Текст книги "Дочь серийного убийцы. Моя история страха, боли и преодоления"

14. Если подходит головастикам, подойдет и вам

День пятый

Ручей Монумент

– Как ты думаешь, долго ли нам еще придется ждать? – спросила я папу, который все еще возился в лагере.

– Не знаю. Думаю, нам лучше отправиться в путь. Впереди у нас самый длинный отрезок пути, – ответил он.

Мы тянули время, надеясь, что человеком с фонарем накануне вечером был Брайан, и оба ждали, что в любой момент он войдет в лагерь. Какие бы разногласия ни были у нас с отцом, переживания за моего брата и ночной отдых сблизили нас.

Может быть, Брайан встретит нас завтра у окраины каньона.

Эйди ушел некоторое время назад, спросив, можно ли ему продолжить поход с небольшой группой, которую он встретил вчера. Папа согласился и сказал, что мы встретимся с ним в Хорн-Крик, нашем ночном лагере, в тринадцати километрах к востоку.

В конце концов мы с папой решили, что не можем больше ждать из-за нарастающей жары, и вышли, наполнив наши бутылки. Сегодня нам нужно быть осторожными с запасами воды: до завтрашнего дня в Индийском саду ее негде будет взять. Отцовский путеводитель указывал, что нельзя рассчитывать на воду в Кедровом источнике и что в Солт-Крике ее нельзя пить из-за излишней минерализации, а в Хорн-Крике – из-за радиации. Фантастика!

Обратный спуск от Монумент-Крик был крутым и утомительным, но вскоре тропа сошла на нет. Сегодня мы бродили вокруг трех крутых водостоков, затем шли над обрывом высотой в триста метров.

Тропа проходила между рекой и массивными красными холмами, поднимающимися у далекой южной окраины, сквозь густую коричневую полынь и бесконечные кактусы. Мне казалось, что мы попали в старый вестерн, и теперь все, что нам нужно, – это шляпы и пара лошадей. «Я бы даже согласилась на упрямого ослика», – подумала я.

Мой рюкзак больше не был обузой; он стал намного легче благодаря тому, что я сама и пухленькие грызуны подточили мои запасы. Я чувствовала себя другим человеком. Я уже не была той, кто отправился в это путешествие пять дней назад. Мои ноги были крепкими, и я больше не боялась за себя. Но меня все больше беспокоил Брайан – если бы он был позади нас, ему пришлось бы преодолеть огромное расстояние. Мы никогда не должны были говорить ему, чтобы он сам спустился и встретился с нами.

Тени не было, солнце к середине утра уже сильно припекало. Сегодняшняя дистанция, которую нам предстояло преодолеть в жару, была очень сложной. Папа указал на большую группу стервятников, плывущих по течению и кружащих на северной стороне, шутя, что, возможно, там упал путешественник.

Его шутка не показалась мне смешной.

Примерно в километре вниз по тропе папа сказал, что ему нужно передохнуть, и вернулся за гребень. Он ушел, казалось, на целую вечность, а я осталась на солнцепеке, застряла посреди заброшенного пустыря, ожидая того, кто мог бы позаботиться о нашем затененном лагере.

Когда папа наконец вернулся, он сел, бледный и обескураженный, опустив лицо.

– Просто оставь меня здесь умирать.

Я никогда не видела отца таким потерянным.

– Тебе нужно пить больше воды. Давай. Мы не можем останавливаться здесь – мы просто зажаримся. Нам нужно найти тень. Седар-Спрингс? Ты сможешь продержаться до него?

Смирившись, он осторожно встал, посмотрел мне в глаза с большей ясностью и сказал:

– Да. Я могу это сделать.

Я помогла ему надеть рюкзак, чувствуя себя плохо из-за того, что заставляю его.

Нам оставалось не больше полукилометра до остановки. Мы оба молчали; казалось, что в наших отношениях произошел грандиозный сдвиг. Папа сплотил нас в первые несколько дней, поддерживал в пути, оберегал мою жизнь. Теперь я делала то же самое для него.

Папа никогда не проявлял слабости. Он был самым сильным человеком из всех, кого я знала, поэтому мне было страшно видеть, как он подавлен.

11.00

Седар-Спрингс

Мы спрыгнули в узкий меловой сток, надеясь найти воду, чтобы снова наполнить наши бутылки, но все, что мы нашли, это крошечная водяная лунка с плавающими в ней черными головастиками. Я подумала, что если они могут жить в воде, то все не так уж плохо, поэтому мы принялись за работу, отфильтровывая воду.

Все, что нас не убивает, делает нас сильнее?

Папа был измучен, и я тоже устала, чувствуя себя странно отягощенной, как будто кто-то накинул на меня тяжелое теплое одеяло. Мы решили поспать тут несколько часов, положив наши маты под небольшие каменные альковы. Мы сняли ботинки, и я устроилась отдыхать, положив рядом пакет с перекусами и книгу.

Где-то в час дня папа разбудил меня и, посмеиваясь, сказал, что ворон украл мою сумку с перекусами, разбросал еду по всему руслу ручья и теперь счастливо ее клевал.

Я пошла за птицей босиком. Она взлетела, низко пролетела над крутым обрывом и приземлилась далеко за пределами моей досягаемости. Она выглядела очень довольной. Мне удалось спасти некоторые нераскрытые, упакованные предметы, оставленные вором, – я не собиралась бросать здесь что-либо.

Папа решил, что мы должны собраться и отправиться в путь, но что-то подсказывало мне, что надо подождать.

– Разве мы не должны остаться здесь в самую жару и пойти дальше в сумерках?

– Если мы сделаем это, то отстанем от лагеря и будем слишком далеко, чтобы догнать их завтра.

– Я настаиваю на том, что мы должны остаться хотя бы на несколько часов. Сейчас ужасная жара.

Папа решил, что мы должны собраться и отправиться в путь, но что-то подсказывало мне, что надо подождать.

Папа согласился остаться, и мы продолжили отдыхать, болтать от случая к случаю, наши голоса были слышны у русла ручья.

– На помощь! На помощь! – раздался мужской голос над головой.

Я села и поспешно надела ботинки, не завязывая шнурков.

– Где вы? Вы ударились? – позвала я.

– Нет, принесите воды!

Я узнала этот голос!

– Брайан?

– Керри? Папа? – его голос отозвался эхом. Я не могла определить, на какой стороне русла ручья он был.

– Это мы! Где ты? Я иду, мы с папой идем. Скажи мне, где ты!

Меня охватили страх и адреналин. По голосу Брайана я поняла, что он в плохой форме. И испуган.

Я схватила свою аптечку, бутылку с водой и побежала изо всех сил мимо отца, который все еще надевал ботинки.

– Погоди! Нам не нужно, чтобы еще ты пострадала.

Брайан, вероятно, шел по дороге, по которой мы спустились, и я помчалась по ней и быстро нашла его. Он сидел на своем рюкзаке. Сгорбившись, будто исчерпал все свои силы.

Спасибо тебе, Господи! О! Спасибо!

Он был истощен, обезвожен, обгорел на солнце, но в остальном казался в порядке.

Я обняла его и протянула ему свою воду, пока папа шел прямо за мной по тропинке.

Папа крепко обнял его, постоял так некоторое время, и мы втроем плакали, оттого что были счастливы воссоединиться.

– Нам нужно увести тебя в тень. Сможешь ли ты пройти по этому пути? У нас есть вода, еда и место для отдыха, – я тараторила.

– Да, я могу спуститься туда, но что-то не так с моими глазами. Не очень хорошо вижу, – сказал мой брат.

Мы сняли рюкзак с моего брата, и папа помог Брайану подняться.

Папа протянул руку и схватил брата сзади за пояс, когда Брайан сделал несколько шагов вперед. Я схватила его зеленый рюкзак и чуть не выронила, он был таким легким.

– Где твое снаряжение?

– Выкинул почти все. Было слишком тяжело, чтобы идти дальше. Бросил в сторону палатку, спальник, одежду. Все, что у меня есть, это немного еды и воды, но моя вода заражена. Я не хотел ее пить. Боялся, что меня стошнит.

– Ничего! У нас много воды!

Мы с папой подбодрили его и положили на папину циновку. Я села рядом с ним, чтобы напоить его водой, мы намочили бандану, надев ее ему на голову. Мы также промыли ему глаза. У него не было солнцезащитных очков, и он, казалось, обгорел на солнце, глаза у него сильно болели.

Папа взял бутылки с водой Брайана, в которых была налита зараженная вода из Монумент-Крика, и отфильтровал ее в чистые бутылки. Это был не самый гигиеничный способ решить эту проблему, но нам нужна была вода на троих.

Брайан сказал нам, что отдыхал два дня, чтобы набраться сил, а на третий день прошел по краю тропы. Вчера утром он поехал на автобусе к началу тропы Отшельника и весь день шел пешком, зная, что на четвертый день мы будем у Монумента. Он рассказал нам, какой кустистой была тропа и как он беспокоился за нас. Когда он наткнулся на сандалии возле вывески на развилке, то подумал, что это моя туфля, и испугался, что со мной что-то случилось.

Брайан сказал нам:

– Я продолжал идти, пока хватало сил.

Почти пятнадцать километров он прошел за один день – это то, что заняло у нас два с половиной дня – со сном и приличной едой.

Вчера вечером Брайан остановился над обрывом Монумент-Крик. Он посветил фонариком несколько минут, но не смог разглядеть след.

Мое сердце замерло.

– Мы же видели свет, – сказала я, опустив голову. Стыдно, что не пошли на помощь.

– Я решил остаться на месте. Я прислонился к камню. Так спал. В какой-то момент рядом оказалась небольшая гремучая змея. Я убил ее камнем. И на всякий случай разрезал ножом пополам. Я провел ужасную ночь.

Меня будто пронзило острое жало: Брайан был один, всю ночь наверху. Испуганный. И мы ничего не сделали.

– Когда я сегодня утром добрался до Монумента, то был так рад увидеть воду, но не был уверен, стоит ли мне ее пить. Я свернул не туда, пошел на юг, к краю, вверх по водостоку. Мне не удалось найти след. Обернулся, потерялся. Все выглядит так же. Наконец нашел выход и велел себе идти дальше. Пошел туда, где были слышны голоса, и закричал.

– Мы так рады, что с тобой все в порядке.

И мы начали рассказывать ему о последних четырех безумных днях.

15. Возвращение из бездны не обязано быть драматичным

18.00

Солт-Крик

Ближе к вечеру мы решили двинуться дальше, позволив Брайану отдохнуть несколько часов. Я удивилась тому, что он смог продолжить путь, но он оказался сильнее, чем мы думали. К шести часам мы втроем спускались по бело-розовым гребням Солт-Крика, минуя Аллигатора и Инферно – так назывались холмы, разместившиеся ниже окраины каньона. Мы прошли три километра с тех пор, как покинули Седар-Спринг, и поспевали по времени, учитывая состояние нашей группы.

Возвращение Брайана подняло мне настроение. Я больше не замечала ни жары, ни расстояния. Я училась делать большие шаги с высоко поднятой головой, подмечать, что было передо мной, вместо того чтобы беспокоиться о положении моей ступни. Я училась доверять себе и проторенной дорожке под ногами. Казалось невозможным продвинуться вперед, ведь тропа шла изгибами вдоль зияющих пространств, но, несмотря на это, она оставалась ровной, постоянной. Тропа шла не вразрез, а в тандеме с ландшафтом.

Когда свет фонаря начал слабеть, Брайан сказал нам, что плохо видит. Мы держались как можно ближе к нему, папа проговаривал, что будет дальше, а я шла позади Брайана, чтобы помочь ему с фонарем. Мы шли втроем с нашими фонариками, время от времени проверяя, все ли в порядке, и подбадривали друг друга идти дальше.

Шаг за шагом мы преодолели еще восемь километров, оставляя Солт позади. Благодаря нашему упорству и силе воли мы втроем добрались до лагеря.

Что бы произошло, если бы мы с папой не остановились в Седар-Спрингс? Смог бы Брайан спуститься к тенистому месту? Смог бы он самостоятельно преодолеть это расстояние?

Брайан мог бы умереть, если бы не добрался до нас.

Я не просто тогда устала в Седар-Спрингс. Меня как будто что-то заставило остаться подольше – внутреннее ощущение. Это был ты, Боже?

22.00

Ручей Хорн

По Божьей милости мы оказались в лагере у ручья Хорн около десяти часов вечера, когда уже стояла кромешная тьма. Наши фонари шарили по пустому лагерю: не было ни палаток, ни Эйди. Мы надеялись, это означало, что он двинулся к Индейскому саду.

Несмотря на то что в лагере было пусто, папа нашел назначенное нам место по деревянному знаку, на котором были отмечены буква и цифра. Брайану нужно было укрытие, поэтому я разбила для него одноместную палатку, а папа приготовил для нас еду.

Брайан ел в палатке, скрестив ноги. Сразу после нашего ужина он отключился. Мы с папой снова расстелили маты, покрытые мелкой красной пылью, и проспали последнюю ночь на улице под звездами.

День шестой

Мы покинули ручей Хорн рано утром, впереди нас ждали двенадцать километров пути и подъем вверх на высоту почти километр. Мы надеялись достичь окраины каньона к ночи.

Мы брели на восток. Свет утреннего солнца падал на розовые просторы Линкора. Папа сказал, что мы доберемся до этого места в этот день, и, черт возьми, мы это сделали. Я почувствовала себя хорошо от осознания того, какой долгий путь мы проделали. Когда мы обогнули край скалы, мой изношенный ботинок зацепился за камень.

«Ах, черт возьми! Моя лодыжка».

Я села, нерешительно сняла ботинок, вся скривившись, и папа осмотрел мою ногу. Мы решили, что лучше всего перевязать лодыжку бинтом и продолжить движение.

Я снова надела ботинок и зашнуровала его, медленно вставая. Он удерживал мой собственный вес.

11.00

Индейский сад – тропа Светлого ангела

Утром мы добрались до Индейского сада. У меня болела лодыжка, но я справлялась с небольшой хромотой.

После недели пребывания в огромной пустынной местности нас встретила сюрреалистичная сцена: вода, хижины, деревья и люди. Вокруг бродили толпы людей, большинство из них выглядели намного чище и собраннее, чем мы, некоторые смотрели прямо на нас.

Я осмотрела себя. Мои ноги были покрыты красной песчаной пылью. Судя по лицам людей, я была покрыта ею с ног до головы.

Мы подошли к водяному насосу, и несколько человек уступили нам дорогу, пропуская вперед.

Мы что – настолько плохо выглядели?

Наполнив бутылки и выпив приличное количество прохладной пресной воды, мы направились в тенек.

Смотритель парка увидел нас, спросил, как мы поживаем, и поинтересовался, откуда мы. Папа вытащил наше разрешение на кемпинг, но рейнджер не попросил его показать.

Я хотела выдать этому парню все, что у меня было на уме: оползни, скалы, тропы, отсутствие воды. Но мы просто поддерживали вежливый разговор, какой всегда ведут с людьми в форме.

Папа уселся под деревьями, решив приготовить себе на обед рамен. Но нам оставалось пройти еще восемь километров и подняться на километр. Я не хотела останавливаться сейчас.

«Раз тут так много людей, а тропа Светлого ангела похожа на шоссе, люди все время спускаются и поднимаются вверх, может, мы с Брайаном пойдем вперед? Встретимся наверху?»

Папа согласился, и мы с Брайаном двинулись в путь, зная, что даже с моей лодыжкой и его истощением мы будем идти быстрее, чем папа, которого задерживал его тяжеленный рюкзак. Что приносишь, то и уносишь.

Из Индейского сада можно увидеть окраину, но не всю тропу. Но я знала, что она там, наверху. До горячего душа и приличной еды оставалось восемь километров пешком и километр – вверх.

У нас все получится. Без проблем.

16.00

Больше двух километров до дома отдыха

Примерно через пять часов подъема по серпантину и после передышки в доме отдыха мы преодолели шестьсот метров. Несмотря на то что мы все время поднимались, красная гладкая тропа Светлого ангела казалась мечтой после скалистой, страшной тропы Отшельника и утомительной тропы Тонто. Она была широкой, что было хорошо: пока мы поднимались, другие люди спускались вниз. Я была удивлена, что при том, что было достаточно поздно, люди налегке продолжали спускаться вниз. Я сомневалась, что они понимали, сколько времени им потребуется, чтобы вернуться наверх.

Зрение Брайана улучшилось, и, несмотря на мою больную лодыжку, этот день выдался хорошим и тихим. Мы провели его бок о бок с Брайаном, время от времени болтали и подбадривали друг друга. Когда один из нас отставал, другой останавливался и кричал: «Давай, до меня всего двадцать шагов!»

Когда один из нас отставал, другой останавливался и кричал: «Давай, до меня всего двадцать шагов!»

Расстояние между участками было небольшое, поворот за поворотом мы почти добрались до пункта назначения. Когда оставалось полтора километра, мы начали думать обо всей еде, которую мы могли бы съесть по возвращении в нормальный мир: Taco Bell, McDonald’s, Arby’s – во время подъема мы обсуждали меню.

Все чаще и чаще встречались признаки цивилизации: рожки для мороженого, ровный тротуар, водопровод. Прочные металлические перила, которые не позволят вам переступить через край. Где все это было, когда я нуждалась в этом шесть дней назад?

Мой изодранный правый ботинок ступил на первую ступеньку ухоженной дорожки.

Удар, прямиком с небес, пришелся по голове, и прежде, чем мой крепкий левый ботинок опустился на землю, Бог сказал: «Эй, мы заключили сделку». Я выполнил свою часть. Теперь твоя очередь!

Я остановилась как вкопанная. Шутки в сторону? Прямо сейчас? Ты делаешь это прямо сейчас?

Да.

Я сдалась, я приняла свою судьбу: хорошо, хорошо, хорошо. Вы меня поймали.

18.00

Южная часть окраины —

пройдено сорок восемь километров

Мы выбрались из каньона и наткнулись на Эйди, который ждал нас поблизости. У него на лице расплывалась широкая улыбка, на нем была чистая одежда – выглядел он лучше, чем мы. Он покинул ручей Хорн вчера вечером, осознав, что там пусто и нет питьевой воды, затем провел ночь в Индейском саду. Эйди выступил в путь ранее днем, доехал до фургона на автобусе и заехал в нашу комнату, которая находилась поблизости.

Эйди сказал, что подождет папу, а нам с Брайаном стоит пойти в отель.

Добравшись до комнаты, я позвонила маме в Финикс и рассказала ей о наших приключениях, опустив худшие части. Потом пошла в душ. Я никогда не забуду, как красная грязь и песок омывали мои ноги и скапливались возле слива.

Надев чистую одежду, я направилась обратно к окраине и около 19.30 увидела, как папа добрался до финиша в числе последних. Он устал, но был счастлив видеть нас и конец тропы.

Мы завершили день ужином в модном ресторане, из которого открывался вид на окраину каньона. Пока мы ждали наш столик, бармен подал нам стаканы ананасового сока, и мы выпили его, будто это был превосходнейший ликер. Когда мы подошли к нашему столику, официант спросил, нужно ли нам что-нибудь, и мы попросили его принести нам как можно больше воды.

Тем вечером мы сидели за столом с огромными ухмылками на лицах и набивали животы едой. Папа даже не взглянул на счет, просто протянул официанту свою кредитную карту.

Той ночью я заснула на полу, закутавшись в спальный мешок, радуясь ковру, кондиционеру и уже скучая по Млечному Пути.

Часть III. Любовь никогда не подводит

Любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

1-е Коринфянам 13:7–8

16. Найдите надежду и свое будущее

Июнь 1997 года

Уичито

Спустя месяц после приключений в каньоне я сидела на кровати дома в Уичито, когда ощутила божественное присутствие.

Мы договорились. Нужно было найти свою Библию.

Я часто встречала Бога вздохом, покорностью, иногда откровенной воинственностью, мол, я не хочу.

Библия.

Ну ладно.

Я оглядела деревянные книжные полки в своей комнате и не увидела ее. После тщательного поиска, который включал ползание под моей кроватью, я нашла свою Библию в красном кожаном переплете. Я получила ее на конфирмации, на обложке золотом было вытеснено мое имя. Я стряхнула с нее пыль и наугад открыла, я наткнулась на Иова, который, несмотря ни на что, не терял своей веры.

В середине августа я вернулась в Бойд, на этот раз заселилась в одноместную комнату на третьем этаже. В течение следующих четырех лет мы всей семьей перетаскивали мои вещи из комнаты и обратно. Вид из комнаты открывался на высокие сосны и парк, расположенный через дорогу.

В первый воскресный вечер две девушки постучали в мою дверь: «Привет, мы из Campus Crusade. Хочешь пойти на пикник?» Я почувствовала запах еды из окна и поняла, что проголодалась. Когда я спускалась по лестнице, то почувствовала, как душа откликнулась, словно узнала в девушках что-то знакомое. Боже? Твое ли это деяние?

Осенью они пригласили меня на изучение Библии и терпеливо отвечали на мои вопросы, от Бытия до Откровения. Эти женщины проводили «тихие часы» с Богом, и я послушно старалась делать то же самое, вооружившись Библией, дневником и карточками для запоминания Священных Писаний. Но мне быстро захотелось восстать против христианских правил молчания, тишины и раннего подъема.

Я также разрывалась между тем, чтобы проводить время с новыми людьми в моей жизни и попытаться сохранить отношения со старой группой друзей. После того как я окончательно ушла из группы, я наконец отпустила прошедший тяжелый год – Боже, я все! Я больше не могу. Я позвонила своим родным: хотела бросить все и вернуться домой. Мне сказали, что я должна потерпеть еще неделю, папа приедет в пятницу. Папа приехал, а через несколько дней отвез меня обратно в университет. Я почувствовала себя лучше и готова была пережить остаток моего осеннего семестра.

Мои родители и брат стали регулярно бывать в Манхэттене. Они часто приезжали осенью перед футбольными матчами и ждали меня у ворот на стадион, одетые в фиолетовые цвета университета. Папа говорил, что мы верны K-State, и с энтузиазмом приветствовал начало игры, скандируя «K! S! U!».

Во время одной игры, после тачдауна, папа и Брайан подняли меня высоко и передали на руки ожидающей толпе позади нас. Субботы были волшебными: мы часами стояли и скандировали до хрипоты.

Я встретил Дериана в августе 1998 года. Он вспоминает, как впервые увидел меня в фиолетовой футболке KSU, с длинными волнистыми волосами, я тогда шла в столовую. Помню, как встретила его, я стояла в дверях его комнаты в общежитии. Я должна была тогда понять – когда заметила его мягкие карие глаза за оправой очков, его нежную улыбку, короткие светло-каштановые волосы – меня ждет проблема.

Или, может быть, проблемой будет он: на углу его кровати висела черная кожаная куртка. Мне было интересно узнать об этом восемнадцатилетнем первокурснике, у которого на столе были разбросаны художественные принадлежности, в углу комнаты стояли хоккейные клюшки, а в усилитель была вставлена черно-белая гитара с наклейками в стиле панк-рок.

Но мое сердце блуждало в других местах, и мои чувства к Дериану первые пятнадцать месяцев колебались между раздражением и приятным удивлением. Я даже потратила довольно много времени, убеждая нескольких подруг, что он надоедливый и им не следует встречаться с ним. Они не встречались.

Я тоже ни с кем не встречалась. Мне нравились парни, которые проявляли ко мне легкий интерес, а потом выдавали: «Я люблю тебя как сестру».

Я не раз читала «Страсть и чистоту» Элизабет Эллиот, определенно нуждаясь и в том, и другом. Я делилась своим потрепанным экземпляром с подругами, которые приходили в мою комнату в слезах и переживаниях. Мне говорили молиться за будущего мужа, но во время моих слабых попыток это сделать я обнаруживала, что мои мысли блуждают вдали от всего, что имеет отношение к молитвам и терпению.

Я пыталась пройти свой путь, но часто не справлялась. Я полагала, что Бог, скорее всего, получил грубый результат той сделки, что мы заключили в каньоне, но я также была уверена, что обратного пути нет. Я была его дочерью, хотела я того или нет.

Дериан и я были частью шумной группы друзей, которые жили в общежитиях рядом друг с другом. Во время обеда мы сдвигали несколько столов, чтобы сидеть вместе. Я пропускала ужин по вечерам, когда работала посудомойкой – я начала работать в столовой за мизерный оклад. Я обычно соскабливала тарелки, когда они вращались по карусели. Дериан и несколько других парней подумали, что было забавно оставлять мне сообщения – я слышал их смех, когда тарелки вращались. Явно не лучший способ привлечь внимание девушки.

По четвергам я не работала, поэтому могла ходить с друзьями на собрания Campus Crusade, где мы молились и разговаривали о вере. По выходным мы разводили костры на озере Поттаватоми, готовили закуски и пели песни. Мы завершали субботние вечера завтраком в Village Inn поздно ночью или рано утром и изо всех сил старались вовремя успеть в церковь. У некоторых получалось лучше, чем у других, вставать рано по воскресеньям.

В конце третьего курса я все еще мучилась с некоторыми моими занятиями: я не всегда прикладывала достаточно усилий, не уделяла достаточно времени, придерживалась дурных привычек, выживая семестр за семестром. Я набирала проходные баллы, но давно потеряла стипендию и шанс учиться в ветеринарной школе. Но только во втором семестре моего третьего курса, весной 1999 года, я наконец набралась храбрости и рассказала обо всем родителям за ужином.

Я чувствовала, как Всевышний задает новое направление моей жизни.

Я чувствовала, как Всевышний задает новое направление моей жизни.

Я сказала родителям, что поменяла специальность на естественные науки и образование, намереваясь стать учителем. Я боялась, что это раздавит моего отца; он мечтал, что я стану ветеринаром. Когда я сообщила эту новость, его лицо осунулось, а глаза затуманились, но он взял себя в руки и сказал: «Ничего страшного. Я знаю, как тяжело бывает в колледже; ты делаешь все, что в твоих силах».

Это было самое трудное, что мне когда-либо приходилось ему рассказывать. Потому что я не старалась изо всех сил и не делала все возможное, чтобы преуспеть.