Текст книги "Твоя навсегда"

Отец Саманты просил об этом много лет подряд. Она нисколько не сомневалась в том, что сейчас это, наконец сделают. Еще бы, ведь сюда переедет жить дорогой племянник жены сквайра.

– Этот ваш чай уже готов? – раздраженно спросила миссис Биггерс.

– Вода нагревается очень медленно, – произнесла мисс Мейбл и метнула недовольный взгляд в сторону жены сквайра.

– Чайник уже почти закипел, – сказала миссис Портер.

Саманта открыла буфет и достала оттуда изящный чайный сервиз. Это был свадебный подарок отца ее матери. Ей всегда было приятно прикасаться к этому прекрасному английскому фарфору. В этот момент она вспоминала своих родителей.

– Я была просто обязана прийти сюда сегодня, – сказала миссис Биггерс. – Вы же знаете, как сквайр относится к незнакомцам. Он желает знать все о тех, кто к нам приезжает. И он потребует от меня подробного отчета. Эту привычку он приобрел еще во время службы в армии, – призналась она, глядя на миссис Портер.

– И это очень разумно с его стороны, – с готовностью согласилась миссис Портер.

– О да, – ответила миссис Биггерс, сделав глоток чаю. – Мисс Нортрап, где же ваш пациент? Кажется, вы сказали, что ему уже лучше?

– Так оно и есть. Однако сейчас он спит. Он потратил много сил на борьбу с болезнью, – ответила Саманта. Она стояла возле стола, потому что ей не хватило стула. Ситуация была довольно нелепой. Она чувствовала себя кем-то вроде прислуги. Ей очень хотелось, чтобы все эти женщины поскорее ушли и она смогла еще немного поспать.

– Уж я-то знаю, как много сил требуется для того, чтобы выздороветь, – сказала миссис Биггерс. – Помните, как сильно я простудилась в прошлом месяце? – спросила она, страдальчески закатив глаза и взмахнув перьями фазана, украшавшими ее шляпу. – Мне тогда не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем говорить.

– Я помню, – сказала мисс Мейбл. – О-о, мы все тогда молились за вас. Налейте мне еще чаю, мисс Нортрап.

Саманта была весьма удивлена, уловив в голосе мисс Мейбл приказные нотки. Она быстро огляделась вокруг. Кажется, кроме нее, этого никто не заметил. Все внимательно слушали миссис Биггерс, которая в подробностях рассказывала о перенесенных ею страданиях.

Наливая чай, Саманта задумалась. Кажется, сбывается то, чего она больше всего боялась. Переселившись в дом мисс Мейбл и мисс Хетти, она станет кем-то вроде бесплатной компаньонки, сиделки или служанки.

И только она одна возражала против такого решения. Все остальные, похоже, считали, что это и есть ее предназначение в жизни.

Поморщившись, Саманта попыталась отогнать от себя эти ужасные мысли, но выбора у нее, похоже, не было.

– …и тогда я слегла, – продолжала лепетать миссис Биггерс, – и сказала сквайру, что он может… – Вдруг она замолчала, изумленно уставившись на то, что находилось у Саманты за спиной. Широко раскрыв рот, она замерла от страха. Кажется, с ней это случилось впервые в жизни. Во всяком случае, Саманта не могла припомнить, чтобы эта дама лишалась дара речи.

И не только она одна потрясенно молчала. Все находившиеся в кухне женщины вдруг замерли, удивленно вскинув брови. На их лицах застыло выражение крайнего изумления.

И в этот момент Саманта ощутила его присутствие. Он был здесь, в этой комнате. Он – Марвин Браун.

Медленно повернувшись, она посмотрела на него – и от ужаса у нее прямо-таки волосы на голове стали дыбом. Он стоял, как говорится, в чем мать родила, прислонившись к дверному косяку.

Зрелище было таким, что просто дух захватывало. Его взъерошенные после сна черные волосы торчали в разные стороны, а лицо покрывала густая и уже довольно длинная щетина, ведь он уже несколько дней не брился. Он смотрел на них, тоже вытаращив от изумления глаза. Лицо его было мрачным и злым.

– Где я, черт возьми, нахожусь? – наконец пробормотал он.

ГЛАВА 4

Пошатываясь от слабости, окончательно сбитый с толку, Йель пристально разглядывал пятерых почтенных дам, расположившихся за кухонным столом. Дамы, в свою очередь, тоже уставились на него, широко раскрыв от удивления глаза.

Какой, однако, странный сон ему снится!

Мисс Нортрап, эта упрямая и несговорчивая дочь викария, тоже была здесь. Она стояла возле стола в черном траурном платье и держала в руках чашку с чаем.

Увидев его, она, похоже, окаменела от ужаса.

Ему уже не раз снилось, как он появляется голым на людях, но он до сих пор не мог понять, что это может означать.

На этот раз его сон был очень ярким, почти реальным.

Одна из дам тихо застонала от страха и выронила чашку.

Звук разбившегося фарфора вывел женщин из оцепенения, и за столом поднялся настоящий переполох.

Женщина, разбившая чашку, резко вскинула руки и закрыла ими глаза, чтобы не видеть его. Другая дама завизжала так громко, что у нее даже затряслись ленты на шляпе, и попыталась залезть под стол, который так зашатался, что начали падать и другие чашки. Жена хозяина гостиницы пыталась удержать их. Две чашки она поймала почти у самого края. Как же странно, что и она тоже ему снится…

Мисс Нортрап схватила его за руку и с неожиданной силой потащила назад, в спальню.

От смущения он покраснел до корней волос. Черт возьми, да ведь он совершенно голый! И в таком виде он предстал перед женой хозяина гостиницы и… дочерью викария!

Впихнув его в спальню, мисс Нортрап плотно закрыла за собой дверь.

– Мистер Браун, – совершенно спокойно сказала она, – почему вы разгуливаете по дому в… в чем мать родила?

Йель сдернул с кровати простыню и, завернувшись в нее, завязал на талии.

– А где, черт возьми, моя одежда? И кто такой мистер… – произнес он и замолчал, чтобы не выдать себя.

Он вспомнил свой ночной визит в фамильный склеп, когда он назвался мистером Брауном.

– Что вы сказали? – тут же спросила она тоном инквизитора.

Он быстро сменил тему разговора, рассудив, что лучшая защита – это нападение.

– Как я здесь оказался? Ведь я нахожусь сейчас в доме викария, не так ли? И где моя одежда! – с раздражением повторил он. – После того как я появился на этом вашем девичнике в чем мать родила, я чувствую себя последним идиотом.

Услышав его слова, она невольно улыбнулась. Саманта пыталась скрыть свою улыбку, однако он заметил, как дрогнули ее губы, и это несколько позабавило его.

Он был готов биться об заклад, что, улыбаясь, она становится чертовски привлекательной девчонкой.

– Мистер Браун, позвольте мне вам все объяснить. Будет лучше, если вы присядете. Я не уверена в том, что вы окончательно выздоровели. Дело в том, что вы были больны.

И тут он, наконец, все вспомнил. Вспомнил он и то, что с ним приключилось в гостинице.

– Вы говорите, что я выпил слишком много бренди? – спросил он, припоминая, как его после этого тошнило. Все это довольно странно, ведь его еще ни разу в жизни не тошнило от спиртного. Похоже, он так напился, что у него просто отшибло память. Впрочем, прежде с ним такого никогда не случалось.

– У вас был грипп, сэр. Вы действительно очень много выпили, но заболели совсем по другой причине. Когда хозяин гостиницы понял, что вы серьезно больны, он отправил вас ко мне.

В этот момент он вспомнил о чем-то, и воспоминание это было приятным.

– Я помню, вы ухаживали за моим отцом… – сказал он и сразу же замолчал, поняв, что снова допустил ошибку. Как же это нелегко – выдавать себя за другого человека!

А мисс Нортрап не так-то просто было обмануть.

– За вашим отцом? Я не знаю вашего отца.

Йель чуть не выдал себя с головой. Его чувства к отцу были еще такими хрупкими, такими ранимыми, такими беззащитными…

– У меня в голове все спуталось из-за этой болезни, – запинаясь, объяснил он и вдруг осознал, что это чистая правда.

Он очень устал. Похоже, он еще не совсем выздоровел. Но как бы то ни было, он должен уехать из Спраула. Что скажут Вейланд или Твайла, если узнают о том, что он здесь околачивается? Или того хуже, если они узнают, что он появился перед деревенскими дамами в таком виде?

Нет, Йелю совершенно не хотелось встретить кого-нибудь из родственников. Он уже достаточно опозорил свою семью. Лучше всего, если все по-прежнему будут считать его мертвым. Он сейчас оденется, сядет на свою горбатую лошаденку, на которой приехал из Лондона, и вернется на свой корабль. В конце следующей недели он снова отправится на Цейлон.

Заметив, что на ночном столике лежит его кошелек с деньгами, он взял его и протянул Саманте.

– Вот, возьмите. Это плата за все ваши хлопоты и за причиненное мной беспокойство. Вы спасли мне жизнь, мисс Нортрап, и я вам за это безмерно благодарен.

– Я не возьму ваши деньги, мистер Браун. Я ухаживала за вами не ради денег.

– Я не милостыню вам предлагаю, мисс Нортрап, а достойную оплату за добросовестно выполненную работу, – сказал он и мысленно добавил, что, судя по ее виду, она явно нуждается в деньгах. Девушка была очень худой, а ее одежда совсем износилась.

Еще в гостинице «Медведь и буйвол» он случайно услышал, как хозяин жаловался своей жене на «своенравную мисс Нортрап». Ему удалось подслушать еще кое-что интересное. Оказывается, вся деревня пытается выдворить ее из дома викария и переселить к двум престарелым дамам.

Что ж, ее действительно можно пожалеть. У нее такие живые и умные глаза, а на нее собираются поставить клеймо старой девы и, так сказать, сдать в архив.

– Мне не нужны ваши деньги, – решительно заявила она. – Если вы считаете, что должны заплатить за ваше лечение, то отдайте эти деньги бедным.

Йель несколько изменил свое мнение о ней. Хозяин гостиницы был прав – она своенравная, упрямая и очень гордая. Теперь понятно, почему она до сих пор не вышла замуж.

Йель бросил кошелек с деньгами на кровать. Он все равно собирался оставить его.

– А сейчас, если вы будете так любезны и принесете мне мою одежду, то я оденусь и покину ваш дом, – сказал он.

Она уже открыла было рот, чтобы снова отказаться от его денег, но так ничего и не сказала.

– Мисс Нортрап, неужели вы онемели? – язвительно спросил он. – Я просто удивлен.

– О Господи! – пробормотала она, взволнованно вздохнув.

– Что такое?

– Я сожгла ее.

– Сожгли что?

– Вашу одежду.

Йель едва не задохнулся от злости.

– Я сожгла вашу одежду, поскольку боялась, что она заразная, – поспешно объяснила она. – А сейчас я должна вернуться к своим гостям, – добавила Саманта. Не успел он и глазом моргнуть, как она открыла дверь и вышла из комнаты.

– Сожгла мою одежду? – снова повторил он. Он далеко не сразу осознал смысл ее слов, но когда наконец понял…

«Она ведь сожгла мою одежду!» – пронеслось у него в голове, и он посмотрел на полуоткрытую дверь.

– Мисс Нортрап, но мне больше нечего надеть. Я не привез с собой никаких вещей! – крикнул он.

Весь его гардероб остался на корабле, который стоял в лондонской гавани. Еще он заказал кое-что у портного, но эти вещи пока не готовы. Он был так ошеломлен известием о смерти отца, что отправился в дорогу, совершенно не подготовившись к такому путешествию.

А что случилось с его пальто?

– Только не говорите мне, что и мое пальто вы тоже сожгли. Мисс Нортрап? Вы слышите меня?

Ответа не последовало.

– Эта женщина просто невыносима, – пробормотал он и, придерживая руками простыню, решительно подошел к двери и открыл ее настежь. Он был готов устроить этой своенравной девице настоящую взбучку, однако так и не смог произнести ни слова.

Она стояла посреди кухни, удивленно оглядываясь по сторонам. Дверь была открыта, и холодный ветер, гуляя по полу, задувал и под тонкую простыню, в которую он завернулся.

Их взгляды встретились.

– Они ушли, – тихо сказала она.

– Кто ушел?

– Миссис Биггерс, миссис Седлер и остальные, – ответила она, шагнув вперед. – Миссис Биггерс даже забрала свой пирог с телятиной. Почему они ушли не попрощавшись?

Йель прошел через кухню к двери и плотно закрыл ее.

– Может быть, это как-то связано с тем, что я появился перед ними в таком виде?

Мисс Нортрап испуганно вздрогнула.

– Да, да… Должно быть, вы правы. Женщины по натуре своей очень впечатлительны, и ваше появление оказалось для них слишком большим потрясением.

– Я в самом деле произвел на них сильное впечатление? – спросил он, явно польщенный такой реакцией женщин.

Она уловила скрытый смысл его вопроса, и ее щеки слегка порозовели от смущения.

– Я имела в виду совсем другое.

– И что же, мисс Нортрап, вы имели в виду? – не унимался Йель, наслаждаясь ее замешательством.

Поморщившись, она отвернулась от него и демонстративно принялась убирать со стола разбитые чашки.

Йель подвинул к себе стул и сел на него. Он не привык к тому, что его игнорируют. По крайней мере, женщины всегда уделяли ему много внимания. А эта особа делает вид, что он ей совершенно безразличен. Это что-то новенькое.

Он заметил, как дрожали ее руки, когда она собирала осколки бело-зеленого фарфора.

– Вас что-то тревожит? – спросил он.

Она не ответила. Повернувшись, она подошла к мусорной корзине и бросила в нее разбитый фарфор.

– Существенная потеря, – сказал он. – Когда-то это был прекрасный сервиз, – добавил он и решил, что сморозил какую-то глупость. Дело в том, что он никогда не обращал внимания на такие мелочи, как чайные чашки. Он даже не мог отличить стаффордширский фарфор от севрского. Однако она почему-то расстроилась, и Йелю хотелось ее как-то утешить.

Мисс Нортрап взяла лежавшую на буфете тряпку, свернула ее и принялась вытирать со стола пролитый чай. Йель протянул руку и взял одну из уцелевших чашек.

Это была обычная чашка из молочно-белого фарфора с узором из зеленых листьев.

Мисс Нортрап выхватила ее у него из рук и поставила в буфет рядом с другой такой же чашкой и заварочным чайником. Потом она повернулась к нему, явно сожалея, что вела себя так грубо.

– Они принадлежали моей матери. Это все, что у меня от нее осталось.

Йеля не раз били кулаком в живот, и ему было чертовски больно. Однако ее слова нанесли ему сейчас еще более чувствительный удар. Он до сих пор помнит, как сильно горевал после смерти матери… И, конечно же, он так и не пришел в себя после смерти отца.

Он встал со стула.

– Простите меня. Я не знал.

– Да откуда вам было знать… – ответила она, продолжая вытирать стол. Саманта наклонила голову, и ее длинная коса, свесившись через плечо, раскачивалась из стороны в сторону, словно маятник.

Он внимательно посмотрел на нее. Она все еще энергично терла стол, хотя он давно уже был чистым. С ней явно что-то было не так. Он никогда не придавал значения женским капризам и особо не задумывался над тем, что чувствуют женщины. Женщины ему всегда были нужны только для одного (и это доставляло ему огромное удовольствие), и относился он к ним весьма пренебрежительно.

Однако его тронуло то, с каким спокойствием она переживает свое горе. На стол упала капля, а потом еще одна.

Он вдруг испугался не на шутку. О Господи, да она плачет!

Ему следовало тихо сидеть в спальне и не высовывать от туда нос. Ему, черт возьми, вообще не нужно было покидать Цейлон. Это путешествие превратилось в одно сплошное недоразумение. И ради чего он все это затеял? Ради того, чтобы потешить свою гордость?

Его гордость – ничто, когда женщина плачет.

– Не плачьте, мисс Нортрап. Не стоит плакать. Все будет хорошо. Возьмите деньги, которые я вам оставил, и купите себе новые чашки.

Лучше бы он этого не говорил. Теперь слезы ручьями текли из ее глаз.

Йель положил руки ей на плечи.

– Сядьте, прошу вас. Садитесь же! – сказал он, собираясь в третий раз повторить свою просьбу, однако этого не потребовалось. Она покорно опустилась на стул.

– Ну же, не стоит делать из мухи слона, – сказал он, опустившись перед ней на колени. – Не стоит лить слезы из-за разбитых чашек.

– Вы правы, – сказала она, пытаясь взять себя в руки. Мисс Нортрап была девушкой сильной и почти никогда не плакала. Она казалась ему такой трогательной с этими красными от слез глазами… Он перекинул ее косу через плечо, слегка погладив при этом. Ее волосы оказались на удивление мягкими и шелковистыми. К ним приятно было прикасаться.

– Тогда почему вы плачете?

– Я собиралась взять этот сервиз в дом своего мужа. Однако сейчас это уже не имеет значения, потому что я никогда не выйду замуж… – сказала она и, громко всхлипнув, снова залилась слезами.

Йель не знал, что ему теперь делать.

– Мисс Нортрап, прошу вас, не стоит так горько плакать, – сказал он и обнял ее за плечи, а потом резко отдернул руки. Он подумал, что если сейчас кто-нибудь войдет в дом и увидит, как он, полуголый, обнимает ее, то вряд ли поверит в то, что он просто пытается ее успокоить.

– Со мной все в порядке, – сказала она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Я просто устала, да и жизнь моя в скором времени изменится к худшему.

– Расскажите мне обо всем, – сказал Йель, пытаясь хоть как-то отвлечь ее от грустных мыслей. – Ну же, утрите слезы, – сказал он и протянул ей край своей простыни.

Это была, конечно, глупая идея, но, тем не менее, он добился своего. Саманта посмотрела на ткань, которую он сжимал в руке, и рассмеялась. Йель вложил край простыни в ее руку, и она вытерла ею свои глаза.

– А теперь расскажите мне о том, что вас беспокоит, – спокойно сказал он.

– Меня беспокоит Спраул, моя жизнь. Словом, все беспокоит.

– А-а! – понимающе воскликнул он. – И что же в вашей жизни не так?

Она посмотрела на дверь и ответила ему полушепотом, как будто боялась, что жители деревни услышат ее:

– Иногда я жалею о том, что не могу приспособиться к их образу жизни. Но я не такая, как они. У меня нет мужа, и я живу так, как мне нравится. Я люблю читать книги и размышлять… Как представлю, что мне придется всю оставшуюся жизнь провести вместе с мисс Мейбл и мисс Хетти, меня просто ужас охватывает. Мне кажется, что лучше умереть.

Он накрыл своей ладонью ее руку и посмотрел ей в глаза.

– Не смейте так говорить. Даже не думайте об этом. Как бы ни ужасна была ваша жизнь, она все-таки лучше смерти.

Она некоторое время задумчиво смотрела на его руки, лежавшие у нее на коленях, а потом сказала:

– Вам легко говорить. Вы мужчина, поэтому можете ходить, куда вам захочется, и делать все, что захочется. Я уже слишком стара для того, чтобы выйти замуж. Ходили слухи о том, что племянник нашего сквайра, викарий Ньюэл, собирается сделать мне предложение, но он недавно женился на женщине, которая моложе меня, и взял хорошее приданое. Я не держу на него зла, но сейчас все желают, чтобы я освободила дом викария. Нравится мне это или нет, но если я не перееду в дом мисс Мейбл и мисс Хетти, то мне просто негде будет жить.

Йель никогда не задумывался над тем, какое положение в обществе занимают женщины. Ему казалось, что все они хотят выйти замуж, по крайней мере, самые достойные из них. На Востоке ему приходилось слышать о том, что некоторые дерзкие и сильные англичанки устанавливают собственные правила. Такие женщины обычно либо сказочно богаты, либо имеют мужей, которые позволяют им делать все, что им заблагорассудится.

– Почему же ваш отец не нашел вам мужа? – спросил он.

– Это не так уж легко, – нахмурившись, ответила она. – Вы только посмотрите на меня.

– Ну вот, я смотрю на вас и не вижу никакого изъяна, – ответил он. И это была чистая правда. Мисс Нортрап, конечно, не знойная красавица, но, тем не менее, весьма привлекательная, свежая и здоровая девушка. А еще у нее очень красивая грудь. Однако об этом лучше не упоминать, благоразумно рассудил он.

– Вы говорите, а сами улыбаетесь. Почему? – спросила она, по-своему поняв его улыбку. – Ну же, мистер Браун, не стоит мне льстить. Я обычная серая мышка.

– Ничего подобного!

– Так оно и есть. В юности у меня просто не было времени на то, чтобы искать жениха. Отцу нужна была моя помощь. Потом заболела мать, и мне пришлось ухаживать за ней, а также помогать отцу выполнять его обязанности приходского священника. Я прекрасно понимаю, почему мужчинам нравятся более симпатичные девушки, чем я.

Особенно те, которые придерживаются не таких строгих взглядов.

– Значит, все эти мужчины просто недостойны вас.

Она во все глаза смотрела на него. Он слегка сжал ее руку, пытаясь утешить.

– Мисс Нортрап, в жизни иногда бывает так, что человек имеет все, что только его душе угодно, и все-таки ощущает себя одиноким. Он может жить в кругу семьи и все равно чувствовать себя чужаком среди своих родственников.

Она подняла глаза, и их взгляды встретились.

– Вы знаете, что такое одиночество, мистер Браун?

Ее вопрос застал его врасплох.

– Знаю.

Она кивнула, как будто заранее знала, что он ответит. Да, она действительно чертовски привлекательна – с таким вздернутым носиком и упрямым подбородком… А ее губы просто созданы для поцелуев… Настоящий джентльмен, конечно же, никогда не посягнет на честь дочери викария.

Она решила нарушить молчание.

– Что ж, мне нужно найти для вас одежду, – сказала она, отняв у него свою руку.

Он поднялся со стула, несколько смущенный своими мыслями. Ему явно нравилась мисс Нортрап. Да, она расплакалась при нем, но при этом не стала умолять его о помощи. Она собирается самостоятельно решить все свои проблемы. Мисс Нортрап – храбрая женщина, и он был уверен в том, что, в конце концов, все у нее сложится прекрасно.

– Может быть, остались какие-то вещи вашего отца, которые я мог бы надеть?

Поднявшись, она покачала головой.

– Вы на целых шесть дюймов[1]1
  6 дюймов – около 15 сантиметров. (Здесь и далее примеч. пер)


[Закрыть] выше моего отца. Кроме того, всю его более или менее приличную одежду я отдала бедным, – сказала она и, сняв с вешалки свой плащ, набросила его на плечи. Потом она взяла в руки шляпу. Более уродливой шляпы ему в жизни не приходилось видеть. Она была обтянута черным шелком, который уже давным-давно выцвел. Когда Саманта надела ее, ему показалось, что у нее на голове сидит ворона.

– Куда вы собрались? – спросил Йель.

– Я собираюсь нанести визит мистеру Седлеру и спросить, нет ли у него каких-нибудь старых и ненужных вещей, которые он мог бы пожертвовать вам.

– Старое тряпье? Вы хотите, чтобы я надел старое тряпье хозяина гостиницы?

– Вы произнесли это с таким благородным негодованием, словно какой-нибудь герцог. Беднякам не приходится выбирать, мистер Браун. Если вы хотите купить себе новую одежду, то придется вам отправиться в Морпет. А сейчас мне предстоит покопаться в обносках, чтобы найти для вас брюки, и вы наденете то, что я смогу найти. Вы ведь очень высокий и довольно крепкий мужчина.

Йель не сдержался и самодовольно улыбнулся. Ему нравился ее мягкий северный акцент, то, как она, слегка картавя, произнесла слово «крепкий».

– Вы только что сделали мне комплимент, мисс Нортрап?

К его удивлению, она улыбнулась.

Он не ошибся. Улыбаясь, она становится очаровательной. Улыбка просто преображает ее лицо.

– Если мужчина воспринимает мои слова о том, что ему трудно подобрать подходящие брюки, потому что он высокий и крепкий, как комплимент, то будем считать, сэр, что так оно и есть, – сказала она и, открыв дверь, вышла из дома.

Очарованный, Йель подошел к окну и долго наблюдал за тем, как она осторожно ступала по твердому, превратившемуся в ледяную корку снегу. Он почесал свой заросший густой щетиной подбородок. Да, ведь он не брился с тех пор, как уехал из Лондона.

Открыв дверь, он крикнул ей вслед:

– Не забудьте принести лезвия!

Она помахала ему рукой, давая понять, что услышала его просьбу.

Он плотно закрыл дверь.

Все небо было затянуто свинцово-серыми тучами. Однако они стояли высоко, а значит, в ближайшее время снега не будет. Йель все еще чувствовал слабость, но ему не терпелось вернуться в Лондон, к своей привычной жизни.

Ему вообще не следовало сюда приезжать.

Или ему следовало вернуться еще много лет назад, когда был жив его отец. Ему нужно было вернуться в Англию три года назад, однако тогда он считал, что накопил еще недостаточно денег и был еще недостаточно влиятельным человеком, чтобы поразить великого герцога Эйлборо. Так ему, во всяком случае, казалось.

Йель посмотрел на себя в зеркало. Он, богатый человек, владелец собственной корабельной компании, стоит сейчас в кухне дома викария, завернутый в простыню, где-то на краю света, в крошечной деревушке Спраул.

Да он просто дурак!

Он, конечно же, мог остаться в Лондоне и встретиться со своим братом Вейландом и сестрой Твайлой.

Однако Йель сразу же отказался от этой идеи. Он просто не посмел бы посмотреть им в глаза. Может быть, он сделает это позже, но не сейчас, ведь он совсем недавно узнал о смерти отца.

Он жестоко оскорбил свою семью, не приехав к отцу, когда тот умирал. Не он провел с отцом последние часы его жизни. Кроме того, его отношения с братом и сестрой всегда были довольно натянутыми из-за разницы в возрасте, а также из-за того, что их произвели на свет разные матери.

Вейланд и Твайла всегда были примерными и послушными, а Йель вечно бунтовал.

Просто невозможно припомнить, из скольких школ его выгнали за недостойное поведение. А еще он был ужасным эгоистом. Все дело в том, что его отец не обращал на Йеля никакого внимания. Он больше любил детей от первого брака.

И это причиняло ему сильную боль. Одно время ему казалось, что, если он будет вести себя из рук вон плохо, то отец, в конце концов, обратит на него внимание.

Йель даже вздрогнул, вспомнив некоторые из своих проделок.

Как раз после одной такой выходки его и лишили наследства. Его выгнали из очередной школы, на этот раз навсегда, но вместо того, чтобы вернуться домой, в Нортумберленд, он нанял экипаж и кучера.

Даже сейчас, по прошествии стольких лет, Йель не мог не улыбнуться, вспоминая, как он, совсем еще сопливый мальчишка с непомерной гордостью и просто невероятным нахальством, поселился в столице, изображая из себя взрослого и самостоятельного мужчину. Ему тогда едва исполнилось восемнадцать. Ни торговцы, ни мамаши, искавшие выгодных женихов для своих дочерей, его ни о чем не спрашивали.

Он арендовал апартаменты, купил лошадь, заказал новый гардероб и жил на широкую ногу, окруженный толпой женщин, жаждущих его внимания, и вновь приобретенных друзей, возивших его по всем злачным местам Лондона. Меньше чем за полтора месяца он промотал все свое небольшое состояние, включая и наследство, доставшееся ему от матери.

Он смотрел из окна кухни на покрытые снегом могилы и надгробные плиты. С того места, где он стоял, ему был даже виден фамильный склеп Эйлборо.

Холодное окно запотело от его горячего дыхания. Коснувшись стекла пальцем, он вспомнил тот день, когда его отец приехал в Лондон и, наведавшись в его апартаменты, застал Йеля мертвецки пьяным. Рядом с ним лежала голая оперная танцовщица.

Герцог пришел в бешенство. В школе ему сообщили, что Йель отправился домой. Отец от беспокойства не находил себе места, не понимая, куда он запропастился. Однако в один прекрасный день кто-то из его друзей известил герцога о том, что его сын в Лондоне.

Отец принялся отчитывать его, а Йель, все еще находившийся под действием винных паров, вне себя от гордости, потребовал, чтобы отец немедленно выделил ему долю наследства, чтобы он имел возможность жить так, как ему хочется.

Услышав его требование, отец тут же прервал свою нравоучительную лекцию.

К огромному удивлению Йеля, отец согласился.

– Это сделает из тебя мужчину, – сказал он, а потом достал из кармана все долговые расписки Йеля. Он выкупил эти расписки и теперь размахивал ими перед его лицом.

– Вот твое наследство, – сказал он. – Двадцать семь тысяч фунтов растаяли, как прошлогодний снег.

А потом заявил, что лишает наследства своего младшего сына.

Йель отвернулся от окна. Теперь-то он знает, как это тяжело – заработать своим трудом такую сумму. Да и весь этот мир он теперь понимает гораздо лучше.

Но в то время он был очень оскорблен, когда его новые друзья отвернулись от него. После того как в газетах опубликовали известие о том, что его лишили наследства, двери многих лондонских домов, где он раньше был желанным гостем, закрылись для него навсегда.

Он отправился в портовую таверну для того, чтобы развеять грусть и напиться как следует. Ему удалось и то, и другое. После этого он нанялся матросом на торговый корабль, подписав соответствующий контракт.

Когда он пришел в себя, корабль был уже далеко в море. У него хватило дерзости потребовать, чтобы контракт аннулировали, после чего его хорошенько отдубасили за неповиновение.

Таким образом началось его перевоспитание.

Ему пришлось остаться на корабле, потому что у него не было другого выбора. Он бы скорее отрубил себе руку, чем стал просить прощения у своего отца. Когда корабль бросил якорь в порту Неаполя, слегка протрезвевший и поумневший Йель сошел на берег и, найдя в городе маленькую церквушку, дал там клятву. Он поклялся доказать отцу, что он, Йель, все-таки чего-то стоит. Он не приползет домой, жалкий и несчастный, словно библейский блудный сын, а вернется человеком богатым и уважаемым.

В последующие несколько лет случались такие периоды, когда ему казалось, что он не сможет осуществить свою мечту. Жизнь его совсем не щадила.

Йель считал себя искусным фехтовальщиком. Но после того как ему пришлось защищать свою жизнь в сражении со средиземноморскими пиратами, он изменил свое мнение. Он был вынужден спешно осваивать такие приемы, которыми не владеет ни один лондонский учитель фехтования. И ни в одной школе бокса его бы не научили так драться, как научили в бедных кварталах Алжира и Калькутты.

Со временем он понял, через какие тяжелые испытания порой проходят люди. Его непомерное упрямство исчезло, и появилось самое простое желание выжить в этом ужасном мире. Он научился жить среди людей, для которых однажды данное слово – это все равно что долговая расписка. Нарушить слово означало подписать себе смертный приговор.

Первую заработанную своим трудом золотую монету Йель положил в маленький кожаный мешочек, который повесил себе на шею. В один прекрасный день его товарищ украл этот мешочек. Для того чтобы заработать вторую золотую монету, ему пришлось трудиться еще год. Тогда он понял, что таким образом он не сможет сколотить себе приличное состояние. Йель был уверен, что существует другой, более простой способ зарабатывать деньги. Он стал совладельцем парусного корабля, купив несколько акций. Через несколько лет этот корабль стал его собственностью.

Острый ум, который спал на уроках истории и латыни, сейчас стал для Йеля мощным оружием, ведь ему пришлось всему обучаться самостоятельно. Он постоянно задавал вопросы и внимательно выслушивал ответы на них.

Вскоре он выяснил, что обладает хорошим нюхом на выгодные сделки.

Однако сейчас все его деньги, клятва, которую он когда-то дал, желание доказать всей своей родне, что он настоящий мужчина, – все это казалось пустым и бессмысленным.

Он сидел на стуле в маленькой кухне дома мисс Нортрап. Кирпичный пол здесь был холодным, и у него замерзли ноги. Поджав их под себя, он скрестил руки на груди и терпеливо ждал.