Текст книги "Дом пустоты"

Природники делали вид, что в вялотекущий на тот момент конфликт они не вмешиваются, у темных за общение со всякими там просителями отвечал тот самый лорд Рейнхальд. И Алиму казалось, что он бьется в закрытую дверь.

Светлые интереса к иноземцу не выказывали. До тех пор, пока Алима не пригласил к себе некто Велимир Бард. Маг из ордена Света. Не из первых магов, но и не из последних.

Так сразу и не сказать, какая из пословиц работала в этом случае: не то «великие умы мыслят схоже», не то «дураки думают одинаково». Орден Света и орден Тьмы теряли людей в бесконечной – то вялотекущей, как гелиатско-камайнский конфликт, то переходящей в острую фазу – войне. Им требовался способ увеличить личное могущество.

У темных был остров Брока в устье реки, берущей свое начало чуть ли не в Бездне – скорее всего, где-то рядом был большой Разлом. Темные пытались вырастить идеальных солдат, с утробы привыкших к черной траве, питавшихся ею. Проводили и опыты по передаче силы от многих к одному.

У светлых теперь был Эйлин-дан. Вотчина рода Бард. Светлые оказались прижимистее и брезгливее, наверно, и не желали многочисленных опытов, оканчивавшихся неудачей. Им нужен был результат, и сын Колокола обещал им его. Дело было только за поиском идеальных подопытных, и он затянулся на несколько лет.

Магра следила за молодыми магами в столичной семинарии, Доме Снов, где обучали молодых темных и разумников, а Алим следил за Домами Луча и Листа – семинариями светлых и природников.

Были еще и другие, малые учебные заведения, но не было смысла распыляться. Магра работала на кухне, Алим в конюшне Дома Листа, и завел себе пару приятелей в семинарии светлых.

Они искали юных, неокрепших магов-слабосилок с особенным складом ума. Обсуждали друг с другом кандидатуры, спорили и никак не могли сойтись во мнении. К счастью, их не торопили. Может, светлые и сами не знали толком, нужно ли им это айзаканское колдовство.

Магре повезло первой. Конечно, она и раньше видела этого мальчика-скромника, удивительно спокойного для некроманта. Он никому не доставлял хлопот, но и интереса не вызывал. И в список потенциально подходящего для эксперимента материала его то вносили, то вычеркивали.

Ростом он был невысок, очень миловиден и тих. Но нельзя было пройти мимо, не взглянув в его глаза – такие синие и глубокие, что кажутся фиолетовыми. Сложно было сказать, слаб ли он магически или просто не уверен в себе, и оттого потенциал его остается нераскрытым. С заданиями он справлялся, был усерден в учёбе, тяготел к лекарскому делу. Таких много: едва ли каждый второй из таких семинаристов поднимется выше подмастерья, ну, может быть, при везении – до младшего мастера.

Звали его Алистер Клеменс. И было в нем что-то ещё, помимо всей этой скучной поверхностной шелухи.

Был солнечный зимний день, свободный от учёбы, и послушники высыпали во двор, поиграть в снежки или построить крепость. Те, кто постарше, лепили из снега и оживляли кривобоких животных. Нельзя было без смеха смотреть на эти существа на трясущихся ножках-палочках. И повара, и посудомойки с семинарской кухни вышли во двор посмотреть на забавы магов. Мельком Магра увидела, как Эжен син’Эриад, орнеттец, ведёт к галерее, соединяющей столовую и учебные классы, не знакомую Магре девушку. Вслед за ними вприпрыжку, едва поспевая, бежал Алистер.

– Эжен, у тебя гости? – раздалось с нескольких сторон.

Син’Эриад остановился, помахал рукой приятелям и, белозубо улыбнувшись, крикнул:

– Объявляю этот день днем всех влюбленных! Ибо я влюблен!

Его спутница легонько стукнула его по спине меж лопаток.

– Ты меня смущаешь.

Он обернулся.

– Я просто без ума от тебя. Такой же безумный, как послушники ордена разума в день экзамена. Совсем без мозгов. Лорена! Давай, я тебе что-нибудь подарю!

Он оглянулся, будто в поисках подарка. Девушка улыбнулась.

– Друзья! Что можно подарить самой прекрасной девушке континента в этот замечательный день? – продолжал свою речь молодой некромант. – Кроме меня самого, что само по себе невероятно ценный подарок…

Его приятели рассмеялись.

Магра бросила взгляд на стоящего неподалеку Клеменса. Он присел на корточки, наклонился к земле, повел рукой, – снег расплавился, потянулись к небу тонкие нежные листочки, распустился бледный, некрупный цветок.

– Вот, – сказал он, поднимая глаза на друга. Улыбнулся нездешней улыбкой, а красивые глаза так и остались печальными. Впервые Магра заметила, что глаза послушника Клеменса не только необычного цвета, но и очень выразительны. Будто он всегда смотрит в самую суть, ведомую только ему.

Он сам в то мгновение был как цветок. С лишенными связи с землей корнями, не приспособленный к миру, слабый и в то же время до странного переполненный силой. Такие люди не живут долго и счастливо. Грядет война. Такие умирают в первом сражении, и, быть может, судьба живого артефакта лучше того, что его ждет.

Потом, несколькими годами позже, Магра вспоминала этот день с тоской. Улыбки вспоминала, этот хрупкий бледный цветок меж мальчишечьих пальцев. Любовь светлой и темного, такую же эфемерную, как тот цветок среди снега…

Она шла по подвалу Эйлин-дана за пару дней до начала эксперимента. Часть их пленных были в забытьи, но были те, кто молились или плакали, или проклинали ее, идущую по коридору. Всего около двух сотен или, может, чуть больше. Не все подходили для их большой цели – возможно, сгодятся для малых.

Среди этого гвалта она услышала шепот. Почти сразу узнала голос:

– Ты слышал, как кричат чайки, Ал? Я люблю чаек, мелкий. Я ведь в портовом городе родился. Когда ты выберешься отсюда и надерешь всем задницы, сходи к морю. Ал, обязательно к морю сходи. Там будут орать чайки – это духи тех, кто не нашел себе покоя. Я буду орать громче всех, ты меня сразу узнаешь. А если ты не будешь счастлив, мелкий, когда придёшь к морю, я тебе на голову насру. Вот. Будешь знать, как не слушаться старших.

Его собеседник не отвечал. Магра и Алим постарались, чтобы последние дни перед трансформацией Алистер Клеменс, главная составляющая их эксперимента, провел в забытьи.

Замолчавший было орнеттец увидел Магру. Поднялся, ударил ногой по решетчатой двери:

– Твари! Я вас ненавижу! Я вас проклинаю. Я сдохну, но до каждого доберусь, и до тебя, сволочь, тоже! Чтоб ты сдохла, айзаканская ведьма!

Он ударил кулаком по стене и захохотал. Сорванный голос уже сейчас напоминал чаячий крик. Он ругался долго и редко повторялся. На астурийском и орнеттском, и даже знал несколько камайнских и гелиатских выражений.

Син’Эриада к эксперименту нельзя допускать, подумала Магра. В нем слишком много живого.

За экспериментом она наблюдала с галереи, смотрела на вещавшего об опасности темных лорда Барда, на склоненную голову его дочери. Лорд стоял, широко расставив ноги, щелкал кнутом. Он был похож на погонщика верблюдов в своей небрежной и горделивой позе.

Сотня темных магов стояла перед ним на коленях со связанными за спиной руками. Темные маги, ха! Женщины, никогда не учившиеся управлять своим даром, дети, еще не достигшие десяти лет, вчерашние послушники… Самые слабые темные, каких только можно было отыскать.

Напротив них трое: сын Колокола, слабая, необученная светлая магичка Карин Бард и Алистер Клеменс – темный, слабый и не опасный. Светлый лорд ласкающим движением пропустил через пальцы длинное кнутовище.

– Темные… – сказал он громко и насмешливо – так, чтобы сидящим на галерее магам было хорошо слышно. – Само их существование бессмысленно и вредно. Что они производят? Сами поднимают мертвецов и сами их уничтожают. Лекарское дело? Среди светлых довольно лекарей…

Он подошел к Алистеру, рукояткой кнута приподнял его подбородок, заставляя поднять голову. Ради этого представления мальчишку накормили, отмыли и переодели в залатанную мантию с вышитым черным солнцем и защитными рунами на подоле. Страшные раны, покрывавшие его с ног до головы еще пару дней назад, уже затянулись – естественное свойство темных.

Он смотрел на господина Барда преданным взглядом абсолютно сломанного существа. Магра вцепилась в перила, подалась вперед. Полог невидимости скрывал ее от тех, кто стоял внизу, и от тех, кто сидел с ней рядом на галерее.

– Темные – паразиты. Сами создают себе работу, сами её выполняют. Если бы не темные эманации, остающиеся после их заклинаний – не вставали бы трупы на кладбищах и полях битв. Не шныряла бы нечисть. Единственная польза от некромантов: они стерегут наш мир от гостей из Бездны. Однако сколькие из них на это способны? Два десятка лордов из свиты магистра? И ради них мы терпим несколько тысяч паразитов, которые существуют лишь для того, чтобы уменьшать опасности, которые сами создают.

Господин Бард широким жестом обвел стоящих в четыре ряда пленников.

– Вот избранные. Их было больше – это те, кто выжил. Те, кто прошел испытания. Те, кто будут вечно служить новому миру, в котором тьме не будет места.

Он кивком приказал Алистеру подняться, взял его за слабые, безвольные руки со сломанными и неправильно сросшимися пальцами. Вложил в них рукоять бича и сказал:

– Ничто не связывает так сильно, как кровь. Нет связи сильнее, чем между жертвой и палачом. Бей, мальчик, как я тебя учил…

Слабым темным хватало одного удара артефактом, созданным, чтобы усмирять сильнейших некромантов. Они умирали один за другим. Карин закрыла лицо руками, вздрагивала при каждом ударе.

Когда все темные были мертвы, светлый лорд властно протянул руку, произнес:

– Отлично, мальчик. Давай сюда бич, – затем сказал, обращаясь к сидевшим на скрытой галерее магам: – Вы присутствуете при создании идеальных живых артефактов, связанных между собой. Я называю их Хранителями – и им предстоит хранить наш мир. Каждый из них – часть бича. Они, – он обвел рукой мертвых темных, – тело бича, сотня его кожаных полос. Вот этот мальчик станет фолом бича, пристально следящим за тем, чтобы темные не шалили. А моя дочь… моя дочь – его рукоять. Отдай мне бич, мальчик, не упрямься. Ты своё дело сделал.

Но Алистер… слабый, безвольный, сломленный, никчёмный, не способный, как всем казалось, ни на что путное, не выпустил из сведенных судорогой пальцев рукоять бича.

Ударил по лицу Карин Бард, развернулся к ее отцу. Что было дальше, Магра не видела. Сын Колокола схватил её за руку, потащил за собой. Она запуталась в длинных юбках, упала на колени, Алим рывком поднял её.

– Быстрее! Нас прикончат в первую очередь.

Вещи собирали в спешке: Магра сдернула висевшую на верёвке у окна ночную рубашку, ещё влажную, и бросила в мешок. Деньги, одежда – все вперемешку.

Алим рыкнул:

– Что ты копаешься, женщина?

Снова схватил её за руку, потащил. Во дворе, у конюшни, уже стояли оседланные кони. Он подсадил Магру, сам взлетел в седло.

– Быстрее!

Они мчались без цели по проселочной дороге, пока кони не устали. Алим сказал:

– Нам следует разделиться. Постарайся выжить. Езжай в Словенну или на Оловянные острова – там тихо. Постарайся не помереть, ты мне ещё пригодишься.

– Как я узнаю об этом?

Алим одарил её раздраженным взглядом. Сейчас встрепанный, бледный, без своих перстней на пальцах, которые отвлекали внимание от его лица, он казался обычным человеком, а вовсе не могущественным жрецом. Магра впервые, наверное, взглянула в его глаза. Карие, обычные, очень холодные.

– Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься. Езжай.

И Магра послушалась.

Добралась до Словенны, выдала себя за ведьму, лечила травами. Доходили до неё слухи о событиях на Айзакане, о царе, оказавшемся Небесным Всадником, о том, что не осталось в Казге жриц, и о том, что нового князя Казги зовут Вайоном. Слышала и о перемирии между эуропейскими орденами, и о новой войне, и о Проклятом, и о победе тёмных, и о новом культе, о Сыне Неба и Земли. Она и представить себе не могла, кто этим культом управляет, пока сын Колокола не приснился ей и не сказал:

– Ты нужна мне.

И Магра вернулась в Лестер.

Алим не изменился, и так же сияли перстни на длинных смуглых пальцах. Ни морщин, ничего. И голос все такой же, и нрав. Нетерпимый, жёсткий. А вот Магра изменилась, постарела за прошедшие почти четыре десятка лет.

У сына Колокола был новый план, который он желал воплотить.

– Проклятый где-то рядом, – уверял он. – Рядом с новым магистром ордена Тьмы. Кто-то обеспечивает этого рохлю силой. Эта сила должна быть моей!

Он швырнул Магре какие-то бумаги. Рисунки и схемы: женские тела без внутренних органов, скрепленные вместе, как паутиной, гибкими стеблями чёрной травы. И в центральном теле – матка с зародышем.

– Со светлыми не вышло, попробуем с тёмными. И этого, Проклятого, я тоже себе верну.

Когда у Алима ничего не получилось, и он снова был вынужден бежать, Магра была рада.

ГЛАВА 2

Нечисть сидела между хозяевами маленькой захламленной квартиры, держа их за руки. Свет от синематической установки, на которую те завороженно пялились, делал лица мертвенно-синими. Объёмный Ласло Гайнтрих, звезда боевых синематиков, выделывался перед этой нелепой троицей, выполняя кульбит за кульбитом. Хозяйка дома следила за ним с открытым ртом, у хозяина были закрыты глаза. От обоих пахло немытым телом и Бездной. Нечисть ласково поглаживала их изможденные руки шестью пальцами, ногами, похожими на недоваренную лапшу, обнимала небольшую изящную чашу для фруктов. Вот она, вещица, вынесенная из Бездны, за которыми отряд Мартина Хагала гонялся почти месяц. Все, что не получается конфисковать у контрабандистов сразу, потом находится вот таким вот прискорбным образом…

– Как она чудесно устроилась, – почти восхищённо заметил мастер Герайн. Мартин согласно хмыкнул:

– Даже нечисть понимает толк в комфорте.

Похожа она была на медленно поднимающуюся квашню. Или неопрятную старуху в тонкой ночной рубашке в пятнах пота и кусочках присохшей еды. Смотря с какого ракурса глядеть. Такие, как она, полуразумные сгустки Бездны обычно притворяются родственниками своих жертв и имеют внешность, схожую с человеческой.

Нечисть подняла голову, раскрыла большой бледный рот, закричала на них:

– Что вы здесь делаете, какое имеете право врываться? Это частный дом!

Мастер Герайн, разумник, посмотрел на нее в упор, и та поблекла, забормотала что-то невнятно. Потом присмотрелась к нему и хищно обнажила гнилые зубы:

– Ты меня боищи-ся маг? О, боищи-ся! Чшуствую! С-страх!

Мастер попятился было, но потом взял себя в руки и делано равнодушно ответил:

– Боюсь. А ты?

– Ты был в Бездне. Во мне! И ушел… Но я в тебе ес-с-ть.

Квашня засмеялась-затряслась. Сильнее запахло сгнившей едой.

Нечисть отвлеклась от Мартина Хагала, коллеги-некроманта, и мастер Герайн, сделав свое дело, отошел в тень. Разумника била крупная дрожь – воспоминания о долгих годах, когда его сознание было заточено в Бездне, а тело в Доме Слез, давали о себе знать.

Нечисть, наконец, заметила своего главного врага.

Квашня растянулась, превращаясь в толстую длинную колбасу, и Мартин рассек ее пополам.

– Я верю в тебя, приятель, – очень вовремя сообщил Ласло Гайнтрих.

Длинные ноги обвили некроманта, на мгновение освободили чашу – опасную безделушку, свой якорь и маяк в тварном мире. Этого времени оказалось достаточно для того, чтобы справившийся со своим страхом мастер Герайн её обезвредил, закрыл её от нечисти защитным полем.

Нечисть завыла, схватилась за голову десятком тоненьких ручек, которыми только что пыталась залепить Мартину рот, нос и глаза, потом навалилась всей своей необъятной тушей. Он попятился, повалился на синематическую установку. Та заскрипела, затрещала под его весом. Картинка, висящая над ней, мигнула и погасла. Перед этим Ласло Гайнтрих, игравший в этом синематике светлого паладина, горестно сообщил:

– Прощай, мой верный соратник.

Звук тоже пропал. Туша нежити навалилась сверху, втаптывая Мартина в осколки магомеханических кристаллов.

– Вот дрянь! – прохрипел он, собираясь с силами.

Один рывок, и все будет закончено. Мартин задержал дыхание, ныряя внутрь этого полужидкого теста – туда, где пульсировал узел псевдожизни – мозг и желудок нечисти. Один укол кинжалом, один короткий магический импульс, и все кончено.

Вязкая масса шлепнулась на пол, растеклась окончательно, и Мартин, кряхтя, поднялся. Мастера Герайна он нашёл на кухне – грязной, в потеках жира, даже в банке с солью плесень.

Разумник сидел за столом, рассматривая чашу – маяк, по которому нечисть смогла прийти из Бездны в тварный мир.

Узор напоминает гелиатский: чёрные силуэты на оранжевом фоне. Люди, собаки. Похоже на охоту.

Мастер Герайн сообщил, хмурясь:

– Мертвец был неправ, Мартин. Клин клином мне вышибить не удастся. Я все ещё боюсь возвращения в Бездну.

Мартин прислонился к дверному косяку, предварительно прихлопнув таракана.

– В вашем случае не мудрено бояться Бездны.

Герайн поднял голову. Глаза у него на мгновение стали пустыми, безжизненными, как в Доме Слёз. Таким Мартин впервые увидел не мастера Герайна даже, а его пустую оболочку.

– Целебная магия – мой потолок, – устало сказал Герайн. – Больше никаких боев. Я вас чуть не подвёл.

– Ерунда, – отмахнулся Мартин. – Вы чудесно отвлекали нечисть своим страхом.

Мастер бледно улыбнулся. Провел пальцем по глазированному боку чаши.

– А не выпить ли нам ржавой воды из-под крана из этой чаши за наш успех?

– А вода точно ржавая? – подозрительно уточнил Хагал.

– Точно, я уже умывался. Могу придать ей вид и вкус вина. Тридцать сортов на выбор… Виннетское полусладкое рекомендую.

– Нет, ржавая вода – то, что нужно, – с самым серьёзным видом сообщил Мартин.

Чаша была уже очищена от эманаций и опасности не представляла.

– Надо осмотреть пострадавших, – сказал мастер Герайн, вставая. Он снова, как и когда только вернулся из Бездны, смотрел себе под ноги с большим подозрением. Будто мир вот-вот исчезнет.

Первой пришла в себя хозяйка. Расширившимися от страха глазами она смотрела за спину Мартина, сидевшего на корточках у дивана.

– Хозяин и Хозяйка, – простонала она. – Наш синематон! Мы за него даже ещё кредит не выплатили!

– Хуже, – пробормотал Мартин, всматриваясь в её магические волокна. – У вас просрочка по кредиту два месяца. Мы, собственно, тут по наводке от денежных стражей… Они приходили, поняли, что с вами что-то не так, и вызвали нас.

– Как два месяца?! – воскликнула она и, оглядевшись, ахнула. – Хозяин и Хозяйка! Что здесь происходит?

– Вам знаком этот предмет? – спросил мастер Герайн, показывая запечатанную в прозрачный мешочек чашу.

– Да, это подарок моей золовки на Первый день года…

– Это вещица из Бездны, – объяснил Хагал, растирая холодные руки пострадавшей и делясь с ней частичкой своей силы.

– Какой ужас… Какой ужас… – повторяла она. – Это нечисть, да?

– Вы долго продержались, – сказал мастер Герайн. Он стоял позади дивана, лёгкими движениями пальцев массировал виски хозяина дома. Мартин заглянул в документы: господин и госпожа Алкир.

Руки хозяйки дома, наконец, потеплели, и цвет лица выровнялся. Она все ещё обеспокоенно оглядывалась вокруг. Увидев бледного до синевы мужа, спросила:

– Как Айвен? С ним все хорошо?

– Должно быть, он первым попал под влияние нечисти, – заметил Хагал. – Оттого пострадал сильнее.

Наконец, и господин Алкир открыл глаза.

– Бездна и все духи её! – закричал он, тоже глядя за спину Хагала. – Что с синематоном? Мы за него ещё кредит не выплатили!

– Да они сговорились, – потрясённо выдохнул мастер Герайн.

– Страховка от влияния эманаций Бездны должна все покрыть, – попытался успокоить их Мартин.

Супруги грустно переглянулись.

– Мы не застрахованы, – сказал, наконец, господин Айвен. – Экономили, чтобы взять эту квартиру… Ну, и где сейчас можно встретить нежить и нечисть?!

– Ну, положим, я её убиваю чуть ли не каждый день – в те дни, когда не играю с одним из них в карты, – шутливо возмутился Мартин, желая разрядить обстановку.

– Это вполне можно счесть комплиментом, – заметил Герайн, извлекая из заплечной сумки фонарик и молоточек. – Значит, мы не зря сражаемся, раз обыватели перестают бояться встречи с Бездной.

«Или в Бездне кто-то сражается за нас», – подумал Мартин с глухой тоской.

– Давайте-ка проверим ваши рефлексы, – мастер Герайн, делавший свою работу, бросил на коллегу внимательный взгляд. – А целительская страховка у вас есть? Истощение довольно сильное, вам желательно полежать неделю где-нибудь в покое. И не здесь.

Здесь и лежать-то было негде. Всё завалено мусором. У супругов не было никакой страховки вообще.

– В болезни и падающие на головы кирпичи они тоже не верят, – пробурчал Мартин, доставая из внутреннего кармана полевой формы чековую книжку и вечное перо.

– Будем считать это одноразовым вспомоществованием для столкнувшихся с эманациями Бездны. От ордена Тьмы, – закончил он и отдал господину Алкиру бланк.

– Обязательно посетите целителя, – сказал мастер Герайн на прощание. Госпожа Алкир кивнула, прижимая к груди банковский бланк и визитную карточку целителя.

Уже на лестничной площадке Герайн спросил:

– Идете по стопам своего магистра?

Мартин пожал плечами.

– Я унаследовал вклады Маргариты… Основную сумму я не трогаю, а вот проценты… Не думаю, что она была бы против.

Они спустились по скудно освещенной лестнице во двор к служебному самоходу.

– Чем займетесь после дежурства, мастер Хагал?

Мартин уселся, сложив руки на груди и закинув ноги на противоположное движению самохода сиденье. Мерное покачивание успокаивало взбудораженные дракой нервы.

– Осуществлю правила «трех О». Отмоюсь, отъемся, отосплюсь. Потом в Бездну.

Мастер Герайн искоса глянул на него.

– А когда вы в последний раз отдыхали?

– Я регулярно высыпаюсь. И светская жизнь меня бьёт ключом.

Мастер Герайн поморщился.

– Это не то, вы же сами понимаете.

Разговор лишил Мартина налёта сонной расслабленности. Он сел прямо.

– Вы поэтому пошли со мной на вызов? Мертвец науськал, моя сестра, или я пропустил очередной профилактический осмотр у мага разума?

– Ни то и ни другое. Мартин… Я пошёл с вами потому, что мы с вами были в Доме Слез. И мне не стыдно показать перед вами слабость.

– А теперь я должен ответить вам тем же? – Мартин чувствовал, как в нем кипит возмущение, но приобретенная в последние годы сдержанность заставила его понизить тон. По обивке сиденья заскользили искры – магия рвалась из тела. – Может, я действительно пошёл по стопам магистра, а? Он ведь не даёт себе поблажек.

Герайн кивнул, принимая ответ и не настаивая на продолжении разговора. Мартин отодвинул занавеску, прислонился к стеклу. Как он может отдыхать, когда его сын…

Стоит прикрыть глаза, как перед внутренним взором встаёт картина, которую показала ему госпожа Карин. Там, в мутном зеркале в холле его дома, в тёмной глубине стекла мерцал огонёк. Он приближался, становился ярче, превращался вдруг из огонька в окошко, в котором Мартин разглядел своего, как он думал тогда, друга. Отца Лейнарда. Бывший жрец качал колыбель.

– Ты вырастешь, мальчик, вырастешь сильным и добрым, сделаешь мир хорошим, очень хорошим. Чтобы никто не страдал… На одной чаше весов твои страдания, на другой – весь мир. Нам всем приходится чем-то жертвовать.

Мартин не хотел, чтобы его сын был одинок в своём страдании. Это нечестно, нечестно…

Отмыться, отъестся, отоспаться – дело не долгое и не хитрое. Мартин принял душ в орденском общежитии, где до сих пор держал за собой маленькую угловую комнату с двумя окнами. Сюда он возвращался даже с большим удовольствием, чем в их общий с Маргаритой дом, заполненный теперь беспокойным семейством Эрики, его сестры. Племянниками и племянницами, собаками, котами, канарейкой. Там всегда что-то пригорало и кипело на кухне, падало в комнатах, шумело, шуршало, визжало. Там у него тоже была спальня – большая, хозяйская, спроектированная Маргаритой. С круглой кроватью и двумя раковинами в ванной комнате, с белой шкурой на полу.

Но там не было Маргариты. Её не было нигде, но в доме Мартин чувствовал её отсутствие особенно остро. Даже острее, чем в доме тестя, господина Крайса.

Как раз у него Мартин планировал отъесться. Завтра день рождения его Жемчужинки.

Пожимая старческую трясущуюся руку тестя, Мартин немного помог его здоровью – сосуды подлатал, что-то нехорошее начиналось в левом глазу… Господин Крайс поморщился, разорвал рукопожатие. Он никогда не любил магов, но был слишком рационален, чтобы это переросло в фобию.

Стол господин Крайс приказал накрыть на троих. Как и во все предыдущие их обеды. Мартин отдал должное трудам повара – господин Крайс всегда окружал себя лучшим из доступного, а доступно одному из богатейших людей Астурии было многое. Мартин ел от души – в Бездне питаться невозможно, и пусть маги способны довольно долго обходиться без пищи, не теряя работоспособности, все же полный желудок приятнее пустого.

Сам хозяин ел мало, скорее обозначал свое участие в трапезе. Наконец, и вовсе отставил тарелку. Лакей, стоящий за спинами, наполнил бокалы вином.

– Я хочу поднять бокал за тебя, Мартин Хагал, – сказал он, складывая губы в некое подобие улыбки. – За то, чтобы твои клятвы осуществлялись, некромант.

– Я дал вам одну клятву, дорогой отец, – в тон ему ответил Мартин. – И исполню её, даже если мне придётся бороться за это до падения Бездны или дольше.

Господин Крайс кивнул, кажется, удовлетворенный ответом. Он бросил взгляд на пустой стул.

– Когда я умру, я увижу её?

Мартин помедлил с ответом.

– Я много времени провожу в Бездне, – сказал он, не отрывая взгляда от узора на скатерти. – Но не нашёл ни Небесных Садов, ни того места… где все произошло.

Господин Крайс скрипуче рассмеялся.

– Когда ты впервые пришёл в этот дом, был таким неловким юным дурачком…

– А теперь дурак старый? – улыбнулся Мартин.

– Чуть-чуть поумнел.

– Самый большой комплимент за все время нашего знакомства.

– Что заслужил, мальчик мой, что заслужил… Ты, конечно, стал солдафоном и прост, как палка – этакий рыцарь без страха и упрёка из грошовых романов.

– Ну, раз в вечность и палка стреляет, – отшутился Мартин. Слова отца Маргариты никогда не обижали его.

– Не помню, правда, случая, чтобы ты бил в цель.

– Специфика работы. Бью по площадям.

– Язык твой точно стал поживее, молотит быстрее головы, – не остался в долгу тесть. – Я хочу тебе сказать, а ты меня перебиваешь! Ты был не самым плохим мужем для моей дочери. Пусть и недолго. Но ты её любил. И любишь. Я ценю это. И не самый плохой отец моему внуку. Ты не забыл его.

– И не забуду.

– Все так.

– Слишком много комплиментов, – подозрительно заметил некромант. – Уж не подводите ли вы итоги, господин Крайс?

Тесть встал. Тяжело шаркая ногами, прошел к креслам.

– Отчего бы и не подвести эти итоги, – ответил он, устроившись в кресле у камина. – В этом году мне исполняется сто двадцать лет. Юбилей. Не знаю, дотяну ли я до исполнения твоей клятвы. И хочу ли…

– Я держу вас, господин Крайс. Конечно же, вы дождётесь.

Мартин сел в кресло рядом, с тревогой всматриваясь в изборожденное морщинами лицо. Этот угрюмый, ворчливый старик стал ему ближе собственных родителей, – у них было общее горе и общая цель.

– Ты жаждешь встретиться с сыном, тоскуешь по нему. Как и я тоскую по дочери.

– Я понимаю.

– Ты прост, как палка, Мартин Хагал. Но у этой простоты есть один несомненный плюс – можно верить в твою искренность.

Мартин сам хотел верить в свои клятвы. Иногда ему казалось, что и жизнь в нем держится только благодаря им. Как кристаллы толкают вперёд движитель самохода, так и желание найти сына и отомстить убийцам Маргариты толкают Мартина вперёд. Короткая передышка – и в Бездну, в Бездну! Искать следы на песке.

Уже лет двадцать, как мастер Хагал научился уходить в Бездну с любого места. Удобнее, конечно, через большие и малые разломы, тропами нечисти, но можно и так. Напролом. Большинство магов, как и он сам, предпочитали использовать для перехода специальные комнаты в подвалах резиденции Тьмы. Там всегда есть дежурный целитель, на случай непредвиденного. Если и притащит на себе маг что-нибудь лишнее, дальше орденской кунсткамеры оно не уйдёт.

Артефакты, принесенные контрабандистами из Бездны, в таких случаях служили хорошую службу – маяк он и есть маяк. Что туда, что обратно.

В его отряде было трое магов – все молодые мастера, злые, отчаянные. Верившие ещё, что их рейды, зачастую пустопорожние, – нужны и важны. Трое магов и Мертвец. Единственная в мире разумная нежить. Лучший друг Мартина.

Бездна сближает и, пожалуй, не было никого ближе их пятерых, когда они вот так выходили на серый песок, под палящее и холодное чёрное солнце Бездны. Молча.

Мартин не знал, что ищет каждый из его отряда – они чаще других бывали здесь. Он сам искал следы сына. В месте, где оставить след – нетривиальная задача. Пожалуй, только Небесный Всадник с этим сумеет справиться.

Была у Мартина одна мысль, как соломинка для утопающего – такая же тонкая и ненадежная.

Уже лет пятнадцать, а может быть двадцать, некоторое количество артефактов, попадавших в тварный мир не через орден Тьмы, были абсолютно безопасны. Не просто очищены от эманаций, нет… Будто бы никогда не бывали в Бездне, даже не так: будто никакой Бездны и вовсе не существовало.

По сравнению с этим уровнем мастерства даже работа лордов ордена казалась кустарной. Если Мартин прав, если он правильно понял то, о чем говорил господин Исари, то это работа Небесного Всадника. Несложно догадаться, какого из двух. Его сын бродит по Бездне два десятка лет, а сколько ему было, когда его привели сюда? Лет десять…

Господин Исари писал, что в неволе они почти не развиваются. Что он не знает, как влияет Бездна на разум… Но вряд ли помогает. Хозяин и Хозяйка! Помогите же своему родичу, взявшему на себя часть ваших трудов. Вы ведь особенно добры к детям и безумцам – так говорят жрецы. Так помогите ему!

Иногда он почти получал ответы на свои молитвы. Чувствовал, будто рядом идёт кто-то, касается его плеча. Почти чувствовал детскую тёплую маленькую ладонь в своей. Но стоило сосредоточиться на этом ощущении, как оно пропадало.

– Недалеко люди, – сказал Мертвец. – Пойду, гляну?

Он один бродил по Бездне без маски и очков. В Бездне он был почти что дома. Мартин остановился. Пора было менять фильтры в маске. Он кивнул другу, и Мертвец побежал. Любое действие в Бездне достаточно условно – и бег, и сама жизнь… Но бегом Мертвеца можно было даже любоваться.

Выглядели контрабандисты скорее жалко, чем опасно. Трое мужчин и одна женщина с закутанными в тряпье лицами. Они надеялись таким образом защититься от чёрной травы, но им это не удалось. Все заражены. Именно поэтому контрабандистов чаще всего убивают на месте… Тащить заражённых чёрной травой в тварный мир на суд слишком опасно.