Текст книги "Королевское правосудие"

ГЛАВА ШЕСТАЯ

…даруй боящимся Тебя знамя, чтобы они подняли его ради Истины…

Псаломы 59:4

Поспеть за семнадцатилетним королем было непросто даже тем, кто был куда моложе Арилана. Несмотря на то, что Келсону удалось проспать лишь ненамного дольше, чем остальным, участвовавшим в их ночной работе, при первых лучах солнца он был уже на ногах, наблюдая за тем, как во дворе замка собирается отряд Дункана, и не прошло и часа, как он уже сообщил своим заспанным советникам, что уже ждет их за столом.

Это, правда, был не стол, за которым обычно собирались советники короля, а обычный обеденный стол в главном зале замка – Келсон, который все еще рос, в последнее время редко пропускал время завтрака – но этим утром он, казалось испытывает какое-то извращенное удовольствие от зевков и измученных лиц государственных мужей, многие из которых даже не скрывали своего раздражения тем, что их разбудили столь рано.

Один только Найджел, казалось, соответствовал королю по настроению и свежести – что немало удивило Моргана и Дункана, знавших, через какие испытания Найджел прошел всего лишь несколько часов назад. Даже Дугал, который был моложе Келсона почти на два года и не был столь сильно вовлечен в ночной ритуал как остальные, оперся локтями о стол и время от времени подпирал руками подбородок, одновременно завтракая и слушая короля. Дугал давно ждал этого дня, ведь сегодня в полдень он, вместе с Дунканом и несколькими своими сородичами, должен был отправиться на север, к ожидавшим их ополчению клана МакАрдри и кассанской армии.

Морган, задержавшись вместе с Дунканом в углу двора, где собралась свита герцога, разглядывал короля и принца. Дугал ушел к своим приграничникам, а оба Халдейна, одетые этим утром в фамильные пурпурные одежды, проводили смотр конных солдат. Принц-регент проходил мимо солдат с непринужденным изяществом, которое в прежние времена отличало его брата, а теперь – и Келсона, и даже, с разрешения Келсона, перекинулся шутками с суровыми приграничниками Дугала.

«Боже, а он неплохо держится,» – прошептал Морган. – «Временами он похож на Бриона в саые удачные времена. Думаю, что если бы он приказал, солдаты с радостью отправились бы даже в ад.»

«Не сомневаюсь… но надеюсь, что Господь смилуется, и им никогда не придется сделать это,» – согласился Дункан, поддергивая отвороты перчаток с вышитым на них спящим кассанским львом. – «Кстати, он, похоже, неплохо перенес эту ночь. Можно подумать, что он проспал всю ночь – чего я никак не могу сказать о себе. Как ты думаешь, Келсон снял с него усталость магией?»

Морган пожал плечами и, улыбнувшись, снова обратил внимание на Келсона, разглядывавшего новое боевой знамя, которое разворачивали Дугал и Джодрелл.

«Не знаю. Может быть и снял. Интересно будет посмотреть, чему Найджел сможет сам научиться за это лето, когда здесь не будет ни тебя, ни Келсона, ни меня.» – Он вздохнул. – «Очень непривычно осознавать, что ты с Дугалом будешь на севере, а не рядом с нами.»

«Да. Дай Бог, чтобы мы поскорее победили в этой войне и снова встретились.»

Он не стал – как и Морган – поминать вероятность событий, мысли о которых всегда посещают воинов, хотя бы и тайком, задевая очень сокровенные струны в их душах: кто-то из тех, кто в этот прекрасный весенний день отправится в поход, уже никогда ни с кем не встретится, во всяком случае, в этой жизни. Это была «данность», о которой никто из солдат никогда не говорил, чтобы не накликать на себя беду. Дункан, как епископ, мог бы конечно высмеять эти предрассудки, но «военная» часть его души требовала быть осторожным. Сейчас он был воином – и в одежде, и в мыслях.

На нем не было ни сутаны, ни ризы, и ничто в его снаряжении не говорило о его епископском сане. Простое серебряное распятье, висевшее под воротом его доспехов, вполне могло принадлежать любому достаточно набожному человеку, а его епископский перстень был скрыт вышитыми перчатками. Поверх обтягивающих штанов оленьей кожи и высоких, по колено, сапог Дункан одел кожаное полотнище, покрытое стальными бляшками, края которого были обшиты полоской ткани цветов клана МакЛейнов, а на левой стороне груди у него была вышита шелком эмблема МакЛейнов. Скрещенные меч и пастырский посох могли послужить намеком на его двоякий статус, но только на очень близком расстоянии.

Шлем более явно подтверждал его двойной титул: по кругу шла герцогская корона, чуть выше уровня глаз на шлеме был выдавлен крест; но шлем пока висел потороченным к седлу его серой в яблоках лошади, выбранной им из-за выносливости и ровности хода. Ее держал под уздцы сквайр, стоявший рядом с Дугалом и Джодреллом. Боевые кони были пока в обозе, вместе с вьючными лошадьми, там же находились и тяжелые доспехи – ни кони, ни доспехи не были нужны для их быстрого броска к меарской границе.

«Вот увидишь, лето пролетит незаметно,» – спокойно сказал Морган. – «Риченда обещала продолжать занятия с Найджелом и будет сообщать нам о результатах. А когда я пошлю к тебе гонца, я передам с ним побольше того прекрасного вина, которое мы пили этой ночью, чтобы ты мог выпить его за здоровье всех нас!»

Хлопнув Дункана по плечу, он выдавил из себя кислую улыбку, встреченную такой же улыбкой Дункана, и перевел взгляд на седлавших коней солдат.

«Пришли архиепископы – благославлять войска. Думаю, нам лучше присоединиться к своим отрядам..»

«Да. Ты проедешь с нами пару миль?»

«Конечно. Но сейчас будут благословлять твой отряд… может, прежде чем ты отправишься к своим, ты благословишь меня …»

Дункан удивленно дернул бровью, но, не смутившись, усмехнулся. – «Аларик, я польщен. Ты еще никогда не просил меня об этом.»

«Когда мы последний раз участвовали в войне, ты еще не был епископом,»

– Морган смущенно усмехнулся. – «Да и твой сан священника, как мне помнится, был очень спорным – во всяком случае, с точки зрения Церкви.»

«Чисто техническая проблема,» – пробормотал Дункан, быстро снимая свою правую перчатку, и осмотрелся, не наблюдают ли за ними. «Я все еще под впечатлением. Не думаю, что нам стоит привлекать ненужное внимание, так что опускаться на колени тебе не придется, но склонить голову все-таки надо.»

Келсон и Найджел, следом за архиепископами, возвращались к лестнице, ведшей к главному залу, так что внимание присутствовавших было, в основном, сконцентрировано на короле – что было очень кстати, поскольку стоило Дункану приподнять руку, как вспышка солнечного света на его епископском перстне вызвала у обоих Дерини целую волну воспоминаний. От отзвука испытанного когда-то трепета у Моргана даже перехватило дыхание, и он, пряча глаза, быстро склонил голову. Эти воспоминания были слишком сокровенны, слишком дороги, чтобы он мог разделить с кем бы то ни было, кроме Дункана.

Шесть месяцев назад этот перстень принадлежал епископу Истелину; по приказу Эдмунда Лориса его отделили от руки вместе с пальцем и послали Келсону в знак серьезности намерений Лориса и его меарских союзников начать тотальную войну против короля-Дерини. Когда не сдался, следом за пальцем была прислана голова Истелина, и Дункан потребовал, чтобы при его рукоположении в епископы он получил именно перстень мученика Генри Истелина, и никакой другой.

Но перстень обладал силой, которая выходила далеко за пределы простого символа епископского сана, и, когда подошло время для рукоположения Дункана, возможность того, что ему придется надеть кольцо епископа-мученика, тяжким грузом повисла на его душе – до тех пор, пока утром дня рукоположения Морган не настоял на том, чтобы Дункан взглянул в глаза своему страху. Они вместе использовали свои силы Дерини, чтобы увидеть образы, которые нес в себе перстень… и столкнулись с тем, что позже они не могли описать иначе как явление святого Камбера, которое для них было уже не первым.

Магия Камбера была в самом золоте – до того, как стать перстнем Истелина, оно, похоже, было каким-то сосудом, которым пользовались для причастия – и металл, казалось, сохранил в себе какой-то отзвук своего священного предназначения, пронеся его через огонь тигеля, молоток ювелира и все прочие этапы превращения из святой чаши в священнический перстень. Стоило только Дункану коснуться ярко-золотых волос Моргана, как эта магия, казалось, на мгновение окутала их.

«Да благословит тебя Господь и убережет от бед, ныне и присно,» – тихо сказал он, осеняя лоб Моргана крестным знамением. – «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.»

Через мгновение они уже шли во двор: Дункан пошагал к ожидавшим его солдатам, а Морган, из-за своего зеленого кожаного костюма казавшийся ярким пятном на фоне серого камня, направился к лестнице, чтобы присоединиться к Келсону. Архиепископы Брейден и Кардиель, епископ Арилан и Найджел, несколько прочих придворных уже стояли там, чтлбы наблюдать за отбытием войска. Королева Джеана отсутствовала, что было неудивительно.

Как только Дункан приблизился к строю, один из дугаловских приграничников-барабанщиков выбил дробь. По этому сигналу барон Джодрелл, похожий на кардинала своим алым плащом, накинутым поверх кольчуги и кожаных доспехов, вынес новое боевое знамя. Шелк знамени свисал с древка с крестообразным навершием и стелился по его затянутым в перчатки рукам. Когда Дункан и Джодрелл подошли к подножию лестницы и опустились на колени, Джодрелл опустил древко знамени, приветствуя двух архиепископов, подошедших благословить знамя, Дункан подхватил шелк знамени, не давая ему коснуться земли.

«Omnipotens Deus, qui es cunctorum benedictio et trium-phantium fortitude… » – начал молитву Брейден, положив, как и Кардиель, руку на знамя. Дункан и Джодрелл склонили головы.

Господь Всемогущий, Благословенный, Дарующий силу тем, кто торжествует с Тобой: в своей бескрайней милости услышь наши смиренные молитвы и пролей свое неземное благословенье на это знамя, назначенное для битвы, и да станет оно источником силы против мятежных захватчиков. Дай ему Твою защиту и да устрашатся враги помазанного Тобою короля Келсона…

Пока Брейден продолжал молиться, Дункан смотрел на одну из красных роз, рассыпанных по сине-белой пестроте знамени. Розы символизировали преданность клана МакЛейнов поставленной перед ним задаче, а лев Халдейнов на красном поле вверху знамени выражал поддержку Келсона как короля и верховного правителя.

Когда Кардиель окропил знамя святой водой, Дункан прижал шелк знамени к своим губам и, заметив, что к архиепископам присоединился Келсон, остался стоять на коленях. Когда король на мгновение возложил руку на знамя, полсотни копий опустились в салюте, бело-голубые флажки на их наконечниках почти касались земли.

«Примите это знамя, благословленное небесами,» – сказал Келсон, помогая Джодреллу поднять древко. – «Да устрашит вид его врагов наших, и да поможет Господь всем, следующим за этим знаменем, пройти через ряды врагов без вреда и ущерба.»

«Аминь,» – ответили Брейден и Кардиель.

Как только Дункан отпустил знамя, лев Халдейнов, казалось, затрепетал под свежим ветром, а сине-белое знамя накрыло его плечи мантией из роз МакЛейнов. Дункан степенно склонил голову, принимая плоскую золотую цепь, которую Келсон возложил ему на плечи, и, в знак своей верности, протянул к королю свои сжатые руки.

«Примите командование нашей северной армией, герцог Дункан,» – сказал король, пожимая герцогу руки и поднимая его на ноги.

«Принимаю, Сир, и буду преданно служить Вам, клянусь своей честью и своей жизнью.»

«Кассан!» – закричали солдаты Дункана, стуча копьями по щитам, когда Дункан и король обменялись формальными поцелуями.

После этого Дункан сопроводил Джодрелла к строю и, прижав знамя к своему бедру, подождал, пока тот не взберется на свою горячащуюся кобылу и, заставив ее слушаться повода, не подъедет поближе, чтобы снова взять знамя в свои руки. Чуть в стороне, держа в руках повод серого коня Дункана, находился Дугал, сидевший на своей лошади неопредленно-ржавого цвета, как нельзя больше подходившей к цвету его волос и кожаных доспехов.

Когда Дункан, сев в седло, поднял руку, приветствуя Келсона и Моргана, направившихся к подножию лестницы, где их ждали кони и небольшая свита, чтобы немного проводить войска. К Найджелу, стоявшему позади них, у подножия лестницы, подошли трое его сыновей. Они, епископы и несколько мелких дворян внимательно наблюдали за тем, как король и его защитник, присоединившись к Дункану и Дугалу, разворачиваются, чтобы последовать за кассанскими уланами, которые тем временем выезжали, вздымая клубы пыли, через ворота замка.

«Хорошо. Они ушли,» – сказал Найджел Коналлу, который выглядел очень недовольным и расстроенным. – «А… ты почему такой мрачный? Я думал, что ты собираешься отправиться с Келсоном и Алариком.»

«Он не может,» – сдержанно улыбаясь, сказал тринадцатилетний принц Рори. – «Пэйн спрятал его сапоги.»

«Рори! Ты же обещал, что не расскажешь!» – выпалил Пэйн, сильно ударив брата по лодыжке и стремительно спрятавшись за ним и отцом, заметив, как к нему резко обернулся Коналл, в глазах которого читалась готовность к братоубийству. – «Папа, не давай ему бить меня!»

«Коналл!»

Заслышав окрик Найджела, Коналл неохотно опустил кулак, но никак не мог смириться с тем, что его юношеская гордость была уязвлена девятилетним мальчишкой. Несколько человек, слышавших слова Рори, еле сдерживались, чтобы не захихикать, а один, не в силах больше держаться, отошел в сторону. Коналл еле сдерживал свой гнев.

«Отец, врезал бы ты ему,» – процедил он сквозь зубы, – «потому что, если ты ему не врежешь, это сделаю я. Клянусь.»

«Без моего разрешения, сэр, Вы никому не врежете!» – резко бросил Найджел. – «Господи, ты же взрослый человек! Ты вдвое старше Пэйна и вдвое крупнее его. Уверен, это была просто ребяческая… Уймись!» – рявкнул он, заметив, что Пэйн, просунув голову между отцом и Рори, показывает старшему брату язык. – «Прекрати, пока я на самом деле тебе не врезал! Ты же знаешь, что виноват!»

Когда Найджел схватил его за плечо и хорошенько встряхнул, Пэйн явственно побледнел и обмяк, а из его взгляда исчезла дерзость, столо только ему услышать слова Найджела.

«Я не могу винить Коналла за то, что он рассердился, раз уж ты ведешь себя как расшалившийся мальчишка. Наверно, мне надо было дать ему врезать тебе. А теперь скажи, зачем ты спрятал его сапоги?»

«Отец, это нечестно,» – прошептал он. – «Почему только Коналл едет с Келсоном? Почему я не могу тоже отправиться с ними?»

Найджел вздохнул и отпустил руку мальчика, и даже Коналл уже не выглядел таким сердитым.

«Мы ведь уже говорили с тобой об этом. Коналлу нужен боевой опыт. Он собирается стать рыцарем следующей весной. А твое время еще придет.»

«Но герцог Аларик берет с собой Брендана, а ведь ему не исполнилось даже семи!»

«Брендан будет пажом при своем отчиме,» – терпеливо сказал Найджел. – «Ты и Рори нужны мне здесь, вы будете моими пажом и оруженосцем. Ты же знаешь , что пока Келсон будет отсутствовать, я буду регентом. Ты понимаешь, что это значит?»

Пэйн заерзал и, уставившись на острые носки своих парадных ботинок, постарался скрыть свое недовольство хмурым взглядом.

«Куча скучных дворцовых приемов,» – пробормотал он.

Найджел улыбнулся. – «Боюсь, что именно это и есть основная часть жизни принца. И она очень нужна. Когда королю приходится отправляться на войну, ему гораздо легче, когда он знает, что кто-то, кому он доверяет, сможет позабиться о том, что ты назвал „скучными дворцовыми приемами“. И я уверен, что Келсон скажет тебе то же самое, если ты спросишь его об этом. Вот Рори понимает это, не так ли?»

Тринадцатилетний Рори выдавил из себя подобие улыбки. «Да, сэр. Но все-таки это не так здорово, как участие в походе с Келсоном. Я бы хотел отправиться с ним. Мне почти столько же, сколько было Келсону, когда он стал королем. И этот поход станет знаменитым, правда, Коналл?! И вся слава достанется тебе!»

Коналл, смягчившийся от того, что понял причины этого мелкого бунта своих младших братьев, решил, что он вполне может позволить себе снисходительность.

«Ах, так вы волнуетесь о славе ?» – Изображая удивление, сказал он, уперев руки в бока и глядя сверху вниз на обоих мальчиков. – «Вы боитесь, что вам ее не достанется?»

Когда они застенчиво-сдержанно закивали и пробормотали что-то в знак согласия, он поглядел на отца и подмигнул ему.

«Ладно, братишки, если вас беспокоит только это, то я обещаю вам завоевать столько славы, чтобы ее хватило на нас троих! Может, это и не так здорово для вас как самим участвовать в кампании, но все-таки этолучше, чем ничего, правда? Кроме того, отцу будет нужна ваша помощь, пока меня не будет здесь.»

«Если они хотят, то могут помочь мне прямо сейчас,» – обняв обоих мальчиков за плечи, сказал Найджел и, ероша их волосы, с благодарностью посмотрел на Коналла. – «А знаете ли вы, господа, что через несколько дней к нам должны прибыть торентские послы?»

«Ну и что?» – еле слышно пробормотал Пэйн, когда отец повел его вместе с Рори обратно в зал.

«Молодой король Торента Лайам едет, чтобы подтвердить его верность Келсону как своему повелителю,» – продолжал Найджел. – «Вместе с ним должен приехать его брат. если я не ошибаюсь, то Лайаму сейчас десять, а Роналу – шесть. Скорее всего, им будет так же скучно, как и вам обоим. Может, вы поможете мне придумать для них что-нибудь интересное на то время, пока они будут здесь.»

Когда отец и братья исчезли в главном зале, не обращая никакого внимания на придворных, еще стоявших у подножия лестницы, Коналл замедлил шаг. Подумав, он решил, что ему не стоит смердиться на Пэйна за его проделку. На самом деле, это была похвала ему. Всем известно, что младшие братья всегда подражают старшим – а Коналл хотел получить в этом походе всю славу, какую только сможет.

Тем временем, последние всадники из отряда Дункана давно уже уехали – а ему так хотелось посмотреть на них. Но, может, он еще сможет увидеть их с зубчатой стены замка. Когда-нибудь он сам возглавит армию, которая сокрушит врагов Гвинедда!

Бегом он пересек двор и взбежал по винтовой лестнице к парапету на вершине башни; когда он добежал до самого верха, он уже задыхался, но был вознагражден видом, открывшимся ему с вершины башни: кассанское войско под яркими знаменами, развевавшимися под свежим ветром с реки, двигалось на равнину к северу от города. Там ожидали своего герцога основные силы кассанской армии. Отряд был слишком далеко, чтобы он мог рассмотреть детали, но он ясно видел одетую в красное, и потому ярко выделявшуюся на фоне зеленых лугов и голубой реки, свиту Келсона, замыкавшую колонну войска, и одинокое пурпурное пятнышко – самого Келсона – в голове отряда.

Коналл смотрел на них до тех пор, пока пурпурная точка, сопровождаемое еле различимой зеленой, не отделилась от колонны и не направилась вдоль колонны обратно, к красным пятнышкам в хвосте войска, и задался вопросом: а кто будет смотреть на его отъезд, когда через несколько дней в поход выступит вторая армия.

Но до того, как состоится выступление в славный поход, должен был пройти один из тех скучных приемов, на которые так жаловался Пэйн – хотя, на самом деле, этот прием оказался далеко не таким скучным, как все надеялись. Несмотря на то, что кассанское войско выступило еще несколько дней назад, главный зал был переполнен. Лайам Торентский, мальчик-король, прибыл ко двору, как ему и было предписано, но никто так и не увидел шестилетнего принца Ронала.

«Из-за холодов, которые держатся уже несколько недель, принц Ронал заболел,» – сообщила королю Мораг, его мать, гордо и высокомерно глядя на человека, который убил и ее брата, и ее мужа. – «Я посчитала, что лучше не подвергать его здоровье дальнейшей опасности двухнедельной поездкой, в которой нет никакой необходимости. В прошлом году я и так уже потеряла одного из своих сыновей.»

Она имела в виду смерть юного короля Алроя, произошедшую прошлым летом, причем при обстоятельствах, которые показались многим знатным торентцам, включая мать короля, настолько странными, что они обвинили Келсона в том, что он подстроил это, и, похоже, при помощи магии. Как говорили, Келсон испугался того, что достигший совершеннолетия Алрой может явить собой новую угрозу со стороны Торента. На самом же деле, Алрой сломал себе шею, упав с лошади – что не было чем-то необычным – а Келсон узнал о его гибели лишь через несколько недель.

«Миледи, Мы понимаем, что Вы, как мать, беспокоитесь за своего младшего сына,» – степенно сказал Келсон, радуясь, что его собственная мать отказалась присутствовать на приеме. Он был одет в полный набор церемониальных одежд Халденов, поверх позолоченной парадной кольчуги на нем был надет пурпурный плащ с изображением льва, а его голову венчала парадная корона. – «Мы, однако, вынуждены усомниться в том, что оставление столь ценного ребенка без соответствующей опеки и защиты, было мудрым поступком. кроме того, Вам было приказано явить пред Нами обоих принцев как свидетельство Вашей верности.»

«Вам не стоит опасаться за принца Ронала,» – парировала Мораг. – «Пока я отсутствую, его дядя, герцог Махаел Ардженольский, будет его опекуном. А присутствие меня самой и моего старшего сына должно быть достаточным свидетельством верности даже для Халдейна!»

Наблюдавшая за происходящим знать оскорбленно зароптала, но Келсон не выказал и тени возмущения. Спрашивать совета у Моргана или Найджела, стоявших по обе стороны от трона, тоже не было смысла. Мораг и отсутствующий принц Ронал внезапно обернулись двумя совершенно разными проблемами, но только одну из них следовало решать немедленно. Мораг, как и ее покойный брат Венсит, была Дерини и потому была неподвластна тому слабому давлению, которое могли оказать на нее Келсон или Морган, но ей нельзя было позволить помешать присяге Лайама.

Что касается принца Ронала – неважно, был он действительно болен или нет, важно было то, что он являлся ее наследником после Лайама, и что он находился под властью герцога Махаела, у которого не было никаких оснований любить человека, который убил его брата. Если вдруг с Лайамом что-то случится, у Махаела будет полностью послушный ему новый король Торента и целых восемь лет, в течение которых он будет распоряжаться властью в Торенте от имени юного короля Ронала.

«Хорошо, миледи,» – спокойно сказал Келсон. – «Поверим Вам на слово… пока»

Он перевел взгляд на стоявшего рядом со своей матерью Лайама, нервничающего и дерзкого, который выглядел не по годам царственным в своих тяжелых красно-корчиневых придворных одеждах и маленькой короне. У мальчика были такие же рыже-коричневые волосы, как и у Венсита, но глаза, унаследованные от Мораг, были черными. Несмотря на то, что мальчику было всего десять лет, Келсон чувствовал его прочные, сильные экраны. Лайам уже начал становился Дерини, и с этим приходилось считаться.

«Лайам Торентский, Мы приветствуем Вас при нашем дворе,» – официально сказал Келсон. – «Готовы ли Вы от имени земель Торента присягнуть Нам, перед лицом Господа и присутствующих здесь свидетелей, и поклясться Нам в своей верности, как было оговорено в соглашении между Вашим отцом и Нами?»

Мальчик кратко кивнул в знак согласия. – «Я готов, мой повелитель.»

Услышав его ответ, Келсон посмотрел на епископа Арилана, которого попросили руководить принесением присяги именно потому, что он был Дерини и мог разоблачить лбую попытку обмана со стороны Мораг, не раскрывая себя . Когда Арилан выступил вперед, а маленький Брендан Корис поднес ему Евангелие, Лайам тяжело взглянул на мать.

Как только Келсон поднялся, он, не ожидая приглашения, подошел к трону и изящно опустился коленями на подушку, которую Пэйн положил подле ног Келсона. Когда Арилан поднес ему Евангелие, он обеими руками снял с себя корону и, передав ее Пэйну, положил обе руки на покрытый драгоценными камнями переплет.

Прежде чем Лайам успел набрать воздуха, чтобы заговорить, Келсон остановил его движением руки.

«Леди Мораг, мы просим Вас также опуститься на колени в знак того, что Вы, будучи регентом при своем сыне, присоединяетесь к принесенной им присяге.»

Он чувствовал, что Мораг чуть не прикусила себе язык, но, сжав зубы, она не сказала ни слова и молча опустилась на колени чуть в стороне и позади Лайама. Когда она схватила сына за плечи и гордо воздела голову, дерзко глядя на того, кто одолел ее брата, ее глаза сверкнули темным отблеском.

«Вам помочь с присягой, сэр?» – негромко, чтобы его слова не было слышно за пределами помоста, спросил Лайама Арилан.

Лайам покачал головой, затем смело взглянул в глаза Келсону.

«Я, Лайам, Король Торента и всех его земель, приношу Вам свою присягу и признаю себя Вашим вассалом. Клянусь соблюдать свою присягу и служить Вам честно и добросовестно. И да поможет мне Бог.»

Когда он поцеловал священную книгу, Арилан передал ее Келсону, который также возложил на нее руки.

«Мы, со своей стороны, извещаем всех присутствующих, а также прочих Наших подданных, что Мы признаем Лайама королем торентским и правителем всех земель Торента, а также нашим вассалом. Мы гарантируем ему власть над землями, дарованными нами, и обещаем честно защищать его от любых угроз всеми нашими силами. И да поможет Нам Бог.»

Он тоже поцеловал Евангелие, взял у Пэйна корону и поднял ее над головой стоящего на коленях Лайама.

«Примите из наших рук этот символ власти, которую мы признали за Вами сегодня,» – сказал Келсон, возлагая покрытый драгоценными камнями обруг на рыжеватые волосы Лайама. – «Носите его с честью и храните верность присяге, принесенной Вами сегодня.»

«Клянусь быть верным тому, в чем я поклялся,» – ответил Лайам, вздымая сжатые руки в традиционном жесте преданности.

Келсон сжал его руки своими и поднял Лайама на ноги, заметив, что руки были холодными, несмотря на жару в зале, а взгляд ониксовых взгляд матери Лайама казался просто ледяным. Когда они обменялись холодными, формальными поцелуями в знак примирения, и Лайам обернулся, чтобы помочь своей матери встать, Келсону пришла в голову мысль о том, как можно нейтрализовать их обоих. Снова занимая свое место на троне, он мысленно сообщил Моргану о своем намерении и почувствовал, что Морган, придвинувшийся поближе к нему, полностью поддерживает его решение. Рука королевского Защитника словно невзначай легла на рукоять меча, и даже Найджел внезапно стал очень внимательным.

«Ваши Высочества, подождите,» – спокойно сказал Келсон, заставляя Мораг и Лайама застыть на пути к их свите. – «Мы вынуждены просить вас еще об одном одолжении.»

Две пары глаз цвета полуночного неба уставились на него: любопытного Лайама и Мораг, глядевшей на него с подозрением.

«Мы выполнили свои обязательства перед тобой, Келсон Гвинеддский,» – сказала Мораг, как будто стараясь вывести его из себя. – «Ты должен понять, что я не могу задерживаться при дворе убийцы моего мужа и моего брата.»

Ее явная враждебность вызвала удивленно-негодующее перешептывание присутствующих придворных, но Келсон, казалось, проглотил оскорбление.

«Я не собираюсь оправдываться перед Вами, миледи,» – равнодушно сказал Келсон. – «Я не нуждаюсь ни в Вашем согласии, ни в Вашей любви. Но я требую Вашего повиновения.»

«Я повиновалась!»

Келсон терпеливо кивнул. – «Да, Вы исполнили Наш приказ явиться ко двору… но Вы не привезли своего младшего сына, как Вам было приказано. Мы не уверены, что Ронал на самом деле столь слаб, что не может прибыть сюда. Посему Мы решили, что Вы и Ваш старший сын останетесь в Ремуте до конца лета, дабы обезопасить себя от каких-либо действий со стороны брата Вашего мужа.»

«Что? »

«В руках герцога Махаеля находится торентский наследник,» – повышая голос, чтобы перекрыть ее выкрики, продолжил Келсон. – «Как Вы, надеюсь, понимаете, я не могу допустить возникновения мятежа в моих восточных землях, пока я подаявляю восстание на западе. Мой дядя, принц Найджел, будет содержать вас под домашним арестом, и вам будет дозволено вступать в переписку с герцогом Махаелом, дабы он был уверен в вашей безопасности, но вам придется остаться здесь, по меньшей мере, до осени, пока я не вернусь из похода. Думаю, что если бы мы поменялись местами, Ваш брат был бы куда более крут.»

На мгновение он испугался, что Мораг будет сопротивляться, но сестра его старого врага оказалась достаточно мудра, чтобы понять, что ей не уступят. Она, как и любая особа королевской крови, внезапно оказавшаяся в заложниках, негодовала, а узнав, что Лайам будет жить отдельно от нее, запротестовала, но Келсону показалось, что она делает это из принципа, а не потому, что надеется на уступки с его стороны.

Тем не менее, он оставался настороже до тех пор, пока он сам, вместе с Морганом, не проводил ее до отведенной ей комнаты, наспех подобранной Найджелом. Кроме того, он приказал Арилану на какое-то время заняться тем, чтобы Мораг, будучи Дерини, не смогла бы воспользоваться своей силой, чтобы подготовить свой побег. Он хотел поручить ее заботам Риченды, как только ему удастся договориться об этом с Ричендой. Как только он убедился в том, что Арилан взял все под свой контроль, он снял свои парадные одежды и корону и вместе с Морганом отправился искать Риченду.

Они нашли герцогиню в прохладе монастырского сада; сидя под тенистым деревом, она что-то писала. Возле нее на скамейке лежало несколько писем и выглядевших старыми свитков, пузырек с чернилами и принадлежности для запечатывания писем. На одеяле, расстеленном под соседним деревом, под присмотром няни играла маленькая дочь Риченды и Моргана, Бриони, начавшая ходить малышка полутора лет от роду.

«Добрый день, милорд… Сир,» – вставая, сказала Риченда, когда Морган и король подошли к ней. – «Какие у вас мрачные лица. Что-то случилось?»

Поморщившись, Келсон жестом усадил ее и, опустившись на траву возле нее, краем глаза глянул на няню.

«Я так не думаю… пока. Но мне будет нужна Ваша помощь. Аларик, давайте пока оставим это в секрете, хорошо?»

По знаку Келсона Морган пошел отпустить няню и вернулся со смеющейся Бриони на руках. Когда он плюхнулся на траву рядом с Келсоном и, держа свое дитя на коленях, стал строить ей рожицы, чтобы позабавить ее, Келсон вздохнул и растянулся на траве, положив руки за голову.

«Прошу прощения, что мешаю,» – сказал он. – «Я пришел, чтобы попросить о помощи. Я только что взял двух заложников-Дерини.»

Риченда отложила перо и пергамент и разгладила свою юбку. Она была одета в платье бледно-голубого цвета – этот оттенок делал ее глаза похожими на небо, которое Келсон мог видеть через листья над своей головой. Сейчас эти глаза смотрели на него с удивлением и нескрываемым любопытством, и чуствовалось, что разум ее спокоен и безмятежен как вода в высокогорном озере.