Текст книги "Черри влюбилась"

IV

Шарлотту Танберри папа нашёл на одном из интернет-сайтов, где старинные приятели встречаются по новой и вовсю навёрстывают упущенное. С Шарлоттой папа был знаком ещё со времён художественного колледжа, задолго до мамы.

Тогда у папы в голове бурлили идеи: он хотел изменить мир, хотел рисовать яркие, диковинные картины во всю стену. Он показывал мне фотографии худенького парнишки с торчащими волосами и пальцами, перемазанными краской, – юноши с большими мечтами.

А Шарлотта… Шарлотта училась на графического дизайнера. Как и папа, особых успехов в жизни она не достигла, развелась с мужем, жила в Сомерсете и, чтобы свести концы с концами, держала домашнюю мини-гостиницу типа «ночлег и завтрак».

Вскоре папа с Шарлоттой уже не вылезали из чатов, вспоминая прежние деньки. Каждый вечер папа приклеивался к экрану лэптопа, строчил сообщения, флиртовал и постепенно влюблялся.

Шарлотта оказалась симпатичной блондинкой и, что важнее, выглядела доброй и весёлой, совсем как реальная мама.

«Она мне нравится», – вынесла я вердикт. Папа просиял и признался, что тоже очарован Шарлоттой. Они начали встречаться, проводить романтические уик-энды, мечтать и строить совместные планы на будущее. Я в это время сидела у миссис Макки и от всего сердца молилась за них. Это был современный роман, волшебная интернет-сказка.

«Ты никогда не задумывалась, что твоя жизнь проходит стороной, хотя могла бы быть гораздо интереснее?» – спросил меня папа как-то вечером, окинув взглядом нашу убогую квартирку. «Вообще-то нет», – озадаченно нахмурилась я. Однако перемены уже близились, пусть даже я об этом пока не подозревала.

Папа работал на шоколадной фабрике Макбина – график смен там удачно совпадал с моим школьным расписанием. Насмотревшись на Джонни Деппа в фильме «Чарли и шоколадная фабрика», я считала, что это здорово, только у Макбина всё было по-другому – никаких тебе шоколадных рек и нескончаемых карамельных леденцов. Вместо бархатного фрака и цилиндра папе полагался пластиковый фартук, сетка для волос и уродливые резиновые перчатки, а работа была такой монотонной и скучной, что у него сводило зубы.

Однажды я пришла из школы и обнаружила, что папа лепит на кухонном столе шоколадные трюфели, растопив на водяной бане молочные шоколадки с фабрики.

«Разве тебе мало этого добра на работе?» – поинтересовалась я. «Не смейся, – ответил он. – Шоколад – это золотое дно. Если уж старомодные батончики вроде «Вкусняшек» до сих пор продаются на ура, представь, чего можно достичь в верхнем сегменте рынка. Органические шоколадные трюфели ручной работы в изящной обёртке… Да мы станем миллионерами!»

Я с сомнением посмотрела на густую жижу в кастрюльке, но потом выяснилось, что, в отличие от внешнего вида, на вкус папины конфеты просто замечательные.

На следующий день он сделал новую партию трюфелей, уложил их в картонную коробочку, которую сам склеил, разрисовал и выстелил золотистой папиросной бумагой. Перевязав коробочку лентой, папа отправил её по почте Шарлотте.

Та похвалила конфеты, но папа сказал, что способен на большее. Теперь он растапливал не молочный шоколад Макбина, а какой-то более дорогой сорт, отчего качество домашних трюфелей заметно повысилось. Некоторые вообще были шедеврами, например те, что с начинкой из свежей клубники со сливками или крохотными кусочками ананаса и манго.

Шарлотта получала на пробу образцы из каждой партии. У неё с папой выходила любовь на расстоянии, щедро сдобренная шоколадом. И кто бы устоял против такого?

Шарлотта приехала в Глазго, и мы втроём отправились на свидание – в парк, музей и японский ресторан. Папа надел новый пиджак с футболкой и даже попытался укротить свою непослушную шевелюру – намазался гелем для укладки. Я была в восторге: мой милый, добрый, не слишком аккуратный папа с лохматой копной тёмно-русых волос и смеющимися голубыми глазами, в пиджаке и древних протекающих «мартинсах» выглядел великолепно! Кажется, Шарлотта разделила моё мнение.

Она часто смеялась, а когда в японском ресторане не смогла управиться с палочками, то воткнула их себе в причёску. Дома мы ещё долго не ложились спать; втиснувшись на диван, все вместе пили детские коктейли, приготовленные по рецептам Шарлотты, – к примеру, из персикового сока и газировки с ломтиками ананаса. Утром на вокзале она крепко обняла меня, велела приглядывать за Пэдди и сказала, что будет по мне скучать. От счастья я едва не летала.

Папа влюбился? Ну и что, я тоже.

«Черри, как ты смотришь на то, чтобы уехать из Глазго? – осторожно спросил он. – Перебраться в Англию, к Шарлотте? Будем помогать ей с гостиницей, запустим наконец наш шоколадный бизнес и… снова станем настоящей семьёй…»

Как я на это смотрела? Как будто все мои дни рождения и рождественские праздники случились одновременно! Только вот теперь, когда переезд на носу, мне отчего-то не по себе. Что, если всё выйдет не так, как я представляла? Что, если играть в «счастливое семейство» куда труднее, чем кажется?

Папа уже рассчитался с фабрики, так что последние сборы не занимают много времени. Куча коробок и полиэтиленовых мешков у двери растёт и растёт. Перед выходными приходит миссис Макки, вооруженная полиролью для мебели, тряпками, шваброй и ведром мыльной воды. Соседка заставляет нас взяться за дело: мы моем, чистим и полируем квартиру от пола до потолка.

– Буду по вам скучать, – ворчливо говорит миссис Макки, пока папа усердно оттирает раковину, а я до блеска надраиваю краны. – Таких хороших соседей днём с огнём не найдёшь.

– Мы тоже будем по вам скучать, миссис Макки, – отвечает папа.

Сколько раз она отводила меня в школу, когда папа работал в утреннюю смену, сколько раз я «куковала» у неё в квартире – грызла песочное печенье и смотрела детские передачи по телеку, дожидаясь папиного возвращения.

Миссис Макки трясёт папе руку, вкладывает мне в ладошку тёплую монету в пятьдесят пенсов и велит быть хорошей девочкой. Меня вдруг охватывает горечь сожаления. Хочется сильно-сильно обнять нашу старенькую соседку и расплакаться на её плече… Я сдерживаю себя, ведь мне нужно быть храброй. В конце концов, я получаю именно то, о чём мечтала: маму, будущее, шанс обрести семью, стать похожей на остальных девочек – всех Кёрсти этого мира. И сейчас это настолько реально, что мне даже страшно…

Мы на ногах с шести утра, грузим вещи в машину, таскаемся туда-сюда по лестнице, сперва вверх, потом вниз, под косые струи проливного дождя. Весь наш скарб вплоть до последнего чемодана и мусорного мешка запихан в багажник. Появляется миссис Макки в нейлоновом домашнем халате и клетчатых тапочках; она даёт нам в дорогу сандвичи с плавленым сыром, нарезанные треугольниками, и несколько кусочков фруктового пирога. Мои глаза увлажняются.

Мы оставляем в квартире диван, обитый коричневым вельветом, бросаем ключи в почтовый ящик – их потом заберёт домовладелец, и в девять часов мы уже в пути.

– По дождю я скучать не буду, – шутит папа, пытаясь держаться бодрячком.

Я считаю иначе: по-моему, дождь плачет по нам, ведь мы покидаем эти места, и городу жаль с нами расставаться.

К одиннадцати мы проехали больше ста миль, а дождь никак не унимается. Ливень уже не похож на тихий прощальный плач, скорее он предвещает что-то очень и очень недоброе. А вдруг вся эта затея с переездом на юг и новой семьёй провалится?

Я съёживаюсь на пассажирском сиденье. В руках у меня аквариум с золотой рыбкой, у ног – коробка с «сокровищами». Я прижимаюсь щекой к окошку, и капли дождя снаружи катятся по стеклу, будто слёзы.

– Ну и лето… Что ж, будем считать его испытанием, – говорит папа. – Посмотрим, что вый дет. Думаю, мы справимся, но в любом случае знай: ты для меня важнее всего. Если тебе будет плохо или неуютно, мы всё перерешим. Черри, ты навсегда моя девочка номер один, и ты это знаешь.

– Знаю, – эхом отзываюсь я, хотя уже не уверена, так ли это и как долго ещё продлится.

Шарлотта Танберри – замечательная женщина. Она часто смеётся, втыкает в волосы деревянные палочки, только… одна малюсенькая проблема. Шарлотте не нужна новая семья, потому что у неё есть старая: четыре красавицы-дочки.

Я продолжаю глядеть в окошко. Наш маленький автомобиль направляется на юг, оставляя Шотландию и мою прежнюю жизнь позади.

V

К северу от Престона дождь прекращается, из-за туч выглядывает солнышко и над шоссе выгибается огромная яркая радуга. Мы делаем остановку на станции техобслуживания, покупаем кофе и молочный коктейль и втихаря жуём сандвичи с плавленым сыром, пряча их под столиком станционного кафе.

Я выуживаю из сумки письма от дочерей Шарлотты – Скай, Саммер и Коко, – в которых девочки заочно знакомятся со мной.

Письмо Скай написано серебристой гелевой ручкой на чёрной бумаге и усеяно серебряными звёздочками. Она пишет кучу всего про гороскопы и историю, а также про свою слабость к подержанным платьям с благотворительных распродаж. Гм, странно.

Саммер написала своё письмо лиловой ручкой на листе бледно-розового цвета. Оно целиком посвящено балету: Саммер мечтает сделаться знаменитой балериной.

Последнее письмо – от Коко – накарябано простым карандашом на клочке бумаги, который, судя по виду, побывал в луже или в пасти у собаки, если не там и там сразу. Коко обожает лазать по деревьям, а ещё без ума от животных и собирается завести домашних любимцев: ламу, ослика и попугая.

Что-то эти письма меня не успокоили… Папа, разумеется, встречался с девочками, когда приезжал к Шарлотте, но ездил он в свои выходные, а значит, посреди недели, и я оставалась в Глазго с миссис Макки. Надо было мне хоть разочек попроситься вместе с ним.

По рассказам папы, Коко – неугомонный бесёнок, а Скай и Саммер – близнецы годом моложе меня. Есть и четвёртая сестра, Ханни, она старше, чем я, на целых полгода.

– Шарлотта сказала, у Ханни не нашлось времени на письмо, – объясняет папа. – Она в этом году заканчивает девятый класс старшей школы. Если всё сложится, ты будешь учиться на класс младше. Коко и близнецы учатся в среднем звене – ну, так устроена школьная система в Сомерсете. Ханни нужно готовиться к экзаменам за семестр, но, можешь не сомневаться, она ждёт-не дождется знакомства с тобой. Она очень красивая, умная и уверенная в себе. Вы обязательно подружитесь!

– Угу, – отвечаю я.

– В английской школе каникулы только начались, – напоминает папа. – У тебя масса времени, чтобы освоиться и поближе узнать девочек. Продлённые каникулы – это же великолепно, да?

– Великолепно…

Я закусываю губу. Папа не понимает! Для меня «освоиться», подружиться с кем-то – большая проблема. В отличие от всех четырёх дочек Шарлотты, я не умная, не красивая и не уверенная в себе. Оказывается, войти в новую семью не просто. Я и понятия не имела, что к сделке прилагаются сёстры, к тому же все из себя такие богемные. Чего стоят одни только их выпендрёжные имена! Видимо, в этой коробке премиального шоколада мне суждено быть бесформенным «некондиционным» батончиком. Простецкая «вкусняшка» среди элитных «девочек-конфеток»…

Проходит несколько долгих часов, прежде чем мы сворачиваем с трассы М4 на ухабистые дороги Эксмура – западной части графства Сомерсет. У меня затекла спина, я устала, издёргалась, и даже Пирата, по-моему, уже слегка мутит.

Мы проезжаем симпатичную деревушку Китнор. Вдоль обочин с обеих сторон тянутся аккуратные белёные домики, крытые соломой и камышом. Вовсю светит солнышко, как будто здесь это в порядке вещей.

– Почти приехали, – сообщает папа, и моё сердце сжимается от страха.

Что, если меня ждёт разочарование? Так бывает, когда открываешь свёрток с долгожданным рождественским подарком и видишь вязаный джемпер болотного цвета, мешковатый и чуть растянутый.

У меня как раз есть парочка таких джемперов. Папа – большой любитель «модных» вещичек с благотворительных распродаж. Я далеко не сразу подобрала свой стиль, отказалась от балахонистых кофт и нашла утешение в однотонных узких джинсах, облегающих футболках с принтами из мультиков и пластмассовых браслетах – дёшево и сердито. Образ «девочки в оборочках» – это не моё, но выгляжу я отлично, если только не обляпаюсь джемом и не влезу кроссовками в самую грязь.

Блеснув матовым серебром, на горизонте мелькает море, а потом мы въезжаем на крутой холм, густо поросший лесом. Из зарослей выглядывает указатель с надписью: «Мини-гостиница Танглвуд-хаус. Ночлег и завтрак». Папа рулит по извилистой подъездной дорожке, обрамлённой гибкими деревцами, и вот наконец мы на месте.

При виде Танглвуд-хауса у меня захватывает дух от восторга. Это большое старинное красивое здание из бледно-желтого камня с маленькими арочными окнами и волнистой шиферной кровлей. Есть даже башенка с изящной круглой комнатой над третьим этажом; башенку венчает остроконечная крыша. Дом просто огромный, он словно сказочный замок принцессы. По мне ли такое жильё? На ветру полощется матерчатый транспарант, растянутый между окошком второго этажа и деревом. На нём от руки выведено: «Пэдди и Черри, добро пожаловать в Танглвуд!»

Папино лицо озаряет улыбка.

– Погляди, разве не здорово?

Внезапно лобовое стекло исчезает в волнах радужной ткани. Папа резко ударяет по тормозам, взметнув из-под колёс фонтанчики гравия.

– Ко ко! – раздаётся негодующий вопль. – Что ты наделала? Ты же его уронила!

Вслед за папой я выхожу из машины, прижимая к груди аквариум с Пиратом. Девочка с волосами цвета светлого речного песка в широкополой зелёной шляпе свешивается из окна второго этажа. Один конец транспаранта у неё в руках, вторым накрыло наш минивэн.

– Привет, Скай! – расцветает папа. – Ты сама это нарисовала? Вышло потрясающе!

– Я только-только закончила, – сокрушается Скай. – Коко должна была помочь мне закрепить перетяжку, а не ронять её вам на головы!

Вторая из сестёр, худощавая девочка лет десяти-одиннадцати в мятой школьной форме, спрыгивает с нашеста, устроенного в ветвях дерева, и приземляется справа от меня.

– Что поделаешь, тесёмка лопнула! – бросает она, сплошь веснушки и хулиганистая улыбка, и уносится вглубь сада с криками: «Приехали! Приехали!»

Обладательница зелёной бархатной шляпы скрывается в окне. Транспарант она бросила, и материя соскальзывает вниз цветным ворохом.

– Пэдди!

С чёрного хода выбегает Шарлотта. Белокурые волосы развеваются за плечами, она хохочет и кидается папе на шею. Он подхватывает её на руки и начинает кружить. Оба счастливо смеются, не замечая никого в целом свете, кроме друг друга, – по крайней мере, в эту минуту. У меня щемит сердце.

Девочка в шляпе выходит из дверей, сурово скрестив на груди руки. На ней линялое длинное платье, подол которого волочится по земле – такое ощущение, будто наряд достали из древнего сундука, – и нелепые туфли на завязках, судя по всему, тоже столетней давности. Из вежливости я стараюсь не таращиться.

– Ма-ам! – повелительно произносит она, и Шарлотта, со смехом отстранившись от папы, стискивает в объятьях меня.

– Черри! – Тёплые руки сжимают мои пальцы, зелёные глаза светятся радостью. – Прямо не верится, что вы здесь! Этот дом теперь и ваш, чувствуйте себя свободно. Вижу, со Скай вы уже познакомились. Саммер, Коко и Ханни тоже с нетерпением ждут встречи. Мы тут запланировали небольшую вечеринку в саду, так, ничего особенного, будет только семья, несколько близких друзей и парочка постояльцев.

Шарлотта нагибается и поднимает свалившуюся растяжку.

– Кажется, мы не успели полностью подготовиться, – смеётся она. – Ну, ничего страшного. Пэдди, помоги мне повесить транспарант в саду, ладно? Вон там, у стены, стремянка. Скай, а вы с Черри проверьте, готово ли угощение, и несите тарелки. Все за дело!

Пожав плечами, папа берёт стремянку и следует за Шарлоттой в сад. Я растерянно стою на подъездной дорожке, по-прежнему прижимая к груди аквариум. Скай забирает его у меня и направляется в дом, я – за ней.

– У нас раньше не было золотой рыбки, – говорит она, – зато есть собака и утки!

Я вхожу в нагретую кухню, где пахнет жареными сосисками и выпечкой. На большом столе много всего: политый глазурью шоколадный торт, пропитанный вином бисквит с заварным кремом и взбитыми сливками, пирожные-корзиночки, открытые пирожки с клубникой. В обшарпанном синем буфете полно разномастного фарфора, а на доске для рецептов, сделанной, кстати, из винных пробок, пришпилена уйма открыток и разных полезных записочек; есть даже наше с папой фото, снятое Шарлоттой в один из приездов в Глазго. Я гляжу на фотографию, и рот мой растягивается в улыбке.

Скай ставит аквариум с Пиратом на буфет и топает прямиком к массивной старомодной плите молочного оттенка. Из недр духовки она извлекает противни с маленькими колбасками и два румяных лоранских пирога, источающих безумно аппетитный запах.

– Держи. – Скай достаёт из буфета упаковку коктейльных шпажек и вручает их мне. – Насаживай колбаски, а я пока приготовлю шашлычки из сыра и помидоров – наша Коко, видите ли, увлеклась вегетарианством. Есть хочешь?

– Голодна как волк, – признаюсь я.

– Съешь колбаску или пирожное. Не бойся, никто не узнает. Честно говоря, я думала, мне уже хватит сестёр, но… знаешь, я рада, что ты теперь с нами!

– Я тоже рада, – говорю я и с удивлением понимаю, что это не слова. – Всё просто… идеально!

– Далеко не идеально, – смеётся Скай, – скоро сама увидишь. И вообще, идеал – это скучно!

Шоколадный торт она щедро посыпает по краям засахаренной вишней.

– Мы испекли его специально для тебя, – объявляет Скай. – Это особенный шоколадный торт с вишней и орехом кола. Рецепт тоже наш собственный.

– Спасибо! – искренне говорю я. – Звучит потрясающе.

Скай ставит торт, бисквиты и другие сладости на широкий поднос. Прочую снедь – колбаски, вегетарианские шашлычки и лоранские пироги – я сгрузила на другой поднос и теперь пытаюсь удержать его в руках.

– Привыкнешь, – кивает Скай. – Иногда нам приходится помогать маме с сервировкой завтраков для постояльцев.

Скай выводит меня в сад через заднюю дверь. На деревьях развешаны гирлянды китайских фонариков, слышны ритмичные звуки старой дискотечной композиции, над пологой лужайкой тянет дымком. Я вижу группу людей, собравшихся вокруг костра; они общаются, смеются, едят. Ну, если это «небольшая» вечеринка, то как же выглядит большая?

Столы на козлах, накрытые цветистыми скатертями, ломятся от еды и напитков, на травке расставлены шезлонги, там и сям разбросаны подушки и лоскутные одеяла для пикника. Стоя на шаткой стремянке, кто-то привязывает приветственный транспарант к ветке. Папа.

Я аккуратно ступаю по траве, стараясь держать поднос ровно, как вдруг справа улавливаю боковым зрением нечто невообразимое. На газоне, окружённом маленькой рощицей, стоит фантастическая цыганская кибитка с гнутым верхом. Она словно сошла со страниц волшебной книги – блестящие дуги, сочные цвета – алый, жёлтый, зелёный… В открытом окошечке ветерок шевелит хлопчатобумажную занавеску в красно-белую клетку. За кибиткой поблёскивает ручей, петляет в высокой траве серебристой змейкой.

– Кто там живёт? – обращаюсь я к Скай.

– В старой кибитке? Никто. Мы иногда играли там, когда были поменьше.

Скай идёт дальше, а я застываю на месте, не в силах оторвать взгляд от чуда. В детстве я однажды видела похожую кибитку, когда мы с папой гостили в Приграничье у его друзей по художественному колледжу. Повозка стояла у обочины, а её обитатели сидели кружком у огня, кипятили воду в котле и ели хлеб с сыром. Смуглые, жилистые, они выглядели грязными и оборванными, а в длинные нечёсаные волосы молоденькой цыганки были вплетены бесчисленные разноцветные ленточки. Чубарая лошадка с мохнатыми копытами, привязанная неподалёку, щипала траву.

Папа сказал, что кибитка принадлежит «новым кочевникам», хотя ещё совсем недавно в таких передвижных домах жили «ромалэ» – настоящие цыгане, дети свободы, искатели романтики и приключений.

Я решила, что «новые кочевники» очень похожи на детей свободы и искателей приключений, и по возвращении в Глазго рассказала об этом миссис Макки.

«Не удивлюсь, если в твоём роду есть примесь цыганской крови, – хмыкнула соседка. – Уж Пэдди поколесил вволю! Тот год после окончания художественного колледжа, точнее, больше, чем год…» «Как раз тогда он встретил мою маму, – сказала я. – Может, и в ней была цыганская кровь?» Этого миссис Макки не знала, но спела мне старинную песню про девушку, которая убежала с цыганским табором. Песня была красивая и грустная и очень мне понравилась. Порой я даже думала, не сбежала ли и моя мама с цыганами. Почему бы нет? Эта версия существовала на равных с другими моими фантазиями.

А теперь у меня началась новая жизнь, такая чудесная, что даже не верится. Новая мама, целая стайка сестёр, настоящий дом, берег моря… и цыганская кибитка в саду. Я невольно расплываюсь в улыбке. Лучше и быть не может! Или может?..