Текст книги "Тайны анатомии"

Глава девятая

Близнецы вышли из глаза по зрительному нерву и огляделись. Их нерв пересекал основание черепа, смыкался и сливался с нервом другого глаза, отделялся от него и, изгибаясь, скрывался из вида под большими полушариями, нависающими сверху точно облака.

– Прямо буква «X»! – воскликнул Макс. – Они что – перекрещиваются?

Вся компания направилась к месту пересечения.

– Половина волокон одного нерва направляется в другую половину Головного Мозга, – сообщил Вольняшка. – В результате сопоставляются две правые и две левые половинки изображения. То есть каждый нерв несет одну половину картинки, но в двух копиях, что облегчает Мозгу задачу сопоставления левой и правой половин. Ведь Мозг сам тоже имеет две половины. Вот поглядите! – Он указал на обширную нижнюю поверхность Мозга. Глубокая расселина делила ее пополам. – Пошли! Я покажу вам, где левая и правая половины соединяются. – Он повел их туда, где половины Мозга смыкались, словно опираясь на гигантский столб, который погружался в костяное кольцо. – Ну как?

– Мозг словно стоит на одной ноге, – сказала Молли.

– Вот уж нет! – торжествующе прожурчал Вольняшка. – Вы видите гипофиз, железу внутренней секреции, источник химических распоряжений. Гипофиз получает их Сверху, – он подбросил пару брызг над своей головой в сторону Мозга, – преобразует в другие химические распоряжения и рассылает их с кровью по всему Телу. Гипофиз руководит деятельностью остальных желез внутренней секреции, а потому мы его называем дирижером. Ему нейроны не требуются, он обходится гормонами.

– Ах, да! – спохватился Макс. – Мой эритроцит про них говорил.

– Ему-то что о гормонах известно? – сердито спросил Вольняшка.

– Он сказал только, что гормоны путешествуют с кровью в поисках клеток, которые знают их код. Как я понимаю, код у каждого свой?

– А что гормоны сообщают клеткам? – заинтересовалась Молли.

– Одни говорят: «Начинай работать», другие говорят: «Прекрати». Это же целая система: железы – другие железы – клетки. Она называется эндокринной системой, и гипофиз ее возглавляет.

– Но я все-таки не понимаю, – перебил Макс, – а почему просто не послать распоряжение по нейрону?

– И сколько бы нейронов тогда понадобилось? К тому же эндокринная система занята постоянным неспешным инструктированием клеток. Ну, например, ты – клетка щитовидной железы, – продолжал Вольняшка. – Получаешь распоряжение от гипофиза: выдели гормон, который проинструктирует клетки есть побольше, чтобы повысился обмен веществ, как мы его называем. Или, скажем, ты – клетка поджелудочной железы. Ты начнешь вырабатывать больше инсулина, а он сообщит клеткам, чтобы они всасывали побольше питательных веществ сквозь свои стенки.

– Но ведь в тонкой кишке ты говорил, что поджелудочная железа вырабатывает пищеварительный сок! – напомнила Молли.

– Ну и что? У нее двойные обязанности. Кроме того, гипофиз поставляет гормоны, которые контролируют почки и процесс роста…

– Роста? – Макс так и впился глазами в гипофиз. – А что, если раздобыть этого гормончика, чтобы мы снова выросли?

Молли кивнула и постучала в стенку железы. Но клетки не обратили на нее ни малейшего внимания, а продолжали выделять малюсенькие капельки гормона и накачивать их в капилляры.

– Ну что? Убедились? – сказал Вольняшка. – Они с вами возиться не будут. Я же говорил!

– Ладно… – Макс со вздохом отвернулся. – Идем!

Следом за Вольняшкой они обошли основание черепа, перебрались через гребень и увидели отверстие в кости, из которого, изгибаясь, тянулся толщенный нерв и исчезал где-то в Мозгу. Вольняшка кивнул на дыру, поторапливая их.

– А знаешь, зря мы за ним ходим, – сказал Макс. – Он ведь старается заморочить нам голову, убедить остаться.

– Зато ему есть что показать! – заспорила Молли. – Здесь и правда полным-полно всяких чудес.

– А, попалась на его удочку!

– Вот и нет! Но, по-моему, осмотреться тут как следует совсем не вредно. Мы же решили узнать как можно больше. И вообще, только так нам и удастся отыскать выход наружу, верно?

– Просто мне надоело, что он нами командует. Мне кажется, мы сами должны решать, что нам делать.

– Конечно. Но он столько всего знает… И в глазу мне очень понравилось… Пока не вспыхнула молния.

– Хорошо. Послушаемся его еще раз.

Они прошли по нерву через отверстие в глубь кости.

– Куда он девался? – спросила Молли, оглядываясь вокруг.

Они стояли в начале круглого изгибающегося туннеля.

– Ушел дальше. Свернуть тут некуда. Пошли, мы сейчас его догоним.

Туннель изгибался по спирали, точно раковина улитки, становясь все выше и все шире. Одна его стенка была покрыта тысячами крохотных волосков, которые трепетали и колыхались, когда близнецы проходили мимо.

– Ну, просто как золотые волны, которые ветер гонит по пшеничному полю. Смотри! – Макс замахал рукой на волоски. Они полегли и тотчас поднялись. Бакстер пробирался сквозь чащу волосков, творя немыслимый хаос.

– Но это же тупик? – растерянно сказала Молли, когда за следующим поворотом туннель перегородила глухая стена.

– Нет. Вон люк. Вольняшка, наверное, уже там. – Макс приподнял крышку и заглянул в щелку. – Вольняшка, вы тут?

Крышка поднялась, и они выбрались в обширную пещеру с костяными стенами. В уши им забарабанил странный низкий звук.

Молли поежилась.

– Что это? Как будто дождь идет. Но где?

– Не знаю. Вроде бы там! – И Макс указал на большое круглое окно в глубине пещеры, закрытое туго натянутой вибрирующей пленкой.

Над их головами, словно воздушный мост, висели три массивные кости, сочлененные между собой. Дальний конец моста был прикреплен к середине пленки, а другой соединялся с крышкой люка. Звук заставлял вибрировать пленку, она дергала кости, и ближняя выстукивала что-то крышкой люка.

– Здорово! Прямо как передатчик! – воскликнула Молли.

– Мы внутри уха! – сообразил Макс. – А кости эти называются «молоточек», «наковальня» и «стремя». И упираются они в барабанную перепонку. – Он указал на пленку.

– Бакстер!!! – Молли успела схватить кота, когда он, обнюхав какую-то дыру, начал в нее заползать. – Макс, погляди! Это же корень языка и надгортанник! А я уж думала, мы выход нашли. Но если мы туда пролезем, то тут же снова угодим в желудок.

Макс заглянул через ее плечо.

– Это евстахиева труба. По ней проходит воздух, и давление по обе стороны от барабанной перепонки уравнивается. Помнишь, когда у тебя болело ухо, доктор сказал, что закупорилась евстахиева труба?

Внезапно барабанная перепонка вся озарилась и секунду спустя раздалось оглушительное БУМ-М-М! Звуковые волны ударили в барабанную перепонку, выгнули ее, и кости моста дробно застучали. Макс и Молли заткнули собственные уши ладонями, Бакстер взлетел в воздух, а потом весь съежился.

– Гром! – взвизгнула Молли, все еще затыкая уши.

– Бежим! – крикнул Макс.

Подхватив Бакстера, они кинулись к люку. Его крышка, теперь лишь слегка вибрирующая, приподнялась без труда, и они проскользнули назад в туннель.

– Чего это вы так долго? – осведомился Вольняшка. Он сидел у входа в узкий туннель, уходивший в другом направлении.

– Вольняшка, где вы были?

– Тут сидел. А вы до того увлеклись, пугая бедненькие рецепторные клетки, что проскочили мимо. – И он указал на волоски, которые так развлекли Макса и Бакстера. – А уж что они отсигналили в Слуховой центр, так просто уму невообразимо!

– Это слуховые клетки? – робко спросила Молли. – Но мы же не знали…

– Пойдите скажите это им! Они подхватывают вибрации от стука стремени и передают их в Мозг. Для уха они то же самое, что колбочки и палочки для глаза.

Макс подошел к волоскам, старательно следя за тем, чтобы ни одного не задеть. Молли увидела, как хищно заблестели глаза Бакстера, и подхватила его на руки.

– Извините меня, пожалуйста, я не знал… – сказал Макс смущенно.

Волоски изящно поклонились и помахали в ответ.

– Как вам понравился отдел звуковых эффектов? – спросил Вольняшка.

– Очень интересное место, – ответила Молли. – Теперь у меня теперь так всегда и будет звенеть в голове. Вы много потеряли!

– Представляю! – Вольняшка захихикал. – Но я в среднее ухо не хожу, там ведь полная сушь. Да и вибрации могут разметать меня такими брызгами, что от меня ничего не останется.

– А я думала, что вы бессмертны, – заметила Молли.

– Ну, если совсем-то меня распылить, кто же меня потом соберет? И вообще, я там насмерть испарюсь. Поэтому в барабанную полость меня не заманишь. То ли дело здесь, во внутреннем ухе! Сыро, уютно! Пошли, сейчас я покажу вам что-то невероятное!

Он юркнул в туннель рядом с собой и исчез из вида. Молли было полезла за ним.

– Погоди! – остановил ее Макс. – Хочешь на спор: он опять нас просто заманивает.

– А как мы проверим, если останемся здесь? Ну, пошли, мне не терпится узнать, что там.

– Мне тоже. И все-таки, по-моему, напрасно мы так его слушаемся. Если будем просто ходить за ним, никогда отсюда не выберемся.

– Ну, еще разочек, самый последний! А если и тут тупик, дальше будем решать сами.

– Ладно, самый последний! – сказал Макс.

Они заползли в туннель и увидели, что Вольняшка сидит на вздутии, заполненном какой-то жидкостью, у основания трех круглых арок, наклоненных в три разные стороны и под разными углами.

– Прямо аттракцион «американские горки», – сказала Молли.

– Никакие это не горки, – важно ответил Вольняшка, – а полукружные каналы. Это часть вестибулярного аппарата, органа чувств, который заведует равновесием и сообщает Мозгу о положении Тела.

– А-а, понятно теперь, почему я вспомнила про «американские горки»!

– Они заполнены моей жидкостью. Когда голова меняет положение, жидкость плещется. Чувствительные нейроны в полукружных каналах сигнализируют Мозгу, насколько далеко, насколько быстро и в каком направлении наклонилась голова.

– А почему их три? И все смотрят в разные стороны? – спросил Макс, оглядывая арки снизу.

– Чтобы охватить все возможные направления, меньше чем тремя не обойтись. Для каждого направления они плещут по-особому, но если плеска слишком много, возникает путаница, и Тело испытывает головокружение.

– У меня путаница возникла, когда мы плавали в желудке, – вздохнул Макс. – Вот и началась морская болезнь.

– Слишком расплескались, – кивнул Вольняшка с видом знатока. Потом он весело потер ладони и объявил: – Ну-с, дайте собраться с мыслями. Куда бы нам теперь отправиться?

– Вольняшка, поймите же вы наконец: мы хотим вернуться домой! – твердо сказал Макс. – Поможете вы нам или нет?

– Неужели вам не понравилось внутреннее ухо? – От огорчения Вольняшка даже руками всплеснул. – А я-то думал! Тут ведь так замечательно!

– Да, – сказала Молли. – И красиво, и очень интересно, но отсюда нет выхода наружу. А нам необходимо найти выход, Вольняшка. Так что мы попробуем.

– Ничего не получится, – ответил Вольняшка, пожимая плечами.

– Идем, Молли! Вот нерв. Он ведет в мозг. Уж это-то мы знаем! – Макс решительно зашагал по нерву.

Бакстер затрусил за ним, а Молли завершала процессию. Всю дорогу Вольняшка старался их переубедить. Наконец они вышли из отверстия в черепе и увидели перед собой полушария Головного Мозга. Вольняшка метнулся вперед и отчаянно замахал им, указывая на еще одно отверстие.

– Идем, как шли! – объявил Макс, не сворачивая с нерва.

Вольняшка затрясся от огорчения, во все стороны полетели брызги. Молли невольно улыбнулась: точно так же отряхивался на крыльце вымокший под дождем Бакстер.

– Куда, по-вашему, вы направляетесь? – сердито спросил Вольняшка и опять замахал руками.

– Назад, в мозг, – ответил Макс. – Нейроны отлично соображают. И, наверное, согласятся нам помочь, раз вы не желаете.

– Но они знают куда меньше моего!

– Ну и пусть! Зато с ними можно договориться. – И он пошел быстрее.

Войдя в Мозг, близнецы тут же заблудились. Помахивающие дендритами сплетенные в сеть нейроны вспыхивали, пускали искры по аксонам и с удовольствием сообщали им совершенно ненужные сведения. О том, как можно выбраться из Тела, никто из них представления не имел.

– Я по ведомству Речи, – сказал один. – Я знаю слово «из», но понятие, которое за ним стоит, мне неизвестно. Обратитесь в Восприятие, там, наверное, вам помогут. Идите вон по тому коридору из аксонов, слева через триста двадцать пять дверей.

Восприятие отправило их к Воображению, а оно посоветовало им обратиться куда-то еще.

– Я по ведомству Отгадывания, – сказал очередной нейрон. – Дайте сообразить. А нельзя ли… нет, не годится. Или же… опять-таки ничего хорошего. Собственно говоря, о том, что можно и что нельзя, знают только ребята, обслуживающие Двигательный центр. Вот к ним и обратитесь. Они большие знатоки всяких «вверх-вниз», «двигайся-стой»! – И он объяснил им, куда идти.

Вольняшка следовал за ними по пятам, возражал нейронам и высмеивал их советы. Макс шел твердым шагом, решив ни за что не сдаваться. Молли послушно шла рядом и все больше и больше поддавалась безнадежному унынию. Бакстер принялся жалобно мяукать. У всех троих ныли ноги.

– Я двигательный нейрон, а это моя подружка, – представился яркий нейрон и указал на соседний. Подружка кивнула и смущенно замерцала. – Мы познакомились за работой, – продолжал нейрон и совсем засиял. – Мы поднимаем палец, правый указательный палец, и вместе играем на рояле. – Он улыбнулся ей.

– Наш палец самый важный! – добавила она. – И хорошо, что мы расположены совсем рядом. Нашему пальцу требуется точнейшая координация. Ведь у Тела правая рука – главная.

– Нас связывает общий труд и любовь к искусству. Мы обеспечиваем Телу возможность творить, обретать себя, находить смысл в жизни. – Они обменялись нежными взглядами. – Без нас у Тела могли бы опуститься руки, оно умерло бы!

– Еще чего! – не выдержал Вольняшка. – Двигательные нейроны – это рассыльные, чернорабочие. Творчеством занимается Мозг, а не вы. Я же тесно связан с Мозгом, можно сказать, совсем с ним накоротке, так кому и знать, как не мне!

Любители искусства! Пфф!

– Ах, вот как! – Подружка смерила его ледяным взглядом. – К твоему сведению, мы и есть Мозг! И на рояле играем мы, а не ты!

– Да вы хоть слышали рояль-то? – Вольняшка брызгался от злости. – Никакого у вас и понятия об этом нет. Слуховые нейроны отсюда за триллион синапсов! А с такими, как вы, они и разговаривать бы не стали, даже если бы могли!

– Ну-ну, не ругайтесь! Это же глупо, – сказал Макс.

Первый нейрон заискрился на Вольняшку.

– Ты просто завидуешь нам, потому что ты – жалкая каплюшка, а мы блистаем в сфере искусства!

Вольняшка чуть было не распылился:

– Блистаете? Вы? Да не будь меня, вы бы… вы бы УСОХЛИ!

– По-моему, все обязанности одинаково важны, – вмешалась Молли, стараясь их помирить. – Здесь, внутри Тела, я твердо усвоила одно: вы все нужны друг другу. А уметь играть на рояле – это, конечно, замечательно!

Нейроны засветились от гордости, зато Вольняшка взбесился.

– Могли бы они услышать свое треньканье, так не задирали бы носы! – завизжал он.

– Вольняшка! – сказал Макс. – Вы же только что утверждали, что они вообще на рояле не играют!

– Ничего я такого не утверждал! И вообще, на чьей ты стороне?

– Ни на чьей. Мы просто наводим справки.

– Ну и наводите себе на здоровье. Эти два двигательных идиота – как раз то, что вам требуется! – И бросив на всех уничтожающий взгляд, он упорхнул.

– Вольняшка, не сердитесь! – крикнула Молли и побежала за ним, но он исчез в чаще аксонов, которые уводили в неизвестном направлении. – Куда это он?

– Наверное, к Эмоциям! – заметила подружка.

– Ты его отлично срезала, – сказал ее приятель.

Молли продолжала звать, но Вольняшка не откликался.

– Ничего, он все равно вернется, – сказала она себе в утешение. – У него нет привычки долго злиться.

Она села, устроила Бакстера у себя на коленях и поглаживала, пока он не замурлыкал. Макс сел рядом.

– Зря я его, конечно, так, – сказал он. – Хотя, с другой стороны, такую вредину еще поискать!

Они замолчали, раздумывая, что делать дальше.

– Э-эй! – окликнул близнецов нейрон. – На вашем месте я бы пересел куда-нибудь… – Но договорить он не успел: по проводу скользнула искра и деполяризовала его. Он вспыхнул… а близнецы-то сидели верхом у него на хвосте!

Глава десятая

Молния потащила их по аксону с такой быстротой, что все вокруг слилось в неясное пятно. Они проскочили синапс, промчались еще по одному аксону и шлепнулись на что-то твердое и красное. Не успели они опомниться, как поверхность под ними начала вздуваться бугром. Близнецы уцепились за аксон, а мир переворачивался вверх тормашками. Бакстер впился в поверхность всеми двадцатью когтями, выпучив глаза от страха. Они поднялись на ужасающую высот у, потом бугор замер, начал опускаться, выравниваться… и вот они все трое опять у конца аксона. Осторожно встав на ноги, Макс и Молли поглядели по сторонам. Оказалось, что они стоят на огромном сужающемся вдали пучке расположенных параллельными рядами красных клеток. Вдоль рядов тянулись длинные уплощенные белые канаты, которые уходили за вершину холма.

– Здравствуйте! – Молли приветливо помахала цилиндрическим клеткам, собранным в плотные полукружья у нее под ногами.

Неподвижно застыв, длинные полосатые клетки смотрели на близнецов с немой озабоченностью.

– Может, это тюрьма? – предположила Молли. – Ведь они все связаны между собой, и на них полоски! – Она взяла Бакстера на руки и помахала клеткам его лапой: – Вам разрешается разговаривать?

Ответом было полное молчание. Но тут Макс, который все это время внимательно их разглядывал, объявил:

– По-моему, это мышечные клетки… – И лед был сломан.

Внезапно раздался общий хор голосов:

– Да-да, вот именно, именно! Мы – клетки мышцы. Извините, что мы не ответили сразу, просто нам не верилось, что вы и правда пришли к нам в гости. Нас ведь никто не навещает. Никогда! Конечно, эритроциты постоянно тут толкутся, но они только и знают, что жаловаться, будто мы едим слишком много! Так приятно принимать настоящих гостей! – И они затараторили еще громче.

– Подождите! – перебил Макс. – Мы не можем ничего понять, когда вы говорите все разом. Нельзя ли как-нибудь по очереди?

Несколько секунд клетки возбужденно препирались, но наконец выбрали оратора, а сами приготовились слушать и восторженно кивать, не упуская ни единого слова. Оратор после многозначительной паузы откашлялся и начал:

– Мы – клетки произвольной мышцы, – объявил он со всей важностью полномочного представителя. – Наши красно-белые нашивки… э-э… полоски должны были объяснить вам, что мы беззаветные труженики, руководимые Осознанной Деятельностью через Двигательный центр. – Он сделал еще одну внушительную паузу.

– Мы знаем, – сказала Молли. – Нас только что доставил оттуда вот этот аксон. Замечательно прокатились!

– УУУУУУУУУ!!! Как интересно! – От возбуждения клетки так задергались и задрожали, что близнецы еле удержались на ногах.

– Тише! Успокойтесь! – потребовал оратор. – Вы трясете наших гостей!

Клетки возбужденно зашептались, но мало-помалу угомонились. Лишь изредка то одна, то другая вдруг вскрикивала, подергивалась и трепетала.

– Как я намеревался сообщить, – продолжал оратор, – для нас весьма большая честь и, можно сказать, знаменательное событие принимать гостей здесь у себя в предплечье. Трудясь почти на самой окраине одного из членов Тела, таская, фигурально говоря, на себе кости, мы оказались в прискорбной изоляции от тех, кто занимает более выгодное положение. Самые важные решения осуществляются вдали отсюда. Мы же, при всей нашей численности, при всей нашей…

– Хватит болтать! Просто расскажи им про нас, – крикнула клетка позади него. – Они же для этого сюда примчались.

– Да-да, рассказывай про нас. В конце концов, наша обязанность самая важная: мы двигаем Тело! Вот про это и расскажи! – послышались другие возбужденные голоса из тесных рядов.

– Я сам намеревался перейти к нашей деятельности, – оскорбленно произнес оратор. – Но прежде вводил, так сказать, в обстановку.

Макс и Молли встали на четвереньки, чтобы лучше слышать, и после еще двух-трех пышных фраз оратор перешел к делу:

– Мы, видите ли, тягачи, мышечные тягачи. Мое тело, если вы будете так любезны рассмотреть его поподробнее, наполнено параллельными волоконцами. Некоторые похожи на толстые шнуры, а соседние усажены малюсенькими кулачками. Когда я получаю сигнал тянуть, кулачки хватаются за шнуры и дергают, потом перехватывают повыше и снова дергают – и так до самого кончика. И все за единый миг.

– Как при перетягивании каната, – заметил Макс.

– Гм! Отличное сравнение. Надо запомнить.

– Дальше рассказывай, дальше! – загомонили ряды клеток.

– На чем я остановился?

– На том, как вы тянете за свои шнуры, – подсказала Молли.

– Ах да! Мои кулачки тянут шнуры, а поскольку шнуры прикреплены к обоим моим концам, я становлюсь короче…

– И толще! – ехидно крикнула клетка позади него.

Оратор обиженно умолк и возобновил свой рассказ только после долгих уговоров.

– Когда клетки становятся короче, укорачивается и вся мышца… и становится толще, да. С одного конца мы прикреплены к плечевой кости, а другой наш конец тянет сухожилие, которое, в свою очередь, тянет фалангу нашего пальца. Когда мы беремся за дело все вместе, мы гору можем сдвинуть! – закончил он торжественно, под аплодисменты крохотных кулачков на волоконцах.

Оратор хмыкнул и просиял от удовольствия сквозь все свои красные и белые полосы. – Говорят даже, – добавил он после точно рассчитанной паузы, – что мы играем на рояле! – Голос его потонул в громовых «ура!»

– Это правда, – подхватила Молли. – Нам об этом сказали в Двигательном центре. Мы подружились с вашими нейронами.

– Вот как? Не забудьте передать им мой самый теплый привет, – сказал оратор.

– Мы бы рады, – ответил Макс, – но, наверное, мы их больше не увидим.

– Так я и думал! Я обречен вечно торчать в глухом углу, вдали от мест, где кипит жизнь, не водить знакомства с теми, кто принадлежит к кругу избранных…

– Знаете что, – поспешила у тешить его Молли, – мы тут уже много путешествовали… И, честное слово, остальным тоже приходится несладко, так что не стоит никому завидовать. Думайте о том, как это чудесно – поднимать палец и даже играть на музыкальном инструменте, и вам сразу станет веселее.

– Но я-то эту музыку никогда не услышу!

– Да не обращайте на него внимания, – сказала клетка позади оратора. – Он воображает, будто он один такой талантливый, а мы все серость. Интересно, кто бы слушал его с утра до ночи, если бы мы не были заключены в тесном пространстве, бок о бок друг с другом?

– Вы действительно располагаетесь очень тесно, – заметил Макс.

– Верно, но иначе как бы мы справлялись с работой? В тесноте мы все дружно дергаем в одну сторону. Мы сосредоточены на сухожилии. Оно тянется через запястье и пясть, соединяясь с фалангой нашего пальца. Если вы поглядите внимательнее, то увидите много сухожилий, ведущих каждый к своей кости. Вот эти белые плоские канаты.

Молли кивнула.

– Но почему вы живете так далеко от пальцев? Ведь удобнее находиться поближе к месту работы.

– Если бы мы все скопились там, пальцы стали бы такими толстыми и неуклюжими, что вообще не могли бы двигаться, – объяснил оратор.

Макс принялся сгибать и разгибать пальцы, следя за мышцами предплечья и движениями сухожилий на обратной стороне ладони.

– Да, действительно, живи вы все тут, пальцы совсем спрятались бы в мышцах!

– Но если вы только поднимаете палец, то как же он опускается? – спросила Молли, сгибая и разгибая указательный палец.

Несколько клеток охнули.

– Я что-то не так сказала?

Клетки продолжали возбужденно перешептываться. Наконец оратор объяснил:

– Нам было показалось, что ты назвала эту штуку пальцем!

– Но это же и есть палец. Вот взгляните, сколько их у меня! – Она растопырила пальцы прямо над ними, и шепот прокатился по всей мышце.

– Откуда они у тебя? – спросил оратор.

– Ах да, мы же не сказали вам, кто мы такие. Мы человеки, как ваше Тело! – Послышались охи и стоны. – Мы заблудились и стараемся найти путь наружу. Не знаете, где тут выход?

– Могу только сказать, где вы сейчас: на внешней стороне правого предплечья, неподалеку от запястья. – Он уставился на Молли, которая принялась рассматривать свою руку над запястьем. – А вот на первый ваш вопрос о том, как опускается палец, я отвечу: на той стороне предплечья живут другие мышцы. Они-то и двигают палец в обратном направлении. Мы сотрудничаем.

– Вы что-то вроде кукольников, да? Тянете за сухожилия – и пальцы двигаются, как вы хотите.

– Гм… кукольники. Тоже очень удачное сравнение. Я и его запомню. Тому, кто выступает публично, необходимо все время пополнять свой словарь.

– Вот те на! – съехидничала клетка сзади. – До сих пор ты прекрасно обходился одними «я» да «я». Или «мне».

– Невежды, вот вы все кто! – проворчал оратор, а потом сказал, подчеркнуто обращаясь только к близнецам: – Выступать перед толпой – трудное и неблагодарное занятие. Но могу ли я спросить, как вы заблудились?

Макс и Молли наперебой начали рассказывать о том, что с ними произошло. Мышечные клетки слушали в полном молчании, а когда близнецы закончили, одна сказала:

– Вольняшку мы хорошо знаем! Ваше счастье, что вы от него избавились: он еще никому ни разу не помог. По его мнению, лишь его драгоценная жидкость что-то значит, хотя всю работу выполняем мы, клетки. А жидкость делает только то, что мы ей велим. Хвастун он и зазнайка!

– Да, конечно, – ответила Молли. – Но все-таки он мне нравится. По-моему, он задирается, потому что не чувствует себя нужным и важным.

– Вы слишком снисходительны. А нам все время приходится сносить его шуточки, иногда просто никакого терпения не хватает.

– И все-таки жалко, что его здесь нет, – сказала Молли и опустилась на нерв. – Я отсюда не уйду, чтобы он нас мог отыскать, когда перестанет злиться.

Макс направился к ней.

– Не знаю, сумеет ли он нас отыскать, даже если захочет. Он же не знает, что нас смолнировало сюда, а те нейроны скорее подвергнутся короткому замыканию, чем что-то ему скажут. Да и вряд ли он так скоро отойдет.

– Нам очень жаль, что мы не можем вам помочь, – повторяли мышечные клетки.

– Мы же хотели сами за себя решать, – сказала Молли. – Вот и сидим здесь. У тебя есть какие-нибудь предложения?

Макс подозрительно покосился на нерв:

– А ты уверена, что на нем безопасно сидеть?

– Конечно. Это же тот самый: аксоны тянутся от Двигательного центра. В худшем случае он нас сбросит еще разок, и мы полетим кувырком.

– Что-то мне не хочется кувырком! – уныло сказал Макс, но все же сел рядом с ней. – Вверх по этой руке прогулка будет длинной – миль двадцать, не меньше.

– Чудесно! А то мне что-то взгрустнулось.

– Лучше вспомни: повезет, повезет, пове…

– Тс-с-с! Не оглядывайся, но нас уже повезли.

Из мышцы выпрыгнула бесшумная искра и увлекла их с собой вверх по руке.

– Как же это? – спросил Макс – Я ведь видел, что нерв уходит в глубину мышцы.

– Но, может, это нерв с двусторонним движением? Может, некоторые чувствительные нейроны берут сведения у мышц? – предположила Молли. – Мышцы ведь способны чувствовать. Мои иногда так болят!

– Ну что ж, – усмехнулся Макс. – Во всяком случае, кто-то решил прокатить нас бесплатно.

Они неслись вверх по руке, обогнули выступ, нырнули в темный проход и налетели на дерево. Оно поднималось над их головами на такую высоту, что его верхушки не было видно, и уходило вниз так глубоко, что страшно было взглянуть. Их доставили на одну из его верхних веток.