Текст книги "Величайшая любовь"

Николас нахмурился и отвернулся к окну. Озадаченная такой реакцией мужа, Джорджия хотела спросить его, почему он снова расстроился, но в этот момент экипаж подъехал к дому, и стало ясно, что разговор окончен.

Когда они уселись за праздничный стол, настроение у Николаса, казалось, улучшилось. Они вели приятную беседу, не затрагивая тем более важных, чем, например, продвижение ремонтных работ на крыше и планируемые изменения на кухне. Но от Джорджии не ускользнуло некоторое беспокойство мужа. Увы, она не знала, чем оно было вызвано, но подозревала, что Николаса беспокоили воспоминания, связанные с Рождеством, Рэйвенсволком и его семьей, – а говорить об этом ей сейчас и не хотелось, поэтому она весело болтала, пытаясь хоть как-то развлечь мужа.

– Пойдем, – сказала она, когда они покончили с пудингом. – Позволь мне вручить тебе подарок. После такой трапезы тебе захочется прогуляться, а значит, мой подарок тебе пригодится.

– И у меня для тебя кое-что есть, – сказал Николас. – Одну минуту…

Он взял с подоконника большой плоский сверток и с улыбкой положил его перед Джорджией.

– Дорогая, вот то, что я тебе обещал. Вчера доставили из Лондона.

– Ах, Николас!.. Не было необходимости покупать мне что-то еще, но я в восторге, что ты это сделал. Я уже несколько лет не получала подарков, – а тут сразу два в один день! Да еще и лошадь!

Дрожащими от возбуждения пальцами Джорджия развязала бечевку, сняла бумагу – и восторженно ахнула, увидев рулоны тканей – роскошную шерсть, нежнейший муслин самых разных расцветок, лен и даже отрез бархата прелестного темно-синего цвета.

– О Николас… Я даже не знаю, что сказать… – пробормотала она, не в силах отвести глаз от чудесного подарка.

– Скажи, что ты довольна, и этого будет достаточно. Я надеюсь, что сделал хороший выбор. Там внизу цветные рисунки модных образцов одежды, которые порекомендовал мне лондонский портной. Тебе это подойдет?

– Подойдет ли? Ах, Николас, это просто замечательно. Но ужасно дорого! Такие ткани с удовольствием приобрела бы даже леди Рэйвен.

– Да, определенно. А теперь иди и оденься для прогулки.

Джорджия вскочила из-за стола, прижимая к груди сверток. Она бросилась к двери, но у порога, внезапно остановившись, с улыбкой обернулась к мужу:

– Я тотчас вернусь, и тогда ты получишь свой подарок.

Николас кивнул и тихо сказал:

– Иди, Джорджия. Я хочу перекинуться словечком с Бинкли. – С этими словами он направился в кухню.

Спустя четверть часа Джорджия нашла мужа у дверей парадного холла. Он ждал ее, разглядывая штукатурку вокруг фронтальных окон. Прежде она не видела Николаса таким инертным; он был человеком постоянного действия – даже в те минуты, когда вроде бы сидел спокойно. Неудивительно, что он так мало спал. Ночь за ночью она слышала, как он ходил по комнате и ложился спать уже перед самым рассветом. Однажды ночью она тихонько спустилась вниз, чтобы налить себе стакан молока, и увидела Николаса в столовой; сидя за столом перед кипой каких-то бумаг, он с головой погрузился в работу. Не желая мешать мужу, Джорджия тихонько проскользнула по шатким ступенькам в свою комнату. Но она не могла не испытывать любопытства. Что мог делать Николас со всеми этими бумагами глубокой ночью? И ведь настолько погрузился в работу, что не замечал ничего вокруг… Джорджия очень сомневалась, что эти его бумаги имели какое-то отношение к ремонту дома.

– Вот и я, Николас, – сказала она с улыбкой.

Он посмотрел на нее через плечо и, тоже улыбнувшись, спросил:

– Где же подарок, который ты обещала мне так загадочно?

– Для этого нужно зайти в конюшню. А подарок… Ничего особенного. Ведь ты знаешь, что у меня нет денег. Но надеюсь, он все равно тебе понравится.

– Джорджия, ты прекрасно знаешь, что деньги – не самое главное в жизни. Я тронут, что ты вообще об этом подумала. Правда, тронут.

– Не глупи, – сказала она, поворачивая к поляне, где в окружении дубов стояли конюшни. – Как я тебе уже говорила, ты мне дал очень много…

Джорджия услышала повизгивание раньше мужа, так как ожидала его услышать.

– Заходи, – сказала она, с улыбкой открывая дверь.

В тот же миг какое-то крохотное существо бросилось к ним столь стремительно, что невозможно было толком его рассмотреть. Николас машинально отступил на шаг. Потом с удивлением присел, и мохнатый комочек ткнулся носом в его сапог. Веселый щенок – довольно странная помесь терьера и гончей – тут же завилял хвостом и принялся лизать руки Николаса своим розовым горячим язычком. Николас рассмеялся и поднял пушистый комочек над головой.

– И кто же ты? – спросил он, оглядывая пухленький животик собачонки. – Ага, молодой человек… И, судя по всему, очень молодой человек. – Он осторожно опустил щенка на землю, и тот снова набросился на его сапоги. – Спасибо, Джорджия. – Николас улыбнулся жене. – Замечательный подарок!

– Я рада, что щенок тебе понравился. Он с одной из местных ферм. Лили рассказала мне о помете. Он был самым беспокойным и драчливым из всех, но мне показалось, что у него очень умные глазки.

– Да, верно. Похоже, он довольно смышленый. А теперь надо дать ему имя, правда, дружок? Давай прикинем… Как тебе имя Рэли?[1]1
  Сэр Уолтер Рэли – поэт, авантюрист, путешественник; один из основателей колоний в Северной Америке.


[Закрыть]

– Рэли? Отличное имя. Но почему именно Рэли?

– Был некогда такой человек, тоже очень драчливый и беспокойный. Ну, давай, Рэли, присоединяйся к нам и начинай исследовать свое новое жилище.

Щенок тут же пристроился у ног Николаса и, отчаянно виляя хвостиком, отправился на прогулку вместе со своими новыми хозяевами.

В приступе ярости Жаклин швырнула свой черепаховый гребень через всю комнату. Увидеть сегодня Николаса вместе с его шлюхой – такого она просто не могла вынести! Сидя в церкви, Жаклин постоянно ощущала его присутствие за своей спиной; иногда ей даже казалось, что она чувствовала жар его тела. И она ни слова не слышала во время службы, так как была поглощена теми чувственными образами, которые Николас вызывал в ее воображении.

За годы его отсутствия она забыла, насколько он привлекателен и какую энергию излучала каждая клеточка его тела. Но теперь, увидев Николаса в церкви, – а жил он всего лишь в миле от нее, – она снова и снова вспоминала об этом бездельнике и бродяге, словно и не было десяти прошедших лет. Однако следовало признать, что с годами Николас стал еще более привлекательным – сейчас он был в самом расцвете. Жаклин ненавидела его, и ненависть лишь подпитывала ее страсть. О, она помнила все, абсолютно все. И не было мужчины, чья нагота так воспламеняла бы ее, – а ведь после той ночи она узнала многих других мужчин. Она считала, что избавилась от него раз и навсегда – разрушила его драгоценный дом и позаботилась о том, чтобы этот ублюдок никогда не вернулся. Но он вернулся. Он вернулся… и ее кровь закипела.

– Будь он проклят! Да будут прокляты они оба! – в ярости воскликнула Жаклин.

Она закрыла глаза и так сильно прикусила губу, что почувствовала во рту вкус крови. Мысль о том, что Джорджия сейчас лежала в объятиях Николаса и получала удовольствие от его ласк, делала Жаклин больной. «Почему он выбрал именно ее, почему ее?..» – спрашивала она себя раз за разом.

И вообще, как такое могло случиться? Должно быть, она нашла способ соблазнить его, эта ловкая шлюшка. Но как же ей удалось?.. Просто невероятно… Ведь нищая портняжка почти не выходила из Рэйвенсволка. Но невероятное все-таки произошло, и ей, Жаклин, придется с этим смириться. Хотя, с другой стороны, какое ей до всего этого дело?

Жаклин внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. В конце концов, она – графиня Рэйвенская, женщина, обладающая немалой властью. Поместье Рэйвенсволк считалось одним из лучших в Британии, а ее, графини, состояние – одним из самых крупных. К тому же, ей удалось утереть нос своим сестрам. Да, она утерла нос всем, и сейчас у нее было все, чего она хотела. Все, кроме Николаса…

При одной только мысли о нем она опять почувствовала пульсацию в низу живота, а руки сами собой поднялись к грудям. Прикрыв глаза, Жаклин представила, что это – руки Николаса, которые, увы, уже очень давно не касались ее груди…

Спустя минуту она резко опустила руки. Не было смысла мучить себя воспоминаниями. Что же касается Николаса… Его жизнь в скором времени изменится к худшему. И если Джорджия подумала, что теперь приобрела положение в обществе, то она очень сильно ошиблась. Модисточка вышла замуж за человека, которого приличное общество никогда больше не примет – она, Жаклин, об этом уже позаботилась.

Пусть они страдают в своих руинах. Жители деревни будут избегать их, дворянство – презирать, и их жизнь превратится в сплошное унижение.

Что же до нее, то она, Жаклин, примет приглашение маркиза ди Кастаньяро и проведет зиму у него на вилле. Да-да, именно так она и поступит. В начале нового года непременно покинет Рэйвенсволк. Не оставаться же там, где можно в любой момент столкнуться с Николасом и его девкой…

А сегодня вечером… Что ж, если она не могла заполучить Николаса, то утолит свой голод с тем, кто мог его заменить.

Жаклин слегка подушила ложбинку между грудей, оправила платье и направилась в восточное крыло дома.

Глава 6

Джорджия немедля взялась за шитье. Она устроила портновский стол в задней части гостиной, где с величайшим удовольствием сначала чертила выкройки, потом кроила и наметывала. Прошла неделя, за ней – еще одна, и вскоре у нее уже был новый плащ, а у Николаса – две теплые рубашки. После этого Джорджия взялась за платье, но шила только по вечерам, а днем они с Лили все время что-нибудь чистили и скребли, а также вытирали пыль. Или же в погожие дни – работали вне дома. С наступлением сумерек она садилась за свое шитье, а Николас читал у камина или писал письма.

«Как же эта жизнь отличается от моей жизни с Багги…» – подумала Джорджия, откусывая нитку. Багги никогда не бывал дома по вечерам и предпочитал проводить время в пабе, – по крайней мере, так она считала. А теперь по вечерам она наслаждалась приятным обществом мужа. Багги ни о чем не разговаривал с ней – за исключением фермерских дел, а Николас беседовал с ней на самые разные темы, и если ему что-либо было нужно, то он вежливо просил об этом, никогда не обращался с ней как со служанкой.

Рэли громко всхрапнул во сне и завозился на своей подстилке. Джорджия погладила его бочок носком туфли, и щенок сладко зевнул и успокоился. Она оторвала взгляд от шитья и взглянула на Николаса. Тот протирал книги из библиотеки, и его рука медленно скользила по кожаным переплетам; сейчас он, казалось, пребывал в хорошем настроении, и на его лице больше не было страдальческого выражения. Эта перемена происходила постепенно; когда они прибыли в Клоуз, Николас напоминал туго натянутую струну, но теперь, по прошествии пяти недель, казалось, что они всегда жили так – в уютной тихой гармонии.

Но был ли он счастлив? Джорджия не могла ответить на этот вопрос – слишком уж закрытым человеком был ее муж – держал свою душу на замке и никого не впускал туда. Только раз-другой она увидела у него проявление сильных эмоций, – однажды это произошло в тот момент, когда он считал, что пребывает в одиночестве, а в другой раз вспышка гнева охватила его в тот момент, когда он увидел, в каком состоянии находился сад. Но по большей части Николас скрывал свои чувства, давая лишь слабый намек на то, каковы они в действительности. Она старалась разгадать своего мужа, но ей это не очень-то удавалось. Например, однажды, когда она стала снимать с него мерки для рубашек, он вел себя очень странно – краснел и уклонялся, словно не хотел, чтобы до него дотрагивались. А затем стремительно вышел из комнаты. Когда же она отдавала ему готовые рубашки, он радостно улыбался; и казалось, что он очень рад этим рубашкам.

Николас оставался для нее загадкой, но он очень ей нравился, потому что был добрым и великодушным. Кроме того, Джорджия была уверена, что муж никогда не обидит ее. И все же – загадка… С Багги она всегда точно знала, какой будет его реакция на что-либо. А с Николасом об этом можно было только гадать.

– Джорджия, о чем ты сейчас мечтаешь? – спросил он.

Она вздрогнула от неожиданности.

– Ни о чем. Просто задумалась.

– И о чем же ты думала?

– О нас с тобой и о жизни здесь.

– О… может, мне стоит поостеречься?

– Не шути так. Мне нравится наша жизнь, Николас.

– В самом деле? – спросил он с улыбкой. – Рад это слышать. Но по сравнению с твоей жизнью в Рэйвенсволке что угодно покажется раем – даже нынешнее существование.

– Нынешнее существование? Но оно просто чудо! Я вижу, как каждый день мы привносим какие-то изменения. С каждым днем дом все больше оживает. Разве ты этого не замечаешь?

– Ты довольно своеобразная женщина, и я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Хотя… Да, я действительно испытываю чувство огромного удовлетворения к концу каждого дня. Нам на голову больше не падает снег и не льет дождь, что весьма приятно.

– И уже скоро потеплеет. Тогда я смогу всерьез заняться садом, – заметила Джорджия.

Николас покачал головой.

– Ох, не знаю, что у тебя получится, дорогая. Сад ведь погиб… Может, лучше будет все это перепахать, чтобы разбить большой газон?

В голосе мужа прозвучала горечь, и от этого Джорджия испытала почти физическую боль. Ужасно несправедливо с ним поступили, и поэтому ей следовало сделать все возможное, чтобы восстановить сад – тем самым она хоть как-то отблагодарит Николаса.

– Я могу сделать так, что сад снова расцветет, – сказала Джорджия. – Моя мама многому меня научила. В нашей деревне у нее были самые большие урожаи и самые крупные цветы. Казалось, что ей достаточно посмотреть на грядку и появляются ростки. Она говорила, что умеет разговаривать с растениями.

– В самом деле? Как странно… Моя матушка говорила то же самое. Она говорила, что все живое имеет душу, а любое место обретает своего бога. Она непрестанно говорила о боге своего сада и оставляла среди деревьев маленькие подношения этому божеству. Конечно, все это отдавало язычеством, но тем не менее сад плодоносил каждый год. Впрочем, думаю, что Господь давным-давно оставил нас…

– Посмотрим, Николас. Для начала нужно дать почве воздух и свет, а потом мы решим, как вернуть сад к жизни. Пока же я подготовлю рассаду, которую высажу, как только станет достаточно тепло. Поверь, мы вдохнем жизнь в этот сад.

Николас отложил книгу, которую держал в руках, и подошел к жене, пристально вглядываясь в ее лицо. Осторожно обмотав завиток ее волос вокруг пальца, он замер на мгновение. Потом так же осторожно опустил руку и чуть отстранился. Джорджия замерла, ошеломленная странным поведением мужа. Впервые Николас прикоснулся к ней… таким образом, и она не знала, что об этом думать. Почувствовав, что ей вдруг захотелось плакать, Джорджия поспешно опустила глаза.

– Ты меня просто поражаешь, дорогая, – проговорил Николас, отходя к камину. – Ты работаешь целыми днями в столь ужасных обстоятельствах – и ни одной жалобы. А сейчас ты собираешься взять на себя еще больше.

– Я уже говорила тебе, что радуюсь, когда вижу, что этот дом возвращается к жизни. Поверь, я действительно полюбила его.

– Да, верно. Ты, помнится, сказала, что он – как сирота. И еще ты сказала, что и сама сирота. Может, расскажешь мне об этом? Ведь я почти ничего не знаю о твоей прежней жизни.

– В общем-то, рассказывать особенно нечего, – проговорила Джорджия, отрезая очередную нитку и мысленно возвращаясь в прошлое. – Мы были бедны, но все же отец с матерью были счастливы, потому что папа был очень добрым и мягким человеком. Когда-то мой отец служил в армии, но у него возникли проблемы с легкими, и ему пришлось выйти в отставку. После отставки он был школьным учителем, но из-за болезни оставил и эту работу. После его смерти мама жила одна, зарабатывая на жизнь шитьем и уходом за больными, но свои любимые растения она не забывала. Потом мама умерла от лихорадки. Мне тогда было всего двенадцать.

– И куда же тебя определили?

– Поскольку я осталась сиротой, меня решили поселить у викария и его жены, – пробормотала Джорджия, и ее лицо омрачилось от этих воспоминаний.

– Понятно, – кивнул Николас. – Не думаю, что ты была счастлива в семье викария.

– Конечно, не была. Хотя они были добры ко мне. Но ведь это был не мой дом… – Джорджия с силой вонзила иголку в ткань – и укололась. – Ой!.. – Она поспешно поднесла уколотый палец к губам.

– Может, дело не только в том, что это был не твой дом? – спросил Николас, пристально вглядываясь в ее лицо.

Джорджия подняла глаза и увидела, что муж улыбается.

Отвечая ему улыбкой, она сказала:

– Что ж, если хочешь знать правду… Они не любили меня, а я не любила их.

– И ты оставалась у них до своего замужества?

– Я прожила у них пять лет, – продолжала Джорджия. – Когда же ушла от них, они, безусловно, испытали облегчение.

Она вновь вспомнила тот день, когда миссис Провост пришла к ней в мансарду, обвиняя в том, чего она даже не понимала, и сообщила о ее предстоящем через три недели венчании с мужчиной, которого она совершенно не знала. Три долгих недели она была заперта в своей комнате – сидела на хлебе и воде, которые ей приносили раз в день, и думала о неведомом ей будущем. Зато впервые за пять лет ей не приходилось готовить, мыть полы, стирать белье, вытирать пыль, полировать мебель и менять свечи. Но самое главное – она чувствовала себя в безопасности. В последнее время викарий, поддавшись мужским инстинктам, все время лапал ее, порываясь прильнуть своим слюнявым ртом к ее губам. Слава богу, что ключ от ее комнаты хранился у миссис Провост, которая не выпускала его из рук.

– А потом?

– Потом я вышла замуж за Багги Уэллса, которого впервые увидела, когда меня привели в церковь.

– И ты была счастлива с ним? – допытывался Николас.

Джорджия удивилась внезапно изменившемуся выражению его лица, но тотчас поняла, что он расстроился из-за ее рассказа. Ох, наверное, зря она стала жаловаться. Но и врать ей тоже не хотелось.

– Что же ты молчишь, Джорджия? – спросил Николас, нарушая воцарившееся молчание.

Она постаралась улыбнуться.

– Ну… Ферма мужа не представляла собой ничего особенного. Но все-таки это был дом. Было очень приятно вновь иметь собственный дом.

– Да, разумеется. – Николас немного помолчал, потом, тщательно подбирая слова, проговорил: – И еще был сам Багги, верно?

– Да, – со вздохом кивнула Джорджия. – И еще был Багги. Это продолжалось три года. А потом все закончилось.

Николас нахмурился, однако промолчал. Потом, повернувшись к ней спиной, взял кочергу и начал перемешивать угли в камине.

– Я не хочу, чтобы ты меня жалел, – пробормотала Джорджия. – То время ушло навсегда. И никогда не будет так, как было, – я в этом уверена. Думаю, ты меня правильно понял.

Муж бросил взгляд через плечо, потом вновь повернулся к огню.

– Как ты жила после смерти Багги?

Джорджия с облегчением вздохнула, радуясь, что Николас сменил тему.

– Было трудно. Из-за долгов я потеряла ферму, и мне пришлось уехать в Лондон, где я год проработала в магазине, подшивая и подгоняя платья. Там меня заметила леди Хертон, которая предложила мне шить для нее. Год спустя она рекомендовала меня в Рэйвенсволк. И я очень, очень благодарна тебе за то, что ты забрал меня оттуда.

Николас резко обернулся.

– Проклятье, Джорджия! Сколько раз надо повторять, что я не нуждаюсь в твоей благодарности! Мы с тобой до скончания наших дней можем говорить, что очень благодарны друг другу, – мол, один выручил другого в затруднительной ситуации. Но это не то, чего я хочу. Благодарность – ничто. Для меня она ничего не значит. Я вполне уверен, что и Багги не особо нуждался в твоей благодарности.

– О, пожалуйста, Николас, может, не будем больше говорить о Багги? Эти воспоминания… они ужасно неприятны.

– Извини. Мне не хотелось возвращаться к этому, но я всего лишь человек. И я начинаю задумываться о том, что ты очень многого ждешь от меня.

– В этом-то все и дело!.. – воскликнула Джорджия. – Я ничего от тебя не жду и только и делаю, что пытаюсь дать тебе это понять.

– О, ты отлично дала мне это понять, – с некоторым раздражением проговорил Николас, запуская пятерню в волосы. – Но я все же надеялся, что в какой-то момент ты решишь, что тебе не внушает отвращения мысль о том, что ты вышла за меня.

Джорджия посмотрела на мужа с изумлением. Внушает отвращение?.. Он что, совсем не слышал ее? Ведь теперь она уже без страха встречает приближение ночи. И живет под одной крышей с человеком, который разговаривает с ней, выслушивает ее, – живет с сильным, умным и воспитанным мужчиной!..

– Поверь, Николас, мне совершенно не внушает отвращения мысль о том, что я вышла за тебя замуж. Ты очень внимательный и заботливый. И раз ты не хочешь, чтобы я говорила о своей благодарности, то я не буду. Но ты не должен думать, что я хочу от тебя чего-либо – ты и так мне уже очень много дал. Прошу тебя, перестань спрашивать, чего я хочу, поскольку от таких вопросов мне ужасно неловко.

– Что ж, хорошо, – сказал он с каким-то странным холодом в голосе. – Если это то, чего ты желаешь, – то хорошо.

– Да, я желаю этого. Но почему ты так на меня смотришь?

– Почему я… Ох, Джорджия… – Он провел ладонью по лицу. – Не обращай внимания, не обращай… Уже поздно. Я иду спать. Спокойной ночи. Надеюсь, что хоть у тебя будут приятные сны.

«Похоже, он чем-то расстроен», – думала Джорджия, возвращаясь в свою комнату. И она снова задумалась о противоречиях, из которых был соткан ее муж.

Всю следующую неделю в их отношениях чувствовалась та же самая напряженность, что возникла между ними при столь неприятном для обоих разговоре. Джорджия понимала, что тот их разговор закончился не очень хорошо, но почему – не знала. И, конечно же, не знала, что мужа так расстроило. Она снова и снова мысленно возвращалась к их разговору, но в голову ничего не приходило. Николас спрашивал ее о прошлом, и она отвечала ему правдиво. Возможно, ему не понравились какие-то подробности. Но какие именно?

Джорджия ритмично водила щеткой по стене вверх и вниз, чувствуя себя ужасно одинокой, хотя прекрасно знала, что Николас сейчас находился совсем рядом – работал в холле. Ей не хватало его общества, не хватало их вечерних бесед и совместных прогулок – просто-напросто его физического присутствия. И порой у нее возникало ощущение, что она лишилась чего-то очень для себя важного. И тогда ей приходилось бросать на мужа хотя бы мимолетный взгляд, чтобы убедиться, что он все еще здесь. Но почему же Николас избегал ее?..

В очередной раз обмакнув щетку в ведро с побелкой, Джорджия собралась уже продолжить работу, но вдруг услышала громкий треск, а затем крик:

– Джорджия! Куда, черт возьми, ты подевалась?!

В голосе мужа звучала легкая паника, и Джорджия, подобрав юбки, побежала в холл. Когда она со щеткой в руке распахнула дверь, то сразу все поняла.

Николас раскачивался в большом проломе в полу – очевидно, несколько половиц проломились под ним. Джорджии пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы сдержать рвавшийся наружу смех. На самом деле это было вовсе не смешно, но она ничего не могла с собой поделать. Не в силах больше сдерживаться, она громко расхохоталась, так что на глазах даже выступили слезы.

– Джорджия, сейчас не самое подходящее время для веселья! Срочно позови Бинкли!

– Не могу, – сказала она, утирая глаза. – Он отправился в город за покупками.

– Тогда приведи Мартина.

– Он поехал с Бинкли. – Джорджия усмехнулась и добавила: – Полагаю, я могла бы спасти тебя, если бы была настроена это сделать.

– Что… что ты имеешь в виду? – проворчал Николас.

– Только то, что я сказала. Всю эту неделю ты был очень холоден со мной. И ты меня избегаешь. Можно подумать, что мое общество стало тебе неприятно.

– Но Джорджия…

– А теперь ты в таком положении, что просто не сможешь от меня сбежать. Может быть, объяснишь мне свое поведение? Если, конечно, хочешь, чтобы я помогла тебе…

– Джорджия, сейчас не время для дискуссий. К тому же ты прекрасно знаешь, что меня беспокоит. Я решил избегать тебя, так как мне показалось, что это – единственный разумный выход… – Николас попытался выбраться из провала, но безуспешно. – Более того, я думал, что тема закрыта. И позволь тебе напомнить, что именно ты ее закрыла.

– Именно я? – в растерянности переспросила Джорджия. О чем же он толкует?.. – Я уверена, что не хотела этого.

Николас застонал и снова попытался выбраться, но смог подтянуться лишь на долю дюйма.

– А-а… мои ребра! – завопил он.

– О боже! Николас, я думаю, тебя действительно нужно вытаскивать оттуда, пока все окончательно не рухнуло.

– И как вы, моя дорогая, собираетесь это осуществить? Я вешу в два раза больше тебя.

– Если ты не собираешься болтаться здесь и дальше, то будешь отталкиваться, а я – тянуть. Думаю, иного выхода нет. – Джорджия ухватилась за пояс его брюк. – Итак… На счет «три».

Она дернула изо всех сил, а Николас, одновременно оттолкнувшись руками, вылетел из пролома столь стремительно, что сбил Джорджию с ног. Она отлетела назад и ударилась головой о стену с такой силой, что перед глазами искры заплясали.

– Джорджия, милая, ты не ранена?! С тобой все в порядке?

Она открыла глаза и увидела, что муж стоит перед ней на коленях и с беспокойством смотрит на нее.

Осторожно ощупав затылок, Джорджия пробормотала:

– Думаю, все нормально. Но ты порвал рубашку в клочья, Николас. Только посмотрите на него! И это уже вторая рубашка за месяц!

– На мою пострадавшую плоть внимания обращать, конечно, не стоит. Ведь тебя волнуют только рубашки, верно? – спросил Николас с улыбкой. – Уверена, что ты не поранилась?

Он коснулся ее щеки, и Джорджию бросило в жар. Ей ужасно захотелось, чтобы он коснулся и другой щеки. Было очень приятно видеть, что во взгляде мужа вновь появилась теплота.

– О, Николас, мне тебя так не хватало… – прошептала Джорджия.

– В самом деле? – спросил он. Озабоченность в его взгляде сменилась каким-то другим выражением. – Что ж, возможно, эта стена, наконец, вбила в твою голову немного здравого смысла. Сейчас посмотрим…

С этими словами муж придвинулся к ней поближе и столь же осторожно коснулся и другой ее щеки. Потом взял ее лицо в ладони, и она вдруг почувствовала на щеке тепло его дыхания. От этого ее собственное дыхание участилось, и словно откуда-то из тумана возникла мысль: “Сейчас он меня поцелует…” Внезапно смутившись, Джорджия высвободилась и поднялась на ноги.

– Я в полном порядке. – Она отступила на шаг и осмотрела мужа. – А вот твои царапины нужно смазать бальзамом. Подожди минутку. Сейчас принесу…

Она вернулась очень скоро с кувшином воды, отрезом чистого полотна и с мазью в склянке.

– Снимай то, что осталось от твоей рубашки, Николас. Я знаю, что холодно, но ничего не поделаешь.

Он тотчас снял рубаху, и Джорджия осмотрела его грудь. “У него действительно великолепная фигура”, – подумала она, невольно залюбовавшись мужем. Он был необычайно стройным – и в то же время мускулистым. Кроме того, ей очень понравилась полоска черных волос, сбегавшая от груди к животу. А вот у Багги… Его бочкообразная грудь – как и спина – была сплошь покрыта густой порослью волос. Николас же выглядел гораздо приятнее. И ей вдруг захотелось прикоснуться к его груди – совершенно неразумное в данной ситуации желание.

– Жить буду? – спросил Николас.

Немного смутившись, она пробормотала:

– Да, вероятно.

Зачерпнув из склянки немного целебной мази, Джорджия осторожно нанесла ее на царапины. Николас едва заметно вздрогнул и поморщился.

– Что, больно? – встревожилась Джорджия.

– Дело не в этом, – ответил он, с трудом переводя дыхание.

– Нет нужды терпеть боль. Это просто неразумно. Если больно, скажи, и я буду осторожней.

Ее пальцы легонько коснулась его соска, и тот заметно напрягся. Она посмотрела на сосок с удивлением и убрала руку.

– О… – Николас криво усмехнулся. – Да, ты права, Джорджия. Это причиняет боль.

Она окинула мужа внимательным взглядом, затем продолжила накладывать мазь. Ее пальцы ощущали жар его тела, и Джорджии казалось, что жар этот передавался ей.

– Нет, не стоит так осторожничать, – сказал Николас. – Лучше как раньше…

Джорджия взглянула на него, нахмурившись.

– Ты хочешь, чтобы я причиняла тебе боль?

– Ничего, потерплю. Но лучше будет, если мазь проникнет в рану поглубже. Тогда, безусловно, удастся избежать инфекции, не так ли?

– Раны не такие глубокие, Николас. Это всего лишь царапины.

– Всего лишь царапины? Тебе легко говорить. Ты хочешь, чтобы возникло нагноение и я умер? Прошу тебя, Джорджия… Самое главное – тщательность. Разве не об этом ты постоянно мне говоришь? Делай то, что необходимо. Обещаю не орать и не визжать.

Джорджия продолжала втирать мазь, стараясь все-таки не слишком беспокоить мужа; она видела, что ему действительно больно, а один раз он даже застонал. А ведь поначалу царапины казались не такими уж серьезными…

– Ну вот… Этого должно быть достаточно, – сказала Джорджия, неохотно отступая на шаг – ей нравилось ощущать под своими пальцами кожу Николаса. Эти прикосновения, как ни странно, пробуждали приятное чувство, и она, наверное, была бы даже совсем не против его прикосновений.

– Тебе лучше, Николас?

– Да. То есть, нет. О, Джорджия… – Он отвернулся и закрыл лицо ладонью.

– Дорогой, ты уверен, что ничего не повредил… внутри? Тебе очень больно?

Муж издал какой-то странный горловой звук, потом пробормотал что-то о том, что, мол, нужно найти чистую рубашку, и тотчас же удалился. А Джорджия, оставшись одна, снова вернулась к побелке.

Но после этого происшествия Николас, казалось, окончательно простил ее. Он больше не выходил из комнаты при ее появлении и не позволял суховатой сдержанности в разговорах. Джорджия часто замечала, что он наблюдал за ней, и при этом в его взгляде было не только любопытство, но и еще какое-то чувство, которое она не могла распознать. Возможно, то самое, которое появилось в его тревожном взгляде, когда он склонился над ней после того, как она ударилась головой. И Джорджия вскоре поняла: когда он так смотрел на нее, она чувствовала слабость, жар… и какую-то неведомую ей прежде сладкую боль. Но что это была за боль… Этого Джорджия не могла понять.

Николас осторожно положил на уже подготовленное место кусок черепицы. Бинкли привез из Хоршема первую партию строительных материалов, и Николасу хотелось уложить черепицу до того, как слуга вернется со второй партией. Мартин, который отправился с Бинкли, показал ему, как следовало ее укладывать, – это была довольно сложная работа, требовавшая внимания и сосредоточенности, не допускавшая посторонних мыслей, что в данных момент полностью его устраивало.