Текст книги "Роковая страсть"

Глава 3

Я, кажется, пришла в себя, и это хорошо. Чувствую, что жива, но все еще не могу поверить. И как это мне удалось уцелеть? Вот «порше» врезается в утес, зависает, а потом, словно остро заточенный нож, протыкает черную стылую воду.

И – провал в памяти.

Я не ощущаю собственного тела – наверное, это тоже хорошо. Вокруг так много людей, и они перешептываются, как всегда, когда речь идет о чем-то серьезном, но слов разобрать невозможно. А может, их и нет здесь и это только тени колеблются па ветру. Я сама тень: здесь – и не здесь. Хоть бы услышать, понять, о чем они говорят, – больше мне ничего не надо.

Наконец я остаюсь одна, совершенно одна. Лора свое таки получила. Но это еще не конец: стоит ей вернуться, и я просто заставлю ее перестать дышать.

Снова люди – входят и выходят. Мне они не интересны. Похоже, меня осматривают, что-то делают, но все это не имеет ровно никакого значения.

Вдруг сразу все меняется. Форд. Я вижу его ясно – он настоящий, из плоти, и в глазах у него застыл такой ужас, что, кажется, все бы отдала, лишь бы успокоить его, но, увы, сказать ничего не могу. Он большой и красивый, мой маленький братец, даже красивее отца, о котором матушка говорила, что он настоящий сердцеед. Но ведь отец с матерью мертвы, разве не так?

Форд как будто не похож на себя: бледный, не такой уверенный, как обычно, немного съежился. Может, заболел? Не знаю, не могу сообразить, все плывет перед глазами. Но Форд здесь – это так же точно, как и то, что я единственная, кто зовет брата Фордом.

Дать бы ему хоть какой-нибудь знак… Но как, если я и пальцем пошевелить не в состоянии и ничего не ощущаю, кроме тихой радости, что брат появился как раз тогда, когда он мне нужен?

Форд низко склоняется надо мной и шепчет:

– О Боже, Джилли, мне этого не вынести! Что случилось?

Я ясно различаю его слова, понимаю их и физически ощущаю, как его большие руки ложатся на мою ладонь. От этих рук исходит и проникает внутрь меня тепло. Ощущение замечательное. Не знаю, что и думать. Почему так получилось, что Форд здесь, а больше никого и нет?

– Знаю, Джилли, ответить ты мне не можешь, но попробуй дать знак хотя бы ресницами, что ты слышишь меня.

О да, хочется мне сказать, слышу, слышу. Я люблю этот голос – глубокий, звучный, завораживающий. По-моему, я как-то сказала брату, что ощущаю его голос всем телом, а он ответил, что это специальный фэбээровский тон, для собеседований. Но это неправда. Он всегда был таким.

Форд сидит рядом, говорит что-то не умолкая, не выпуская мою руку, и от тепла его ладони голова кругом идет.

– Я был с тобой, Джилли, – говорит он, и у меня перехватывает дыхание.

Со мной – где?

– Я был с тобой в ту ночь – проснулся весь в поту, думал – умираю. Мы вместе летели вниз с того утеса, и сначала мне показалось, что я умер, но потом как-то так получилось, что оба мы уцелели. Этот малый, из дорожного патруля, – спасибо ему за то, что не бросил нас. А теперь я хочу докопаться до истины, понять, как все вышло. Неужели ты меня не слышишь?

Форд по-прежнему не сводит с меня взгляда, а мне еще больше хочется подать ему какой-нибудь знак, но ничего не получается. Я всего лишь беспомощная плоть, распростертая на больничной койке и ничего не чувствующая, мозг да рука, которую он держит.

Как это понять: «Я был с тобой у того утеса»? В этом нет никакого смысла, как и вообще во всем, что сейчас происходит.

Перед глазами закачалась белая тень. Форд погладил меня по руке и поднялся. Потом он приблизился к тени:

– Пол, я только что приехал. Я разговаривал с Джилли.

Пол. Он здесь, в комнате. Не могу разобрать, о чем они говорят, и все-таки оба отходят подальше.

Я не возражаю, чтобы Пол ушел совсем – мне сейчас больше всего хочется, чтобы это случилось. Но он не уходит. Что же тогда он говорит Форду? Пусть брат вернется. Он моя единственная связь с реальностью, со всем тем, что – не я.

Через какое-то время я отключаюсь и засыпаю, но перед этим успеваю попросить Бога, чтобы Форд не оставлял меня здесь одну. Мне жаль мой «порше», ставший на дне океана добычей глупых рыб.

Я поставил «форд» на одно из шести свободных мест перед «Лютиком» – довольно экзотическое название для весьма уродливого, в стиле викторианской готики, здания, нависающего над океаном в непосредственной близости от утеса.

Не менее экзотическим казалось и название главной улицы Эджертона – Пятая авеню. До сегодняшнего дня я был в городке только раз и, помнится, услышав это название, чуть со смеху не помер. Пятая авеню, а параллельно ей по обе стороны бегут четыре улочки, упирающиеся в утес, и лучами расходятся на север и запад еще несколько переулков, правда, довольно длинных.

Судя по первому впечатлению, за минувшие годы здесь мало что изменилось. Кругом теснятся коттеджи застройки двадцатых годов, и лишь на боковых улицах посвободнее. Здесь на больших участках земли стоят дома, стилизованные под ранчо, – такие вошли в моду уже в шестидесятые. На холмах выросли почти вровень с верхушками утесов современные здания из дерева, стекла и бетона, а на склонах, сбегающих к побережью, обосновались постройки поскромнее.

В «Лютике» стоящая за стойкой красного дерева тощая дама с пробивающимися над верхней губой усиками сообщила мне, что свободных номеров в отеле нет. Я подумал о пустой стоянке и окинул глазами холл, но не увидел ни единой живой души.

– Хлопотливое время года, все по делам ездят, – промычал я.

– В городе съезд. – Дама порозовела и уставилась поверх моего плеча куда-то в стену, покрытую обоями с изображением капустных кочанов.

– Съезд в Эджертоне? Здесь собираются выращивать цветы?

– Нет-нет, цветоводы ни при чем. Сегодня у нас дантисты, протезисты, или как их там. Собрались люди со всей страны. Весьма сожалею, сэр.

Интересно, а что же тогда в Эджертоне считается мертвым сезоном, думаю я, возвращаясь к машине. И почему мне отказали в номере? Неужели всего лишь из-за того, что я агент ФБР? Ну да, кому же хочется иметь под боком полицейскую ищейку? Сам-то я себе казался самым тихим клиентом, какого только можно вообразить.

Свернув с Пятой авеню налево, я поехал в северном направлении по Ливерпуль-стрит, а затем резко повернул на восток. Прямо за утесом в глаза мне бросился холм, выросший ярдах в пятидесяти от него, – он был сплошь покрыт елью и кедром. К подножию его прилепился большой дом из красного кирпича, окруженный деревьями, многие из которых склонились к земле под напором океанских ветров.

Это дом номер двенадцать – жилище Пола и Джилли. Построен он не больше трех-четырех лет назад и удивительно похож на особняк, в котором они жили в Филадельфии. Напротив я заметил полицейский автомобиль.

Остановившись поблизости и раздумывая, сколько еще Пол пробудет в больнице, я двинулся к четырехдверному «крайслеру» с зеленой надписью на боку: «Шериф».

– Пола поджидаете? – Я сунул голову в открытое с пассажирской стороны окно.

За рулем сидела женщина лет под тридцать в безукоризненно пригнанной форме, перетянутой в талии широким черным поясом, к которому была прицеплена кобура со столь хорошо мне знакомым девятимиллиметровым «ЗИГ-Зауером».

– Точно. А вы кто такой?

– Форд Макдугал из Вашингтона, брат Джилли. Приехал узнать, что здесь произошло.

– Так это вы агент ФБР? – В голосе шерифа прозвучало глубокое сомнение.

Я протянул руку в открытое окно.

– Можете звать меня просто Мак. На ней были черные кожаные шоферские перчатки, прохладные и на удивление мягкие.

– Мэгги Шеффилд. А вы прямо из больницы?

Я кивнул.

– Ну и как там Джилли?

– Никаких перемен. Я оставил с ней Пола. Он тоже не совсем в себе.

– Неудивительно. Не каждый день жена срывается с обрыва, а затем оказывается на больничной койке. – Казалось, она сама вот-вот заплачет.

– Джилли давала вам свою машину?

– Да, однажды. Забавно, я ведь не люблю ездить быстро и никогда не езжу, а тут сажусь за руль, смотрю на приборную доску, и нога сама по себе выжимает акселератор. Глазом моргнуть не успела, как на тебе – уже восемьдесят. Хорошо еще легавых поблизости не было. – Она подмигнула мне и на секунду отвернулась. – Джилли прямо влюбилась в эту игрушку. Разъезжала взад-вперед по Пятой, распевала что-то, хохотала как безумная, сигналила. Люди выходили из лавок, домов и тоже включались в игру, заключая с Джилли пари, что при такой езде она наверняка сломает себе шею.

– Они выиграли.

– Да, но не потому, что Джилли так вела себя за рулем. Тут что-то другое. – Голос Мэпги вновь сделался угрюмым. – Просто бред какой-то. Роб Моррисон, полицейский из дорожной службы штата, который вытащил Джилли из утонувшей машины, говорит, что, подъезжая к утесу, она заметно увеличила скорость. В том месте дорога круто идет под уклон, и, выходит, она сама решила нырнуть в воду. Но этого никак не может быть: Джилли не из тех, кто сводит счеты с жизнью.

Мэгги помолчала, рассеянно посматривая на деревья на противоположной стороне улицы.

– Полагаю, у вас на этот счет никаких мыслей?

Мне бы просто кивнуть, но сказалось то, что сказалось:

– Мысли есть, просто я в них еще никак не разберусь.

Она неожиданно рассмеялась, громко и от души.

– Понимаю, вы брат Джилли, но в первую очередь – федеральный служащий, а федералам темнить не пристало. Так что у нас все-таки случилось?

– Все дело в том, что сейчас я в отпуске и здесь нахожусь всего лишь в качестве родственника потерпевшей. – В животе у меня заурчало. – Вот что я вам скажу, шериф: Пол сейчас в больнице, и поскольку «Лютик» заполонили участники съезда дантистов и протезистов, я поживу пока в этом доме. А сейчас мне надо бы перекусить чего-нибудь, не то я с голоду помру.

– Съезд протезистов? Вот, стало быть, как Арлин удалось от вас отделаться? Эта женщина совершенно лишена воображения.

– Не судите ее слишком строго. По-моему, я напугал ее, только не пойму чем. Может, дело в том, что я чужак и федеральный служащий?

– Ну да. Таких Хикс в свои чудесные апартаменты не допускает. Да и вообще она на дух не переносит легавых.

– У вас слухи расползаются быстро.

– Это точно. Пол сказал Бенни Пиклу, хозяину ружейной лавки, что вы приезжаете, и этого оказалось вполне достаточно. У Бенни самый длинный язык по эту сторону Больших Водопадов.

– Не понимаю, что дурного в том, чтобы быть федералом? Я не неряха и человек порядочный: на пол не плюю и не сбегу, не уплатив по счету.

– Это не имеет никакого значения. Арлин не нравится, даже когда я появляюсь рядом, а ведь меня она хорошо знает. Ну а вы для нее не лучше чумы. Из Вашингтона заявились, так? А Вашингтон – рассадник греха и разврата. Ладно, Мак, будет об этом. Вы здесь, и вы хотите разобраться с тем, что произошло. Я – тоже. Отчего бы нам не объединить наши усилия? Вопрос лишь в том, готовы ли вы играть на равных.

От такой прямоты я даже слегка опешил.

– Вообще-то я совершенно не собирался ни с кем играть, но уж если делать это, то, разумеется, на равных. Не понимаю, в чем тут вопрос. Я хочу разобраться, как и что здесь произошло, и просто счастлив, что местная полиция просто не отмахнулась от расследования – ведь нетрудно было признать случившееся попыткой самоубийства, вызвать психиатра, и дело с концом. А теперь мой вопрос: вам известно что-нибудь из того, что я должен знать, или вы считаете, что Джилли случайно врезалась в этот чертов утес?

Мэгги, хотя и немного оттаяла, отвечать не торопилась.

– Когда и как вас ранило?

– А откуда вы знаете? Неужели я до сих пор выгляжу как овсянка недельной давности?

Шериф склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. Кажется, она моложе, чем мне представлялось поначалу. На ней темные очки, в которых так любят щеголять дорожные полицейские в твердой уверенности, что они производят устрашающее впечатление на нарушителей. Волосы у Мэгги каштанового цвета, они заплетены в толстую косу, прихваченную на затылке булавкой в виде индейского тотемного столба; помада на ее губах бледно-кораллового оттенка, точь-в-точь как у моей английской подружки Кэролайн. Но Кэролайн, модельер по профессии, никогда не выглядела такой решительной и уверенной в себе, как эта женщина.

Дав мне время изучить ее, Мэгги сказала:

– Всегда ненавидела овсянку. К счастью, у вас с ней ничего общего, но передвигаетесь вы с некоторым трудом, словно вам на двадцать лет больше, чем в действительности. Кроме того, у вас на левой щеке следы порезов, а еще вы потираете правый локоть и немного скособочились, будто ребра побаливают. Нет, это не овсянка. Итак, что же с вами приключилось?

– Машина подорвалась.

– Что-то я об этом ничего не слышала.

– Не здесь, в Тунисе. Паршивое место. Стоит слово сказать, как рот песком забивает, а людей, с которыми мне пришлось иметь дело, милягами никак не назовешь.

И неожиданно я рассказал этой совершенно незнакомой мне женщине все подробности своего приключения, о которых посторонним, собственно, знать было вовсе не обязательно, а уж заштатным полицейским тем более. Но ведь мы договорились играть на равных, вот я и делился информацией, как сказали бы люди, знающие толк в политической корректности.

– Поехали, пообедаем в «Эдвардианце». По названию вроде английский клуб, но на самом деле кормят не очень вкусно, зато обильно, а вам, судя по всему, калории не помешают. Сколько потеряли – фунтов пятнадцать?

– Около того.

Было всего два часа пополудни, но больше всего мне сейчас хотелось завалиться в мягкую кровать, чтобы в комнате было темно и часа три никто не беспокоил.

– Ладно, езжайте за мной.

Через двадцать минут, велев единственному на десять членов клуба официанту принести мне кусок мяса с пюре и зеленым горошком (сама Мэгги заказала куриный салат), я откинулся на спинку стула и продолжил разговор:

– Первый и последний раз я был здесь около пяти лет назад, когда только что вернулся из Лондона и Джилли с Полом пригласили меня познакомиться с его родителями. Это местечко мне неплохо запомнилось. Похоже, с тех пор ничего так и не переменилось. А вы давно здесь шерифом?

– Полтора года. Мэр у нас женщина, мисс Джеральдина Такер. Во время выборов она была заядлой феминисткой, во всяком случае, утверждала, что это так, и тогда же решила, что если городу чего-то не хватает, так это шерифа-женщины. Раньше я служила в полиции Юджина, где вляпалась в одну очень неприятную историю, и мне пришлось искать работу в другом месте. В результате мне подвернулась отличная возможность. – Мэгги пожала плечами. – Штат у меня небольшой – помощник, секретарша и с десяток добровольцев, готовых в любой момент прийти на помощь, но и преступность, как вы догадываетесь, невелика: не там машину поставят, скорость превысят плюс пара краж в месяц, да и то больше проезжающие шалят. Словом, всякая мелочевка. В последнее время много домашних свар, но в Юджине било куда больше. – Мэгги бросила на меня взгляд, в котором явно читалось: «Ну что, квиты?»

– Так что там в Юджине стряслось? – с улыбкой спросил я.

Выражение лица у нее вдруг сделалось таким же постным, как суп, который за соседним столом уплетал какой-то китаец.

– Об этом я, если не возражаете, предпочла бы умолчать.

– Ладно, как вам будет угодно. Вообще нам дадут когда-нибудь поесть? Корову, что ли, они там свежуют? О чем вы собирались переговорить с Полом?

Не успела Мэгги ответить, как в ресторан лениво вошел странного вида старик: голову его венчала пышная шапка совершенно седых вьющихся волос, а в руках он мял бейсбольную шапочку. Неожиданно улыбнувшись мне, он показал все свои тридцать два пожелтевших от табака зуба.

– Привет, Чарли. – Мэгги протянула старику руку. – Все еще не сдаешься? Заметил что-нибудь, о чем мне надо знать?

– Ага. – Голос у старика оказался скрипучим и тонким. – Так это и есть наш молодец из Вашингтона?

Мэгги усмехнулась и представила нас друг другу. Старика звали Чарлз Дак, он оказался местным жителем с пятнадцатилетним стажем.

– Понимаю, сейчас вам не до того, Мак, но позже, когда у вас появится время, я готов с вами потолковать.

– Идет. – Мне было интересно, какими байками он собирается меня развлекать.

Старик еще раз кивнул и важно прошествовал к соседнему столику, где и уселся в полном одиночестве.

– Вот видите, не всех я отталкиваю.

– Чарли – славный старикан и далеко не глупый. Он вам должен понравиться.

– Так о чем вы собирались говорить с Полом? – напомнил я.

Мэгги принялась вертеть в пальцах вилку, точь-в-точь как старик бейсболку. Когда она сняла шоферские перчатки, выяснилось, что у нее изящные длинные пальцы и коротко остриженные ногти.

– Да собственно, ни о чем. Все никак не могу поверить, что все так кончилось. Джилли просто повезло. Роб Моррисон, ну, тот малый, что вытащил ее, в прошлом году занял третье место на соревнованиях по триатлону в Коне – так называемый турнир Железных Парней: надо сначала проплыть две мили, потом сто миль проехать на велосипеде и, наконец, двадцать шесть и две десятых мили – кросс. Он всегда в отличной форме. Окажись на его месте любой другой, и Джилли, наверное, до сих пор вытаскивали бы из «порше».

Я почувствовал признательность и одновременно зависть.

– Железные Парни. Был у меня приятель, тоже хотел пробиться на этот турнир и даже попал, но во время кросса у него случились судороги. Неплохо бы мне встретиться с этим Робом и отплатить ему чем смогу.

– Чуть позже. – Мэгги отхлебнула глоток холодного чая, только что поданного официантом, на котором теперь почему-то был ярко-красный фартук. – У Роба сейчас ночные смены, так что днем он спит. Мне хочется, чтобы он шаг за шагом описал случившееся; заодно и вы послушаете. Вы так настойчиво спрашивали, о чем я собиралась поговорить с Полом. – Мэгги слегка пожала плечами. – Наверное, хотели узнать, кто или что погнало Джилли к утесу. Если кто и может ответить на этот вопрос, так это Пол. Правда, они переехали сюда всего пять с половиной месяцев назад, но Пол, как вы знаете, здесь вырос.

Вырос – возможно, но что с того? Все случившееся пока никак не укладывалось у меня в голове.

– Теперь у него даже родственников здесь не осталось, – вздохнув, произнесла Мэгги. – Родители погибли три года назад: разбились в собственном самолете в Сьерре, неподалеку от Тахо. Их не нашли, что довольно странно, ибо после таяния снегов останки самолетов обычно обнаруживают. Дядя Пола умер два года назад от рака, а двоюродные сестры и братья разъехались по всей стране, так что мне не очень понятно, зачем он сюда вернулся, ведь Эджертон – совершенное захолустье. И вообще, что могло привлечь сюда двух ученых-исследователей, таких как Пол и Джилли?

Принесли салат – огромное блюдо с латуком, красным перцем, вареной картошкой, зеленью и майонезом. Все это выглядело весьма соблазнительно.

– Ладно, приятного аппетита. – Я вонзил вилку в салат, и некоторое время мы ели молча. Потом я решил продолжить разговор: – Полгода или около того Джилли позвонила и сказала, что фармакологическая фирма, в которой они работают, не дает Полу завершить начатое исследование. Ну вот он и сорвался с места, рассчитывая на то, что здесь условия будут лучше.

– А как насчет Джилли? Чем она собиралась заняться?

– Она просто решила завести ребенка.

– Джилли так сказала? – Мэгги некоторое время внимательно смотрела на меня. – Нет-нет, этого просто не может быть, – наконец решительно заявила она.

– Но почему?

– Да она тысячу раз говорила мне, что у них с Полом нет никакого желания возиться с грязными пеленками и вообще менять образ жизни.

В этом было что-то странное. Возможно, она просто передумала.

– Мясо кончилось, – объявил официант с таким видом, будто это доставляло ему огромное удовольствие. – Пьер слишком мало приготовил, а то, что было, за завтраком съели. Как насчет рыбных палочек с луком?

Как я ни был голоден, но такое предложение меня явно не порадовало, и на этот раз мне пришлось ограничиться салатом.

Глава 4

Роб Моррисон жил милях в двух к югу от центра города в деревянном домике посреди небольшой еловой рощи. К дому вела узкая грязная дорога, змеей вившаяся через холмы и долины и именовавшаяся, как можно было понять из надписи на указателе, Пензанс-стрит. Непосредственно рядом с домом пролегал глубокий овраг. Когда я вылез из машины и посмотрел на горизонт в западном направлении, то ощутил мгновенный укол зависти: перед глазами обитателей этой неказистой постройки, стоило им только проснуться утром, открывался потрясающий вид на Тихий океан. Возможно, они ощущали себя в этот момент первопроходцами, добравшимися до края света.

Мэгги постучала в некрашеную дубовую дверь.

– Эй, Роб, просыпайся! Через четыре часа на дежурство, давай вставай.

Внутри послышалось какое-то движение, затем раздался недовольный мужской голос:

– Это ты, Мэгги? Что-нибудь случилось? Как Джилли?

– Открывай, тогда все и узнаешь.

Дверь заскрипела, и на пороге возник давно не бритый мужчина в джинсах, примерно моего возраста. Шериф была права: этот малый действительно поддерживал превосходную физическую форму. Слава Богу, что он оказался в нужный момент в нужном месте.

– А вы кто такой?

Я протянул руку:

– Форд Макдугал, брат Джилли. Спасибо, что тогда спасли ее.

– Роб Моррисон. – Хозяин охотно ответил на мое рукопожатие. – Лучше бы вообще не пришлось никого спасать. Ну, как там она?

– Джилли все еще в коме. Мы можем поговорить?

Роб отступил в сторону и жестом предложил нам войти.

– Мистер Тори был здесь всего два дня назад, так что дом чист, как воспоминания девственницы. Я сварю вам кофе, вы как? – В ответ на мой кивок он уточнил: – Слабый или покрепче?

– Можно покрепче.

– Мэгги, а ты? Чай, как обычно?

Мэгти лишь согласно прикрыла глаза, и затем через гостиную мы последовали за хозяином в прилегающую к ней небольшую кухоньку.

– Славное местечко, – заметил я. – А кто такой мистер Торн?

Роб улыбнулся:

– Этот малый присматривает за домом: без него здесь был бы чистый свинарник. Он с Аляски, бывший рыбак, теперь на пенсии. Называет мою берлогу рыбным скелетом.

Мы сидели на высоких стульях за стойкой, отделявшей кухню от небольшой столовой. В окна, как я и предполагал, был отлично виден океан.

Вскоре запахло кофе, и я с удовольствием втянул в ноздри волшебный аромат.

– В «Эдвардианце» не кофе, а мерзкая жижа.

– Это уж точно, – согласился Роб. – Там обожают подавать растворимый кофе, да еще и готовят его в едва теплой водичке. Правда, только когда нет Пьера Монтроза, хозяина ресторана. Не удивлюсь, если они размешивают сахар пальцем. – Роб легонько подтолкнул ко мне полную чашку, затем в другой чашке залил кипятком мешочек с чаем, бросил туда кусок сахара, помешал и подал Мэгги.

Все сосредоточенно принялись прихлебывать из своих чашек.

– Лучшее занятие в мире, – со вздохом заметил я.

– Почему бы тебе не надеть рубаху, Роб? – спросила Мэгги. – Нечего демонстрировать нам свою потрясающую мускулатуру.

– Сначала душ надо принять. – Роб пожал могучими плечами. – Ладно, давайте сперва потолкуем, оденусь, когда вы уйдете.

В этот момент я и впрямь почувствовал себя овсянкой. Гнусное, доложу вам, ощущение. Роб справился бы со мной одной левой и пошел бы дальше, посвистывая. Печально, хотя кофе немного утешает. Спать все еще хочется, но когда перед тобой сидит, скрестив ноги и прижав к обнаженному мускулистому животу чашку, такой человек, как Роб Моррисон, особо не позеваешь.

Хорошо хоть одна слабость у него имеется – поддерживать порядок в доме он, видимо, совсем не мастер.

– Роб, – Мэгги слегка склонилась вперед, – расскажи нам все, что ты тогда запомнил, а я включу диктофон, ладно?

– Да ради Бога, но ведь ты и так уже все знаешь.

– Ничего, повторим. Да и Маку полезно будет послушать.

Мэгги нажала кнопку, и Роб заговорил медленно и внятно:

– Все произошло около полуночи во вторник, 22 апреля. Я ехал по шоссе вдоль океана на север. Сперва на дороге никого не было, но потом за поворотом я увидел белый «порше» Джилли, двигавшийся на большой скорости по разделительной полосе. Неожиданно машина рванулась вперед; я оказался на месте буквально через несколько секунд после того, как она врезалась в утес и, отлетев, свалилась с обрыва; сквозь поверхность воды все еще был виден свет фар. Глубина там, как мне показалось, футов пятнадцать-шестнадцать, и я решил, что, возможно, еще смогу помочь Джилли. Быстро разувшись, я нырнул, а когда достиг дна, то увидел, что стекло с водительской стороны опущено до упора, а привязной ремень не застегнут. Только благодаря этому мне сразу удалось вытащить ее. По-моему, она провела под водой совсем недолго. Когда я вытащил ее на берег, то сразу сделал ей искусственное дыхание, а потом взобрался наверх и вызвал по мобильному телефону «скорую». Врачи приехали через двадцать минут и забрали ее в местную больницу, ту, что здесь неподалеку. Вот и все.

– А с чего ты заранее решил, что за рулем именно Джилли?

– Да здесь же все знают ее «порше».

– Она странно вела машину. Почему, как думаете? – спросил я.

– Понятия не имею. Я пытался ее окликнуть, но все было бесполезно – она словно не видела и не слышала меня.

– Поблизости вы никого не заметили?

– Ни души.

– Как тебе кажется, – спросила Мэгги, – Джилли Бартлетт нарочно направила машину к утесу?

– Похоже на то.

– На что «на то»? Она пыталась покончить с собой?

Роб Моррисон поднял на меня усталые глаза и потер щетину на подбородке.

– Очень жаль, старина, но боюсь, что в этом все дело.

– А может, что-нибудь отказало и машина просто потеряла управление?

– «Порше» все еще в двадцати футах под водой, можете сами проверить. Хотя я так не думаю. Право, Мак, мне очень жаль, – еще раз повторил Роб.

– Посмотрите на себя. Мак, на вас лица нет, – сказала Мэгги, когда через полчаса мы с ней вернулись к дому Джилли. – Может, отдохнете, пока Пол не вернулся?

– У меня нет ключа от дома – придется устроиться на стуле перед крыльцом.

– Вряд ли вам будет там удобно, лучше посидите в моей машине.

Пока я устраивался на сиденье, Мэгги барабанила пальцами по рулю.

– Знаете, коль скоро уж мы начали откровенничать, почему бы вам не рассказать, что вы обо всем этом думаете?

– Если я скажу правду, боюсь, вы либо примете меня за сумасшедшего, либо решите, что это реакция на наркотики, которыми меня пичкали в госпитале.

– А вы все же попробуйте.

Отвернувшись от нее, я некоторое время собирался с мыслями.

– Видите ли, в госпитале мне снилось, что, когда Джилли попала в беду, я все время был с ней рядом. – Я покачал головой. – Ну разве не бред?

– Не знаю, что и сказать. – Мэгги продолжала внимательно наблюдать за мной. – Ну а дальше?

– Наутро я позвонил Полу и выяснил, что сон меня не обманул.

– О Боже!

– Тогда я и помчался сюда.

Мэгги долго молчала, словно пыталась что-то сообразить.

– И никаких таких особых отношений у вас с Джилли раньше не было?

Я покачал головой.

– Нас осталось всего четверо, родителей давно нет. Я младший в семье, а Джилли на три года старше меня. Особенно близки мы с ней никогда не были, каждый занимался своим делом, и это, в общем-то, нормально. А потом – этот жуткий сон. Знаете, у меня такое ощущение, будто Джилли что-то погнало к утесу. Что-то или кто-то. Да, понимаю, в машине она была одна… и в то же время как будто не одна.

– Не очень-то складывается.

– Верно. Во всяком случае, пока не складывается. Хотите еще кое-что? Просыпаясь, я услышал крик: голос был очень похож на голос Роба Моррисона. Сегодня я сразу узнал его.

– Ничего себе.

– Короче, я не верю, что это была попытка самоубийства, и не поверю, пока Джилли сама не скажет мне об этом.

Сидя в уютном кресле, я потягивал «Пино нуар» с виноградников Напа-Вэлли.

– Ну как, нравится? – спросил Пол.

– Чернее самого черного греха. – Я легонько встряхнул хрустальный бокал, глядя, как вино медленно стекает по стенкам. – Сегодня у меня была встреча с Робом Моррисоном, ну, с тем малым, что вытащил Джилли.

– Знаю. Как назло по пути из больницы он оштрафовал меня за превышение скорости. Ты и с Мэгги Шеффилд разговаривал?

– Было дело. По-моему, она ничего, разве что на агентов ФБР у нее особая реакция.

Пол наклонил голову и как-то странно уставился на меня:

– Глядел бы ты лучше в оба, Мак.

– То есть?

Пол пожал плечами:

– Не сочти меня старым ворчуном или женоненавистником, но я скажу тебе прямо: она сучка, от которой только и жди подвоха.

– Мне так не показалось. – Я отрезал себе еще кусок мяса: все-таки оно было повкуснее, чем салат из латука и зеленого горошка в «Эдвардианце». – Мэгги хочет понять, что погнало Джилли к утесу. По-моему, для тебя это тоже небезразлично. А что, собственно, такого она тебе сделала? Тоже оштрафовала за превышение скорости?

– Она собирается повесить на меня несчастный случай с Джилли. Как ты догадываешься, в восторг это меня не приводит.

Теперь уже я ничего не мог понять.

– Она о тебе и не заикнулась. Пол. Просто сидела в своей машине, когда я подъехал. Хотела поговорить с тобой.

– Будь на то моя воля, я выгнал бы ее к чертовой матери. Надо попробовать уговорить Джеральдину. Мэгги – опасная женщина. Она ненавидит мужчин, им от нее одни только беды. Видел этот дурацкий пистолет у нее на поясе? Бред какой-то. Эджертон – маленький, мирный городок. Никто здесь – ни мужчины, ни женщины – не носит оружия, только она. Разумеется, я уже говорил с ней в больнице, сразу как только Джилли привезли.

– Ну, вообще-то нет ничего удивительного в том, что полицейский хочет повторно допросить кого-то, – мягко возразил я. Честно говоря, меня слегка удивило сказанное Полом. Мне лично совершенно не показалось, что Мэгги имеет что-то против мужчин. – Когда волнуешься, всегда что-нибудь забываешь. Держу пари, даже ты сейчас вспомнишь больше, чем тогда.

– О Господи, да что вспоминать-то? Почему Джилли врезалась в этот проклятый утес, я понятия не имею. Да, она была немного расстроена, но с кем не случается? Это все, Мак.

Я доел бифштекс и, откинувшись на спинку стула, сделал еще глоток «Пино нуар». Пол был бледен, скулы у него заострились, и вообще выглядел он неважно.

– Расстроена, говоришь? Может, это не просто расстройство, а депрессия? К врачу она обращалась?

Пол коротко рассмеялся:

– Нет, вы только послушайте его – суперполицейский в своем амплуа! Ни к каким врачам Джилли не обращалась. И вообще, Мак, я слишком устал. – Пол порывисто поднялся со стула. – Спокойной ночи. Надеюсь, кровать в гостиной тебя устроит?

– Об этом можешь не беспокоиться: сегодня днем мне удалось немного поспать в кресле у тебя на крыльце, так что сейчас я лучше проведаю Джилли. Спокойной ночи.

Форд опять был здесь, держал меня за руку, как когда-то. Но когда-то – это когда? Может, нынче утром, а может, в прошлом году. Странно, но я совершенно утратила чувство времени.