Текст книги "Проклятие убийцы"

Глава 15

Я сделал шаг назад, задев ногой стол.

– Я уже сказал вам, кто я.

Молодой человек приблизился, направив на меня клинок.

– А я сказал, что не верю.

Мне вспомнились последние слова сэра Уильяма. Лучше избегать драк, чем искать их. Всё верно, но я и не искал. Драка нашла меня сама.

Меж тем я отдавал себе отчёт, что не умею сражаться на шпагах. Всё, что я знал о фехтовании, было почерпнуто из наблюдений за тренировками Тома. И теперь приходилось надеяться, что, как и в случае с Пьером Амио, будет достаточно изобразить лорда Эшкомба.

Я вынул свою шпагу и вытянул её вперёд.

– Что, будем биться прямо здесь? В комнате?

Миг парень задумчиво смотрел на меня. Затем с быстротой кошки прыгнул вперёд, и его клинок вспыхнул в солнечном свете. Круговым движением он обвёл своей шпагой мою, вырвав оружие у меня из рук. Шпага взмыла в воздух, стукнулась о полку и грохнулась на пол. Я молча уставился на неё.

Молодой человек улыбнулся.

– Теперь я точно знаю, что ты не внук Эшкомба, – сказал он. – Никто из его семьи не может так отвратно владеть оружием. Ты хоть раз брал шпагу в руки?

– Герцогиня подтвердит…

– Герцогини здесь нет. И она не придёт, чтобы мне помешать.

Он смерил меня взглядом.

– Знаешь, что я думаю? Ты не просто самозванец. Это ведь клетка для змеи, верно? Ты оставил её в спальне. А теперь пытаешься избавиться от улик. Ты – убийца.

У меня сжалось сердце, когда я осознал, что именно так всё и выглядит. Что же я наделал?

– Клянусь…

Он прижал шпагу к моим губам.

– Не стоит. Ты явно не барон. Всё делаешь не так. Собственного слугу назвал другом. Поэтому предупреждаю. Скажи мне, кто ты и что делаешь с этой клеткой. Иначе я вырежу тебе язык.

Меня охватила паника. Я не сомневался, что этот человек выполнит свою угрозу. И я не знал, что сказать. Если я признаюсь, что не дворянин – это станет моим смертным приговором. Но если солгу, он тоже меня убьёт. С другой стороны, если говорить правду, меня убьют немного позже. А ложь означала смерть прямо здесь и сейчас. Выбор был невелик.

– Меня зовут Кристофер Роу, – сказал я. – Король Карл и лорд Эшкомб отправили меня сюда, чтобы защитить герцогиню. В Англии произошло покушение, и Его Величество беспокоился о сестре. Я не знал, что клетка была под кроватью. Я нашёл её, когда пытался понять, откуда взялась змея.

– Если ты ни при чём, то зачем взял с собой венецианскую патоку? Откуда ты знал, что тут будет змея?

– Я не знал. Лекарство у меня с собой, потому что я ученик аптекаря.

Он фыркнул.

– Король отправил ученика аптекаря защищать свою сестру?

– Кто бы ни совершил покушение, они использовали яд, – сказал я. – Они послали меня, потому что я разбираюсь в ядах.

– Но это не объясняет, почему именно ты? Почему ученик? Они могли бы отправить сюда твоего учителя.

– Я… Это долгая история.

Лезвие шпаги взрезало мне губу.

– Так сократи её.

– Я и раньше служил Его Величеству, – сказал я, стараясь как можно меньше шевелить губами. – Поэтому лорд Эшкомб мне доверяет. А моего учителя он отправить не мог – его убили.

– И кто же этот убитый учитель? И поаккуратнее: я знаю Лондон.

– Бенедикт Блэкторн.

У парня отвисла челюсть. Клинок отлепился от моих губ и опустился.

– Бенедикт… – прошептал он.

А потом вдруг я понял, что падаю.

Глава 16

Он прыгнул на меня так быстро, что я даже не уловил движения. Резким толчком парень повалил меня на пол и приземлился сверху, выбив воздух из лёгких. Я попытался отпихнуть его, но он схватил меня за волосы, оттянув голову назад, и прижал клинок к моей шее.

– Кто тебя послал? – рявкнул он. – Кто?

– Лорд Эшкомб, – сказал я. – Клянусь!

Коленями он притиснул мои руки к полу, а потом, убрав шпагу от шеи, приставил остриё к животу.

– Слушай меня очень внимательно, – прошипел он. – Если не скажешь правду – всю правду, – я тебя выпотрошу. Буду резать и вытаскивать твои кишки, пока они не заполнят всю эту комнату.

Я не знал, что делать. Не мог двигаться. Звать на помощь было бессмысленно – никто не успеет остановить его раньше, чем он вспорет мне живот. А я не сомневался, что этот человек выполнит свою угрозу. Имя мастера Бенедикта встревожило парня, но я понятия не имел почему. И у меня не было ничего лучше правды.

– Пожалуйста, – сказал я. – Лорд Эшкомб отправил меня сюда. По приказу короля. Спроси герцогиню, что произошло…

Его взгляд стал жёстким.

– Я тебя предупреждал.

Он надавил на клинок.

– Нет! Стой! – начал я.

Звон. Когда остриё шпаги воткнулось в меня, раздался звон разбитого стекла. Это заставило парня на секунду остановиться. Он задрал мне рубашку и увидел аптекарский пояс, обёрнутый вокруг талии. Из него вывалились осколки; из одного кармашка сыпался мелкий пурпурный порошок.

Молодой человек оторопело уставился на мешанину стеклянных осколков и ингредиентов. Он медленно слез с меня, не отводя взгляда от пояса.

– Сними это, – сказал он.

Я подчинился, пребывая в каком-то странном оцепенении. Протянул парню аптекарский пояс, и тот взял его – осторожно, почти с благоговением.

– Это принадлежало ему, – потрясённо выдохнул молодой человек. – Пояс мастера Бенедикта. Как… откуда он у тебя?

Он сказал «мастера Бенедикта»?

– Я ведь уже говорил. Я был его учеником. И взял пояс себе, когда он умер.

– Он мёртв? – Парень изменился в лице. – Это правда? Я не… я не знал, что его больше нет.

Я моргнул.

– Вы были знакомы?

– Немного. Очень давно.

Молодой человек вложил шпагу в ножны. Про меня он словно забыл. Не сводя с него глаз я осторожно поднялся на ноги. Осколки стекла и порошок посыпались на пол. Я не мог взять в толк, что тут происходит.

– Кто ты? – спросил я.

– Что? – Он, словно очнувшись, поднял взгляд. – О. Я Симон Шателен, виконт д’Авирон. Твой учитель… был большим другом моего дяди.

Я разинул рот.

– Дядя… Шателен? Ты, случайно, говоришь не о Марине Шателене?

– Ты его знаешь?

– Мастер Бенедикт писал о нём в дневниках.

Я не мог поверить в свою удачу. В очередной раз прошлое учителя вплелось в мою жизнь и вновь спасло меня от ужасной участи.

– Почему ты напал на меня?

Симон смутился.

– Я… мне жаль. Я ведь не сделал тебе больно, нет?

«В общем, нет», – подумал я, вытирая кровь с губ.

– Всё нормально.

– Я не знал. Просто… ты очень странно себя вёл. Эта венецианская патока. И ты перевязал ногу той девушке. И назвал слугу своим другом. Что-то тут было не так. А когда-то именно мастер Бенедикт научил меня подмечать странные вещи.

Он грустно улыбнулся, словно вспоминая что-то очень-очень давнее.

– В общем, я заподозрил неладное. Поэтому когда все ушли, я спрятался и стал наблюдать за тобой. Хотел понять, что ты будешь делать. А ты вошёл в спальню герцогини и вышел с этой клеткой. Ну что бы ты подумал на моём месте? Особенно, учитывая, что кто-то уже пытался отравить вашего короля?

Я его полностью понимал. Хотя…

– А как ты узнал, что короля пытались отравить?

– Весь город знает. Об этом писали в «Газетт де Франс» на прошлой неделе. Не надейся сохранить здесь секреты, Кристофер. В Париже золото не главная валюта. Самый ходовой товар – сплетни.

Что ж, ответ вполне понятный. Но я задал ещё не все вопросы.

– А почему ты так разозлился, когда я упомянул мастера Бенедикта?

Он поджал губы.

– Как ты сам сказал: длинная история. Я расскажу, но сперва… Могу я попросить тебя об одолжении?

– О чём, о чём?

Симон повесил голову.

– Знаю, – сказал он. – Недостойно просить об одолжении после того, как я с тобой обошёлся. Но это не для меня – для дяди. Ты не согласился бы прийти и навестить его? Ему… нехорошо, и я думаю… думаю, ты мог бы помочь.

Я до сих пор толком не опомнился после нападения Симона и в первый миг решил: и не подумаю. Пусть найдёт себе другого аптекаря. Но слова застыли на губах, когда я вспомнил о своём учителе. Он тревожился о Марине Шателене. Они дружили ещё в ту пору, когда мастер Бенедикт был юношей. Если Марин действительно болен, я не мог просто отвернуться от него. Что подумал бы учитель?.. Если я могу помочь, то должен это сделать.

Впрочем, я не собирался идти туда в одиночку.

– Надо дождаться Тома, – сказал я.

– Конечно.

Едва ли не с сожалением Симон вернул пояс учителя. Потом отстегнул свою шпагу и тоже протянул мне.

– Поверь, что я не желал тебе зла.

Прояви я снисхождение, он мог бы сохранить оружие. Но порезанная губа и ноющий от боли зад снисхождению не очень-то способствовали. Я взял клинок.

Мы ждали, стоя в тишине. Я сгорал от любопытства, мечтая услышать историю Симона о моём учителе, но решил повременить с вопросами до возвращения Тома. Вскоре они с Салли пришли: хирург, проводивший операцию вместе со своими учениками, выставил их из кухни.

Я позвал друзей в комнату. Салли напряглась, увидев Симона. Я объяснил, кто он, а Салли, в свою очередь, подтвердила предсказание Палисси: Лизетт лишится ноги. Салли страшно расстроилась. Она лучше всех нас понимала, что теперь станется с девушкой.

– Лизетт потеряет работу. Даже если врач спасёт ей жизнь, она будет просить милостыню на улицах.

Я показал друзьям клетку-ловушку и объяснил, как было задумано нападение.

– Конечно же, Миэтта оставит горничную при себе, – сказал Том. – Пусть и случайно, но Лизетт ведь спасла ей жизнь.

– Я бы на это не рассчитывал, – ответил Симон. – Здесь не слишком милосердны к слугам.

– Мы должны найти этих убийц, Кристофер! – яростно сказала Салли. – Должны!

У меня заныло сердце. Я ведь до сих пор даже не представлял, как и где их искать.

– Не знаю насчёт убийц, – вступил Симон, – но всё же кое-чем могу помочь. Вот что я предлагаю. Кристофер, приходи и помоги дяде Марину. Взамен я поговорю с Реми, нашим дворецким, о Лизетт. Уверен, он сможет найти ей в дядином доме какую-нибудь работу.

Салли с надеждой посмотрела на меня:

– Ты ведь пойдёшь?

– Почему бы и нет? Простая сделка – все выигрывают. Это справедливо, не правда ли?

«Очень даже справедливо, – подумал я, – учитывая, что я в любом случае собирался помочь Марину». Однако я решил прибавить к условиям сделки кое-то ещё.

– И ты не расскажешь никому в Пале-Рояле, что мы не те, за кого себя выдаём. Согласен?

Симон, казалось, удивился – словно такая мысль даже не приходила ему в голову.

– О. Ну разумеется, нет. Это было бы бесчестно. – Он посмотрел на меня и ухмыльнулся. – Но, Кристофер, если ты действительно хочешь сохранить в тайне, что ты не Эшкомб, послушай доброго совета: никогда больше не вынимай шпагу.

Особняк Шателенов находился на острове Нотр-Дам. Однако, несмотря на название, это был не тот остров, на котором стоял знаменитый собор.

– Он на острове Сите, – объяснил Симон, указывая на карту лорда Эшкомба. – А этот остров называется Нотр-Дамом, поскольку он совсем рядом с собором.

Том покосился на меня. Симон перехватил его взгляд.

– Если вам кажется, что это сбивает с толку, попробуйте-ка пройтись по улицам. Не буду портить сюрприз, вы сами скоро поймёте, что я имею в виду.

В этот раз, однако, мы не собирались идти пешком – у Симона был собственный экипаж.

– Всё самое качественное делают в Париже, в том числе и кареты, – сказал он. – Улицы просто-таки забиты ими. Есть даже система общественного транспорта: повозки, которые ездят по всему городу, делая остановки в определённых местах. Можно ими пользоваться, если вы не против ехать бок о бок с простолюдинами.

Я уже заметил огромное количество разнообразных транспортных средств, и это путешествие не изменило впечатления. До дома Марина было чуть более мили, но ехали мы туда дольше, чем шли бы пешком. Тем временем Симон рассказывал, почему его так взбудоражило упоминание имени мастера Бенедикта.

– Когда я был ребёнком, мои родители всё время перевозили меня с места на место. В восемь лет они отправили меня на год пожить с дядей Марином. К сожалению, это было в 1652-м. В тот год в Париже как раз началась чума. Мои родители не забрали меня. Они запретили мне выходить из дома, пока чума не закончится. И к тому времени, когда Блэкторн приехал искать своё лекарство, я маялся от скуки. Он мне сразу понравился. Я тогда был малость шальной…

«И с тех пор не сильно изменился», – подумал я. Губа у меня всё ещё болела.

– А мастер Бенедикт был очень добр ко мне, – продолжал Симон. – Беседовал со мной, когда я торчал в его мастерской, и учил всяким штукам. Вроде той, о которой я говорил – примечать странные вещи. А зелья, которые он готовил, все эти отвары… Думаю, не надо тебе рассказывать, как они очаровывают. Особенно мне нравился его пояс. Конечно, он не давал мне его – бог знает, сколько там разной отравы. Но он позволял играть с некоторыми инструментами. Больше всего я любил магнит.

Я полез в пояс и вытащил маленькую прямоугольную призму из железа. Симон ахнул.

– Это он!

Я протянул ему магнит. Смеясь от восторга, словно ребёнок, Симон попытался приклеить его ко всему, что было в карете. Наигравшись, он вернул магнит мне.

– Это память о твоём учителе, – задумчиво сказал Симон. – Добрый и терпеливый человек. Так или иначе, когда эпидемия кончилась, родители забрали меня, и мы переехали в наше поместье в Англии. В Ноттингемшире, на краю Шервудского леса. После страшной чумы они не хотели, чтобы я жил в Париже, и я провёл там всё оставшееся детство.

– А я удивлялся, откуда ты так хорошо знаешь английский, – сказал я. – Даже акцента нет.

Он поморщился.

– Попробуй побыть французским мальчишкой в английской школе… Я приложил много усилий, чтобы от него избавиться. Правда, сперва научился драться. – Он кивнул в сторону шпаги, которую я повесил рядом со своей.

– С тех пор ты встречался с мастером Бенедиктом?

– К сожалению, нет. Я солгал, сказав, что хорошо знаю Лондон. На самом деле наше поместье было слишком далеко на севере, чтобы часто туда ездить. Но я часто переписывался с дядей Марином. Пару лет назад он написал мне одно такое письмо… в общем, я заподозрил, что у него не всё ладно со здоровьем. В конце концов дела стали совсем плохи, и в апреле я приехал в Париж проведать его. И тут выяснились гадкие вещи. Когда дядя стал сдавать, его собственные слуги принялись обирать его. Видите ли, он очень доверчив. И, несмотря на огромное богатство, с детства был одержим охотой за сокровищами. Ему в голову всё время приходили идеи о каких-то заговорах и тайнах, и люди, которыми он себя окружил, этим пользовались. Узнав об этом, твой учитель страшно рассердился, но никто из нас ничего не мог с этим поделать. Таков уж мой дядя. В общем, когда он стал слаб здоровьем, собственные слуги начали внаглую его грабить. Когда я приехал в Париж и всё вскрылось, я преподал им хороший урок.

В голосе Симона зазвенела сталь.

– Вот почему я так сурово с тобой обошёлся. Услышав имя Блэкторна, я решил, что ты очередной вор, который намерен поживиться за счёт моей семьи. Честное слово, Кристофер, хорошо, что ты носишь пояс учителя. Иначе я бы тебя прикончил.

Я пересказал Тому и Салли эпизод с дракой. Том выпучил глаза, а Салли, сидевшая рядом со мной, сунула палец в дырку, проделанную в моей рубашке шпагой Симона.

– А я даже и не заметил, – сказал я.

Симон покраснел.

– Мне нет прощения. Я, конечно, заплачу за новую рубашку.

– Лорд Эшкомб дал мне их достаточно.

– Нет-нет. Ты должен взять.

Внезапно раздалось хлопанье крыльев. В окно кареты влетела Бриджит и приземлилась ко мне на колени.

– Что за… – начал Симон, протягивая руку, чтобы выкинуть птицу.

– Нет! – Я подхватил голубку. – Она моя. Это Бриджит.

– Откуда она взялась? – удивился Симон.

– Ты не поверишь, – сказал Том, – но эта птица следует за ним повсюду.

Я оставил окно в нашей комнате открытым. Должно быть, Бриджит вылетела и отправилась исследовать местность.

На сей раз Симон осторожно потянулся к голубке:

– Можно?

Я протянул её Симону, и тот поднёс Бриджит к лицу. Она заворковала и упёрлась клювом ему в нос.

– Никогда ещё не видел такой очаровательной голубки. И давно ты… Ой!

Бриджит взмахнула крыльями. Симон подскочил от неожиданности, а Бриджит выпорхнула в окно и, перелетая с крыши на крышу, последовала за каретой.

– Какая необычная птица.

Некоторое время Симон наблюдал за Бриджит, а потом указал куда-то вдаль:

– О, почти приехали. Смотрите.

Мы с Томом и Салли выглянули из окна. Карета уже свернула на мост Мари, ведущий к острову Нотр-Дам. Никогда прежде я не видывал ничего подобного.

Этот остров, как поведал нам Симон, был рукотворным. Его построили сорок лет назад, соединив два небольших островка посреди Сены. Улицы на Нотр-Даме совсем не походили на извилистые, перепутанные лондонские переулки. Они были проложены под прямыми углами друг к другу, образуя сетку – широкие и легко проходимые.

Дома – огромные роскошные особняки – были по большей части выстроены из белого обтёсанного камня. И остров сиял, словно жемчужина, лежащая посреди раковины-Парижа.

Особняк Шателенов был, пожалуй, одним из самых красивых домов на острове. Мы с Томом и Салли вертели головами, поднимаясь по мраморной лестнице и проходя между двумя каменными львами, охранявшими вход в дом. Внутри на стенах висело такое множество гобеленов и картин европейских художников, что казалось: мы снова вернулись в Пале-Рояль.

Несколько дверей вели в разные части дома, а слева у стены виднелась лестница, поднимавшаяся на второй этаж. На лестнице показался дворецкий, услышавший звуки наших голосов. Симон протянул ему плащ.

– Как сегодня чувствует себя дядя? – спросил он по-французски.

Слуга медлил с ответом.

– Всё в порядке, Реми, – сказал Симон. – Это друзья.

– С господином графом всё не очень-то благополучно, – отозвался Реми. – Он весь день кричит об…

– Убийцы!

Глава 17

Мы подняли головы. На верху лестницы стоял взъерошенный пожилой мужчина. Он был полуодет – в ночной рубашке, чулках и сапогах. Глаза дико сверкали из-под перекошенного парика, который, казалось, кто-то с размаху нахлобучил ему на голову. Старик махнул в нашу сторону серебряной тростью.

– Убийцы! – крикнул он. – Подлецы! Я хочу домой!

Симон изменился в лице.

– Ты и так дома, дядя. Помнишь?

– Я тебе не дядя!

Сзади подошла высокая красивая девушка-горничная. Она протянула руку и что-то сказала. Марин отступил, опасно приблизившись к краю ступеньки.

– Отойди, или я тебя пристрелю!

Он направил на девушку свою трость, словно это был мушкет. Она застыла на месте – в основном для того, чтобы старик не сверзился с лестницы. Симон махнул ей.

– Всё в порядке, Колетт, – сказал он. – Дядя, к тебе пришли гости.

– Я хочу домой!

– Но посмотри, кого я привёл. Это ученик Бенедикта Блэкторна.

– Врёшь!

Том и Салли неловко поёжились.

– Может, нам лучше уйти? – спросил я.

– Нет, пожалуйста, – с отчаянием сказал Симон. – Я надеялся, что имя Блэкторна… – Он осёкся. – Подожди. Пояс!

– Что?

– Покажи ему пояс мастера Бенедикта.

Я поднял подол рубашки.

– Дядя, смотри, – сказал Симон.

Глаза Марина сузились, но он отвёл взгляд от служанки и глянул на нас с высоты лестницы. А увидев меня – заморгал.

– Бенедикт? – Старик опустил трость. – Бенедикт? Это действительно ты?..

– Нет, я… – начал я, но Симон дёрнул меня за рукав.

– Подожди, – прошептал он.

– Бенедикт! – Марин начал медленно спускаться к нам.

Колетт и Реми поспешили поддержать старика, чтобы он не упал. Я думал, что Марин попытается оттолкнуть слуг, но он безропотно принял их помощь. Они выпустили хозяина лишь тогда, когда он одолел лестницу. Марин подошёл, протянул руки и заключил меня в объятия.

– Где ты был? – спросил он, переходя на английский. – Я повсюду тебя искал.

– Э… – Я не знал, что сказать. Мне не нравилась идея притворяться своим учителем.

Между тем появление «мастера Бенедикта», казалось, удивительным образом успокоило Марина.

– Я… был в Лондоне, – наконец выдавил я.

– В Лондоне? – озадаченно переспросил Марин. – Там же эпидемия чумы?

– Да. Сейчас, правда, уже почти закончилась.

– Это было вчера, – решительно сказал он, а потом обернулся к Тому и Салли. – Они друзья?

– Да, – ответил я. – Это Салли.

Марин поцеловал ей руку, а она присела в реверансе.

– Я очарован.

– А это Том.

– Добро пожаловать. Добро пожаловать в мой… – Старик нахмурился. – Это мой дом.

– Да, – сказал я. – А это Симон.

– Верно. Мой племянник. Я в курсе. Не такой уж я и старый, Бенедикт.

Симон немного расслабился.

– Дядя, почему бы тебе не проводить друзей Бенедикта в кабинет? – спросил он. – Мы присоединимся к вам через минуту.

– Конечно, конечно. – Марин обернулся к Реми. – Нам нужно побольше бренди.

– Я тебе приготовлю кое-что, дядя, – сказал Симон.

– Я могу пить, если захочу, – раздражённо ответил Марин. – Он взял Салли под руку, и она помогла ему подняться по лестнице. – Посиди со мной, милая, – сказал старик. – Расскажи, как живётся в Лондоне.

Том и Реми последовали за ними наверх. Симон отправил Колетт на кухню греть воду. Когда девушка ушла, он тяжело опёрся спиной о стену и вытер лоб.

– Спасибо. Понимаю, это было неприятно, но… я не знал, что ещё делать. Видишь, в каком он состоянии? – Симон вздохнул и прочистил горло. – У меня есть успокоительное. Надо дать его дяде. Поможешь приготовить?

– Конечно, – сказал я. – В поясе полно ингредиентов, если надо.

– У меня их хватает. В последнее время дяде они были очень нужны.

Следом за Симоном я прошёл на кухню. Колетт, робко улыбаясь, поставила рядом со мной тяжёлое ведро. Симон вынимал ингредиенты из шкафов, Колетт разводила огонь, а я нашёл небольшую кастрюлю для кипячения воды. Потом с любопытством осмотрел запасы Симона: валериана, примула, базилик и мёд. Я с удивлением глянул на него. Симон улыбнулся.

– Вижу, ты узнал.

– Рецепт мастера Бенедикта, – сказал я.

Он кивнул.

– Когда в апреле я приехал в Париж – нашёл дядю вот в таком состоянии. Я не знал, что делать, а французские аптекари идиоты. Потому я написал Блэкторну и спросил, может ли он помочь.

Симон вытащил из шкафа скрученный лист бумаги и передал мне. Пока они с Колетт нарезали ингредиенты и бросали в кастрюлю, я развернул бумагу – и сразу же узнал чёткий, немного угловатый почерк мастера Бенедикта.

Здравствуй, Симон.

Разумеется, я тебя помню – хотя вряд ли ты сейчас похож на того мальчишку, который строил крепости из дров у меня под столом.

Спасибо, что написал. Известие о болезни Марина глубоко меня печалит. Я заподозрил неладное, когда читал его письма, но ты же знаешь своего дядю: он скорее умрёт, чем попросит совета у аптекаря. Даже у меня.

Очень жаль говорить это, но ты мало чем можешь помочь Марину. Когда разум начинает вести себя подобным образом, никакая сила на Земле уже не способна вернуть его в нормальное состояние. Скоро ты увидишь, что окружающий мир всё более смущает Марина. Величайшая загадка этой болезни в том, как она влияет на память. Твой дядя будет с полной ясностью помнить вещи, произошедшие много лет назад, но при этом позабудет, что он ел сегодня на обед. Он увидит, как оживают его умершие друзья, но перестанет узнавать тех, кто окружает его и любит.

Знаю, это будет для тебя тяжёлым испытанием. Постарайся не принимать поведение Марина близко к сердцу. Он растерян и напуган – именно потому и накидывается на окружающих. Прошу тебя, не забывай, что он всегда тебя любил. Ты должен принять тот факт, что со временем он будет узнавать тебя всё реже и реже. Не пытайся с этим бороться: это не поможет, а только ухудшит ситуацию. Если его ошибки безвредны, просто не поправляй его.

Я прилагаю рецепт успокоительного средства, который может оказаться полезным. Чем более спокоен будет Марин, тем больше способностей вернётся к нему.

Мне хотелось бы приехать самому, но я подошёл к чрезвычайно важному этапу своих исследований и не могу покинуть Лондон. Возможно, если всё пойдёт хорошо, я навещу вас летом.

С любовью,

Бенедикт.

Я провёл пальцами по строчкам и утёр глаза. Симон и Колетт молчали, ожидая, пока я возьму себя в руки.

– Я ещё раз написал твоему учителю несколько месяцев назад, – сказал Симон, – но так и не получил ответа. Я предположил, что из-за чумы курьеры побоялись ехать в Лондон. Я не знал, что мастер Бенедикт умер.

Мне не хотелось больше об этом говорить. Я наблюдал, как Симон готовит снадобье по рецепту мастера Бенедикта. То, как он держал нож, в самом деле напоминало манеру моего учителя.

– У тебя немало опыта, – сказал я.

Симон улыбнулся.

– Я ведь несколько месяцев учился у мастера Бенедикта. К ужасу моих родителей, с тех пор я повадился пробираться на кухню. Иногда я жалел, что родился виконтом. Думаю, мне бы понравилось быть аптекарем. – Он вздохнул. – Полагаю, стыдно жаловаться на судьбу.

Может, и стыдно, но я не стал спорить. Мне тоже не хотелось быть никем иным, кроме как аптекарем.

– Успокоительное действует?

– Да, и очень хорошо. После него дядя Марин чаще всего вспоминает, кто я такой. Хотя больше всего ему нравится думать о старых временах. Я пытаюсь заставить его принимать отвар регулярно. В противном случае… ну, ты видел, что происходит.

За годы, проведённые с мастером Бенедиктом, я не раз помогал ему лечить пациентов с такой же болезнью. Мой учитель называл её старческим слабоумием. Посему я понимал, что дядя Симона видит многие вещи не такими, какие они есть. Тем не менее его крики об убийцах меня заинтересовали.

– Его, кажется, очень беспокоят какие-то убийцы? Это нормально?

– Да, – безрадостно отозвался Симон. – Старые слуги жили рядом с ним годами. Некоторые десятилетиями. – Он кивнул на Колетт, которая размешивала в кастрюле варево по рецепту моего учителя. – А те, кто здесь сейчас – Колетт, Реми и прочие, – ему не знакомы. Когда он запутывается, то думает, что мы убили всех остальных.

– А что на самом деле с ними случилось? – спросил я.

Симон пожал плечами.

– Ничего. Я обратился в суд и потребовал, чтобы их арестовали, но к тому времени они исчезли. Сбежали из города, наверное. Но клянусь тебе, Кристофер, если только они вернутся, я позабочусь, чтобы они болтались на виселице. Они ответят перед дядей Марином, а потом – перед Господом!

Симон сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– Ладно. Давай отнесём ему лекарство.

Мы взяли кружку и поднялись в кабинет Марина. Большая стеклянная дверь на балкон была занавешена шторой, и в комнате царили полумрак и тепло. Стены были обиты тёмно-красными панелями из вишнёвого дерева, и здесь тоже висели впечатляющие произведения искусства.

В камине пылал огонь. Марин сидел перед ним в удобном, обитом плюшем кресле, потягивая бренди из хрустального бокала. Том и Салли расположились в таких же креслах подле него. Реми ненавязчиво ждал у дальней стены, делая шаг вперёд, только если пришло время вновь наполнить бокал Марина.

Похоже, бренди уже возымел определённый эффект, поскольку Марин надел бриджи и – говоря по-английски – рассказывал историю. Том согнулся пополам, рыдая от смеха. Салли приоткрыла рот.

– Вы всё выдумали! – выдохнула она.

– Клянусь тебе, – отозвался Марин. – Фермер уверял, что это единственный способ ликвидировать закупорку. И вот: у меня на голове утка, на меня нападают гуси, а рука моя по локоть засунута в коровью… – Он заметил кружку в руке Симона. – Я не буду это пить.

– Давай же, дядя, – сказал Симон. – Бенедикт говорит, что ты должен выпить.

– Хм-м. – Он смерил меня взглядом. – Кто ты?

– Это Бенедикт.

– Ты дурак, что ли? Бенедикт гораздо выше. И он вернулся в Лондон.

Я почувствовал облегчение, поняв, что притворяться больше не надо.

– Я ученик мастера Бенедикта, мсье. Кристофер Роу.

Глаза Марина вспыхнули.

– Кристофер? Бенедикт постоянно пишет мне о тебе. Садись же, садись! Выпей.

Реми подошёл, взял чистый бокал и налил бренди. Я сделал небольшой глоток. Крепкий напиток ударил в нос и словно огнём опалил горло.

Марин вернулся к истории о фермерском поле, а когда закончил – тут же начал новую, в которой участвовали кузнец, деревенская помещица и лось из Скандинавии по имени Карл.

Старик совершенно преобразился. Мы сидели целую вечность, прикованные к креслам, потому что Марин рассказывал и рассказывал – без конца. О волшебных путешествиях, о чудесных приключениях, о мрачных и коварных заговорах – в Париже, во Франции, во всём мире.

Нетрудно было понять, почему Марин Шателен так нравился моему учителю. Можно было сколько угодно долго находиться рядом с ними и не произносить ни единого слова в ответ. Он знал множество историй о тайнах и заговорах, которые так любил мастер Бенедикт. Он рассказывал ярко, живо, захватывающе – так, что ты начинал чувствовать себя участником приключения. А вспомнив письмо учителя, я понял, что, вероятно, многие из этих событий случились на самом деле.

«Величайшая загадка этой болезни в том, как она влияет на память. Твой дядя будет с полной ясностью помнить вещи, произошедшие много лет назад, но при этом позабудет, что он ел сегодня на обед».

Слушая истории Марина, мы засиделись гораздо дольше, чем я планировал. И мне стало неловко.

«У нас есть задача! – отчитывал я сам себя. – Важная миссия. Мы должны выполнять её, а не слушать увлекательные рассказы!»

Однако истории Марина захватили меня. А к тому же он был другом мастера Бенедикта. И я не мог заставить себя уйти.

Между тем Марин рассказывал нам о Фронде – неудавшемся мятеже против Людовика XIV, произошедшем пятнадцать лет тому назад. И я вдруг подумал: может, мы и не теряем время зря. Как-никак, Марин был ходячей энциклопедией французских заговоров.

– Мсье Шателен?.. – спросил я, когда он сделал паузу, чтобы приказать Реми наполнить бокал.

– Называй меня Марин, сынок.

– Марин… Вы никогда не слышали фразу «пока не придёт срок»?

Старик посмотрел на меня с любопытством.

– А что? – спросил он. – Ты планируешь убить короля?