Текст книги "Секс и тщеславие"

X
Верхний сад на вилле Лачовски
Позитано, Италия

Мордехай провел группу по каждому драгоценному уголку и закоулку великолепного поместья, и за терпение экскурсантов вознаградили роскошным обедом. Они уселись на очаровательной террасе, выложенной терракотовой плиткой, среди колонн, увитых глициниями, любуясь потрясающим видом на Позитано – как с идеально отретушированной открытки.

– У меня визуальный перегруз! Даже не знаю, куда смотреть: то ли на захватывающий вид, то ли на эти очаровательные майоликовые тарелки с ручной росписью, то ли на этот великолепный пир! – сказала Шарлотта, опускаясь в плетеное кресло с подушками и одобрительно оценивая накрытый стол.

Вместе с охлажденным лобстером, шафрановым супом-пюре и классическим салатом «Цезарь» с вялеными амальфитанскими анчоусами шеф-повар Мерфи также принес огромные тарелки с пастой строццапрети в нежнейшем-сливочном соусе из морских ежей и восхитительно легкую пиццу с мортаделлой, фисташками и лимоном.

Жуя пасту, Мерседес довольно громко прошептала соседям по столу:

– Теперь я знаю больше, чем хотелось бы, о неоклассической пьемонтской мебели.

– Могло быть и хуже, – сказала Палома с легким хихиканьем.

– В самом деле? Интересно, в каком случае? – вмешалась Оливия.

– На экскурсию могла пойти с нами эта миссис Цзао, – прошептала Мерседес.

– Вы тоже от нее не в восторге? – сказала Шарлотта с легкой ухмылкой.

Палома поджала губы, прежде чем ответить:

– Она очень милая дама. Просто я не хотела бы провести два часа в ее обществе, вот и все.

Мерседес снисходительно помахала рукой перед лицом сестры:

– Палома, хватит уже быть такой вежливой. Нас просто не впечатлило то, как госпожа Цзао хвасталась компаниями своего мужа. Вообще!

– Разве это было хвастовство? Мордехай спросил, и она просто ответила, – возразила Оливия.

– Все дело в том, как она это сказала. Обязательно ли было хвастаться, что у них самая большая флотилия танкеров на планете? Например, наша семья основала на Филиппинах примерно две тысячи предприятий, но мы никогда бы не упомянули об этом всуе. За такое мама влепила бы пощечину! – проворчала Мерседес.

– Да, мама могла бы научить миссис Цзао разным тонкостям! На мой вкус, у нее слишком гонконгский стиль, – фыркнула Палома.

– А что вы считаете «слишком гонконгским стилем»? – спросила Шарлотта, оторвав ломтик пиццы и осторожно счистив все до единого кусочки мортаделлы и сыра ножом и вилкой.

Палома на мгновение задумалась.

– Ну, это излишняя вычурность. Они выбирают слишком яркие цвета в одежде и обвешиваются драгоценностями в любое время суток.

– Что ж, вы называете такой стиль вычурным, а я считаю это изюминкой. Полагаю, я питаю слабость к экстравагантному, эксцентричному стилю. Миссис Цзао напоминает мне Анну Пьяджи или маркизу Казати[51]51
  Анна Пьяджи и Луиза Казати – иконы стиля, отличавшиеся экстравагантностью.


[Закрыть], – сказала Оливия.

– Вы бы видели рубины, которые она надела вчера, чтобы искупаться. У моего ювелира приключился бы сердечный приступ!

– А ее сын такой молчун. Несомненно, он красив, но вы когда-нибудь слышали, чтобы он вообще открывал рот? Это довольно странно, – размышляла вслух Мерседес.

– Я думаю, он просто слегка самовлюблен, – прокомментировала Шарлотта.

– Знаете, я где-то читала, что у красивых мужчин нет ни капли совести, – вмешалась Мерседес.

– Ах, какая чушь! Со мной он был очень мил. Мне кажется, он просто из тех, кто не любит светских бесед, – сказала Оливия.

Люси слушала их болтовню, но сама в разговоре не участвовала. Она не могла не заметить, что султаншу, сидевшую на другом конце стола, обхаживал Мордехай. Несмотря на то что она была одета в ослепительно-красочный кафтан и усыпана драгоценностями, сестры Ортис, похоже, вполне ее одобряли.

После обеда маленькая группа разбрелась, чтобы развлечься. Султанша и сестры Ортис побаловали себя маникюром с парным козьим молоком и медом в спа-салоне (конечно же, в компании Мордехая, куда же без него!), Оден искупался у берега частного пляжа виллы, а Шарлотта, Оливия и Люси решили понежиться в балийских кроватях на нижней террасе. Их поставили в идеальном месте, чуть ниже аллеи высоких сосен, ветки которых смягчали злое полуденное солнце, в то время как сбоку дул прохладный морской бриз.

Лежа на животе и глядя на лазурную воду со своего мягкого шелкового матраса, Шарлотта глубоко вздохнула:

– Это абсолютное блаженство!

– Я всегда считала миллиардеров довольно жалкими существами, но время от времени мне кажется, что было бы неплохо иметь кучу денег, чтобы позволить себе такое вот райское местечко, – промурлыкала Оливия с закрытыми глазами, наслаждаясь рассеянными солнечными лучами, падавшими на лицо.

– Знаете, я ведь чуть не выскочила замуж за владельца почти такого же поместья, – лениво протянула Шарлотта.

Люси с любопытством посмотрела на двоюродную сестру:

– В самом деле?

– Да. Его звали Рафаэль. У его родителей была вилла на Кап-Ферра, и мы провели там несколько райских недель летом, после того как я окончила Смит…

– Жаркий летний роман, да? У всех был такой хотя бы раз в жизни, – заметила Оливия.

– А потом что случилось? – спросила Люси, с трудом представляя, что Шарлотта в состоянии хоть с кем-то закрутить «жаркий летний роман».

– Случились мои родители. Рафаэль сделал предложение, хотел увезти меня с собой в Лондон, где собирался работать на Ротшильда. Но мама с папой не одобрили такого жениха. И бабушка тоже. Они сочли его слишком молодым и… экзотичным.

– А откуда он был? – спросила Люси.

– Он родился в Париже в очень богатой и аристократичной семье.

– А что тогда не так? – не отставала Люси.

– Неужели нужно разъяснять такие вещи? Они были евреи! – Последнее предложение Шарлотта произнесла одними губами.

– Ох, – тихонько сказала Люси, помрачнев. – Твои родители были против из-за этого?

Шарлотта вздохнула:

– Много набралось причин, но определенно это был решающий фактор. Вслух они этого не сказали, но я же знаю своих родителей. И думаю, Люси, ты уже достаточно взрослая, чтобы понять, какие штуки умеет откалывать бабуля. Она имела обыкновение называть евреев визитерами. Я сначала не понимала, о ком она говорит, а потом дошло… Однажды мы с ней отправились за косметикой в «Бергдорф»[52]52
  «Бергдорф Гудман» – роскошный универмаг, расположенный на Пятой авеню в центре Манхэттена.


[Закрыть]. Она прошептала мне: «Пора сменить средства по уходу. Глянь-ка, визитеры открыли для себя люксовые кремы „Ла Прери“!»

– О боже! – презрительно фыркнула Оливия, а Люси хранила молчание.

В отличие от двоюродной сестры, она с самого раннего возраста поняла, какой может быть ее бабушка, но предпочитала блокировать неприятные воспоминания.

– А что случилось с Рафаэлем? – допытывалась Оливия.

– Ну… как обычно. Женился на какой-то блонде, наплодил целый выводок детишек, развелся, потолстел.

Оливия фыркнула:

– Они все толстеют, да?

– Но когда был помоложе… божечки… он был просто что-то с чем-то.

Оливия подняла бровь:

– И какой же он был?

– Помните того парня из «Шестнадцати свечей», которым была одержима Молли Рингуолд?

– Помню ли я? Да я тоже сохла по нему! Боже, как его звали? А что с ним случилось?[53]53
  Его звали Майкл Шоффлинг, и после ухода из актерской профессии в 1991 году он начал бизнес по производству мебели ручной работы (если верить «Википедии»). – Примеч. автора.


[Закрыть]

– Не знаю, что с ним случилось, но Рафаэль выглядел точно так же, только еще красивее.

– Он хорошо целовался? Я считаю, что лучше всех целуются французы.

Шарлотта перевернулась на спину и взглянула на сестренку:

– Люси, не могла бы ты принести нам попить? Может быть, «Арнольд Палмер» – холодный коктейль из чая с лимонадом? Я умираю от жажды.

– Я тоже. Только попроси плеснуть в мой стакан еще и водки, – сказала Оливия.

Люси закатила глаза:

– Хорошо, намек понят.

Она встала, вышла с террасы и передала заказы на напитки проходившему мимо сотруднику спа. Ей хотелось исследовать территорию, но любой ценой избежать встречи с Джорджем.

Поскольку он, вероятно, вместе с матерью был на пляже, где они наслаждались тайским массажем, Люси решила, что лучше отправиться наверх. Она заглянула в красивую оранжерею из витражного стекла, где выращивали множество орхидей, а затем нашла еще одну террасу – там на встроенных вдоль стен диванах лежали разноцветные подушки-килимы[54]54
  Килим – тканый гладкий двусторонний ковер ручной работы, из таких ковров помимо прочего производят и чехлы для декоративных подушек.


[Закрыть]. Казалось, каждый уголок поместья преподносит новый ошеломляющий сюрприз – Люси будто попала на страницы «Алисы в Стране чудес». «Это слишком красиво, – размышляла она. – Не думаю, что смогла бы прожить в таком прекрасном месте целый год».

Люси решила пойти в Верхний сад и, следуя указателям, поднялась по лестнице позади старой виллы. Наверху открылась поляна с древними тропическими пальмами, которые образовывали пышную зеленую рощу. Здесь Люси увидела мраморный фонтан рядом с резной этрусской скамьей и решила посидеть немного в этом безмятежном месте, среди зелени, под стрекотание цикад, поющих свои брачные песни в середине лета. В конце концов, надо спокойно подумать и разобраться: что же происходит?

На протяжении всего обеда Люси казалось, что ее мысли совершают сложные акробатические пируэты в духе Цирка дю Солей вокруг Джорджа и его матери. Почему остальные были так безжалостно критичны? Сестры Ортис – лицемерки! Им претил «вычурный» стиль миссис Цзао, но разве сами они не выпендривались? Каждый раз, когда она видела сестер, те были одеты с иголочки с головы до ног, и даже султанша подтвердила, что одеваются они у ведущих модельеров. Да, черные жемчужные серьги, изящные кашемировые кардиганы и туфли на каблуках от «Шанель» выглядели изысканнее, чем украшенные блестками шифоновые кафтаны Розмари, но всем своим видом тоже кричали о деньгах, о деньгах, причем более пафосно, чем наряды Цзао. Да, сестры жили в Маниле, но они ничем не отличались от женщин, в окружении которых Люси выросла, тех, кто населял Верхний Ист-Сайд. Шарлотте самое место в компании сестер. Через несколько десятилетий она будет такой же, как Ортис. Такой же, как все они.

В то же время Люси ужасно злилась на себя. После того случая на вилле Малапарте она просто зациклилась на своем поведении и была дико огорчена тем, что позволила себе разрыдаться в его объятиях. Она никогда не плакала навзрыд в присутствии других людей, даже матери. Интересно, что Джордж теперь о ней думает?

После того как Люси справилась с истерикой тогда на крыше, она быстро отстранилась от него, смущенная, и они молча вернулись в отель, Джордж держался на почтительном расстоянии позади нее. Такое впечатление, что он всегда был за ее спиной. Когда он успел заметить Люси на площади? Как оказался рядом, когда она шмякнулась в обморок? Неужели все время сидел где-то сзади? Вероятно, именно Джордж не дал ей разбить себе голову о брусчатку. Точно так же, как спас тому старику жизнь, пока остальные просто застыли, выпучив глаза и потягивая «Апероль-шприц». Только благодаря быстрой реакции Джорджа и его умению делать искусственное дыхание рот в рот старик не перешагнул грань между живыми и мертвыми.

Пальмовая роща переходила в сад на вершине холма, заросший диким ячменем и маками. С этой вершины открывались захватывающие дух панорамные виды на Позитано и море, но Люси обнаружила, что взгляд прикован к другому: к фигуре молодого человека, стоящего на краю осыпающейся каменной стены. Люси выругалась про себя. Шесть вилл, семь террас и тридцать акров земли – и при этом она, конечно, умудрилась наткнуться на Джорджа! Повинуясь первому порыву, Люси решила развернуться и топать обратно на нижнюю террасу. Меньше всего ей хотелось столкнуться с ним лицом к лицу. Чего доброго, придется разговаривать.

Она собиралась было сбежать, но тут Джордж оглянулся. Его лицо, скрытое в тени, было непроницаемо. На фоне густо-синего неба и яркого полуденного солнца его кожа сияла, как алебастр. Необъяснимым образом Люси поняла, что медленно бредет к нему через раскачивающийся на ветру ячмень. Джордж спрыгнул со стены, и ей внезапно показалось, что вчера еще не кончилось, она все еще лежала на холодных вулканических булыжниках, Джордж склонился над ней, и его рот прижался к ее губам, вдувая в нее теплое дыхание жизни…

Не осознавая, что происходит, она почувствовала, как ее губы коснулись губ Джорджа.

– Люси! Люси, ты здесь?

Шарлотта вынырнула из пальмовой рощи в тот момент, когда Люси отпрянула от Джорджа.

– Люси! Я пытаюсь найти тебя целую вечность! Мордехай хочет, чтобы мы немедленно спустились на причал. Он говорит, что нам нужно отправляться на Капри прямо сейчас, если мы хотим вернуться на яхте!

XI
Отель «Бертолуччи»
Капри, Италия

– Когда ты это нарисовала? – спросил Оден.

– На протяжении последних двух лет. Это самая последняя работа, она еще не закончена. Я работала над ней вплоть до отъезда в Италию, – ответила Люси, показывая на изображение перекрывающихся полос темно-фиолетового цвета.

Они сидели в холле гостиницы. Оден подался вперед и с удивлением уставился на айпад. Когда Люси рассказала о своих картинах во время купания на пляже Да Луиджи, Оден подумал, что увидит приятные абстракции. Чего еще можно ожидать от девятнадцатилетней девчонки? Намалевала какие-нибудь подделки под Франца Клайна, из тех, что продаются в дизайнерских бутиках «Ресторейшн хардвеар» и идеально подходят к вашему новенькому изогнутому бархатному диванчику и лировидному фикусу.

Оден за свою карьеру провел несметное количество творческих мастер-классов и повидал множество художественных опусов, которые создавались его клиентами, не верившими в свою креативность. Чаще всего уровень этих творений варьировался от дилетантской неуверенности до совершенной дичи. Оден не рискнул бы назвать себя искусствоведом, но работы, на которые он сейчас смотрел, казались зрелыми. Глядя на холсты, пропитанные сдержанными монохроматическими тонами al nero di seppia[55]55
  Чернила каракатицы (ит.).


[Закрыть], мазки, насыщенные дионисийской силой, он почувствовал неразрешенное лакановское напряжение, вобравшее лирические мотивы ранней Хелен Франкенталер, смелую символику Джуди Чикаго после возвращения из Лос-Анджелеса и примитивную ярость Жан-Мишеля Баскии до его романа с Мадонной[56]56
  Эта строка – всего лишь один пример той чуши, которую Оден научился строчить во время обучения на курсе «Деконструирование искусства послевоенной эры» в Амхерсте. Если бы он не бросил учебу, его могла ждать совсем иная карьера – карьера критика в журнале «Артфорум». – Примеч. автора.


[Закрыть].

– Люси, я совершенно потрясен твоим творчеством. Я под впечатлением!

– В самом деле? – Люси уставилась на него.

– Ты занимаешься рисованием всего год?

– Нет, я занимаюсь искусством с раннего детства и все время, пока училась в школе, посещала уроки рисования.

– Твои работы… смею сказать… sui generis[57]57
  Единственные в своем роде (лат.).


[Закрыть]. Они оригинальные, изысканные и свежие, и, что более важно, я чувствую, что ты вкладываешь в эти картины душу. Мне не терпится увидеть подлинники. Я бы с удовольствием купил одну из твоих работ и повесил в новой студии в Ист-Хэмптоне!

Глаза Люси расширились.

– Шутите?

– Я никогда не шучу по поводу таких вещей. Ты уже в курсе, о чем я думаю: тебе следует учиться в художественной школе и не тратить время на всякую там семиотику, или что ты там изучаешь в Брауне. У тебя настоящий дар, и я полагаю, что ты действительно могла бы занять свое место в авангарде нового поколения художников. Подумай об этом.

– Спасибо. Я подумаю. – Люси вежливо кивнула, не желая с ним спорить. Ей не хотелось затягивать этот вернисаж; она просто желала вернуться в свою комнату.

Люси шла через лобби к лифту, а Оден смотрел ей вслед, еще более заинтригованный, чем раньше. Эти картины нарисовала одержимая творчеством девушка. Но та, что сейчас сидела перед ним, с идеально ровной спиной и волосами, аккуратно собранными в хвост, так сдержанно листавшая пальцем фотографии с произведениями искусства, ничем не напоминала человека, способного создавать такие холсты. Где пряталась настоящая Люси Черчилль? Или лучше спросить – почему?

Оден кое-чего не знал. Люси поднялась на борт суперъяхты Мерфи, вернулась на Капри, став заложницей очередного авторского тура Мордехая, впихнулась в такси с сестрами Ортис, пробралась сквозь плотную толпу туристов по дороге в отель, а потом спокойно уселась, представляя свои работы и делая вид, что вежливо слушает Одена, но все это время ее мысли витали где-то совсем в другом месте и она снова и снова повторяла про себя, зациклившись: Это он меня поцеловал или я его? Черт, кажется, я поцеловала его первой. Почему я это сделала? Почему, ну почему, почему? Это действительно случилось? Что именно видела Шарлотта? Почему она появилась именно в этот момент? Где сейчас Джордж? О чем он думает сейчас? Что он думает обо мне? Это он меня поцеловал или я его?

Наконец оказавшись в номере, Люси закрыла за собой дверь, заперлась на задвижку и стала той девушкой, характер которой Оден Биб почувствовал на картинах. Лежа на кровати с телефоном, она превратилась в одержимую и отчаянно рыскала в Интернете в поисках любых крупиц информации о Джордже Цзао.

Для начала она изучила аккаунт в «Инстаграме», который было легко найти, потому что Джордж лайкнул первый пост Изабель с Капри. Его аккаунт назывался @zaoist, и Люси сразу узнала изображение, которое он выбрал в качестве аватара, – каменная спираль, несомненно, была так называемой Спиральной дамбой, арт-объектом, созданным посреди озера в Юте художником Робертом Смитсоном. Люси узнала об этом на паре по истории искусств в прошлом семестре.

Забавно, что в инсте Джорджа не было ни одной фотографии его самого или любого другого человека. Разве у него нет ни одного друга? На самом деле это неправда. У него целых 4349 подписчиков! Это на три с лишним тысячи больше, чем у Люси. Как, черт возьми, у него появилось столько подписчиков, когда он сам подписан всего на триста тридцать два человека? Он явно не проявлял особой активности в приложении, так как постов оказалось всего восемьдесят восемь. Просматривая страницу, Люси увидела, что вся инста состоит из идеально скомпонованных изображений архитектуры, еды и видов. Он только и делал, что публиковал фотографии с других сайтов о путешествиях и дизайне, тогда почему так много лайков? Люси начала более внимательно изучать посты.

Часовня в Роншане. ОК, это часовня, спроектированная известным архитектором[58]58
  Этот архитектурный шедевр Ле Корбюзье официально называется Нотр-Дам-дю-О. – Примеч. автора.


[Закрыть].

Баоцзы[59]59
  Баоцзы – паровые булочки, традиционное китайское блюдо.


[Закрыть] со свининой в пароварке из бамбука. Ням.

Дом Доминик де Мениль в Хьюстоне. Это Ив Кляйн на стене?

Бассейн на курорте Амангири. Мне б туда.

Винтажный трейлер «Эйрстрим» в Марфе. Круто.

Национальный парк Зайон на закате. Вау.

Спам-суши[60]60
  Спам-суши – оригинальные суши с жареной колбасой.


[Закрыть]. Фу-у-у-у бе-е-е-е.

«Уроки Лас-Вегаса» на пустом столе. Что это за книга? Люси быстро погуглила: «Книга „Уроки Лас-Вегаса“ вызвала здоровую полемику в 1972 году, призывая архитекторов быть более восприимчивыми к вкусам и ценностям „простых“ людей и менее нескромными в возведении „героических“ хвастливых памятников». Джордж, конечно, помешан на архитектуре.

Деревянная хижина посреди пустыни. Ну так.

Чизбургер с беконом между двумя пончиками. Фу. Почему парни любят всякую дрянь?

Прыжок горбатого кита в Сиднейской гавани. Так круто!

Скалы Фаральони. Была и я там.

Голубая ящерица. Как мило. Та самая, которая водится только на этой скале?

Лестница на вилле Малапарте. Конечно.

Чья-то фигура на крыше.

Люси ахнула, когда поняла, что на фото она сама. Она увеличила изображение. Да, это определенно она, снятая вчера, прямо перед тем, как у нее случилась истерика на крыше. На мгновение Люси рассердилась.

Почему он сфотографировал ее, не спросив согласия? Вот козел! Он что, из тех парней, которые фотографируют девушек, пока те не смотрят? Но чем дольше она разглядывала фотографию, тем больше успокаивалась. Красивый снимок. Солнце превратило ее фигуру в черный силуэт на фоне золотого света, сделав неузнаваемой. Это мог быть кто угодно. Люси быстро заскринила экран, и тут ее осенило, что все идеально скомпонованные фотографии в «Инстаграме» вовсе не были репостами из других аккаунтов. Это его собственные снимки. У Джорджа глаз наметан на красоту, и Люси это очень впечатлило.

После «Инстаграма» настал черед «Твиттера», и там Люси нашла двадцать три Джорджа Цзао, но, проведя розыскную деятельность, быстро смекнула, что ни один из этих аккаунтов не принадлежал ему. Ну, логично, что Джорджа нет в «Твиттере». Он же почти все время молчит, с чего ему вдруг постить твиты?

Люси открыла «Фейсбук», где быстро отыскала Джорджа, так как они оба были в друзьях у Изабель и Дольфи. Однако Джордж закрыл аккаунт от всех, кроме друзей, так что особо ничего разнюхать не удалось. Люси не могла посмотреть, сколько у него друзей, как не могла видеть ни одного из постов. Ей был виден только аватар в профиле и фотография на баннере, которая представляла собой черно-белое изображение гориллы, сидящей на пляже. В стороне беззаботно стоял парень с доской для серфинга, взирающий на волны и полностью игнорирующий гориллу.

Это типа смешно? На черно-белом снимке на аватаре Джордж улыбался в камеру. Такое впечатление, словно он специально решил поставить на аватар случайный снимок и разместил первую попавшуюся фотографию. Композиция не идеальна, Джордж не позировал и не казался слишком милым. На самом деле на аватаре он выглядел на пару лет моложе – пухленькие щеки, лицо не такое рельефное, – да и одет был в невзрачную черную футболку, с бейсболкой на голове. Люси попыталась разобрать логотип, но его заслонили солнцезащитные вайфареры от «Рэй-Бэн».

Разочарованная тем, что так мало нашлось в социальных сетях, Люси попыталась отыскать его имя в «Гугле». Конечно, нашлись сотни других Джорджей Цзао, но удача улыбнулась лишь единожды. Люси отрыла заголовок австралийской «Дейли телеграф» 2009 года:

СЕРФЕР ИЗ МОСМАНА ДЖОРДЖ ЦЗАО ЗАНЯЛ ПЕРВОЕ МЕСТО НА МИРОВОМ ЧЕМПИОНАТЕ СРЕДИ ЮНИОРОВ НА ТАЙВАНЕ

Справа от заголовка была небольшая фотография пятнадцатилетнего Джорджа в гидрокостюме, стоящего на фоне логотипов Совета серферов Нового Южного Уэльса и бренда спортивной одежды и товаров «Квиксильвер». У Джорджа волосы почти до плеч, а спереди высветленные пряди. Люси с волнением кликнула на статью, но наткнулась на платный доступ, бесплатно доступен был только короткий отрывок:

Мосманский серфер Джордж Цзао из колледжа Хэмпден-Сидней после перерыва в учебе обеспечил себе участие в соревнованиях по серфингу в Виктории. Джордж претендует на победу…

Чтобы прочитать оставшуюся часть статьи, ей пришлось бы раскошелиться на двадцать восемь долларов за полный цифровой доступ на год. Люси со стоном отбросила телефон в сторону. Как она умудрилась потратить столько времени? Последний час она рыскала в Интернете, но не узнала ничего нового о Джордже Цзао, кроме того, что он был хорошим фотографом, любил отвратительную высококалорийную еду и горилл, а в юности был чемпионом по серфингу. Где дебильные твиты, фотографии бывших подружек или посты, говорящие о его увлечениях? В дверь кто-то забарабанил, и Люси по стуку узнала Шарлотту.

– Люси? Ты там? Можешь помочь?

Люси неохотно поднялась с кровати, открыла задвижку и распахнула дверь.

– Люси-и-и! – взвизгнула Шарлотта. – Ты почему не одета? Концерт начинается через двадцать минут.

– Я заснула, – соврала Люси.

– Можешь помочь мне с крючками? Это платье просто невозможное, – проворчала Шарлотта, возясь с застежками на спине коктейльного платья из винтажной шелковой парчи.

– Но ты выглядишь в нем просто потрясно, – сказала Люси, быстро застегивая крючки.

– Спасибо, дорогая. Это «Мэнбокер». Знаешь, оно же мне от бабушки досталось. Где-то есть фотография, на которой она в этом платье в «Эль-Марокко» сидит на диване с Уильямом Холденом.

– Кто такой Уильям Холден?

Шарлотта со вздохом покачала головой:

– Миллениалы! Первое, что я сделаю по возвращении в Нью-Йорк, – усажу тебя и заставлю посмотреть «Мир Сьюзи Вонг». А теперь быстрее! Одевайся! Ты даже волосы не уложила!

– Я сделаю пучок-ракушку. Это займет две секунды.

– Пулей! Не стой! Мы же не хотим опоздать!

– Концерт не начнется вовремя, Шарлотта, и мы притащимся слишком рано, а здесь это не в моде. Мы в Италии, помнишь? – вздохнула Люси.

– Ну, Оливия и сестры Ортис сказали, что будут в лобби ровно в шесть сорок пять, я не хочу заставлять их ждать. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я помогла тебе с прической?

– Я справлюсь, – заверила ее Люси, подталкивая Шарлотту к двери.

После того как сестра ушла к себе, Люси со вздохом плюхнулась на диван. Нахлынули воспоминания, и на мгновение она перенеслась в красивый дом на берегу моря в Хоб-Саунде. Ей шесть лет, и она щурится от боли, а ирландская горничная с кислой миной вцепилась в ее правое плечо, чтобы удержать на месте, а другой рукой с силой расчесывает волосы Люси, каждый раз царапая кожу головы жесткой щеткой. Люси сидит тихо, ее глаза наполняются слезами. Однако она знает, что лучше не издавать ни звука.

«Бесполезно, мэм. Я уже сотню раз провела щеткой, кучеряшки все равно во все стороны, прям французский пудель».

«Боже правый, в точку! Вылитый французский пудель! – Бабушка Люси сухо засмеялась. – Люси, ты что, плавала в бассейне без шапочки? На волосы попала хлорка?»

«Я была в шапочке, бабушка».

«Ух, какие невозможные волосы! Ничего подобного в жизни не видела. Хорошо, Уна, тогда план „Б“. Почему бы нам не нанести немного кокосового масла, чтобы пригладить ее шевелюру и избавиться от завитков? Это придаст блеска. Затем заплетем косы с обеих сторон, и она наденет мою куртку с драконом, как халат. Раз уж не удастся сделать ее похожей на других девочек, придадим ей вид китайской куклы. Люси, помнишь, как мы играли с фарфоровой куклой? Ты будешь моей драгоценной маленькой китайской императрицей на сегодняшней вечеринке!»

Люси встряхнулась, избавившись от воспоминаний и гадая, как вообще посмотрит сегодня в глаза Джорджу. Он, вероятно, решил, что она больная на всю голову. Почему она его поцеловала? Ведь он ей даже не нравился. Что на нее нашло, что заставило наброситься на него при встрече на вилле? Снова и снова она только и делала, что принимала неверные решения, а потом не знала, куда деваться. Не обращала на него внимания, плакала у него на плече, кидалась целоваться. Что подумала бы бабушка, если бы увидела, как ведет себя внучка? Может быть, у нее синдром Стендаля? Ну вот накатило в окружении такой красоты, на великолепной вилле с видом на Позитано! Она слышала о людях, впервые приехавших в Париж или Рим и начинавших рыдать от обилия впечатлений. Нет, во всем виноваты Шарлотта и Оливия! Все эти послеобеденные разговоры о поцелуях взволновали ее и сбили с толку.

В этот момент Люси услышала странное шуршание. Она глянула вниз и увидела, что под дверь подсунули маленький конверт. Спрыгнув с дивана, она бросилась к двери, резко распахнула и высунулась, чтобы посмотреть, кто это.

Коридор был пуст.

Люси разорвала конверт и нашла сложенный лист красивой итальянской пергаментной бумаги. Развернув его, она ахнула. На нем аккуратным почерком дошколенка была написана всего одна строчка:

Один поцелуй поведает все, о чем я не сказал.

Пабло Неруда