Текст книги "Дочери мертвой империи"

Глава 6
Евгения

Мне не нравилось совершать подозрительные сделки в чужом доме.

Мне не нравилось избалованное отродье, которое таскалось за мной.

Увидев товарища Морозова, я вновь вспомнила, что мне совсем не по совести ложь и участие в темных делишках. Если Красная армия убила семью Анны, то ее имущество ей больше не принадлежало. У нее не должно было быть больше никаких самоцветов. Нужно сообщить о ней Совету.

Морозов и его жена Катя так мило со мной разговаривали. Вот рассказали о последнем собрании Совета, где Катю выбрали первой председательницей комитета. Женщинам Исети разрешили участвовать в голосовании. И другим коммунистам тоже, не только большевикам. Совет становился все больше и разнообразнее. Мы еще не выиграли войну, но коммунизм уже вел нас к равенству. Я тихо завернула бриллиант в платок и оставила у них на крыльце.

Я не смогла забрать его себе. Мои мечты были слишком эгоистичны. К тому же Костя ни за что не возьмет деньги, полученные нечестным путем. И будет прав. Чем мы заслужили богатство, когда остальной наш поселок живет в нищете?

Морозовы отдадут бриллиант Совету, я уверена. А другой бриллиант я продам Стравскому и все равно получу свои два рубля. И на этом все. Отправлю Анну к ее «белым» друзьям, найду врача для брата и позабуду об этой странной буржуйке.

– Войдите! – раздался из глубины дома зычный голос Стравского.

Я завела Анну внутрь. Кожа начала зудеть – так всегда случалось перед трудным разговором. Я буду просить о сумме, которую никогда в жизни не видела своими глазами. Обычно я торговала в открытую, среди множества людей, а на черный рынок не совалась. Так меньше проблем. Торговала всякой мелочью: соседскими горшками, тканью, которую Костя привез из города. Никого мой небольшой заработок не волновал.

А вот самоцвет – совсем другое дело.

Костя много раз жаловался на то, какой Стравский продажный человек, так что я знала, что бриллиантом он заинтересуется. Но точно попытается купить его за пару копеек. Нужно быть поувереннее и понастойчивее. Я похлопала по карману фартука, где лежал нож.

Мы оказались в неприметной темной прихожей. Деревянный пол, на потолке висели лампы, а в углах – паутина. Пахло, как на берегу грязного пруда в жаркий день. Стравский жил один с тех пор, как умерла его жена. Детей у них не было, так что непонятно, зачем ему одному такой огромный дом, но так жили все богатые купцы. В доме была даже отдельная комната для приема пищи с длинным столом и множеством стульев. Мы прошли мимо еще одной комнаты, где стояли только мягкие кресла – видимо, для гостей. Следуя за звуками музыки, мы добрались до противоположного конца дома.

Комната, в которую мы вошли, была маленькой. Из-за низкого потолка и грязных окон она казалась темной и тесной. В центре стоял выцветший белый письменный стол. Все, кроме фонографа в углу, было покрыто пылью и завалено бумагами.

Стравский сидел за столом. Он выключил фонограф, и от внезапной тишины стало грустно.

Никогда раньше я не слышала такой красивой музыки.

– Вы кто? – требовательно спросил Стравский.

– Евгения Ивановна Кольцова, товарищ, – отрапортовала я. – Из Медного.

Внешне Стравский ничего собой не представлял. Жесткие седые волосы, мясистые полные губы, глаза за очками выпученные, как у жабы. Высокий и худющий, как скелет. Я уже встречалась с ним пару раз, и при упоминании моего родного поселка в его глазах мелькнуло узнавание.

– Девушка-торговка, да? Сестра Константина Ивановича? – спросил Стравский.

Мне в лицо прилетели брызги слюны, но я постаралась не обращать на них внимания.

– Да, это я.

– Как он?

Я немного успокоилась. По крайней мере, ему хватило порядочности, чтобы спросить о здоровье Кости. Перед тем как присоединиться к армии, Костя посещал большевистские собрания в Исети.

– Он вернулся с ранением, – ответила я. – Его отправили домой две недели назад.

– Очень жаль это слышать, – сказал Стравский. – Зачем ты здесь? И кто твоя спутница? – Он сощурил глаза, глядя на Анну.

– Я встретила ее по дороге, – осторожно ответила я. – Она недалекая, но кое-чем мне заплатила. Я подумала, что вам это может быть интересно.

Стравский наконец посмотрел мне в глаза и нетерпеливо облизнул губы:

– И чем же?

Я протянула ему второй бриллиант.

Стравский еще больше выпучил и так большие глаза. Старик торопливо обошел стол, чтобы посмотреть на самоцвет поближе. Усилием воли я заставила себя не отшатнуться.

– Это бриллиант?

– Да. Девчонка, похоже, из богатой семьи. – Я подергала дорогую ткань блузки Анны. Она промолчала – свою роль играла хорошо.

– Кто она такая? – спросил Стравский.

– Она не разговаривает, так что я не знаю. Но в кармане у нее был билет на поезд до Челябинска. Я подумала, стоит посадить ее в почтовую карету. Нам нужны деньги на билет и на оплату мне за провоз.

Стравский все смотрел на бриллиант.

– Карета давно не ездит, – сказал он. – Ты же знала, что кучер был еврей? Белые убили всех евреев к югу от города. С тех пор почта не ходит.

Я бросила на Анну беспокойный взгляд. Она побледнела, в глазах ее читалась грусть, но, к счастью, она продолжала молчать.

– Тогда найдем другой путь на юг. Но ей нужны деньги. Что вы думаете о камне? Мне сказали, что он стоит сотни рублей. В Екатеринбурге его запросто можно продать. А я отдам за гораздо меньшие деньги.

– Кто тебе такое сказал?

Черт!

– Тот, кто знает, – неловко выкрутилась я. Не могла же я признаться, что Анна способна говорить.

– Откуда я знаю, что ты его не украла?

– У кого мне его красть? Я взяла бриллиант у девчонки. Ей все равно.

Стравский внимательно изучил Анну. Она смотрела в пол.

– Да, выглядит как девушка из высшего сословия, – сказал Стравский. Он не упомянул порезы и бурые пятна на ее блузке. – Покажи-ка еще раз.

Я покрутила перед ним бриллиант. Тусклый свет сверкал на гранях, точно отблески луны на снегу.

– Вы же понимаете, как много он стоит, да? – спросила я. – Вы единственный человек в поселке, кто способен по-настоящему оценить товар такого качества. Я готова отдать его вам всего за пятьдесят рублей.

Он насмешливо фыркнул:

– Если я единственный человек в поселке, которому ты можешь его продать, зачем я буду платить так много?

– Ну, не буду же я отдавать его за бесплатно, – сказала я ровным голосом. – Если понадобится, я отвезу камень в Екатеринбург. Но, товарищ Стравский, пятьдесят рублей – это немного. А мне нужны деньги для Кости. Чтобы нанять ему врача. Помогая себе, вы поможете и ему.

Стравский продолжал жадно смотреть на бриллиант. Я ждала, когда он назовет меньшую цену и мы начали бы торговаться.

– Отдам я твои рубли, – сказал он.

Я кивнула и постаралась сдержать ликующую улыбку.

– Если он настоящий, – сказал он. – Дай-ка поглядеть.

Неохотно я отдала ему бриллиант. Стравский поднес самоцвет к глазам и долго его осматривал. А потом сомкнул вокруг камня кулак:

– Очевидно, что ты его украла. А ну, убирайся из моего дома, пока я о тебе не доложил.

Мои внутренности окатило волной злости.

– Ну нет, – угрожающе произнесла я, засовывая руку в карман. – Платите пятьдесят рублей или возвращайте бриллиант. Он наш.

Стравский мерзко рассмеялся.

– Ты грубая, дикая девчонка, которая должна сидеть дома, а не ездить по округе, как потаскуха, – сказал он с хищной ухмылкой. – Если не уйдешь сейчас же, я сделаю так, что тебя арестуют за воровство. Это мой поселок. А ты малолетка из захолустной деревни. Убирайся с глаз моих!

Я сжала зубы. За четыре месяца работы я сталкивалась с куда более злобными и хитрыми людьми, чем Стравский. Но никто из них не обладал такой же властью, как он… Однако еще я никогда не позволяла себя обворовывать и начинать не собиралась.

Я достала из кармана нож, и его и так выпученные глаза еще больше округлились.

– Плати или возвращай, – повторила я, угрожающе наставив на него лезвие. – Иначе пожалеешь. А потом я пойду к товарищу Морозову и всем расскажу, что ты обокрал эту девушку и забрал у нее бриллиант. Что люди подумают?

– Убирайся из моего дома, – прорычал он в бешенстве.

Я занесла нож, но не успела ничего сделать: Анна дернула меня за локоть. Я покачнулась и сделала пару шагов назад.

– У меня есть еще, – лихорадочно зашептала Анна мне на ухо. – Это не стоит ареста.

Я высвободила руку из ее хватки. Глупая, она ничего не понимала. Анна с этим ее бриллиантовым платьем получала все, что хотела, по щелчку пальцев. Никогда ни за что не сражалась. Она меня не остановит. Я не позволю этой старой сволочи меня обокрасть.

– Отдай камень, – жестко повторила я Стравскому, – или плати по-честному. Твой выбор, товарищ.

Он недовольно скривил губы.

– Моему слову Морозов поверит больше, чем твоему. Не заставляй меня вышвыривать вас на улицу.

Он шагнул вперед, и я, не успев даже подумать, стремительно ударила его кулаком прямо в лицо.

С противным хрустом голова Стравского дернулась в сторону. Старик уронил бриллиант, но я промедлила, морщась от боли, которая пронзила руку, и упустила шанс его подобрать. Мы оклемались одновременно и тут же бросились за камнем. Стремясь первым завладеть самоцветом, Стравский сильно толкнул меня, отчего я потеряла равновесие и налетела на Анну. Она упала в дверной проем. Стравский почти успел подобрать алмаз, но я кинулась вперед и врезалась ему в грудь. Мы повалились на стол. С ужасным звуком Стравский приложился затылком о твердое дерево и закричал от боли, тут же схватившись руками за голову.

Я не стала смотреть, потекла ли кровь. Проворно подобрала бриллиант, развернулась и, подхватив Анну, бросилась прочь из дома.

– Чертова сука! – доносились нам вслед гневные проклятия Стравского. – А ну, вернись!

Глава 7
Анна

– Сволочь!

Евгения пнула стену амбара и принялась расхаживать взад-вперед у телеги, кипя от злости. Буян испуганно зафырчал и отступил в сторонку.

Мы смогли убежать от Стравского и нашли временное убежище, где спрятались от возможной погони. Спустя время стало ясно, что Стравский не стал нас искать. Возможно, он слишком стар, чтобы гоняться за нами, но, учитывая его положение, легко мог послать милицию. Это очернило бы имя Евгении, и ей стало бы трудно здесь торговать.

Придется искать другого покупателя. Но, даже если это нам удастся, куда я денусь? Почтовая карета, на которой я собиралась уехать, больше не ходила. Я застряла в большевистском поселке, и мне был нужен новый план. Но я не могла рационально мыслить, пока Евгения медленно взрывалась от ярости. Она возложила все наши надежды на этого негодяя, которые тот не оправдал. А потом она – человек, которого я совсем недавно считала своим ангелом-спасителем, – стала угрожать ему ножом! На одну ужасную секунду мне показалось, что я стану свидетельницей очередного убийства и снова окажусь в плену. Евгения была слишком непредсказуема.

– Можешь, пожалуйста, успокоиться? – попросила я. – Из-за тебя и твоей истерики у нас могут возникнуть неприятности.

– Из-за меня? – возмущенно закричала она. – Это все твоя вина! Напрасно я тебя спасла! Теперь у меня нет денег, и я разозлила Совет.

– Не нужно было его бить. Я же сказала тебе… – Я замолчала. Как бы мне ни хотелось отметить, что в нынешней ситуации мы оказались из-за нее, спорить с ней сейчас означало лишь терять время. – Нужно оценить оставшиеся варианты и разработать продуманный план действий. Стратегию, – сказала я, вспоминая, как папа корпел над передвижениями армий. – План атаки.

– «Оставшиеся варианты»? – саркастично усмехнулась Евгения. – Еще бриллианты, что ли? Сколько у тебя этих треклятых камней? Я до сих пор не знаю, откуда ты и откуда они у тебя. Бросить бы тебя здесь. Вы со Стравским друг друга стоите. Черт побери!

Я медленно и глубоко вдохнула, пытаясь отвлечься от раздражения на Евгению и паники от новостей про почтовую карету. Нет, еще рано впадать в уныние, от этого командир Юровский никуда не делся. Либо я нахожу другой способ сесть на поезд, направляющийся на юг, либо несколько дней иду пешком по опасной дороге, либо убеждаю кого-то меня довезти. Например, Евгению.

Она сказала Стравскому, что ей нужны деньги на доктора для брата. Если это правда, то я могу предложить ей сумму, на которую можно построить целую больницу, не то что нанять одного врача. Правда, придется каким-то образом убедить ее отвезти меня в Челябинск.

– Евгения.

Она остановилась и злобно уставилась на меня:

– Что?

– Ты правда хочешь помочь своему брату?

– Да, – отрезала она. – Хочу, чтобы на него посмотрел доктор. Он потерял ногу на войне.

– О… – У меня сжалось сердце. Я вспомнила длинные ряды деревянных кроватей, на которых стонали от боли раненые солдаты. До того как нас отправили в Екатеринбург, мы с Машей часто посещали госпитали: пели солдатам песни, развлекали их глупыми историями, а иногда держали за руку, когда они отходили в мир иной. – На войне… на войне с Германией? Или…

– С белыми, Анна. Потому что он – большевик. Потому что вся моя семья – большевики. Потому что…

– Да-да, я поняла, – быстро проговорила я. Конфликт с Германией закончился ранее в этом году, когда большевики вывели Россию из мировой войны. Мама и папа сильно горевали, услышав эту новость. Наши союзники в Англии, Франции и Соединенных Штатах все еще продолжали сражаться, а Россия позорно покинула поле боя. Я должна была догадаться, что брат Евгении воевал за Красную армию, а не за императорскую. – Я просто хочу сказать, что мы не должны сдаваться. Мы наверняка сможем найти другого человека, который согласится купить бриллиант. Стравский – никто. Не переживай из-за него. Если будем действовать быстрее него, то обязательно добьемся успеха.

– Это «ничто» – самый богатый человек на сотни верст отсюда, – ощетинилась Евгения. – Мы прогнали из Медного и Исети всех помещиков. Ты куда, думаешь, попала? Если он не хочет платить, это конец. – Она беспомощно покачала головой.

– Если понадобится, мы продадим бриллиант за копейки! – сказала я. – Нам не нужно много денег – лишь необходимый минимум. Забудь об этом ужасном человечишке и его разговорах о том, что «это мой поселок». – Я изобразила пальцами кавычки и страшно выпучила глаза, пародируя Стравского. Даже передразнила его гнусавый голос и выпятила грудь.

Евгения раскрыла рот. Потом быстро закрыла, но уголки ее губ неконтролируемо дергались кверху: она старалась сдержать улыбку.

– Не знала, что ты умеешь шутить, – удивленно протянула она, наконец-то успокаиваясь.

Я уже хотела предложить ей отправиться в путь, как вдалеке раздался жуткий грохот. Сначала я подумала, что это гром и нам придется искать место, где можно укрыться от дождя. Но лицо Евгении омрачилось тревогой, и во мне тоже всколыхнулся страх. Не сговариваясь, мы подбежали к амбару и выглянули за угол.

Из-за поворота в нашу сторону неслись всадники на гнедых лошадях, неизбежно и неумолимо. Он снова меня догнал!

Солдаты спешились у дома Стравского, привязали коней к забору и ворвались внутрь, даже не постучав.

– Нужно срочно уходить, – прошептала я, с трудом сдерживая панику.

Евгения повернулась ко мне, на ее лице читалось замешательство пополам с догадкой.

– Почему он вернулся? Он что, тебя ищет?

В попытке все отрицать я затрясла головой.

– Тебя! – настаивала она, хмурясь. – Ты тот пленник, за которым он охотится? Что ты сделала? – Она оглядела меня с ног до головы. – Что ты могла сделать?

– Пожалуйста, – сказала я едва слышно. – Он не должен нас увидеть. Мы обе в опасности.

– Я нет.

– Неправда. Ты помогла мне, – напомнила я. – И напала на члена Совета. Он тебе не поверит.

В ее глазах мелькнул страх, но он быстро сменился отвращением.

– Бриллианты, да? Ты их украла. Они стоят столько, сколько ты сказала, и теперь он пытается их вернуть. Знала же, что нужно сдать тебя милиции.

– Нет, – прорычала я в отчаянии. – Ты не понимаешь. Дело не в бриллиантах. Он убил моих сестер, моих родителей, моего младшего брата. И полон решимости завершить начатое. Мы не сделали ничего плохого. Он безумен.

– Я тебе не верю.

– Ты должна, – сказала я с еще большим напором. Я выпрямилась, как делала мама, когда ей приходилось спорить с агрессивными министрами. Нам больше нельзя было здесь задерживаться. – Богом клянусь, что говорю тебе правду. Нам срочно нужно уходить. Пожалуйста, Евгения, доверься мне.

– Ну уже нет. Мне кажется, если отдать ему эти твои камушки, то все закончится. Так что можешь сделать это сейчас или бежать. Я не собираюсь больше тебе помогать.

– Говорю тебе, одна только мысль…

– Никто не заставлял тебя их красть, Анна. – Она повернулась ко мне спиной и пошла к дому Стравского.

Нет, она убьет нас обеих. В оцепенении я смотрела, как Евгения завернула за угол дома. И даже тогда я продолжала ждать, уверенная, что она вот-вот вернется. Я просто не могла поверить, что Евгения по-настоящему ушла. Что она настолько глупа.

«Беги, – в голове прозвучал твердый голос Татьяны. – Не стой столбом! Беги!»

Я попятилась и побежала мимо коня Евгении, все еще запряженного в телегу.

И остановилась раздумывая.

У мертвых красть не преступление.

Трясущимися пальцами я принялась распутывать ремни, что привязывали Буяна к телеге. Он отвезет меня в другой поселок, к следующей доброй душе, так далеко от Юровского, как только сможет. Евгении конь больше не понадобится – уж командир об этом позаботится.

Я молила Бога, чтобы он смилостивился над ней. Но я зашла слишком далеко, чтобы рисковать ради сиюминутных порывов.

Глава 8
Евгения

Юровский определенно был на моей стороне. Я разговаривала с ним, и он не показался мне злым. Анна же была богата, бежала от правосудия и прятала драгоценности. Почему я должна верить полубезумной буржуйке? Выбор между ней и командиром-большевиком должен быть очевиден.

Вот только все не так просто. Перед глазами стояла Анна в лесу, дрожащая, с мокрыми юбками. Мне стало не по себе. Даша часто повторяла: «Дураки и безумцы правду говорят». Анна была и дурой, и безумицей. Так что я не стала стучать в дверь, а обошла дом Стравского и подкралась к открытому окну его кабинета.

Стравский включил свет. Окно сияло в пурпурных сумерках. Я не могла заглянуть в него с земли – слишком высоко, но в деревянной стене под ним обнаружились сучки и выемки. Я взялась за шероховатый подоконник, засунула ступни между двумя досками и подтянулась.

Они стояли прямо напротив окна, спиной ко мне. Стравский, командир Юровский и еще один солдат склонились над столом. Что-то читали. Еще два солдата стояли в дверном проеме лицом друг к другу и о чем-то тихо переговаривались. Никто меня не заметил.

– …угрозу Екатеринбургскому Совету, – говорил Юровский. – Нельзя допустить, чтобы эта информация распространилась.

– Жаль, что меня не предупредили заранее. Я бы задержал их обеих.

– Теперь вы знаете. Если она доберется до белых и все им расскажет, у нас будут проблемы. Она должна умереть. Как и девчонка, которая ей помогала: полагаю, она уже все знает. Можете предположить, куда они направляются?

Юровский говорил обо мне. Сволочь! Вот тебе и одна сторона. Я пригнулась, чтобы никто ненароком не увидел мою голову.

– Ваша девчонка едет на юг, – сказал Стравский. Он не упомянул, что я большевичка и сестра командира отделения Красной армии. – Возможно, ее отвезет эта Кольцова. Она из Медного, вот здесь. – Он показал пальцем на стол: похоже, там лежала карта. – Пара часов езды. Вы можете их опередить.

– Командир, – уточнил солдат, – Медный же оккупирован?

– Черт! – Юровский зло ударил ладонью по столу. Звук был похож на выстрел.

Я вздрогнула. Нога соскользнула с доски, и я едва не потеряла равновесие.

– Значит, именно туда они и направляются.

– Оккупирован? – переспросил Стравский.

Это слово беспокоило и меня.

– Белые собирают силы, чтобы присоединиться к чехословакам, – объяснил солдат. – Мы знаем, что рота белых остановилась в Медном и ждет дальнейших приказов. Мы не сможем войти в поселок.

Вспотевшая ладонь все же соскользнула с подоконника. Я пошатнулась и, не подумав, ударилась рукой о раму. Мужчины обернулись на резкий звук. Темные глаза Юровского встретились с моими, сощурились, и, пока остальные еще оправлялись от удивления, командир рванул ко мне, как охотничий пес к крысе.

Я оттолкнулась от подоконника, скользнула по стене и жестко приземлилась на спину. От удара из легких выбило весь воздух. Надо мной Юровский пытался открыть окно шире, чтобы выбраться через него наружу. Однако оно было старое, покрашенное и не поддавалось. Лицо командира, когда-то самое обыкновенное, безобразно перекосилось от злости.

– Она снаружи, ловите ее!

Я не собиралась сидеть и ждать, пока меня поймают. Юровский думал, что я знаю что-то, чего на самом деле не знала, и хотел меня за это убить. Не похоже, что он станет меня слушать. Я вскочила на ноги и побежала к телеге. Позади меня по деревянным полам дома Стравского грохотали сапоги солдат. Я обернулась как раз в тот момент, когда мужчины выбежали из входной двери.

Я не умела быстро бегать, но сейчас неслась сквозь высокую траву, как олень. Ноги едва касались земли, сердце стучало в глотке.

Я не могла умереть в Исети. В Медный пришли белые. Нужно срочно возвращаться домой.

Я перепрыгнула через забор, отделявший участок Стравского от соседей, и, обегая амбар, вдруг поняла, что не успею отвязать Буяна. Если у меня и был шанс скрыться от погони и добраться до мамы и Кости, то придется бросить Буяна и бежать через лес. Я знала эти места лучше, чем солдаты. Я знала, где мы с Анной можем спрятаться.

Свернув за угол, я обнаружила лишь пустую телегу. Буян пропал. Анна – тоже. Она уехала? Или ее поймали?

– Евгения!

Вот она, за полем, на полпути до дороги. Верхом на Буяне. Похоже, ждала неприятностей. Она помахала свободной рукой и развернула Буяна ко мне. Я побежала навстречу.

Почти взлетела Буяну на спину. Анна схватила меня за руку и помогла забраться. Конь нервно переступал с ноги на ногу. Наконец я смогла закинуть ногу и усесться, подвернула сарафан под коленки, как сделала Анна, и крепко обхватила ее за талию. Девушка лихо пришпорила коня.

– Нет, езжай в лес! – Я тяжело дышала ей в плечо. – По дороге нам от них не оторваться.

Анна кивнула и развернула Буяна. Она приникла к его шее и пришпорила коня пятками: Буян сорвался в галоп. Он скакал гораздо быстрее, чем я ожидала от своего старичка. Моя попа ритмично подлетала в воздух и ударялась о его круп. Ноги скользили по его гладким бокам, и я отчаянно пыталась удержаться. Анне же быстрая езда явно давалась проще. Я постаралась скопировать ее позу и плотнее прижала колени к ходящим ходуном бокам коня.

Воздух пронзил громкий звук выстрела.

Мы с Анной вздрогнули от испуга. Пуля пролетела мимо нас и попала в дерево впереди; щепки брызнули в стороны, словно искры. Амбар остался позади. Я обернулась посмотреть, как далеко были солдаты, и удивилась: они бежали совсем в другую сторону. К лошадям. За нами следовал только Юровский. Он поднял винтовку, прицелился и снова выстрелил.

Пуля пролетела совсем рядом, жужжа, как оса.

– Быстрее! – крикнула я Анне и Буяну.

Юровский выстрелил еще раз, а потом мы нырнули в спасительную гущу деревьев.

Конечно, лес не был столь непролазным, чтобы мешать Буяну двигаться, но скакать галопом он больше не мог. Мы продирались сквозь кустарник, то и дело пригибаясь и уворачиваясь от летящих прямо в лицо веток. Сидящей впереди Анне доставалось больше всего. Буяну тоже, поэтому он пытался замедлиться и не понимал, почему мы безжалостно гоним его вперед. Но Анна не давала ему передохнуть.

– Там есть тропинка, – указала я в нужном направлении, и Анна повернула Буяна.

Уж в лесу, сколь бы шустрыми ни были лошади, те солдатам не помогут. Однако мы оставляли за собой очевидный след, и по нему нас рано или поздно обязательно нагонят.

Интересно, что мой старший брат, Лев, чувствовал перед смертью? Так же ли он бежал от погибели, гонимый вражескими солдатами? А может, он чувствовал тот же непреодолимый страх? И может, его последние мысли были тоже о семье?

Ну уж нет! Я не умру. Нам просто нужно хорошенько спрятаться. Я всенепременно вернусь домой, к маме, Косте, и предупрежу их об опасности. Белые могут убить Костю, если узнают, что тот служил в Красной армии. Я покинула свою семью ради заработка и теперь должна исполнить долг верной дочери: вернуться и защитить их. А Анна может присоединиться к белым, как, вероятно, того и хотела, мне все равно.

– Впереди есть место, где мы можем укрыться, – сказала я Анне.

– Ты хочешь прятаться? – спросила она с заметной паникой в голосе. – Не лучше ли нам ехать дальше? Уже почти стемнело.

– Они не прекратят погоню. Лучше всего нам будет спрятаться. Кстати говоря, – с подозрением добавила я, припоминая, как мы встретились и как телега с моими вещами, соседскими горшками и деньгами, осталась в поселке, – неужели ты хотела своровать мою лошадь?

– Конечно же нет! – обиженно воскликнула Анна. – Мы готовились встретить тебя у дороги. Я предвидела опасность и надеялась, что ты передумаешь и вернешься.

Я скептично хмыкнула, не очень-то ей веря. Но она все же спасла меня, так что я не стала давить.

Я указала Анне на тропинку, такую узенькую, что Буян едва на ней помещался. Она вела в самую чащу леса. Конь недовольно заржал. Ему приходилось ступать еще осторожнее, чтобы не запутаться в густой траве или не споткнуться о поваленные старые гнилые деревья. Мы же в это время руками отодвигали от себя хлесткие ветви. Я больше не слышала позади Юровского. Хорошо. Сердце утихомирило свой безумный ритм, но кожу все еще продолжало покалывать от волнения.

По тропинке мы вышли к чертовой стене[2]2
  Имеется в виду Чертово городище – скальный массив в 4,5 км от Исети.


[Закрыть]. Она возвышалась над нами, прямая и мрачная. Мы называли ее «чертовой стеной», потому что такую огромную и странную скалу мог сотворить только черт. Пятьдесят локтей серо-черного камня. В детстве мы с братьями часто играли тут в прятки. Я знала все секреты и укромные уголки этой скалы, а вот Анна смотрела на нее с явным недоверием.

Я направилась к южной стороне, где стена, постепенно снижаясь, тянулась вдоль горы. Тут и там из земли торчали валуны, а чуть дальше снова начинался лес. Если забраться на вершину скалы, можно было увидеть всю долину как на ладони.

– Здесь слезаем, – скомандовала я сзади.

– Но за нами все еще может быть погоня.

– Наверняка, – сказала я, соскальзывая со спины Буяна на землю.

Анна последовала моему примеру, разглядывая местность широко открытыми глазами. Я завела Буяна в пещерку у подножия скалы. Ему придется стоять, склонив голову, да и место это не такое скрытное, как то, где я собиралась спрятаться с Анной, но либо так, либо отпустить его одного в лес, чего я делать не хотела.

Я привязала поводья к торчащему из стены камню и погладила коня по голове.

– Будь молодцом и стой здесь, – сказала я. – Слышишь меня? Я вернусь. Никуда не уходи.

– Евгения! – настойчиво позвала Анна.

Я знаю, что слишком медлила. Обняла Буяна напоследок и поспешила наружу. Юровский и его солдаты пока не объявились.

– Нам придется лезть наверх. Ты сможешь?

– Конечно, – кивнула Анна.

Я взялась за знакомый камень. Несколько лет прошло с тех пор, как я последний раз залазила на стену, но я проделывала это так часто, что руки сами знали, где и за что хвататься. Цепляясь пальцами за трещины, я карабкалась с одной каменной плиты на другую все выше и выше. На середине я увидела то, что искала. Две изогнутые плиты создавали небольшой проем, сокрытый от посторонних глаз. В полумраке, откуда ни посмотри, он будет выглядеть как сплошной камень.

Я залезла в проем ногами вперед и прижалась к дальней стене, освобождая место Анне. Та забралась вслед за мной, едва протиснувшись внутрь. Когда я пряталась здесь с братьями, мои бедра еще не были такими широкими, как сейчас, поэтому нам с Анной пришлось вплотную прижаться друг к другу. Но мы справились. Проем был достаточно глубокий. Можно немного присесть, и тогда мы полностью скроемся из виду. Мы так и сделали и стали ждать.

Вскоре появились солдаты во главе с Юровским.

– Они могли здесь спрятаться. Обыщите местность, – приказал командир.

Дыхание Анны, щекотавшее мне щеку, стало ускоряться с каждым вдохом. Я почувствовала, как по моей спине течет холодный пот.

Мы слышали, как солдаты спешились и стали расхаживать вдоль стены. Я старалась дышать медленно и ровно, чтобы успокоить сердце. Оперлась рукой о холодный камень, и пальцы пробежались по тонким острым линиям на граните.

Я и забыла про эти буквы. Костя выцарапал в камне первые буквы наших имен: «КЕЛ». Я провела пальцами по ним: Константин, Евгения, Лев. Теперь нас осталось двое. Я крепко зажмурилась и подумала о семье. Уже совсем скоро я увижу Костю и маму. Я должна! Мама не потеряет еще одного ребенка. Я не могу сделать с ней такое.

– Они могли залезть наверх.

– Так проверь, – прорычал Юровский.

Солдаты обошли всю стену. Буяна не нашли. Теперь мы услышали, как они лезут по обеим сторонам скалы. Один был быстрее остальных и первым добрался до вершины. Побежал на другую сторону, и его сапоги простучали по камню всего в пяти локтях от нас. Анна схватила меня за руку, больно впишись ногтями мне в кожу.

– Их здесь нет.

Юровский сам забрался на стену.

Если бы он посмотрел вниз и хорошенько пригляделся, он мог нас увидеть. Я воспротивилась желанию взглянуть вверх. Темные волосы не так заметны, как светлое лицо, а движение могло привлечь его внимание. Я сжала кулаки и затаила дыхание, стараясь не двигаться.

– Забудь, Кузьмич. Едем дальше. – Юровский стал спускаться по другой стороне стены.

Я разжала кулаки и выпустила из рук нож. Даже не осознала, когда успела схватить его. Анна выдохнула мне в щеку и наконец ослабила железную хватку на моей руке.

Юровский и солдаты поехали дальше в лес, в сторону Медного. Мы их обманули. У нас получилось.

Выжидая, пока затихнет стук копыт, я размышляла о том, что делать дальше. Я только что помогла скрыться преступнице.

Я теперь предатель? Юровский говорил, что у Анны есть информация, которая может помочь белым. Если я возьму ее с собой, а она действительно знает что-то важное, то я могу навредить нашему общему делу.

Или мы можем расстаться здесь и сейчас. Анна с ее бриллиантами пойдет своей дорогой. Как же будет правильно поступить?

Если бы батя был жив, он бы хотел, чтобы я помогла Анне. Ему никогда не нравились большевики. Они с мамой хотели мирных перемен. Но отец умер задолго до того, как что-то изменилось. Когда помещики запретили охоту и начался голод, мы занимались собирательством. Когда выпал снег, мы выживали на крохах. Когда не осталось и их, мама варила суп из древесной коры.

Батя не ел. «Мне накладывай последнему, – любил говорить он. – Это моя обязанность – кормить семью». Мы все исхудали, но отцу было хуже всего. Он сильно ослаб. Когда мы съели полусгнившего тетерева, которого мама нашла в лесу, нам всем стало худо, а батя так и не смог оправиться.