации привело к тому, что во время ремонта в штаб-квартире не стали модернизировать систему труб. К 1980-м годам стало ясно, что пневматическая почта несколько устарела по сравнению с новообретенной возможностью общаться, посылая электронные сигналы по проводам.


[Закрыть].

У большинства организаций не было необходимых ресурсов, чтобы создать систему, подобную той, что была у ЦРУ. Именно поэтому насладиться высокоскоростным асинхронным общением они смогли только с появлением электронной почты. Сейчас она настолько прочно вошла в нашу жизнь, что мы принимаем этот инструмент как должное. Но в 1980–1990-е годы электронная почта только начала распространяться, и ее появление оказывало сильное воздействие.

В архивах газеты The New York Times можно найти снимки, свидетельствующие о том, как быстро этот инструмент завоевывал мир. Одно из самых ранних упоминаний электронной почты можно обнаружить в статье 1987 года, и эти слова заключены в кавычки[74]74
  Erik Sandberg-Diment, “Personal Computers: Refinements for ‘E-mail,’” New York Times, May 26, 1987.


[Закрыть]. «Несмотря на то что так называемая “электронная почта” получила распространение не с такой скоростью, как хотелось бы ее сторонникам, она заняла определенную нишу на рынке и привлекла небольшое, но растущее число последователей из мира бизнеса», – говорится в статье. Автор уточняет, что на том этапе информационного общения требовалось особое оборудование, которое связывалось с сервером и позволяло отправлять и получать сообщения, пока вы подключены к нему. Если вам нужен был текст письма для дальнейшей работы, его приходилось сохранять на диск. Учитывая подобные сложности на раннем этапе существования электронной почты, понятна та осторожность, с которой автор говорит о важности этого инструмента. Но вскоре все изменилось.

Всего несколько месяцев спустя вышла другая информативная статья, и на этот раз слова «электронная почта» не были взяты в кавычки[75]75
  Anne Thompson, “The Executive Life: Forget Doing Lunch – Hollywood’s on E-mail,” New York Times, September 6, 1992.


[Закрыть]. В ней рассказывалось о том, что новый инструмент завоевал индустрию развлечений. В статье говорилось, что Майк Симпсон, один из руководителей отдела кинематографии агентства William Morris Agency, объединил 300 компьютеров в офисе в Беверли-Хиллз и Нью-Йорке в единую сеть с помощью одной из первых технологий компьютерных сетей. Ее разработали в новой компании NeXT Inc., которую Стив Джобс основал после ухода из Apple. «Чем быстрее ты получишь информацию, тем быстрее сможешь ее использовать. А это основа нашего бизнеса, – отмечал Симпсон. – Электронная почта дала нам стимул».

В статье приводятся и другие примеры того, как пользователи с восторгом отзываются о возможностях нового инструмента. «Это быстрый обмен информацией, который заменяет телефонные звонки, не наносит вреда окружающей среде и позволяет передавать информацию большому количеству людей одновременно», – объясняет один из агентов. Другой рассказывает о том, как ушел к конкурентам, в агентство Creative Artists Agency, и, к своему «ужасу», обнаружил, что там до сих пор используют записи на бумаге и курьеров. Он настоял на том, чтобы его новые коллеги начали работать с электронной почтой. В статье также говорится, что сотрудник компании Disney Джеффри Катценберг создал частную сеть электронной почты, которая объединяла двадцать руководителей высокого ранга. «Нам пришлось полюбить электронную почту, потому что ее полюбил Джеффри, – объяснил вице-президент по рекламе фильмов Disney. И добавил: – С общения по телефону вы переключаетесь на коммуникацию по электронной почте».

В 1992 году электронная почта все еще была новым инструментом, и не все понимали, какой у нее потенциал. «Забавный инструмент, но он всего лишь игрушка», – заявил один из сотрудников Columbia Pictures, работавший со сценариями. Возможно, сейчас он хотел бы забрать свои слова назад. Он также добавил: «Электронная почта провоцирует болтовню, и люди говорят то, чего не следовало бы». В статье также отмечается, что на тот момент большинство киностудий широко использовали примитивный прибор для коммуникации, который назывался Amtel. Он представлял собой устройство, снабженное экраном и клавиатурой, и служил для отправки коротких текстовых сообщений. (В Голливуде это устройство использовалось, чтобы ассистенты могли информировать руководителей о том, кто ожидает на телефонной линии, не врываясь на закрытые совещания.)

В статье, опубликованной в 1989 году, признанный авторитет технологий Джон Маркофф проливает свет на факторы, которые способствовали быстрому распространению электронной почты[76]76
  John Markoff, “Computer Mail Gaining a Market,” New York Times, December 26, 1989.


[Закрыть]. «Электронная почта, которую в 1980-х годах, в эпоху быстрого роста популярности персональных компьютеров, воспринимали как вспомогательный инструмент, дополняющий факсимильный аппарат, наконец-то вышла на передний план», – отмечает автор. Маркофф поясняет, что в конце 1980-х электронная почта использовалась в основном для связи между собой сотрудников одной компании. В 1989 году под давлением Ассоциации аэрокосмической промышленности (объединения, состоящего из 50 авиакосмических компаний с общим числом сотрудников, превышающим 600 человек) основные поставщики сетевых услуг электронной связи «неохотно» согласились связать разные сети в единую систему с помощью протокола Х.400. Таким образом, пользователи одной сети впервые получили возможность связываться с пользователями другой.

Маркофф прозорливо предрекал, что, как только электронная почта распространится по всему миру, она вытеснит факсимильные аппараты и ее популярность начнет быстро расти. И он не единственный, кто увидел потенциал в новом инструменте. В своей статье Маркофф цитирует Стива Джобса (написано «Стивен П. Джобс»), и его слова оказались точным прогнозом: «В 1990-х персональные компьютеры изменят мир личной коммуникации примерно так же, как электронные таблицы и компьютерная верстка изменили мир финансового анализа в 1980-х».

Примеры из реальной практики, которые Маркофф приводит в своей обширной статье, свидетельствуют о развитии технологий. «Мы обнаружили, что электронная почта крайне положительно повлияла на нашу коммуникацию, – объясняет один из руководителей больницы. – Новый инструмент набирает обороты и охватывает всю нашу организацию». Далее автор объясняет: «Как в больших, так и в маленьких компаниях по всей стране [электронная почта] рассматривается как средство коммуникации более эффективное, чем телефон».

К 1992 году, по оценкам Times, в сфере электронной почты оборот составлял 130 миллионов долларов в год, а к середине десятилетия по прогнозам должен был достичь 500 миллионов долларов, поскольку на рынок собирались выйти такие крупные компании, как IBM и Microsoft[77]77
  Stephen C. Miller, “Networking: Now Software Giants Are Targeting E-mail,” New York Times, May 31, 1992.


[Закрыть]. Всего через пару лет никто уже не подвергал сомнению тот факт, что новому инструменту досталась пальма первенства. «С тех пор как табличный процессор Lotus 1–2–3 десять лет назад окрестили “убийственным приложением”, все задавались вопросом: “А какое же убийственное приложение станет следующим?” – пишет Питер Льюис в статье 1994 года. – На мой взгляд, сомнений быть не может: электронная почта – вот убийственное приложение 1990-х»[78]78
  Peter H. Lewis, “Personal Computers: The Good, the Bad and the Truly Ugly Faces of Electronic Mail,” New York Times, September 6, 1994.


[Закрыть].

Во всех работах отмечается, что новая технология распространилась в деловом мире с необычайной скоростью. В 1987 году это был неуклюжий инструмент для узкоспециализированного рынка. К 1994 году он превратился в «убийственное приложение» десятилетия и положил начало индустрии программной продукции стоимостью в полмиллиарда долларов. Если смотреть в масштабах истории внедрения бизнес-технологий, подобную трансформацию можно считать мгновенной.

Не стоит удивляться, что этот инструмент так быстро стал популярным. Как я уже отмечал, он позволял решать насущную проблему: наладить высокоскоростную асинхронную коммуникацию, недорогую и простую в освоении[79]79
  Не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что обучить человека пользоваться электронной почтой легко. Глория Марк объяснила мне, что в 1980–1990-х годах, когда компьютерные сети стали широко распространяться, проводилось множество исследований. Их целью было выявить, как использовать новую технологию с максимальной эффективностью, чтобы поощрять совместную работу сотрудников. Во многих работах особое внимание уделялось сетевым приложениям коллективного пользования, созданным для конкретных целей – например, для совместного редактирования определенных документов. Марк рассказала, что там, где такие специализированные приложения не справились с задачей, электронная почта оказалась на высоте как простой для освоения и универсальный инструмент. Разовые инвестиции в почтовый сервер позволяли упростить совместную работу сотрудников во всех сферах бизнеса.


[Закрыть]. Но важно помнить о том, что природа электронной почты не предусматривает, что мы должны пользоваться ею непрерывно. Вы можете вспомнить о том, что этот вид коммуникации упростил существующую схему общения с помощью сообщений на автоответчике и записок. Но в остальном офисная работа осталась в том же виде, в каком была в середине 1980-х. Другими словами, вы способны использовать все преимущества электронной почты, не попадая в сети гиперактивного коллективного разума. Так почему же маниакальное использование этого инструмента стало повсеместным, несмотря на то что (как мы узнали из предыдущих глав) он снижает нашу продуктивность и заставляет чувствовать себя несчастными? Если внимательно изучить этот вопрос, вы получите кучу детальных и вызывающих глубокий интерес ответов. И все они подводят к удивительному выводу: возможно, стиль работы современного сотрудника куда более бессистемный, чем нам казалось.

Чего хотят технологии?

В начале 1980-х Эдриан Стоун окончил колледж и получил первую работу в штаб-квартире компании IBM в Армонке, штат Нью-Йорк. В то время коммуникация между сотрудниками компании осуществлялась по большей части с помощью записок. В 2014 году Стоун написал очерк о том периоде. Он отмечал, что, если сотрудник хотел с кем-то пообщаться, он мог попробовать дозвониться до нужного человека. Но часто его усилия были безрезультатны. Именно поэтому работники предпочитали подходить к рабочему месту коллеги и оставлять записку, которую тот прочтет позже. «Читая записку, сотрудник понимал, что мяч теперь на его стороне, и игра продолжалась, но уже в другом направлении, – писал Стоун. – Это могло продолжаться несколько дней»[80]80
  История и цитата взяты из этого источника: www.quora.com/what-was-it-like-to-work-in-an-office-before-the-birth-ofpersonal-computers-email-and-fax-machines. Я также побеседовал со Стоуном, чтобы прояснить и подтвердить кое-какие моменты.


[Закрыть].

Это важное свидетельство: мы видим, что и до появления электронной почты мир не был райским местом. Наладить коммуникацию внутри крупных организаций – задача действительно сложная, а появившаяся электронная почта предлагала простое решение. Именно поэтому неудивительно, что, когда IBM в 1980-х годах начала сводить свою деятельность в единую систему, в компании быстро появилась внутренняя электронная почта. Одной из первых задач Стоуна, когда он пришел в компанию, была помощь в этом процессе. Ему предстояло выяснить, сколько сотрудников офиса IBM в Армонке общались с помощью автоответчиков, записок и т. п. Руководство подозревало, что весь этот объем информации будет передаваться посредством электронной почты, и было намерено запустить достаточно масштабную систему, которая сможет справиться с нагрузкой. (Как объяснил Стоун, тогда необходимое оборудование стоило дорого, «речь шла о миллионах». Так что нужно было четко представлять себе, какие именно мощности нужны компании.)

Вскоре Стоун собрал данные и сделал прогноз, какой сервер справится с текущим объемом аналоговой коммуникации в офисе. Система была разработана и запущена. Когда она заработала, то сразу стала популярной среди сотрудников. Даже слишком популярной: через несколько дней сервер «упал» из-за перегрузки. Стоун рассказывал, что объем коммуникации в пять или шесть раз превышал его прогнозы. А это означает, что сразу после внедрения в IBM электронной почты количество контактов резко возросло.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что сотрудники не только отправляли больше писем, но и стали ставить в копию большое количество людей. «До появления электронной почты сотрудники общались в основном один на один», – рассказал Стоун. С появлением нового инструмента те же сообщения уже отправлялись в разных направлениях множеству разных сотрудников. «Хватило всего недели, чтобы объем коммуникации увеличился настолько, что превысил прогнозируемую производительность системы», – отметил Стоун.

Этот случай очень важен, поскольку наглядно демонстрирует взаимоотношения человека и технологии, которые часто сбрасывают со счетов. Нам хочется верить, что мы рационально используем инструменты, чтобы решать конкретные проблемы. Но случаи, подобные падению сервера IBM, не вписываются в эту канву. Группа руководителей компании решила, что, существенно повысив объем внутренней коммуникации, они улучшат производительность труда. Но сотрудники, утонувшие в потоке сообщений, не были этому рады. Эдриан Стоун вспоминает, что внедрение новой системы преследовало простые намерения: сделать уже существующую в офисе коммуникацию более эффективной, упростить сотрудникам рабочий процесс. Кто же в итоге решил, что все должны начать общаться в 5–6 раз интенсивнее обычного? Те, кто занялся пристальным изучением этого вопроса, получили однозначный ответ: виновник – сама технология.

Если вы пообщаетесь с ученым, занимающимся историей развития технологий, возможно, вас увлечет странная на первый взгляд тема: развитие средневекового феодализма в начале существования империи Каролингов. Историки полагают, что начало этой тенденции связано с фигурой Карла Мартелла, деда Карла Великого. В восьмом веке нашей эры Карл Мартелл положил начало бурному развитию феодализма, конфисковав земли у церкви и раздав их своим вассалам.

Зачем Мартеллу понадобилось отбирать земли у церкви? Ответ на этот вопрос мы найдем в авторитетном трактате 1887 года немецкого историка Генриха Бруннера. Он доказывал, что передача земель верным подданным была необходима, чтобы обеспечить армию Мартелла конницей[81]81
  Обзор работы Бруннера, а также соответствующие цитаты вы найдете в книге Lynn White Jr., Medieval Technology and Social Change (Oxford: Oxford University Press, 1966), 3.


[Закрыть]. В более поздние периоды истории правители просто облагали подданных податью и на эти доходы содержали армию. Но в период раннего Средневековья основным источником капитала была земля. Если вам требовалось, чтобы кто-то дал вам солдата-всадника, сначала вы должны были дать ему землю. Бруннер ссылается на исторические документы, которые убедительно подтверждают, что, создавая феодальные владения по всему королевству, Мартелл преследовал цель получить армию рыцарей в сияющих доспехах.

Как это часто бывает в случае с историей, один вопрос порождает другой. Почему Мартеллу внезапно понадобилась мощная армия всадников? Бруннер предлагает простой ответ. Когда армия франков под предводительством Мартелла вступила в бой с мусульманскими воинами из Испании в 732 году при Пуатье, большая часть сил франков состояла из пеших воинов, тогда как у арабов преобладали всадники. Согласно теории Бруннера, Мартелл быстро понял, что у противника есть преимущество. Практически сразу после битвы – в том же году – он внезапно начал конфискацию церковных земель. Как отмечает историк Линн Уайт – младший: «Таким образом, Бруннер пришел к выводу, что критическим событием, положившим начало развитию феодализма и повлекшим его невероятно быстрое развитие в середине восьмого века, было вторжение арабов». Эта теория доказала свое право на существование спустя десятилетия после того, как ее предложил Бруннер, и, по словам Уайта, «отлично справлялась с нападками со всех сторон»[82]82
  White, Medieval Technology, 5.


[Закрыть].

Но в середине ХХ века по теории Бруннера был нанесен удар. Один из ученых выяснил, что историк ошибся при определении даты знаковой битвы при Пуатье. На самом деле она состоялась через год после того, как Мартелл начать отбирать у церкви земли. «Мы столкнулись с тем, что в годы правления Мартелла [и его преемников] произошло нечто важное, но не понимаем, что послужило толчком к этому», – пишет Уайт[83]83
  White, Medieval Technology, 13.


[Закрыть]. Идея о том, что развитие феодализма стало результатом потребности в солдатах-всадниках, осталась в качестве рабочей гипотезы. Но неожиданно оказалось, что нам по-прежнему неизвестна причина такого неожиданного интереса к кавалерии. Так продолжалось до тех пор, пока Уайт, в то время уже профессор истории Средневековья в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, не наткнулся на «спонтанное» примечание, которое в 1923 году сделал ученый, исследовавший древние немецкие артефакты. По ходу дела он отметил: «В восьмом веке наступила новая эра, отмеченная появлением найденных при раскопках стремян»[84]84
  White, Medieval Technology, 13.


[Закрыть].

Этот комментарий позволял предположить, что начало развитию феодализма с подачи Карла Мартелла положило появление базовой технологии: изобретение стремян. В своей уже ставшей классической книге Medieval Technology and Social Change («Средневековые технологии и социальная трансформация»), вышедшей в свет в 1962 году, Уайт, опираясь на археологию и лингвистику, методично доказывает, что именно изобретение стремян объясняет неожиданный интерес Мартелла к коннице[85]85
  Линн Уайт – младший поясняет: многих франкских воинов, живших в тот период, хоронили вместе с лошадьми, хотя монахи бенедиктинского ордена пытались отменить традицию. Благодаря этому современные археологи смогли понять, какая упряжь была на лошадях во время битвы. Примерно в то же время изменились слова, которые описывали процесс посадки на коня. Если раньше они описывали движения, позволяющие вскочить на лошадь, то теперь предполагалось, что всадник ставит ногу в стремя.


[Закрыть].

До изобретения стремян всаднику приходилось полагаться на «силу мышц своих рук»[86]86
  White, Medieval Technology, 2.


[Закрыть], орудуя копьем или мечом. Стремена же позволили сделать атаку куда более эффективной. Зажав копье между плечом и телом, всадник наклонялся вперед, упираясь в стремена, и мог нанести удар, используя как свой вес, так и вес коня. Разница между двумя видами атаки была ошеломительной. В восьмом веке нашей эры воин на коне с копьем и стременами был для врага сокрушительным орудием. Это был средневековый аналог гонки ядерных вооружений, которая развернулась более тысячи лет спустя. Карл Мартелл понял, что стремена дают настолько весомое преимущество, что ему необходимо сделать все возможное, чтобы заполучить их раньше, чем это сумеет сделать противник. Даже если для этого потребуется в корне поменять сложившиеся веками традиции и создать совершенно новую форму правления.

На примере исследования Линна Уайта – младшего мы наблюдаем классический пример того, как технология, появившаяся по понятной причине (чтобы ездить на лошадях стало проще), привела к столь обширным и комплексным последствиям (развитие феодализма в Средние века), которые изобретателям этой технологии никогда не пришли бы в голову. Во второй половине ХХ века многие ученые, занимающиеся философией и технологиями, начали проводить аналогичные исследования, изучая неожиданные последствия. Со временем возникло понятие «технологический детерминизм». Его суть в том, что инструменты иногда могут оказывать влияние на поведение людей.

Есть немало увлекательных книг, посвященных этому вопросу. Один из лучших трудов детерминистов – ставшая классикой книга Нила Постмана Amusing Ourselves to Death («Развлекаемся до смерти»), увидевшая свет в 1985 году. В своем коротком трактате Постман доказывает, что тот формат, в котором СМИ доносят до нас информацию, может повлиять на то, как мы воспринимаем мир. (Если вы сейчас вспомнили знаменитое утверждение Маршалла Маклуэна «Форма коммуникации влияет на восприятие сообщения», то это неудивительно, ведь Постман оказался под влиянием идей Маклуэна.)

Концепция автора среди прочего предполагает, что влияние на нас печатной прессы глубже, чем мы считаем. Классический пример: массовая печать книг и брошюр позволила информации распространяться быстрее и дальше и ускорила процесс эволюции знаний, кульминация которого пришлась на Век разума. Постман отмечает, что развитие типографского дела не только ускорило информационные потоки. Оно повлияло на восприятие человеком окружающего мира. «Печать делала акцент на таком понятии, как интеллект. Преимущество отдавалось реальной и рациональной работе мозга, – отмечает автор. – И одновременно печать поощряет публичные и логично выстроенные дискуссии серьезных вопросов»[87]87
  Neil Postman, Amusing Ourselves to Death: Public Discourse in the Age of Show Business (New York: Penguin, 1985), 51.


[Закрыть]. Именно новый образ мышления, а не только новая информация привели к тому, что интеллектуальное наследие эпохи Просвещения и научный метод естественным образом стали следующим этапом. Другими словами, Гутенберг полагал, что подарил миру свободу информации, но на самом деле он фундаментальным образом изменил наше отношение к ней.

Более свежий пример технологического детерминизма – внедрение кнопки «Мне нравится» в соцсетях. Если почитать опубликованные примерно в одно время блоги разработчиков, становится ясно, что первоначально создатели ставили целью избавиться от лишних комментариев под постами пользователей. Разработчики заметили, что многие пишут короткие одобрительные комментарии вроде «Круто» или «Мне нравится». Они считали, что проблему можно решить, добавив кнопку «Мне нравится», и тогда под постом останутся только более содержательные комментарии. Иными словами, целью этого нововведения было совершенствование сервиса. Но вскоре разработчики заметили необычный побочный эффект: пользователи начали проводить больше времени в соцсети.

Сегодня мы понимаем, что поток лайков стал для пользователей своеобразным индикатором социального одобрения. Он свидетельствует о том, что другие люди думают о вас. Понимание того, что каждое написанное слово способно дать доступ к этим индикаторам, запустило сложившиеся издревле социальные механизмы и неожиданно сделало эту сеть более привлекательной. Если раньше пользователи заходили изредка, чтобы посмотреть, чем заняты их друзья, то теперь они регулярно подключались к сети в течение дня, чтобы узнать, сколько лайков собрал их последний пост. Вскоре большинство остальных платформ тоже внедрили подобные индикаторы одобрения: кнопки «Избранное», «Ретвит», автоматические теги для фотографий, значки, обозначающие уровень активности. Развернулось технологическое соревнование в области, которая получила название «моделирование внимания». В результате этой битвы мы получили небольшое количество весьма влиятельных технологических платформ-монополистов и утомленное население, измотанное все большим вниманием, которого требовали мерцающие экраны телефонов. А все из-за небольшой группы разработчиков, которые хотели избавить соцсети от лишнего хлама[88]88
  Больше об истории этого вопроса вы можете узнать из моей предыдущей книги: Ньюпорт К. Цифровой минимализм. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2019.


[Закрыть].

Основная особенность технологического детерминизма заключается в том, что конкретные инновации влияют на наше поведение таким образом, которое их изобретатели не планировали и не могли предвидеть, внедряя новые инструменты. Возможно, эта мысль заставит вас чувствовать себя неуютно. Это нечто сродни наделению неодушевленных предметов разумом, словно сама технология решает, каким образом вы будете ее использовать. В этом вы не одиноки. Сегодня многие ученые сторонятся детерминистского подхода, который в последнее время вышел из моды. Научные круги в наши дни больше очарованы теориями, что инструменты могут служить средствами социального влияния. Но чем больше я изучаю взаимосвязь технологий и культуры труда, тем больше убеждаюсь, что в этом отношении нам есть чему поучиться у детерминистов.

Но прежде чем приводить свои доводы, давайте избавимся от пугающих предположений, будто инструменты наделены разумом. Если мы внимательно изучим случаи технологического детерминизма, в их основе почти всегда лежат практические причины. Новые инструменты открывают для нас новые возможности в поведении и одновременно заставляют отказаться от каких-то прежних вариантов. Если связать подобные изменения, загадочный человеческий мозг и сложную социальную среду, в которой мы находимся, в единое целое, результаты могут получиться впечатляющими и непредсказуемыми. Собственно технологии, ставшие предметом исследований, не определяют в буквальном смысле, как человек должен себя вести. Но их влияние может быть столь внезапным и неожиданным на тех, кто их использует, что теория о наделенных разумом инструментах выглядит не хуже других при попытках объяснить, что же происходит. (Ученый Даг Хилл, занимающийся исследованиями технологий, использует для описания этого явления термин «фактическая автономия».)

Если вы осторожны, всегда можно проанализировать ситуацию некоторое время спустя после внедрения нового инструмента, чтобы понять, какой он оказывает эффект. Например, в случае со стременами ученые так и сделали. Они изучили условия, при которых Карл Мартелл познакомился с этим изобретением: что происходило в сфере политики в тот момент, какие особенности нужно было учитывать при использовании кавалерии и так далее. Когда мы сейчас смотрим на ту эпоху, идея, что изобретение стремян дало толчок к развитию феодализма, кажется логичной. Но никто не планировал и не мог предсказать, что случится именно так.

Вернемся же к электронной почте. История Эдриана Стоуна и компании IBM – технологический детерминизм в чистом виде. Инструмент, который внедрили для решения простой задачи (сделать существующую коммуникацию более эффективной), привел к неожиданным результатам (сдвигу в сторону гиперактивного коллективного разума, определяющего взаимодействие сотрудников). Скорость произошедших преобразований (на это потребовалось меньше недели) говорит о том, насколько мощны эти силы, если их не обуздать.

Тенденции, подобные тем, что Эдриан Стоун наблюдал в IBM, возникли по всему миру в 1990-х в связи с распространением электронной почты, насаждая гиперактивный коллективный разум. И никто ни разу не задумался о том, имеет ли смысл столь кардинальное изменение методов работы. Мы решили использовать электронную почту, потому что она стала рациональным ответом на нашу потребность в асинхронной коммуникации в больших офисах. Следом за ней пришел и гиперактивный коллективный разум, а мы лишь оторвались от своих всемогущих почтовых ящиков, пожали плечами и саркастически заметили: «Похоже, теперь у нас такой стиль работы».

Как сформировался коллективный разум

Изобретение стремян позволило империи Каролингов создать новый вид ударных войск, без которого она не смогла бы выжить. Это вылилось в отъем земель и, в свою очередь, в формирование совершенно новой системы правления. Вот так весьма полезное в своей сфере изобретение привело к пышному расцвету феодализма. Только что я привел аргументы в пользу того, что больше чем тысячу лет спустя внедрение весьма полезного в определенной сфере инструмента – электронной почты – привело к тому, что в современных офисах правит гиперактивный коллективный разум. Чтобы обосновать это заявление, давайте поближе познакомимся со сложными лежащими в основе факторами. Вероятно, именно они привели к тому, что от рационального использования электронной почты мы перешли к менее рациональной работе под влиянием гиперактивного коллективного разума. Можно выделить по меньшей мере три основные причины произошедшей трансформации.

ПЕРВАЯ ПРИЧИНА: СКРЫТЫЕ ЗАТРАТЫ АСИНХРОННОСТИ

Как я уже говорил, электронная почта помогла решить практическую проблему, вызванную увеличением размера офисов. Возникла потребность в эффективной асинхронной коммуникации. Иными словами, требовался быстрый обмен сообщениями, притом что отправителю и получателю необязательно было одновременно находиться на своих рабочих местах. Вместо того чтобы играть в телефонные кошки-мышки с коллегой, который сидит в другой части здания, можно было в любое время отправить короткое сообщение. А получатель мог прочитать его, когда у него будет возможность.