Текст книги "Разбойник"

– Это хорошо. – Его дыхание участилось, глаза метались в нерешительности. – Отлично. Вот что… Я хочу сегодня вечером обсудить с вами кое-что особенное.

Ее пронзила легкая дрожь, когда она поняла, к чему клонит Морли. Как, черт возьми, ей отреагировать?

– Конечно. – Похоже, она тоже задыхалась. – Не хотите ли… зайти на чашку чаю?

Инспектор долго смотрел на ее дверь.

– Боюсь, будет неразумно приглашать меня в дом прямо сейчас. Учитывая, насколько я… Боже! Я боюсь все испортить.

Пальцы Фары проскользнули с его плеча к щеке, и она попыталась придать себе как можно более обнадеживающий вид, хотя ее сердце помчалось вскачь вместе с мыслями.

– Просто скажите, о чем вы думаете?

Он накрыл своей рукой ее руку, лежащую на его щеке.

– Я хочу должным образом ухаживать за вами, Фара, – быстро проговорил Морли. – Мы с вами вместе управляем таким успешным предприятием, так что представьте себе, как хорошо мы стали бы управлять общим домом. Нам нравится находиться в обществе друг друга. И, кажется мне, в последнее время наши чувства друг к другу стали сильнее, чем многолетняя дружба. – Сжав ее руку, он поднес ее к своей груди, прямо к сердцу. – Нам больше не придется быть одинокими, и вы – единственная, с кем я хотел бы проводить каждую ночь до конца своей жизни.

Приятное тепло окутало Фару, хотя она и была немного разочарована его словами. Итак, выходит, он не Россетти и не Китс[7]7
  Английские поэты XIX века.


[Закрыть]. Стоит ли использовать это против него?

– Подумайте о том, что вы мне предлагаете, – спокойно промолвила она. – Я вдова и давно вышла из подходящего для замужества возраста. Мужчина вашего положения с вашими заслугами нуждается в молодой жене, которая будет рада создать для него уютное местечко, дом, в который ему будет приятно возвращаться. Которая подарит ему пухлых деток и обеспечит уважаемое общество. А все мои знакомые – либо преступники, либо богемцы. – Она усмехнулась, а затем добавила с оттенком сухой иронии: – Иногда и то и другое сразу.

– Но вам двадцать семь лет, – заспорил Морли со своей собственной улыбкой – недоуменной. – Так что едва можно говорить о старости.

– В прошлом месяце исполнилось двадцать восемь, – поправила его Фара. – Мне кажется, я пытаюсь предупредить вас, что привыкла слишком твердо настаивать на своем, чтобы стать для вас послушной женой. – Хотя внутри у нее все затрепетало при мысли о детях.

Морли молчал несколько мгновений, хотя казался он скорее задумчивым, чем оскорбленным. Протянув руку, он отбросил ей на спину локон с обнаженного плеча, открывая взору белую кожу, не прикрытую шалью.

– Ваше первое замужество… – Морли помолчал. – Неужели оно было таким ужасным?

– Вообще-то наоборот. – Фара печально улыбнулась. – Просто… трагически коротким.

– Мне бы хотелось, чтобы вы как-нибудь рассказали мне о нем, – попросил инспектор.

– Может быть. – Фара солгала, потому что в это мгновение она сосредоточилась на тепле его пальцев, скользящих по ее коже.

Желание накрыло их, как лондонский туман, его нежная и мужественная форма успокаивала и возбуждала одновременно.

– Я также хотел бы вступить в состязание с вашим покойным мужем за ваши чувства. Я бы даже стремился быть достойным его памяти.

Эти изящные нежные пальцы наконец-то сомкнулись на ее плече, и он привлек Фару к себе.

– Эта перспектива не пугает меня, как испугала бы других мужчин.

Тронутая словами Морли, Фара прижалась к его сухопарой фигуре.

– Вы очень необычный человек, – сделала она инспектору комплимент, опуская ресницы от такой неожиданной близости. – И к тому же довольно красивый. Такие вещи лучше никогда не решать быстро. Дайте мне вечер-другой – проверить собственные чувства?

– Мне следовало бы догадаться, что такую деловитую и требовательную женщину, как вы, не сбить с толку. Но дайте мне хоть один шанс, Фара, – взмолился инспектор, прижимая ее тело к своему и скользя ладонью к изгибу ее спины. – Что-то, за что сможет ухватиться мое одинокое сердце.

– Не скажешь, что это не блестящее предложение, – искренне проговорила Фара. – Даже соблазнительное.

В его глазах вспыхнула надежда. Жар.

– Соблазнительное? Да, но наполовину не так соблазнительно, как вы. Боже, Фара, вы даже не представляете, как это слово на ваших устах воспламеняет меня. Хоть вы и были замужней женщиной, думаю, вы могли бы соблазнять. Черт, да ваш муж, должно быть, был самым счастливым человеком во всей империи, пусть и недолго.

Одна его рука скользнула ей под подбородок, а вторая прижала их тела еще ближе. Фара постаралась скрыть печаль за улыбкой.

– Мы оба были счастливы некоторое время. – Хотя и не так, как предполагал Морли.

– Могу я поцеловать вас, Фара? – Пыл в его голосе одновременно пугал и волновал.

Фара подумала, а потом подняла голову. Их первый поцелуй был мягким, робким, но в целом приятным. Фара была рада, что они находятся в относительной темноте лестничной клетки, так что ей не приходилось следить за выражением лица, а также думать о том, следует ли ей открыть или закрыть глаза. Она могла просто наслаждаться теплом его близости. Ощущением его наглаженного льняного сюртука под кончиками пальцев. Мастерством его рта, танцующего и двигавшегося на ее губах. Поцелуй на мгновение стал более настойчивым, но Морли снова ослабил натиск. Легкое ощущение влаги, когда его язык потянулся к ее губам, – не сильнее шепота.

«Дориан Блэквелл, вероятно, целуется совсем не так, – почему-то подумала Фара. – Наверняка в любовной игре он дик и жаден. Возможно, он чересчур сильный и испепеляющий в своих страстях». Его рот показался ей таким жестким. Циничная усмешка над упрямым подбородком. Нет, Черное Сердце из Бен-Мора был бы самоуверенным и требовательным. Конечно, он не так сдержан и почтителен, как… О господи! Что она творит, думая о губах преступника, в то самое время как ее губы развлекают губы джентльмена! Разозлившись – скорее на Блэквелла, чем на себя, – Фара прокляла этого человека за то, что он опять незваным гостем вторгся в ее мысли. Опять! Какой же он наглый! Как только тепло в ее животе обратилось во всепроникающий жар, окрасивший ее кожу румянцем, любопытство и чувство вины подтолкнули Фару к исследованию.

Вцепившись в плечи Морли, она подумала о том, не воспользоваться ли ей собственным языком. Это допустимо? Не возмутит ли его французская манера целоваться? По правде говоря, Фара слышала о ней только из уст проституток, но сама эта идея уже некоторое время интриговала ее. Может, ей следует еще раз пригласить его в дом? Может, несмотря на то, какой ответ она решит дать Морли, она все же не доживет до тридцатилетия нетронутой?

Как только эта блестящая идея посетила ее, Морли прервал поцелуй, и в холодный воздух стали подниматься клубы пара от его прерывистого дыхания.

– Давайте пойдем завтра вместе в церковь, – выдохнул он. – Я не хочу ждать до понедельника, чтобы увидеть вас.

Фара с досадой вздохнула, услышав самую скромную просьбу, какую только можно было представить. Как он мог думать о церкви в такой момент? И ей пришло в голову, что раз уж он настойчиво исполняет роль джентльмена, то и ей следует быть леди.

– Я не религиозна, – призналась она. – Более того, я не хожу в церковь. Но если вам захочется выпить со мной чаю, когда служба закончится, вы можете зайти за мной днем. – Фара улыбнулась: перспектива изучить еще больше поцелуев Морли была ей приятна.

Отступив назад, Морли выпустил Фару из своих объятий, но перед этим еще раз поднес ее руку в перчатке к своим губам.

– Я хотел бы этого больше, чем могу выразить словами.

Так же быстро, как тепло вспыхнуло в ее душе, его погасил вечерний холод, и Фаре было невдомек, стало ли это ощущение ответом на поцелуй Морли или же… реакцией на навязчивые мысли о другом человеке, которые не давали ей покоя. Встревоженная, Фара подобрала юбки, поплотнее закуталась в шаль и стала медленно подниматься по лестнице.

– Тогда спокойной ночи, Карлтон, – бросила она.

– Хороших снов, Фара Ли.

Остановившись, она очень медленно повернулась к инспектору, смотревшему на нее снизу вверх.

– Как вы меня назвали?

– Фара Ли. А вам что послышалось?

– Мне показалось, что я услышала слово «Фея». – Она шепотом произнесла это слово.

Волосы сэра Морли полыхнули медью, когда он рассмеялся, откинув назад голову.

– Должно быть, поцелуй подействовал на вас так же, как на меня, – сказал он.

– Ну да. – Фара отвернулась и прошла остаток пути до двери, не желая показывать инспектору неожиданно охватившую ее грусть.

Потому что сэр Морли был не прав, и ее неверный слух не имел никакого отношения к его поцелую.

Когда она отперла дверь своей квартиры, на сердце у нее было так тяжело, как не было уже несколько месяцев. Старая, знакомая тоска обвилась вокруг нее, и лезвие этой тоски было таким же острым, как десять лет назад. Закрыв за собой дверь, Фара прислонилась к ней и на мгновение замерла в холодной тьме, поднеся дрожащие пальцы к губам. Как же получилось, что после всех этих лет она испытывала столь противоречивые чувства? Будто она каким-то образом изменила ему? Нет, это слишком сильно сказано. И все же ей не давало покоя именно это.

«Прекрати, Фара!» – ругала она себя. Прошло уже десять лет с тех пор, как мальчик, которого она любила, умер. Семнадцать лет – с тех пор как они расстались. Ей было почти одиннадцать. Конечно же, она заслуживала того, чтобы построить жизнь с тем, кого выберет. Конечно, Дуган поймет. Чувство вины смешивалось с печалью до тех пор, пока Фара не ощутила себя настолько несчастной, что поняла: сегодня ночью ей не заснуть.

Фара пересекла уютную гостиную и дольше обычного зажигала свечу на каминной полке, чтобы в ее свете разжечь огонь в очаге. Подняв свечу, она потянулась к корзине с дровами.

Какое-то быстрое шевеление позади заставило Фару подскочить и оглянуться. Пламя свечи мерцало, плясало и яростно шипело, словно пытаясь спастись от дьявола, чье лицо маячило над ней. Одним темным глазом, полным греха, и голубым – полным злобы, он смотрел на нее сверху вниз, а его губы, обнажив белые хищные зубы, сложились в презрительную усмешку.

Крики Фары застряли у нее в горле и не могли вырваться наружу, пока она шарила за спиной в поисках кочерги. К ее ужасу и отчаянию, еще две крупные фигуры вышли из тени и приблизились к ней с двух сторон.

– Надеюсь, вам понравился поцелуй, миссис Маккензи. – Дориан Блэквелл облизнул пальцы и затушил огонь ее свечи, снова погружая их в темноту. – Потому что он будет для вас последним.

Глава 5

«Ты могла бы полюбить меня… Если, конечно, ты этого захочешь… Конечно, я буду тебя любить, Дуган Маккензи… Кто еще…»

Фара плыла сквозь туман воспоминаний, прерываемый быстрым, но далеким щелкающим ритмом, который прорезал приятную дымку с громкой, приводящей в недоумение последовательностью.

«Я никогда не оставлю тебя, Фея… Правда?.. Даже для того, чтобы стать пиратом?.. Обещаю… Хотя я мог бы стать разбойником с большой дороги… Щелк-щелк-щелк…»

Голова Фары была словно в стороне от всего остального, когда мягкий плывущий туман начал рассеиваться и реальность проникла в ее приятный сон.

– Мы уже довольно близко к Глазго, сэр, так что, может, вы захотите снова усыпить ее, чтобы она не успела на паром. – Грубый голос с шотландским акцентом, напомнивший ей о пиле и крепком напитке, вторгся в голоса юности.

– Через минуту, Мердок. – Тот голос. Мрачный и мягкий, с легким оттенком… чего-то чужого и в то же время знакомого. Где она слышала этот голос?

«А ты попробуешь тоже полюбить меня?.. Попробую, Фея, но я еще никогда и никого не любил… Этому я тебя тоже научу…»

– Вы правда думаете, что она вам поможет?

Грубый голос, похоже, приблизился вместе со сводящими с ума ритмичными звуками, которые заставляли все ее тело покачиваться из стороны в сторону.

– Я не оставлю ей шанса. – Мрачный голос тоже был ближе. Он был пугающе близко.

Фара была зла на них обоих. Этим мужчинам не место здесь, в ее драгоценных воспоминаниях. Они каким-то образом портят их. Особенно этот, мягкий и мрачный. Ей хотелось сказать ему, чтобы он оставил ее. Дуган Маккензи был для Фары заветной трагедией, которая принадлежала лишь ей одной, и ей хотелось приказать этому опасному голосу держаться от него подальше. Однако она не могла, потому что он проник в ее странную полудрему и обвил холодными пальцами страха ее горло.

«Любовь для сказок… Любви не существует. Но они же любили друг друга, разве не так?»

Фаре хотелось протянуть руку, но тут серьезные темные глаза Дугана начали исчезать. Его милый мальчишеский голос отдалился от нее, и на смену ему пришло что-то жестокое и пугающее.

«Да, Фара Маккензи, вам надо бежать».

– Что вы ей скажете, когда она проснется? – спросил тот, кого звали Мердок.

– Вопрос, который тебе следовало задать, Мердок, заключается в том, какой информацией, которая может оказаться мне полезной, она владеет?

Встревоженная, Фара попыталась осмыслить услышанное, но, похоже, все мысли унеслись от нее, как упавшие листья в первую зимнюю метель. Ее конечности стали напряженными и одеревеневшими, тяжелыми и несгибающимися. И все же она раскачивалась, как ветка на разгулявшемся ветру. Щелк-щелк-щелк…

– Вы хотите сказать, что не намерены ей сообщить…

– Никогда! – В мрачном голосе прозвучала страстная нотка, будто он произносил клятву, но она быстро затихла.

– Но я подумал, что…

– Ты. Подумал. Что?

Холод. Этот человек был таким холодным. Как Темза в январе. Или как самые низкие круги ада, куда души, слишком темные, чтобы гореть, приходят, чтобы составить компанию дьяволу.

Глубокий, многострадальный вздох был слышен даже сквозь шум поезда.

– Да какая разница, что я подумал! – Голос Мердока звучал скорее раздраженно и разочарованно, чем испуганно, и Фара подумала, что он, вероятно, самый смелый человек на свете.

«Поезд!» Фара узнала дребезжащий грохот. Ритмичные щелчки, покачивание, слабые запахи угольного дыма и влаги. Когда она решила отправиться в путешествие? Тревога разгорелась еще больше, когда она ухватилась за недавние воспоминания. Разве она собирала дорожный сундук? Она путешествовала по работе? Почему она была не в состоянии вынырнуть из этого тумана достаточно надолго, чтобы поднять тяжелые веки или пошевелить еще более тяжелыми конечностями?

Паровозный гудок расколол воздух, и Фара заметила, что они начали замедлять ход. Боже, ей было необходимо пошевелиться! Нельзя, чтобы ее застали спящей, когда они прибудут к пункту назначения, не так ли? Но кто ее попутчики?

Тут еще одно слово ворвалось в ее возвращающееся сознание.

«Глазго!»

Да что она вообще делает в Глазго? Веки Фары затрепетали, она почувствовала, как напрягаются ее мышцы, и сочла это признаком выхода из одурманенного состояния. Это было так на нее не похоже. Она никогда не принимала препаратов, которые помогли бы ей заснуть. И никогда не пила большого количества спиртного из страха оказаться в подобной ситуации. Так что же происходило? Может, ее отравили?

Страх пронзил прорехи в ее памяти, и Фаре стало казаться, что она несется к истине со скоростью парового двигателя поезда.

«Могу я поцеловать вас, Фара?»

Она была с Карлтоном. Он сделал ей предложение – в некотором роде, – и она сказала… Что?

– Ну ладно. – Грубый голос Мердока прервал ее сосредоточенность. – Пойду приготовлю все, что нужно, Блэквелл, а вы последите за девочкой.

«Блэквелл!» Сердце Фары бешено забилось, а разум попытался наверстать упущенное. Она ведь почти добралась до разгадки. Блэквелл… Шотландия… Поцелуй… Ну почему у нее не выходит сложить вместе части этой мозаики!

«Надеюсь, вам понравился поцелуй, миссис Маккензи… Потому что он станет для вас последним…»

Дориан Блэквелл, Черное Сердце из Бен-Мора. Она у него! Он ее забрал!

Глаза Фары распахнулись как раз в тот миг, когда два джентльмена в черном передавали друг другу флягу, хотя достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять, что эти мужчины вовсе не похожи на джентльменов.

Они были одни в частном вагоне, и такой роскоши Фара не видела никогда в жизни. Неясные образы винно-шелкового дамаста и бархата на окнах и мебельной обивке поразили ее ошеломленные чувства. Цвет крови. Если не считать крупных мужских теней в середине вагона, этот цвет преобладал в декоре.

«Это бессмысленно, – подумала Фара. – Если кто-нибудь и был пропитан кровью, так это Дориан Блэквелл». Судя по тому, что она о нем слышала, он просто плавал в реках, полных густой крови своих врагов. Так почему же казалось таким невероятно неправильным, что его шелковый галстук и воротничок под жестким подбородком столь чисты и белоснежны?

Веки Фары сопротивлялись ей, но охватившая ее тревожность требовала бежать. Бороться. Кричать.

– Не забудьте подпоить ее, прежде чем поезд остановится, – напомнил Мердок до того, как его тень приоткрыла дверь вагона, впустив в него поток холодного воздуха и дневного света.

– Не беспокойтесь! – Дориан повернулся к ней, и черты его лица стерлись в тенях ее размытого зрения. – Я никогда не забываю!

Когда Фара проснулась в следующий раз, переход от сна к реальности показался ей гораздо проще, потому что она не слышала пугающих ее голосов, и ее тело не сотрясалось от движения. Правда, ощущение парения на облаке продолжалось еще некоторое время, и она постаралась как можно дольше задержаться в этом мягком и безопасном промежуточном месте. Еще не в бодрствовании. Но уже не совсем во сне. Первым, на что она обратила внимание, был шум океана, охваченного штормом. Где-то вдали грохотал гром.

Завывающий ветер сильными порывами кидался на дождь, воздух был тяжелым и холодным от чистой, но соленой влаги. Фара вдохнула его, позволив ему пробудить воспоминания о месте, которое она покинула семнадцать лет назад.

Шотландия.

Ее глаза распахнулись. Ночь приветствовала ее тяжелой бархатной мглой. Судя по размеру окон, комната была большой, впрочем, Фара видела лишь часть их очертаний, потому что луна со звездами были скрыты грозовыми тучами.

Все еще слишком растерянная, чтобы паниковать, Фара пошевелила онемевшими конечностями и, к своему огромному облегчению, обнаружила, что она не связана и не скована. Мысленно вознеся благодарственную молитву, она попыталась собраться с мыслями. Она лежала на кровати, застеленной самым мягким бельем, к какому когда-либо прикасалась ее щека. Еще несколько движений – и она поняла, что все еще полностью одета, хотя корсет, кажется, был расшнурован.

«Кто это сделал? Блэквелл?»

При мысли об этом ее пробрала дрожь, несмотря на теплое, тяжелое одеяло. Ей нужно встать. Вычислить, куда ее привезли и как отсюда убежать. Середина ночи казалась подходящим временем для попытки к бегству, хотя шторм, бесспорно, мог стать проблемой. Если ее догадка верна, она находится в крепости Блэквелла, замке Бен-Мор. А это означает, что остров Малл окружен океаном, что делало бегство более чем рискованным.

Быть может, даже невозможным.

Но сначала о главном. Фара произнесла одну из своих мантр, не желая, чтобы ее парализовал страх. Человек должен уметь стоять, чтобы избежать чего-то, поэтому ей не следует бежать впереди себя. Гадая, что он ей оставил, Фара осторожно выпростала ноги из-под одеяла. Как можно найти тапочки в темноте?

Может, она сможет отыскать где-то поблизости лампу или свечу.

Ее руки немного тряслись, когда она попыталась оттолкнуться от кровати, чтобы сесть. Комната закружилась, или… голова? Фара несколько раз моргнула и вцепилась руками в одеяло, чтобы не упасть назад.

Серебристый росчерк молнии пронзил алмазные стекла окон. Фара была поражена размерами высокой и очень широкой кровати и камина, в котором поместился бы довольно крупный мужчина, но тут же забыла о них, потому что заметила затененную фигуру, неподвижно сидящую в кресле с высокой спинкой рядом с ее кроватью.

Дориан Блэквелл. Он следил за тем, как она спала. Он был настолько близко к ней, что мог протянуть руку и коснуться ее.

Молния погасла, погрузив их обоих в темноту, и Фара замерла на несколько секунд, пока гром сотрясал камни замка. Она не могла ничего разглядеть, но все-таки моргнула несколько раз, пытаясь унять биение охваченного страхом сердца.

Она ожидала, что в любой момент Блэквелл может броситься на нее, как хищник, воспоминание о котором он вызвал в ее памяти, и знала, что у нее нет сил бороться с ним или бежать.

– Прошу вас, – прошептала Фара, ненавидя себя за слабость в голосе, – не надо…

– Я не причиню тебе вреда, – отозвалась тьма.

Он был так близко, что ей казалось, будто она чувствует его дыхание на своей коже. Фара не была уверена, что поверила ему.

– Тогда… зачем?.. Что я здесь делаю?

Ей хотелось ощутить какое-то движение, но тени оставались неподвижными и непроглядными. Прошло несколько беззвучных мгновений, прежде чем из чернильной тьмы до нее донесся голос:

– Я должен сделать нечто очень важное. У вас есть возможность либо помочь мне, либо встать у меня на пути. Независимо от этого, будет лучше, если я смогу за вами присматривать.

– Почему это вы решили, что я буду вам помогать? – властно спросила Фара, когда гнев начал заглушать ее панику. – Особенно после того, как вы похитили меня из дома, из моей жизни? Это был безрассудный поступок. Я работаю в Скотленд-Ярде, и меня станут искать. – Фара надеялась, что ее угроза попала в цель. Она вспомнила Блэквелла в бронированной комнате. Он был собран, казался бесстрашным, но она увидела пот на его лбу, напряжение натянутых мышц и пульсирующую на его мощной шее вену. – Полагаю, вы не любите замкнутые пространства, – рискнула Фара. – Если меня обнаружат здесь, вы не сможете избежать обвинения в похищении. Вас наверняка снова отправят в Ньюгейт.

– Вы не допускаете, что я могу сделать так, что вас никогда не найдут? – Его интонация оставалась прежней – холодной и безразличной, но Фара охнула, как будто он ее ударил.

Она молча боролась с охватившей ее от ужаса дрожью. Неужели он имел в виду, что ее не найдут? Или ее тело? Фара вспомнила, что Черное сердце из Бен-Мора оставлял после себя полный разгром – гору трупов и множество пропавших людей. Сожалея о своих угрозах, она стала искать в мрачных мыслях хоть что-то, что можно было сказать в этой ситуации.

– Вы его любите?

Фара опешила.

– Прошу прощения?

– Морли, – пояснил Блэквелл таким тоном, будто имя инспектора было сковано льдом. – Вы собирались принять его предложение?

У Фары появилось странное чувство, что этот вопрос удивил их обоих.

– Не понимаю, какое вам до этого…

– Отвечайте. На. Вопрос, – перебил ее Блэквелл.

Фара негодовала, когда ей приказывали.

Как ни странно, что-то в этой ночной пелене делало ее непривычно откровенной.

– Нет, – призналась она. – Хоть я испытываю большое уважение и симпатию к Карлтону, я его не люблю.

– Вы позволили ему поцеловать вас. – В этих бесстрастных словах каким-то образом прозвучало обвинение. – Он положил на вас руки. Вы имеете обыкновение позволять мужчинам, которых не любите, такие вольности?

– Нет! Я… Морли был первым мужчиной, который поцеловал меня после… – Фара быстро заморгала. Как мог такой человек, как Дориан Блэквелл, вынудить ее защищаться из-за какого-то жалкого поцелуя? Разве он не держит гарема с прекрасными куртизанками? Разве он не самый отъявленный мерзавец в королевстве? – Я не обязана объяснять вам свои действия! Я не воровка, не похитительница и не убийца. Я респектабельная, работающая, хладнокровная вдова и могу позволить себе любые вольности, которые удостою счесть уместными. – Голова у Фары все еще кружилась, и чем больше она волновалась, тем хуже себя чувствовала. То, чем он ее напоил, делало ее безрассудной, импульсивной и эмоцио-нальной.

Темнота оставалась безмолвной и неподвижной так долго, что Фара спросила себя, не был ли призрак Блэквелла галлюцинацией, вызванной наркотиком в ее венах.

– Вдова? – пробормотал наконец Блэквелл, словно она поразила его своими словами. – Вы можете разыгрывать почтенную матрону с другими, миссис Маккензи, но вы – женщина со страшными тайнами. И уж так вышло, что мне эти тайны известны.

Самонадеянность Блэквелла раздражала Фару, но от его слов ее сердце сильнее забилось. Это было абсолютно невозможно. Разве не так? Ее тайны умерли десять лет назад и были похоронены в мелкой, безымянной могиле.

Вместе с ее сердцем.

– И что же, по-вашему, вам известно? – прошептала она. – Чего вы хотите от меня?

Еще одна вспышка молнии разветвила грозу, осветив его огромную тень, окрасив эбеново-черные волосы в синеву и придав неестественно серебристый оттенок больному глазу. Фаре удалось лишь на миг увидеть выражение его лица, но он не успел нацепить маску бездушия в этот миг, и то, что она увидела, ошеломило ее.

Блэквелл наклонился ближе к ней, опустив голову, и его глубоко посаженные глаза, пылая, смотрели на нее сквозь темные ресницы. Его рука зависла в пространстве между ними, на его лице застыло выражение изысканной боли и тоски одновременно. Видение исчезло так же быстро, как и появилось, и Фара сидела в темноте, ожидая прикосновения его пальцев. Но он не тронул ее, а его тень стала казаться широким контуром на фоне окна, когда он встал и отошел прочь.

– Ваши вопросы лучше оставить на утро, – проговорил он.

Смутившись, Фара не могла отогнать от себя картину того, как он потянулся к ней. Шрам портил резную симметрию черт его смуглого лица. Конечно, он придавал Блэквеллу еще более угрожающий вид, но обнаженная, томительная агония, свидетельницей которой она стала на мгновение, придала ее страху мистический оттенок. Было ли это следствием грозы или ее еще не восстановившегося полностью зрения?

В дальнем конце комнаты открылась дверь, и Фара снова удивилась. Он двигался так осторожно в кромешной тьме, не натыкаясь на мебель и не издавая ни звука.

– Как долго вы намереваетесь держать меня здесь пленницей, мистер Блэквелл? – спросила Фара. Ее руки на простынях дрожали, веки отяжелели.

– Я вовсе не намерен делать вас своей пленницей, миссис Маккензи, – ответил он после короткой паузы.

– Ну, узницей. – У нее создалось впечатление, что она его позабавила, или это была озлобленность? Изданный им звук невозможно было правильно истолковать, не видя его лица.

– Поспите немного, миссис Маккензи, – посоветовал Блэквелл. – Сегодня вы вне опасности, а завтра все прояснится.

Сказав это, он оставил ее, заставив размышлять о том, что он подразумевал под словами: «сегодня вы вне опасности».