Текст книги "Как влюбиться в герцога за 10 дней"

Александра бросилась в наступление, пока решимость не покинула ее.

– Вы сами сказали это. Вам безразлична Франческа, а вы – ей. Вы признались, что хотите поцеловать меня, значит, логично предположить, что вы пожелаете большего… всего.

– Логично предположить, – повторил он.

Наплевав на остатки гордости, Александра продолжила:

– Как выяснилось, мне нужен богатый муж. Моя семья обанкротилась. Все мы находимся на милости кредиторов. Мой отец… он не здоров. Поэтому я надеюсь, что вы рассмотрите мое предложение – все же я дочь графа – в качестве альтернативы своим теперешним действиям.

Герцог отвернулся, но она успела заметить, как сжались его губы.

– Полагаю, вас привлекло содержание герцогини? Оно побудило вас сделать столь щедрое предложение? – теперь в его голосе звучала насмешка.

Александре пришлось собраться с силами, прежде чем она ответила:

– Не стану вам лгать, ваша светлость. Вы правы.

«А так ли это?»

– И больше ничего? – мрачно спросил он.

– Абсолютно ничего, могу вас заверить. – Она поспешила выложить остальные аргументы. – Меня не интересует высокий титул и престиж, также я не испытываю ложных ожиданий любви или даже привязанности. Это будет чисто деловое предприятие, такое же, как то, что имело место между вами и отцом Франчески. Деньги в обмен на наследников. Кстати, женщины в нашей семье плодовиты.

– А как насчет Франчески? – Герцог сжал кулаки и оперся ими на перила, перенеся весь свой вес на руки, словно собираясь прыгнуть в темноту. – Вы сможете так поступить со своей лучшей подругой?

– Я так поступаю ради своей лучшей подруги. – Александра сделала шаг к нему. – Вы сами вчера сказали, что Франческа вам не нравится, а она скорее поцелует жабу, чем вас. Какое будущее вас ждет?

Кулаки, лежавшие на перилах, сжались еще сильнее.

– Она сама сказала вам это?

Александра съежилась. А что, если она неправильно оценила ситуацию? Что, если он хочет Франческу больше, чем готов признать? И она…

– Ну, не такими словами…

Напряжение, казалось, достигло предела.

– Какие слова она использовала? Конкретно?

– Мне не хотелось бы показаться грубой… – Александра попыталась увильнуть от прямого ответа.

– Полагаю, мы оба давно перешли границы приличий.

Нельзя было не признать, что он прав.

– Франческа говорила, что предпочла бы остаться старой девой до самой смерти. – Услышав хриплый рык герцога, она поспешила добавить: – Впрочем, я уверена, что она имела в виду замужество вообще, а не брак конкретно с вами.

Герцог скрестил руки на груди, повернулся к Александре и, прислонившись бедром к ограждению, пристально уставился на нее. Его глаза были цвета морозного зимнего неба. Казалось, даже ночь затаила дыхание. Ветерок стих, шторы больше не колыхались. Сердце Александры замерло.

После долгой паузы герцог наконец заговорил, и его тон был холодным, словно лунный свет:

– Миледи, вы сумели ошеломить меня и встревожить одновременно.

– Мне очень жаль. – Это было первое, что пришло Александре в голову, и она с удивлением заметила на его лице улыбку.

– Я склонен… нет, я испытываю сильное искушение принять ваше предложение. Надеюсь, я не обижу вас, сказав, что не знаю вас достаточно хорошо, чтобы верить вам на слово.

– Никаких обид, – вполне искренне ответила Александра. – Мы совсем не знаем друг друга, а значит, речь о доверии не идет.

– Тогда я предлагаю дополнение к вашему предложению.

– Дополнение? – Впервые с момента их встречи он говорил как герцог – нет, не говорил, вещал. Настоящее воплощение надменности и высокопарности.

– Как и планировалось изначально, ровно в полночь я буду стоять на верхней площадке лестницы, ведущей в бальный зал. Я потребую всеобщего внимания и приглашу свою будущую невесту присоединиться ко мне для нашего первого танца. – Он отошел от перил и приблизился к замершей Александре. – Вы будете стоять рядом с Франческой у подножия лестницы, и та из вас, кто поднимется и примет мою руку, получит ее и в браке. А я буду точно знать, что другая… претендентка… согласна и дает свое благословение.

Александре понравилось, что, несмотря на свое желание, он хотел учесть волю Франчески. В этот момент его было легко представить хорошим человеком, хотя он постоянно утверждал обратное.

– Это справедливо. – Она протянула ему руку, в точности как в первый день на железнодорожной станции. – Будем считать, что мы договорились.

На этот раз он, не колеблясь, взял ее руку, но не пожал ее, а привлек Александру к себе.

Она воспротивилась.

– Что вы делаете?

– Получаю свой поцелуй. – Герцог склонился к ней, не сводя глаз с ее губ.

Она прижала свободную руку к его груди.

– Но вы же еще не знаете, помолвлены мы или нет.

– Поцелуйте меня, доктор Лейн. Как моя будущая невеста, или дайте мне этот прощальный дар перед тем, как я дам клятву другой. Я его буду помнить всегда. – Он был так близко! Не шел напролом, но и не отступал. А ведь он мог добиться желаемого. Легко. Преодолеть ее слабое сопротивление и прижать к себе. Получить ее губы. Ее тело.

Но он этого не сделал. Он остался на месте – огромный мужчина, сдерживаемый только ее слабой трепещущей рукой.

– А если я откажусь? – прошептала она.

Он опустил глаза на ее руку, которую все еще сжимал в своей руке, медленно поднес ее к губам и легко поцеловал костяшки пальцев.

– Тогда вы оставите меня одиноким и несчастным.

Луна светила в спину герцога, и его лицо оставалось в тени. Александре очень хотелось убедиться, что выражение его лица такое же игривое, как голос, но это оказалось невозможно.

– А если я откажусь… вы уйдете?

Она скорее почувствовала, чем увидела, что он нахмурился.

– Если таково ваше желание, я вас больше никогда не побеспокою.

– Один поцелуй. И ничего больше?

– Только один поцелуй. – Он слегка повернул голову, и луна беспощадно высветила все его раны. Пирс коснулся кончиком языка шрама, словно надеялся, что он исчезнет. – Один поцелуй. Это все, о чем я прошу.

– Просите? – Он действительно ее просит? Это значит, что она может отказать?

Александра отчетливо понимала: чтобы дать ему обещанных наследников, ей придется не только целовать его. У нее закружилась голова, показалось, что с моря вдруг наплыл густой туман. Думать о чем-то другом, кроме стоящего рядом мужчины, было так же трудно, как плыть против течения.

Ей лучше ни о чем не думать, иначе она сделает что-нибудь нелепое. Например, сбежит.

– Хорошо. – Она не знала, куда деть руки, и решила, что будет уместно положить их ему на плечи. – Только один по…

Его рот накрыл ее губы раньше, чем она успела договорить, прежде чем она смогла как-то отреагировать или передумать.

Александра полагала, что ей придется вытерпеть его поцелуй, как девственнице, подвергшейся ужасной пытке, поэтому она предусмотрительно зажмурилась и сжала зубы.

Но никакой пытки не было. Сначала было только легкое касание, словно крохотная птичка-колибри опустилась на куст сирени.

Смятение буквально парализовало ее. Как можно испытывать одновременно панику и удовольствие? Как можно чувствовать желание бежать и защищенность? Впервые в жизни Александра ощутила себя утонченной и желанной. Плечо герцога под ее ладонью было твердым. Напряженным. Неподатливым. Но он не хватал ее и не прижимал к себе.

Он прикасался к ней только губами.

Его рот был бесконечно нежным и чувственным. Александра даже не была уверена, что он касается ее губ – разве что парит рядом, и ее ласкает его дыхание. Ее захлестнула теплая волна, которая не имела ничего общего с только что выпитым виски. Она заставила разжаться холодные щупальца страха, прогнала панику.

Только когда Александра позволила себе выдохнуть, он завладел ее губами, заставив их смягчиться нежными прикосновениями. Она почувствовала шрам, ощутила мгновенное колебание герцога. В этот момент она поняла, что должна как-то поддержать, поощрить его, и эта поддержка больше нужна ему, чем ей самой.

Тогда она медленно подняла руку и погладила дрожащими пальцами его по щеке и подбородку. Его борода оказалась на удивление мягкой. Она провела по ней пальцами, после чего решительно прижалась губами к тому месту, где шрам пересекал его губу.

При этом мужчина замер. Кажется, в ожидании ее следующего движения он даже перестал дышать.

Александре не пришлось долго думать. Ей все нравилось. Она наслаждалась ощущениями. Его подбородок, казалось, был специально создан для ее ладони. Его профиль напоминал профиль какого-то божества, статую которого она видела в Британском музее. Резкие черты мужского лица были совершенно не похожи на ее округлые женские черты.

Его дыхание слегка пахло виски. Александре показалось, что, вдыхая, она ощущает его вкус. И как раз в тот момент, когда она готова была признать, что общение с мужчиной может быть довольно приятным, по ее сжатым губам скользнул кончик его языка.

Она отшатнулась, прервав поцелуй, и прижала пальцы к губами, словно желая удержать восхитительные ощущения, которые только что испытала. К горлу подкатила тошнота. Ее вызвали воспоминания о языке другого мужчины, прикасавшемся к ее лицу…

– Простите меня. – Голос Редмейна был полон искренней нежности, о существовании которой у мужчин она даже не подозревала. – Вы восхитительны, умны и прямолинейны. Я забыл, что еще и неопытны.

– Я…

– Увидимся в полночь, леди Александра. – Он снова прижался губами к ее руке и отпустил. – Я оставляю вас, чтобы вы могли посоветоваться с подругами и принять решение. – Он указал глазами на комнату своей матери и поднял маску. Остановившись на секунду перед дверью, чтобы надеть маску, он быстрыми шагами удалился.

Александра смотрела ему вслед, лишившись дара речи и способности двигаться.

Он знал. Все это время он знал, что они в комнате.

Александра направилась к двери, взялась за ручку, и ее рука едва не оказалась выдернутой из сустава, поскольку в этот момент Франческа потянула дверь на себя и распахнула ее.

– Александра, нет! – воскликнула Франческа и, схватив подругу за плечо, совсем не женственно встряхнула ее. – О чем ты только думала? Ты сошла с ума? – Она пощупала ладонью щеку Александры, потом ее лоб, выискивая признаки лихорадки. То, что при этом она сдвинула на бок маску, ее нисколько не смутило.

Сесилия всплеснула руками. Павлиньи перья на ее маске трепетали и мерцали в лунном свете.

Они чем-то напоминали его глаза.

Он поцеловал ее. Только один раз. И не удержал, когда она отшатнулась.

– Я должна это сделать, – решительным голосом выпалила Александра. – Я все решила, Фрэнк. Брак с Редмейном решит почти все наши проблемы.

– Дерьмо! – выругалась Франческа. – Ты не должна жертвовать собой. Это все равно, что броситься на меч ради…

– Я не вынесу, если из-за меня продолжатся покушения на вашу жизнь, – буркнула Александра. – Если я потеряю одну из вас из-за того, что я когда-то сделала…

Сесилия остановила ее прикосновением руки.

– Я думала, мы пришли к выводу, что вчера покушались на жизнь Франчески.

– Разве? Тот, кто меня шантажирует – кто бы это ни был, – дал ясно понять, что если я не смогу платить, то очень скоро лишусь всего. В том числе тех, кого люблю. – Знакомая боль стиснула горло, холодные щупальца страха проникли в тело, вытеснив из него тепло от поцелуя. – Даже если вчерашний выстрел имел целью Франческу, это могло быть предупреждение для меня. Мы же не знаем.

– Александр, послушай. – Франческа всеми силами старалась вернуть себе спокойствие. – Я знаю, что мы обе находимся в опасности, но это еще не повод выходить замуж за мужчину. – Она произнесла последнее слово так, словно попробовала нечто отвратительное. – Когда это присутствие существа противоположного пола улучшало наше положение?

– Не обобщай! – воскликнула Сесилия. – Жан-Ив все эти годы мне здорово помогал. Я беру его с собой везде.

– Он не считается. Жан-Ив слишком старый, чтобы создавать проблемы. – Франческа поморщилась.

Сесилия решила сменить тему.

– Одна из вас должна сегодня подняться по лестнице и принять предложение герцога. – Она потерла заднюю часть шеи. – По моему мнению, брак с Редмейном станет катастрофой для любой из вас.

– Сейчас половина одиннадцатого, – торопливо заговорила Франческа. Мы можем бежать. Сядем на полуночный поезд в Торки или Эксетере и еще до рассвета будем в Лондоне.

– Ты отлично знаешь, что это невозможно. – Александра тряхнула головой. – Скажи мне, пожалуйста, Фрэнк, ты хочешь стать герцогиней Редмейн?

– Зачем ты спрашиваешь? Сама знаешь, что нет.

Александра выпрямилась, собираясь с силами.

– Тогда я приму его предложение. Редмейн показался мне честным человеком. Идея использовать его могущество и силу для моей защиты кажется мне весьма привлекательной. Ведь убийцы могут появиться и в будущем.

– Значит ли это, что ты расскажешь ему все? – с большим сомнением спросила Сесилия. – Судя по всему, он и Рамзи в хороших отношениях. Шотландец вполне может оказаться достаточно жестоким и безжалостным, чтобы устроить показательное повешение… или три.

– Я об этом и не думала, – уверенно заявила Александра. – Но пока мы решим, что делать дальше, денежное содержание герцогини поможет нам выиграть время. Будет даже приятно положиться на Редмейна, дать ему возможность защитить меня и в физическом плане, и в финансовом.

Франческа сдвинула маску, украшенную перьями ворона и рубинами, и одарила подругу ошеломленным взглядом.

– Но… но… тебе придется отдать свое тело, свою жизнь за эту защиту. Игра не стоит свеч, Александр. Мы найдем другой выход.

– Разве это не обычно для женщины – лежать под мужчиной? Мужем, в обмен на защиту и содержание? Чем я отличаюсь от всех других жен?

– Александр, мы все знаем, чем ты от них отличаешься и почему для тебя это самая большая жертва из всех возможных. – Сесилия погладила подругу по руке. – Мы уже обещали помочь тебе деньгами. Выходить замуж – безумие. Ты не знаешь, чего он ждет от тебя и как это будет…

– Я знаю больше, чем любая из вас, о том, как это будет и чего ждать в брачной постели. – Александра заставила подруг умолкнуть, устремив на них мрачный взгляд. Главное – чтобы страх не поколебал ее уверенность. – В любом случае, самое худшее со мной уже случилось.

– Ты не можешь быть в этом уверена, – запротестовала Сесилия.

– Тем не менее я так решила и не позволю вам мне помешать. – Александра отошла немного в сторону. Неожиданно она почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Франческа, ты нашла доказательства того, что его семья непричастна к преступлениям против твоей семьи? Если я выйду замуж за Редмейна, ты получишь полную свободу для продолжения своих изысканий.

На красивом лице Франчески отразилось сомнение, но она его отбросила и снова нахмурилась.

– Нет. Мы обязательно найдем другой выход. Даже если нам придется отыскать шантажиста и своими руками зарыть его в землю, как де Маршанда, мы это сделаем, но не принесем тебя в жертву на алтарь…

– Это сильнее меня, Фрэнк. Я больше так не могу! – Александра подбежала к подруге и крепко обняла ее, хватаясь за нее, как за последнюю опору, способную удержать ее на краю пропасти. – Вина, стыд, воспоминания, страх. Мне кажется, я становлюсь ниже ростом из-за тяжкой ноши, которую несу на своих плечах. Я теряю душу, силу, волю. И всякий раз, когда я плачу´ шантажисту деньги моего отца, мне кажется, что я больше не вынесу.

Слезы потекли по ее лицу и маске, и Александра сорвала ее.

– Когда я получила по почте бритву, моим первым порывом было покончить с собой, тем самым положив конец непрекращающемуся кошмару. Меня остановило только одно: я знала, что если меня не будет, никто не защитит вас. Я боюсь выйти из дома – мне все время кажется, что за мной кто-то следит. Я все время боюсь, что у меня отберут мою семью и мою свободу. И еще я очень боюсь за вас. Уверяю вас, постель Пирса Гедрика Атертона не столь страшна, как место на виселице между тобой и Сесилией. Я понятно объяснила?

Теперь обе подруги крепко обнимали Александру.

– Кроме бритвы, какие еще свидетельства нашей причастности к тому давнему делу могут быть у шантажиста? – спросила Сесилия.

– Ковер? Останки? Кто знает, что писал де Маршанд в письмах обо мне? Или о нас? А что, если он вел дневник, в котором подробно изложил, что ему хотелось делать с девочками? Или он хранил все вещи, которые мы у него украли? Кто знает, что еще может нам угрожать. Мы были так юны и неопытны! Мы не могли предусмотреть все. Каждую ночь я лежу без сна и думаю об этом. Еще немного, и я сойду с ума.

Александра отстранилась от подруг и постаралась взять себя в руки.

– Поэтому, чтобы избавиться от всего этого, я покорюсь любому унижению, которому может подвергнуть меня Редмейн.

Подруги довольно долго молчали. Сесилия молча кусала губы. Франческа шумно дышала. Ее энергичный ум продолжал искать другой выход.

– Кроме того, – нерешительно добавила Александра, – кажется, я хочу детей.

– Тебе кажется? – ахнула Франческа.

– Да. Я действительно хочу детей. И всегда хотела. Как известно, есть только один способ их получить. – Александра слабо улыбнулась. – Как выяснилось, Редмейну нужны наследники. Так что наши цели, по крайней мере в этом, совпадают. А что касается тебя, Франческа… – Она не договорила.

Выражение лица Франчески было довольно странным. В нем читалось облегчение, радость и стыд.

– Что же я за подруга, если позволю тебе принести такую жертву?

Александра взяла руки подруги в перчатках из красного шелка в свои, затянутые в перчатки из серебристого шелка, и прислушалась к тихому шелесту от трения шелка о шелк.

– Самая лучшая. Подруга, которая поверит моим словам: мне это необходимо.

– Подруга, которая, не задумываясь, закопает герцога в его собственном саду, если он посмеет тебя обидеть, – добавила Сесилия.

– Да, и на этот раз… – голос Франчески был холоден и тверд, словно мрамор, – на этот раз никаких свидетелей не будет.

Глава 9

– Милорды и миледи, имею честь представить вам будущую герцогиню Редмейн.

Пирс стоял на верхней площадке большой лестницы бального зала, точнее лестниц, поскольку примерно на уровне второго этажа она разветвлялась, превращаясь в две.

Он протянул руку к красным ковровым дорожкам, покрывавшим лестницу, у подножия которой стояли, держась за руки, графиня Мон-Клэр и леди Александра Лейн. Они определенно пришли к соглашению, но ни одна из них не ринулась по лестнице вверх.

Пирс позволил гостям решить, что пауза была специально задумана для усиления драматического эффекта. Там внизу стояло несколько сотен представителей высшего общества, которые, судя по всему, разом задержали дыхание, поскольку в зале воцарилась звенящая тишина. Создалось впечатление, что своим объявлением Пирс остановил время.

По залу прокатился какой-то звук. Коллективный вздох?

Кто-то начал подниматься по лестнице. Та, кто примет его руку и получит его свободу. Пирс боялся посмотреть вниз. Его сердце колотилось сильно и часто, словно грохот африканских барабанов. Оно билось прямо в ушах и заглушало удивленные шепотки – дамы начали наклонять головы и перешептываться за веерами из шелка и кружев, осуждая его выбор.

А он не смотрел вниз.

Проклятье! Он с трудом проглотил застрявший в горле комок. Галстук неожиданно показался тугим, словно петля висельника. Он должен был принять ее предложение раньше – там, в темноте.

Будь проклята благопристойность!

Он должен был схватить ее за руку и потащить за собой в бальный зал, и немедленно заявить на нее свои права.

После той крошечной вольности, которую она ему позволила, он никогда не сможет поцеловать другую женщину. Да и желания такого не может возникнуть.

После того как человек попробовал амброзию, он никогда не пожелает иную пищу.

Боже правый, как она прелестна! Ее глаза цвета темного янтаря – их глубину и выразительность подчеркивала белая маска – проникли в самые потайные глубины его души. Они были слегка затуманены неуверенностью, но разве можно было за ней не заметить горящего в них пламени, их яркости и изумительной красоты?

Рыжие волосы прекрасно дополняли скрытый огонь ее взгляда. Это был не свет сильного ума, как у мисс Тиг, или пожар неудержимой личности, как у леди Франчески.

Это было что-то более мягкое, теплое и бесконечно более желанное.

Ему отчаянно хотелось раздуть тлеющие угли, которые невозможно было не заметить, в пламя желания. Он желал пробудить в ней то, что долгое время спало, – он это чувствовал. Возможно, всю жизнь. То, что кроме него больше никто не заметил.

Или не искал? Не потрудился убрать слои острого интеллекта, немодной одежды и хмурого взгляда, чтобы отыскать чувственность в чопорной старой деве?

Очевидно, нет. Вся ее изысканная нежность, утонченная мягкость, осталась незамеченной.

Нетронутой. Нецелованной.

До него.

Он, человек, штурмовавший самые высокие горные вершины, чтобы первым установить там свой флаг, не мог припомнить, чтобы хотя бы одна из его экспедиций оканчивалась таким абсолютным полным наслаждением.

Так почему же он ушел?

Потому что нежное прикосновение ее губ к его уродливому шраму едва не лишило его самообладания. Потому что страсть победила осторожность, и ненасытный чувственный голод заставил его попробовать ее на вкус.

Он испугал ее, и она резко прервала поцелуй. Это напомнило Пирсу, что он не только герцог Редмейн, но и Ужас Торклифа.

Уродливый неуклюжий грубиян, у которого нет ничего, кроме высокого титула и состояния.

Она так и сказала, разве нет?

Роуз хотела получить титул, а Александре нужно было состояние.

По крайней мере, леди Александра достаточно честна, чтобы не лгать и не притворяться. Она ни слова не сказала о приязни и не пыталась его соблазнить. И все же Пирс чувствовал, что находится в большой опасности. Она уже его соблазнила.

Возможно, было бы лучше, если бы поднялась по лестнице и приняла его руку Франческа. Их союз стал бы для них обоих ничем не осложненным обоюдным несчастьем, но они были бы избавлены от опасностей желания.

Графиня Мон-Клэр никогда не смогла бы приобрести власть над ним. Потому что он никогда больше не позволит женщине получить над ним власть. Никогда.

Его ладони коснулась рука в шелковой перчатке, и Пирс сразу понял, что это она. Ему не надо было даже поворачиваться, чтобы убедиться в этом. Он уже целовал эти изящные пальчики и наслаждался их прикосновением к своей груди.

Его сердце пропустило один удар, после чего забилось уверенно и ровно.

Он скоро узнал ее запах. Аромат цветков апельсина с примесью чего-то более земного – свежескошенной травы или весеннего сада. Слабый. Тонкий, ненавязчивый.

Совсем как она.

Александра Лейн.

Пирс повернулся к ней, улыбнулся и гордо произнес, обращаясь к потрясенной аудитории.

– Позвольте вам представить леди Александру Лейн, будущую ее светлость Александру Атертон, герцогиню Редмейн.

Он снова склонился над ее рукой и прижался губами к костяшкам ее пальцев под шелковой перчаткой.

Послышались аплодисменты, и Александра с неожиданной силой сжала его руку, словно он один мог защитить ее от бурных восторгов толпы.

Оркестр заиграл русский вальс. Несмотря на громкую музыку, Пирс слышал ее частое дыхание. Тем не менее она улыбнулась толпе.

– Потанцуем? – спросил он.

Александра взглянула на него так, словно он предложил ей поджечь себя одной из сотен свечей, горящих повсюду.

– Р-разве м-мы должны?

Пирс засмеялся, понимая, что общество поймет его смех совершенно неправильно. Все решат, что невеста сказала жениху нечто чрезвычайно остроумное или кокетливое. Кое-кто даже подумает, что это брак по любви.

Иначе с какой стати герцог Редмейн выбрал никому не известную старую деву, дочь обнищавшего графа? Хотя вокруг полно блестящих, утонченных, молодых, украшенных кружевами и оборками, увешанных драгоценностями лучших представительниц высшего общества – только помани пальцем. Почему его выбор пал на ученую даму, одетую в простое серебристое платье?

Был ли у нее хотя бы один сезон? Об этом он забыл ее спросить. Впрочем, его это не слишком интересовало.

Почему она?

Если бы они только знали… Хотя… Возможно, кто-то из них знает. Не исключено, кто-то сумел разглядеть то, что покорило, заворожило, очаровало его. Только глупцы могли ничего не заметить.

Она – нежный луч лунного света в зале, заполненном сотнями мерцающих золотистых свечей. И все равно она затмила их всех.

Пирс наклонился к ней так, что его губы почти касались ее ушка, и тихо проговорил:

– Прости, дорогая, но, боюсь, этот вальс – в нашу честь.

– Я тоже этого боялась.

Ее странный ответ вызвал очередную улыбку. Он попытался вспомнить, когда в последний раз так часто улыбался – причем совершенно искренне, – и не смог. Быть может, никогда?

Он с удовольствием отметил, что Александра, спускаясь по лестнице, держится воистину по-королевски. Она изящна. Элегантна, но не надменна. Вероятно, она не прогуливала уроки хороших манер в школе. У подножия лестницы ее ждали подруги. Они взяли ее за руки, поздравляя с помолвкой. Или они тревожились за нее?

Похоже, да. Они держались друг за друга с отчаянием обреченных. В их взглядах было обещание, которого Пирс не понял и которое могло ему не понравиться.

Что связывает этих женщин? Что произошло между ними наверху? Что они делали в покоях его матери? Сначала он предположил, что подруги всего лишь изучают будущие владения герцогини.

Быть может, они задумали что-то другое? Какой-то обман? И поэтому Александра выглядела такой виноватой?

В конце концов, какая разница? Никакой. Через месяц у него будет жена, а у нее – деньги, и каждый из них будет удовлетворен.

Нет, понял Пирс. Он не будет удовлетворен, пока не уложит ее в свою постель. Он не будет удовлетворен, пока не заглянет под все слои и не разгадает тайну по имени Александра Лейн. Он самым тщательным образом исследует все ее нежное тело, каждый изгиб, каждую веснушку, каждое потайное местечко.

Он узнает экзотические ароматы, свойственные только ей.

И только когда он покажет ей, что это значит – принадлежать ему, когда она будет кричать и задыхаться от страсти в его объятиях, только тогда она станет его женой в самом полном смысле этого слова. Только тогда он установит на вершине свой флаг… если так можно выразиться.

Неожиданно месяц показался ему вечностью.

От Пирса не укрылось, как она напряглась, когда его рука скользнула по ее ребрам, и он привлек ее к себе, готовясь к их первому танцу.

Неожиданно он забеспокоился, что она не умеет танцевать. Но Александра быстро развеяла его опасения. Стоило ему сделать первый шаг, как она последовала за ним с легкостью и элегантностью.

Как и следовало ожидать, они двигались в едином ритме так, словно были созданы друг для друга. Пирс никогда не любил танцевать, но, когда-то научившись, умел это делать. Кстати, он нередко подбирал любовниц из своей танцевальной карточки. Он довольно рано заметил, что если женщина легко приспосабливается к его ритму в танце, то с ней будет легко и в постели.

При мысли об этом времяпрепровождении он пристально взглянул на женщину, которая, казалось, была создана для его объятий.

Как было принято, Александра откинула голову назад, и ее взгляд был устремлен куда-то в пространство.

На самом деле, она едва ли что-нибудь видела.

А Пирс, кружась по залу, иногда замечал знакомые лица в толпе. Несколько товарищей по Кембриджу. Один или двое искателей приключений, которые перестали сопровождать его, когда он захотел исследовать совсем уж дикие места, где не ходили караваны, не было слуг и комфортных условий.

Эти люди – так называемые друзья – ни разу не навестили его за весь год, когда он выздоравливал.

Его брат, лорд Рамзи – столп общества, взиравший на все с каменным лицом.

Его кузен, лорд Патрик Атертон, виконт Карлайл, и черноволосая Роуз рядом с ним. Ее глаза сверкали в прорезях черной маски.

Странно… почему Роуз носит цвета траура?

Пирс склонил голову и прошептал на ухо своей нареченной:

– Вам нравится, миледи?

Потому что удивительно, но ему все происходящее очень нравилось. Можно сказать, он наслаждался.

Александра резко повернулась, когда его губы коснулись ее ушка, с запозданием сообразив, что при этом их лица оказались в опасной близости.

– Я… мне… о чем конкретно вы спрашиваете? – Ее дрожащий голосок был еле слышен.

Пирс указал подбородком на экстравагантно украшенный бальный зал, по которому кружились пары, хотя очень многие просто наблюдали за танцем жениха и невесты.

– Я имею в виду вашу роль. Ведь половина присутствующих в зале вам завидует, а вторая половина – вас жалеет.

Услышав эти слова, Александра подняла голову и взглянула ему прямо в глаза. Ее недоумение было совершенно искренним.

– Жалеет? Почему?

– Я, конечно, неприлично богатый герцог, но не стоит забывать, как я выгляжу под маской, – усмехнулся Пирс. – Вы выходите замуж за монстра.

Ее ресницы затрепетали. А Пирс в очередной раз восхитился совершенством ее обласканной солнцем кожи, усыпанной восхитительными веснушками.

– Вы ошибаетесь, ваша светлость. Я бы никогда не смогла выйти замуж за монстра. – Александра сказала это с такой торжественностью, с такой убежденностью, что герцог ощутил комок в горле. Ему пришлось несколько раз кашлянуть, чтобы продолжить разговор.

– Как бы то ни было, сейчас все смотрят на вас.

– Не говорите так! – Она споткнулась и упала бы, если бы Пирс вовремя ее не подхватил, сгладив оплошность дополнительным поворотом. Ему стало любопытно, почему вдруг Александра, до сих пор державшаяся и двигавшаяся безупречно, вдруг так разволновалась, что споткнулась. Он долго смотрел на ее щеку, частично скрытую белыми перьями маски.

– А почему бы и нет? Ведь леди часто находят удовольствие в зависти других. Разве вам не нравится быть в центре внимания?

– Я не такая леди, – пробормотала она. – По правде говоря, мне больше нравится уединение, чем всеобщее восхищение.

– Вам свойственна робость?

Александра не ожидала этого вопроса, поэтому ей потребовалось некоторое время на обдумывание ответа.

– Я робкий человек? – Она адресовала вопрос самой себе и тут же на него ответила. – Знаете, думаю, что да. Но даже если бы я не была робкой, все это меня не интересует. – Она взглядом указала на зал, в котором они находились. – Здесь везде пустота.

– Пустота? – усмехнулся Пирс. – По-моему, здесь полно народу.

– Ваш замок может быть заполнен людьми, ваша светлость, но в нем нет… подлинности.

Пирс машинально привлек партнершу ближе к себе. Неужели она настоящая, и он держит в объятиях редчайшее из человеческих существ – женщину, имеющую разум и душу, прямую и целостную, ту, которую больше заботит зов сердца, чем прическа? Неужели она действительно предпочитает ум, честь и содержательное интеллектуальное общение тупым развлечениям людей своего круга?