Текст книги "Не отпускай"

Глава 6. Грейс

На следующий день Фелипе забрал Грейс из школы, однако вместо того, чтобы пойти домой, они отправились в салон красоты Рейлин. Разумеется, у салона было свое название и владелец, а Рейлин там просто работала.

– А зачем нам туда? – спросила Грейс, пока они шагали по тротуару.

– Не знаю, – ответил Фелипе. – Рейлин попросила тебя привести. Сказала, что ты в курсе.

– Ясно. Наверное, она говорила, но у меня из головы выскочило.

– Не хочешь идти?

– Да не то чтобы не хочу. Просто, понимаешь, мне не терпится пойти к Билли. Представляешь, он учит меня танцевать! Мы разбираем тайм-степ. Билли говорит, что этот шаг – основа основ, без него никуда. Только непонятно, почему он называется шагом. Самый настоящий танец. Целая куча шагов, я в них постоянно путаюсь. А пока что у нас был один урок чечетки. Знаешь, что такое чечетка?

– Конечно. Видел, как ее танцуют.

– А еще мне нужны специальные туфли с набойками. Только дома у нас таких нет, да и откуда им взяться? Билли одолжил мне свои. Самые-самые первые – он их очень любит и бережет. Билли носил их, когда был таким же, как я. Но они мне все равно велики! У него в детстве были очень большие ноги – наверно, потому что он мальчик. В общем, приходится надевать три пары носков. Билли не разрешил брать туфли домой, слишком уж они ему дороги. Зато мне можно носить их у него в квартире. Танцевать приходится на кухне, потому что в гостиной ковер – там чечетку не отобьешь… В общем, я очень хочу на второй урок. Фелипе, ты что, совсем меня не слушаешь?

– Извини, – ответил Фелипе. – Слушаю. Задумался просто.

– Ты опять расстроился? – спросила Грейс. Фелипе выглядел очень грустным.

– Немножко.

– А ты расскажи. Может, полегчает.

– Не сегодня. Когда-нибудь, наверное, расскажу. Тебе трудно будет разобраться. У взрослых свои проблемы. Между мужчинами и женщинами все бывает очень сложно.

– Ой, да. В этом я ничего не понимаю.

Они прошли в тишине почти целый квартал, а потом Грейс спросила:

– Фелипе, а ты говоришь по-испански?

– Конечно. Гораздо лучше, чем по-английски.

– По-английски у тебя тоже хорошо получается.

– Спасибо.

– Научишь меня?

Фелипе поскреб затылок.

– Можно попробовать, наверное. Вот, например, очень полезная фраза: «Como se dice en Español?.. Это значит: «Как по-испански будет?..» А потом можно просто показать на тот предмет, который ты не знаешь. Или сказать по-английски. Будем учить по одному слову в день.

– Como se dice по-Español, – повторила Грейс.

– En, – сказал Фелипе. – Правильно будет en Español.

– Ух, вот ведь… Como se dice en Español.

– Молодец.

– А научи меня какому-нибудь слову? Одного вопроса мало, хочу с ответом.

– Ладно. Какое слово ты хочешь знать?

– Чечетка! Научи, как будет «чечетка»?

– Тогда задай правильный вопрос.

– Ой, точно. Como se dice en Español… чечетка?

– Baile zapateado.

– Ничего себе! Язык сломаешь.

– Можно выбрать попроще.

Мимо прошел пожилой мужчина с бульдогом на поводке. Грейс сказала:

– Como se dice en Español… собака?

– Perro.

– Perro, – повторила Грейс.

– Отлично!

– Фелипе, а я тебя нравлюсь?

– Конечно, нравишься.

– Чем?

– Многим.

– Ну, например?

– Вот ты попросила, чтобы я научил тебя испанскому. Обычно все считают, что мексиканцы должны учить английский, а сами по-испански не знают ни слова. А ты взяла и попросила. Значит, ты уважаешь меня и мой язык. Мне приятно.

– Испанский – это хорошо. Жалко, что я пропустила чечетку. Зато выучила новое слово! Интересно, зачем Рейлин позвала нас к себе на работу?..

– По-моему, она хочет привести в порядок твои волосы.

– А-а… Точно, – сказала Грейс. – Это многое объясняет!

– Господь всемогущий! – воскликнула Белла, приподняв волосы Грейс.

Не афроамериканка, как Рейлин, а совсем-совсем африканка – из Нигерии, Белла говорила с тем красивым акцентом, который иногда бывает у взаправдашних африканцев. И носила настоящие дреды.

Она дружила с Рейлин и работала парикмахером в том же салоне. Теперь они обе разглядывали волосы Грейс, качая головами и прицокивая.

Грейс видела их в зеркале.

– Сможешь вычесать? – спросила Рейлин.

– Ох, милая моя, больно будет до чертиков. И я выдеру много волос. Надо стричь.

Отражение Рейлин нахмурилось.

– Не знаю даже… Что скажет ее мать?

– Да какая разница, что она скажет? Где ее носит, когда надо принимать решение? Нельзя же оставлять как есть. Раз уж больше некому, решай ты.

Чем дольше Белла говорила, тем сильней Грейс нравился ее акцент. Хотя девочке было обидно, что о ее маме отзываются в таком тоне. И все же стрижка – это здорово: не придется терпеть, пока тебе вычесывают колтуны. Страшно представить, пусть лучше решают поскорее. Прямо здесь и сейчас.

– Но выслушивать возмущение придется мне, – сказала Рейлин.

Какой же она была стройной и хорошенькой! Грейс смотрела на нее во все глаза, будто увидела в первый раз: вот так вот, в зеркале, совсем рядом. Белла тоже очень нравилась Грейс, но ей не хватало стройности. И Рейлин была гораздо красивее.

Белла легонько прочесывала волосы Грейс своими длинными ногтями – у самой головы, там, где не было колтунов, – и Грейс жмурилась от удовольствия.

– Чтобы высказать свое возмущение, ей для начала придется выбраться из кровати… Кстати, она звонила в службу опеки?

– Говорит, что звонила, – ответила Рейлин с явным сомнением в голосе.

– Звонила-звонила! – вклинилась Грейс. – Я точно знаю, я слышала.

– Это хорошо. Она сказала все, что нужно?

– Ага. Что ты за мной присматриваешь и все такое.

Рейлин нахмурилась еще сильнее.

– А она… она при этом… выглядела не слишком сонной?

– Средне, – ответила Грейс.

Рейлин и Белла переглянулись, и Белла слегка закатила глаза – в зеркале Грейс видела, как мелькнули белки.

– Что ж, будем держать кулаки, – вздохнула Рейлин.

– Так, девочки, вернемся к нашей теме. Что делаем с волосами?

– Пусть Грейс сама решает. Ее же волосы. Грейс?

– Хм-м, – протянула Грейс, – наверное, надо стричь. Терпеть не могу, когда вычесывают, больно очень. Только я не знаю… а красиво будет?

– Будет ли красиво?! – взвыла Белла. – Бог ты мой, малышка, да ты понимаешь, с кем разговариваешь? Если я берусь за дело, стрижки получаются грандиозные!

– Грандиозные – это как?

– Грандиозные – это красиво, только лучше.

– А, ну, тогда ладно.

И Белла приступила к работе: набросила на Грейс специальную накидку, плотно застегнула ее на шее, так что Грейс захрипела, будто ее душат – по большей части в шутку.

– Ты же не хочешь, чтобы тебе волосы за шиворот насыпались? Чесаться будет до безумия.

– Фу, терпеть не могу, когда чешется!

– Надо бы научить ее причесываться самостоятельно, – сказала Рейлин.

– Я умею! – сказала Грейс. Кажется, опять получилось слишком громко.

Она отвлеклась, разглядывая в зеркале клиентку, сидевшую в кресле поодаль, – на руках женщина держала маленького рыжего чихуахуа.

– Perro, – сказала Грейс, но никто не обратил внимания.

– Тогда почему не причесываешься?

– У нас дома всего одна расческа, она лежит на комоде в маминой спальне – высоко, не дотянуться. Когда я была совсем маленькой, я один раз попробовала залезть наверх по открытым ящикам, как по лестнице. Не за расческой, за чем-то другим. Сейчас уже и не вспомню, хотя тогда эта вещь казалась жутко важной… Забавно, правда? В общем, я свалилась вместе с комодом. Кричала, плакала, а мама побежала звать на помощь соседей, чтобы они меня вытащили. Это было еще на старой квартире, на Альварадо-стрит. Больше я на комод не полезу.

– С колтунами даже вымыть не получится, – сказала Белла, пропустив слова Грейс мимо ушей. Вытащила длинные, изящные острые ножницы и занесла их у девочки над головой.

«Эх, прощайте, мои волосики!» – подумала Грейс. Лучше уж так, чем вычесывать.

– Странно, что в школе никто не заметил, – сказала Рейлин. – Учительница должна была обратить внимание на то, что ребенок неделями ходит непричесанный…

– Может быть, как раз обратила, – ответила Белла, все еще держа ножницы наготове. – Ты же не знаешь, кто сообщил про Грейс в службу опеки.

– Хм, и правда, – вздохнула Рейлин. – Как-то я об этом не подумала.

По дороге домой Грейс никак не могла налюбоваться на свои ногти. Шла, вытянув руки перед собой, и восхищенно их рассматривала. Даже пару раз споткнулась о трещины на тротуаре. Ладно, не пару – три.

– Смотри под ноги, Грейс.

– Но красиво же!

После стрижки (получилось элегантно и стильно, но немного странно – наверное, Грейс просто еще к ней не привыкла) Рейлин сделала Грейс маникюр. Теперь у нее были настоящие накладные ногти замечательного розового цвета, с блесточками и маленькими наклейками. На среднем пальце, например, красовалась серебристая лошадка с крыльями. Грейс глаз от нее не могла отвести.

– Я рада, что тебе нравится, – сказала Рейлин.

– А я научилась говорить по-испански, – сказала Грейс, по-прежнему не отрываясь от ногтей.

– Когда?

– Сегодня.

– Вот прямо говорить?

– Ну, немножко. Я знаю, как dice en Español… собака. Perro. «Собака» по-Español – это perro.

– Снимаю шляпу. Столько испанских слов за один день! Грейс, осторожнее! Смотри вперед!

Грейс успела поднять голову и ловко просочиться между двумя женщинами, шедшими навстречу.

– Извините! – сказала она им вслед, а потом повернулась к Рейлин: – Может, сегодня тоже закажем пиццу?

– Может быть, – откликнулась Рейлин. – Только не как в прошлый раз. Я ее едва смогла в дом занести. Не знала, что пицца бывает такой дорогой! Когда курьер назвал цену, я решила, что он шутит. Кто же заказывает пепперони, ветчину, бекон и фрикадельки на одной пицце?

– Я.

– С тройным сыром? Я, конечно, слышала про двойной, но…

– Извини, что получилось так дорого. Сама сказала, можно заказать то, что захочется…

– Да. Век живи – век учись. Сегодня заказывать буду я. И говорю заранее: пиццу с сыром и пепперони. Точка.

Грейс только улыбнулась про себя. Пицца – это все равно пицца, и какая разница с чем. Ведь никто, кроме Рейлин, не станет ее покупать.

– Ты уже поняла, чем я тебе нравлюсь?

– Да, – ответила Рейлин. – Представь себе, поняла. Ты настоящий боец. И никогда не жалуешься. Это только первое, что приходит в голову. Нам с тобой надо познакомиться поближе, и тогда я составлю длиннющий список.

– Пока что хватит и этого, – сказала Грейс, снова поглядывая на ногти. На мизинце поблескивал крошечный полумесяц. – Вот закажем пиццу, и сегодня мне больше уже ничего не надо.

Глава 7. Билли

Билли распахнул дверь настежь и вылетел на лестничную площадку прямо перед Рейлин и Грейс.

– Почему вы не предупредили, что Грейс сегодня не придет? – рявкнул он, испугавшись собственной ярости. – Я чуть с ума не сошел. В буквальном смысле! Целый день мучился. Места себе не находил. Думал, с Грейс случилась беда. Сгрыз ногти до самого основания. На всех пальцах! Вы только посмотрите!

Однако руки показывать не стал.

Рейлин стояла, открыв рот от удивления. Потом повернулась к Грейс:

– Грейс, ты же обещала предупредить Билли!

Грейс посмотрела на Рейлин.

– Ой… – только и сказала она.

Билли остался стоять перед ними как последний дурак, мгновенно растеряв свой гневный запал: дети в возрасте Грейс постоянно забывают о разных мелочах, глупо на них за это злиться.

– Простите, – сказала Рейлин. – Это я виновата, не надо было перекладывать ответственность на ребенка. В следующий раз сама вас предупрежу, если планы вдруг изменятся.

– Извини, Билли, – сказала Грейс. – Я не специально. Мне очень жалко твои ногти.

Билли глубоко вздохнул, выбираясь из пучин паники.

– А мы сегодня будем заниматься чечеткой?

– Нет-нет, только не сейчас. Прости, день выдался крайне изматывающий. Я даже… Бог ты мой, у тебя новая стрижка! Вот это да!

– Тебе нравится?

– Нравится?! Малышка, тебя просто не узнать. Такая стильная женщина! То есть девочка… очень стильная девочка. Ты сразила меня наповал!

– Ты еще ногти не видел.

Грейс гордо продемонстрировала Билли свои пальцы.

– Потрясающе, – сказал он. – Какое перевоплощение!

Она широко улыбнулась ему в ответ.

И тут Билли внезапно осознал, где находится. Словно лопнул мыльный пузырь.

– Господи, я же на лестничной площадке! – вскрикнул он и со всех ног ринулся к двери.

– Ага, в пижаме, – отметила Грейс.

Билли прикрыл дверь и осторожно выглянул в щелку.

– Мы думали, ты в курсе, – добавила девочка.

– Еще раз извини за вчерашнее, – сказала Грейс.

Она стояла на кухне – сесть было негде, – прислонившись к стиральной машинке, и натягивала танцевальные туфли поверх трех пар носков. Задача усложнялась тем, что носки норовили сбиться в гармошку.

– Не надо извиняться.

– А как же твои ногти? Как гляну, грустно становится.

– Вот и не надо на них смотреть, – отрезал Билли и сунул руки в карманы старого халата. Было больно – ранки не успели подсохнуть и саднили.

– Почему?

– Жалкое зрелище.

– Это все я виновата, – вздохнула Грейс, наконец-то втиснув ногу в первую туфлю.

– Малыш, послушай: я псих, не способный справиться с легким стрессом, ты ни при чем.

– Не называй себя так! – сказала она, театрально сдвинув брови. Как актриса на сцене. Вот уж точно, родственная душа.

– Кроме того, ошибка вышла непреднамеренная. И осталась в прошлом. А его не вернуть – и слава богу.

– Я думала, ты любишь вспоминать о прошлом.

– Что-то люблю, а что-то – нет.

– Но у тебя столько старых фотографий…

Она опустила обутую ногу на линолеум. Щелчок набойки прошел через все щиты в сознании Билли, как нож сквозь масло, и попал прямо в цель. Будто внезапная встреча с человеком, который причинил тебе невыносимую боль, но которого ты любил, несмотря ни на что.

Сколько лет он посвятил этому простому, совершенно неповторимому звуку?

– Я люблю вспоминать о хорошем. А об остальном предпочитаю забыть.

– Так не бывает, – ответила Грейс.

– Почему не бывает?

Она медленно шаркнула обутой ногой и прищелкнула носком, вспоминая флэп-степ, разученный на первом уроке. Потом принялась за вторую ногу.

– Есть люди, которые хотят быть счастливыми и никогда не грустить. Но так не бывает. Тут уж либо чувствуешь, либо нет. Нельзя выбрать только хорошее.

Билли ответил не сразу. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал, как Грейс сосредоточенно сражается со второй туфлей.

Спустя пару секунд она подняла глаза.

– Ты притих.

– Дети в твоем возрасте так не рассуждают.

– Почему? Я сморозила глупость?

– Нет, наоборот. Очень умное замечание. Даже слишком.

– Слишком умных людей не бывает… Ага, наконец-то!

Она зашнуровала вторую туфлю и отбила тайм-степ до центра кухни, умудрившись напрочь перепутать порядок шагов. Туловище оставалось деревянным, зато топала она увлеченно и со вкусом.

Щелчки набоек, приглушенные кухонным линолеумом, снова вызвали прилив чувств в хилой груди Билли. Воспоминания нельзя было разделить на части: приятные оставить, печальные выбросить из головы. Только полный комплект, никак иначе.

– Погоди-погоди, – сказал Билли, сосредоточившись на танце. – Ты многое забыла.

– Конечно, мы же вчера не занимались!

– Давай пока что оставим тайм-степ в покое.

– Но я хочу научиться!

– Мы к нему вернемся, обещаю. Сначала надо научиться двигать руками. Помнишь, мы в прошлый раз говорили?

– Я умею ими двигать! – Грейс задрала руки вверх.

– Я тебе уже объяснял, что это значит. Помнишь?

– Ну… Хм, наверно. Дай-ка подумаю. Нет, не помню.

– Это значит, что ты слишком сильно сосредотачиваешься на шагах и думаешь только про ноги. Вполне понятное поведение, тайм-степ трудно запомнить с первого раза. Но ты ведь хочешь делать все правильно и сразу шагнуть далеко вперед, уж извини за каламбур?

– Да чего извиняться, ты же его специально ввернул.

– Нет, не специально. Я о другом. А то привыкнешь четко отбивать шаги со скованным корпусом. У нас тут не Риверданс. Хотя Риверданс – тоже хорошо, мы все-таки учим чечетку.

– Я не знаю, что такое ривер… как его там?

– Ясно, неудивительно. Давай начнем с самого легкого. Например, стэмп и стомп. Когда освоишь простенький ритм, поработаем с торсом и руками.

– А что такое торс?

– Туловище.

– А-а… что ж ты сразу не сказал?

– Никаких разговоров. Учителю перечить нельзя – особенно при наших с тобой расценках. Так. Стэмп правой ногой!

Грейс громко топнула, тут же задрала ногу вверх и радостно посмотрела на Билли.

– Это не стэмп, это стомп.

– Вот блин! – Улыбка растаяла. – Вечно я их путаю.

– Помнишь, я рассказывал, как запомнить разницу?

– Не-а.

– Стэмп – это как штамп на письме.

– А, помню! Когда ставишь штамп, он остается на бумаге. Так что стэмп – это когда топаешь одной ногой, всей ступней разом, и не переносишь вес.

– Верно. Теперь стэмп правой ногой, потом переносишь вес вправо, поднимаешь левую, стэмп левой, переносишь вес влево – и дальше по кругу.

– Это слишком просто, – пожаловалась Грейс, повторив движение три или четыре раза.

– Да. Так что теперь можно вспомнить и про туловище.

– Точно! Руки, – сказала она, продолжая топать. – Что мне с ними делать?

– Вот у них и спроси.

– Глупость какая-то.

– Сначала попробуй.

Руки Грейс слегка приподнялись и начали покачиваться в такт стэмпам. Билли улыбнулся себе под нос.

– Хорошо, что внизу, кроме нас с мамой, никто не живет.

– И вправду.

Как назло, прямо в этот момент в дверь постучали. Билли и Грейс замерли на кухне в полной тишине, уставившись на входную дверь.

– Чтоб вам всем провалиться! – пробормотал Билли себе под нос. – Сколько можно?! Раньше ко мне стучали только курьеры, и так продолжалось много лет. А тут что ни день, то новый гость.

– Это все из-за меня, – прошептала Грейс. Получилось на удивление тихо.

– Вовсе нет.

– Но началось все тогда, когда ты согласился за мной присматривать.

– Возможно, – откликнулся Билли. И добавил чуть громче: – Кто там?

– Эйлин Фергюсон. Ваша соседка снизу.

Билли с Грейс переглянулись.

– Она знает, что ты тут?

– Кажется, нет.

Глубоко вздохнув, Билли подошел к двери, отпер все замки и приоткрыл дверь на цепочку в смутной надежде, что оглушительный стук сердца слышен только ему самому.

– Слишком шумно?

– Да, громковато. Я пытаюсь уснуть, а у вас здесь творится какой-то танцевальный балаган с консервными банками вместо обуви.

– Извините. Не подумал, что в такое время можно кого-то разбудить.

Даже если Эйлин и заметила его мягкую подначку, то виду не подала.

Выглядела она плохо. Билли, конечно, тоже не являл собой образец для подражания, однако не мог сдержаться – слишком привык оценивать других, от этой черты характера не избавишься даже хирургическим путем. Да, Билли тоже выглядел отвратно. Но он не навещал в таком состоянии соседей. Перед выходом из квартиры Билли непременно привел бы себя в порядок.

Хотя будем реалистами – он и выходить бы никуда не стал. Всего лишь теоретическое допущение, не более.

– Вот меня и разбудили. Кстати, вы не видели мою дочь? Грейс? Вы ведь знаете Грейс?

– С Грейс знакомы все соседи.

– Она вам на глаза не попадалась?

– Я… уверен, с ней все в порядке.

Эйлин скептически на него покосилась.

– С чего вы взяли? Вы же не знаете, где она.

– Понимаете, у нас составлен своеобразный график, – начал Билли. И тут же спохватился, что, наверное, сболтнул лишнего. – С утра Грейс идет в школу, потом кто-нибудь из соседей ее забирает, потом кто-нибудь еще присматривает за ней, пока Рейлин не вернется с работы. Так что она либо в школе, либо с Фелипе, либо со мной, либо с Рейлин.

– Но сейчас она не с вами.

– Меткое наблюдение! – Билли попытался обернуть свой промах в шутку.

– Хм, странно. Мне ничего не сказали про график. Я думала, что с ней возится Рейлин. Впрочем, все сложилось неплохо. Для Грейс. Я так думаю. Если увидите ее, передайте, чтобы шла домой. Хорошо?

– Обязательно. Как увижу, сразу передам.

– Спасибо, – сказала Эйлин и наконец ушла.

Билли запер все замки, прислонился спиной к двери и начал размеренно дышать, чтобы успокоиться.

Потом снова вернулся на кухню. Грейс отрабатывала стэмп, не отрывая ног от пола. Просто перемещала вес, сгибала колени и помахивала руками в такт.

– Молодец, руки шевелятся, – похвалил он.

– Спасибо. Вот ведь гадство, я даже танцевать теперь не могу. Почему ей не спится? Обычно ведь просыпается всего на час в день. И вот надо же было прямо сейчас…

– Она хочет, чтобы ты пришла домой.

Грейс вздохнула.

– Ладно. Я быстро.

Она расшнуровала и стянула туфли, словно прощаясь со старыми друзьями.

Вернулась Грейс всего пару минут спустя.

– Снова отрубилась. И вряд ли проснется в ближайшее время.

– Не хочу рисковать, – сказал Билли.

– Можно выйти на улицу.

– Это ты можешь выйти на улицу.

– Ой, да. Я забыла. Можно позаниматься у тебя на веранде. Тогда мама ничего не услышит.

– В самый разгар дня?

– А что тут такого?

Она ждала ответа. Долго ждала, терпеливо, Билли даже удивился. Но в конце концов сдалась.

– Ты даже на веранду выйти не можешь?

– Скажем, я предпочитаю этого не делать. Таков мой свободный выбор.

– Ты же был там! Дважды! Я видела.

– В первый раз было совсем темно. Во второй раз уже сгущались сумерки. И я полз на животе, если ты не забыла.

Грейс долго молчала. Так долго, что Билли стало все равно, что она скажет, – лишь бы сказала хоть что-нибудь.

Через некоторое время он не выдержал:

– Я никогда не заявлял, что я нормальный.

– Да. Не заявлял, – сказала Грейс. – Ладно, мне ты все равно нравишься. Может, сделаем так? Я выйду на веранду, а ты будешь смотреть на меня из комнаты. Если ошибусь, откроешь дверь и скажешь. Как тебе идея?

– Можно попробовать, – сказал Билли.

К тому времени как Рейлин вернулась с работы, Грейс успела отзаниматься целый час почти без перерывов. Лицо раскраснелось, подстриженные волосы взмокли, однако останавливаться она не желала.

Теперь Грейс не только умела двигать руками, но и вспомнила тайм-степ, медленно восстановив нужный порядок шагов. Отрепетировала его заново и повторила в нормальном темпе, – по-прежнему не забывая про руки.

«Из нее может выйти неплохой танцор», – думал Билли. Если не растеряет интерес, если будет заниматься, если не отвлечется на мальчишек, собственные амбиции и окружающий мир. Если жизнь не преподнесет Грейс жестоких уроков, не собьет ее пыл. От этих мыслей ему стало больно. Тонкая игла шевельнулась в солнечном сплетении – то ли гордость, то зависть, то ли страх за девочку.

Возможно, все вместе.

Когда Рейлин вернулась, Грейс затащила ее к Билли, подвела к балконной двери, а сама выскочила на веранду, чтобы показать тайм-степ. Рейлин стояла плечом к плечу с Билли, покорно изображая внимательную аудиторию.

– Впечатляет, – сказала она. – Знаете, Грейс теперь еще и испанский учит.

– Замечательно. Мне бы тоже хотелось его подучить. В Лос-Анджелесе пригодилось бы. Хотя… подобный навык больше полезен для тех, кто не сидит в четырех стенах.

Рейлин покосилась на него, затем снова перевела взгляд на Грейс, пока та ничего не заметила.

– Полагаю, я должна извиниться. Конечно, я ничего не говорила вам в лицо, но… я очень сомневалась перед тем, как оставить Грейс здесь.

– Разумный подход.

Рейлин снова посмотрела на него, приподняв брови.

– Да бросьте, – продолжил Билли. – Мое поведение трудно назвать разумным, но это не значит, что я не в состоянии распознать логику нормальных людей.

Соседка положила руку Билли на плечо. И не стала никуда убирать. Так что он снова чуть не потерял сознание – только на этот раз нельзя было упасть на колени, чтобы прикрыть свою слабость. Пришлось героически стиснуть зубы и стоять на ватных ногах, так и норовящих подогнуться.

Спустя мгновение Грейс закончила танец и раскланялась. Рейлин убрала руку и захлопала в ладоши – Билли вздохнул с облегчением и разочарованием.

Потом Грейс принялась показывать стэмпы и стомпы: теперь она знала разницу и умела ловко их чередовать.

– К нам заглянула ее мама, – сказал Билли. – Я не стал упоминать, что Грейс у меня. Не знал, можно ли.

Рейлин глубоко вздохнула.

– Да. – Казалось, она приняла решение ровно в ту же минуту. – Ей можно рассказать. Грейс здесь хорошо. И пусть кто-нибудь только попробует возмутиться. Им придется иметь дело со мной.

– Слава богу, что не со мной, – ответил Билли, – не люблю конфликты.