Текст книги "В объятиях герцога"

Глава 9

Лондон

Май 1879 года

Коулу хотелось выпустить стальное лезвие на пружине, которое скрывалось внутри его протеза, и перерезать горло Лайаму Маккензи, маркизу Рейвенкрофту. И не потому, что маркиз, его бывший командир, был врагом, а потому, что Коула раздражали его речи. Каждое слово маркиза, словно кислота, разъедало душу Коула и капало в ту пустоту, где когда-то было его сердце.

– Я говорю тебе, Тренвит, эта девушка как будто никогда не существовала, ее следы невозможно обнаружить. – Темноволосый шотландец налил себе виски из хрустального графина, стоявшего на полке буфета в кабинете Коула. – Если бы я плохо тебя знал, то подумал бы, что эта девушка пригрезилась тебе во сне. В страшных условиях плена нужны позитивные эмоции, вот ты и придумал себе образ идеальной женщины, чтобы не рехнуться в аду. Но поверь, я сразу отмел эту версию! – поспешно заметил маркиз, опасаясь вспышки гнева Коула.

Коул отвернулся и расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки, пытаясь скрыть эмоции. Герцог не желал, чтобы его приятель видел, в каком отчаянье он находился. Но куда же пропала Джинни?

– Она словно призрак, – признался Коул. – Три года прошло с той ночи, когда мы…

Он замолчал и подошел к окну кабинета. Раздвинув шторы, Коул уперся правой рукой в раму, стараясь не смотреть на свое отражение в стекле.

– Это было так давно, – пробормотал Рейвенкрофт. – Зачем ты мучаешь себя, занимаясь безнадежными поисками малознакомой девушки?

– Возможно, я привык к пыткам, и теперь мне их недостает, – глухим голосом произнес Коул. Перед его внутренним взором вставали картины прошлого. – Я пережил ад, а Джинни показала мне, что такое рай. Она так прочно врезалась в мою память, что даже враги не смогли вытравить ее образ. Джинни все еще живет в моем сердце. Но время от времени мне в голову приходит мысль, что эта девушка была наваждением, сладкой грезой, что она не существовала в реальности. И еще меня смущает одно обстоятельство. Я давно уже ищу ее, но боюсь, что если она пройдет мимо меня на улице, я вряд ли ее узнаю.

Джинни, красавица с иссиня-черными волосами, возможно, действительно была всего лишь призраком, порождением его больной фантазии. Коул пытался припомнить черты ее лица, но они расплывались. В ту ночь он слишком много выпил, а в спальне царил полумрак… Только осязательная память сохранила воспоминания о ней, о ее хрупком нежном теле. Ее кожа цвета лунного сияния была мягче индийского кашемира. И еще Коул помнил, что у Джинни были огромные лучистые глаза, которые выражали доброту, желание, страх, любовь. Но почему он не помнил, какого они были цвета? Джинни была сильно накрашена в тот вечер… Возможно, все дело в этом.

Коул помнил сладкую дрожь в ее тихом голосе, в котором слышалось не осуждение, а сострадание. Как он нуждался в нем сейчас! В ту ночь Коул узнал, что такое душевный покой, дружеское участие и истинная любовь.

Внезапно на улице раздался шум. Эти звуки вернули Коула к действительности. Он увидел в саду соседнего дома его хозяйку, которую сильно недолюбливал. Женщина визжала, как сумасшедшая, приседала и делала какие-то нелепые движения, похожие на па странного танца. До этого она мирно рисовала, сидя за мольбертом. Теперь мольберт с холстом был перевернут, а плетеный стул лежал на боку. По-видимому, дама вскочила в панике, круша все на своем пути. Она опять неистово завизжала – то ли звала на помощь, то ли издавала боевой клич, – схватила свернутую в трубочку газету и начала дико махать ею в воздухе.

Коул тяжело вздохнул. Ни минуты покоя! Соседка постоянно беспокоила его своими выходками.

Какого дьявола она делала? Сражалась с коварными насекомыми? Коул пренебрежительно хмыкнул. Его неприязнь к соседке была столь велика, что он пожелал насекомым одержать победу в неравной борьбе с визжащей дамой.

– Девицы, которую ты ищешь, нет на острове. Это я точно знаю, – заявил Рейвенкрофт. – Возможно, ее нет и на континенте. Мы искали ее в Париже, Берлине, Вене, Риме, повсюду, где могут оказаться женщины ее… образа жизни.

– Мы? – удивленно приподняв брови, бросил через плечо Коул.

Рейвенкрофт, человек по прозвищу Демон-горец, как-то виновато пожал плечами, что было ему несвойственно.

– У меня обширные связи, ты же знаешь… Я могу подключить к поискам множество людей, если это нужно.

– И какие же связи ты подключил на этот раз? – насторожившись, спросил Коул.

– Те, которым я особенно доверяю. Я имею в виду графа Нортуока.

– Дориана Блэквелла, по прозвищу Черное сердце из Бен-Мора? – уточнил Коул. – Я считал тебя умнее, старина. Как ты можешь доверять известному авантюристу? То, что ему удалось найти наследницу Таунсенда, делает его графом не в большей степени, чем меня уличным мальчишкой лужа, в которую я нечаянно угодил.

У Коула на языке вертелся и еще один пример. Его соседка, леди Анструтер, со всеми своими чайными розами, лавандой и незабудками ничуть не походила на графиню. Да и до звания истинной леди она явно не дотягивала.

– К твоему сведению, в жилах Блэквелла течет благородная кровь, – заявил шотландец.

Снова повернувшись к окну, выходившему в соседский сад, Коул увидел, что леди Анструтер удалось сбить некое летающее существо на землю, и теперь она пыталась каблуком ботинка столкнуть его на выложенную каменными плитами дорожку.

Мать Коула была бы оскорблена подобным поведением и не потерпела бы соседства с не умеющей прилично себя вести дамой. Коул пришел в раздражение.

– Я наведался в заведение «Голая киска» сразу после возвращения из Америки, – сообщил он другу.

Коул искал Джинни за океаном, в Нью-Йорке и других городах, где было много иммигрантов. Впрочем, он искал не только ее, но и самого себя, однако вернулся домой ни с чем.

– Бывший хозяин заведения, Эцио дель Торо, похоже, вернулся на Сицилию. Теперь «Голой киской» владеет бывший бармен, мистер Карсон. Не понимаю, как такому молодому и, судя по всему, глуповатому парню удалось стать хозяином крупного увеселительного заведения. Спрашивается, откуда у него деньги? Карсон работал вместе с Джинни несколько месяцев, но ничего не знает о ней – ни ее фамилии, ни ее адреса, ни ее семьи.

– Я до сих пор не уверен, что эта сволочь дель Торо говорил нам правду, утверждая, что ему неизвестна фамилия Джинни. Скользкий тип. Он наверняка знает больше, чем нам рассказал.

Коул разделял мнение друга. У него тоже сложилось впечатление, что дель Торо чего-то недоговаривает.

Он отправился в «Голую киску» сразу же, как только улучшилось его состояние. Дель Торо сначала делал вид, что не помнит никакой Джинни. Но когда его приперли к стенке, признался, что она у него больше не работает. Он заявил, что уволил Джинни после того, как девушка напала на клиента. Но имени этого клиента дель Торо не мог вспомнить.

Коул потом не раз жалел о том, что не убил этого жирного борова на месте. Дель Торо заслуживал смерти. Люди обычно не лгали Коулу, когда он правой рукой хватал их за горло, а левую – с выпущенным стальным лезвием – подносил к паху. Но к дель Торо Коул явился еще слабым, неокрепшим после ранения и продолжительной болезни.

Да, этот негодяй вполне мог безнаказанно ему соврать. А что если дель Торо перехитрил герцога? Что если он оставил Джинни себе? Возможно, он увез ее на Сицилию…

От этой мысли мурашки забегали по телу Коула.

– У твоего помощника, Блэквелла, наверняка есть связи на Сицилии, – обратился Коул к Рейвенкрофту. – И он сможет найти дель Торо. Думаю, нам следует еще раз поговорить с ним. Возможно, это даст новые зацепки.

– Слишком много воды утекло, Тренвит, – осторожно сказал шотландец. – Шансы найти Джинни приближаются к нулю. В «Голой киске» нет уже тех шлюх, которые работали вместе с ней. О Джинни никто не помнит. – Рейвенкрофт подошел к приятелю сзади. – Послушай, я не привык разговаривать с человеком, который стоит ко мне спиной. На что ты так загляделся? На свое отражение в стекле? Или тебе неприятно смотреть в мое мужественное лицо?

– Не угадал. – Коул шире раздвинул шторы, чтобы его друг тоже мог взглянуть на то, что происходило в саду. – Я просто наблюдаю за припадочной соседкой, безвкусной дамочкой, которая вообразила, что умеет рисовать. Во всяком случае, она постоянно сидит за этюдником или мольбертом.

Рейвенкрофт выглянул в окно. За живой изгородью из аккуратно подстриженных кустов располагалась железная ограда на каменном постаменте, а за ней – сад соседнего дома. Его хозяйка графиня Анструтер уже успокоилась и теперь ставила на место мольберт, чтобы продолжить работу. Справившись со своей задачей, она села на плетеный стул и расправила ослепительно-розовые юбки, а также надетый поверх них замазанный краской фартук.

Маркиз присвистнул.

– У тебя, оказывается, замечательный вид из окон кабинета.

Коул фыркнул.

– Это ты ее имеешь в виду? В ней нет ничего замечательного. Противная дамочка с ужасным вкусом, вернее, напрочь лишенная вкуса. Ее яркий гардероб режет глаза.

– Она довольно легко одета сегодня, ты не находишь? – хмыкнул Рейвенкрофт.

– Много на ней одежды или мало, меня это не волнует.

Коул увидел леди Анструтер в первый же день после своего возвращения в лондонский особняк Тренвитов. Погода была хорошей, и соседка, как выяснилось в дальнейшем, по своему обыкновению вышла в сад. Почти каждый день после полудня она без помощи прислуги выносила из дома принадлежности для занятий живописью и усаживалась на одном и том же месте.

Холст был повернут к солнцу, находившемуся в это время суток на западе, а леди Анструтер сидела лицом к востоку. Из окна кабинета Коул хорошо ее видел. Он заметил, что если день был теплым, соседка снимала блузку и работала в сорочке и корсете, как сейчас. Она не пользовалась ни зонтиками от солнца, ни тентами, поэтому загорела на скупом лондонском солнышке. Такой тон кожи был немоден в высшем свете. Веснушки на ее лице спрятались под загаром. Волосы леди Анструтер были слишком золотистыми, чтобы назвать их рыжими, и слишком рыжими, чтобы назвать ее блондинкой.

Соседка Коула отличалась живостью эмоций, которые быстро сменялись на ее лице, когда она порывисто и энергично прикасалась кисточкой к холсту. Должно быть, ею в эти минуты овладевало вдохновение. «Какая экзальтированная особа», – с раздражением думал Коул.

Леди Анструтер действовала ему на нервы. Он не желал видеть соседку, но она постоянно мозолила ему глаза.

– Я так понимаю, что вы с ней не ладите? – заметил Рейвенкрофт.

Коул хмыкнул.

– Ее покойный муж, лорд Анструтер, был на редкость порядочным человеком. А эта дамочка вцепилась в него мертвой хваткой, когда старик – ему было уже за семьдесят – лежал на смертном одре. Он умер через девять месяцев после свадьбы, и эта женщина завладела всем его состоянием, так как у лорда Анструтера не было наследников.

Рейвенкрофт слушал его вполуха. Его не особенно интересовали финансовые дела соседки Коула.

– Ну, такое часто случается в высшем обществе, – рассеянно заметил он.

– В том-то и дело, что эта женщина никогда не принадлежала к высшему обществу, она не из нашей среды. Вот в чем загвоздка. У нее не было ни титула, ни денег, ни знатного происхождения. Она – дочь обедневшего торговца и когда-то работала медсестрой в больнице Святой Маргариты. Если бы я мог оспорить получение ею наследства графа Анструтера, я бы сделал это. Но по документам все чисто, ни к чему не придерешься. Она, конечно, помогла ему привести дела в порядок, а потом, думаю, ускорила его кончину.

– Это суровое обвинение, – заметил Рейвенкрофт.

– Я скорее рассуждаю, чем обвиняю. Но бьюсь об заклад, так оно и было.

От внимания Коула не ускользала ни одна деталь. Он заметил, как переливаются на солнце распущенные волосы леди Анструтер, в которых играл ветерок. Мягкие золотистые локоны обрамляли загорелое лицо женщины. Она поправила их рукой, перепачканной синей краской, и след от краски остался у нее на волосах. Однако леди Анструтер не заметила это.

– Эта женщина имела наглость представить свою младшую сестру лондонской знати и даже королеве! – возмущенно сказал он. – Сестра у нее, конечно, красивая, но кому она нужна? Кто снизойдет до нее?

Рейвенкрофт прильнул к окну, чтобы лучше разглядеть странную даму.

– Ну, я бы не был столь категоричным. В наше время частенько случаются мезальянсы, – возразил он. – Анструтер был, конечно, не так богат, как ты, но все же его состояние можно назвать значительным. Мир меняется, и я знаю много обедневших дворянских семей, которые мечтают поправить свое финансовое положение даже ценой мезальянса. Главное, чтобы невеста была с большим приданым, и тогда они проглотят свою гордость. В любом случае, для наших аристократов младшая сестра графини лучше, чем богатая американская наследница, скажем, из Калифорнии.

Коул поморщился, но в душе вынужден был признать правоту друга.

– Я все понимаю, но… бывшая медсестра? Это же черт знает что! Старик Анструтер сходил с ума по своей покойной жене. Не знаю, похоть или безумие заставили его снова жениться. И если уж ему так приспичило, то он мог бы по крайней мере найти себе невесту из приличной дворянской семьи, которая сумела бы разумно распорядиться богатым наследством.

– Если человек захотел насладиться прелестями красотки в последние месяцы жизни, то, поверь мне, ему не до правил приличия и не до людских пересудов, – смеясь, заметил шотландец. – Я высоко ценю ум моей жены и ее благородную душу. Но когда она ходит без блузки, меня привлекают в ней другие качества.

И он кивнул в сторону полуодетой бесстыдницы, которая, держа кисточку в зубах, стирала с холста тряпочкой неудачно нанесенные мазки.

Коул допускал, что некоторые мужчины находят ее красивой. Им может понравиться медовый оттенок ее кожи, они могут любоваться игрой света и тени, падающей от листьев высокого вяза на ее обнаженные плечи. Их может, в конце концов, пленить изгиб темно-рыжих бровей, которые леди Анструтер так забавно хмурила, погрузившись в работу.

Вот только губы соседки, по мнению Коула, могли показаться чересчур пухлыми, излишне чувственными. Не всем понравятся такие очертания. Коул следил, как она задумчиво грызла кончик кисточки, разглядывая свою работу.

Да, леди Анструтер могла показаться привлекательной. Но ему она не нравилась. Коул предпочитал иссиня-черные локоны и фарфорового цвета кожу, а у леди Анструтер были веснушки и медовый загар.

– Думаю, тебе не следует осуждать старика, – снова заговорил Рейвенкрофт. – Людям свойственно увлекаться, особенно в момент смертельной опасности. Я много раз наблюдал это в армии. Медсестры в госпиталях становятся лучом света для раненых. Понимаешь, о чем я говорю? Когда красивая добрая женщина ухаживает за смертельно больным человеком, нежно прикасается к нему, он не может устоять перед ней и проникается чувством любви. Его захлестывают сильные эмоции. – Шотландец бросил на Коула многозначительный взгляд. – И потом, медицина – более уважаемое занятие, чем проституция, ты согласен?

В глазах Коула вспыхнул гнев, однако ему нечего было возразить другу. Отрицать очевидное было бы глупо.

– Это всего лишь мое мнение, я никого не хочу судить или оскорблять! – подняв руки в примирительном жесте, торопливо сказал Рейвенкрофт. Его лицо излучало добродушие. – Я сам пал жертвой проклятия. Ты знаешь, что я женился на женщине из приюта, опозоренной, оболганной, обесчещенной. Однако из нее вышла отличная маркиза.

– Надо быть сумасшедшей, чтобы выйти замуж за Демона-горца, – пробормотал Коул в отместку за колкости друга.

Его слова не задели Рейвенкрофта за живое, он только добродушно рассмеялся.

– Значит, ты счастлив в браке? – хмуро спросил Коул.

– Счастлив – не то слово, – ответил маркиз. – В прошлом году в моей жизни произошло много событий. Я потерял брата, но приобрел жену.

Коул скрестил руки на груди. Они никогда не говорили о несчастье, произошедшем в семье маркиза. А случилось следующее: лэрд Маккензи, маркиз Рейвенкрофт, доставил под конвоем своего брата майора Хеймиша Маккензи в Министерство внутренних дел и сдал его властям. Хеймиш оказался предателем, убийцей, настоящим чудовищем. Он предал не только родину, но и своего друга, Коула.

Ему предъявили обвинения в бесчисленных военных преступлениях и измене и повесили незадолго до Рождества. Коулу и Рейвенкрофту было позволено присутствовать во время исполнения приговора, хотя в Британии еще в 1866 году был принят закон о запрете публичных казней.

Рейвенкрофт и Тренвит всегда уважали друг друга. Коул, который на десять лет был моложе маркиза, одно время служил под его командованием. А затем Тренвита перевели в спецотряд, выполнявший особые задания. Рейвенкрофт заслужил свое прозвище Демон-горец на поле боя, где он всегда сражался с остервенением дикаря, достойным его предков-якобитов.

У Коула не было прозвища, может быть, потому, что он совершал свои подвиги без свидетелей.

В бумагах Министерства внутренних дел он числился как сотрудник дипломатической службы. А на самом деле занимался шпионажем, разведкой и физическим устранением неугодных британским властям лиц.

Ублюдок Хеймиш Маккензи был тоже принят в спецотряд. Во время выполнения последнего задания он предал Коула, чтобы спасти свою шкуру, и тот оказался в плену у турок.

Рейвенкрофт не знал, что спасает того, кого предал его собственный брат. Командование послало маркиза вызволять Коула из турецкого плена. Маркиз сопровождал американского консула, посла Великобритании и американского журналиста ирландского происхождения Януария Макгэна в Болгарию. Там они тайно занимались разведкой. Турки отрицали сам факт болгарского восстания. Однако члены делегации вскоре обнаружили города, в которых резко сократилась численность населения, а потом нашли горы трупов, разлагающихся прямо на улицах, поскольку некому было их захоронить. Судя по характеру ранений, девушек и младенцев закалывали штыками. Маркиз и его коллеги установили, что турки вырезали население пятидесяти восьми сел, разорили пять монастырей. Тридцать тысяч трупов было брошено на съедение одичавшим псам.

Коул был свидетелем этих ужасов. Он едва не стал еще одной жертвой турок, но ему удалось выжить.

Затем делегация услышала, что часть особо охраняемых пленных была увезена в восточном направлении в сторону Константинополя. Рейвенкрофту понадобилось несколько месяцев, чтобы их найти. Среди пленных оказался и Коул. Отношения Тренвита и Рейвенкрофта стали еще более теплыми и дружескими после возвращения в Англию. Избитый, изможденный, покалеченный герцог долго лечился в больнице.

Американский журналист написал разоблачительную статью о зверствах турок, в которой описал и историю Коула. Пресса и возмущенные читатели требовали призвать виновных к ответу.

Оскар Уайльд, Чарлз Дарвин, Виктор Гюго использовали свое влияние для того, чтобы заставить власти начать расследование злодеяний турок в Болгарии, а также принять меры к наказанию преступников.

Рейвенкрофт и Тренвит присоединились к этим требованиям, надеясь, что Британия примет более жесткие меры, нежели санкции против Османской империи. Однако со временем стало ясно, что бюрократия спустила это дело на тормозах.

Дружба Рейвенкрофта и Тренвита еще более окрепла после казни брата маркиза, на которой они присутствовали. Коул доверял шотландскому лэрду, как никому другому. И хотя Рейвенкрофт большую часть времени находился в своем высокогорном замке, где жил вместе с двумя детьми от первого брака и новой женой, он, тем не менее, активно помогал Коулу в поисках Джинни.

– Ты надолго приехал в Лондон? – спросил Коул, решив сменить тему разговора.

– Да, моя дочь Рианна в этом сезоне будет представлена королеве, она уже начала выезжать в свет. Подозреваю, что жизнь моя скоро превратится в ад: бальные платья, этикет, вальсы, смертельная скука и ужасная английская еда. Чтобы как-то развлечься, я собираюсь свернуть шею парочке ухажеров, которые осмелятся приударить за моей дочерью.

– Звучит угрожающе.

– А мне каково? – Маркиз почесал затылок. У него были черные волосы длиной до плеч. Коул подозревал, что Рейвенкрофт скрывал под ними посеребренные сединой виски. – К концу сезона я, во-первых, разорюсь, превращусь в нищего, а во-вторых, стану убийцей.

Это, конечно же, была шутка. Во всяком случае, в том, что касалось «нищеты». От руки Рейвенкрофта погиб не один десяток человек. Но что касалось его финансового положения, то его трудно было поколебать. Маркиз был очень богат. Ему принадлежали лучшие земли в горной Шотландии. Его поместья приносили огромный доход.

– У меня даже настоящего медового месяца не было, – продолжал жаловаться шотландец.

– Сочувствую, – отозвался Коул, следя за действиями леди Анструтер. Она скрутила свои длинные золотистые волосы в узел и сколола их длинной кисточкой на макушке. У нее была очень изящная шея, этого Коул не мог отрицать. – Тебе же нужен наследник, поэтому не следует надолго оставлять жену.

Коул переступил с ноги на ногу, чувствуя, что брюки в паху топорщатся.

– Если бы ты видел ее, то понял бы, что от такой женщины ничто не может отвлечь. В поместье нам не скучно, но мы вынуждены были на время уехать. Я вернусь только после того, как моя упрямая дочь очарует и лишит сна всех аристократов в этом богом забытом городе.

– Сегодня она снова едет на бал? – с ухмылкой спросил Коул, радуясь, что пока лишен отцовских забот.

– Да, ее будет сопровождать бабушка, мать моей покойной жены. – Маркиз смиренно вздохнул. – А леди Рейвенкрофт уговорила меня поехать сегодня на благотворительный ужин. Она увлеклась филантропией.

– Уговорила, то есть заставила?

Рейвенкрофт хмыкнул.

– Я особо не упирался, это же благое дело. И я слышал, что там можно будет вкусно поесть. Одним словом, почему бы не совместить приятное с полезным?

Коул засмеялся и снова бросил неприязненный взгляд на леди Анструтер. У него была еще одна причина недолюбливать соседку.

– Надеюсь, твоя жена будет творить добро, не подпуская к себе несчастных слишком близко.

– Я что-то не понял, о чем ты.

Рейвенкрофт с сомнением посмотрел на друга, не зная, как реагировать на его слова. Был ли это выпад в адрес его жены или нет?

– Успокойся, я ничего не имею против твоей любимой супруги, – сказал Коул, не сводя глаз с соседки, которая намочила платочек, выжала его и провела влажной тканью сначала по шее, а затем по верхней части бюста, выступавшей из корсета. По-видимому, ей было жарко. Бусины влаги блестели на ее коже так, словно кто-то осыпал ее звездной пылью. Коул вдруг забыл, что еще собирался сказать. Его взгляд был прикован к декольте леди Анструтер.

Ему страшно захотелось пить, поэтому он взял свой стакан с виски и залпом его осушил.

– В таком случае на кого ты намекаешь? – с мрачным видом спросил Рейвенкрофт.

– Вон на ту женщину, – морщась, произнес Коул, указывая на соседку. – Ты не поверишь, она распахнула двери своего особняка в Белгрейвии для блудниц, нищенок и одиноких матерей!

– Вот коварная сучка! – ахнул Рейвенкрофт.

В его голосе слышался сарказм. Он явно потешался над Коулом. Однако герцог сохранял серьезный вид. Его действительно возмущало поведение соседки.

– Она пытается превратить одно из красивейших лондонских зданий в притон для шлюх и воровок. Все в округе осуждают ее. Местная знать с трудом смирилась с тем, что здесь неподалеку поселилась актриса Милли Ли Кер. И вот новый удар! Что касается мужа актрисы, то он, как я понимаю, связан с Черным сердцем, твоим помощником.

– О боже, ваша светлость, вы всегда были таким снобом?

Лэрд ткнул Коула локтем в бок.

– Вероятно.

– А может быть, среди, как ты выражаешься, блудниц, которых пригрела твоя соседка, нам стоит поискать Джинни?

Маркиз не знал, что Коул давно уже это сделал. Но его усилия ни к чему не привели.

– Джинни не была обычной проституткой. Она… она другая.

– В смысле?

Вместо ответа Коул налил себе еще выпить. Проницательность и ставящие в тупик вопросы маркиза порой его раздражали.

– Может быть, единственным отличием Джинни от других… ночных бабочек является то, что она кое-что значит для тебя?

Коул сделал глоток, глядя вниз в соседский сад. Он мучительно старался забыть грязные подробности той памятной ночи. Дель Торо продал ему девственницу, а Коул был слишком пьян и не понял, что перед ним нетронутая девушка. Только потом, вспоминая детали, он осознал, что наделал, и раскаялся в своем поступке.

Коул был первым любовником Джинни, и он с болью думал о том, сколько мужчин с тех пор перебывало в ее постели. Они наверняка грубо обращались с ней. Джинни могла растерять за это время все свое обаяние, доброту и наивность. Никто не знал, в кого она превратилась.

– Нет, ты только посмотри! – воскликнул Коул, указывая на соседку покалеченной рукой, поскольку в другой у него был стакан с виски. – Эта припадочная обнимает какую-то пышнотелую бабенку!

Рейвенкрофт придвинулся ближе и взглянул в соседский сад. Ничего возмутительного он там не увидел. Леди Анструтер пожимала руки пышной даме с густыми каштановыми волосами.

– Полуодетая графиня принимает гостей в саду, – прокомментировал Коул. – А ее гостья – явно распутная женщина.

– Да, это в ней есть, – согласился маркиз.

Что-то в тоне друга показалось Коулу подозрительным.

– Ты говоришь так, как будто знаешь эту женщину.

– Конечно, знаю. Эта распутная пышнотелая бабенка – моя жена, Мена Маккензи, маркиза Рейвенкрофт.