Текст книги "Локомотив «Бесконечный». Последний костыль"

Тот день в горах подарил ему историю, и большую. Уилл почувствовал тогда, что жизнь вот-вот была готова начаться по-настоящему, что он стоит на пороге собственного приключения – или их с отцом приключения. Но почти сразу же его история оказалась переведена на боковую ветку, и оттуда он лишь наблюдал, как жизнь отца, набирая скорость, мчится по главным рельсам.

После лавины Ван Хорн назначил отца инженером на линию Мэритайм, и уже через неделю они переехали, и не на Запад, как планировали раньше, а обратно на Восток, за Виннипег, в Галифакс. Их новая, светлая и просторная квартира сияла чистотой. К их обшарпанным столам и стульям добавилась новая полированная мебель.

Повышение было серьезным, и отец Уилла сказал, что так Корнелиус Ван Хорн благодарит его за спасение своей жизни. Но скоро выяснилось, что железнодорожный магнат еще не закончил с Джеймсом Эвереттом. Ван Хорн заметил его неординарные способности, и очень скоро отец получил новое назначение, став ассистентом регионального управляющего линии Мэритайм.

После этого они переехали в свой первый дом недалеко от парка Пойнт-Плезант. Там у них появился собственный сад. Ботинки Уилла заблестели ярче; на одежде появилось больше пуговиц, и шея стала плотно прикрыта. Он перестал ходить в местную бесплатную школу и начал посещать небольшую частную академию. Это Уиллу нравилось: не надо было стесняться успехов в учебе. Но своим среди сыновей и дочек богатых бизнесменов и политиков он себя не чувствовал и все время держался особняком.

В этой академии был учитель рисования, который хвалил Уилла и раз в неделю давал ему дополнительные уроки после занятий. Из хобби рисование переросло в настоящую страсть.

Дома появились кухарка и горничная. Родители Уилла начали устраивать приемы для новых друзей и участвовать в жизни города. Его маме новая жизнь пришлась так же впору, как и ее новые платья.

И впервые в жизни Уилла его отец больше ночей проводил в доме, чем за его пределами. Но иногда казалось, что он все равно где-то далеко. Обычно он был в своем офисе, но и дома его ждала работа, толстенные журналы и книги, которые ему нужно было изучать.

Если Уилл долго упрашивал его, он изредка рассказывал о былых днях, когда укладывал рельсы, о своих приключениях в горах. Уиллу казалось тогда, что вернулся прежний папа, тот, которого он представлял себе по его письмам. Уиллу никогда не надоедали эти истории, но порой они начинали казаться историями из книг, причем таких книг, которые его родителям хотелось бы скорее позабыть.

После нового повышения отца по службе они переехали в более просторный дом с аккуратным газоном, спускавшимся прямо к воде Северо-Западного пролива. В гостиной появилось пианино, а вместе с ним и маленькая старушка с нафталиновым дыханием, которая пыталась научить Уилла играть на нем. Он ненавидел пианино, но как бы он ни стучал по клавишам, как бы ни измывался над гаммами, мама не разрешала прекратить уроки. Однажды отец пригрозил вытащить пианино во двор и изрубить его топором. Уилл отчаянно надеялся, что отец изрубит инструмент в щепки, но тот вдруг передумал и ушел к себе в кабинет работать.

С самого серьезного повышения прошел всего месяц. Его отцу предложили пост главного управляющего нового железнодорожного предприятия: пароходного сообщения между Викторией и Азией. И теперь они опять летели через весь континент начинать новую жизнь.

Уилл быстро зарисовал ржавые вагоны на краю железнодорожного двора, но поймал себя на том, что вместо мальчика на крыше он изобразил стоящую на руках девочку.

Он ведь так и не получил обратно свой зуб снежного человека.

Когда «Бесконечный» был подготовлен к отправке, уже вечерело. Стоя на открытой террасе, Уилл почувствовал, что свежий ветерок с Атлантики усилился. Локомотив уже протянул первый класс вдоль залива Бедфорда, и Уилл понимал, что за много миль отсюда, за пределами видимости, на железнодорожной станции к «Бесконечному» цепляют последние вагоны. Терраса теперь была полна народу, и когда раздался длинный пронзительный свисток паровоза, внутри мальчика вскипело возбуждение и сердце его забилось в такт со сцепками поезда. Огромные клубы пара вылетели из дымовых труб.

Чух…

И опять.

Чух-чух… Чух-чух-чух…

И наконец поезд поехал не медленными сонными толчками, как раньше, а намеренным усилием.

Чух-чух-чух… Чух-чух-чух-чух…

Он набрал скорость, и теперь сероватый дымок поднимался высоко в весеннее небо, перемежаясь с клубами дыма из поршней.

Чух-ч-чух-ч-чух-ч-ч-ч… Наконец-то они поехали!

– Шампанское, сэр? – спросил Уилла официант с подносом высоких бокалов.

– Благодарю вас, – сказал Уилл, взяв один.

Он сделал глоток и насладился приятным резким вкусом, прежде чем проглотить пенящийся напиток, а затем улыбнулся, довольный собой. Ему не удалось провести бармена, но этого официанта он одурачил. А почему бы и нет? Все говорили ему, что он выглядит старше своих лет, ростом сравнялся с отцом и, похоже, вскоре его перерастет. Вот и первое шампанское.

Уилл закрыл глаза. Он куда-то ехал. И у него был план. Только отец об этом еще не догадывался.

Глава 3
Вечернее представление

Вернувшись в купе, Уилл с отцом переоделись к ужину. Перестав заниматься физическим трудом, отец поправился, но фигура у него осталась хорошей, и он по-прежнему был весьма привлекателен, с коротко подстриженной бородкой и проницательными глазами.

Рубашка Уилла была так накрахмалена, что не гнулась при движении, и мальчик ощущал себя, как в доспехах.

– Можно я поеду с тобой в локомотиве? – спросил он.

– Нельзя, Уильям. Я ведь тебе уже говорил.

Его отец был назначен старшим машинистом в первый рейс «Бесконечного». На следующий день на первой остановке он должен был взойти на локомотив и повести состав посменно с другим машинистом. Но даже после смены он не собирался отдыхать в их роскошном купе, предпочитая обосноваться в закопченном спальном вагоне за тендером. Именно отец должен был провести поезд через Скалистые горы – а это значило, что они с Уиллом не увидятся до самого Лайонсгейта.

Это не стало для сюрпризом для мальчика: само собой, он все знал заранее. Но снова оставаться одному совсем не хотелось, и он печалился.

– Здесь тебе будет гораздо удобнее, – сказал отец и поправил Уиллу галстук-бабочку. – Проголодался?

Они вышли из купе и влились в процессию, двигавшуюся к вагону-ресторану. Пока отец обменивался любезностями с джентльменами, Уилл осматривался в надежде обнаружить кого-нибудь своего возраста, чувствуя себя при этом совсем юным и лишним.

Уиллу случалось за последние несколько лет обедать в хороших ресторанах, но никогда еще он не был в таком роскошном, как этот. Длинный и узкий, с зеркальными стенами и потолком, расписанным под небо с выглядывающими из-за облаков ангелочками, он казался по-дворцовому великолепным. Винтовая лестница вела на галереи, идущие вдоль всего вагона. С небольшого балкончика певица пела оперные арии.

Официант провел Уилла с отцом к их столику. С шиком набросив салфетки им на колени, он передал каждому по переплетенному в кожу буклету. Уилл уставился в меню, силясь выбрать блюдо по вкусу, но мысли путались.

– Баранину, пожалуйста, – сказал он наконец официанту. – Средней прожарки.

Когда отец тоже сделал заказ и официант отошел, Уилл неуверенно пробормотал:

– Я тут задумался о будущем годе…

– Я тоже, – ответил отец. – Мне бы хотелось, чтобы ты, окончив школу, начал работать в компании.

Джеймс Эверетт поднял брови и улыбнулся, как будто только что сделал Уиллу подарок.

– А что я там буду делать? – растерянно спросил Уилл.

– Начнешь с клерка, наверное, но, проявив себя, надолго в клерках не задержишься.

Уилл представил, как пишет своим карандашом какие-то цифры вместо рисования.

– Не уверен… – пробормотал он.

– В чем не уверен? Уилл сглотнул.

– Я не уверен, что именно этого хочу. В Сан-Франциско есть хороший художественный колледж. Я надеялся поучиться там.

– Учиться на художника? Уилл кивнул.

– Ты талантлив, Уилл, – сказал отец, нахмурившись. – Несомненно.

Уилл подумал, что отец хитрит. Он никогда не интересовался его рисунками, и мальчик не был уверен даже, что отец сохранил тот альбомчик, что Уилл подарил ему в горах.

– Мне хотелось бы, чтобы ты использовал свои способности, работая в компании инженером или архитектором. Представь только, что ты сможешь создать! Я видел, как ты смотрел на локомотив.

– Он очень внушительный… – кивнул Уилл.

– Канадской тихоокеанской железной дороге нужны люди, которые могли бы спроектировать новые океанские лайнеры и мосты, чтобы проложить наши пути по всему миру. Есть разговоры даже о переброске моста через Берингов пролив, чтобы попадать в Азию без помощи кораблей.

Уилл разложил свои приборы.

– Не уверен, что таково мое предназначение.

– Предназначение? Это чепуха. Мужчина исполняет свой долг, чтобы пробиться в этом мире, чтобы обеспечивать семью.

Перед Уиллом поставили тарелку с бараниной. Это было одно из его любимых блюд, но аппетит пропал.

– Художник не может заработать на жизнь, Уильям, – сказал отец. – Мы с мамой с радостью давали тебе возможность рисовать и писать красками – в качестве хобби. Но все эти художники живут в нищете.

– Я не возражаю против бедности, – ответил Уилл и добавил: – Мы ведь тоже когда-то были бедными.

– Бедности не стоит стыдиться, – отозвался Джеймс Эверетт, но Уилл заметил взгляд, которым тот окинул вагон-ресторан. – Но глупо искать бедности, обладая лучшими возможностями.

– Я хочу заниматься этим больше всего на свете, – просто сказал Уилл.

Отец внимательно посмотрел на него, и на мгновение Уиллу показалось, что он заметил в его взгляде сочувствие. Но потом Джеймс Эверетт фыркнул.

– Уильям, мальчик мой, на мой взгляд, это бесплодный путь.

Уилл заставил себя попробовать еду; мясо показалось жирным и имело привкус крови. Он запил его водой.

– Я делал все, как ты хотел, – сказал он. – Я старался и хорошо учился.

– А почему бы и нет? – ответил отец с раздражением. – У тебя была возможность, редкая возможность получить прекрасное образование. Самое малое, что ты мог сделать, – это хорошо учиться.

– Да, я знаю, – ответил Уилл, разглядывая узор на скатерти, чтобы собраться с мыслями. – И я благодарен за это. Но я очень старался. Я даже на пианино целый год играл, потому что мама этого хотела, хотя сам уроки музыки ненавидел.

– Ты извлекал кошмарные звуки из этого инструмента.

– Я нарочно так делал. Больше всего я люблю рисовать. Отец пожал плечами.

– Ты и так рисуешь каждый день. Вот и продолжай.

Только после настоящей работы.

– Этого мало. Мне надо учиться, так сказал мистер Гренфелл. Я хорошо копирую. Но живописец я ужасный. И когда я рисую людей, они неправильные. Им всем не хватает… чего-то.

– И ты думаешь, модная школа в Сан-Франциско все это исправит?

– Если я не попробую, то никогда этого не узнаю.

– Ага. И ты рассчитываешь, что я оплачу этот дурацкий эксперимент?

– Я буду платить сам!

– Сам?

Уилл почувствовал, что краснеет.

– Почему нет? Ты же работал в моем возрасте.

– Я никогда не делал бы того, что делал, имей я твои возможности.

– А как же строительство железной дороги? Ты сам сказал, что это было огромное приключение, – Уилл перевел дыхание. – Я хочу свое собственное приключение.

Отец на мгновение отвел глаза.

– Ты же видел, что творилось в горах, Уильям. Грубые люди надрывались на тяжелой работе. Обморожения зимой и гнус летом. Плохая пища. Задержки жалованья. Ежедневный риск быть разорванным на куски сасквочем или взрывчаткой, – сказал отец и более мягко добавил: – Ты ведь мог погибнуть в тот день. Мама была в ярости. Мы с ней не хотим для тебя трудной жизни. Ты не приспособлен к ней.

Уилл ощутил острую обиду, хотя отец не впервые говорил такие вещи, считая сына слишком застенчивым, слишком чувствительным, слишком мягким.

– Я не знаю, к чему я приспособлен, – твердо ответил Уилл. – Но я намерен это выяснить.

После ужина они с отцом перешли в салон Лайонсгейт, который теперь был переоборудован под театр. Ряды бархатных стульев выстроились перед небольшой приподнятой платформой, огороженной с двух сторон японскими складными ширмами.

Уилл сел рядом с отцом. Остаток ужина прошел в молчании: в воздухе повисло напряжение, но ничего так и не было решено.

В салон заходило все больше мужчин с сигарами и рюмками портвейна. Они вели под руку своих дам, осматривались и рассаживались перед сценой. Уилл заметил среди них офицера канадской конной полиции в алой форме.

– Это Сэм Стил? – спросил он у отца.

– Он помогал поддерживать закон и порядок в горных лагерях рабочих, так что мы пригласили его в первый рейс. Уиллу показалось, что Стил словно сошел с картинки из книги: он и в самом деле был таким мощным и огромным, как гласила молва.

– Мы будем брать хотя бы одного офицера в каждый рейс, – сказал отец. – Чтобы делать обход вагонов.

Когда все наконец уселись, на сцену вышел низенький, нарядно одетый джентльмен, и зрители затихли.

– Приветствую вас на борту «Бесконечного», дамы и господа, крупнейшего в мире и великолепнейшего поезда! Публика вежливо зааплодировала; поверх хлопков раздалось несколько ворчливых возгласов «Слышали, слышали!».

– Меня зовут мистер Бичем, я старший проводник. Я счастлив приветствовать на борту столь замечательную аудиторию. В этом зале собрались лучшие и умнейшие люди страны. Дамы и господа, все вы строители нации! И в честь первого вечера нашего путешествия мы подготовили программу, которая развлечет, обрадует и даже изумит вас. Сначала выступит наш прекрасный поэт, сэр Аллен Нанн. Когда знаменитый литератор встал и начал декламировать, внимание Уилла рассеялось. Поэт вроде бы говорил о прополке сорняков в саду, но мальчик не был уверен. Голос убаюкивал, поднимаясь и опускаясь с монотонностью океанского прибоя.

Откуда-то раздался ненатурально громкий звук спускаемой в туалете воды. Вода долго плескалась и перекатывалась в паутине невидимых труб. Все в вагоне пытались не обращать внимания на шум, и Уилл сжал губы, но все-таки ему не вполне удалось заглушить рвавшийся изнутри смех. Историк, сменивший поэта, был ему интереснее: он рассказывал о строительстве дороги. Большинство историй Уилл уже слышал, но они все равно были замечательными.

– Некоторые из вас, должно быть, заметили, что наш поезд очень велик, – вернулся на сцену мистер Бичем. – Наш движущийся город составляют первый класс, второй класс, третий класс, класс переселенцев, а за ним – несколько миль грузовых вагонов. Но среди этих грузовых вагонов есть еще один городок, поезд из восьмидесяти вагонов, принадлежащих знаменитому Цирку Данте. «Бесконечный» доставит цирк в Лайонсгейт, откуда он начнет свои гастроли по континенту. И сегодня к нам любезно присоединился сам инспектор манежа, который очарует и озадачит вас своим волшебством. Дамы и господа, представляю вам мистера Дориана!

Уилл сел прямее. Из-за ширмы вышел циркач, которого Уилл встретил впервые три года назад. Невозмутимо сцепив руки за спиной, он прошел к центру платформы. Ассистенты притушили газовые лампы, оставив ярко освещенным только самого артиста.

– Леди и джентльмены, я не верю в магию. Ее не существует. То, что люди называют волшебством, – это просто не объясненные пока загадки нашего мира. И конца им не будет. Рельсы, проложенные по пути, прорубленному сквозь дикую природу, несут нас от океана к океану, через места, где почти не ступала нога цивилизованного человека. И эта дорога показала нам вещи, которые мы считали вымыслом, легендой. Торфяные болота маскеги, способные проглотить целый поезд, людоедов вендиго из северных лесов, может быть, даже озерного левиафана или могучего сасквоча.

Повисла такая тишина, что Уилл услышал, как колеса стучали по рельсам в такт с тревожным сердцебиением в его груди. Он на собственной опыте убедился в реальности сасквоча, а в письмах отца упоминались и остальные загадки – отец пересказывал истории, рассказанные другими. Уилл не знал, насколько они реальны.

– Да, дамы и господа, – продолжил мистер Дориан, – в мире множество тайн, и я видел такое, что ужаснуло бы вас и поставило в тупик. Но сейчас разрешите мне поделиться с вами чудом иного рода. – После драматической паузы он подошел ближе к публике. – Месмеризм, искусство гипноза, – одна из самых могущественных сил в мире. Чудовища и армии не сравнятся с силой в глазах одного человека, с мощью его голоса, с той властью, которой он может достичь над людьми, если только они добровольно выслушают его – по доброй воле прислушаются к его голосу, посмотрят в его глаза и согласятся слушать дальше… Уиллу показалось, что свет в вагоне погас, а лицо мистера Дориана осветилось ярче, и мальчик заметил его бездонные черные глаза. Губы артиста двигались, прося что-то сделать, но Уилл не понимал, что именно, перестав слышать любые звуки, пока…

Он оглядел внезапно осветившийся вагон и обнаружил, что стоит вместе со всей остальной публикой. Он не помнил, как вставал, и окружающие выглядели так же растерянно, как и он сам. Послышалось нервное хихиканье, кто-то ахнул.

– Леди и джентльмены, прошу прошения, – улыбнулся мистер Дориан. – Полная невоспитанность с моей стороны, но я просто внушил вам мысль встать, что вы охотно и сделали. Садитесь, садитесь, пожалуйста, вы очень добры.

Все снова уселись на свои места, глупо улыбаясь.

– Это трюк, – проворчал в усы какой-то толстый господин.

– Вовсе нет, сэр, – отозвался мистер Дориан. – Это сила месмеризма. Не соблаговолите ли помочь мне в демонстрации?

Усатый сварливо замахал руками, но остальные охотно вызвались стать добровольцами. Уилл изумленно смотрел, как один за другим люди проходили вперед и мистер Дориан вводил их в некий транс. Одна дама засвистела канарейкой, другая спела колыбельную из своего детства, а господин уверился, что взбирается по лестнице, пыхтя и отдуваясь на каждой воображаемой ступеньке.

Каждый раз, когда мистер Дориан вызывал нового добровольца, Уилл мечтал о том, чтобы не быть таким стеснительным. Ему хотелось попробовать на себе гипноз, хотелось ощутить, каково это – не быть собой, но он не мог даже подумать о том, чтобы выйти на сцену на глазах у стольких людей.

– Дамы и господа, – сказал мистер Дориан, – как я и уже говорил, я не верю в волшебство, только в силу мысли. И среди публики сейчас находится один очень серьезный мыслитель. Мистер Сэндфорд Флеминг, я прав?

– Абсолютно, – ответил джентльмен.

Уилл вывернул шею и узнал «чрезмерно бородатого господина», которому Ван Хорн представил его в вагоне компании. Борода мистера Флеминга стала еще массивнее и торчала во все стороны, прикрывая воротник: казалось, ее обладатель и вовсе не имел шеи. Уилл отметил, что жена господина сидела от него в некотором отдалении.

– Сэр, я аплодирую вам, – сказал мистер Дориан. – Возможно, вы не знали, дамы и господа, но это тот самый гений, который ввел понятия стандартного времени и часовых поясов. В наш век пара и электричества мы передвигаемся с такой скоростью, что стало необходимо подправлять время – час за часом, – пока мы несемся через континент. Не правда ли, удивительно, что в одну секунду может быть десять часов, а буквально в следующую секунду – девять! И, если я не ошибаюсь, очень скоро мы пересечем такой часовой пояс, не так ли, мистер Флеминг?

– Именно так, – согласился тот.

– Задумывались ли вы когда-нибудь, дамы и господа, что происходит, когда мы пересекаем часовой пояс? Действительно ли мы теряем или приобретаем час? Возникает он или исчезает? Как можно изменять время? Ведь реальное время не меняется. И я слышал, мистер Флеминг, вы также придумали термин «космическое время», одинаковое для всего мира.

– Совершенно верно, – сказал джентльмен.

– Значит, у нас есть стандартное время, меняющееся по мере нашего движения, и неизменное космическое время. Но вот тут происходит любопытная вещь. Когда мы на скорости пересекаем часовые пояса, в какой-то момент реальное время совпадает с космическим временем. Не взглянете ли вы на свои хронометры?

Уилл, как и все мужчины в вагоне, вытащил свои карманные часы.

– Теперь проследите, как секундная стрелка обходит циферблат. И помните, что мы на пороге приобретения еще одного часа! Вы переместитесь на целый час назад. Возможно ли это? Конечно, нет, однако… Смотрите!

Уилл уставился на циферблат. Секундная стрелка двигалась ровно. Тик… Тик…

– Теперь смотрите внимательно, – послышался низкий голос мистера Дориана. – Движется ровно. Теперь смотрите…

Тик… Тик…

– Она идет и идет. Она знает дорогу. – Голос Дориана доносился как будто издалека. – Не отводите взгляда, дамы и господа.

И тут глаза Уилла расширились: он заметил, что секундная стрелка наклонилась вперед, но не сдвинулась, а задрожала на месте, и долго не мог оторвать взгляда от нее. С разных сторон доносились изумленные вздохи; раздалось несколько восклицаний: «Это невозможно!» Но тут секундная стрелка снова пошла вперед, Уилл моргнул и повернулся к мистеру Дориану.

– Что же произошло, дамы и господа? Я объясню вам. Ваши тела, вся материя в этом помещении просто приспособились к новой реальности, к новому времени. Но что, если бы я сказал вам, что во время этой заминки я спустился со сцены, прошелся среди вас, даже взял у вас кое-что, а вы ничего не заметили?

– Возмутительно! – воскликнул кто-то.

– Разве? – спросил он и достал из своего кармана бумажник. – Сэр, это ваш, не так ли? Здесь монограмма Х. Д.

– Какого дьявола!..

– А вот ваша пара нефритовых запонок, сэр!

– Невероятно! – сказал господин, глядя на пустые манжеты своей рубашки.

Уилл с отцом смеялись, пока мистер Дориан не указал на них.

– А вот у джентльмена вон там… я сорвал очень важный ключик с цепочки.

Улыбка Уилла пропала, как только он заметил озабоченность на лице отца.

– Сделайте одолжение, подойдите и заберите ваши вещи, – сказал мистер Дориан. – О, и не забудьте перевести часы на час назад!

– Сходи, – тихо сказал отец. – Принеси его обратно. Сердце мальчика громко застучало.

– Уилл, сейчас же! – нетерпеливо повторил отец.

Уилл встал и пошел к сцене, ощущая отчаянные толчки сердца. То, что мистер Дориан становился все выше по мере его приближения к помосту, тоже не помогало. Инспектор манежа подал Уиллу ключ, пожал ему руку, но не выпустил ее. Неужели он узнал его?

– Раз уж вы уже здесь, молодой человек, не согласитесь ли вы помочь мне в последнем акте?

Уилл не смог вымолвить ни слова.

– Замечательно, – сказал мистер Дориан. – А теперь, леди и джентльмены, поприветствуем несравненную иллюзионистку-эскапистку Цирка Данте, Чудесную Марен!

Из-за ширмы, словно экзотическая птица, выпорхнула девушка в ярком и необычном костюме. Уилл никогда не видел такого густого слоя грима: ее губы были накрашены, брови – подведены углем. Руки и ноги девушки были обнажены. Уилл почувствовал, как вспыхнули его щеки.

– Ни один замок ее не удержит! Ни одна цепь ее не свяжет! – объявил мистер Дориан.

Девушка принесла с собой моток веревки и несколько тяжелых цепей.

– Друзья мои, я понимаю: вы уверены, что это трюк. Поэтому я и попросил этого юного джентльмена из публики скрепить эти цепи и завязать веревку так, как он сочтет нужным.

Девушка протянула веревку и цепи Уиллу.

– Сначала проверьте их, – настоял мистер Дориан. – Убедитесь в их крепости.

Уилл взглянул было на веревки, но отвлекся на девушку, улыбавшуюся ему. У нее была крошечная щелка между зубами. Ее живые глаза светились, казалось, не только отраженным светом.

– И что я должен сделать теперь? – спросил Уилл.

– Связать меня, – ответила она.

Он стал нервно обматывать веревку вокруг ее тела.

– Крепче, юный сэр, крепче! – воскликнул мистер Дориан.

– Я не хочу причинить ей боль, – ответил Уилл. В публике засмеялись.

– Ты не сделаешь мне больно, – сказала она ему одному. – Завязывай.

– Это ведь ты, да? – прошептал он.

Девушка быстро, почти неприметно кивнула. Уилл затянул на веревке множество узлов.

– У тебя мой зуб сасквоча остался, – прошептал он.

– Я знаю.

Уилл обмотал ее цепями, закрепил их тяжелым висячим замком, потом проверил, что замок защелкнулся.

– Благодарю вас, молодой человек. Теперь, если вы отступите в сторону…

Девушка встретилась с Уиллом глазами и обернулась к публике. Мистер Дориан одним махом накинул на нее огромную шелковую шаль, и она тут же превратилась в громадный кокон, стараясь освободиться, извиваясь под звук клацающих цепей. Уилл слышал ее ровное дыхание.

– Прошло достаточно времени! – воскликнул мистер Дориан спустя всего лишь пятнадцать секунд, нетерпеливо схватил за шаль и сдернул ее.

Публика ахнула – девушки там больше не было. На полу осталась только кучка цепей и веревка.

– Леди и джентльмены, – приподнял мистер Дориан свой цилиндр. – Номер с исчезновением!

Аплодисменты еще не смолкли, когда конферансье мистер Бичем взял Уилла за локоть и сказал:

– Можешь вернуться на свое место, парень.

Уилл заметил, как мистер Дориан прошел за ширму и исчез.

– Я хочу поговорить с ними.

– Уильям! – позвал его отец.

Обернувшись, Уилл заметил на себе его выжидательный взгляд.

– Где они остановились? – спросил Уилл мистера Бичема.

В спешке он даже забыл о волнении.

– Сегодняшнюю ночь они проведут в купе второго класса, а завтра, во время остановки, вернутся в свой вагон.

– Уилл! – опять позвал отец.

Больше всего Уилл хотел сейчас побежать за Марен и поговорить с ней, но нехотя он вернулся на свое место.

– Ключ, – напомнил отец.

Уилл достал его из кармана и вложил в его руку.

– Я хотел спросить кое-что у фокусника, – объяснил он.

Отец, казалось, удивился, но кивнул:

– Увидимся в купе.

Уилл тут же начал прокладывать себе дорогу между людьми и стульями. Когда он добрался до вагона-террасы, толпа поредела, но опять сгустилась у вагона-ресторана. Марен не могла уйти намного дальше вперед. Проходя мимо кухонь, он увидел ребенка, валявшегося в истерике на полу, и его усталую мать, которая умоляла его подняться. Уилл перепрыгнул через него. Потом он заметил стюарда.

– Вы не видели циркача и его ассистентку?

– Да, они только что прошли мимо.

Уилл побежал по дергающемуся поезду. Достигнув конца очередного вагона, он распахнул дверь, и его обжег неожиданно ледяной ночной воздух. В углу небольшой платформы стоял кондуктор в комбинезоне, куривший сигарету. Он вежливо кивнул Уиллу. За следующей дверью оказался сад, теплый, как оранжерея. Уилл побежал среди высоких растений. Под высоким застекленным потолком щебетали птицы. Пахло летом. Фонарики освещали мощеную дорожку. Уилл пробежал мимо журчащего фонтана, затем – сквозь дым сигарной гостиной.

В следующем вагоне пришлось замедлить шаг на скользком полу рядом с бассейном. В воде мелькали разные цвета, и Уилл с удивлением посмотрел вниз и увидел всевозможных экзотических рыб, плававших в разные стороны. Приглядевшись, он понял, что рыбы жили в плоском аквариуме под прозрачным полом бассейна.

Дальше Уилл пробежал мимо небольшого кинотеатра, почувствовав запах жареного миндаля и кукурузы. Как Марен и мистер Дориан смогли уйти так далеко вперед? Поезд был бесконечен, подергиваясь и потрескивая, он несся по своему стальному пути. Вскоре Уилл миновал и прачечную, где пахло мылом и щелоком.

Мокрый от пота, он остановился у неприступной двери с надписью «В помещения второго класса». Вцепившись в латунную ручку, он попробовал повернуть ее, но она не поддалась. Уилл попробовал опять, огляделся в надежде найти выход и увидел аккуратно одетого стюарда, выходившего из вестибюля с карандашом в руке.

– Могу ли я быть полезным, сэр?

– Я хотел бы пройти внутрь, – сказал Уилл.

– Там располагается второй класс, сэр.

– Да, там едет кое-кто, с кем мне нужно поговорить.

– У вас есть билет второго класса, сэр? – с услужливой улыбкой спросил стюард.

– Нет.

Как будто объясняя что-то маленькому ребенку, стюард сказал:

– В таком случае вы не можете войти в вагоны второго класса. Двери всегда заперты. Так для всех гораздо удобнее.

– Но циркач только что прошел через дверь, ведь так? – спросил Уилл, показав на прикрепленную к ремню стюарда связку ключей.

– Да, он прошел, сэр. Но об этом было особое распоряжение.

– Мне нужно кое о чем его спросить. Стюард сочувственно кивнул.

– Таковы правила поезда, сэр. Двери между классами должны быть заперты.

Уилл захотел было рассказать, кто его отец, и потребовать открыть дверь, но не смог этого сделать.

– Если есть письмо, – предложил стюард, – я с радостью передам его туда.

– Нет, благодарю вас.

Да и что бы он написал? Представив свою записку, он покачал головой.

Мне хотелось бы получить обратно мой зуб.

P.S. Я три года хотел поговорить с тобой. Ты ходила по канату. Потом ты исчезла. Ты самый необыкновенный человек из всех, кого я встречал.

С уважением, полный идиот.

Пошатываясь, он побрел обратно к голове состава, ощущая толчки и подергивания поезда и размышляя, когда же он к ним привыкнет.

В вагоне-террасе он поднялся по лестнице и вышел наружу. Хотя терраса в конце вагона была защищена от ветра, он задрожал от ночного холода. Несколько пассажиров уже стояли там, обозревая окрестности. Уилл поднял голову и поразился яркости звезд. Созвездия, раньше виденные только в книгах, вдруг засверкали прямо над головой – все звезды пояса Ориона! Это было подобно целому новому миру, только сейчас ставшему вдруг видимым.

Уилл оглянулся назад, на «Бесконечный», на всю его длинную темную ленту. По бокам состав освещали зеленые фонари. Вдали он увидел горящие окна купольного вагона второго класса, далеко не такого внушительного, как у них. На фоне стекла там виднелся силуэт фигурки, к которой присоединилась другая, значительно выше ростом и в цилиндре. Похоже, они смотрели на него. Фигурка пониже подняла руку и помахала, и Уилл инстинктивно помахал ей в ответ.

Когда Уилл вернулся в купе, отец, завернувшись в халат, сидел в янтарном свете лампы и, куря сигару, просматривал газеты.

– Ну как, удалось задать твой вопрос? – спросил он, поднимая глаза.

Уилл помотал головой.

– Они уже прошли во второй класс; стюард меня не пустил.

– Строгое правило поезда, – кивнул отец. – О чем ты хотел его спросить?

– О номере с исчезновением, – ответил Уилл.

Он не хотел рассказывать о девочке, не знал, как объяснить свое внезапное желание поговорить с ней, и понимал, что это только сконфузит его. На столе лежал ключ, вытянутый мистером Дорианом из отцовского кармана. Ключ был необыкновенно толстым, с множеством зубчиков. Уилл неожиданно догадался, от чего он.

– Он от вагона-мавзолея мистера Ван Хорна, правда?

Отец сперва нерешительно сжал губы, но затем ответил: