Текст книги "Нерешительный поклонник"

Но какие бы чувства ни пробуждал портрет, все они представлялись незначительными в сравнении с эмоциями, испытываемыми теми, кому довелось встретиться с самим маркизом. Эти глаза, казалось, проникали в самую душу собеседника и извлекали из темных глубин самые сокровенные секреты. Роджер и возненавидел лорда Седжуика именно за то, что тот сумел его разгадать и показать ему самому тщетность всех надежд и устремлений. Адриана была высокородной дамой, дочерью графа, не больше и не меньше. Она была на короткой ноге с местной и столичной знатью, и все же Роджер, сознавая, чем грозит ему судьба в случае проигрыша, предпочел забыть о низком происхождении и отдаться на волю все укреплявшегося желания завоевать ценный приз.

И вот теперь он стоял лицом к лицу с человеком, удивительно походившим на покойного маркиза. Как бы истово Роджер ни стремился отрицать это, отец и сын были похожи друг на друга, как две капли воды. Наследник покойного маркиза наконец вернулся домой, вероятно, чтобы предъявить права на наследство и, вне всякого сомнения, на руку Адрианы Саттон. Какой нормальный человек способен так долго отвергать столь замечательную красавицу… с приданым, достаточным, чтобы вскружить голову любому нищему?

Корчась под проницательным взглядом офицера, Роджер едва сдерживал просившиеся на язык резкие эпитеты. Какая несправедливость! Какая жестокая несправедливость! Человек, и без того богатый и знатный, обогатится еще больше, женившись на леди Адриане!

Но Роджер до того боялся собак, что мужества хватило только на поспешное бегство под прикрытие раскидистого куста в кадке в ближайшем арочном проходе.

Зато Адриана никак не могла найти разумного объяснения происходящему. Странно, что это нашло на животных! Они терпеть не могли чужаков, и тому примером их упорная ненависть к Роджеру. Но сейчас ластятся к этому офицеру. Наверное, он какой-то дальний родственник Уиндемов. А если нет, что делает в их доме?

Тайну разгадала Саманта. Словно очнувшись от долгого сна, она ошеломленно тряхнула головой и с восторженным визгом ринулась к офицеру.

– Колтон! Дорогой брат, это в самом деле ты?!

И не успел тот ответить, как она бросилась ему на шею, едва не задушив в объятиях. На этот раз ему удалось не выпустить из рук трости. Прошла добрая минута, прежде чем Саманта разжала руки и с ликующим смехом отстранилась. Равнодушная к гневной неприязни, с которой пытался справиться Роджер, и к смятению Адрианы, едва стоявшей на ногах, Саманта была вне себя от радости, еще не до конца поверив, что брат все-таки вернулся домой.

– О, Колтон, я едва тебя узнала! Да ты вырос на полголовы! Чуть ли не выше папы! О… ты выглядишь таким взрослым… вернее, красивым и представительным!

Адриана вдруг поняла, что совершенно неприлично глазеет на маркиза. Впрочем, как тут не глазеть на человека, которому обещана с шести лет?!

Она продолжала всматриваться в его лицо, ища черты того молодого человека, которого когда-то знала. Много лет назад, когда оба отца пытались убедить его выполнить заключенный контракт, шестнадцатилетний Джеймс Колтон Уиндем наотрез отказался и уехал из дома. С тех пор и до сегодняшнего дня никто из родных его больше не видел. Что же, Колтон доказал силу своего характера, и Адриана, как и Саманта, с годами все больше убеждалась, что он вряд ли вернется. Теперь же, в тридцать два года, он стал настоящим мужчиной и настоящим красавцем. Куда до него тому долговязому юнцу, не пожелавшему жениться на ней! Утонченное аристократичное лицо с прямым носом и серыми глазами, полупрозрачными, как озеро при лунном свете, могло свести с ума любую девушку. Неудивительно, что в детстве Адриана была от него без ума! Он был ее принцем, отважным защитником в сверкающих доспехах! И вот теперь он дома. И готов предъявить права на наследство. Интересно, знает ли Колтон об условиях завещания? Согласится ли выполнить контракт или откажется, как шестнадцать лет назад?

Неопределенность вызвала знакомое сосущее чувство в животе, хотя Адриана сама не понимала, что хуже: свадьба или нежелание жениха идти к алтарю?

Тем временем Колтон, опершись на трость, свободной рукой шутливо пощекотал шейку сестры.

– Дорогая сестрица, надеюсь, ты успела услышать, что Бонапарта снова свергли и заточили на острове Святой Елены. Если повезет, императору больше не удастся сбежать, чтобы вновь разбудить гнусного дракона войны, ненасытного могильного червя, пожравшего жизни тысяч людей и оставившего плакать вдов и сирот.

Саманта дрожащими пальчиками провела по ямочке на щеке брата.

– Я думала, ты вернешься скорее. Папа все время звал тебя на смертном одре и умер с твоим именем на устах, когда окончательно потерял надежду тебя увидеть.

Колтон сжал ладошку сестры и поднес к губам.

– Прости меня, Саманта. Пожалуйста. Ты не представляешь, как терзает меня совесть. Когда ты впервые сообщила о болезни отца, я не смог покинуть поле брани. Позже, когда пришло письмо о его смерти, я лежал в госпитале. Рана оказалась такой серьезной, что хирурги подумывали отнять мне ногу по самое бедро и предупредили, что операция неизбежна, если инфекция распространится дальше. Если бы мне не повезло видеть, как один сержант излечил такую же гниющую рану самыми омерзительным средствами: личинками мух в сочетании с отвратительной смесью глины и мха… я остался бы калекой. Если бы вообще выжил. Но ушло немало времени, прежде чем я снова смог ходить. Пришлось из кожи вон лезть, чтобы получить отставку. Меня уговаривали, обещая сделать бригадным генералом и дать любое назначение, какое только пожелаю, тем более что война в некоторых областях Франции еще продолжается. Но я твердо стоял на своем, повторяя, что желаю вернуться домой.

Подруги зачарованно слушали, боясь проронить слово, настолько потрясенные странным способом излечения, что почти не слышали дальнейшей речи. Обе брезгливо морщились. Саманта даже прикрыла дрожащей рукой рот, боясь, что ее сейчас вырвет. Наконец она перевела глаза на трость и нерешительно спросила:

– Но… ты уже совсем выздоровел?

– Да, только немного хромаю, поэтому и вынужден ходить с тростью. Но со временем это скорее всего пройдет. А если что-то и останется, тоже не беда.

Саманта зажмурилась, стараясь удержать слезы, но, почувствовав, как его рука легла ей на плечи, жалобно пискнула:

– Я буду благодарить Господа милосердного за твое благополучное возвращение! Наши молитвы услышаны! Брат осторожно погладил ее по спине.

– Я уверен, что стою здесь, живой и относительно невредимый, только благодаря тебе и нашей драгоценной матушке. Вы были моими заступницами перед Спасителем, и я должен поблагодарить вас от всего сердца, ибо приходилось не раз смотреть в лицо смерти.

Адриана невольно вспомнила о собственных молитвах, произносимых в тиши спальни. Иногда она часами лежала без сна, не в силах вынести мысли о Колтоне, лежащем на поле боя, раненом, а может, и убитым. Он был единственным сыном у родителей, которых Адриана любила, почти так же сильно, как своих, и героем ее девических фантазий. Как могла она не помолиться за его благополучие?

Саманта, не в силах вынести неопределенности, с надеждой всмотрелась в лицо брата.

– Означает ли твое присутствие, что ты наконец решил вступить в права наследства?

Колтон спокойно смотрел в ее влажные глаза.

– Как всякий, кому по праву принадлежит титул, я не исполнил бы своего долга перед семьей, допустив, чтобы он перешел к нашему кузену Латаму.

Саманта не знала, то ли лить благодарные слезы, то ли смеяться от радости, и в конце концов поддалась обеим эмоциям. Последний визит Латама поссорил ее с кузеном. Он явился под предлогом необходимости присутствия на похоронах дяди, но вошел в дом с напыщенным видом хозяина, приехавшего осмотреть вновь приобретенное владение. Мало того, он даже не отдал последний долг мертвецу, прежде чем потребовать, чтобы Гаррисон провел его по всем комнатам, и страшно обозлился, когда преданный слуга спросил на это разрешения у леди Уиндем. Он вел себя так нагло, что Саманта почти ожидала приказа немедленно принести фамильные драгоценности. Несмотря на все усилия сдержаться, она не выдержала и отбрила Латама, когда тот поинтересовался, куда намеревается переехать ее мать, холодно сообщив, что леди Филана останется в Рэндвулф-Мэноре, как мать наследника.

– Латам будет разочарован, – пробормотала она с ослепительной улыбкой. – По-видимому, он посчитал, что ты погиб при Ватерлоо. Если бы не уверения твоих подчиненных в обратном, мы с мамой были бы безутешны. Но все офицеры давно вернулись домой, и мы начали бояться, что ты откажешься выйти в отставку и принять титул. Но теперь ты дома, и все будет хорошо! Знай я, что ты сегодня приедешь, вместе заехали бы за Адрианой и нашими гостями и устроили бы пикник.

Но Колтон усмехнулся и покачал головой.

– Боюсь, путешествие в экипаже сильно меня утомило. Да и нога побаливает. А пока вас не было, я улучил несколько минут для разговора с матушкой. Потом она захотела отдохнуть, а я решил побродить по дому, возобновить знакомство со старыми слугами, поиграть с Лео и Арисом. И в этот момент приехали вы.

Саманта лукаво улыбнулась.

– Ты уезжал почти ребенком, а вернулся мужчиной…

– И нашел тебя взрослой женщиной, – с усмешкой возразил Колтон. – Тогда тебе было всего восемь лет! Матушка сообщила о твоей свадьбе в длинном письме, и, должен признаться, я был потрясен. До сих пор не до конца поверил собственным глазам! Младшая сестричка выросла и вышла замуж!

– Наверное, по-прежнему представляешь меня худенькой малышкой, которая повсюду следовала за тобой, дорогой братец. Но теперь мне двадцать четыре, значит, ты по сравнению со мной положительно дряхлый старец!

Колтон притворно насупился, но Саманта ловко ускользнула и приложила ладонь к уху.

– Да-да, я почти слышу, как скрипят твои кости! Брат разразился смехом.

– Увы, сестрица, это не столько от возраста, сколько благодаря тяготам войны. Если еще не успела заметить, я прекрасно сохранился.

Полностью согласная с братом, Саманта, однако, скептически закатила глаза.

– Ну кто такому поверит?

Колтон предупреждающе вытянул руку и встал в картинную позу, не скрывая, впрочем, веселости.

– Довольно нести чушь, плутовка! Прикажешь ждать еще час, чтобы познакомиться с гостями?

И, не дожидаясь ответа, повернулся и направился к темноволосой красавице, которую имел удовольствие увидеть всего несколько минут назад. Как давно он не ощущал мягкость женской груди, прижимающейся к его собственной! А стройная ножка, скользнувшая по его бедру! Ее прикосновения пробудили в нем безумную страсть, остававшуюся неудовлетворенной вот уже не один месяц. И хотя можно было с уверенностью сказать, что дочь Джайлза Саттона была невинной девушкой и скорее всего не сознававшей своего воздействия на него, отныне ее образ был навеки запечатлен в его душе.

Много лет назад Колтон не поверил предсказанию отца, утверждавшего, что в один прекрасный день он будет искать общества леди Адрианы. Разве мог он предполагать за годы отсутствия, что при первой встрече он будет потрясен необычайной прелестью той, кого так упрямо отвергал? Куда девалась тощая девчонка с огромными темными глазами, которая вместе с Самантой не отходила от него, когда приезжала вместе с родителями?

И вот теперь ничем не примечательная крошка превратилась в редкостную драгоценность. Тонкий прямой носик, изящно очерченные скулы и идеально вылепленные черты овального личика сами по себе могли покорить сердце любого мужчины, но большие, чуть раскосые, обрамленные шелковистыми ресницами глаза под грациозно изогнутыми бровями напоминали о маленькой озорнице, какой она была когда-то. Впрочем, и его воспоминания были мимолетны, как ветер, шуршавший в ветвях деревьев.

В детстве Адриана была высокой и худой. Даже сейчас она была на полголовы выше Саманты и, хотя сохранила стройность, приобрела женственные изгибы, к которым так и тянулась мужская рука. Из-под залихватски сидевшей шляпы выбивалось несколько прядок. Белоснежная шея, оттененная жабо, тоже могла оказаться лакомым кусочком, который, вероятно, будут долго смаковать его губы. Впрочем, как и украшенные жемчужинами ушки. А искусительное благоухание, исходившее от нее, легкой змейкой проникало в самое его существо. Румянец на щечках стал гуще, указывая на то, что леди смущена.

Сердце Колтона защемило при воспоминании о резком разговоре с отцом, который закончился его уходом из дома. Как он мог не разглядеть в Адриане Саттон ту ослепительную красавицу, какой она стала теперь! На свете редко встречается подобное совершенство!

Впервые за шестнадцать лет отсутствия он с сожалением думал о своем отказе смириться с устроенной отцом помолвкой. Гордости Колтона был нанесен сокрушительный удар. Не будь он так близорук и упрям, Адриана давно бы принадлежала ему!

– Простите, что сразу не узнал вас, – пробормотал он. – Вы так изменились, что я могу лишь благоговейно молчать при виде столь поразительной красоты. Дело в том, что я по-прежнему считал вас ребенком, но, как вижу, ошибался. Отец всегда твердил, что когда-нибудь вы станете красавицей. И вы теперь настоящая богиня.

Слабая улыбка, коснувшаяся губ Адрианы, была единственным свидетельством ее попыток сохранить некое подобие спокойствия. Когда-то этот человек разбил ее сердце, и теперь единственное, что ей остается, – держаться с холодным достоинством. Она очень рада, что он вернулся живым и невредимым со страшной войны. Рада настолько, что готова броситься ему на шею, как Саманта. И все же ее останавливало опасение, что он откажется от договора, заключенного в его отсутствие, и снова покинет Рэндвулф-Мэнор, теперь уже навсегда.

– Вы очень добры, милорд, но ни к чему извиняться, – ответила она, нерешительно улыбаясь. – Ваше недоумение вполне понятно. Когда вы уезжали, мне было всего шесть лет, и можно только предположить, сколько всего случилось в вашей жизни за это время. Однако годы были к вам милостивы, несмотря на множество сражений, в которых вам пришлось участвовать.

– Да, я, несомненно, стал старше и обзавелся бесчисленными шрамами, – признал Колтон, небрежно показывая на небольшие рубцы на лице, придававшие ему еще больше привлекательности. – Но за время своего отсутствия я научился больше ценить тех, кого покинул, и часто вспоминал о страданиях, которые причинил своим поведением. Но что поделать, былого не вернешь, и ошибок не исправишь. Вонзив шпоры в бока своего коня, я ускакал, стараясь не думать о том, что натворил из-за своего упрямства. И мог только надеяться на то, что когда-нибудь мне простят боль и обиды, нанесенные мной.

Учитывая, что Колтон многого не знал, Адриана могла лишь гадать, скажет ли он то же самое, когда узнает условия завещания. Во всяком случае, она не хотела бы при этом присутствовать!

– Я разделяю радость ваших родных и черпаю утешение в том, что вы вернулись в родной дом, милорд. Саманта так и не пришла в себя после смерти отца, и я потеряла надежду ее успокоить.

– Когда-то вы называли меня по имени, – напомнил он. – Неужели так уж трудно сделать то же самое сейчас?

Адриана неожиданно поняла, что его близость вызывает в ней ощущения, казалось, давно умершие. Когда-то этот человек разрушил образ, созданный ею в воображении. Для нее он действительно был отважным рыцарем, но рыцарь сбежал от нее. И дабы не допустить повторения чего-либо подобного, она теперь должна держаться подальше от него, чтобы паруса, когда-то наполненные девичьими грезами и мечтами, не обвисли вновь. Только когда она будет уверена в его решении выполнить договор, отдаст ему свою дружбу, а со временем, возможно… и сердце.

– Пожалуйста, простите мои детские промахи, милорд, – ответила она, отступая и смело встречая его взгляд. – Это было так давно, и я не умела себя вести. Могу лишь надеяться, что матушка успела научить меня хорошим манерам и умению выказывать подобающее уважение благородным джентльменам.

Склонив голову набок, Колтон с любопытством оглядел девушку. Почему она отказывается вести себя более непринужденно? Ведь он сам просил ее об этом!

– Судя по вашему ответу, вы не сторонница фамильярности.

– Но моя матушка была бы недовольна таким нарушением этикета, милорд!

Брови Колтона насмешливо вздернулись.

– Бросьте, Адриана! Наши родители тридцать лет прожили в добром соседстве и стали друзьями еще до моего появления на свет. Представьте, я помню тот день, когда вы появились на свет, и с какой важностью я нес цветы, которые нарвала матушка в оранжерее, перед тем как повезти меня с Самантой взглянуть на новорожденную. Тогда вы были самым крошечным, самым красным и крикливым созданием, какое я когда-либо видел в жизни. Не можете же вы не согласиться, что близкая дружба наших семей дает нам некоторые привилегии?

Адриана все больше убеждалась, что этот человек с его обаянием способен вскружить голову любой женщине и, уж несомненно, имел немало любовниц. Что же, нельзя винить женщин, поддавшихся его чарам, хотя… хотя, к собственному удивлению, она вдруг обнаружила, что ее сердце далеко не так спокойно, как она бы хотела.

Ничего, она еще способна противостоять его торжествующей улыбке!

Адриана постаралась взять себя в руки и напомнить себе, что, вполне возможно, ей придется немало страдать, когда правда выйдет наружу. Лучше сохранять дистанцию и спасти хоть малую часть уязвленной гордости.

– Боюсь, милорд, ваше долгое отсутствие сделало нас чужими людьми. И нельзя вернуть прошлое за несколько минут или даже часов разговора.

Боже, какая неотразимая улыбка! И как трудно ей противиться!

– И вы не передумаете, Адриана?

Глядя в полупрозрачные глубины серых глаз, Адриана ощущала, что время повернуло вспять, словно она вновь стала ребенком. Ребенком, обожавшим Колтона Уиндема. Он был братом, которого она никогда не имела, героем, уступавшим только ее отцу, рыцарем достойнее всех тех, о которых она читала в сказках. Потом настал роковой день, когда она поняла, что не нужна ему. Как-то он поведет себя, узнав, что ничто не изменилось за время его отсутствия?

Но Колтон продолжал настаивать на своем:

– Если так, Адриана, мне придется обращаться к вам в той же манере. Вам не кажется это нелепым, учитывая близкую связь между нашими семьями?

– Я не могу вам ничего указывать на этот счет. Вы сами должны решить, стоит ли подчиняться строгому кодексу правил поведения истинного джентльмена или нет.

– Вот как?

Колтон изобразил оскорбленную гримасу и приложил загорелую руку к алому мундиру, словно зажимая свежую рану.

– Вы правы, Адриана, я вел себя не лучшим образом. И все же за эти годы я сумел научиться хорошим манерам.

– Об этом я ничего не знаю, милорд. Половину вашей жизни и большую часть моей вы провели вдали отсюда.

– Да, и хотя ожидал перемен, все же не думал, что придется быть столь сдержанно учтивым с дочерью ближайшего друга семьи.

– Ваш титул позволяет вам вести себя, как заблагорассудится, милорд.

Колтон раздраженно вздохнул и, опершись на трость, завел свободную руку за спину.

– Дражайшая Адриана, вы – видение, о котором может только грезить одинокий мужчина вдали от дома. И если бы я хранил в сердце подобные воспоминания, они наверняка дали бы мне надежду в горькие часы утрат. Слова, слетающие с ваших прелестных губок, кажутся приятнее аромата роз, но, увы, острые шипы вонзаются в меня, заставляя гадать о причине глубокой пропасти, появившейся между нами. Неужели вы не можете простить мне юношеской жестокости? Поверьте, теперь перед вами не мальчик, но муж.

Ее нерешительная улыбка была мимолетна и выглядела натянутой.

– Если я показалась вам невежливой, милорд, то, вероятно, потому, что переняла некоторые недостатки старших. Колтон слегка отшатнулся, как от удара.

– Да, тогда я был груб. с вами, – кивнул он, – и теперь должен загладить свой проступок. Но я не хотел ранить вас, Адриана. Вы были невинной жертвой, а я опозорил себя, оскорбив вас.

Он замолчал и, увидев, что она вновь покраснела, с очаровательной мальчишеской улыбкой шагнул вперед, переступив невидимую границу, которую мысленно провела Адриана.

– Но позвольте заверить, дорогая, что лучше вас нет никого на свете. Вы – редкостная драгоценность, подобных которой я не встречал. Увидев вас, я горько пожалел, что вел себя так глупо и в запальчивости покинул дом.

Адриана резко вскинула голову и несколько мгновений всматривалась в веселые серые глаза, словно желая понять, насколько он искренен, но, совершенно сбитая с толку, тихо выдохнула:

– Вы шутите со мной, милорд!

Колтон негромко рассмеялся, довольный, что сумел прорвать барьер ее отчужденности.

– Возможно, так и есть, Адриана. – И, подождав несколько бесконечных мгновений, шепнул ей на ухо: – А возможно, и нет.

Адриана тут же отпрянула и в отчаянной попытке найти подходящий ответ несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем убедилась в бесплодности своих усилий. Поведение Колтона совершенно выбило ее из колеи.

Он протянул руку, погладил по щеке и осторожно провел пальцем по ее пухлым губкам.

– Пожалейте меня, Адриана. Новой раны я не вынесу. Еще прежняя не зажила.

С этими словами он повернулся и, не прощаясь, отошел. Девушка прижала ладонь к горящей щеке, той самой, которой только что коснулась его рука. Сквозь биение крови в висках пробивалась единственная связная мысль: Колтон Уиндем ничуть не изменился, ибо даже сейчас способен одним словом и нежной улыбкой вскружить ей голову, как множество раз в прошлом, когда подшучивал над влюбленной в него девочкой. Разве он может понять, какой удар нанес ей своим гневным отказом согласиться на брак? И что бы сейчас Адриана ни твердила себе, он снова привел ее в замешательство и лишил самообладания, только на этот раз вселив в нее напрасные надежды. Тот странный восторг, который она ощутила в его присутствии, не сулил ничего хорошего.