Текст книги "Опасный обольститель"

Глава 5

В такой обстановке мужчины делают женщинам непристойные предложения, не так ли? – спросила Женевьева. Она выкладывала еду из корзинки на покрывало, расстеленное на траве. Они сняли маски и плащи, поскольку летний вечер был очень теплым и вдали от посторонних глаз их никто не мог заметить. Разноцветные фонарики заливали все вокруг мягким светом. Издалека раздавались голоса, смех и музыка. – Что вы на это скажете?

У Бенедикта перехватило дыхание от ее смелости, поэтому он не сразу нашелся с ответом. Женевьева в очередной раз его удивила.

– Я надеюсь, вы обдумаете любое мое непристойное предложение, прежде чем принять его, – предупредил Бенедикт. – Ведь вы – настоящая леди и должны вести себя прилично.

С этими словами он сел под старым раскидистым дубом и принялся наблюдать за ней.

– А как же развлечения? Неужели я и развлечься уже не могу? – со смехом спросила она.

Развлечения. Опять это слово. Что касается Бенедикта, он никогда не тратил жизнь на пустые развлечения и забавы.

– Я уже говорил вам, что слишком стар для забав и развлечений, Женевьева, – сказал Бенедикт.

– Перестаньте, – невежливо прервала его Женевьева. – Вы старше меня всего на три или четыре года. Никакой вы не старый!

– Во-первых, на целых шесть лет, – недовольно поморщился он. – Что касается жизненного опыта… Ну, это другой вопрос.

Женевьева коснулась его щеки и нежно погладила.

– Да, вам довелось пережить много несчастий, не так ли? – спросила она. – Ведь вы столько лет провели на военной службе. К тому же…

– Вы намекаете на гибель моих родителей? Но ведь у вас тоже умерли родители. Или я ошибаюсь?

– Да, – страдальчески поморщившись, подтвердила она. – Но моих родителей, в отличие от ваших, не убили. В их гибели никто не виноват, это был несчастный случай. Карета, в которой они ехали, перевернулась. И потому мне проще было пережить их смерть, чем вам. Невозможно обижаться на судьбу. А мой брат Колин… Что ж, он сам выбрал для себя такой ужасный конец.

По ее лицу пробежала тень легкой грусти.

– А ваш муж? – спросил Бенедикт. – Он ведь тоже умер.

– Я считаю, что он прожил даже слишком долго, – холодно отозвалась она.

– Женевьева! – Он осуждающе взглянул на нее, но потом не выдержал и рассмеялся. Его в очередной раз позабавила искренность Женевьевы.

– Вы опять смеетесь! Что смешного я сказала? Ведь, кажется, вы сами хотели, чтобы я говорила вам правду, – обиделась она.

И тут Бенедикт тоже внезапно поддался порыву, обнял Женевьеву и притянул к себе. Она не противилась и доверчиво прижалась к его груди.

– Часто бессонными ночами я мечтала о том, чтобы задушить Джошуа подушкой. Но меня останавливало то, что врач сразу определил бы причину смерти и меня бы повесили. Как бы я ни была несчастна в браке, это было лучше, чем смертная казнь.

Бенедикта настолько поразил столь откровенный цинизм, что на мгновение он потерял дар речи и не стал упрекать Женевьеву за бесчеловечность. А через мгновение он вообще ни о чем уже не мог думать. Ее бедра касались его мужского естества, затвердевшего от вожделения. Рыжие кудри разметались по его широкой мускулистой груди. В этот вечер она была одета в золотистое платье с длинными рукавами, сквозь вырез которого проглядывала аппетитная грудь.

Он был растроган нежным прикосновением Женевьевы к его щеке.

– Ах, да вы страшная женщина! – с нежностью проговорил Бенедикт, накручивая на палец рыжую прядь ее волос. – Настоящая богиня мести!

– А я слышала, это вы страшный человек и не забываете обид. Говорят, вы поклялись отомстить своим обидчикам. – Она вызывающе взглянула на него.

– Возможно, – нахмурился Бенедикт.

Женевьева намекала на его слова о том, что он обязательно найдет убийцу родителей и покарает его за бесчеловечное преступление. Правда, Бенедикт говорил об этом только двум лучшим друзьям. За годы службы в армии и тайной службы у короля он привык вести себя скрытно и осторожно. Откуда Женевьева могла узнать об этом?

– А я нисколько не мстительна. Иначе бы отомстила Джошуа за ужасную брачную ночь, тиранию, жестокость и бессердечие по отношению ко мне, – со вздохом проговорила она. – Я безропотно терпела это шесть лет.

Бенедикт подумал, что Женевьева обязательно должна будет рассказать ему эту трагическую историю. Но только не сегодня. Зачем портить ей удовольствие?

Он не хотел расстраивать ее тяжелым для нее разговором. Она так счастлива в этот вечер, глаза так блестят от восторга! Ему очень нравилась радость Женевьевы. Она напоминала ему юную девочку, которая впервые выехала на пикник.

И он прижал ее к себе еще крепче.

– Думаю, теперь самое время сделать даме непристойное предложение, – прошептал Бенедикт и впился в губы Женевьевы долгим и страстным поцелуем.

К ее удивлению, поцелуй, как и в первый раз, наполнил легкой и светлой радостью. Почему же она не испытывала ничего подобного, когда ее целовал Джошуа?

Нет! Она не должна отравлять эти чудесные минуты воспоминаниями о прошлом. Стоит подумать о чудесном мужчине, который целует и обнимает ее с нежностью, неведомой покойному мужу.

Бенедикт опять поцеловал ее. На этот раз более настойчиво и страстно, чем прежде. До этой минуты Женевьева и представить не могла, что простой поцелуй может принести ей такое наслаждение.

После шести лет брака она не думала, что поцелуи и прикосновения мужчины могут вызвать что-то кроме ужаса и отвращения. Возможно, это связано с тем, что Бенедикт Лукас был нежен, деликатен и при этом неистово страстен. Или он нравился ей как мужчина? Да, ее определенно влекло к нему.

Она нежно ласкала его плечи и грудь. Бенедикт бережно держал ее лицо в своих ладонях и нежно целовал чувственные и такие желанные губы.

От его долгих нежных поцелуев по телу пробегали волны неземного наслаждения. Она еще плотнее прижалась к нему, грудью касаясь его груди, бедрами его бедер, и смотрела на него в немой мольбе, изнемогая от желания.

– О да, Бенедикт, – шептала Женевьева, когда он нежно целовал ее в шею.

Он ласкал ее живот и груди сквозь тонкую ткань платья. Его прикосновения становились все более дерзкими и откровенными. Но это не пугало ее.

– О да, Бенедикт! – повторила она, когда дрожь наслаждения, словно ток, пробежала по телу. Она почувствовала странный жар в низу живота и поняла, что хочет большего.

– Мы должны остановиться, пока не зашли слишком далеко, – задыхаясь, проговорил Бенедикт.

– Нет! – воскликнула Женевьева и с несвойственной для нее силой опрокинула его на покрывало. – Не нужно останавливаться. Зачем? Неужели вы не видите, что я хочу, чтобы все зашло далеко? Хочу именно с вами.

Бенедикта удивило, что Женевьева не только хочет продолжения любовных утех, но и нисколько этого не скрывает. В ее глазах промелькнул дьявольский огонь сжигающей страсти. Бенедикт в немом восхищении смотрел на нее. Она поспешно расстегивала крючки на платье. Вот оно упало на землю. Под платьем оказалась только шелковая сорочка. Теперь он видел полностью ее пышную грудь с затвердевшими сосками.

Как же аппетитно выглядела эта полуобнаженная молодая женщина! Но несмотря на сексуальное возбуждение, нарастающее с каждой минутой, Бенедикта терзали сомнения, правильно ли они поступают.

– Вы летите на огонь словно бабочка, рискуя опалить крылышки. Я уже предупреждал вас об этом, вспомните, Женевьева, – предостерегал он.

– Я уже опалила свои крылышки, Бенедикт. Разве вы не видите? – задыхаясь, проговорила Женевьева. Она сняла шелковую сорочку и приблизила грудь к его полуоткрытым губам. – Я сгораю от страсти! Неужели вы этого не видите?

По голосу Женевьевы Бенедикт понял, что она не настолько смела, как хочет казаться, но отступать не намерена.

Женевьева в эту минуту выглядела очень соблазнительно. Пышные груди белели в призрачном свете луны и разноцветных фонариков. Теперь уже Бенедикт не собирался останавливаться. Как можно добровольно отказаться от неземного наслаждения, которое собирается доставить ему эта женщина?

Он коснулся губами ее груди, и Женевьева издала протяжный сладострастный стон, когда его язык коснулся ее затвердевшего соска. По ее телу растекалось приятное тепло. Женевьева закрыла глаза и просто наслаждалась ласками, ни о чем не думая. Еще ни разу в жизни она не испытывала ничего подобного. Прикосновения Джошуа вызывали в ней только ужас и отвращение. Прикосновения Бенедикта приносили блаженство. Он притянул ее к себе, она гладила его черные волосы тонкими изящными пальцами и дрожала, сгорая от страсти. Бенедикт нежно ласкал ее бедра, даря острое, почти мучительное наслаждение.

– Не останавливайтесь! Прошу вас! – задыхаясь, твердила Женевьева, когда его пальцы принялись ласкать самое сокровенное место ее тела. – Продолжайте, прошу вас! Я хочу, чтобы вы подарили наслаждение, которое было мне неведомо до сегодняшнего вечера.

Бенедикт не мог отказать такой красивой и страстной женщине. Ему очень нравилась искренность Женевьевы во всем, что касалось любовных утех.

Он знал очень мало о ее браке с Джошуа. Но по обрывочным высказываниям понял, что покойный муж ни разу не доставил ей наслаждения в постели. И не только в постели. И теперь Бенедикт хотел подарить Женевьеве сладость любви, о которой она, должно быть, мечтала все эти годы.

Он взял в рот другой сосок и принялся нежно покусывать, при этом он продолжал ласкать пальцами преддверие ее лона.

Женевьева стонала от наслаждения. Постепенно стоны перешли в крики. Так сильно было переполнявшее ее вожделение. Он осторожно ввел сначала один, а потом и другой палец в ее влажное жаркое лоно и стал медленно и нежно двигать ими.

– Бенедикт, что происходит?! – задыхаясь, воскликнула Женевьева. Глаза ее расширились от удивления. – О!

Но когда ее настиг первый оргазм, это стало для нее настоящим потрясением. Но не успела Женевьева прийти в себя, как новая волна неведомого ей ранее наслаждения накрыла ее. Такого ей не приходилось испытывать ни разу в жизни. Наслаждение оказалось сильным до боли.

– О да, еще, еще! – задыхаясь, прошептал Бенедикт.

Теперь на его лице играла жестокая улыбка победителя, захватившего вражеский город. Что касается Женевьевы, она переживала уже третий за этот вечер оргазм.

Женевьева лежала в изнеможении на покрывале, положив голову на плечо Бенедикта. Он и не думал, что такая красивая женщина может с таким восторгом принимать самые незамысловатые и простые мужские ласки. В эту минуту Женевьева была прекрасна словно древнегреческая богиня, искренняя, красивая и жадная до удовольствий… Бенедикт гордился тем, что смог разжечь огонь страсти у столь прекрасной во всех отношениях женщины.

В сладостной истоме Женевьева безмолвно лежала в его объятиях. По сотрясающей ее дрожи Бенедикт понял, что она все еще находится во власти невероятного наслаждения, которое он ей подарил.

– Женевьева, – проговорил Бенедикт, чтобы нарушить затянувшееся молчание, – вам не было больно? Я не задел больную руку?

Она все еще задыхалась и потому не сразу могла начать говорить.

– Нет, вы не сделали больно. Я испытала такое… наслаждение, что забыла обо всем на свете. В том числе и о больной руке. Все было просто потрясающе. Но…

– В чем дело?

– Наслаждение испытала только я. А как же вы? Это несправедливо. Вам, должно быть, обидно?

– Нет, мне очень понравилось доставлять вам наслаждение.

– Вы хотите, чтобы я сделала для вас то, что вы сделали для меня? – чуть смущаясь, спросила Женевьева.

– Нет, – отрывисто бросил Бенедикт.

– Почему? – Ответ Бенедикта очень удивил ее и даже немного испугал. – Почему вы не хотите, чтобы я доставила вам наслаждение?

– Не хочу, и все, – все так же резко повторил он. Но потом понял, что резкость может ее обидеть. Обхватив ее лицо руками, он с нежностью посмотрел на нее. – Я удовлетворен уже тем, что смог доставить вам наслаждение. Поверьте мне, это правда, Женевьева.

– О!

– Неужели вы считаете, что во время любовных игр мужчина думает только о собственном наслаждении и ему все равно, что чувствует женщина? – Бенедикт странно посмотрел на нее.

Он постоянно удивлял и интриговал Женевьеву. Удивил и в этот вечер. Задолго до первой встречи с Бенедиктом она много слышала о нем. Говорили, Люцифер держится в обществе отстраненно и особенно сдержанно ведет себя со своими возлюбленными. Почему же он доставил ей неземное наслаждение, не требуя ничего взамен? Это просто не укладывалось в голове.

– Да, до сегодняшнего вечера я действительно так думала, – честно призналась она, заметив, что Бенедикту импонирует ее честность. Вот почему она всегда старалась откровенно отвечать на вопросы.

– Возможно, ваши бывшие возлюбленные были более… привередливыми и эгоистичными, чем я, – насмешливо улыбнувшись, проговорил Бенедикт.

– Мои бывшие возлюбленные? – растерянно переспросила Женевьева.

– Ну да, – невозмутимо подтвердил Бенедикт. – Мужчины, с которыми вам доводилось проводить ночь.

– А, так вы это имели в виду. Да, они действительно были более привередливыми, чем вы. – Женевьева отвела взгляд от его лица. Ей не хотелось встречаться с проницательными глазами Бенедикта.

Бывшие возлюбленные? На прошлой неделе она сказала своим подругам Пандоре и Софии, что им необходимо обзавестись любовниками до конца сезона. На самом деле она была крайне неопытна во всем, что касалось любви. До Бенедикта Женевьева занималась любовью только с ненавистным Джошуа Форстером. Но несмотря на неопытность, она понимала, что Бенедикт страстный и нежный любовник.

Женевьева вызывающе посмотрела на него, всем своим видом демонстрируя, что вопрос о бывших возлюбленных ее нисколько не смутил, она опытная и искушенная в любовных делах женщина.

– Ну если вы не хотите, чтобы я вам доставила наслаждение… – все так же вызывающе глядя на него, начала Женевьева, но Бенедикт ее перебил:

– Не хочу.

– Тогда, может быть, нам пора идти? – покраснев от смущения, предложила она.

– Ну если вы этого хотите…

Теперь Женевьева избегала смотреть Бенедикту в глаза.

– Да, думаю, это лучше всего, – сказала она, потупившись.

– Вы не жалеете о том, что произошло между нами? – Бенедикт испытующе взглянул на нее.

– Нисколько! – воскликнула Женевьева под влиянием искреннего порыва. – Сегодняшние любовные игры – это лучшее, что было в моей жизни.

Бенедикт рассмеялся. Его в очередной раз позабавила ее искренность.

– Наверное, вы льстите мне, чтобы повысить мою самооценку, – со смехом заключил Бенедикт. – Но не стоит этого делать. Моя самооценка и так достаточно высока.

– Нет, я нисколько не льщу вам. Сегодня вечером я поняла, что не боюсь мужчин. Раньше я думала, что поцелуи и прикосновения любого мужчины вызовут у меня только ужас и отвращение. Но теперь знаю, что это не так. Единственное, что меня беспокоит, – после вас любой мужчина будет казаться мне скучным и недостаточно страстным.

Бенедикт нахмурился. Мысль о том, что Женевьеву будут касаться другие мужчины, почему-то была ему неприятна. Возможно, это ревность к потенциальным соперникам, ведь он только что ласкал эту удивительную женщину, и теперь она лежала рядом с ним, полуобнаженная и соблазнительная. Сегодня вечером он отчетливо понял, что испытывает влечение к ней. Но он не должен позволять этому увлечению затмить важные цели его жизни. Нельзя отвлекаться от обязанностей на службе у короля, а главное – от поисков убийцы родителей. Его жизнь должна идти своим чередом, как все годы после военной службы.

– Да, вы правы, нам пора идти, – кивнул он Женевьеве.

С этими словами он принялся искать в траве маски. Он сделал это намеренно, чтобы Женевьева могла, не смущаясь, одеться.

В полном молчании они надели маски и сложили вещи в корзинку для пикника. Потом все так же молча сели в лодку и добрались до другого берега, где стояла карета Бенедикта.

Недалеко от дома Женевьевы они вышли и отправились пешком по темным улицам. Они были настолько погружены в свои мысли, что не замечали ничего вокруг.

– Ну что, посещение Воксхолл-Гарденз с джентльменом оправдало ваши ожидания? Именно об этом вы мечтали? – первым нарушил молчание Бенедикт, когда они подошли к ее дому.

– Да. Превзошло все ожидания, – покраснев от смущения, сказала Женевьева. – Тем более джентльмен вел себя очень раскованно.

– А как еще мог вести себя джентльмен в компании такой красивой и чувственной женщины, как вы? – рассмеявшись, парировал он.

– Кажется, теперь вы решили мне польстить, – укоризненно глядя на Бенедикта, уколола Женевьева.

– Разве вы не знаете, что Люцифер ужасный льстец? – Он насмешливо подняв брови.

– Не знала. Думала, что провела этот вечер с Бенедиктом Лукасом, а не с Люцифером.

– Вы уверены?

– Совершенно уверена, – не задумываясь бросила она.

– Интересно, почему?

– Все очень просто, милорд, – улыбнулась Женевьева. – Мрачный и развратный Люцифер принял бы мое предложение, не отказался бы получить наслаждение.

У Бенедикта перехватило дыхание. А ведь она совершенно права. Люцифер обязательно воспользовался бы возможностью получить удовольствие с помощью ее изящных пальцев и сочных губ. Тем более что она сама это предложила.

– Думаю, вам нужно как можно скорее оказаться дома, Женевьева. У вас, должно быть, кружится голова от вина, которое мы с вами выпили за ужином. Еще немного, и вы опять начнете нести всякую чушь.

– Вот теперь со мной говорит Люцифер, а не Бенедикт Лукас, – насмешливо глядя на него, заметила Женевьева. – В отличие от Бенедикта, он относится к земным удовольствиям с пренебрежением и снисходительностью, смеется над этим.

– Вы считаете, что Бенедикт Лукас и Люцифер – два разных человека?

– Да, именно так я и думаю.

– И кто из них вам больше нравится?

– Не знаю. – На щеках у нее появились очаровательные ямочки. – Бенедикт Лукас симпатичный и обаятельный. А Люцифер порочен и коварен. У обоих есть положительные и отрицательные качества. Поэтому не знаю, кто из них нравится больше. В зависимости от настроения.

– Вы опять болтаете вздор, – со смехом проговорил Бенедикт.

– Возможно, именно благодаря моему умению говорить вздор я и сумела… заинтриговать вас.

Она вошла в дом, и дворецкий тихо закрыл за ней дверь. Бенедикт некоторое время задумчиво смотрел на окна Женевьевы. Он понял, что ему еще многое предстоит узнать об этой удивительной женщине. Всякий раз она открывалась по-новому.

Глава 6

– Почему вы сидите здесь одна в полной темноте?

Женевьева вздрогнула и резко обернулась. В дверном проеме гостиной возник силуэт мужчины. Его появление в этот час было столь неожиданным, что она слегка растерялась. Но не испугалась, потому что узнала его по голосу.

– Что вы здесь делаете, Бенедикт?

– Вообще-то я задал вам вопрос первым.

Он уже совсем собирался войти в гостиную, но потом передумал и остался в проеме. В призрачном лунном свете, лившемся из окна, он выглядел загадочно и немного зловеще.

– Я просто забыла зажечь свечи, – смутившись, объяснила Женевьева.

– Забыли? – недоверчиво переспросил Бенедикт.

– Да. У меня с утра болит голова, и я сегодня очень рассеянна. Я просто не заметила, что уже стемнело, тем более шторы были не задернуты.

– Вы опять болтаете вздор, Женевьева. – Он осуждающе покачал головой. – Не желаете быть со мной откровенной.

– А вы вторгаетесь в мой дом! – возмутилась она, сердито сверкнув глазами в полутьме.

– Да, – согласился Бенедикт. – Но я был вынужден это сделать, потому что беспокоился. Кстати, ваш дворецкий сказал, что вас нет дома.

Она нетерпеливо взмахнула рукой.

– Ни для кого не секрет, что, когда люди не хотят принимать гостей, они просят прислугу сказать, что их нет дома… – неуверенно проговорила она.

– Это происходит слишком часто. Вам не кажется? – невозмутимо сказал Бенедикт. – И вчера утром, и сегодня вечером повторилась одна и та же история – ваш дворецкий утверждал, что вас нет дома. Но я-то знаю, что это неправда. Объясните мне, что происходит. К чему эта ложь?

– Да, вы правы, я дома, но не хотела принимать гостей, – тяжело вздохнула Женевьева. – У меня просто нет настроения. Не всегда же хочется, чтобы вокруг толпился народ.

– Не всегда, – согласился Бенедикт. – Но мне кажется, здесь дело в чем-то другом. Вы не хотели принимать любых гостей или каких-то определенных? Вы кого-то боитесь?

Он говорил вежливо и спокойно, но сквозь его слова проглядывало неодобрение. Она явно скрывает что-то от него. Нужно было срочно спасать положение и придумывать достоверную причину, почему она вот уже два дня никого не желает принимать.

– У меня болела голова… – начала Женевьева, но Бенедикт язвительно перебил:

– Целых два дня?

– И даже больше. Она болит у меня с того дня, как мы с вами встретились у церкви Святого Георгия и вы довезли меня домой в своей карете, – принялась объяснять Женевьева.

– А вот это уже больше похоже на правду, – одобрительно кивнув, проговорил Бенедикт. – Вы делаете успехи на пути откровенности со мной.

Женевьева сердито посмотрела на него:

– Но как вам удалось войти сюда? Ведь я приказала дворецкому никого ко мне не пускать.

Бенедикт пожал плечами:

– Все очень просто. Я сделал вид, что поверил ему, а на самом деле никуда не ушел, подождал, пока он покинет холл, и после этого беспрепятственно вошел в дом и разыскал вас.

– Значит, вы проникли в мой дом обманом? И вам это так легко удалось? Никогда бы не подумала, что вы обладаете навыками вора.

– Вора? Но я не взламывал замки. Дверь была не заперта, я просто вошел.

– Это нисколько не оправдывает ваш поступок и…

– Подождите, я скоро вернусь. – С этими словами Бенедикт вышел в холл и спустя несколько минут вернулся с канделябром с тремя горящими свечами. Теперь, при свете, он мог хорошо рассмотреть Женевьеву. И то, что предстало его взору, очень его взволновало.

– Вы плакали? Вы чем-то расстроены? Кто вас обидел?

Да, она действительно плакала. Все эти два дня.

– Почему вы молчите, Женевьева? – допытывался он.

Платье персикового оттенка, которое было на ней в этот день, подчеркивало болезненную бледность лица. Небесно-голубые глаза казались еще больше, чем обычно. За эти дни Женевьева заметно похудела. А в этот вечер и вовсе казалась удивительно хрупкой и уязвимой. Бенедикту внезапно захотелось защитить ее от какой-то неведомой ему опасности. Он и сам не отдавал себе отчета в этом желании. Для него, человека спокойного, немного даже холодного, подобные желания были непривычны.

Тут ему в голову пришла одна мысль, которая его ужаснула.

– Надеюсь, вы плакали не из-за того, что произошло между нами в Воксхолл-Гарденз?

– Нет-нет! Конечно же нет, Бенедикт! – с неожиданным пылом воскликнула Женевьева. Но, заметив реакцию Бенедикта, удивленно вскинувшего брови, взяла себя в руки и заговорила спокойнее: – Нет, это был лучший вечер в моей жизни.

– Тогда почему вы плакали? – Бенедикт подошел к столику у камина и поставил на него канделябр. Рядом со столиком стояло большое кресло. В камине ярко горел огонь. – Почему вы не хотите принимать гостей и не выходите из дома? Вы что, решили запереться от всего мира?

– Откуда вы знаете, что я не выходила из дома? Вы что, следили за мной?

– Не следил, просто навел справки. – Он нисколько не смутился. – Кстати, я узнал, что одного гостя вы все-таки согласились принять. Вернее, гостью. Софию Роудандз. Она пришла, чтобы сообщить вам о своей предстоящей свадьбе с моим лучшим другом Данте Карфаксом, я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – невольно улыбнувшись, согласилась Женевьева.

Она была очень рада за своих подруг Софию и Пандору, которым удалось найти себе женихов. Восхищалась их смелостью. Ведь, в отличие от нее, они нисколько не боялись повторного замужества. Женевьева чувствовала себя очень одиноко. Ведь теперь подруги только и говорили что о своих женихах и предстоящей свадьбе. Женевьева не могла рассказать им о своих горестях, угрозах Уильяма Форстера, собственном страхе и отчаянии. Впрочем, она никогда не рассказывала им об этом. В частности, о своем браке. София и Пандора знали только, что ее брак был несчастливым, Женевьева никогда не любила мужа, но она ни разу не говорила им о том ужасе, который ей пришлось пережить в течение этих шести лет. Она не хотела омрачать им счастье. К тому же боялась показаться слабохарактерной и безвольной.

С огромным трудом Женевьеве удалось взять себя в руки.

– Я очень рада, что София и Пандора наконец-то нашли себе женихов. Надеюсь, они будут счастливы в браке. – Женевьева старалась придать голосу спокойствие. Удавалось с трудом, на глаза снова навернулись слезы. И конечно, Бенедикт это заметил. От взгляда его пытливых глаз ничто не могло укрыться.

– Вы опять плачете. Вы что, завидуете подругам?

– Да вы что! Как вы можете такое говорить? – вне себя от возмущения, воскликнула Женевьева. – Вы пришли сюда, чтобы говорить мне неприятные вещи и обвинять бог знает в чем только потому, что я два дня не выхожу из дому и лицо мое покраснело от слез? Да как вы смеете! Вы же совсем меня не знаете!

Как ни странно, вспышка гнева даже порадовала Бенедикта. Все же лучше, чем печаль и безразличие ко всему на свете. Да к тому же в таком состоянии она, возможно, будет более откровенной и не сможет контролировать эмоции. Дело, конечно, не в том, что произошло между ними. Если она и почувствовала стыд и неловкость за свое легкомысленное поведение, то вряд ли стала бы так переживать из-за любовных игр и плакать целых два дня, отгородившись от всех. С ней явно произошло что-то еще. Гораздо более серьезное.

– Простите, если мое поведение в Воксхолл-Гарденз обидело вас, – нахмурившись, проговорил он.

– Почему вы просите прощения? Ведь я… – Она нетерпеливо тряхнула огненно-рыжими кудряшками. – Вам не за что просить прощения. Ведь вы же знаете, что мне понравилось… то, что произошло.

Все эти два дня их любовное приключение не шло у него из головы. Ночью, лежа без сна, Бенедикт думал о Женевьеве, вспоминал ее прекрасное тело и чувствовал возбуждение, причиняющее ему почти физическую боль. В такие минуты ему казалось, что он обманул Женевьеву, утверждая, будто ему совершенно не требуется удовлетворение и он счастлив уже тем, что смог доставить удовольствие ей. Конечно же это совсем не так.

Он вспоминал о вечере, проведенном с Женевьевой, постоянно, в клубе и во время разговора с Эриком Каргилом о том, как лучше распорядиться информацией, которую удалось добыть у французского графа на балу у леди Хаммонд. Все эти мысли утомили Бенедикта. К тому же он не спал две ночи подряд, постоянно находясь в состоянии раздражения и неудовольствия. Раздражение его только усилилось, когда дворецкий сказал, что Женевьевы нет дома, и он понял, что это ложь, когда увидел Софию Роудандз, беспрепятственно вошедшую внутрь.

Ему было обидно, что Женевьева не хочет его принимать, когда он только о ней и думает. Впервые в жизни женщина отвергала его как мужчину. И он никак не мог понять почему.

В конце концов он решил проникнуть в дом Женевьевы и узнать, в чем дело. Это не составило особого труда для королевского шпиона, он умел действовать быстро и слаженно даже в самых опасных ситуациях. Что уж говорить о проникновении в дом с такой невнимательной и не особо умной прислугой.

Но когда Бенедикт увидел подавленную и безучастную ко всему Женевьеву, его раздражение улетучилось, уступив место сочувствию. Он готов был пойти на что угодно, чтобы успокоить эту прелестную женщину.

– Я не собирался ни в чем вас обвинять… Что с вами? – В пылу разговора Бенедикт взял Женевьеву за руку. Она вскрикнула от боли, и лицо ее побледнело. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. – Что случилось? Что с вами, Женевьева?

– Пожалуйста, отпустите мою руку, Бенедикт. Мне больно! – задыхаясь, проговорила она. Глаза ее наполнились слезами.

Бенедикт сразу же выпустил руку.

Так вот в чем дело! Она травмирована более серьезно, чем хотела показать.

– Что с вами, Женевьева? Рука все еще болит?

– Нет, уже практически зажила, – вымученно улыбнувшись, заверила Женевьева.

– Покажите мне руку, – теперь уже всерьез обеспокоившись, потребовал Бенедикт.

– Нет! – воскликнула Женевьева, в ужасе глядя на него, и поскорее спрятала больную руку за спину.

– Женевьева…

– Я же уже сказала, со мной все в порядке, – нетерпеливо повторила она. – И прошу вас, довольно об этом!

– Тогда позвольте мне самому удостовериться, что все действительно в порядке. Покажите мне руку.

Некоторое время она молча стояла, опустив глаза, словно на что-то решаясь. Наконец медленно, очень медленно протянула больную руку.

Размотав повязку, Бенедикт принялся осматривать ее.

– Кто это сделал?! – вне себя от гнева вскричал Бенедикт. Он не отрываясь смотрел на огромный черно-фиолетовый синяк, покрывавший запястье.

Женевьева вздрогнула от испуга. Еще никогда она не видела его таким взбешенным.

– Я уже объясняла вам, что прижала руку.

– Не говорите ерунды! Если бы вы просто прижали руку, не возникло бы такого синяка. – В эту минуту он опять превратился в свирепого и насмешливого Люцифера.

Но Женевьева понимала, что сердится он не на нее, а на того, кто посмел причинить ей боль и страдания. Она по-прежнему отмалчивалась о поступке Уильяма Форстера. Ведь в таком настроении он наверняка отправился бы к нему домой и как следует его проучил. Судьба пасынка нисколько ее не заботила. Она даже хотела, чтобы кто-нибудь когда-нибудь призвал к ответу этого негодяя. Но она слишком хорошо знала его. Он очень подл и злопамятен и обязательно нашел бы способ отомстить ей. Причем низко и гадко. Например, распустить о ней грязные сплетни.

Женевьева не выходила из дому и не принимала гостей в течение двух дней, потому что состояние ее руки заметно ухудшилось. Она боялась встретиться с Бенедиктом Лукасом, который непременно заметил бы, что у нее невыносимо болит рука. Она решила сидеть дома, пока все не заживет окончательно. Женевьева не думала, что это продлится так долго.

Она тряхнула головой, собираясь с мыслями:

– Я устала вам объяснять, что просто прижала руку.

– А я устал вам объяснять, что терпеть не могу, когда мне говорят неправду. – В его нежном и мягком голосе слышалась скрытая угроза.

Женевьева нервно облизнула губы:

– Этот ушиб только выглядит страшно. На самом деле с рукой ничего серьезного нет.

– Я в этом сомневаюсь, – резко возразил Бенедикт. – А теперь расскажите мне, как вы повредили руку. Только не лгите. Иначе я не ручаюсь за последствия.

Его глаза пугающе сверкнули, на шее забилась жилка.

– Рука почти не болит. Правда, – заверила Женевьева. – Почему вы мне не верите?

В его груди все клокотало от сдерживаемого гнева, голова кружилась. Он не мог понять, как какой-то подлец посмел причинить боль такой прекрасной и хрупкой женщине. Как он мог оставить свой отвратительный след на этом изящном и тонком запястье?