Текст книги "Шесть камешков на счастье"

Глава 2
Тай

По сравнению со всеми остальными столами в школьном кафетерии стол старшаков, как его называют между собой школьники, стоит на возвышении. Небольшом – но достаточном для того, чтобы мы, те, кто заслужил право за ним сидеть, имели полный обзор всего происходящего рядом.

– Чувак, по-моему, те новенькие девчонки на нас пялятся! – говорит Диллон.

Диллон всегда думает, что девчонки на него пялятся, хотя это редко соответствует действительности. Я даже не понимаю, про каких конкретно девчонок он говорит, но и неважно.

– Ну так чего бы тебе не стрельнуть номерок? – говорю я с каменным лицом.

– Ты что, серьезно? – таращит Дилл глаза.

– Да брось ты, Дилл, они же новенькие, – отвечаю я.

Диллон немногим позволяет себя называть сокращенным именем. Видимо, потому, что воспоминание о жуткой кличке Дилл-дебил, прилепившейся к нему в младших классах, все еще его травмирует. Но мне он разрешает, потому что мы близкие друзья. Сколько себя помню, всегда с ним дружил.

– Да, но они же такие классные! – не унимается мой друг.

Я наконец перевожу взгляд в ту сторону, куда уставился Диллон. Ну да, он прав: среди них есть парочка симпатичных. И они правда на нас смотрят. Как только девушки замечают, что и я смотрю на них, то начинают кокетливо похохатывать. А потом одна из них машет рукой.

– Чувак, она мне махнула, – истекает слюной Дилл.

Я не хочу его разочаровывать и говорить, что махали не ему. Не помню, как зовут эту девушку – Энджи, Анжела, Агнес? – но я ее сразу узнал и могу с уверенностью сказать, что она меня тоже.

Мы столкнулись на перемене. Она спускалась по лестнице, споткнулась, и все ее вещи рассыпались по ступенькам. Я подошел и помог их собрать.

Переборов смущение (еще бы, перед всей школой грохнуться на лестнице – не самое приятное), девушка подала голос:

– Ты ведь нападающий, да? Тай Стин?

– Да, это я.

Да, это я. Люди знают обо мне только то, что я нападающий. Меня знают не за хорошие оценки и даже не за мои человеческие качества. А за то, что я неплохой нападающий. К тому же мне все равно приходится лупить и лупить голы, чтобы не упасть в глазах окружающих.

Как только девушка поняла, с кем разговаривает, тут же смутилась еще сильнее, чем от мысли, что только что грохнулась на лестнице у всех на глазах.

– Спасибо за помощь, – промямлила она. И после паузы: – Почему ты мне помогаешь?

Вспомнил – Анжелика! Точно, так ее зовут. Вопрос Анжелики показался мне любопытным, но воспринял я его без энтузиазма. Единственным вариантом ответа, пришедшим мне в голову сразу же, был «Так бы поступил мой отец», но это звучало бы совсем по-идиотски, поэтому я ограничился лишь: «А почему нет?» – отдал девчонке ее вещи и отвалил.

Но с того момента этот ее вопрос прочно засел в моей голове. Зачем я ей помог?

– Почему бы тебе не махнуть в ответ? – говорю я Диллону.

– Ты что, серьезно? – загораются у того глаза.

– Брось, Дилл. Они же новенькие, – вздыхаю я.

И делаю паузу, скользя взглядом по группам школьников в кафетерии. Столовая похожа на сад во дворе нашего дома: на первый взгляд не подкопаться. Но если присмотреться, замечаешь то сорванные цветы, то сорняки, вылезшие тут и там.

Я присматриваюсь повнимательнее.

За столом по правую руку от моего сидит мальчишка. Судя по всему, его цель – стать частью этого стола, чтобы никто его не заметил. За соседним столом – Маршал. Этого парня я знаю потому, что он один из двух старшеклассников, которые помимо меня входят в школьную футбольную команду. Сейчас Маршал издевается над кем-то из младших. На пареньке – его жертве – ковбойская шляпа, и Маршал срывает ее с его головы, пасуя одной из девушек за соседним столом. Та, в свою очередь, перекидывает шляпу другому младшему, который напяливает ее на себя, подбегает к ближайшей урне и запихивает туда шляпу. Парень, у которого отобрали ее, кажется, готов расплакаться. На другом конце столовой я вижу девушку с выкрашенными в розовый цвет волосами. Она показывает средний палец группе чирлидерш, которые, судя по всему, только что сказали ей какую-то гадость. Посреди всей этой суматохи я замечаю парня, с которым мы вместе ходим на физику, – по-моему, его зовут Марк или как-то похоже. Он что-то высчитывает на калькуляторе. Вдруг какой-то верзила-старшеклассник в футболке с изображением Че Гевары ни с того ни с сего проносится мимо и что есть силы бьет его по затылку. Марк делает вид, что ничего не произошло, но, как только обидчик скрывается из виду, кривится от боли.

Сорняки и сорванные цветы. В школьной столовой их куда больше, чем хотелось бы.

– Ну и что ты затих? – осведомляется Диллон.

– Да просто задумался, – отмахиваюсь я от него.

– О чем это?

Хороший вопрос. Я даже не знаю, о чем задумался. А если и знаю, то Диллу это никак не получится объяснить – он понятия не имеет, что такое быть сыном Нэйтана Стина. И я отвечаю вопросом на вопрос:

– Как думаешь, если бы я сейчас запустил в кого-нибудь картошкой с кетчупом, хорошая бы получилась драчка?

– Чувак, не смей даже думать об этом!

– Что это вдруг?

– Тебя же могут временно исключить! А без тебя сегодняшняя игра коту под хвост.

– И что? Есть же Джим, он клево играет.

– Но он тебя не заменит, Тай.

– А может, он… Хотя нет, проехали.

– Нет, не проехали. Что – он?

Ну вот, лучше бы я прикусил свой длинный язык!

– Ну же, Тай, – подзадоривает меня Дилл. – Давай, колись.

Я знаю, Диллон не успокоится, пока я не отвечу, поэтому для затравки кидаю фразу, которая почти ничего не объясняет:

– Ну… я тут думал, а что, если Джим хочет быть нападающим в стартовом составе больше меня? Может, мне вообще это все надоело?

– Заткнись, чувак. Ты меня пугаешь.

– Я серьезно, Дилл. Может, без меня будет лучше.

– Совсем сбрендил. Что бы там кто ни сказал, а только с тобой нам светит чемпионский титул в лиге. Не то чтобы все остальные совсем уж мусор, но без тебя игра не игра.

Диллон даже не догадывается, насколько он прав. Каким-то образом у него получилось выразить словами все то, что крутилось у меня в голове с момента этого идиотского диалога с – как ее там звали? – ах да, Анжеликой. Я знаю, что футбол и помощь девчонке, споткнувшейся на лестнице, – совершенно разные вещи, но в каком-то странном смысле они очень похожи. Если на поле я налажаю, команда проиграет, и я буду знать, что всех подставил. Во втором случае все куда сложнее, но не менее драматично – а все из-за папочки моего, джентльмена чертова. Нет, правда, он как мать Тереза местного разлива. Точнее, отец Тереза. Словно помочь всем в том нуждающимся: друзьям, соседям, знакомым, прохожим на улице, даже тем, кто его терпеть не может, – является целью его жизни. Мой отец выручает всех и вся каждый раз, когда ему представляется такая возможность. И чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что он ждет подобного отношения к людям и от меня.

Вот только я не уверен, что смогу быть как он.

Я не могу быть таким, как мой папаша, поскольку знаю: если у меня не получится – а у меня точно не получится, – я его подведу. Да, я помог растяпе-новенькой подобрать учебники на лестнице, но по доброй воле или потому, что испугался, что скажет папа, если я поступлю иначе?

Что за бред я несу?

Ну и что, что я помог ей? Это что, имеет какое-то значение? Нет, конечно. От этого ничего не изменилось: везде по-прежнему есть кто-то, кому нужна моя помощь, – к примеру, тот мальчишка, чью шляпу выбросили в мусорную корзину, или Марк, который до сих пор трет место затрещины. Если я не могу помочь им всем, зачем вообще утруждаться?

– А может, – бормочу я себе под нос, – вместо того чтобы переживать о сорванных цветах, легче быть сорной травкой?

Диллон слышит только конец предложения.

– Травкой? – уточняет он резким голосом. – Тай… Чувак… И думать забудь! Так ты точно вылетишь из команды!

Мне становится так смешно, что смех на минуту спасает меня от размышлений

– Да я не про ту травку!

И вдруг мой телефон вибрирует. Ну конечно, очередное длинное сообщение – от кого бы вы думали? – от «отца Терезы».

«Привет, Тай. Мы, скорее всего, не увидимся до начала матча, поэтому я просто хотел пожелать тебе удачи. Я знаю, как сегодняшняя игра для тебя важна. И ты покажешь всем настоящий класс! Порадуй своего папу и забей гол, ладно? В любом случае я тобой горжусь. Отец».

– Это от девушки? – очень хочет знать Диллон.

– Ага, – встаю я с места, схватив поднос с остатками ланча. – И хорошенькой. Кстати, она спрашивает про тебя.

Дилл быстро подхватывает свой рюкзак и догоняет меня.

– Врешь или правда? – спрашивает он с надеждой.

– Нет, Дилл.

– Тогда от кого?

– Всего лишь от папы.

Да. Всего лишь от моего папы. От моего такого внимательного, заботливого, всегда готового прийти на помощь папы, который всего лишь продолжает быть идеальным самим собой.

Уточняю – я не хочу показаться неблагодарным. Да, такого отца хотел бы иметь каждый. Диллон, например, своего отца вообще не знает.

Но в то же время Диллону повезло: его ни с кем не сравнивают. От него ничего не ждут. И никто не требует, чтобы он оправдал ожидания. Никто не оценивает все его поступки по «шкале идеальности».

Глава 3
Хэлли

Говорят, нужно уметь отвлекаться от суеты и любоваться красотой окружающего мира – допустим, цветами. Для меня это проще некуда: вся моя жизнь состоит из этих самых цветов. Каждый день я только и занимаюсь, что покупаю, обрезаю их, составляю из них букеты и продаю. Спросите себя: разве есть в мире место, которое пахнет лучше? Думаю, вряд ли. Разве что, наверное, прачечная. Вот только прачечную нельзя открыть просто так, в отличие от магазина цветов.

Я делаю глубокий вдох и вбираю в себя аромат. И вдруг соображаю, что мне надо спешить. Сегодня пятница, а значит, пора прикрывать лавочку – мой цветочный салон «Бархатные лепестки» должен закрыться к половине шестого, чтобы я успела доставить букеты по адресам и не опоздать на матч: Тай сегодня играет со своей школьной футбольной командой.

Я мысленно пробегаюсь по списку неотложных дел, составляемому на каждую пятницу.

Выключить неоновую вывеску – галочка.

Выбросить отрезанные стебли в мусорный бак на улице – галочка.

Отправить факс поставщику по поводу следующей недели – галочка.

Закрыть кассовый аппарат – галочка.

Поблагодарить Господа за моего прекрасного мужа, который взял на себя очередной взнос по кредиту на развитие малого бизнеса, вместо того чтобы купить себе новую машину, – галочка, галочка и галочка. Как же я его люблю!

Впрочем, неоновую вывеску я выключила уже четверть часа назад. Чтобы никакие «потенциальные» покупатели меня не сбивали с программы. Если бы не одна из моих постоянных клиенток, пожилая женщина по имени Мэри Лу, которая каждую неделю покупает одну гвоздику, я бы сделала это еще раньше. К сожалению, клиенты, заказывающие цветы по телефону, вывеску все равно не видят. Так что естественно, что без двух минут в половине шестого я собралась уходить. И тут звонит телефон.

И еще раз звонит.

И еще.

А через минуту я совершаю чудовищную ошибку – снимаю трубку.

– Салон «Бархатные лепестки», – радушно представляюсь я. – Меня зовут Хэлли. Чем могу вам помочь?

– Вы еще работаете? – уныло спрашивает кто-то на другом конце провода.

– Теоретически да, но закрываемся через минуту.

Повисает пауза – и собеседник отвечает потерянным голосом:

– Ясно.

Я в нетерпении поглядываю на часы. В такое время мне бы не следовало совать нос в чужие дела, но я ничего не могу поделать с собой.

– Вы чем-то расстроены…

Не буду скрывать, люблю, когда клиенты рассказывают мне о своей жизни. Иногда я в ответ хохочу, иногда это трогательные истории, но беседы всегда напоминают мне о важности моей работы для человечества. За три года, что открыт мой цветочный салон, я успела понаслушаться всякого – от «Мне нужно семьдесят роз, таких же прекрасных, как моя женушка, ей сегодня исполняется семьдесят» до «Если в ближайшие полчаса вы не доставите мне хотя бы какой-то букет, боюсь, мне придется самому подать на развод». Каждый день я прихожу на работу лишь потому, что мои цветы могут кому-то сказать, как его любят и ценят.

– Да нет… Ничего… Если уж вы закрылись, то и закрылись, – слышу я в трубке.

Я бы с радостью позволила этому человеку на том и завершить разговор, но что-то в его голосе говорит мне, что ему действительно нужна моя скорая цветочная помощь.

– Так… погодите секундочку, – тяну я. – Да, мы практически закрылись, но рабочий день – что лосины: при желании его можно чуть-чуть удлинить.

Невидимый мужчина оживляется:

– Ах так… Спасибо, мэм. Тогда скажите, есть у вас белые каллы? Во всех других магазинах кончились. А моя дочь Лилли их очень любит. Она… в общем, последние несколько недель она пролежала в больнице, а теперь доктор сказал, что больше ничего сделать не может.

Долгая пауза. Слишком хорошо мне знакомая: жуткая пауза-крик, когда человек пытается взять себя в руки.

Мужчина продолжил:

– Они посоветовали ей вернуться домой… К близким… Чтобы они были рядом, когда Лилли…

Бывают моменты, когда мне хочется врезать самой себе по своему любопытному носу. И сейчас как раз этот момент.

Но… Знаете, иногда людям просто необходимо выговориться. Так что, может быть, мое любопытство им как раз на руку. Бывает, что в одиночку не справиться… Но ведь в жизни каждого случается и хорошее, и плохое. Закон жизни. И каждый раз, снимая трубку, я знаю, что сейчас мне могут рассказать не о страстной и вечной любви, а о болезни или даже о смерти. Слушать об этом не так приятно, но никуда не денешься.

– Сколько ей лет? – спрашиваю я деликатным тоном.

– Десять, – отвечает мужчина в трубке.

Мне хочется разрыдаться. Нэйтан прав, я слишком чувствительна.

– Сколько вам нужно цветов? У меня еще несколько заказов, так что через полчаса я буду у вас. Разве что попаду в пробку, тогда задержусь.

Подумав мгновение, мужчина решает – одиннадцать! Я его понимаю: вдруг сработает магия чисел и дочь проживет еще год…

Я запираю дверь магазина и начинаю колдовать над букетом: свежие белые каллы с мазками лиловой лаванды… Конечно, за лаванду он не заплатит, но и плевать… букет вышел что надо, девочке должен понравиться. Я отвожу руку с букетом в сторону и любуюсь. Здорово! Подношу к лицу цветочное облако и вдыхаю его аромат.

Снова звонит телефон.

Уверенная, что это отец Лилли, я поднимаю трубку.

И понимаю, что голос в ней мне не знаком. Помедлив секунду, спрашиваю: «Кто это?», чтобы убедиться, не ошиблась ли я.

– Мэм, это Рэй Линн Харпер из полиции. Я говорю с Холли Стин?

– Хэлли, – не понимая, о чем, собственно, речь, автоматически поправляю я.

– Ой, прошу прощения, мисс Хэлли.

– Вы не могли бы позвонить в другой раз? Вы ведь по поводу пожертвований? Мой муж уже внес взнос за этот год. А я сейчас тороплюсь…

– Нет, мэм, я… не по поводу пожертвований, – мягко говорит незнакомка, и что-то в ее голосе включает во мне чувство тревоги. Пауза затягивается. Тревога во мне стремительно нарастает и почти достигает пика:

– Я звоню по поводу вашего мужа, мэм. – Снова пауза. А я почти теряю сознание. – Дело в том, что сегодня на шоссе произошла авария.

У вас когда-нибудь было ощущение, что ваше сердце остановилось?

– И? – сиплю я.

– И… ну, я еще не знаю деталей… Однако боюсь… ваш супруг пострадал. Вы должны приехать в больницу, как только освободитесь.

Я не слышала ни звука бьющегося стекла, ни плеска воды. Но, взглянув себе под ноги, я увидела лужу белых калл с мазками лаванды.

– С ним… все в порядке? – Голос у меня становится деревянный.

Она не отвечает. Ну что же она не отвечает?!!

Наконец женщина медленно цедит слова:

– Мэм, мне действительно жаль, но… Боюсь, что ваш муж погиб. Мне нелегко это вам сообщать, простите… В больнице вас будет ждать наш офицер. Нам нужно обсудить с вами некоторые детали…

Рэй Линн Харпер продолжает что-то мне говорить, но слова сливаются в сплошной поток звуков, смысла которых я не понимаю. У меня все плывет перед глазами, мысли путаются.

Нэйтана больше нет? Он погиб?

Я падаю на пол.

Не могу вспомнить, как я добралась до машины или как ехала. Почему я еду в больницу? Я должна сейчас везти букет белых калл одной девочке. Кто-то что-то напутал?..

– Вы можете подтвердить, что этот мужчина – Нэйтан Стин? – спрашивает меня судебно-медицинский эксперт в больнице.

Я не могу отвести взгляда от лица своего мужа. Его руки, ноги и тело все искалечены, но лицо выглядит так, словно он спит. Конечно, это мой муж. А кто же еще? Но зачем они меня сюда притащили? Это же его машина попала в аварию? Разве нельзя было пробить номера по базе или заглянуть в водительские права?

Я еле заметно киваю.

– Да, – через секунду говорю я, и слезы сдавливают мне горло. – Это он.

Они увозят Нэйтана, а миловидная женщина – социальный работник – протягивает мне какие-то бумаги. И объясняет, что подтвердить личность погибшего нужно еще и для того, чтобы можно было закрыть дело.

Закрыть дело?

Как так – закрыть дело? Что они такое говорят? Они только что увезли на каталке в морг Нэйтана Стина! Моего мужа и моего лучшего друга! Замечательного человека. И остается теперь всего ничего – вот так просто: закрыть дело?

– Миссис Стин, – говорит социальный работник, когда я подписываю последний документ, – я знаю, сегодняшний день был для вас слишком трудным. Вы уверены, что сможете добраться домой самостоятельно? Или, может быть, мне вызвать машину?

– Спасибо, – мертвыми губами говорю я. – Думаю, справлюсь сама.

Глава 4
Элис

Одно время я притворялась, что тащусь от футбола. Нет, может, конечно, мне и приятно было смотреть, как Тай забивает свои замысловатые голы, а все неистово ему аплодируют, а уж мама с папой вообще приходят в немой восторог, созерцая удачный тачдаун, или еще какой-нибудь финт в исполнении сына, или то, как он лихо перехватывает мяч у противника, но в целом матч утомлял меня. Думаю, это касается спорта в целом – он не стимулирует мое серое вещество. И ходят смотреть игру люди совсем другие, чем мне бы нравились: мне с ними неинтересно, они каждый раз вдохновенно орут на трибунах.

Раньше я не пропускала ни одного матча. Но с недавних пор вечер пятницы – время для моего «я». Я. Одна. Наедине с собой. Дома. Можно читать, смотреть телевизор и заниматься тем, что взбредет в голову. В прошлую пятницу я в четвертый раз перечитывала «Энн из Зелёных Мезонинов»[2]2
  Первый и один из самых известных романов канадской писательницы Люси Мод Монтгомери, опубликованный в 1908 году в Канаде. Роман неоднократно экранизировали (прим. ред.).


[Закрыть]. А в позапрошлую – выучила первые восемьдесят два элемента периодической таблицы, в том числе и лантаноиды. А в позапозапрошлую – стащила мамин лифчик и долго прикидывала, через сколько лет смогу носить вещь такого размера.

Хотя если бы не все эти отпетые пакостники, я так и ходила бы с родителями каждую неделю на матч. Последняя игра, на которой я побывала, состоялась в конце августа – с нее начинался новый сезон. Когда команда нашей школы разгромила противника, я не уехала с родителями, а какое-то время ждала Тая на стадионе: хотела, чтобы меня кто-нибудь засек со звездой команды, – может быть, хоть это изменило бы их ко мне отношение?

Только я жестоко ошибалась.

Пока я ждала, когда Тай переоденется, меня заметила Эшли и подослала свою подружку Бриджит, одну из тех тупоумных блондинок, с копной волос на башке. Та незаметно подкралась и сунула мне в капюшон гадкую склизкую мерзость – хот-дог с горчицей, кетчупом и острой приправой. Но куда более мерзким было другое. Я обернулась, поняв, что что-то не так, а Тай – совсем недалеко от меня! Он все прекрасно заметил и не реагировал! Прошел мимо, не сбавляя темпа, и, поравнявшись со мной, пробормотал: «Не хотел бы я быть на твоем месте».

«Не хотел бы я быть на твоем месте»? Да я и сама не больно хотела!

Пятна кетчупа и горчицы отстирались, конечно. А мое чувство собственного достоинства так и осталось запятнанным. Как и мнение о братце Тае. Причем упал он в моих глазах ниже плинтуса.

Так что я уж лучше посмотрю какую-нибудь познавательную передачу про древних майя на историческом канале, чем буду любоваться, как мой придурок братец принимает поздравления от толпы озверевших фанатов. Голос за кадром как раз объяснял, почему племена, населявшие южную часть Мексики и всю Центральную Америку, приносили человеческие жертвы, когда я услышала, что к дому подкатила машина. И когда мама вошла ко мне, я продолжала смотреть на экран. Но вернулась она домой намного раньше обычного – не настолько уж я увлечена разглядыванием жутковатого вида алтаря для жертвоприношений, показанного крупным планом на телеэкране, чтобы этого не заметить. Не смотря в ее сторону, я спрашиваю, почему она не на матче.

– Элис, – как-то глухо говорит мама, – нам нужно поговорить.

– Можно попозже? Они как раз сейчас будут показывать, как у женщин вырезали сердце! – с неохотой отвечаю я.

– Рассказать тебе, что они при этом испытывали? – совершенно загробным голосом бормочет она.

Звучит очень странно. Я поднимаю глаза. Мамино лицо все перекошено, и ее душат слезы.

– Мамуля? Что с тобой? – дрогнувшим голосом спрашиваю я.

Та молча падает на подушки рядом со мной и обнимает меня.

Меня начинает трясти. Я не понимаю, дрожу ли сама или это потому, что дрожит мама, но меня всю трясет. Я вдруг чувствую жуткое беспокойство. Вечер пятницы не должен заканчиваться вот так.

Что происходит? Мама никогда не пропускает матчи, когда Тай играет. И я никогда не видела, чтобы она плакала по пустякам. И уж если она падает на диван и цепляется за меня, как за спасательный круг, то что-то точно случилось.

– Элис, милая… У нас все очень плохо, – всхлипывает мама.

Я делаю глубокий вдох. Наверное, речь идет о ее отце, моем дедушке, который живет в Огайо. В последние пару лет его здоровье ухудшилось. Я готовлюсь услышать, что он скончался. Вот только начинает мама предложение почему-то со слов «Твой папа…».

Меня тут же перестает трясти – тело вытягивается и становится твердым, как струнка. Так речь не о дедушке Джайлсе?

– Папа? – формулирую я по буквам. – Что с папой?

– Эл, – продолжает мама, руками размазывая ручьи слез, стекающих по щекам. – Сегодня он попал в аварию на машине. И погиб. Я не буду врать или смягчать факты. Твой отец умер.

Мне хочется закричать, ударить кого-нибудь со всего маху, но мама так крепко держит меня, что я не могу шевельнуться. Я просто реву вместе с ней, пока не понимаю: плакать больше нечем, слезы кончились…