Текст книги "Цветочное сердце"

Палец за пальцем я сняла правую садовую перчатку. С максимальной осторожностью вложила свою ладонь в ладонь Ксавье, словно это смягчило бы удар, но едва коснулась его кожи – он вскрикнул.

Я отскочила от него:

– Говорила же я вам!

Ксавье встряхнул руку, словно держал ее над плитой.

– Как любопытно, – пробормотал он. – Ваша магия не повинуется вашему собственному сердцу.

– Любопытно?! – выплюнула я. – Да это возмутительно!

Ксавье снова потянулся к моей руке и заглянул в глаза.

Там, где я коснулась его ладони, появилась бледно-розовая полоса.

– Я помогу вам. Мы разберемся с вашей магией. А как только ваш отец исцелится, она больше не будет обременять вас.

Магия клубком свернулась у меня внутри. Она ненавидела, когда ее называли бременем.

«Так ты и есть бремя», – сказала я ей. С течением лет она стала порывистее. Первые месяцы после того, как у меня появилась сила, накладывать заклинания было сложно, потом они стали дикими, неуправляемыми и слишком мощными. Теперь моя магия была опасной, чистой и простой. Возможно, у кого-то другого она станет более управляемой.

Тем не менее ревность и разочарование паразитами подтачивали меня изнутри. Ксавье был лишь на месяц старше. Мы получали одинаковое магическое образование, но он закончил учебу на целый год раньше. Почти сразу после этого вошел в состав Совета. Преуспел везде, где я потерпела неудачу.

Оставалось лишь надеяться, что он сможет помочь мне благословить папу.

Я сделала судорожный вдох и стиснула ладонь Ксавье, глядя ему в глаза. На этот раз он не отстранился. В горле встал ком – магическая сила понеслась по венам, стекаясь в ладонь. Повсюду вокруг нас вспыхивал свет, солнечные зайчики порхали вокруг наших рук и, словно фейри, пролетали мимо щек.

Потом свет заплясал в глазах Ксавье. Они были красивыми, теплыми, не цвета ночного неба, а темно-карими, обрамленными длинными ресницами. Но под ними залегли густые тени.

Ладонь Ксавье дрожала, но он не сводил с меня взгляд, пока говорил:

– Клянусь вам, Клара Лукас, я стану учить вас всему, что умею, до того дня, пока вы не сможете освободить своего отца от сковывающих его чар.

Негромкие и тайные слова Ксавье каким-то образом отскакивали от светло-желтых стен кухни и эхом разносились по моему сознанию. Я ладонью чувствовала, как бьется пульс в его запястье. Солнечные зайчики мигали в такт ударам его сердца.

Слова полились из меня, будто приготовленные заранее.

– Клянусь вам, Ксавье Морвин, что в день, когда наложу благословение на отца и освобожу от сковывающих его чар, я отдам вам свою магическую силу. Всю целиком. С готовностью.

Ксавье крепче стиснул мою ладонь.

– Пусть никто из нас не расскажет об этой клятве ни одной живой душе.

Наше крепкое рукопожатие напомнило мне детство. Тайны, которые мы хранили от остальных. Признания, которыми обменивались со слезами на глазах в крепостях из одеял. В ту пору такие обещания казались очень серьезными.

Магия пульсировала в руках, вызывая резкую боль, словно я мышцу растянула. Потом к плечу пробежал заряд электричества. Я охнула и притянула руку к себе. Ее саднило, как от ожога, а потом, так же внезапно, как появились, световые блики и боль исчезли.

Вопреки ожиданиям, кожа у меня не покраснела и не запульсировала. Не изменилось ничего – только на безымянном пальце появилось тонкое колечко черного цвета.

Ксавье согнул кисть – на его безымянном пальце теперь красовалось такое же кольцо. Кожа на руках и ладони стала воспаленно-красной.

– Ваша рука! Ой, Ксавье, простите меня, пожалуйста…

– Вы не виноваты. – Ксавье повернулся к саквояжу со снадобьями, который открылся с негромким «щелк!». Достав баночку с целебным бальзамом, он кивнул ей – крышка отлетела сама собой. Смазав ладонь бальзамом, Ксавье перевязал ее бинтом.

– Больно? – спросила я. Отчасти мне хотелось знать, сильно ли страдает папа из-за того, что я прикасалась к его щеке.

– Саднит, – коротко ответил Ксавье. Прежде чем закрыть саквояж, он вложил золотую визитную карточку и квадратную бутылку мне в левую руку, до сих пор обтянутую перчаткой. – Это успокоительное, – пояснил он. – Состояние вашего отца останется нестабильным. Ложка снадобья поможет ему заснуть. И он не будет чувствовать боль. – Ксавье показал на карточку. – Если случится что-то непредвиденное, сожгите ее – и я приду к вам на помощь.

Я осмотрела карточку, на которой просто было написано: «Его благородие Ксавье Морвин, волшебник». И почувствовала укол ревности. Ни умом, ни талантом я ему не уступала. Меня должны были называть «мадам Лукас». Теперь это стало невозможным.

Я сжала бутылочку в кулаке:

– Хорошо.

– В ближайшее время я навещу Совет. Объясню его членам ситуацию и уговорю их отсрочить наложение связывающего заклинания. Они смогут оказать вам с отцом дополнительную помощь.

Перспектива во второй раз принимать у себя членов Совета мне не улыбалась, но помощь требовалась. И я собиралась принять ее в любой форме. Ксавье повернулся ко мне спиной и поднял саквояж со стола.

– Чем же мне платить членам Совета? – робко спросила я. – Все сбережения я отдала вам.

– Ничего страшного. Теперь вы – моя ученица. Если я попрошу, они уделят внимание вашему отцу. – На миг Ксавье взялся за дверную ручку, потом снова повернулся ко мне. – И последнее. Мы, конечно, живем в часе пути друг от друга, но не разумнее ли еще больше отдалить мистера Лукаса от вашей магии? Вы понимаете меня?

Я замялась. Ксавье хотел оторвать мою магию – меня – от моего папы.

– Вы хотите, чтобы я жила с вами? – уточнила я.

– Для ученика вполне традиционно менять место жительства.

Я не сдержала усмешку. Традиционно? Для лучшего друга детства традиционно уподобляться старшему и мудрому наставнику? Для ведьмы традиционно проклинать собственного отца? Для двух молодых людей традиционно заключать соглашения вроде этого?

Ксавье снова повернулся к двери:

– С этим возникнет проблема, мисс Лукас?

– Нет, – отозвалась я, хотя при мысли, что придется оставить папу одного в таком состоянии, начинало болеть сердце. Не затянутой в перчатку рукой я сжала кончик косы. – Я сделаю то, что лучше для папы.

Ксавье кивнул:

– Тогда приступим завтра утром.

Пока он поворачивал дверную ручку, я отважилась задать еще один вопрос:

– Как думаете, смогу я видеться с ним по выходным? Так будет безопасно?

Пальцы Ксавье затанцевали на зубчатом металле дверной ручки.

– По субботам мне понадобится ваша помощь.

– Еще пять минут назад вы вообще не нуждались в ученице.

Ксавье резко хохотнул – ничего искреннее я не слышала от него со времен нашего детства.

– Очень хорошо. По субботам и воскресеньям вы сможете видеть отца.

Ксавье сделал глубокий вдох и прижал лоб к кухонной двери. Он зашептал ей, потом снова запел свою песню. Она была успокаивающей, гипнотизирующей, и мои веки начали смыкаться. Я закрыла глаза, и дверь захлопнулась. Когда я открыла их снова, наша гостиная была, как всегда, пустой.

Бледный как полотно, худой папа сел на своей временной постели.

– Я слышал бормотание, потом кухонная дверь засияла, – сказал он. – Что случилось? Что это была за магия?

Я подумала о черном кольце, появившемся у меня на пальце, и быстро засунула руку в карман. Я не могла допустить, чтобы папа увидел доказательство нашей с Ксавье сделки. Что ради спасения его жизни я пожертвовала магией, которую он называл моим сокровищем.

– Ксавье попросил меня стать его ученицей, – ответила я. – Приступаю завтра.

4

Вопреки папиным возражениям, ту ночь я провела на полу рядом с его диваном. Лежа без сна, наблюдала, как поднимается и опускается его грудь, и беспокоилась, что из нее снова прорастут цветы. Периодически папа тянулся ко мне через край дивана – пытался потрепать меня по голове или обнять за плечи, – но я отстранялась от него, поворачиваясь к книгам по магии, которые положила рядом с собой.

В старейших из них содержалась информация о чарах. «Справочник по исцеляющим заклинаниям» Да Понте гласил: «Этот вид заклинаний самый сложный. Простой декламации недостаточно. Следует в совершенстве владеть своей магией».

В совершенстве владеть. Вопреки многолетней подготовке, долгим ночам занятий, слезам, пролитым над неудавшимися снадобьями, в совершенстве магией я не овладела и, видимо, не овладею никогда.

Слова сливались воедино, дразнили меня так же, как и магия. А потом непонятным образом страницы снова залил лунный свет, зарей превращаемый в белое золото.

Кто-то стучал в дверь.

С диким головокружением, без сил я, покачиваясь, встала и на секунду повернулась посмотреть, как там папа. На его груди цвело семь азалий, лоб усеивали капельки пота. Даже во сне он задерживал дыхание и сжимал кулаки.

В одних чулках я скользнула к двери и, открыв ее, обнаружила ведьмину лавочку, украшенную светло-розовыми цветами и плюшевыми коврами. На крыльце стояли два человека, и при виде женщины у меня дух захватило.

Темно-коричневая кожа, длинные черные кудри, вьющиеся вокруг головы и вниз по спине, – мадам Бен Аммар выглядела умопомрачительно. И доброта ее не уступала красоте. При нашем последнем расставании мадам Бен Аммар рыдала. Она сказала, что не считает меня плохой ученицей. Что другой наставник, возможно, обучит меня лучше, чем получилось у нее. Она была единственной учительницей, не ругавшей меня за дикие выходки моей магии. Что мадам подумает обо мне по прошествии трех лет, за которые я так и не добилась успеха?

Я крепче стиснула дверь, чтобы не обнять госпожу Бен Аммар. Раз папа до сих пор страдает от негативного эффекта моего прикосновения, я и к бывшей учительнице свою магию подпустить не могу.

Взгляд мадам Бен Аммар был мягким и исполненным грусти.

– Здравствуй, дорогая! – проговорила она, и я улыбнулась.

– Не верится, что вы здесь. Мне сказали, что вы заняты каким-то расследованием.

Мадам Бен Аммар кивнула и, шурша длинной черной юбкой, прошла через крыльцо в дом.

– Да, но когда мастер Морвин направил Совету письмо о вашей ситуации, то я при первой же возможности ухватилась за этот случай.

Облегчение затопило меня. Раз снова придется иметь дело с членами Совета, хорошо, что попался тот, кто меня любит.

Мадам Бен Аммар показала на своего спутника – молодого, худощавого, в больших круглых очках, с золотисто-коричневой кожей и алыми волосами до плеч.

– Клара, Робин учится у меня, но сейчас будет присматривать за твоим отцом, пока ты у мастера Морвина.

Я пожала протянутую мне руку и засмотрелась на ямочки, игриво появившиеся на щеках Робин.

– Здравствуйте, мисс Лукас. Мадам Бен Аммар говорит о вас очень лестные вещи.

«Ложь», – шепнула мне магия.

– Спасибо, Робин! – Я содрогнулась всем телом, когда мою затянутую в перчатку руку потрясли, кажется, со всей силой.

Мы втроем подошли к папиному дивану. Я склонилась над отцом, стараясь не задеть его даже кончиком косы.

– Папа, ты спишь? – спросила я.

Он открыл глаза, плотно прижимая ладонь к груди.

– Нет, милая, я… – При виде двух гостей отец вздрогнул и попытался сесть.

Мадам Бен Аммар приветственно кивнула.

– Не беспокойтесь, мистер Лукас, – проговорила она. – Мы здесь, чтобы вам помочь.

Папа открыл рот, чтобы ответить, но ему снова помешал кашель. Скривившись, он зажал рот рукой и издал звук как при рвоте. Когда же оторвал ладонь от губ, на ней лежали два розовых лепестка.

Страх сковал мое сердце.

– Не понимаю, – призналась я. – Мастер Морвин давал папе отхаркивающее, я больше к нему не прикасалась и не говорила ничего, напоминающее проклятие…

Мадам Бен Аммар закусила пухлую нижнюю губу:

– Детка, у тебя блажная магия. Никаким правилам она не следует, даже твоим собственным. Подозреваю, близкое соседство с ней навредило твоему отцу.

Я отступила от папиного дивана. Отец вздохнул и зажал в кулаках одеяло цвета плюща.

– Ты тут не виновата. Как сказала мадам, твоя магия – это не ты. Наверное, она просто невзлюбила меня.

– Тогда с ее стороны глупо невзлюбить именно тебя.

– Мистер Лукас! – мелодичный голос мадам Бен Аммар вытащил меня из бури тревог, до сих пор бушевавших у меня внутри. – Это Робин. Проходит последний год обучения и сумеет окружить вас постоянной заботой. Возможно, будет задавать глупые вопросы и делать слишком много записей, но это часть процесса. Я довольна результатами и уверена, что о вас как следует позаботятся.

Папина рука подверглась куда более осторожному пожатию.

Мадам Бен Аммар повернулась ко мне: вопреки подавляюще высокому росту и резким чертам, ее лицо оставалось мягким и утешающим.

– А теперь бери свои вещи, и мы отправимся к мастеру Морвину.

У себя в комнате я взяла свой скромный саквояж для снадобий и ковровую сумку – те же самые, с которыми уезжала учиться впервые. За годы практики я покидала дом пять раз. Сейчас прощание было еще болезненнее.

Уезжая тогда, я смеялась, улыбалась, говорила папе, чтобы не превращался из-за меня в лужу. Сейчас же превращалась в лужу сама: слезы текли по щекам, хотя я планировала жить всего в часе пути от дома.

Глядя на папу, я хотела поцеловать его на прощание или сказать что-то хорошее, но боялась, что магия исказит мои слова. Более того, тайный договор, который я заключила с Ксавье, камнем лежал на моем на сердце.

Папе я рассказывала всегда и обо всем. В двенадцать лет, когда была без ума от Ады Фрамингем. В начальной школе, когда я дала пощечину девчонке, назвавшей нас нищебродами. Когда в объятиях Ксавье рыдала по давно исчезнувшей матери. Храня от отца секрет, да еще такой важный, я чувствовала себя грязной.

Папа улыбнулся мне: несмотря на покрасневшие глаза и тяжелое дыхание, лицо у него было светлым.

– Ты прекрасно справишься, – заверил он. – И увидимся в субботу.

– Я люблю тебя, – шепнула я, надеясь, что, если не повышать голоса, злые чары не проснутся.

– Клара, мастер Морвин сказал, что оставил тебе свою визитную карточку, – проговорила мадам Бен Аммар. – Пожалуйста, дай ее мне, чтобы я перенесла нас обеих в Морвин-мэнор.

Я вытащила из кармана золотую визитку Ксавье и вручила ее ведьме. Мадам Бен Аммар отошла от меня на несколько шагов к свободному месту у окна. Затем вытянула руку – и меж пальцами у нее появился аккуратный сноп пламени. Медленно горящая карточка полетела на пол.

От половиц повалил золотой дым. Когда он рассеялся и стих шелест пламени, в гостиной у нас появилась дверь лавки Морвинов – помятая, но снова повешенная на петли после того, как накануне я ее высадила.

Я в последний раз повернулась к папе – он помахал мне рукой на прощание – и ушла через дверь Морвинов, пока отец снова не увидел моего сморщенного от плача лица.

Во вчерашней суматохе я не заметила, что у Ксавье в лавке так же уютно, как, мне помнилось, было в детстве.

Пахло гвоздикой, бергамотом и корицей. Сушащиеся цветы на крючках висели почти на каждой стене, частью выгоревшие на солнце, льющемся в витрину. В глубине лавки стоял деревянный верстак с пузырьками, котлами, ступками и пестиками. В застекленных медового цвета шкафчиках за столом стояли ряды порошков и снадобий всевозможных цветов. Почему-то лавка казалась такой же большой, как в детстве. И уж конечно, она не была такой мрачной и пугающей, как выглядела снаружи.

Ксавье стоял в глубине лавки – в зоне для варки снадобий, рядом со столом, заваленным стеблями, лепестками, баночками с бальзамом. Услышав, как мы заходим, он снял с шеи белый фартук, повесил его на столешницу и приблизился к нам одним плавным движением, как танцор.

Менее чем за день Ксавье снова изменился. Растрепанный юноша, накануне раздававший опасные обещания, исчез. Перед нами стоял волшебник-профессионал, аккуратный и подтянутый.

Ксавье снял обычный для мага черный пиджак и до локтей закатал рукава белоснежной рубашки. Он по-прежнему был в черном жилете и брюках аттестованного мага, а черный галстук – зафиксирован золотым значком-солнцем, который мадам Бен Аммар носила как брошь.

– Сегодня вы в ботинках, – проговорила я. Те тоже были черные и начищенные до такого блеска, что я поверила бы, скажи Ксавье, будто они из мрамора.

Друг приветственно кивнул:

– Вы также заметите, что у меня снова появилась дверь.

Я поморщилась, глядя на свои облепленные грязью туфли.

– Мне очень жаль, что так вышло с дверью. Надеюсь, вы сумеете держать мою магию в узде.

– Да, мы все на это надеемся, – вставила мадам Бен Аммар. В ее голосе звенел лед, и я испугалась, но, подняв голову, поняла, что серьезный, полный озабоченности взгляд направлен не на меня, а на Ксавье.

Ведьма шагнула к нему – и напускной любезности у него как не бывало. Несколькими минутами ранее он казался не по годам зрелым, но перед ее внушительной фигурой превратился в мальчишку.

– Не желаете… не желаете присесть и выпить чаю? – спросил Ксавье, затянутой в перчатку рукой показывая на маленькую гостиную справа от себя.

– Нет, – ответила ведьма. – Меня удивило, мастер Морвин, что вы столь по-рыцарски решили опекать мисс Лукас. Что именно вы взялись курировать такой ответственный случай. Думаете совладать с силой, с которой не справился опытный маг?

Я аж рот разинула. Мадам Бен Аммар прощала мне даже глупейшие ошибки. А теперь Ксавье стоял перед ней как перед самой Смертью.

– Я не претендую на то, что смогу приручить ее магию самостоятельно, и никогда не стал бы утверждать, будто в каком-то аспекте опытнее вас, ваше благородие, – пробормотал Ксавье.

– Тогда на что вы претендуете? Что рассчитываете получить от Клары?

Обвинения мадам Бен Аммар потрясли меня не меньше, чем Ксавье. Он и впрямь намеревался заполучить мою магию; но зачем она ему, я так и не поняла. Совершенно бессознательно я встала за спину мадам Бен Аммар, защищаясь не то от Ксавье, не то от ее гнева – сама не знала.

– Мы с вами давали те же клятвы, – сказал ведьме Ксавье. – Наша цель как магов – помогать другим. Если могу выручить мисс Лукас или ее отца, я хочу это сделать.

– Этой цели я следую изо всех сил, молодой человек. А вы можете сказать то же самое?

Я охнула и закусила нижнюю губу, чтобы не шуметь.

Ксавье вместо ответа закрыл глаза и тихонько вздохнул.

– Так, напоследок мне хотелось бы поговорить с мисс Лукас наедине. Если вы извините нас на минутку.

Ксавье открыл рот, чтобы что-то сказать, но мадам Бен Аммар вывела меня за порог, на этот раз на крыльцо лавки. Закрыв за собой дверь, она положила руку мне на плечо.

– Клара, с учетом состояния твоего отца члены Совета откладывают все решения касательно твоей магии. Они намерены подождать и посмотреть, сможешь ли ты наложить благословение, – мадам Бен Аммар улыбнулась, но едва-едва. – Надеюсь, что сотворение таких сложных чар поможет восстановить веру членов Совета в твои способности. Они могут решить оставить тебе магическую силу.

Мадам Бен Аммар вздохнула. Мое тело напряглось.

– Тем не менее, – продолжала мадам Бен Аммар, – хочу, чтобы ты была готова на случай, если… не удастся благословить отца.

У меня резко перехватило дыхание. Магия колотилась мне о ребра и шипела: «Он умрет, он умрет!» Я покачала головой, чтобы вытрясти эти мысли из сознания.

– Я… я не могу. Не могу так думать.

Даже тень мысли о мире, в котором Совет объявил меня преступницей и оставил без силы, в котором у меня никого не осталось, потому что папу убила моя магия…

– Хорошо, – заворковала мадам Бен Аммар и, опустив голову, перехватила мой взгляд. – Обещаю сделать все возможное, чтобы помочь тебе и твоему отцу. Знай, я всегда буду рядом. Что бы ни случилось.

Думы о моей маленькой семье и о дикой магии, которую я унаследовала, бередили сердечную рану, что вскрылась в тот самый момент, когда я навредила папе.

– Эта… опасная магия… она как у нее? – шепотом спросила я. – Как у Имоджен?

– Твою мать я знаю лишь понаслышке. Но да… ее магия могущественна. – Меж бровей мадам Бен Аммар залегла морщина. – Клара, я уверена: ты не желала своему отцу дурного. Совет понимает, что у тебя есть смягчающие обстоятельства. Мы хотим тебе помочь. – Мадам Бен Аммар коснулась буфов моего небесно-голубого платья. – Ты не такая, как она. Мы знаем, что ты предана нашему делу.

Я жевала губу, не сводя глаз с темно-коричневой древесины крыльца Морвинов. Да, я была верна законам Совета магов, только что это меняло? Моя магия поступала по-своему, вне зависимости от моего желания.

Мадам Бен Аммар заломила руки:

– Ты… ты не получала вестей от матери? Она не пыталась связаться с тобой после нашего последнего разговора?

– Нет. – К счастью. От одной мысли об этом магия заколола мне грудь.

– Ты сказала бы мне, если бы такое случилось?

– Да, мадам, разумеется, – ответила я, нахмурившись. – А в чем дело? Это как-то связано с вашим расследованием? Моя мать что-то совершила?

Мадам Бен Аммар качнулась назад на каблуках, глянула в окно рядом с парадной дверью Ксавье, потом наклонилась ко мне.

– Сейчас активно распространяется новое снадобье, очень похожее на яды, которые она готовила пять лет назад. – Мадам Бен Аммар наклонила голову и заглянула в мои глаза. – Если Имоджен попытается с тобой связаться или ты услышишь о том снадобье – оно называется «эйфория», – я хочу, чтобы ты немедленно мне сообщила.

Мадам Бен Аммар запустила руку в карман черного платья и вытащила голубую визитку.

– Будь настороже, не теряй бдительности. Употребляющих «эйфорию» легко распознать: снадобье внушает им фальшивое ощущение безумного счастья. Мы обнаружили пострадавших, на груди у которых выросли одуванчики.

Дурнота накатила на меня волной.

– Как бы осторожно мы ни вели расследование, ковен Имоджен упорно ускользает от Совета. Мы опасаемся, что они за нами шпионят. – Глаза мадам Бен Аммар вспыхнули. – И Совет пока не хочет рассказывать об «эйфории» обывателям. Мы не желаем подогревать спрос на него. Поэтому все разговоры об этом снадобье должны остаться между нами, хорошо?

Еще один секрет от папы.

– Хорошо, – ответила я, глядя на карточку, прямоугольник цвета неба. – Думаете, она попробует со мной связаться?

Мадам Бен Аммар подняла плечо.

– Имоджен непредсказуема. Но ты вот-вот станешь совершеннолетней. Если честно, я… – мадам Бен Аммар осеклась, потом откашлялась и разгладила безупречно гладкий лиф платья. – Я опасаюсь, что она постарается сделать тебя своей ученицей.

Сама мысль была абсурдной, почти оскорбительной. Визитку я засунула в карман юбки, словно желая заглушить сомнения, распускающиеся в сознании. Даже если я понадобилась Имоджен, откажусь. Стану сопротивляться.

– Не желаю иметь с ней ничего общего.

– Умница. – Ведьма пожала мою руку, обтянутую толстой садовой перчаткой. – И на полном серьезе: если понадобится хоть что-то, просто обратись ко мне за помощью.

Мадам Бен Аммар открыла дверь и первой пропустила меня в дом. Ксавье стоял на своем месте за разделочным столом: руки он сложил на груди и притопывал ногой. Похоже, друг отучился подслушивать.

– Мисс Лукас обязательно даст знать Совету, если заметит что-то… неуместное, – с порога сообщила Ксавье ведьма. – Она будет внимательно за вами следить.

– Буду следить? – пискнула я. Мадам Бен Аммар сделала меня своей шпионкой? Ксавье заслужил ее подозрение?

В ответ он лишь кивнул:

– Понятно.

– До свидания, Клара, – с улыбкой сказала мне мадам Бен Аммар и захлопнула за собой дверь.

Мы с Ксавье уставились друг на друга вытаращив глаза.

– Чем вы ее обидели? – спросила я.

Ксавье поднял мои сумки, и челка свесилась ему на глаза.

– Очень многим, наверное. Ну, пойдемте, пора заново познакомить вас с моим домом. – Ксавье кивком показал на кухню, теплую и залитую светом утреннего солнца. – Вот торговая зона и кухня, как вы помните. Здесь вы будете помогать мне разбирать и маркировать ингредиенты для снадобий. Что касается еды, можете брать все, что найдете в кладовой.

Вопреки тучам, затянувшим мое сознание, я хлопнула в ладоши, вспомнив кое-что особенное.

– А волшебный буфет еще работает?

Ксавье засмеялся:

– Работает! Хотите в него заглянуть?

Я кивнула, и Ксавье поставил мои сумки на пол. Обратно по своим же следам он повел меня к буфету у умывальной раковины. Тот был пепельно-белым, не медового цвета, как другие кухонные хранилища.

– В детстве он казался таким высоким, – пробормотала я. Теперь Ксавье мог почти не тянуться, чтобы повернуть ручку маленькой белой дверцы.

В буфете не было ничего, кроме двух шоколадных конфеток, аккуратно упакованных в белую бумагу. Я восторженно охнула:

– Похоже, буфет знал, что я буду не одна.

В детстве мы все впятером умоляли мадам Морвин открыть нам волшебный буфет. В нем всегда обнаруживались сокровища: маленькие конфеты, игрушки или даже книжечки размером с детскую ладонь.

– Кто смастерил этот буфет? – спросила я, разворачивая конфету. – Ваш дедушка?

– Моя бабушка. – Ксавье улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки. – Каждый Морвин с магическим даром привносит в наш дом что-то свое. Мой отец наколдовал книжные полки на втором этаже, прадедушка – лестницу, прапрабабушка – потолок в башенной комнате, и так далее на протяжении шестисот лет. Бабушке хотелось создать что-то на радость детям, которые будут здесь жить. – Ксавье положил вторую конфету на мою обтянутую перчаткой руку. – Вот, можете съесть и мою.

Друг прошел мимо меня и снова взял мой багаж. Я сильно удивилась тому, как быстро он абстрагировался от воспоминаний, но мигом встрепенулась, когда Ксавье меня окликнул:

– Пойдемте!

Я рванула за ним, держа конфету за щекой, словно бурундук.

– А что в дом привнесли вы? – спросила я у спины Ксавье.

– Пока ничего. Времени не было.

Что за ерунда?! Раньше Ксавье взахлеб говорил, мол, когда настанет его время, он наколдует комнату, которая будет вертеться так, что голова закружится, или пол, который поможет подпрыгивать на три фута ввысь. Полная апатия не подходила ему совершенно.

– Будь моя воля, я наколдовала бы комнату с фруктовым садом, – проговорила я. – Чтобы каждый день можно было собирать свежие ягоды для тартов.

Ксавье хихикнул:

– А если бы дверь каждый день открывалась в новую кондитерскую? Чтобы вы каждый день могли от души лакомиться ягодными тартами?

Я почти представила нас детьми, хватающими столько пирожных, сколько удастся унести.

– Бесплатно, разумеется?

– Конечно.

В конце коридора, ведущего от лавки со снадобьями, находилась большая столовая. Вокруг внушительного старого стола из красного дерева стояло шесть одинаковых стульев.

– Ужинаю я около семи, – объявил Ксавье. – Но если не хотите, есть вместе со мной необязательно.

У нас с папой столовой не было; мы просто сидели за столиком на кухне. Или – куда чаще – поглощали еду прямо в процессе готовки. Проголодавшись, ни он, ни я не отличались терпением; нам так нравилось пробовать новые рецепты и делиться ими друг с другом, что мы редко заботились о том, как бы покрасивее выложить блюдо на тарелку. От воспоминаний во рту появился грустный кислый вкус. Я откусила конфету, чтобы перебить неприятные ощущения.

Затем Ксавье повел меня по винтовой лестнице, слабо освещенной редкими оконцами и бра. Снова нахлынули воспоминания, на этот раз о сюрпризе, который таила эта лестница.

– В котором светильнике тайный рычаг?

– В самом верхнем, – ответил Ксавье. – Ближе к башне, помните?

– Помню, – пробормотала я. – А давайте?..

– Не сейчас. У нас очень много дел, мисс Лукас, – проговорил Ксавье, поднявшись на второй этаж.

Вдоль коридора шли шесть дверей, на оливковых стенах висело множество картин в рамах разной формы.

На самой ближней ко мне высокий юноша стоял за диваном, на котором сидели три его сестры. Короткие черные волосы парня были аккуратно причесанными, глаза – ясными, без следа усталости. Он высоко поднял подбородок и дерзко улыбался.

– Когда нарисовали эту картину? – спросила я.

– Кажется, пару лет назад.

Я промычала что-то задумчивое и наклонила голову к картине. Как получилось, что нарисованные глаза вышли ярче живых?

– Вы очень изменились, – отметила я.

– Отрочество – это чудо, – монотонно отозвался Ксавье и махнул сумками на двойные двери из темного дерева. – Пойдемте, я покажу вам библиотеку.

Мне хотелось остаться в коридоре, погрузиться в воспоминания, задать Ксавье больше вопросов. Головокружительная скорость нашей экскурсии наводила на мысль, что он избегает любых разговоров о прошлом. Или, по крайней мере, любых разговоров со мной. Напоследок глянув на портрет, я бросилась за Ксавье в библиотеку.

Книжные полки обрамляли стены, у одной из полок стояла передвижная лестница, в середине комнаты лицом друг к другу – два письменных стола, в углу кругом выстроились три кресла. В целом от библиотеки веяло пустотой.

– Давно уехали ваши родные? – спросила я.

– Три месяца назад.

У меня сердце екнуло.

– Без вас?

Ксавье сложил руки на груди и носком разгладил сбившийся половик.

– Ну, раз я стою перед вами, это очевидно…

Я застонала:

– Я имела в виду: почему? Почему вы здесь, а ваши родные за границей?

Ксавье поправил ручку, лежавшую на столе перед ним.

– У меня здесь дела.

Я нахмурила лоб:

– Какие дела могут быть настолько важными, чтобы разлучиться с семьей?

– Моя работа чрезвычайно важна. То, чем я занимаюсь, может изменить жизни. Спасти жизни.

Моя работа. Не наша работа.

Я взяла с полки малиновый томик и начала бережно переворачивать страницу за страницей. Эта книга, как и большинство других, написанных первыми Морвинами, содержала их личные познания о магии. Снадобья о сведении бородавок и катаракт. Заговоры на мир. Защитные талисманы.

– Вы хоть связь с ними поддерживаете? – спросила я. – Я их не видела с самого детства.

– Они мне часто пишут. Родные в полном порядке, и в Альбиле им куда лучше. Маме здесь было скучновато. – Ксавье встал рядом со мной у полки и начал бездумно переставлять книги из ряда в ряд. – Леонор намного лучше играет на гитаре. Далия в восторге от альбиланских парней. Инес увлеклась живописью.

«Они часто мне пишут».

Я снова почувствовала легкую досаду, вроде горечи, которая приходит только с дождем.

– А вы им пишете?

Ксавье поджал губы:

– Так часто, как получается. Я непременно расскажу родным, что вы теперь здесь. Они будут в восторге. – Ксавье легонько похлопал по корешкам. – Как бы то ни было, в этих книгах собрано немало знаний о древней магии, благословениях, проклятиях и так далее. Можете приходить сюда заниматься, когда пожелаете. Уверен, из книг вы почерпнете больше, чем от меня.

Я захлопнула том и, ухмыляясь, поднесла его к уху.

– Вряд ли книги – такие блестящие собеседники, как вы.

Ксавье потупился.

– Думаю, общение с людьми предпочтительнее. – Он резко развернулся и вышел из библиотеки. – Я покажу вам вашу комнату.

Я положила книгу на ближайший столик и проследовала за ним. Едва переступив порог библиотеки, услышала за спиной шорох, словно птица взлетела. Я резко повернула голову, чтобы посмотреть. Отложенная мной малиновая книга поднялась со стола, пронеслась по воздуху, словно птица-кардинал, и легко приземлилась на свое место на полке. Я улыбнулась, вспомнив, как мы с Ксавье играли в библиотеке и проверяли, чья книга быстрее улетит обратно на полку.