Текст книги "Дом пустоты"

Кети Бри
Дом пустоты

Часть первая
Следы на песке

«Зерно умирает во тьме, рождая древо»

Девиз ордена Тьмы

«Вне разума и над ним»

Девиз ордена Разума

«Воздух чист после грозы»

Девиз ордена Грозы

«Не господа мира, но слуги его»

Девиз ордена Света

ГЛАВА 1

Если уж нарушать закон – то так, чтобы прибыль от этого перекрывала любые неудобства. Так считал Амори, пятнадцатый граф Глейд.

Контрабанда из Бездны идеально подходила под этот критерий. И нарушение закона нешуточное, и цена за это тоже. Если на них наткнется патруль в Бездне – казнь на месте, узнают о вылазках или поймают на сбыте артефактов – казнь после суда.

Одна только чёрная трава чего стоит, да и артефакты валяются если не прямо под ногами (предыдущие безднопроходцы много чего повыносили), то все еще есть чем поживиться даже на верхнем слое, намертво слипшемся с материальной реальностью.

Черное солнце жгло спину, фильтр в прозрачной, закрывающей лицо маске пора было менять. Глейд остановился, сделал знак своим людям, и кто-то со счастливым стоном уронил на серую землю мешок, полный странного вида костей и черепушек не существовавших никогда в реальности, нематериальных животных. Ибо Бездна, как известно – совокупность всех разумов людских и всего, что когда-либо существовало и было отмечено в памяти хотя бы одного человека. И все, созданное воображением, – тоже. Самые прекрасные грёзы и самые страшные кошмары тоже здесь.

Можно еще водить сюда туристов. Если получится найти таких отчаянных. Тоже неплохой приработок и достаточно безопасный, учитывая, кто охраняет их маленький отряд. Небесный Всадник. Или жалкая пародия на него. Сидит в отдалении от всех, трясет недоразвитыми крылышками. Его поводырь носится вокруг, кудахчет, как наседка, пытается добиться ответа.

Оборачивается, смотрит на Глейда с укоризной:

– Ему надо чаще отдыхать, чаще бывать в тварном мире. Пожалуйста, не будем углубляться в разлом в этот раз.

Глейд только хмыкнул, наблюдая, как его люди меняют фильтры масок.

Глейда, потомка благородного рода, не единожды отмеченного магами, учили относиться к Бездне с уважением. Он и относился, а как иначе? Бездна кормит его теперь. А маги, собравшиеся в Ордена, не хотят, чтобы даже крошки из их кормушки попадали на чужие столы. Способности к магии у Глейда были, но не настолько серьезные, чтобы ордена заинтересовались им. Пришлось выкручиваться самому.

И когда почти тридцать лет назад судьба свела его с юным наивным жрецом-расстригой, отцом Лейнардом, и его необычным подопечным, он ухватился за свой шанс. И ни разу не пожалел, даже несмотря на то, что теперь по коридорам его особняка бродило это двухметровое чудовище, издалека казавшееся горбатым. Крылья его – слабые, неразвитые – не росли толком, и прятать, как другие Небесные Всадники, он их не умел.

У Кормака, новичка, тряслись руки, он все никак не мог сладить с фильтрами. Глейд указал на него своему первому помощнику:

– Помоги этому придурку. Нам только трупов тут не хватало.

Небесный Всадник шевельнулся, повернул к Глейду бледное лицо, невидяще скользнул серыми бельмами.

– Патруль некромантов близко.

Отец Лейнард взял своего подопечного за длинную руку, похожую на лапку насекомого.

– Молодец. Милорд Глейд, может быть, нам стоит уйти? Зачем подвергать ваших людей опасности?

Глейд вздохнул, поправил висящий на поясе кинжал. Ему нужны были деньги, а неподалеку была, как он слышал, достаточно большая гробница.

– Нет, – сказал он. – Мы уже здесь. Вперед.

Если кто-то из его людей и был не согласен, то промолчал. А жреца и Небесного Всадника и вовсе никто не спрашивал.

Нынешние ученые все талдычат о том, что земля круглая и состоит из коры, мантии и ядра. И что люди живут на поверхности мира, но это совсем не так. Дело даже не в воздушном океане, по дну которого ползают все живые существа. Есть еще Бездна. Которая везде и нигде. И есть разломы – кровоточащие раны, прорехи в мироздании.

Глейду повезло: на его землях был собственный небольшой, но стабильный разлом. Это делало ядовитой воду в реке, несъедобными грибы и ягоды, а некоторые деревья – жаждущими крови, как дождя. Здесь рождались плотоядные зайцы и шестиногие волки, и птицы здесь кричали голосами умерших. Но разлом был тайным ходом в сокровищницу, и Глейд терпел всю эту гадость, порождаемую эманациями Бездны.

Не нуждайся он так отчаянно в деньгах, давно бы вызвал темных магов. Они залатали бы эту прореху, и лес снова стал бы нормальным лесом с пугливыми зайцами и съедобными ягодами.

Но Глейд нес ответственность не только за этот лес, но и за другие свои владения. За полуразрушенный замок, восстановление которого стоило баснословных денег. Перед вереницей предков, одни из которых приумножали богатства их славного рода, другие его проматывали. Отец и дед Глейда постарались, чтобы проматывать было нечего.

Дед играл в карты, и ему бесконечно не везло; отец вложил деньги в мехомагическую контору, которую поглотил монополистический спрут «Оринды» – виннетской фирмы, выпускающей все механические приборы. Начиная от движителей для самоходов и до зарядных кристаллов для всякой мелочевки, вроде воспроизводительных шкатулок для домашних синематических установок.

Глейд хотел податься в маги, как двоюродный дед Адалвалф, убитый во времена последней войны. Но приемные комиссии всех четырех орденов сочли его слабаком.

А всякую шушеру между тем принимают. В ордене Тьмы есть аж целый мастер из вчерашних крестьян, этот Мартин Хагал. Известный разве что своим участием в разрушении Дома Слёз да тем, что женился на дочери одного из богатейших промышленников Астурии. И овдовел через месяц или около того после свадьбы.

Хотя нет, сын бакалейщика – еще того хуже.

Они дошли до захоронения, древнего, как сама магия, существовавшего еще до падения Бездны, и остановились. Глейд коротко взглянул на Небесного Всадника.

Его цыплячьи крылья затрепетали.

– Вперед, – сказал Глейд. – Ты особого приглашения ждешь?

Жрец-расстрига погладил свое недоразвитое сокровище по плечу. Для этого ему пришлось привстать на цыпочки. Небесный Всадник, наконец, отправился делать то, для чего был создан: очищать Бездну от нежити и нечисти.

Гробница представляла собой приземистое каменное строение, испещренное письменами на неизвестном языке. Кто знает, когда это место впервые поглотила Бездна… к какой из уничтоженных цивилизаций она принадлежала. Некроманты трясутся над своей сокровищницей, не пускают сюда никого, ничего толком не рассказывают даже своим, пока те не станут хотя бы мастерами, а то и лордами ордена.

Изымаемые из Бездны артефакты проходят тщательную и долгую проверку. Оно и правильно: Глейд и сам не рисковал лишний раз трогать и рассматривать добытое здесь. Знал и то, что вместе с драгоценностями и безделушками можно случайно вынести в тварный мир присосавшуюся к ним нечисть, а та пожрет столько людских сознаний и душ, сколько успеет. И разбираться с ней придется все тем же некромантам и магам разума.

Но Глейду нужны были деньги. И у него был Небесный Всадник, гарантировавший, что вместе с вынесенными из бездны артефактами не проскользнет в тварный мир никакая нечисть.

Небесный Всадник скользил над потрескавшейся серой землей, не оставляя следов, не отбрасывая тени. Сейчас он казался почти красивым, почти величественным, почти безупречным.

На одном из многочисленных приемов Глейд видел багрийского жреца и бывшего царя Исари – единственного Небесного Всадника, не скрывавшего своей сущности. Выглядел тот вполне обычным человеком, с любезной улыбкой, со спрятанными крыльями, с прямой спиной. Крылья их – не материальная и даже не магическая структура, а нечто иное. Будто бы обретшая форму и хозяина частица Бездны. И все же Исари притягивал взгляд. И отголосок этого внутреннего света Глейд видел иногда и в своем домашнем монстре.

Говорят, и Проклятый был не просто человеком. Вон, отец Лейнард поклонялся ему и даже, как уверяет, получал ответ на свои молитвы. Интересно, каков он?

Небесный Всадник сделал неуловимое движение рукой, и в пальцах его материализовался сгусток тумана, принял очертания человеческой фигуры. Голова ее на тонкой шее обрела четкие контуры, цвет и объем, и вдруг превратилась в огромную пасть, широко раскрытую, с тремя рядами зубов.

Небесный Всадник молча разорвал ее пополам.

Он легко открыл дверь в гробницу, отбросил ее и вошел. Там застонали и завыли. Позади Глейда новичок упал на колени и принялся молиться.

– Хозяин и Хозяйка не услышат тебя, – хрипло сказал жрец-расстрига, подходя ближе. – А если и услышат… С чего им мешать своему сородичу истреблять нечисть?

Потом все стихло. Они подождали для верности еще несколько минут, и жрец кивнул.

– Кажется, можно.

Чужие, непривычные лица смотрели на них со стен. Безусловно, человеческие, но чужие. Эти люди жили давно, в иную эпоху, поклонялись иным богам, и мир для них был совсем другим.

Глейд с интересом посмотрел на витой канделябр на девять свечей. Свечи давно оплавились.

– Чистое золото! – восхищенно сказал кто-то.

– Собирайте все ценное, – кивнул Глейд.

Небесный Всадник и жрец нашлись в самой дальней камере. Руки и рот Небесного Всадника были измазаны чем-то липким, густым, похожим на смолу. У ног его лежала жуткого вида тварь с тремя десятками хаотично разбросанных по шкуре глаз и двумя пастями, одна над другой.

Жрец, взобравшись на саркофаг, пытался вытереть лицо подопечному. Тот безучастно терпел это издевательство, едва заметно дергаясь, когда отец Лейнард дотрагивался до довольно глубокой царапины на левой щеке.

– Он ничем не заразится?

– Что вы, милорд, – поспешно ответил жрец. – Здесь нет ничего опасного для него.

Он взглянул на Глейда и добавил:

– Если бы вы позволили, он смог бы превратить часть Бездны в цветущий сад, как это сделали Хозяин и Хозяйка для верующих в них, как это сделал Исари для тех, кто погиб в Доме Слез… Я был там, я видел.

– Как соберусь помирать, озабочусь местом посмертного существования, – буркнул Глейд. – А пока меня все устраивает. Кыш отсюда.

Он приказал сдвинуть крышку гробницы и отшатнулся, едва заглянув туда. Наружу хлынули волосы – длинные, густые, золотистые. Когда одна из прядок потянулась, почти оплела шею отца Лейнарда, Глейд сказал:

– Сделай что-нибудь.

Небесный Всадник молча, как обычно, повиновался. Он сунул руки в саркофаг, нащупал в глубине его что-то; захрустели кости, которые он ломал. Рост волос прекратился, они перестали тянуться к шеям и заплетать ноги, потом опали, потускнели и превратились в прах.

В гробнице осталось лежать тело с раздавленным черепом. Небесный Всадник держал в руках изящный гребень. На приказ Глейда передать людям безделушку неожиданно заартачился.

– Мне надо!

– Зачем? – почти искренне удивился Глейд. Впервые на его памяти это существо чего-то просило. – Прически делать будешь?

Копошащиеся в сундуках люди угодливо захихикали – жрец брил своего подопечного налысо, не желая возни с мытьем и расчесыванием волос. Да и тот не любил прикосновений.

Глейд досадливо поморщился: он старался не обижать Небесного Всадника просто так. Это все равно, что пинать собаку или дразнить калеку. К тому же это существо было невероятно полезно Глейду, да что там… Весь нелегальный бизнес держался на нем.

– Ладно, – наконец сказал Глейд, – можешь взять себе этот гребень.

Небесный Всадник растянул бледные губы в чем-то похожем на улыбку. Стали видны острые зубы.

Назад к разлому шли медленнее. Золото и серебро звякало в набитых доверху рюкзаках. Небесный Всадник вдруг остановился, вынул из кармана выпрошенный гребень и швырнул его так далеко, как сумел.

– Зачем? – удивился семенящий рядом жрец.

– Опасность, – коротко ответил его подопечный. – Не справлюсь.

И вдруг схватился за грудь, закашлялся. Жрец снова закудахтал:

– Что такое? Где болит?

Небесный Всадник промолчал, выпрямился, зашагал вперед.

Глейд посмотрел вслед упавшей безделушке. Его насторожило нелепое происшествие, но что здесь не так, он толком не мог объяснить даже самому себе.

* * *

Старая Магра сама прибилась к замку Глейда. Была она, наверное, и сама ведьмой – может быть, тёмной, но слабой, орден ею не заинтересовался, и Последнюю войну она как-то пережила.

Пришла однажды, похожая на корягу, с клюкой в одной руке и кожаной котомкой в другой. Пришла и осталась. Граф Глейд не гнал ее: старуха не была похожа на законницу, и его игры с Бездной её не заботили.

Магра ведала травы, умела лечить наговором, и помощь её часто была неоценимой.

Тогда же в замке появился крылатый младенец, голодный и орущий, как резаный, и Магра выкормила его из рожка коровьим молоком. Его опекун, Лейнард, толком умел разве что молиться.

Если бы у графа Глейда были силы кого-то благодарить, он был бы Магре благодарен. Но у него не было ни времени, ни сил на благодарность. Он принимал подарки судьбы как должное, как сюзерен принимает дары вассалов. Все, что помогает его роду держаться на плаву – несомненное благо. Остальное ему не интересно.

Старая Магра жила в доме садовника – пустом, старом одноэтажном здании почти у самой ограды. И была единственной, кому разрешалось разговаривать с Небесным Всадником кроме Лейнарда.

Едва вернувшись из Бездны, не сменив еще ни серого, блеклого цвета глаз, ни странных, острых зубов на обычные, человеческие, он помчался к Магре. Небесного Всадника никто не остановил – в пределах графских угодий он бродил, где вздумается.

Магра ждала его. Встретила ревеневым пирогом и горячим напитком, который назывался сбитнем. Рецепт его она узнала в те времена, когда бродила по Словене.

Небесный Всадник ел торопясь, почти не жуя, и крылья, спрятанные под похожей на рясу широкой накидкой, ходили ходуном. Весь будто состоящий из одних ломаных линий, неправильный, он пугал и завораживал одновременно.

Несмотря на всю их силу, Небесные Всадники удивительно ранимы, беззащитны перед человеческой злобой. Его боятся, считают чудовищем, и он становится чудовищем, только через одно перешагнуть не сможет: причинение человеку вреда. Не убьёт и не ударит. А если и сумеет, сойдёт с ума от горя.

Старая Магра не отводила подслеповатых глаз от Всадника, и он, чувствуя её любовь и нежность, становился человеком. Краски возвращались к нему, и зубы перестали быть такими острыми. Глаза у него были карие.

Магра погладила его, похожего сейчас на глупого индюшонка, по плечу узловатой старческой ладонью.

– Он был рядом, – сказал Всадник тихо, когда, наконец, наелся. – Я знаю. Я мог бы найти его.

– Но почему тогда ты еще здесь? – спросила Магра. – Почему ты не сбежал?

Всадник вскинул голову. Недоумевающе затрепетали темные ресницы.

– А как же люди? Они бы погибли.

Магра пристукнула по полу клюкой.

– Они могилы разворовывают. Тебя в рабстве держат. Какое тебе до них дело?

– Из Бездны они без меня не выбрались бы… А артефакты? Там были опасные.

– Дурак ты, мог бы патрульным сдать. – Магра отвернулась. – Была я знакома с одним дураком, очень на тебя был похож. Порода у вас такая. Дурацкая.

– Расскажи, – попросил Всадник, отодвигая тарелку. – Только чтобы было похоже на сказку.

Магра с кряхтением поднялась, оперлась на руку Всадника, он помог ей сесть на широкую скамью, устроился рядом. Магра задумчиво погладила его по голове:

– Сказку? Сколько тебе лет?

Всадник не ответил, но напрягся, и мгновенно ушло куда-то ощущение уюта.

– Не обижайся. Все любят сказки. И старые, и малые. Я родилась далеко-далеко отсюда, и там, у нас, в Айзакане, сказки начинались вот так…

Магра прикрыла глаза, отчётливо вспомнив вдруг давно забытый дом и бабкины руки, вязавшие очередной полосатый носок кому-то из многочисленных внуков. И сказала, подражая её интонациям, напевному говору, медленно переводя с почти забытого родного казгийского на астурийский:

– Было то или не было, а жила далеко отсюда юная глупая жрица…

* * *

Магра была восьмой дочерью и двенадцатым ребенком своих родителей. Трое ее братьев умерли во младенчестве, двоих – Кириту и Вайонна – забрали храмовые жрицы. Отец и мать Магры были под присмотром – у обоих нашли признаки того, что в роду были Небесные Всадники, и их потомство тщательно проверяли по трем десяткам мельчайших признаков, говорящих о том, что кровь проснулась или вот-вот проснётся.

Жрицы не ошиблись, и Кирита оказалась Всадницей. Магре было лет десять, когда родителей, а также братьев и сестер допустили к ней впервые. К этому времени Кирита уже свыклась со своей судьбой и безмолвно и недвижимо сидела в глубине храма на высоком золоченом троне столько, сколько ей прикажут.

Мать целовала край крыльев дочери, а Магра, не отрываясь, смотрела в пустое лицо и в глаза, затуманенные подавляющими разум снадобьями.

Потому, должно быть, ее и забрали в храмовые служки – слишком трезво она расценивала положение своей сестры.

Жриц в Казге все боялись и все верили в то, что благополучие страны зависит только от них. Ни с одной соседней державой у Казги не было добрых отношений. Ни с Гелиатом, где магии обучали всех, кто имел хоть какую-то расположенность к ней, будь он хоть трижды мужчина; ни с Багрой, основанной сбежавшей когда-то из рук жриц Небесной Всадницей; ни с Камайном, отрицавшим любую магию и присутствие Небесных Всадников в человеческом мире…

Способов вырваться из унылого жизненного уклада было два: армия, но это для мужчин, для недостойных, и жречество. Магре повезло.

Лет пятнадцать ее ни к чему серьезному не подпускали, и Небесных Всадников она видела разве что издалека. У каждого были свои покои, и во дворике каждый гулял в строго отведенное время, по-птичьи горестно встряхивая головой и косясь на закрытое частой решеткой небо.

Вряд ли кто-то из них сумел бы взлететь – маховые перья выстригались, да и возможности потренировать крылья никому не давалось.

Но однажды Магру позвали поучаствовать в утреннем служении, и она впервые подошла близко к сестре – Кирите, терпеливо ждущей, когда ее, наконец, отпустят назад, в маленькую комнатку, к ее кошке и листам бумаги, на которых она с упоением рисовала.

Взгляд Кириты равнодушно скользнул по раскрашенному лицу сестры, не узнавая ее, видя в ней только очередную мучительницу.

– Наша Кирита заскучала, – сказала старшая следящая, немолодая женщина. – Ей нужен кто-нибудь помоложе, чем я. Поиграй с ней.

Магра улыбнулась сестре, предложила сыграть в мяч, когда они будут гулять. Небесная Всадница равнодушно кивнула. Она совсем не изменилась за долгие годы: Небесные Всадники долго не стареют и будто бы навсегда остаются детьми. Дело, как позже поняла Магра, в неволе. А еще поняла, что те, кому молится целый мир, не живут, а существуют, и смерть им приятнее этого существования.

Однажды она видела, что осталось от Всадника, решившего сбежать. В храм назад его привезли по частям: крылья и голову отдельно от тела. Он убил и покалечил тридцать солдат, которые гнали его, как собаки оленя. И спрыгнул со скалы. Возможно, он хотел взлететь, но не смог – крылья были слишком слабыми.

Среди тех солдат был и брат Магры, Вайонн. Ему Всадник выбил глаз.

Она навещала брата в лекарских покоях, слушала рассказ о погоне и не удержалась – сходила посмотреть на Всадника. Зря она пошла тогда в подвал, где готовили к погребению тела…

Зря она туда пошла – попала после в водоворот событий, и вот куда они ее принесли… На край Бездны, к доверчиво спящему у нее на коленях Небесному Всаднику. А может, и не зря… Чем бы закончилась война, не появись Проклятый? А без неё он не появился бы.

От судьбы не уйдешь, говорят.

Там, в подвале, у растерзанного тела, она увидела двоих. Великую жрицу Колокол, Голос Неба, с вживленными в лобную кость рогами и чёрными ногтями. И её сына – первого мужчину на памяти Магры, который не склонялся перед женщиной, словно не в Казге вырос, а в каком-нибудь Гелиате.

У него на пальцах было столько колец, и все с крупными камнями, что взгляд независимо от желания падал на них, а лицо будто оставалось в вечной тени.

Этот недостойный сказал матери:

– Если ты не дашь мне сделать того, что я хочу, я уеду в Эуропу, в Астурию. Там сейчас раздолье для опытов над людьми: война все списывает. Обе стороны стараются, как могут.

– Зачем тебе делать Всадников-химер, когда обычных, – великая жрица обвела взглядом подвал, – достаточно?

Сын ответил ей совершенно непочтительно:

– Правда, в последнее время они мрут, как мухи. Их воля стремится к свободе – хоть так, хоть этак. Обычного человека проще поработить. И мы перестанем зависеть от этих священных признаков. Любой – понимаешь, матушка – любой удобный нам раб даст нам силу.

Колокол только покачала головой.

– Хотела бы я видеть тебя своим наследником.

Сын ответил ей еще более непочтительно:

– Как ты это видишь? Отрежешь мне кое-что? Я ведь мужчина. Мало чем свободнее Небесных Всадников.

Мать погладила его по плечу.

– Все меняется, сынок. Может, тебе действительно стоит на десяток лет покинуть Казгу. Но одного я тебя не пущу.

Он скрестил руки, до этого ласкавшие мертвые крылья.

– Приставишь шпионов?

– Помощников.

Недостойный сплюнул под ноги и ушел. Колокол обернулась, бросила:

– Ты все слышала, девочка? Я думаю, ты будешь в свите будущего князя Казги. Я наигралась в мужененавистничество.

Магре осталось только поклониться.

С братом, служившим при том же храме, она виделась украдкой, раз или два в год, и от него узнала о смерти матери и о том, что Небесные Всадники умирают в иных храмах. Будто среди них распространилась некая эпидемия – страшная, убивающая всех носителей крыльев одного за другим.

Магре было страшно за сестру и за страну. Всадники и Всадницы хранили ее от всех бед, и лишиться этой силы было боязно. Но иногда ночью она просыпалась, глядела в темноту, думала: насколько справедливо платить за покой страны чужими жизнями, чужой свободой, чужим разумом?

Хотела бы она занять место Кириты? В золотой клетке. Хотела бы лицемерных молитв и гимнов в свою честь, и крыльев – слабых, бесполезных, – решетки над головой? Может быть, и хорошо, что они умирают?

Каждый день присматривалась к своей подопечной: как она?

Вайонн испросил разрешения увидеть Небесную Всадницу, привел своего багрийского знакомого, художника по имени Иветре, и тот подарил Кирите куклу. Что-то было с этой куклой не так – это Магра поняла сразу, но глядя в лицо брату, промолчала.

А через две недели она пришла к Кирите и успела услышать последние ее слова:

– Ты так добр, Исари! Так добр! Моя сила с тобой!

Она умерла, как и прочие Небесные Всадники. Не страдала. Просто остановилось сердце.

А потом Вайонн пришел к горюющей Магре и сказал:

– Тот, кто освободил нашу сестру, хочет встретиться с тобой.

С таинственным убийцей или спасителем – сложно было так сразу сказать, кто он – Магра встретилась через месяц в месте, которое называли Красным треугольником. Там сходились границы Казги, Гелиата и Багры. Они прибыли за час до полуночи в придорожную корчму – пустую, ни единого посетителя, кроме них.

Корчмарь сухо кивнул Вайонну, проводил в большую комнату на втором этаже.

– Это единственный раз, когда я могу тебя ему представить, – сказал Вайонн, стоявший у окна и вглядывавшийся в темноту. Барабанил пальцами по подоконнику, странно нервничал, будто для него эта встреча имела невероятную ценность. – Имя его тебе знать не следует, зови его Лисенком.

– Я знаю его имя, – просто сказала Магра. – Его зовут Исари. Судя по имени, – багриец.

Вайонн, развернувшись, схватил ее за шею, сжал горло, прошипел:

– Только посмей причинить ему вред! Магра, я убью тебя, если хоть один волос…

– Вайонн!

Брат разжал пальцы, Магра рухнула на колени. И Вайонн опустился рядом с ней в поклоне. Будто холодный ветер пронесся по комнате.

Магра смотрела на две пары сапог – простых, но дорогих, потом подняла взгляд. Долговязый юноша, стоящий чуть впереди, обещал стать писаным красавцем, если доживет до расцвета красоты. А в этом были сомнения: Магра знала о целительстве достаточно, чтобы увидеть признаки нездоровья.

– Здравствуй, Лисенок, – сказал Вайонн.

– Стараюсь в меру сил, – усмехнулся юноша.

Он тяжело дышал после подъема по не слишком крутой лестнице и опирался на руку своего спутника – того самого художника, подарившего Кирите куклу.

Вайонн указал на кресло, стоящее у стола, и Лисенок благодарно улыбнулся. Волосы у него были ярко-рыжие – ярче, чем у Вайнона. Глаза – глубоко синего цвета.

– А ты Лис? – спросила Магра брата.

Он покачал головой.

– Я только слуга моего господина.

Юноша опустился в кресло, остальные остались стоять. Почтения к старшим было в нем не много, будто бы так всегда и было вокруг него. Более того, Вайонн и художник сели на скамью напротив только после его дозволения. Магра тоже села. С самого краю.

Священные признаки в Лисенке были видны невооруженным глазом. Эти плечи, на которых будто вся тяжесть мира, и особенная осанка: словно он переполнен силой, как кувшин водой, и вода выплеснется, едва он шевельнется. Более чем уверена была Магра, что найдутся и два лишних позвонка, и характерные утолщения на лопатках…

Лисенок взглянул на нее, будто облил холодной водой. Магра словно упала в горный поток, и вот-вот разобьется о камни… И там, в шуме воды, она услышала голос Кириты:

– Прощай…

И почувствовала прикосновение перьев к щеке.

– Колокол желает отправить своего сына в Астурию, – сказал Лисенок. – Ты едешь с ним, Магра.

– Я не…

– Едешь, – спокойно уверил ее юноша. – Постарайся сделать так, чтобы у него не вышло ничего. Не хочу… новой боли. Ни для кого.

Магра склонила голову.

Больше ее ни о чем не спрашивали. Мужчины вели разговор, не слишком обращая на нее внимание. О чем-то, ускользавшем от ее понимания. О деньгах, о войне, о намерениях императора Гелиата и калифа Камайна. О донесениях каких-то шпионов.

– Мне потребуется несколько лет, чтобы успеть все, что я задумал, – почти жалобно сказал Лисенок. – И желательно с короной на голове. Это упростит некоторые задачи. Потом можно и умереть.

Лисенок встал. И Вайонн тут же вскочил.

– Мне пора. Еще не менее часа займет обратная дорога.

Слишком степенно для юноши вышел за дверь, которую открыл перед ним художник Иветре.

– Он ведь Небесный всадник, – протянула Магра. – Такой силы…

– Только скажи кому-нибудь! – пригрозил ей Вайонн. – Я тебя убью!

– Свободный Небесный Всадник. Сам себе хозяин. Такой заменит пару десятков наших. Что с ним?

Вайонн сложил руки на груди.

– Он уже заменил тех, кто мертв. И сам умрет. Такая насмешка Неба: силы немерено, а собственное больное сердце он излечить не в силах. Но мир изменится, если мой господин осуществит задуманное. Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы помочь.

* * *

Свое шестимесячное путешествие из Казги в Астурию Магра почти не запомнила. Вначале им пришлось отправиться в Гелиат – Казга не имела своего флота. Появление казгийской жрицы не осталось бы без внимания, и им с сыном Колокола пришлось выдавать себя за мелких торговцев откуда-то из камайнской глуши. Им выправили подорожные бумаги на простые распространенные кайманские имена.

– Так меня и называй, – сказал ей сын Колокола. Впрочем, Магре ни разу не пришлось обратиться к своему спутнику.

Некоторые камайнки из простонародья скрывали лица от посторонних, и Магре это пришлось по сердцу: она стерла с лица яркий макияж, состоявший из нанесенных по определенным правилам геометрических фигур. Без этих красок – зеленого треугольника на лбу, трех золотых кругов на левой щеке и нескольких продольных линий на подбородке – она казалась себе голой.

Потом было мучительное путешествие на корабле. Магра либо спала, либо находилась в полубредовом состоянии. В те краткие часы, когда она чувствовала себя не такой разбитой, приходилось зубрить совершенно ей непонятный, не похожий на привычные айзаканские языки астурийский.

Когда она, наконец, ступила на твердую землю Орнеттского княжества, то чуть не расплакалась от радости. Уселась на вытащенный с корабля вслед за ними кованый сундук, взглянула в небо.

Пробегавшая мимо стайка мальчишек чуть не снесла ее с неудобного сидения. Один из них, одетый в слишком большой кафтан на голое тело и подпоясанный потертым шелковым шарфом, оглянулся и обжег Магру ненавидящим взглядом. Потом покачнулся, приложил ладонь ко лбу.

– Эж, ты чего? – спросил его такой же ободранный и грязный приятель.

– Мне не нравится эта тетка, – выдохнул он. – Не подходите к ней.

Мальчишки переглянулись, пожали плечами.

– Как скажешь, Эжен.

Алим недовольно окинул взглядом навязанную ему матерью спутницу с ног до головы, сказал ей:

– Избавься от камайнских тряпок. Слишком много внимания привлекаешь.

Магра была с ним согласна. За время путешествия она свыклась со своим голым лицом.

Уже в трактире Алим обнаружил, что из его кошелька исчезла ровно половина золотых монет. В ответ на горестные восклицания трактирщик только усмехнулся:

– Вам, должно быть, повстречались в порту эти… То ли воробьи, то ли ласточки. Постоянно забываю, как они себя называют.

Алим описал запомнившегося им обоим мальчишку в камзоле.

– Да, да, – закивал трактирщик. – Это один из них.

Алим полюбопытствовал, нет ли среди этих беспризорников магов. Уж слишком странной была реакция мальчишки на казгийскую жрицу. Трактирщик пожал плечами. Возможно, и есть. Благородные люди княжества берут на попечение сирот, оказавшихся магами, и оплачивают их обучение. Это довольно престижно.

– Вероятно, мальчишка – разумник, – задумчиво сказал Алим. – Хотя характер как у отъявленного темного.

Трактирщик сказал, что сообщит, кому надо, о возможно магически одаренном ребенке. И предложил постояльцам пройти в обеденный зал.

– Что мы собираемся делать? – спросила Магра после обеда.

– Искать того, кто заинтересуется моими идеями, – ответил Алим. – Нам нужно в Астурию, в Лестер.

Магра вздохнула. Еще полторы недели на перекладных…

Сын Колокола великолепно умел втираться в доверие к нужным людям, и уже через месяц оброс весьма интересными знакомствами. Хотя поначалу ему не слишком везло.

– Лорд Рейнхальд, один из девяти верховных лордов ордена тьмы – слюнтяй и трус, – в раздражении рассказывал он, вернувшись с очередной встречи. – И слабак. Он и лордом-то стал только потому, что баснословно богат. Его послушать, так все маги – невинные овечки, и никто не думает о бесчестных способах увеличить силу – ага, конечно! Только глухой не слышал об экспериментах на острове Брока.

Разумники, по мнению Алима, через одного были сумасшедшими. Вот что бывает, когда маг развивает только одну сторону своей силы. Большая редкость, чтобы направленность была единственной и четко выраженной. Обычно все остальное, не относящееся к силам выбранного ордена, купировалось при обучении как ненужное. Магистры орденов Тьмы и Грозы были марионетками в руках лордов. И до тех, кто заправлял на острове Брока, добраться не получалось…