Текст книги "Красота"

– Хорошо, – прохрипела я.

Беспокоясь, не пострадало ли мое зрение, мама с папой показывали мне фотографии из журналов, чтобы проверить, узнаю ли я знакомые лица. Брэд Питт, Анджелина Джоли… Мы были уверены, что я вижу достаточно хорошо, чтобы узнать нападавшего. Если там будет его фотография.

Когда пришло время опознать человека, который плеснул мне в лицо кислотой, в палату вошли полицейский и адвокат. Они поставили ноутбук на столик и объяснили, что сейчас я увижу фотографии девяти разных человек. Я не должна говорить ни слова, пока внимательно не просмотрю изображения два раза. И только после этого я должна сказать, есть ли среди этих людей тот, кто плеснул на меня кислотой.

– Вы все поняли, Кэти? – уточнил полицейский, и я медленно кивнула.

Опознание началось. Я смотрела на одно лицо, потом на другое, еще одно, еще и еще. Нет, нет, нет. А если они арестовали не того? Что, если тот все еще на свободе? И вдруг появилось то самое лицо. Те же глаза, тот же нос, губы. Я смотрела на него, и мне было страшно, как никогда в жизни. Это он, тот парень, что подошел ко мне с чашкой в вытянутых руках. Горячая волна адреналина захлестнула тело. Живот скрутило. Я не смогла совладать со спазмом внутренностей.

– Пап, – тихо проскулила я, – я вся испачкалась.

Но мне нужно было закончить с опознанием. Это единственный способ прижать сообщника Дэнни. Поэтому я снова терпеливо просмотрела все снимки, как меня просили. А потом всхлипнула и дрожащей рукой указала на нужное фото. Я смогла сделать это!

– Молодец, Кэти! – сказал папа. – Теперь ему не ускользнуть.

Звали этого человека Стефан Сильвестр. Ему было всего двадцать лет. И нашли его только потому, что он тоже обжегся кислотой, когда выплескивал содержимое чашки на меня. Всего несколько капель попало ему на лицо, и он сказал матери, что на него напали. Она рассказала об этом кому-то еще, а тот человек вспомнил о просьбе полиции сообщать любую информацию о нападении на меня и смог связать два этих факта. Стефана арестовали, и я с уверенностью опознала его. Теперь и он, и Дэнни сидят за решеткой, где им самое место.

На следующий день ко мне в больницу пришли Пол и Сьюзи. Я была безумно рада их видеть.

– Сьюзи, где твои кудряшки? Ты что, волосы выпрямила? Выглядит шикарно! – улыбнулась я.

– Ох, Кэти! – воскликнула сестра, и слезы потекли по ее щекам. Она думала, я не увижу слез, и старалась, чтобы голос не дрогнул, выдавая ее.

– Не плачь, со мной все в порядке, честно. – Мое сознание было затуманено многочисленными препаратами, и, несмотря на все это медицинское оборудование, трубки, капельницы и мониторы вокруг кровати, я не представляла, насколько серьезны мои травмы.

Следующие несколько дней прошли как в тумане: я спала или просто отдыхала. Потом упросила персонал разрешить мне посидеть на стуле – впервые после операции. Спустя какое-то время я перенесла еще одну операцию, в ходе которой мне почистили раны. Затем впервые смогла сама проглотить ложку йогурта, а после – сидеть на кровати и играть в «четыре в ряд». Мне пришлось давать показания, и Адам записал их на видео. Потом мама и папа читали мне послания, которые десятками присылали мои друзья:

Мы любим тебя, Кэти!

Мы думаем о тебе!

С любовью и наилучшими пожеланиями…

И все же самым сильным чувством в то время оставался страх. Он был со мной постоянно. В самом начале он мог взорваться, как вулкан, так, что медсестрам приходилось успокаивать меня при помощи мощных седативных препаратов. Даже сон не приносил покоя. Дэнни и Стефан постоянно преследовали меня в кошмарах, каждую ночь я просыпалась от крика.

Через девять дней после нападения мой хирург, мистер Джавад, вошел в палату и сказал, что скоро мне предстоит серьезная операция. Врачи собирались применить какое-то вещество под названием «матридерм», новый, самый современный заменитель кожного покрова, который будет служить чем-то вроде каркаса для тканей кожи в процессе восстановления моего лица.

– Его никогда еще не применяли на такой большой поверхности, но, я думаю, для вас, Кэти, это будет наилучшим вариантом. Это вещество содержит коровий коллаген, оно помогает вырастить эластичную упругую кожу, – мягко сказал врач. – А после того как приживим его, мы возьмем кожу со спины и ягодиц и пересадим ее на лицо, грудь и руки. А потом мы введем вас в искусственную кому, чтобы процесс восстановления прошел легче.

Находясь под воздействием седативных препаратов, я едва следила за его объяснениями. Все, что я поняла, – он постарается привести мое лицо в порядок, и в его руках я в безопасности. Мистер Джавад казался мне ангелом. Я знала, что он сделает все от него зависящее.

Два негодяя обезобразили мое лицо. И теперь этот человек постарается его восстановить.

Глава 8
Луч надежды

В тот день, 10 апреля 2008 года, когда меня везли в операционную, я еще не знала, что метод лечения, который предлагал мой хирург, новаторский.

Мистер Джавад с трудом добился того, чтобы мне выделили «матридерм». Он же настоял на том, чтобы после операции ввести меня в искусственную кому. «Боль будет слишком сильной, это еще больше травмирует пациентку», – объяснял он. А после операции нужно лежать абсолютно неподвижно, чтобы участки пересаженной кожи прижились как следует.

Целых шесть часов мой ангел-хранитель восстанавливал то, что уничтожили Дэнни и Стефан. После того как он закончил, меня забинтовали, как мумию, и перевезли в палату интенсивной терапии. Последующие двенадцать дней я пролежала без сознания под действием седативных препаратов.

Кома была лучшим выходом для восстановления после такой операции. Но, увы, это не был глубокий мирный сон. Меня так накачали морфием, что я погрузилась в чудовищный кошмар, наполненный ужасными галлюцинациями.

В этом нереальном мире я шла по улице. Было темно и холодно, шел дождь. Я знала, что там, где раньше было лицо, у меня сплошной струп – ни носа, ни рта, ни щек – только засохший кроваво-красный струп, сочащийся гноем. Я в спортивном костюме, том самом, что был на мне во время нападения. Но на голове у меня панковский ирокез. А вокруг подростки, и все они показывают на меня пальцами и смеются.

– Уродка! Уродка! Уродка! – доносится со всех сторон. Их гогот и оскорбления звучат все громче и громче. Я вбегаю в здание, где расположен полицейский участок. Но там никто не хочет мне помочь. Почему? Банда подростков вытаскивает меня из участка, но мне удается сбежать. Я выбегаю на площадь, похожую на Альберт-сквер из «Жителей Ист-Энда», где снималась в массовке. Они снова находят меня – они всегда меня находят – и тащат к двери какого-то дома на этой площади, стучат в нее, а потом убегают. Дверь открывается настежь, а за ней – Дэнни. И я с криками убегаю прочь, под дождь. Помогите мне, пожалуйста! – стучу я в другую дверь. Мне открывает какая-то женщина и впускает в дом. Тихо! – говорит она, прикладывая палец к губам. – Мы тут живем нелегально. Я киваю и ложусь прямо на пол. Вдруг какой-то человек начинает лапать меня за грудь. Я отпихиваю его – и тут в дом врывается полиция и арестовывает меня за уродство. Они думают, что я парень, и смеются, когда я пытаюсь рассказать им, что со мной произошло. Я Кэти! Я девушка! Я модель! – кричу я в своем кошмаре. Замолчи, мужик! – отвечают мне. Все будет нормально, когда они осмотрят меня. Они увидят, что я девушка, – думаю я. Но когда раздеваюсь и ложусь на холодный металлический стол, оказывается, что я действительно мужчина, и я чуть не глохну от собственного крика. Этот кошмар повторялся снова и снова – один и тот же сценарий, с небольшими вариациями.

Был и еще один сон. Он тоже мучал меня довольно часто.

Я в тюрьме, на мне оранжевый спортивный костюм. Я показываю другим женщинам откровенные фото меня прежней. Это не ты, – фыркают они. – Она красивая, а ты уродка с самого рождения. Ты родилась таким чудовищем. Они пинают, щипают и бьют меня до тех пор, пока я не падаю на пол. В камеру заглядывает охранница. Она равнодушно произносит: Знаешь, пришел Дэнни. Он спросил, можно ли навестить тебя. И мы ему разрешили. Он может делать все, что захочет. Я кричу от ужаса. Он здесь! Дэнни здесь! Он доберется до меня!

Эти сны казались такими реальными! И длились целую вечность. Каждый раз мои сокамерницы насиловали меня, тыкали в мои половые органы ножницами. Я смотрю вниз, а у меня там ничего нет. Просто пустота.

Мне все вырезали! – понимаю я и в глубине души даже радуюсь. По крайней мере теперь они больше не смогут причинить мне боль.

Казалось, я застряла в этой тюрьме навек. Голая, потому что заключенные отобрали у меня одежду, умирающая от голода, потому что они крали мою еду. И совсем беспомощная, так как Дэнни насиловал меня каждую ночь… Все казалось настолько реальным, что я и представить себе не могла, что это все лишь галлюцинации. Я чувствовала каждый удар, каждую пощечину, каждый приступ панического ужаса.

Наконец меня вывели из комы. Но когда спустя две недели после операции медики уменьшили дозу седативных препаратов и я начала просыпаться, галлюцинации продолжились. Из-за морфина я все еще пребывала в странном сумеречном мире, в котором чудовищным образом перемешались кошмары и реальность. Когда физиотерапевты делали мне массаж, чтобы предотвратить отек легких, мне казалось, что меня пытаются изнасиловать. А медсестры… Как мама с папой не понимают, что они тоже пытаются меня убить? Когда санитарки мыли меня, мне казалось, что я заблудилась и брожу где-то совсем одна, под дождем. Когда мне делали уколы в вены на ногах, я думала, они ломают мне лодыжки.

– Уберите их от меня! Они пытаются перекрыть мне кислород! – твердила я, не понимая, что на самом деле мне хотят помочь. Я щипалась, брыкалась, думая, что они собираются навредить мне.

– Мам, я что, попала в автомобильную аварию? Я в тюрьме? Но я же ни в чем не виновата. Ты должна меня отсюда вытащить! – бормотала я, указывая на синюю больничную форму. – Видишь? Здесь написано: Только для тюрьмы.

– Нет, дорогая, на ней написано: «Только для больницы», – напрасно успокаивала меня мама.

– Нет! Ну почему ты мне не веришь?

Я не могла заставить их понять. Я что, в тюремной больнице? И родителям позволено меня навещать? Это хорошо. Здесь я в безопасности. Но Дэнни все еще поблизости. О Боже! Где он? Они должны его остановить!

– Тише, доченька моя, Дэнни не причинит тебе вреда. Полиция арестовала его. Теперь тебе ничего не грозит, – уверяет меня мама, и душу переполняет радость.

Он не может добраться до меня! Я в безопасности! – сердце поет от облегчения. Но такие светлые моменты длятся недолго. Ночью я вижу, как огромные рептилии и жуки облепили стены палаты. А когда смотрю в окно на пост медсестры, то за стеклом вижу только жуткие маски, как на Хеллоуин. Они все хохочут, хохочут, а я визжу и опять оскандаливаюсь от страха.

Но я не обращаю на это внимания, галлюцинации с новой силой накрывают меня: Дэнни пробирается ко мне в палату по ночам, снова и снова нападая на свою жертву. Я опять чувствую, как он насилует меня, как обливает кислотой, и меня опять настигает та боль… Притаившиеся в тени чудовища… Крики ужаса… Я потеряла ощущение времени, как и способность различать, где реальность, а где сон.

Чтобы стабилизировать мое состояние, врачи поменяли препараты, но в результате я практически впала в кататонию[5]5
  Психопатологический синдром, основным клиническим проявлением которого являются двигательные расстройства. В его структуре выделяют катотоническое возбуждение и ступор.


[Закрыть]. Родители решили, что у меня, кроме всего прочего, повредился мозг. Я лежала с отвисшей челюстью, пуская слюни, и смотрела в пространство перед собой. Мою кровать передвигали, чтобы я могла смотреть в окно, мне делали рентген, чтобы убедиться, что в легкие не попала инфекция, соскребали клетки с глазных белков, чтобы сделать анализ.

Слава Богу, спустя несколько дней галлюцинации постепенно прекратились. Но я все еще принимала много разных препаратов, и сознание не было ясным. То я не могла сдержать рыданий, а в следующее мгновение уже планировала, что после выхода из больницы стану работать косметологом.

– Я с нетерпением жду момента, когда смогу вернуться к работе, мама, – жизнерадостно щебетала я. – Я всю ночь об этом думала. И решила, что брошу модельный бизнес и вернусь к косметологии. Я уже все продумала. Я найду работу в салоне красоты. Это будет просто замечательно.

– Да, золотко, это звучит восхитительно, – отвечала мама, хотя прекрасно понимала, что у меня нет никаких шансов. Руки еще не слушаются меня. И я по-прежнему не осознаю, насколько серьезно пострадала.

В какой-то момент мне даже показалось, что мы находимся на съемочной площадке фильма и весь медперсонал – просто артисты.

– Ты опоздала! – кричу я маме. – Мы уже закончили съемки, ты все пропустила. Сейчас мне нужно домой. Но ты можешь прийти позже.

А в другой раз я не смогла понять, кто есть кто.

– Кто я, дорогая? – спрашивает мама.

– Ты моя мама! – раздраженно восклицаю я в ответ. С чего это она задает мне такие идиотские вопросы?

– А я кто, Кейт? – спрашивает папа.

– А ты наш пес, Барклай, глупыш, – отвечаю я.

Однажды утром я проснулась в панике. Моя банковская карточка не закрыта! А что, если кто-нибудь попытается обокрасть меня? Нужно сказать маме с папой. И я позвонила им в пять утра. Они снимали номер в отеле для родственников пациентов, который организовали при больнице. Они прибежали в мою палату, и я принялась их отчитывать.

– Обязательно аннулируйте мои кредитки! Нужно спасти мои деньги! Вдруг кто-то их украдет? Нужно сделать это немедленно!

Это был полный бред. Я всегда превышала свой баланс, у меня на счету почти не было денег. Но в своем спутанном сознании я не могла успокоиться, пока они не сделают, что им велено.

Я зачем-то постоянно рассказывала окружающим о своей прошлой жизни. Мне казалось необходимым, чтобы они знали – я не всегда была такой.

– Привет, меня зовут Кэти. Я модель, – говорила я медсестрам снова и снова. – Сейчас и не скажешь, но раньше я была очень красивая!

– Мы знаем это, Кэти, – заверяли они меня.

– Честное слово, – настаивала я. Мне было важно, чтобы они поверили. Казалось, Дэнни отнял у меня мою личность, и теперь мне нужно было всем доказывать, что я – это я.

Физически, к счастью, дела обстояли лучше. Хотя меня по-прежнему кормили через зонд, я уже пробовала есть хлопья самостоятельно. Мама стала возить меня по больнице на кресле-каталке. У меня, правда, не получалось держать голову – она клонилась вниз. Впрочем, я пока плохо соображала, чтобы думать о том, как выгляжу. По крайней мере я могла вставать с кровати.

Постепенно в голове у меня прояснялось. Но реальность была не многим лучше мучавших меня кошмаров.

– Мне так страшно, мама, – повторяла я вновь и вновь. – Дэнни меня изнасиловал, а тот, другой, плеснул мне в лицо кислотой. Это было ужасно!

– Я знаю, Кэти. Успокойся, все уже позади. Теперь все будет в порядке.

Только сейчас до меня начало доходить, насколько сильны мои травмы: я наполовину ослепла. Доктора не могли с уверенностью сказать, восстановится ли зрение, или наоборот, ухудшится. Я была неспособна нормально глотать, поэтому изо рта постоянно текла слюна. И нормально есть, потому что серьезно пострадал пищевод. И я была еще настолько слаба после операции и последовавшей за ней комы, что не могла ходить в туалет и даже пользоваться уткой. Поэтому на меня надевали подгузники, и я ходила под себя, как младенец. А лицо… Я даже думать об этом не могла. Пока не могла.

Я боялась полностью ослепнуть. Вернусь ли я когда-нибудь к нормальной жизни? Ведь мне даже дышать больно. Мне настолько страшно! Я боялась все время и всего!

– Мне так страшно, Сьюзи! – говорила я сестре, когда она осторожно кормила меня мороженым.

– Понимаю, Кэти. Успокойся. Теперь мы все здесь, с тобой.

– Почему это все случилось со мной? Чем я это заслужила? Я же никогда никому не желала зла, ничего плохого не сделала. Почему я?

– Тихо-тихо, успокойся. Все хорошо.

Ну какое уж тут «хорошо»?! Как может когда-нибудь что-нибудь наладиться? Моя прежняя жизнь кончилась. Пол принес мне iPod в надежде, что это меня подбодрит, но песни, которые я раньше с удовольствием слушала, навеяли только тоску.

– Выключи! – крикнула я, когда зазвучала композиция Кристины Милиан «I'm a Believer». Меня преследовали воспоминания: в танце я кружусь по комнате, подпевая. Ту девушку переполняли надежды, амбиции, она была готова горы свернуть. Теперь она умерла. Ее убили на центральной улице города в тот самый понедельник марта.

– Сейчас же выключи! – кричу я снова.

По-прежнему каждую ночь во сне мне являлся Дэнни, и я с воплем просыпалась, испачкав подгузники.

Ты в больнице, Кэти, – успокаивала я саму себя. – Дэнни здесь нет. Вот, смотри, на краю кровати игрушечный Тигра, которого принес Пол. Бедная ночная медсестра! Ей приходилось постоянно мыть меня. А однажды она не смогла справиться самостоятельно и позвала своего коллегу-санитара помочь ей. Как только он вошел в палату, со мной случилась истерика. Он мужчина, а значит, может сделать со мной то же, что и Дэнни.

– Пожалуйста, уйдите, прошу! – рыдала я.

– Не бойтесь меня, я же медбрат, – мягко уговаривал он, но я не могла совладать с охватившей меня паникой. Почему это снова со мной происходит? На меня опять нападут?

– Не надо! Не мучайте меня! – я зашлась в истерическом крике.

Со мной работал специальный психолог, специалист по реабилитации людей, пострадавших от ожогов. Ее звали Лиза. Пока я была неспособна воспринимать действительность, она много общалась с моими родителями, помогала им. Или сидела у моей постели, ласково объясняя, что со мной происходит.

Кроме папы и Пола, единственным мужчиной, рядом с которым я чувствовала себя спокойно, был мистер Джавад. Он каждый день приходил навестить меня, старался ободрить, утешить.

– Ты хорошо поправляешься, Кэти. Я так горжусь тобой! – говорил он. В его умных теплых глазах я видела сострадание. – Ты не всегда будешь такой, обещаю. Ты не одна. Я буду рядом. Мы вместе шаг за шагом пройдем весь путь к твоему выздоровлению!

Но хотя я и доверяла мистеру Джаваду, не могла поверить в то, что он говорит. Дэнни отнял у меня все. Он уничтожил мое достоинство, мою гордость, сломал мой дух. Он искалечил меня, оставив лишь изуродованную оболочку. С карьерой покончено, жизнь моя разрушена. Я чувствовала себя полностью опустошенной, меня переполняли только страх и стыд. Смогу ли я когда-либо оправиться от этого? Казалось, это невозможно. У меня нет надежды.

А потом я познакомилась с Элис. Индианка средних лет, она была одной из многих замечательных медсестер, которые ухаживали за мной. В какой-то момент она стала задерживаться у моей постели после смены или во время своего перерыва. Шоколадно-карие глаза, шелковистые темные волосы и такой же теплый взгляд, как у доктора Джавада. Она сидела рядом со мной и рассказывала о своем сыне, о работе, о семье. Это была обычная болтовня о том о сем, но ее присутствие успокаивало меня. Если вдруг появлялось желание плакать, она позволяла мне выплакаться, а если я не могла заснуть, пела мне восхитительные индийские колыбельные. Я не понимала ни слова, но, несмотря ни на что, чувствовала себя в безопасности.

– В жизни все имеет причину, – однажды сказала она своим красивым спокойным голосом. – Не бойся, Кэти. Господь уготовил для тебя еще много хорошего. Это не конец жизни. Я буду молиться за тебя.

Прежде мне не доводилось серьезно задумываться о Боге. Родители не были религиозными, и я никогда не ходила в церковь, не читала Библию. Но на меня повлияла вера Элис. Впервые в жизни я молила Господа, в которого раньше не особо верила: Пожалуйста, помоги мне. Дай мне силы! Укажи, как пройти через все это!

Однажды ночью я лежала в темноте и слушала, как стрекочут мониторы, как булькает морфин в моей капельнице. Я погружалась в отчаяние. Оно переполняло меня. Это не жизнь, а пустое существование. Я не могу так жить! Тут за мной наблюдает слишком много глаз. И я решила, что, когда меня выпишут, я покончу с собой. Я наглотаюсь таблеток. Или выброшусь из машины, когда меня будут везти домой, – думала я. – Это просто невыносимо. И всем будет легче без меня. Так что лучше мне умереть.

Именно тогда я приняла решение. Это было моим секретом, и когда я об этом думала, то плакала от облегчения. Я смогу вынести бремя своего существования, если буду видеть, что конец не за горами. Я смогу снова контролировать собственную жизнь и на своих условиях ускользнуть от Дэнни. Конечно, мама с папой и Сьюзи с Полом будут горевать обо мне. Но со временем они поймут, что так лучше. Это единственно правильное решение. У меня просто нет другого выхода.

И вдруг в душу закралось странное чувство. Я ощутила чьи-то теплые объятия, меня словно обволакивало тепло. Оно заполняло всю меня – и мои израненные руки, и покрытую шрамами спину, и разбитое сердце. И я почувствовала, что душа моя наполняется светом.

Все будет хорошо, – раздался голос в моей голове. – Твое путешествие только началось. Ты выдержишь это.

Впервые с того момента, как Дэнни разорвал мою жизнь на куски, в сердце затеплилась надежда. Ему не одолеть меня. Я не позволю. Я вдруг поняла, что у меня хватит сил вынести это и построить новую жизнь. Я не знала, откуда появилось это чувство, откуда взялись силы. В моей душе? Или это Господь коснулся меня, потому что я была близка к тому, чтобы распрощаться с жизнью? Так или иначе, но этот лучик света помог мне выжить, выстоять в ту долгую темную ночь.