Текст книги "Магия Калипсо"

Глава 4

Больше всего на свете людей злит, когда их не принимают всерьез.

Паласио Вальдес

– Что вы собираетесь сделать? – с ее губ сорвался чистый, звонкий смех. Она даже согнулась, схватившись за живот.

Лайонел молча выдержал сцену нарочитого веселья, затем вздохнул.

– Мне очень хотелось бы отшлепать вас, но я не могу на это решиться. Даже если я попытаюсь, вы непременно постараетесь стукнуть меня так, чтобы лишить мужских качеств.

– Это, дорогой кузен, самое меньшее из того, что вы от меня получили бы! – Она снова согнулась от приступа хохота.

– Вернемся к поведению, которое приличествует девушке, Диана: вам не положено знать о мужских качествах или о том, как их повредить.

– Я не дура, Лайонел, и растили меня не под колпаком. Вы думаете, я не понимаю самых простых вещей и того, что происходит вокруг меня? – Она ехидно хихикнула.

– Наверное, нет, – прищурив глаза, проговорил Лайонел. – Вы для меня как заноза. Надеюсь, вы знаете значение слова «заноза», достаточно простое для вашего понимания?

Не отвечая на выпад графа, Диана продолжила начатую тему о любовнице.

– Почему вы так плохо выглядите? Маленькая интрижка должна была развлечь вас. Вы рассердились на эту женщину? Или она ударила вас?

– Напротив.

– Вы ее ударили?

– Не говорите глупости, Диана! Ваши десять минут кончились, вам пора.

– А вы пойдете наверх, к ней?

– Послушайте, колючка, джентльмены не селят любовниц в своих домах.

– Значит, вы ее прячете?

– Не совсем, скорее, скрываю. Джентльмены ничего не выставляют напоказ.

– Посмотрите на себя в зеркало, до чего вы себя довели бурным увлечением – до очевидной болезни.

Замечание было настолько верным, что Лайонелу не удалось сдержать улыбку.

– Да, – сказал он. – Я слишком увлекся… – Он вдруг замолчал, с ужасом осознав, что весь этот разговор крайне неприличен для джентльмена, которым он, Лайонел, является. – По-моему, вам пора уходить. И помните, моя маленькая Диана…

– Это я-то маленькая Диана?! Какой вы ненаблюдательный, Лайонел!

– О Боже, да идите же, Диана! Я страшно устал и, если не отдохну, не смогу сопровождать вас в «Альмак».

– А что передать тете Люции?

– А уж это, глупая вы девчонка, ваше личное дело. Но я советовал бы вам не рассказывать тетушке о том, как вы ворвались в мой дом в сопровождении одного лишь лакея, как пригрозили моему дворецкому, что вытащите меня из постели.

– Тогда что же мне сказать?

– Ну хорошо. Теперь, когда вы признали мое превосходство в умственном отношении и положились на мой опыт…

– Лайонел, вы слишком самоуверенны…

– …я снова пошлю к ней Кенуорси, чтобы договориться о вечерней встрече. А теперь идите.

Диана встала и, нахмурившись, прошла мимо графа в роскошно убранную переднюю, где на мгновение остановилась и огляделась.

– Какой странный дом…

– Вы хотите сказать, отвратительный. Можете обсудить эту проблему на спиритическом сеансе. Во всем виноват мой покойный дед, а не я.

– А у вас, разумеется, не хватило времени на переделку.

Девушка вздохнула. Она не знала, что Джемисон притаился за мертвенно-белой греческой статуей, вглядываясь и вслушиваясь в происходящее.

– Надеюсь вечером увидеть вас в лучшем настроении.

– Придется постараться, – сказал Лайонел. Затем, понизив голос, добавил: – И помните, Диана, что если я решу вас побить, вам и вправду основательно достанется.

– Когда же? Вы слишком самоуверенны в своих силах. Я жду не дождусь, когда от боли завопите вы.

– Это просто глупо, Джемисон! – Лайонел выругался, а эта чертова Диана рассмеялась. – «Теперь без промедленья удалитесь».

– Снова Шекспир. – Она склонилась к нему и театрально прошептала: – А вы тем временем вернетесь к амплуа любовника.

– С величайшим удовольствием, – сквозь зубы процедил Лайонел. Он кивнул вошедшему Титвиллеру, и дворецкий открыл дверь.

– До вечера, мисс Саварол.

– С нетерпением жду нашей встречи, милорд.

«Вот нахалка», – подумал он про себя и вернулся в спальню.

* * *

«Альмак», расположенный на Кинг-стрит, разочаровал Диану. Хотя теперь ей было легко в новых, побольше, туфельках, девушка осмотрелась, вздохнула и приготовилась скучать. Сквозняки, как в амбаре, закуски самые заурядные, но какое общество… блеск драгоценностей, оркестр играет контрданс… «Хотя бы Шарлотта пришла, – подумала Диана. – Ее присутствие избавило бы меня от скуки в перерывах между танцами». Диане пришлось отдать должное Лайонелу – в строгом вечернем сюртуке и черных панталонах он смотрелся прекрасно. Его голубые глаза были еще ярче на фоне темного костюма.

Диана не догадывалась о цели посещения «Альмака», зато знали Люция и Лайонел. Граф понимал, что ему придется убедительно пригрозить Шарлотте. Он не сомневался, что сможет заставить сплетницу прикусить язык, о чем и сказал Люции.

– Не уверена, – после паузы отозвалась тетушка, радуясь, что Диана отвлеклась и не слушала. – Почему бы нам не позволить ей продолжать в том же духе? Думаю, ей никто не поверит. Если сплетни опять пойдут, ты сможешь выяснить ситуацию с Дэнси. Бедняга, хотя он и не джентльмен, но все же…

– Нет, не джентльмен. Я подумаю, Люция. Но хватит об этом. Пусть Диана веселится… в оставшееся время ее пребывания в Англии.

При этих словах Люция нахмурилась. Она не желала мириться с крушением ее матримониальных планов, в особенности после визита Дианы в дом графа. Дидье, разумеется, все выпытал у Джемисона и, выполняя свой долг, доложил Люции. Старушка ничего не сказала своей подопечной, но с гордостью подумала, что Диана не из слабовольных. Она надеялась, что ее внучатая племянница однажды твердо решит добиться своего кузена. А Лайонел, по мнению Люции, сдастся, если будет больше времени проводить в обществе Дианы. Старушка была довольна, что Шарлотта постоянно строит козни против племянника, но сознаться в этом двоим молодым людям она не могла даже под пыткой. Если бы не Шарлотта, Лайонел не обратил бы никакого внимания на Диану.

Лайонел почтительно взял Диану под руку, проводил к четырем патронессам вечера в «Альмаке», отрекомендовал ее как «милую девушку». Затем он склонился к своей спутнице и прошептал:

– Сколько вы мне заплатите, чтобы графиня Ливен так и не узнала о вас правду, милая?

Но Диане было не до него, она заметила Шарлотту, судачившую с приятельницами. Девушка расправила плечи, невольно выпятив грудь, на что Лайонел тут же обратил внимание.

– Мне кажется, – начала она, – наша дорогая Шарлотта снова взялась за свое. Я не люблю быть предметом обсуждения такое долгое время. – При этих словах глаза ее сделались зелеными, как мох на ирландских скалах. Затем, повернувшись к Лайонелу, она спросила: – Сегодня у меня не слишком сильно напудрено лицо?

Он внимательно рассматривал ее: брови дугами, невероятно длинные ресницы чуть темнее великолепных светлых волос, тонкий нос, не слишком длинный и не слишком короткий, полные губы вопросительно приоткрыты.

– Вполне сносно, – заявил Лайонел, слегка поджав губы. – Начинается вальс. Пойдемте, вы же получили августейшее разрешение. Напомните, вам нужно разучить другие танцы.

– По-моему, в других танцах слишком много прыжков, – заметила Диана.

– Боитесь выскочить из корсажа?

– Вы злопамятны.

– А у вас необыкновенно привлекательная грудь, дорогая Диана.

– Достойная вашего высочайшего внимания даже теперь, когда вы завели интрижку?

– Осмелюсь сказать, что ее природа наградила еще больше, чем вас, но это не важно. В настоящий момент я довольствуюсь тем, что имею.

Диана обозвала его, шепнув на ухо, после чего он расхохотался, запрокинув голову. Все стоящие вблизи обернулись, Шарлотта тоже.

Лайонел обнял Диану и вывел ее на середину бального зала.

– Меня еще ни одна дама так не называла, – заметил он после того, как умело провел свою партнершу мимо пожилой пары.

– Это были не сомнения относительно законности вашего рождения, а оценка вашей натуры.

Лайонел вдруг почувствовал огромное удовольствие от общения с Дианой. Тоска последних месяцев исчезла как по волшебству. Предательство еще не забылось, поэтому он по-прежнему подозрительно относился ко всем поступкам так называемого слабого пола. Но Диана, дерзкая, с полными губами… Лайонел заставил себя прекратить подобные рассуждения и, кружась, повел свою партнершу по большому кругу. Она была в восторге.

– Как хорошо!

– Я, кажется, говорил вам, что вы – прирожденная танцовщица.

Пропустив его слова мимо ушей, она проговорила:

– О Боже, на меня сверкает глазами милейшая Шарлотта. Лайонел, я не понимаю, почему она меня так невзлюбила? Она все еще любит вас? Ревнует?

– Диана, я не хочу говорить ни о Шарлотте, ни о моей краткой и несчастной помолвке с этой дамой.

– Мне хотелось бы услышать от вас все. Вы же понимаете, что я могу и сама разузнать…

– Придержите язычок, иначе порка состоится раньше, чем вы думаете.

Диана попыталась задеть его:

– А вот и месье Дюпре. Он смотрит на меня… весьма пристально. Считаю, мне нужно согласиться потанцевать с ним. Как вы думаете, он попытается меня соблазнить?

Выражение лица Лайонела не изменилось. У него был большой опыт в подобных словесных поединках. Правда, обычно это происходило с приятелями, а не с дамами, которые были однообразны и совсем с ним соглашались. Поэтому перепалки с Дианой его очень забавляли.

– После вальса я провожу вас к нему. Потом вы любезно расскажете, какими приемами он в таких случаях пользуется…

– Вы меня провоцируете?

– Верно. А теперь еще один большой круг… ой! Диана, будьте повнимательнее к моим ногам и к своим каблукам!

– Мне очень жаль…

– Черта с два вам жаль!

Лайонел так быстро закружил Диану, что ей пришлось опереться на него для сохранения равновесия. Чувство неловкости опять проснулось где-то глубоко внутри. Девушка подняла глаза на своего партнера: рука, лежавшая на его плече, бессознательно напряглась. Лайонел, готовый спорить на своего лучшего рысака, что теперь он неуязвим, понял собственную ошибку. После любви с Лоис он должен был оставаться холодным как лед. Но вместо этого он превратился в похотливого самца. Лайонел резко отпрянул от своей партнерши и поджал губы. Надо проводить ее к Дюпре, и будь что будет.

Но, разумеется, граф не сделал этого. Глядя перед собой, он подвел девушку к Люции, которую в ожидании Дианы окружали четверо молодых людей.

Люция поздравляла себя с прекрасно выбранной стратегией. Она с удовольствием выслушала сообщения дам о том, что леди Дэнверс повторяет свои сплетни.

– Если она не изменит своего поведения, – заявила леди Омберсли, – то превратится в изгоя. Я сама буду способствовать этому!

Разумеется, у Люции не было никакого желания посвящать своего дорогого племянника в сложившуюся ситуацию.

С неприступным видом молодой человек подвел Диану к сгоравшему от нетерпения сэру Мортимеру Данлеви, бездельнику и манерному хлыщу.

– Я иду играть в карты, – сказал Лайонел, невольно провожая взглядом Диану, которая улыбалась этому хлыщу. – Если не ошибаюсь, Дэнси собирается расстаться с последней рубашкой. Он вообразил себя мастером игры в пикет. Мне очень хотелось бы высечь его, а затем высказать ему…

– Нет!

Лайонел проницательно посмотрел на Люцию.

– Почему нет, черт побери?

– Я уже говорила тебе, мой мальчик: хочу, чтобы все осталось, как есть… хочу подождать и посмотреть, куда подует ветер.

– К сожалению, моя дражайшая тетушка, вы ведете себя крайне неразумно. Я буду поступать, как считаю нужным. – Он поднял руку, как бы останавливая возможные протесты с ее стороны. – Однако я не скажу ни слова, если в этом не будет необходимости.

Люцию такое объяснение удовлетворило. Она смотрела, как молодой человек шел через бальный зад, останавливаясь по пути поболтать с друзьями и кивая знакомым. Она видела тоскливые и безнадежные взгляды девушек и только тоскливые – дам. С этого момента сердце Люции не болело за племянника. Она была уверена, что Диана возродит его к жизни.

К сожалению, Лайонел еще оставался за карточным столом, когда месье Дюпре пригласил Диану на вальс. Прежде чем согласиться, девушка поймала себя на том, что ищет глазами Лайонела. Его не было. Она вскинула подбородок, улыбнулась Этьену Дюпре и грациозно подала ему руку. Если Лайонел вернется – она молилась про себя, чтобы он вернулся, – будет причина поворчать.

Поскольку все внимание Дианы было направлено на поиски Лайонела, то она машинально кивала в ответ на слова Дюпре. Его это, разумеется, очень устраивало, так как он не предполагал, что мысли ее далеко отсюда. Его, правда, удивило, когда леди начала соглашаться с комплиментами в свой адрес, и в целом ее поведение показалось ему многообещающим. Леди Дэнверс дала ему верное направление. Годами отточенным приемом он повел Диану, вальсируя, в угол бального зала, за большой папоротник в вазоне. Жаль, подумал француз, что в этом мерзком заведении нет балкона.

Диана вернулась к реальности, когда ее ноги вдруг перестали двигаться в танце.

– Почему мы остановились, месье? Музыка еще не кончилась.

Он что-то пробормотал в ответ на воркующем французском и провел пальцем по ее щеке и ниже, по шее.

– Такая мягкая и такая упругая, – продолжал он говорить по-французски, удивляясь необразованности девчонки.

Диана сделала вид, что не поняла его прекрасных слов. Затем она посмотрела на Дюпре, слегка наморщила лоб и проговорила:

– Мягкая и упругая? Так говорят о тропических цветах.

– Ах, голубка моя, ваш аромат, такой сладкий, такой seduisante…

– Какой-какой? От меня как-то не так пахнет?

– Да нет же! – Он пробормотал еще несколько слов по-французски, и Диана с поразительной точностью угадала, что на этот раз это не комплимент.

Дюпре вытянул руки вперед, к ней, его пальцы оказались всего в дюйме от ее груди. Девушка отступила назад и почувствовала, как ее накидка коснулась листьев папоротника.

– Такой цветок уже пора срывать, не так ли, ma petite?

– Нет, – ответила она. – Сейчас пора принести мне бокал самого легкого пунша.

Дюпре нахмурился, но продолжал настаивать:

– Ваше тело расцвело и созрело для меня. Я дам вам наслаждение, которое…

– Глупости! Простите, месье, но вы чрезвычайно навязчивы. Я хочу вернуться к тетушке.

Униженный месье Дюпре с подозрительно красным лицом был вынужден проводить неотесанную девицу к ее родственнице. Затем он направился к леди Дэнверс. Поскольку она превосходно владела французским, Дюпре собирался поговорить с ней предельно откровенно.

– Почему ты пошла танцевать с этим человеком? – потребовала Люция ответа, пока Диана отчаянно обмахивалась рукой.

– Чтобы позлить Лайонела, но он меня не видел. Он такой…

Люция улыбнулась. Не будь Диана такой открытой…

– Да, он такой.

Весь вечер Лайонел провел за картами, пока не наступило утро и не пришла пора провожать дам домой. По-видимому, он ничего не знал о выходке Дианы и заговорил, лишь когда они подъехали к дому Люции. Молодой человек помог тетушке выйти из экипажа, затем проговорил, едва взглянув на Диану:

– Надеюсь, сегодня мне не грозит растяжение? Вы не снимали туфель?

– Они мне велики и все время спадают.

– Это невозможно! С девушки ваших размеров… Идемте, Диана. Я хочу завтра встать без головной боли и расстройства желудка.

– Никак не можете оправиться от последствий вашей интрижки?

– Нет, – ее язвительный тон заставил его ответить ей тем же, – я намерен продолжить ее, как только избавлюсь от вас.

Она опять высказала сомнение в его законнорожденности, прибавив к этому его явное сходство с упрямым родственником лошади.

Лайонел рассмеялся и прошептал ей на ухо:

– Ревнуете, мисс Саварол?

– Месье Дюпре сказал, что я вполне созрела, – заявила она. – Это было, когда он отвел меня за папоротник.

Он прищурился и поджал губы, а Диана, невозмутимая, как дочка викария, опустила глаза, чтобы граф не увидел в них насмешливых искорок.

– Вы ослушались меня.

– Ой, я так устала… – зевая, сказала она.

– Я внесу эту вольность в мой список. Вы еще получите от меня шлепок ниже спины.

Его пальцы задрожали, что не вязалось с выбранным им стилем поведения, и, не оборачиваясь, он пошел прочь.

Лайонел с трудом поборол обуревавшие его чувства. От Лоис он ушел только утром, оставив все силы на скомканной постели. На ее лице играла улыбка, и Лайонел остался доволен собой.

Эта интрижка доставляет удовольствие, поэтому граф может собой гордиться. Он был прекрасным любовником, женские стоны и вскрики лишь разжигали его страсть. Когда Лайонел ласкал восхитительную грудь Лоис, перед ним стояло лицо Дианы. Это было невыносимо! Укладываясь в домашнюю постель, граф представил себе, как стонала и кричала бы от наслаждения Диана, если бы он с ней занимался любовью.

Вот болван!

Она, скорее всего, завопила бы… «Свинья…» – так она назвала бы его. Она, наверное, стала бы бить его по рукам, если бы он попытался ласкать ее, ей была бы противна даже мысль о том, как его язык ласкает каждый дюйм ее тела…

Что же происходит с ним? Он ведь достаточно устал и слишком увлечен своей новой интрижкой, чтобы возбуждаться от мысли о трепещущей обнаженной груди Дианы.

* * *

Целомудренной Диане были неведомы тайны любовных интрижек и плотской любви. Она просто ощущала прилив жизненных сил, когда находилась рядом с Лайонелом. Ее это удивляло, так как они почти ничего не знали друг о друге, а перемирия их были настолько коротки, что даже поговорить не было времени.

Про себя девушка отметила, что говорить просто так – скучно, обмениваться оскорблениями куда веселее, а Лайонел к этому располагает.

Засыпая, она опять затосковала по дому.

* * *

– Ты могла бы хоть притвориться, что получила удовольствие!

Шарлотта покорно погладила мужа по спине.

– Бог свидетель, когда-то ты умоляла меня об этом! Уж не планируешь ли ты изменить мне, как Лайонелу?

Плавный ход ее мыслей прервался. Она застыла, ощутив его на себе.

Шарлотта пришла в ярость и собиралась высказаться, но он уже вошел в нее, пробормотав хриплым, злым голосом:

– Ты родишь мне наследника прежде, чем заведешь любовника, черт тебя подери!

– Да, – сказала она в момент наивысшего наслаждения. – Ты получишь своего наследника, но после этого и близко не подойдешь к моей постели!

Он застонал, чувствуя себя самым большим дураком в мире. Жена подождала, пока он успокоится и ляжет рядом.

– Думаю, дорогой Дэнси, что моим первым любовником станет Лайонел. Он такой восхитительный, огромный… А как он сложен! У него необыкновенно красивый рот, а руки…

– Лайонел теперь к тебе и близко не подойдет, Шарлотта. – Дэнси слишком устал от этого опостылевшего и несуразного брака, чтобы злиться. Из-за женщины он потерял друга, а она оказалась не такой, какой он себе ее представлял. Боже, какого же он свалял дурака!

– Вот увидишь, – заявила она и зевнула ему в лицо.

– Скучно с тобой, милая женушка. Пойду-ка я завтра в театр. Неделю назад я видел там прелестное создание. Я думаю, она мне подойдет.

– Если ты говоришь о пышнотелой милашке Лоис Брэден, то забудь о ней, ты опоздал.

Он действительно думал о восхитительной Лоис, и то, что жена знала ее, заставило его насторожиться.

– Откуда ты ее знаешь?

– Милый Дэнси, вы, мужчины, такие наивные. Мне больно говорить тебе об этом, но сейчас ее опекает Лайонел.

У Дэнси перехватило дух, но не от злости на Лайонела

– Тогда, может, у Лоис есть сестра, – предположил он.

– Они все в некотором роде сестры, не так ли? Дешевые потаскушки, которые…

Он расхохотался.

– Зато ты просто бесценна, не так ли, Шарлотта?

– Замолчи, свинья!

– Вчера вечером я потерял пятьсот фунтов. Тебе стоит серьезно подумать о любовнике, ведь он должен будет оплачивать твои услуги, поможет со счетами за туалеты и так далее.

Шарлотта, у которой на какое-то время язык присох к гортани, выскользнула из постели и схватила халат.

– Зачем так беспокоиться, дорогая? Я уже видел все, что ты можешь предложить.

– То же самое могу сказать о тебе, Дэнси! Как я не рассмотрела тебя получше, прежде чем лечь с тобой в постель?!

– Ты даже не представляешь, насколько наши мнения сходятся!

Глава 5

Ты слушаешь меня, иль говорю с глухим я?

Эсхилл

– Диана, вы слышите меня?

– Слышу.

– Пожалуйста, выйдите, мне нужно поговорить с Люцией наедине.

– Почему наедине? – спросила Диана, вспыхнув, как порох.

– Пойдите в парк и поиграйте там с детишками, Диана.

– Дорогая, – произнесла Люция, не сводя глаз с Лайонела, – действительно, пойдите с Джемисоном в парк.

Уходить Диане не хотелось, но выбора не было – они оба против нее. На прощание она хмуро посмотрела на Лайонела и вышла из гостиной.

– Теперь, мой мальчик, говори.

– Я получил крайне неприятное известие, – ответил он. – Сегодня утром ко мне приходил стряпчий Мэнверс. Он сообщил о смерти моего двоюродного деда Оливера Менденхолла, а я, как вам известно, являюсь его наследником. Ему принадлежала сахарная плантация на Тортоле, и теперь я обладатель не только запасов сахара, рома и черной патоки, но еще и сотни рабов. Старик даже в завещании назвал меня щенком Эштоном. Вы рассказывали мне, Люция, о наших с ним родственных связях, но я не уверен, что у него нет более близких родственников.

– А если они есть?

– Я бы передал им все сокровища. Подумайте только, Люция, – рабы, сотня бедняг. Проклятие, я не хочу иметь ничего общего с этим! Что же мне делать?

– Он сам решил, что его наследником являешься ты, мой мальчик, так же, как и моим. Я хочу тебе напомнить, что, даже если и есть более близкие родственники, ты должен выполнить свой долг. Ты не имеешь права перекладывать ответственность на других. Твой долг – выполнить последнюю волю двоюродного деда.

– Выполняя его последнюю волю – как сказал Мэнверс после выпитого им бренди, с помощью которого он перестал сыпать путаными юридическими формулировками, – я должен поехать на плантацию, осмотреть ее и затем решить, полагаясь на сведения из первых рук, что с ней делать.

– Это очень разумно.

«Нехорошо с моей стороны пользоваться кончиной бедного Оливера», – подумала Люция. Но если исходить из планов, построенных ею, это событие произошло как нельзя вовремя. К тому же бедный Оливер был очень стар, старше ее на целых десять лет. Теперь дорогому Лайонелу придется сопровождать свою кузину в Вест-Индию.

– До моего приезда за плантацией будет присматривать управляющий Эдвард Бимес. Мэнверс намекал, что этот управляющий – мошенник. Я сомневаюсь в справедливости его слов, ведь у него не было времени навести справки.

У Люции едва не сорвалось с языка, что этот Мэнверс, судя по всему, хитрец. Стряпчий, видимо, заметил нерешительность Лайонела и сумел найти нужный подход, несмотря на выпитое бренди.

– Думаю, там с рабами очень плохо обращаются, – сказала Люция, подливая масла в огонь.

– Это было бы неразумно! Как можно плохо обращаться с теми, от кого зависит твой капитал?

Люция пожала плечами.

– Не прячь голову в песок, Лайонел. Вспомни некоторых из наших друзей, которым все равно, что хижины их арендаторов разваливаются, которым наплевать, если на их землях детям нечего есть, и тех лордов и леди, которые требуют от своих слуг беспрекословного выполнения любых их капризов. Разве это не рабство? По-моему, мир стал очень жесток и злобен к неимущим.

Лайонел задумался.

– Да, вы правы. Но станет ли их жизнь лучше после освобождения?

– Сомневаюсь. Но здесь, в Англии, черные рабы не нужны. А если бы требовались, не было бы предубеждения против рабства.

– И в этом вы правы, – проговорил Лайонел и пригладил волосы. – Просто все это очень неожиданно.

– Я уверена, ты выполнишь свой долг, мой мальчик. Кстати, почему ты не хотел, чтобы обо всем этом узнала Диана?

Он помрачнел.

– Не знаю… Она наверняка вставила бы свое слово, а я, возможно, прикрикнул бы на нее, и тогда…

Я понимаю, дорогой мой, понимаю.

– Есть еще одна причина: Диана выросла среди рабов, привыкла к такой жизни и принимает ее как должное. Скорее всего, я надрал бы ей уши, если бы она начала защищать рабство.

Люция, никогда не обсуждавшая с Дианой проблему рабства, получила еще одну возможность похвалить девушку.

– Диана очень дружелюбна со слугами, может быть, даже слишком. Они ей платят тем же, готовы умереть за нее. Можно ли представить ее жестокое обращение с другими слугами только потому, что у них черная кожа?

– Но рабы являются собственностью, тетушка. У них нет выбора. Уйти от жестокого хозяина или хозяйки они не могут.

– Зато им дают дома, их лечат, их хорошо кормят.

При этих словах Дианы и Люция, и Лайонел обернулись.

– Вы мало погуляли в парке, – заметил Лайонел.

– Я не была в парке. Я просто прошлась вокруг дома.

– И все же выбора у них нет, – заметил граф.

– Они не смогли бы сами сделать выбор. Даже если бы отец освободил рабов, они продолжали бы беспомощно стоять на месте.

– Это абсурд! Вы сознательно держите их в невежестве…

Битва продолжается, думала Люция, глядя на них. Молодые люди стояли лицом друг к другу со сверкающими глазами.

К удивлению Лайонела, Диана заговорила тихо, даже печально:

– Знаю. Но, видите ли, есть четкие законы насчет образования для черных. Я думаю, это ужасно. – Она невольно вздернула подбородок. – Однако мой отец очень справедлив, он…

– То есть он достаточно сообразителен и не обращается жестоко с теми, кто приносит ему богатство?

Люция не удивилась бы, если бы Диана ударила своим кулачком Лайонела в живот. Она очень удивилась, когда девушка сказала взволнованно и почти умоляюще:

– Чтобы понять, нужно там пожить. Тогда можно узнать, что это такое не только для рабов, но и для всех. А теперь я пойду наверх. Вы все еще собираетесь к леди Брэндерсон сегодня вечером, тетя?

– Да, мы поедем к ней, дорогая.

Лайонел смотрел на Диану, торопливо покидающую гостиную. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что набросился на девушку.

– Что ж, – произнесла Люция, глядя на его напряженную спину, – теперь, сдается мне, ты знаешь ответ.

– Это ничего не меняет.

– Тогда поезжай на Тортолу, освободи всех своих – да, именно своих – рабов, Лайонел. Делай то, что считаешь лучшим для них.

– Я должен побольше и поподробнее узнать обо всем этом, – сказал Лайонел скорее себе, чем Люции.

– Тогда поговори с Дианой.

– Не знаю… Она, возможно, знакома с Бимесом и знает, как обстоят дела на плантации Менденхолла. Однако…

– Без сомнения, знает. Конечно, она всего лишь глупенькая молоденькая девушка, которая не понимает всех сложностей…

– Не говорите так, Люция! Диана не глупа, она… – Он запнулся и нахмурился.

Люция улыбнулась своим мыслям: «Ах, Лайонел, дни твоей интрижки сочтены! Ты уже не сможешь убеждать себя в том, что все женщины подобны Шарлотте, вера твоя пошатнулась!»

Лайонел смотрел на свою любимую тетку. Она, конечно, острая на язык старуха. Он знал, как она управляет своим поместьем, расположенным в Йоркшире, по соседству с его собственным, – твердой рукой в мягкой перчатке. Она не бывала несправедливой. Графу никогда не приходила в голову мысль о скором наследстве. Он не хотел смерти тетушки.

– Я уже говорил, Люция, что очень вас люблю?

Люция заморгала, почувствовав такой прилив нежности, что на мгновение забыла о своем остром язычке.

– Да, – мягко ответила она. – Говорил. Правда, очень давно, но говорил.

– Позвольте извиниться за долгое молчание и сказать, что я вас по-прежнему очень люблю.

– И я люблю тебя, мой мальчик, не меньше. Ты очень похож на своего деда. Он был настоящий мужчина и джентльмен…

Ей хотелось рассказать, какой дурочкой она была много лет назад; теперь она отдала бы все, чтобы стать графиней Сент-Левен. Тогда Лайонел был бы ее родным внуком. Но в жизни полно глупых решений; Люция редко позволяла себе предаваться пустым сожалениям.

– Как ваше здоровье, Люция? – вырвалось у него. Задав этот вопрос, он тут же опомнился, но было уже поздно – глупость была сказана. Но Люция поняла его. Смерть любого родственника, пусть даже незнакомого, – всегда ненастье.

– Я еще поживу… буду нянчить твоих детей.

– Мне бы тоже хотелось быть таким долгожителем, – заметил Лайонел.

– Все совершают ошибки, Лайонел. Главное, не акцентировать на них внимание, а жить дальше, не осуждая при этом все человечество.

– Включая женщин?

– Не будь дураком!

– Мне кажется, это фразочка Дианы.

– Если мы с ней говорим одно и то же, тебе необходимо прислушаться.

– Единственное, что я сейчас собираюсь сделать, так это уйти. – Он помолчал, затем подошел к Люции и поцеловал ее в пергаментную щеку. – Не переоценивайте свои возможности, моя дорогая старая наставница.

Она усмехнулась, и он заметил, что у нее не хватает нескольких зубов. Старость, подумал Лайонел, неизбежная старость и смерть. Эта мысль была ему неприятна, особенно если это касалось Люции.

Лайонел сидел в одиночестве в клубе «Уайтс», в огромном коричневом кабинете, когда к нему подошел Джулиан Сент-Клер, граф Марч.

– Знаете, что вам сейчас нужно? – спросил после короткого кивка его друг. – Хороший бой в «Джентльмен Джексоне». Предлагаю свои услуги. Я позабочусь о том, чтобы не попортить ваше красивое личико.

– Идите к черту, Сент-Клер! – ответил Лайонел, но все-таки пошел туда. Мысли о смерти и ответственности за сотню людей постепенно покинули его.

* * *

Диану совершенно не интересовала пятерка поклонников, которые назойливо слали ей цветы, приглашали покататься в парке и, как ей казалось по молодости, всячески донимали.

– Я хочу домой, тетушка, – как-то вечером сказала она, когда они с тетей вопреки обыкновению никуда не были приглашены. – Я здесь чужая; мне почти всегда холодно; мой загар сходит, и скоро я стану такой же лилейно-белой, как и остальные дурочки дебютантки. Меня здесь не любят, тетя, считают меня какой-то заморской диковинкой. Здесь не беседуют, а передают одни и те же сплетни о лордах. А что касается джентльменов, то единственное их занятие – сыпать комплименты. Лично мне не хочется слушать эту чепуху! Самыми неуклюжими способами они пытаются узнать о размере моего приданого. И еще, – закончила полная негодования Диана, – они пялятся на мою грудь, когда считают, что я не вижу этого!

Как и Лайонел, подумала Люция, но вслух не высказала свои мысли. Вместо этого она заметила:

– А вот Лайонел не нашептывает тебе глупостей.

– Нет, он просто оскорбляет меня. Да, он уж точно не похож на других.

– Так ты больше не считаешь, что у него болезненный вид?

– Может быть, не очень, – ответила Диана, вспоминая тот вечер, когда Лайонел на руках вынес ее из экипажа. Она почувствовала его силу. Воспоминание об этом слегка волновало девушку.

– Ты обещала отцу оставаться здесь в течение шести недель, дорогая.

– Знаю, но осталось еще целых три недели!

– Я не думала, что ты чувствуешь себя здесь такой несчастной.

Диана тут же поняла, что невольно обидела тетушку. Это вес из-за Лайонела! Она вскочила из-за стола, бросилась к Люции и присела у ее ног.