Текст книги "Мятежная клетка. Рак, эволюция и новая наука о жизни"

Несмотря на все это, «виновники» появления около половины мутационных «отпечатков пальцев», обнаруженных в геномах рака, по-прежнему находятся на свободе. Еще больше сбивает с толку то, что некоторые факторы, воздействие которых на развитие рака было подтверждено масштабными популяционными исследованиями или экспериментами на животных, по всей видимости, вообще не оставляют следов в ДНК опухоли. Тем не менее база выявленных «отпечатков пальцев» быстро разрастается. В 2019 году профессор Серена Ник-Зайнал и ее команда из онкологического отделения Совета по медицинским исследованиям Кембриджского университета опубликовали результаты фундаментального пятилетнего исследования, в рамках которого проводился поиск мутационных сигнатур, оставленных почти 80 потенциальными канцерогенами в неповрежденных геномах здоровых стволовых клеток человека, выращенных в лабораторных условиях.

Сотрудники Ник-Зайнал не только отобрали группу известных геномных «преступников», подобных бензпирену, солнечному свету и аристолохиевой кислоте, но и изучили влияние обычных противораковых препаратов, гамма-излучения, а также множества химикатов с угрожающими названиями. Известно, что некоторые из них наверняка провоцируют рак у людей, в то время как другие вызывают подозрение в том же самом, исходя из результатов, полученных при наблюдении за животными и проведении лабораторных исследований. Учеными были обнаружены сигнатуры известных канцерогенов, которые ранее фиксировались в образцах опухолей Майком Стрэттоном и его коллегами из Института Сэнгера, что подтвердило успешность их метода; кроме того, они нашли и ряд новых мутаций. В общей сложности было найдено 55 характерных «отпечатков», оставленных в ДНК этими потенциальными канцерогенами: их вполне можно сопоставить с сигнатурами, которые выявляются при раке. Удивительным образом ученые обнаружили также особую метку, которая, по-видимому, связана с тяжелыми условиями выращивания ткани в чашке Петри и воздействием на нее химикатов, но при этом не является подлинным признаком повреждения ДНК, вызывающего рак в природных условиях.

Но даже если ученым удастся выявить все «отпечатки пальцев», оставленные разнообразными мутагенами, намерение сформировать список всех «виновников», провоцирующих рак у того или иного конкретного человека, по-прежнему останется проблематичным, поскольку риски легко выдать за причины. По мере развертывания закрученного сюжета, достойного «Убийства в Восточном экспрессе» Агаты Кристи, все яснее становится тот факт, что мы имеем дело не с отдельными «злодеями», но с целой «бандой негодяев», каждый из которых наносит собственный потенциально смертельный удар по геному. Все они вредят по-своему, но, соединившись вместе, могут вызвать катастрофу. Хуже того, бóльшая часть ущерба производится самым обычным водоворотом жизни в наших клетках, которого невозможно избежать. Однако такие действия, как курение или частые солнечные ванны, можно уподобить появлению бандита, доставляющего большую сумку с оружием туда, где все и без того держится на ниточке.

Сказанное означает, что почти невозможно выделить какую-то единственную причину конкретной опухоли или точно назвать фактор, ее вызвавший. Клетка может быть напичкана мутациями, обусловленными самыми разными процессами, происходящими на протяжении всей ее жизни, но если ни одно из этих изменений не затронуло жизненно важные гены или «контрольные переключатели», отвечающие за рост и смерть клетки, то она останется здоровой. Из-за того что каждая опухоль содержит в себе тысячи и тысячи мутаций, невозможно сказать, какой именно «нарушитель» нанес тот последний удар, который в конечном счете заставил бедную клетку стать раковой. Кроме того, как мы убедимся позже, рак есть нечто большее, чем просто мутации. Впрочем, так или иначе, но мы начинаем гораздо лучше понимать влияние различных факторов риска, будь то факторы наследственные, биологические или экологические, на развитие каждого конкретного вида рака.

Человечеству потребовалось более столетия, чтобы оказаться в этой точке. В итоге уточнение теории соматических мутаций наряду с изучением геномных повреждений снабдило нас гораздо более глубоким пониманием причин онкологических заболеваний. Тем не менее, пока велась вся эта работа, нацеленная на то, чтобы объяснить рак причинами химической природы, параллельно и незаметно проводились исследования в совершенно другом направлении.

От рогатого зайца к генам рака

Однажды в 1932 году Дуглас Херрик и его брат Ральф, проживавшие в маленьком городке в штате Вайоминг, отправились в лес неподалеку от дома, чтобы поймать джекалопа. Эти загадочные рогатые зайцы упоминались в фольклорных источниках по всему миру на протяжении нескольких сотен лет, став одной из ковбойских легенд Дикого Запада[19]19
  Легенда гласит, что джекалопы любят подпевать ковбоям, собравшимся у костра, обладая, очевидно, мягким тенорком.


[Закрыть]. Поэтому, когда братья явились в местный отель с готовым чучелом, хозяин сразу же воспользовался редкой возможностью и купил принесенный ими образец. Этой сделкой семья Херрик положила начало местному бизнесу, основу которого составили, как выразилась The New York Times в некрологе, посвященном Дугласу, «50-процентный заяц, 50-процентная антилопа и 100-процентное околпачивание туристов». Тем самым была предопределена судьба джекалопа как символа Вайоминга. Конечно, исходная находка братьев была лишь таксидермической фальшивкой, сочетавшей шкурку кролика с пришитыми к ней рожками оленя, – как, впрочем, и все последующие образцы. Однако за этой легендой скрывается весьма причудливая биологическая правда.

Спустя всего год после того, как братья Херрик открыли свой бизнес по продаже чучел джекалопов, американский вирусолог по имени Ричард Шоуп смог добыть где-то американского кролика с крупными наростами на морде – именно такие образования сбитый с толку ковбой мог ошибочно принимать за рога. Измельчив «рога» и профильтровав массу через очень мелкое сито, Шоуп нанес полученную смесь на кожу здорового кролика. Разумеется, животное тоже превратилось в джекалопа, подтвердив тем самым, что причиной заболевания являлась вирусная инфекция, ибо ничто другое через сито Шоупа просочиться не могло.

Появление (настоящих) рогов джекалопа вызвано возбудителем, который теперь известен как вирус папилломы Шоупа; этот феномен убедительно иллюстрирует способность вирусов вызывать рост странных и неконтролируемых образований на теле, включая опухоли. Первый вирус, имеющий отношение к развитию рака, был обнаружен в 1911 году американским вирусологом Фрэнсисом Пейтоном Роусом, который выделил «инфекционные частицы» (ныне известные как вирус саркомы Роуса), ответственные за распространение рака мягких тканей среди цыплят. С тех пор было выявлено целое множество вирусов, вызывающих у животных, включая домашних птиц, кошек, мышей, овец, собак, коров, рептилий и даже рыб, различные виды рака, такие как лейкоз, рак молочной железы, рак легкого и другие[20]20
  Одним из первых ученых, сформулировавших теорию вирусного канцерогенеза, был советский иммунолог и вирусолог Лев Зильбер (1894–1966). – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Идея о том, что вирусы способны провоцировать рост опухолей, запустила в первой половине XX века целую волну исследований. Люди пребывали в колоссальном возбуждении: ведь если вирусы окажутся первопричиной всех видов рака, то тогда можно будет надеяться на то, что заболевание преодолимо посредством обычных вакцин. На обложке журнала Life в июне 1962 года красовался броский заголовок: «Новое доказательство того, что РАК МОЖЕТ БЫТЬ ЗАРАЗНЫМ», расположенный рядом с фотографией Мэрилин Монро и набранный гораздо более крупным шрифтом, чем имя культовой актрисы. Однако, как нередко бывает, все оказалось не так просто, как поначалу надеялись.

За прошедшие годы ученые обнаружили несколько вирусов, провоцирующих развитие рака у людей; самым известным из них стал вирус папилломы человека (ВПЧ), который вызывает рак шейки матки и другие виды рака, поражающие гениталии и анус, а также ротовую полость и горло (возможно, он передается при половом контакте). К несчастью, в отличие от большинства вирусов, с которыми имеют дело животные и которые вызывают рак напрямую, – если животное заразилось, то, скорее всего, развитие заболевания неизбежно, – вирусы рака, поражающие человека, ведут себя менее заметно и непредсказуемо. Если вы ведете активную половую жизнь, то, вероятно, в какой-то момент своей жизни вам придется заразиться ВПЧ. Однако лишь у малой доли людей, столкнувшихся с ВПЧ, развивается рак, а большинство из нас вообще без проблем избавляется от инфекции.

Другим «злоумышленником» выступает вирус Эпштейна – Барр (ВЭБ), который связан с лимфомой Беркитта и характеризуется появлением опухолей в носу и горле (рак носоглотки). Интересно, что, хотя случаи инфицирования ВЭБ регистрируются во всем мире, связанная с ним лимфома чаще всего встречается в определенных регионах Африки, а рак носоглотки наиболее распространен в Южном Китае. Это позволяет предположить, что на развитие этих заболеваний влияют также экологические и генетические факторы; так, в Африке в этой роли может выступать малярия. Далее, имеется вирус, вызывающий Т-клеточный лейкоз, гепатиты В и С являются факторами риска для развития рака печени, а вирус герпеса человека 8-го типа может запустить развитие саркомы Капоши у людей, чья иммунная система уже ослаблена вирусом иммунодефицита (ВИЧ). Последним дополнением к этому списку стал полиомавирус клеток Меркеля, обнаруженный в 2008 году, который поражает овальные клетки кожи, отвечающие за легкие сенсорные ощущения.

Сейчас нам известно, что все вирусы в совокупности ответственны по крайней мере за десятую часть всех случаев рака во всем мире – это ошеломляющие 2 млн случаев ежегодно. К сожалению, большинство из них регистрируется в самых бедных странах, что делает их менее интересными для фармацевтических компаний, стремящихся к прибыли. Несмотря на увеличение списка известных злокачественных вирусов, научное сообщество в целом потеряло к интерес к этому сюжету, как только стало ясно, что накапливаемые данные о вирусах, вопреки ожиданиям, не смогут привести ни к универсальному объяснению болезни, ни к радикальному избавлению от нее. Тем не менее вся эта работа вовсе не была пустой тратой времени, поскольку идентификация вирусов рака заложила основу для открытия генов рака. А вот это уже понравилось всем без исключения.

4
Найти все гены

Одним из плюсов моей работы являются встречи с легендарными учеными в их «естественной среде обитания». Я посетила сотни лабораторий и кабинетов, пытаясь понять, что за человек принимает меня и что им движет. Некоторые из этих ученых – настоящие барахольщики, которые заваливают любые доступные поверхности такими грудами бумаг, что среди них вполне может затеряться какой-нибудь несчастный аспирант. Другие предпочитают более минималистский подход: у одного нобелевского лауреата, которого я посетила, в кабинете не было практически ничего, кроме кокоса, снабженного парой декоративных глазок и шляпой-цилиндром. Но, посещая офис Роберта Вайнберга, одного из ведущих исследователей-онкологов, работающего в Институте биомедицинских исследований имени Эдвина Уайтхеда в Бостоне, я оказалась в совершенно другом мире.

По крайней мере, две стены от пола до потолка были увешаны фотографиями членов семьи, друзей, коллег по лаборатории и факультету, сделанными на протяжении десятилетий: некоторые из них были яркими и новыми, зато другие выцвели до бледного оттенка сепии. В свою очередь, большие окна оказались почти полностью спрятанными за миниатюрными джунглями из комнатных растений. Пока хозяин готовит нам напитки, я с любопытством разглядываю фотографии в надежде увидеть кого-то из звезд молекулярной биологии последних десятилетий. Услышав, что Вайнберг возвращается, быстро ныряю в свое кресло.

Язык моего собеседника точен и техничен, он грамматически идеально строит фразы, а каждое слово воспринимается слушателем как глубоко и тщательно продуманное. Родившись в семье евреев, бежавших из нацистской Германии, молодой Боб Вайнберг начал свою академическую карьеру, изучая медицину в Массачусетском технологическом институте. Обнаружив вскоре, что врачам иногда приходится выхаживать пациентов ночи напролет, он быстро поменял специальность, переключившись на молекулярную биологию. Его интерес подогревался взрывом открытий, сделанных в середине 1960-х, а также стремительным появлением новых инструментов и методов, раскрывающих секреты генетического кода и молекулярных механизмов жизни[21]21
  О том, как ученые состязались друг с другом в попытках взломать генетический код, а также о других важных достижениях того периода подробно рассказывается в превосходной книге Мэттью Кобба «Величайший секрет жизни» (Life's Greatest Secret, Profile Books, 2015).


[Закрыть].

Так называемая «центральная догма» биологии, утвердившаяся за десять лет до этого, сводилась к следующему: ДНК содержит гены, которые копируются в родственную молекулу, называемую РНК, а затем их последовательность «считывается» специальным аппаратом внутри клетки, запуская синтез белков. Тем не менее биологические основы рака в то время по-прежнему оставались загадкой. Хотя к тому моменту было понятно, что к развитию рака приводят генетические изменения внутри клеток (вспомним о теории соматических мутаций, которая упоминалась ранее), неясным оставался вопрос о том, каким образом это оборачивается потерей контроля над жизнедеятельностью клетки. Копаясь в опухолевых вирусах, канцерогенных химикалиях, странных хромосомных аномалиях в раковых клетках, ученые изо всех сил старались понять, как собрать внешне разрозненные элементы этого пазла наблюдений воедино, выстроив сколько-нибудь целостную картину.

Первый ключ к пониманию того, как может выглядеть вся картина, предоставили вызывающие рак вирусы – горстка генов, покрытых белковой оболочкой. Несмотря на то что прошло почти 60 лет с тех пор, как Пейтон Роус впервые выявил названный его именем вирус саркомы у бедных цыплят, раскрыть принципы его работы ученым удалось лишь после 1970 года.

Сравнивая две модификации вируса, одна из которых заставляла клетки курицы бесконтрольно делиться, а вторая не могла этого делать, американские молекулярные биологи Питер Дюсберг из Калифорнийского университета в Беркли и Питер Фогт из Вашингтонского университета в Сиэтле обнаружили, что это различие обусловлено изменением всего лишь одного гена. Они маркировали этот ген v-Src (произносится как «сарк»), где v означает вирусное происхождение, а Src – саркому. Эти вирусные «гены рака» быстро назвали онкогенами – от греческого слова onkos, которым обозначается опухоль. Соответственно, наука о раке стала называться онкологией[22]22
  На самом деле наука о раке получила название онкологии раньше: так, Ленинградский институт онкологии был создан в 1926 году. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Обнаружение гена v-Src идеально вписывалось в вирусную теорию рака. Когда вирус заражает клетку, его s-Src каким-то образом захватывает клеточные механизмы контроля, вызывая непредсказуемое деление, которое в конечном итоге приводит к образованию опухоли. В свете сказанного становится понятен тот глубокий шок, который ученые пережили несколько лет спустя, когда выяснилось, что в геноме здоровой клетки цыпленка тоже присутствует модификация онкогена Src, скрывающаяся в ее ДНК. Но при этом, как ни странно, обнаруженный ген изначально входил в геном птицы и не имел вирусной природы.

Последующие исследования выявили еще больше так называемых протоонкогенов в геномах рыб, мышей, коров и людей, позволив предположить, что речь идет об обычных генах животных, которые когда-то и как-то встроились в геном вирусов и стали «путешествовать» вместе с ними. Финальный вывод из всего этого звучал ошеломляюще: возможно, большинство видов рака вызывается вообще не вирусами, а поврежденными версиями нормальных генетических «руководств», управляющих жизнью.

Эти открытия натолкнули Вайнберга на важную мысль. Если канцерогены работают, повреждая нормальные гены и превращая их в драйверы рака, то тогда эти протоонкогены должны отвечать за фундаментальные процессы роста и деления клетки. Все, что ему оставалось сделать, – это выявить их.

Предложенное им решение состояло в том, чтобы выделить ДНК из клеток, которые были обработаны химическими веществами, вызывающими рак, разделить ее на небольшие отрезки, поместить каждый из фрагментов в здоровые клетки и посмотреть, начнет ли какая-то из них бесконтрольно расти, образовав небольшое скопление, – в молекулярной биологии этот процесс называется трансформацией. Последующая задача выглядела предельно четкой: требовалось извлечь вызывающий подозрение участок ДНК из его нового хозяина и «раскрыть личность» содержащегося в этом фрагменте мутантного гена. Звучит довольно просто, но с инструментарием, доступным в то время, это была трудная и долгая миссия. Ее выполнение легло на плечи Чиахо Ши, аспиранта Вайнберга, который ныне стал ведущим ученым Института биомедицинских наук Academia Sinica на Тайване.

Первым сюрпризом было то, что предложенная схема вообще сработала. Вопреки всем ожиданиям, Ши удалось выделить ДНК из подвергнутых химической мутации раковых клеток, поместить генетический материал в здоровые клетки мышей и тем самым превратить их в злокачественные. Это убедительно доказало, что рак – генетическое заболевание, которое может вызываться скорее химическим повреждением собственных генов клетки, а не воздействием внешнего возбудителя инфекции.

Следующей задачей было опознание этого поврежденного генетического «злоумышленника». К сожалению, обособить химически измененный ген от остальной ДНК было практически невозможно, поскольку и клетки-хозяева, и дополнительные гены принадлежали к одному и тому же виду. Пытаясь решить эту проблему, Вайнберг и Ши обратили внимание на раковые клетки мочевого пузыря человека, которые прежде спокойно росли в чашках Петри в их лаборатории.

Используя прежний подход, Ши измельчил злокачественную ДНК человека и разместил каждый из полученных кусочков в клетках мыши. В итоге ученый с удовлетворением засвидетельствовал те же процессы, что и прежде: один из фрагментов ДНК опухоли заставлял мышиные клетки расти как сумасшедшие – именно он и должен был содержать в себе онкоген. Воспользовавшись различиями между ДНК человека и ДНК мыши, Вайнберг и Ши сумели выделить этот неуловимый ген, вызывающий рак, показав при этом, что тот вполне вписывается в последовательность, которая присуща нормальному человеческому геному. Вскоре после завершения всей работы Вайнберг понял, что их таинственный ген оказался почти таким же, как v-Ras, – ген, ранее идентифицированный в вирусе, вызывающем опухоли у грызунов. Полученное знание помогло сэкономить пару лет упорного труда и избавить себя от сопутствующей головной боли.

Как и изученный до этого Src, Ras был обычным клеточным геном, способным в случае собственной мутации выводить клетку из-под контроля. Как и многие другие онкогены, открытые с тех пор, Ras представляет собой тип молекулярного «переключателя», известного как киназа. Мутации в Ras создают такой переключатель, который все время находится в режиме «включено», постоянно посылая клетке сигналы о том, что пришло время делиться. Ныне нам известно, что примерно каждый пятый случай рака самых разных органов сопровождается мутацией в гене Ras, что подчеркивает его ключевую роль в превращении здоровой клетки в злокачественную. Деятельность Вайнберга и многих других ученых превратила период 1980–1990 годов в эпоху, проходившую под девизом: «Найти все гены!» Углубляясь в этот процесс, исследователи обнаруживали все больше онкогенов, многие из которых имели аналоги в геноме вирусов, вызывающих рак.

Другой источник генов, вызывающих рак, был выявлен в ходе изучения целых хромосом в клетках опухоли: такой подход отсылал к работе Бовери и Ганземана, выполненной на рубеже столетий. С тех пор проницательные микробиологи разрабатывали все более изощренные способы изучения хромосом, хотя лишь в 1950-е годы их методы сделались достаточно надежными для того, чтобы доказать, что в каждой человеческой клетке содержится 46 хромосом (23 пары)[23]23
  Долгое время считалось, что в клетке 48 хромосом (24 пары); правильное число было определено лишь в 1955 году Джо Хин Тио, генетиком индонезийского происхождения. По моему мнению, тот факт, что даже в середине 1950-х люди еще не знали, из скольких хромосом состоит геном человека, просто поразителен.


[Закрыть].

В 1959 году Дэвид Хангерфорд и Питер Ноуэлл, ученые из медицинского учреждения, которое сегодня называется Онкологическим центром Фокс Чейз (он назван так по имени района в Филадельфии, штат Пенсильвания), которые занимались изучением клеток пациента с хроническим миелоидным лейкозом (ХМЛ), одним из видов рака крови, сделали очень странное открытие. Несмотря на то что исследуемый ими набор хромосом был полным, одна из двух копий 22-й хромосомы оказалась необычно короткой. Как правило, эта хромосома и без того выглядит «малышкой» среди других хромосом, но в этом случае аномалия была в два раза короче нормы.

Ноуэлл и Хангерфорд произвели обзор раковых клеток других пациентов с ХМЛ и на том месте, где должна была находиться полноразмерная хромосома, вновь обнаружили тот же самый «обрубок». Опубликовав в 1960 году результаты своих изысканий в короткой заметке всего из трехсот слов, они положили начало научной одиссее, которая предопределила направление поиска лекарства от рака на несколько десятилетий вперед.

Еще десятилетие или даже больше ушло на то, чтобы определить, каким образом это изменение в размере хромосомы связано с развитием лейкоза. Миниатюрная «филадельфийская» хромосома, как ее стали называть, оказалась результатом слияния хромосом: генетического эквивалента процедуры «вырезать – вставить», в ходе которой крошечная часть более крупной 9-й хромосомы заменяется на основную часть и без того маленькой 22-й хромосомы. Что особенно важно, это событие объединяет два гена, которые обычно не соприкасаются: BCR, функции которого до сих пор остаются неясными, и ABL – мощный онкоген, впервые найденный в вирусе лейкоза у мышей.

Это слияние рождает монстра. Генный гибрид BCR-ABL особым образом кодирует перманентно активную киназу, которая без остановки начинает запускать пролиферацию, бесконечно вбрасывая в кровь все новые клетки. Поиск лекарства, которое смогло бы остановить эту сверхактивную мутантную молекулу, привел к разработке препарата «Гливек» (иматиниб) – возможно, одного из самых успешных лекарств от рака, созданных за всю историю. С момента появления на рынке в 2001 году это лекарство изменило шансы на выздоровление больных ХМЛ, принеся своей материнской компании Novartis миллиарды долларов[24]24
  Научно-историческая эпопея, завершившаяся появлением препарата «Гливек», блестяще рассказана Джессикой Вапнер в ее книге «"Филадельфийская" хромосома: мутантный ген и поиски лечения рака на генетическом уровне» (The Philadelphia Chromosome: A Mutant Gene and the Quest to Cure Cancer at the Genetic Level, The Experiment, 2013).


[Закрыть]. Накануне его появления на рынке примерно четыре из десяти пациентов с ХМЛ могли рассчитывать на хотя бы пять лет жизни после постановки диагноза; но спустя два десятилетия подобными шансами располагают уже семь больных из десяти. А те люди, которым диагностировали хронический миелоидный лейкоз и которые смогли победить его всего за два года лечения этим препаратом, теперь, скорее всего, проживут столь же долго, как и те, кто никогда не страдал от этого заболевания.

Другие исследовательские группы, отталкиваясь от открытия, сделанного в Филадельфии, принялись искать новые гибридные гены, ответственные за развитие рака, – желательно столь же пригодные для стимулирования прибыльной фармацевтики, как и ген-мутант BCR-ABL. Совершенствование технологий позволило ученым приступить к составлению подробных карт из чередующихся узоров светлых и темных полос в хромосомах, которые обнаруживаются с помощью пурпурного красителя, известного как краситель Гимзы. Это вещество связывается с определенными последовательностями ДНК гораздо лучше, чем с остальными, создавая характерные полоски, похожие на штрихкод. С их помощью можно выделить каждую хромосому и зафиксировать любые масштабные изменения.

Затем последовала яркая окраска хромосом: при ней используются сложные комбинации нескольких флуоресцентных красителей, которые придают каждой хромосоме особый цвет и показывают, как генетическая «колода» перемешалась в раковых клетках. Секвенирование ДНК тоже оказалось инструментом, незаменимым в поиске генетических слияний, поскольку оно становилось все более дешевым и быстрым. Однако, несмотря на то что слияния генов удалось выявить во многих видах рака, ни одно из них не повторило выдающийся успех препарата «Гливек».

Открытие того, что генетические мутации вызывают рост опухоли, запуская нежелательное воспроизведение клеток, представляет лишь одну сторону медали. Рак – это не только болезнь, характеризующаяся чрезмерной продолжительностью клеточной жизни; это также и проблема недостаточной клеточной смертности. Наши тела производят миллионы новых клеток каждую минуту – клетки крови и кишечника, кожи и костей, всего, что между ними, – причем все они рождены, чтобы умереть. Постоянный цикл самообновления является мощным защитным механизмом от рака: если клетка мертва, то она не может бесконтрольно делиться.

Вдобавок существуют и другие важные механизмы защиты от сбоев, например молекулярные инструменты, которые ставят клеточный цикл на паузу – чтобы за это время можно было исправить повреждение ДНК. Есть также программы суицида клеток, которые запускаются, если повреждение не подлежит «ремонту»; их реализацию контролируют гены, называемые опухолевыми супрессорами. Если онкогены действуют как педаль газа, ускоряя клеточный цикл, то опухолевые супрессоры – это тормоза, удерживающие ситуацию до тех пор, пока движение вперед вновь не станет безопасным. Для того чтобы развился рак, необходимо не только вдавить педаль газа в пол, но и перерезать тормозные тросы.