Текст книги "В объятиях герцога"

Глава 7

Имоджен вспомнила, что оставила свои вещи в шкафу больничной раздевалки, только где-то в середине рабочей смены в заведении «Голая киска». Кто выпроводил ее из больницы? Она не могла припомнить. Все происходило, как в тумане. Девушка очнулась на холодной улице под моросящим дождем. Она находилась уже далеко от больницы. По-видимому, она покинула ее стены час назад. Неверие в реальность происходящего сменилось оцепенением и отчаяньем. Имоджен не могла заставить себя вернуться домой. Как она посмотрит в глаза матери, которая вела домашнее хозяйство, готовила пищу, ходила за продуктами, несмотря на мучивший ее ревматизм? А ее дорогая, горячо любимая сестра Изабелл старалась изо всех сил держать марку в школе, не падать духом и просила позволить ей пойти на фабрику, чтобы зарабатывать деньги для семьи. Что будет с ней теперь, когда у них не осталось средств к существованию?

Имоджен боялась увидеть в глазах близких укор. Ее ведь можно было упрекнуть в том, что она не справилась с ролью кормилицы семьи. Она спасла жизнь богатого герцога, который оказался неблагодарным. Из-за него Имоджен потеряла единственный доход, который позволял ее семье держаться на плаву.

Дорога от больницы Святой Маргариты, находившейся в Вест-Энде, до «Голой киски», располагавшейся на улице Сент-Джеймс, была недлинной, но два этих места представляли собой разные миры.

«Вот он, мой мир, и другого теперь не будет», – с горечью думала Имоджен, озираясь в полутемном зале «Голой киски». О, как она ненавидела это заведение!

Подметая пол, на котором валялся мусор, девушка старалась не раздражаться по пустякам. Все здесь казалось ей отвратительным, все возмущало до глубины души. В ней росла обида на покойного отца, по милости которого она вынуждена была работать в этом злачном месте. На сестру, которую Имоджен вынуждена была взять на свое иждивение, потому что Изабелл была маленькой и беззащитной. На мать, которая из-за немощи и болезней не могла зарабатывать на пропитание. На доктора Фаулера, этого глупого высокомерного индюка. На Тренвита, который купил ее на ночь, а потом, через год, даже не узнал. А главное, именно из-за него Имоджен лишилась работы в больнице.

Но более всего она обижалась на себя саму. Она чувствовала свою вину в том, что произошло.

– Пока ты там ползаешь на карачках, почему бы тебе не взять вот это в рот? – пьяным голосом спросил посетитель, который разбил стакан, и положил руку на свой пах, похабно ухмыляясь и делая вид, что хочет расстегнуть ширинку.

Его собутыльники за столом разразились хохотом. Их веселье было несоразмерно плоской шутке. Впрочем, так всегда бывает в кругу крепко выпивших людей.

Имоджен выпрямилась, держа в одной руке метлу, в другой – совок.

– Я принесу вам другой стакан, – сухо сказала она, стараясь не смотреть на мерзкую щетину на подбородке пьяного клиента.

Повернувшись, девушка двинулась к барной стойке, за которой стояло мусорное ведро.

– Сколько стоит эта киска, дель Торо? – крикнул пьяный посетитель. – Похоже, она послушная, мне это нравится.

Занятый раскуриванием сигары, дель Торо ответил не сразу.

– Она здесь прислуживает, – наконец промолвил он. – Эта пташка не продается, Бартон. Вы можете выбрать любую из моих кисок, сэр, я сделаю вам скидку, дела сегодня совсем плохо идут.

– Что значит, не продается? – возмутился Бартон. – Здесь все продаются! Сколько ты просишь за нее? Я заплачу!

Глаза дель Торо алчно блеснули. Взглянув на Имоджен, он ухмыльнулся. Девушка похолодела. Она поняла, что значил этот взгляд.

– Однажды за нее заплатили двадцать фунтов, – выпустив кольцо дыма, сообщил владелец заведения. – Если дадите мне столько же, она – ваша.

– Ха-ха! Да ты издеваешься надо мной, дель Торо. Эта шлюха не стоит и двадцати шиллингов, посмотри на ее крохотные сиськи! Кому такие нужны?

– Клянусь богом, так и было, – заявил дель Торо. Его самого до сих пор изумляла история, произошедшая год назад. – Хотите верьте, хотите – нет.

– И какой болван заплатил такую кучу денег? – не унимался Бартон.

– Успокойтесь, Бартон, подумайте, что сделает ваша жена, если я начну разглашать имена своих клиентов? – Дель Торо был сообразительным малым и умел выходить из трудного положения. – Наш бизнес требует от человека сдержанности, умения держать язык за зубами.

Дель Того кивнул Имоджен, молча приказывая вернуться к исполнению своих обязанностей. Она выбросила осколки стекла в мусорное ведро, поставила веник и совок в угол и хотела уже направиться к столику отвратительного мистера Бартона, чтобы налить ему джина. Однако ее остановил Джереми Карсон.

– Я обслужу клиентов, Джинни, – сказал он. На его лице сияла мальчишеская улыбка. – Давай махнемся. Я подам мистеру Бартону выпивку, а ты вместо меня уберешь вот это. Я понимаю, что предлагаю неравноценный обмен и вряд ли заслужу от тебя благодарность.

Джереми указал на лужу блевотины слева под столом, за которым сидели пьяные посетители. Это были два вечно недовольных старика, которые как раз собрались заплатить по счету.

Вздохнув, Имоджен решила, что лучше уберет блевотину, чем станет снова прислуживать похабному пьянице.

– Сегодня полнолуние, – произнес Джереми. – Говорят, что в это время люди способны на странные и даже страшные поступки. Береги себя, Джинни.

– Спасибо, Джереми.

Улыбнувшись, Имоджен отправилась на поиски ведра.

За работой она думала о том, как будет жить дальше. Через неделю наступал срок платы за аренду жилья, а денег у нее не было. Хорошо хоть кладовая была забита продуктами. Значит, пока им не придется голодать. На запасах можно было протянуть недели две. Может быть, ей следовало поискать место медсестры в другой больнице? У нее не было рекомендательного письма, но судя по всему, доктор Лонгхерст неплохо к ней относился. Имоджен могла попросить его написать неофициальную рекомендацию.

Эта мысль немного приободрила ее, и она направилась на задний двор, чтобы высыпать мусор из ведра в бак. В одной руке девушка держала ведро, а другой сжимала на груди концы шали, наброшенной на голову. От напряжения у нее занемели пальцы.

Но мозг Имоджен лихорадочно работал. Она обдумывала планы на ближайшее будущее. Ей нужно было пойти к больнице Святой Маргариты и дождаться, когда на улицу после дежурства выйдет доктор Лонгхерст. Девушка решила, что загодя составит рекомендательное письмо и попросит доктора его подписать. Он не должен был отказать ей.

И тут неожиданно кто-то грубо схватил Имоджен сзади за шиворот и наклонил над высоким зловонным баком. Девушка закричала, но злоумышленник зажал ей рот ладонью.

– Если ты не продаешься, то я возьму тебя бесплатно, – прохрипел он, и Имоджен узнала голос Бартона.

От него пахло табаком и джином, и эти запахи смешивались с тошнотворной вонью гниющих отбросов, лежавших в баке. Имоджен охватили страх и отвращение. Она попыталась проглотить подкативший к горлу комок. Девушка не могла кричать и укусила насильника за руку, которой он зажимал ей рот. Однако толстокожий Бартон никак не прореагировал на это. Он прижимал ее к краю бака, и железо больно впивалось в нежный живот Имоджен. Насильник не давал ей пошевелиться и на все ее попытки сопротивляться отвечал жестко. Бартон схватил девушку за волосы и с силой повернул ее голову в сторону. Она боялась, что он сломает ей шею.

– Будешь рыпаться – пожалеешь, – прохрипел он. – А если закричишь, я вырублю тебя.

И с этими словами насильник начал задирать сзади ее юбки. Имоджен понимала, что если допустит надругательство над собой, то будет страдать всю жизнь, вспоминая этот ужасной эпизод.

Подавив приступ тошноты, она стала лихорадочно рыться в мусорном баке, и наконец нашла то, что искала – осколок стекла от того самого стакана, который разбил Бартон.

Как только Бартон засуетился, расстегивая штаны, Имоджен стала действовать. Резко крутанувшись, она вонзила в насильника острие осколка. При этом девушка, конечно, тоже поранилась об острый край стекла, которое сжимала в руке. Однако она добилась того, чего хотела. Бартон крякнул и выпустил ее. Осколок вошел ему в бок, рана была болезненной, но не глубокой и не представляла серьезной опасности для нападавшего.

Имоджен не успела убежать. Бартон молниеносно нанес ответный удар. Девушка получила увесистую оплеуху. Ребром руки насильник рассек ей губу, и Имоджен рухнула на грязные булыжники, которыми был вымощен двор. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, она изо всех сил сжала в руке острый осколок стекла, надеясь, что боль помешает ей лишиться чувств.

– Закон запрещает насиловать даже шлюх, – прохрипел Бартон, низко наклонившись над девушкой и готовясь нанести новый удар. – Поэтому когда я закончу, ты получишь…

Имоджен не дала ему договорить. Резко рванувшись к Бартону, она всадила ему осколок стекла в шею, прямо над ключицей. Он завопил, отпрянул, и толстый осколок остался в судорожно сжатой руке девушки.

Капли теплой крови брызнули ей в лицо из раны на шее насильника. Бартон зажал ее, пытаясь остановить кровь. Имоджен вскочила на ноги, чтобы убежать, но насильник вцепился в край ее шали. Девушка рванулась прочь, и шаль осталась в руке Бартона.

– Куда? Стой! – взревел он.

Выронив осколок стекла, Имоджен бросилась к двери. Она хотела позвать людей на помощь.

– Ты убила меня, – выдохнул Бартон, прислонившись к кирпичной стене. Кровь тонкой струйкой стекала по его рубашке и жилету. – Ты убила меня, стерва…

В его голосе не было ярости, скорее в нем слышалась растерянность. Имоджен понимала, что дела Бартона плохи. Если в ближайшее время не оказать ему помощь, он истечет кровью. Но ее могут привлечь к уголовной ответственности, если Бартон умрет и станет известно, кто его убил.

Дверь черного хода распахнулась, и на пороге возник Джереми. Увидев, что произошло, он ахнул, его глаза расширились от страха и изумления.

– Джинни? Боже мой, что здесь случилось?

Он потряс Имоджен за плечи.

– Эта сволочь пырнула меня осколком стекла, – слабым голосом произнес Бартон. – Позови доктора, или мне конец.

– Да, да, сходи за помощью, – сказала Имоджен.

Ее грудь ходила ходуном от тяжелого прерывистого дыхания. Она понимала, что конец не только Бартону, но и ей самой. Надо было бежать отсюда, с места преступления, надо было предупредить близких о том, что надвигается катастрофа.

Подхватив юбки, Имоджен бросилась прочь, со двора.

– Джинни, подожди!

Джереми догнал ее и хотел схватить за плечи, но зацепился за длинные волосы парика. Парик упал с головы и остался в руках бармена. Имоджен побежала дальше, даже не оглянувшись. Оцепенев, Джереми с недоумением взглянул на парик, а потом бросил взгляд на убегающую девушку. Его поразили ее золотистые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Джереми видел их впервые. Он и не подозревал, что она носит парик, скрывая под ним роскошные золотистые локоны.

– Позови кого-нибудь на помощь! – на ходу крикнула Имоджен и растаяла в сырой лондонской ночи.

Глава 8

Имоджен бежала, не останавливаясь, до тех пор, пока не стала задыхаться. Несмотря на поздний час и плохую погоду, улицы не были безлюдными. Дважды она сворачивала в темные переулки, завидев полицейские патрули. К счастью, редкие прохожие кутались в плащи и смотрели не на нее, а под ноги, чтобы не угодить в лужу.

Укрывшись от дождя под темным навесом, расположенным напротив железнодорожного вокзала, Имоджен попыталась восстановить дыхание. Только теперь она заметила, что у нее руки перепачканы кровью, и ахнула. Это была не только ее собственная кровь… Высунув ладони из-под навеса под дождь, она помыла их, наблюдая, как вниз стекают окрасившиеся в розовый цвет струйки. На правой руке у нее был длинный, но неглубокий порез. Шок начал проходить, и в поврежденной руке теперь ощущалась ноющая боль. Паника сменилась отчаяньем и тоской.

Дрожащие ноги не держали Имоджен, и, прислонившись спиной к столбу, она стала обдумывать сложившуюся ситуацию.

Сначала она хотела вернуться домой, чтобы предупредить родных о случившейся с ней беде. Но ужасные новости и внешний вид девушки могли напугать мать и маленькую сестру. Имоджен была полуодета и забрызгана кровью.

Она убила человека. Имоджен понимала, что навлекла позор на всю семью. Полиция явится к ним в дом сразу после того, как стражей порядка вызовут в «Голую киску», обнаружив труп Бартона. Дель Торо не станет защищать официантку.

Имоджен все еще колебалась. Что ей делать? Идти домой или нет? Убила ли она Бартона или он остался жив? От этого зависело, грозит ей тюрьма или виселица.

У нее болели разбитые Бартоном губы, во рту ощущался вкус дождя и крови. Ее шаль осталась в руках насильника, и теперь девушка мерзла, холод пробирал ее до костей. Струи дождя текли за ворот ее блузки с глубоким вырезом, распущенные волосы намокли и отяжелели. Имоджен страшно было подумать, во что превратился ее макияж.

Ей некуда было бежать, не к кому было идти, чтобы обратиться за помощью. Она не могла сесть на поезд, потому что ее тут же задержали бы. Ее внешний вид вызывал подозрение.

Но если… если она умоется, переоденется и приведет себя в порядок, то у нее есть шанс уехать из Лондона. Имоджен оставила свои вещи в больнице. В шкафу раздевалки висело чистое черное платье, которое она носила на работе. Если ей удастся пробраться в больницу, она обработает раны и обдумает план дальнейших действий.

Кроме того, у нее в шкафу лежало немного денег. Она хранила их на тот случай, если ей вдруг захочется перекусить или понадобится срочно сесть на поезд.

В этот час на первом этаже дежурили несколько медсестер и один доктор. На остальных этажах было тоже не много персонала. Скупой доктор Фаулер экономил деньги на ночных дежурствах, и это сейчас было на руку Имоджен.

Гвен в это время как раз находилась на посту. Имоджен не сомневалась, что может доверять подруге. Кстати, они не успели попрощаться и теперь могли это исправить.

У Имоджен подкашивались колени. Она знала, что если сейчас упадет, то вряд ли сумеет снова встать. Поэтому, собрав волю в кулак, она прикрыла мокрыми прядями длинных волос голые плечи и светлую блузку, заляпанную кровью, и снова вышла под дождь.

Имоджен без труда проникла в здание больницы Святой Маргариты. Она хорошо знала, какие двери в этот час не заперты и не охраняются. Тихо, как призрак, она прокралась по темным коридорам, оставляя за собой мокрые следы. Раздобыв бинты, спирт и заживляющие мази, девушка обработала свои раны, перевязала руку и стерла кровь с тела.

Взглянув на себя в зеркало, Имоджен вдруг беззвучно расплакалась, из ее глаз неудержимым потоком хлынули горючие слезы. Они бежали по лицу, обжигая холодные онемевшие щеки.

Она не плакала о человеке, которого, возможно, убила. Она не плакала от боли или от холода. Ее слезы были вызваны мыслями о будущем, вернее о том, что будущего у нее теперь нет. Имоджен потеряла все – семью, надежду на счастье и, возможно, саму жизнь.

Она расплакалась еще и потому, что увидела в зеркале над умывальником на своем бледном лице застывшую маску смертельного ужаса. На нее страшно было смотреть. Тушь, которой она подводила глаза и брови, растеклась под дождем, прочертив дорожку к подбородку. Ее верхняя губа была разбита и распухла. Слава богу, хоть не кровоточила. Слипшиеся от дождя золотистые волосы безвольно висели спутанными прядями.

Небесно-голубая блузка с глубоким вырезом была перепачкана кровью. Взяв губку и мыло, девушка начала смывать с себя грязь и остатки макияжа, который накладывала, когда шла на работу в «Голую киску». Вскоре из-под толстого слоя пудры проступили ее золотистые веснушки.

Закончив умываться, Имоджен наконец-то узнала себя в зеркале. На нее смотрела бледная дрожащая девушка с широко распахнутыми испуганными глазами. Если бы не распухшая губа, Имоджен походила бы на обычную невзрачную девицу, каких много в городе. Взгляд прохожих обычно на них не задерживается.

Неудивительно, что Тренвит не узнал ее без макияжа и парика. Интересно, что бы он сказал, если бы увидел ее сейчас. Скорее всего, назвал бы ее простушкой. Причем простушкой тощей, как скелет, и донельзя усталой. Имоджен слегка сутулила хрупкие плечи, а ее острые ключицы, казалось, готовы были прорвать тонкую кожу, которой были обтянуты.

Она задохнулась от отчаянья, почувствовав себя одинокой и обреченной. У нее действительно не было будущего. Все ее надежды обратились в прах.

Пытаясь взять себя в руки, Имоджен подошла к своему шкафчику, открыла дверцу и оцепенела. Там было пусто.

Ни платья, ни маленького кошелька с мелочью, ни пары чулок, ни фартуков, ни нижних юбок… Кто-то забрал ее вещи или выбросил их на помойку.

Лучик последней надежды погас.

Но тут ей в голову пришла спасительная мысль. Она нашла выход из положения, хотя понимала, что поступает дурно. Подобрав подол влажной юбки, девушка на цыпочках вышла в коридор и стала подниматься по черной лестнице на верхний этаж, на котором еще совсем недавно работала. На душе у нее было скверно, ей не нравилось то, на что она решилась, но иначе поступить Имоджен не могла. Ее сестра не должна была умереть от голода, а мать – от горя. Мысли о родных придавали ей сил.

Лорд Анструтер, этот милый щедрый старик, был всегда добр к ней. А она намеревалась ограбить его…

В выдвижном ящике его прикроватной тумбочки хранился кошелек с «мелочью», как выражался граф. Там было достаточно денег для того, чтобы послать куда-нибудь курьера с поручением или отправить камердинера за необходимыми покупками.

Этих денег хватило бы на то, чтобы содержать семью Имоджен целый месяц. Она решила встретить сестру по дороге в школу и передать ей украденные деньги, оставив немного себе. Это было все, что она могла сделать сейчас. Анструтер вряд ли заметит, что из его кошелька пропали монеты. А Имоджен эти средства помогут на первых порах приноровиться к новой жизни и разработать план дальнейших действий.

Ковры, устилавшие полы коридора на четвертом этаже, и непогода за окном помогали девушке двигаться неслышно. В ее туфлях все еще хлюпала дождевая вода. Имоджен не узнавала себя. Неужели она отважится на столь отчаянный и подлый шаг?

Ее грызли сомнения, но она упорно шла вперед, приближаясь к палате графа Анструтера.

Палата находилась недалеко от поста медсестры. Имоджен неслышно открыла дверь и осторожно проскользнула внутрь.

Шторы на окнах, за которыми бушевала непогода, были плотно задернуты, и в комнате царила полная темнота. Девушку это устраивало. Она могла бы с закрытыми глазами найти в помещении все, что ей было нужно.

Свистящее дыхание лорда Анструтера разрывало ей сердце. Судя по всему, старику осталось жить недолго. Подавив тяжелый вздох, Имоджен медленно двинулась по комнате. Ее била мелкая дрожь, но не от холода. Хотя, конечно, ей было трудно согреться в промокшей одежде. Девушка молилась про себя о здравии графа. Вскоре она нащупала столб от балдахина, висевшего над кроватью, и сделала шаг туда, где стояла тумбочка.

Пока ей сопутствовала удача. Имоджен бесшумно выдвинула ящик тумбочки и, пошарив в нем, быстро нашла шелковый мешочек, который служил графу кошельком. На ощупь она определила, что мешочек был полон монет. Ей оставалось только достать его из ящика и уйти незамеченной…

– Если за мной явился ангел смерти, то пусть он быстрее делает свое дело, – вдруг раздался слабый голос пациента. – Чего тянуть?

Спросонья голос Анструтера звучал хрипловато, но в нем, как всегда, сквозил юмор.

Застыв, Имоджен зажмурилась от страха и стыда. Ее сердце бешено билось, к горлу подкатил комок.

Чиркнула спичка и с шипением загорелась. В этот момент девушка поняла, что все пропало. Ее застукали на месте преступления. Спасения не было. Сейчас Анструтер позвонит в колокольчик, прибежит дежурная медсестра и вызовет полицию. За Имоджен явятся люди из Скотленд-Ярда и наденут на нее наручники. Внутренний голос подсказывал ей, что нужно бежать, пока не поздно, но ноги не слушались. Силы ее были не беспредельны. Она очень устала.

– Сестра Причард? Это вы? Какого дьявола вы здесь делаете? – всполошился граф. – Что это на вас надето?

Его вопросы жалили ее, как разъяренные пчелы. Имоджен молча вытащила руку из ящика тумбочки и задвинула его.

– Я краду у вас деньги, лорд Анструтер, – призналась она.

Странно, но эти слова были произнесены на удивление ровным спокойным голосом.

– Посмотрите на меня, милое дитя, – тихо сказал граф.

Но в его негромком голосе слышались стальные нотки. Так разговаривают те, кто от рождения привык повелевать. Имоджен не могла ослушаться старика.

Она медленно повернулась к графу, чувствуя, как у нее от напряжения дрожит каждый мускул. Встретившись с ним глазами, девушка задохнулась от стыда.

– Я в отчаянии, – отрывисто произнесла она, чувствуя, что по ее щеке катится слеза. – Я поступила… глупо… простите…

– На твоем платье кровь. Если это вообще можно назвать платьем. – Граф отвел глаза в сторону. Похоже, его больше шокировал внешний вид Имоджен, чем ее поступок. – Это твоя кровь?

Имоджен заколебалась, не зная, что ответить, но потом решила сказать правду.

– Нет, милорд, это не моя кровь.

Граф долго молча ее разглядывал. Спутанные волосы, разбитая губа, промокшее платье, перебинтованная рука… Что он мог подумать об Имоджен?

– Вы можете вызвать полицию, милорд, – не выдержав, произнесла она. – Я не буду останавливать вас.

– Возьмите мой халат и прикройтесь, сестра Причард, – строго сказал граф, используя официальное обращение. – Ваш полуголый вид приводит меня в замешательство. Я умираю, но еще не мертв, господи…

Девушка поспешно выполнила его приказ и надела мягкий, теплый халат.

– А теперь послушайте меня, – продолжил граф. – Я повременю с вызовом полиции, если вы придвинете сейчас стул к моей кровати и расскажете, почему вы покусились на мой кошелек, чья это кровь на вашем лифе, кто ударил вас и почему вы одеты, как… танцовщица в балагане.

Имоджен была знакома со многими мужчинами, но никто из них, в отличие от графа, не вел себя как истинный джентльмен. Мужчины обычно пытались раздеть ее, а не прикрыть наготу. Девушку растрогала попытка графа использовать эвфемизм вместо слова «шлюха». Удивленная и ободренная, она сделала так, как он велел.

Слова сыпались из нее, как из рога изобилия. Имоджен нужно было выговориться, облегчить душу, и граф оказался благодарным слушателем. Она рассказала ему о своей матери и сестре, о двухкомнатной квартире, где пахло нищетой и отчаяньем. О карточном долге отца, о работе в «Голой киске». Об увольнении из больницы Святой Маргариты, нападении Бартона, самообороне и ее последствиях. Она была уверена, что труп несостоявшегося насильника лежит сейчас во дворе увеселительного заведения.

Анструтер слушал ее, не перебивая. Лишь его усы время от времени нервно подергивались.

Имоджен заплакала только тогда, когда заговорила о своих планах ограбить графа, о намерении взять у него деньги и передать большую их часть Изабелл. Остальные нужны были ей самой, чтобы скрыться из города.

В этом месте слезы ручьем хлынули из ее глаз. Это были слезы стыда, горя и беспомощности.

Когда она закончила свой рассказ, в комнате воцарилась тишина. Граф не сразу заговорил. Имоджен боялась поднять на него глаза. Она утаила от Анструтера свои отношения с Тренвитом, не упомянула о той ночи год назад, которую они провели вместе.

Девушка понимала, что если расскажет об этом графу, то окончательно упадет в его глазах.

– Который теперь час? – наконец снова заговорил лорд Анструтер.

Имоджен вскинула на него глаза.

– Что вы сказали, милорд?

– Я не могу сориентироваться во времени, – нетерпеливо произнес он. – Который теперь час?

Он показал на карманные часы, лежавшие на тумбочке, и девушка подала ему их.

– Еще очень рано, – пробормотал граф, а затем снова устремил взгляд на Имоджен. – Слушайте меня внимательно, мисс Причард, у вас есть выбор, я предлагаю вам два варианта развития событий.

Девушка затаила дыхание.

– Я отдам вам кошелек с деньгами, но предупреждаю вас, что вы с ним далеко не уйдете. Это первый вариант.

– А второй? – с замиранием сердца спросила Имоджен. Она понимала, что в этот момент решалась ее судьба.

Усы графа приподнялись в озорной улыбке.

– Второй вариант – вы выходите за меня замуж.