Текст книги "Украденная память"

Глава 14

Я бежал, подныривая под низкие ветки; снег хрустел под сапогами. Внутренности скручивались в тугой комок, когда я слышал лай собачьей стаи. Мне хватит перца только на одного зверя. А что с остальными? Что мне делать?..

Лай становился всё громче – они приближались. Собаки гавкали, взвизгивали и рычали, стремясь добраться до своей жертвы и отчасти играя с ней.

Раздался крик:

– Отвалите от меня! Вон! Пошли вон!

Я ускорил бег, петляя между деревьями.

– Не троньте меня! – крикнул мальчик.

Он пытался храбриться, но голос дрожал, в нём слышались отчаяние и страх. И когда я наконец увидел, что происходит, то не стал его винить. Мальчик стоял на поляне среди деревьев. Восемь собак окружали его, завывая – то отступая, то приближаясь. Их челюсти щёлкали у самого его лица; острые зубы хватали его за пятки. Достаточно одного осмелевшего зверя, чтобы повалить мальчика на землю…

Я называл его «мальчиком», поскольку Салли сказала, что Тому четырнадцать, как и мне, но хотя его лицо казалось невинным, в остальном он казался уже далеко не мальчишкой. Том был настоящим гигантом, и я вспомнил свой сон. Великан отбивает тысячи стрел… викинг возвращается из древних легенд…

Том был шести с лишком футов ростом и возвышался над воющими собаками как гора. В руках он держал шпагу – поистине потрясающую. Трёхфутовый клинок с обеих сторон украшали золотые надписи. Золотая крестовина. И золотой же проволокой обмотана рукоять – достаточно широкая для двуручного хвата. В навершии сверкал прекрасный лунный камень, словно бы источающий бело-голубой свет.

Том вскинул оружие. Собаки зарычали, пытаясь зайти ему за спину. Том повернулся, стараясь не дать им ухватить себя за лодыжку. Если собаки свалят его с ног – ему конец.

– Пошли вон! – крикнул Том, подавшись вперёд.

Ближайшая собака отскочила, увёртываясь от клинка, но голод не давал стае оставить жертву в покое. Собаки приближались, сужая кольцо. Они были так увлечены, что не замечали меня за деревьями.

Что они сделают, если я подбегу? Может, испугаются, поняв, что человек не один? Или, напротив, обрадуются, когда еды станет больше? Нужно было отвлечь их – но как?

Я мысленно перебирал содержимое своего пояса, но мною всё сильнее овладевала паника. Я не знал, как спасти этого парня.

И тут случилось нечто невероятное. Парень на поляне больше не пытался нападать на собак. Вместо этого он поднял шпагу высоко над головой и начал вращать клинком. И – я мог поклясться – он запел. То была единственная ясная чистая нота. Сталь тонко звенела, бросая вызов врагам и наполняя лес священной песнью. «Давай же, – казалось говорила она. – Приди и найди вечность!»

И от этого звука собаки съёжились. Две из них отступили, низко опустив головы и прижав уши. Парень закрутил клинком быстрее, и он запел ещё громче. Теперь вся стая испугалась. Три собаки повернулись и кинулись в лес. Остальные нервно озирались. Одна из них жалобно взвизгнула, тоже готовая бежать, и, думаю, она бы так и сделала, но ей мучительно хотелось есть. Здесь было так много мяса, способного наполнить пустые животы, и даже поющий клинок не мог справиться с одолевающим зверей голодом.

Четыре собаки наступали, отчаянно пытаясь закончить бой. Нужно было действовать – и немедленно. Я ринулся к ближайшему из псов. Отступая от клинка, он заметил меня слишком поздно, но теперь обернулся. Клочья пены висели у него на губах. Я швырнул ему в морду оставшуюся часть перца. Пёс чихнул, пытаясь выплюнуть его. Но моей помощи оказалось мало и она пришла слишком поздно: другой пёс прыгнул на парня.

– Сзади! – крикнул я.

Он повернулся и отпрянул, увидев бегущего на него зверя. Затем упал на колени. Клинок опустился по широкой дуге. Блеснуло золото. Шпага со свистом рассекла воздух, и собака едва успела пригнуться. Кончик клинка резанул её по голове, оставив длинную тонкую царапину. Кровь брызнула на снег. Собака взвизгнула от боли. Пёс, засыпанный перцем, выл с ней в унисон, мотая головой, чтобы избавиться от жгущего его порошка. Остальные собаки – испуганные и растерянные – отпрянули назад.

Мой перец кончился, но у парня по-прежнему была шпага. Он поднял её и снова взмахнул клинком в воздухе. И сталь снова запела.

Собаки не выдержали – и сбежали.

Парень опустил клинок, глядя вслед убегающей стае. Песня клинка затихла, унесённая ветром. Парень стоял неподвижно – измученно, тяжело дыша и вздрагивая от пережитого страха.

– Том?.. – сказал я.

Парень обернулся. Он смотрел на меня, будто не веря своим глазам. А потом кинулся ко мне:

– ААААААААААААААААА!

В руке он по-прежнему сжимал шпагу.

– Стой! – крикнул я. – Подожди.

Но он не стал ждать. Почти добежав до меня, парень выронил клинок, и тот утонул в снегу. А Том с разгона врезался в меня. Мы повалились на землю. Пустой флакон выскользнул из моих пальцев. Снежные хлопья взвились в воздух, когда Том приземлился на меня, выбив воздух из лёгких.

– Оуфхх! – сказал я.

Он схватил меня за ворот и встряхнул.

– Я знал, что ты не умер! – провозгласил Том. Его громогласные кличи перетряхивали мне мозги, и каждое слово ввинчивалось в голову. – Я ЭТО ЗНАЛ!

– Умру, если ты не прекратишь!

– Прости. Извини, пожалуйста.

Он выдернул меня из сугроба, словно тряпичную куклу, и поставил на ноги. Мне пришлось ухватиться за дерево, ибо мир вращался перед глазами. Я только-только начал приходить в чувство, когда Том обнял меня, оторвав от земли.

– Но я ЗНАЛ ЭТО! – крикнул он.

– Воздуха! – каркнул я.

– Что?

– Воздуха. Он мне нужен. Чтобы дышать.

– Точно. Прости. Прости.

Том выпустил меня из объятий, широко улыбаясь. И хотя я не помнил его – не мог не улыбнуться в ответ. После всех этих дней одиночества я ликовал, встретив людей, которые радовались мне. Хотя объятия рыжеволосой девушки всё-таки были поприятнее…

Том хлопнул меня по плечу, едва не сбив с ног. По-прежнему улыбаясь, он выудил из сугроба свою шпагу и обтёр с клинка снег.

– Надо полагать, ты Том, – сказал я.

Он замер, не успев отряхнуть лунный камень.

– Не понял. А кем ещё я могу быть?

Я не успел ответить. Позади нас снег заскрипел под чьими-то башмаками. Улыбка Тома стала ещё шире.

– Погляди, кого я нашёл! – сказал он.

Салли, пыхтя, пробиралась по сугробам.

– Я нашла его первая. С вами всё в порядке?

Казалось, Том лишь теперь вспомнил, что едва-едва не стал кормом для собак. Он поднял шпагу:

– Вечность спасла нас. Ты должна была её слышать. Она пела и отпугивала псов. А Кристофер бросил одному в морду какой-то порошок, и…

У меня перехватило дыхание.

– Что ты сказал?

– Я сказал: порошок…

– Нет. О том, что нас спасло. Кто нас спас?

– Вечность. Ну, моя шпага. Ты же знаешь.

Его песня… Та, что пел клинок, когда Том крутил им над головой. «Приди и найди вечность», – говорилось в ней. Я услышал это? Или… вспомнил?

Том явно озадачился:

– Что происходит? И кто это у нас тут?

Он смотрел мимо Салли. За ней следовала Кроха, с трудом переставляя ноги по снегу. Девочка подняла голову и увидела, что Том глядит на неё. Она замерла на месте.

Улыбаясь, Том сделал шаг вперёд. Я положил руку ему на плечо:

– Осторожнее. Она убежит, если ты попытаешься…

И тут, к моему изумлению, Кроха заговорила.

Глава 15

– Монмон, – прошептала она и побежала к Тому.

Приподняв брови, Том наблюдал, как малышка неуклюже пробирается через сугробы. Она кинулась к нему, облапив его ногу. В два раза ниже Тома, Кроха обвила руками его бедро и закрыла глаза, обнимая юношу – так, словно только что обрела своего потерянного отца.

Том не знал, куда деваться от изумления. Воткнув шпагу в снег, он поднял девчушку, и она обхватила ногами его талию.

– Итак, как же тебя зовут? – спросил он.

Девочка глянула на него с удивлением. Потом медленно протянула руку и коснулась мизинцем кончика его носа. Том рассмеялся и тоже ткнул её в нос.

– Ну, и тебе привет.

Кроха хихикнула.

Я не верил своим глазам.

– Ты её знаешь?

– Нет, – отозвался Том. – А в чём дело?

– В том, что она боится. Абсолютно всех. Кроме тебя. А ты – без обид – довольно страшный.

Том насупил брови:

– Ну, и что это значит?

– Плюс она заговорила с тобой. А до сих пор не произносила ни слова.

Не то чтобы сейчас она произнесла их так уж много, конечно. «Монмон». Это звучало как имя… какого-нибудь домашнего животного, например. Кто-то, кого Кроха любила? И кого Том напомнил ей?..

Кем бы там ни был этот Монмон, Кроха сидела на коленях у Тома, словно он был её старшим братом. Том скорчил смешную рожицу, и девчушка снова хихикнула.

– Откуда она взялась?

– Не знаю. Я ж говорил: она никому ничего не сказала. Ни единого слова.

– Ну, что ж, давай спросим. – Он покачал её. – Я Том. А вы, ваше высочество? Как вас зовут?

Он подождал. Однако малышка лишь закусила губу и ничего не ответила.

– Не хочешь говорить мне? – спросил Том. – Но тогда как же тебя называть?

– Мы зовём её Кроха, – сказала Салли.

– Факт, кроха и есть, – отозвался Том. – Он ещё раз потёрся носом о нос девчушки, и она снова заулыбалась. – Ладно, будешь Крохой. Но имей в виду: мне очень хотелось бы узнать твоё настоящее имя. Договорились?

Девочка выглядела довольной, но всё равно не ответила. Просто обняла Тома за шею, нежно положив голову ему на плечо. Том, расчувствовавшись, покрепче прижал малышку к себе.

– Как же вышло, что девчушка с вами, а вы даже не знаете, кто она?

– Давайте-ка я расскажу, – отозвалась Салли.

Она поведала Тому о девочке и обо всём, что случилось со мной. Вид у Тома стал удивлённым, растерянным и недоверчивым.

– Ты меня не помнишь? – спросил он.

Я покачал головой.

Теперь он явно обиделся:

– Нисколечко?

– Прости. Я бы хотел вспомнить хоть кого-нибудь. Но не могу.

– И мастера Бенедикта тоже?

Я лишь пожал плечами.

Том поразмыслил.

– А рецепт пороха?

– Слушайте, я правда только этим и занимался? – взвился я. – Взрывал всё подряд?

– Ну, не всё подряд, – Том помедлил. – Но многое.

– Кристофер по-прежнему там, внутри, – сказала Салли. – Я уверена.

Она говорила так убеждённо, что ко мне почти вернулась надежда.

– Откуда тебе знать?

– Из-за перца, который ты бросил в собаку. Ты просто вынул его и швырнул. Даже не задумавшись.

– Я же говорил: я помню разные факты. И знаю, как действует острый перец.

– Да. Но как ты узнал, где он лежит?

Я задумался.

– Любой ученик аптекаря знает, как действует перец, – продолжала Салли. – Но вот твой пояс – он такой единственный в мире. И всё-таки ты сразу же схватил нужный флакон. Только ты мог знать, где именно в поясе этот перец.

Я покачал головой:

– Я рассматривал флаконы на ферме Роберта. И перец тоже видел. Потому и знал.

– И точно вспомнил, в каком он кармашке? Посреди драки? Хотя в этом поясе, наверное, сотня бутылочек?

– Где купоросное масло? – внезапно спросил Том.

Я начал было отвечать, когда Салли торжествующе сказала:

– Вот! Видишь?

Я опустил взгляд. Моя рука зависла над правым боком, чуть выше печени. Я проверил кармашек, к которому потянулся. Просто чтобы удостовериться – хотя уже знал, что найду: флакон с купоросным маслом, запечатанный красным воском и обёрнутый шпагатом… Означает ли это, что на самом деле моя душа не похищена? А просто… ну, не знаю… заперта. И Кристофер Роу по-прежнему там, во мне, в моей голове?

– Есть одна женщина, – сказал я. – Роберт сказал, что она хотела со мной повидаться. Роберт думает: она может знать, что случилось.

– Что за женщина? – спросила Салли.

– Её зовут Сибил О’Мэлли. Она ведунья.

Том ахнул:

– Кристофер! Это же чёрная магия!

– Я думал, ведуны используют белую.

– Все они одинаковые! Злые!

– Но как ещё мне вернуть память? – спросил я.

– Мы можем рассказать о тебе.

– Салли уже рассказала о моей жизни. Но я так ничего и не вспомнил. Если Сибил может помочь, я должен её найти. Вдобавок она же сама хотела увидеться.

Том заметно встревожился.

– Где она живёт? – спросила Салли.

– К северу отсюда, но её не будет дома до завтра. Я шёл в Ситон, чтобы спросить, не знает ли там меня кто-нибудь.

– Там ты ничего не найдёшь. – Салли посмотрела на девочку. – Ну, разве что родственников Крохи. Может быть.

– Ты вроде говорил, что не знаешь, откуда она взялась, – заметил Том. – Или вы думаете, что она – одна из тех пропавших детей?

Я замер:

– Каких пропавших детей?

– О которых говорил тот человек в гостинице.

– Какой ещё человек? – сказала Салли.

– В какой гостинице? – одновременно с ней спросил я.

– Ну, в той, где мы остановились. «Синий вепрь». Там был человек, и он сказал, что пропадают дети.

Я вздрогнул.

Мой сон…

– Когда ты это слышал?

– Вчера вечером. В общем зале, у камина. Какой-то человек рассказывал об исчезнувших детях.

Я схватил Тома за руку:

– Сколько детей? Сколько уже пропало?

Том ошалело глянул на меня:

– Я точно не знаю. Несколько. Тот человек сказал, что их увела какая-то дама.

– Белая дама?

– Может быть… – Том разволновался. – Я не прислушивался.

Меня охватила дрожь.

«Да нет же! – пытался сказать я себе. – Всё дело в стае собак. Детей утаскивают голодные одичавшие собаки»!

Ты ведь знаешь, что это не так, – проговорил Голос.

Снег засыпал следы! – возразил я.

Но да: я понимал, что Голос прав. После метели один след можно было упустить. Но снег шёл не каждый день. А ведь пропало несколько детей. И никаких отпечатков лап? Никакой крови?

Нет, собаки тут ни при чём.

И я никак не мог выкинуть из головы свой сон.

Птица,

(ворон)

чёрная птица прячет детей подо льдом.

МОИ НИ В ЧЁМ НЕ ПОВИННЫЕ И НЕ СДЕЛАВШИЕ НИЧЕГО ДУРНОГО МАЛЕНЬКИЕ ИГРУШКИ. ВСЕ ОНИ ПРИНАДЛЕЖАТ МНЕ НА ВЕКИ ВЕКОВ.

– Кристофер!

Я вернулся в реальный мир. Кружилась голова. Том придерживал меня за плечо. Во взгляде Салли плескалась тревога. Даже Кроха, которую Том по-прежнему прижимал к себе, выглядела испуганной.

– Что случилось? – сказал Том.

– Пойдёмте в гостиницу, – отозвался я. – Хочу прочитать письмо от этого Ворона. И хорошо бы найти человека, который рассказывал о пропавших детях. Мне нужно услышать, что именно он знает.

Глава 16

До Ситона мы добрались ещё засветло. Том шёл впереди, прокладывая нам путь в снегу, и нёс на плечах Кроху. По пути он время от времени оглядывался на меня. Порой он улыбался, радуясь, что нашёл меня. Порой в его глазах мелькала тревога – Том переживал, что я так и не узнал его. Салли вела себя примерно так же.

Путешествовать вместе с ними было странно. С одной стороны, я тоже радовался; после того жуткого ощущения одиночества появление друзей – пусть даже я их не помнил – помогало отогнать некоторые мрачные мысли. Но улыбка Тома наполняла меня чувством потери и вины: я должен был знать этих людей, которые так тревожились обо мне. И я не мог избавиться от комка страха внутри, не мог забыть детей из своего сна – детей, запертых во льду, скребущих стены своей тюрьмы изодранными окровавленными пальцами. Видение, прочно засевшее в голове, возвращалось снова и снова.

Исчезновение Эммы, появление Крохи, мои пропавшие воспоминания – и над всем парит чёрная птица. Конечно же, это не могло быть простым совпадением. Я надеялся, что в Ситоне найду какие-нибудь ответы.

Городок раскинулся на берегу пролива, у подножия гряды холмов, в нескольких сотнях ярдов к западу устья реки. Насколько хватало глаз, над побережьем с обеих сторон вздымались скальные утёсы. Дома, сложенные из камня или саманного кирпича, были крыты соломой и увенчаны снежными шапками. Эти домики напоминали о ферме Роберта, но здесь они казались маленькими и жалкими в сравнении с огромным фортом на берегу и маяком, стоявшим на земляной насыпи.

Из труб поднимался дым. Запах горящего дерева и торфа смешивался с горько-солёным ароматом моря. Ситон был не таким уж маленьким – должно быть, тут жило несколько сот человек, но я с удивлением отметил, что на улицах очень мало народа. Встречные же прохожие двигались тихо, словно пытаясь привлекать как можно меньше внимания; снежный покров приглушал их шаги, и единственными громкими звуками были плеск волн и неумолчные крики чаек.

Птицы парили над берегом, ссорясь из-за чего-то, что сперва показалось мне кучей окровавленных лохмотьев. Лишь подойдя ближе, я увидел, что это не тряпки, а комки грязного слипшегося меха. Кто-то убил множество кошек и бросил их изувеченные тела в кучу за границей города. Я остановился. Подобный массовый убой животных часто свидетельствовал об эпидемии.

Чума?..

Это не чума, – сказал Голос, и я с ним согласился.

Будь здесь болезнь, Роберт предупредил бы меня. Но тогда к чему такая жестокость?

Ты уже знаешь ответ, – сказал Голос.

Если и знал, он похоронен в моей памяти вместе со всем прочим. Вздрогнув при виде жуткого зрелища, мы двинулись дальше.

В гавани оказалось гораздо меньше судов, чем я ожидал. По большей части – рыбачьи лодки, покачивающиеся на мелководье. Единственным крупным кораблём был трёхмачтовый галеон с обросшими водорослями бортами. На обеих палубах виднелись пушки. Носовая фигура являла собой мантикору – мифического зверя с человеческой головой, телом льва и хвостом скорпиона. Если не считать флага на гюйс-штоке – алого полотнища с крестом святого Георгия в верхнем углу, – измочаленные мачты были обнажены и паруса спущены.

Я ничего не помнил о кораблекрушении – знал о нём лишь то, что рассказала Салли. И всё же при виде этого потрёпанного галеона мне сделалось неуютно.

– Это тот корабль, о котором ты думала? – спросил я девушку.

Салли неловко кивнула.

– Кроха? – сказала она. – Ты узнаёшь его? Ты раньше бывала в Ситоне?

Девочка не ответила. Том повторил тот же вопрос, но Кроха просто отвернулась, уставившись на холмы. Я упал духом. Я надеялся разгадать здесь хотя бы одну из наших загадок. Но мы по-прежнему понятия не имели, откуда взялась наша маленькая спутница.

Мы направились к гостинице «Синий вепрь», и по пути я всё больше и больше нервничал. Перед приходом в город мы договорились сохранять свою маскировку, которой пользовались в Париже. Я буду бароном Кристофером Эшкомбом, внуком Ричарда Эшкомба, Салли будет леди Грейс, а Том – охранником. Таким образом, сообразно со статусами, мне следовало возглавить нашу компанию.

С тех пор как все воспоминания исчезли, я совершенно не был готов отвечать на вопросы о своей жизни – ни подлинной, ни фальшивой.

– Почему мне просто не остаться Кристофером Роу, кем бы он там ни был? – сказал я.

Салли покачала головой:

– Мы уже рассказывали людям, что ищем барона Эшкомба.

Я вздохнул.

Салли пообещала, что подстрахует меня, если я вдруг растеряюсь, а потом они с Томом принялись набивать мне голову фактами, которые следовало знать. Половину времени я пытался их запомнить, а другую половину – мечтал вышвырнуть весь этот план в море. Вдобавок создавалось впечатление, что на самом деле всей нашей компанией управляю не я, а Кроха. Сидя на плечах Тома, девчушка вела своего скакуна прочь от берега, используя его уши вместо поводьев.

Когда мы вошли в «Синего вепря», хозяин – приятный мужчина по имени Уиллоби – улыбнулся и поклонился:

– С возвращением, миледи.

Салли представила меня.

Трактирщик пришёл в восторг, узнав, что поиски увенчались успехом.

– Входите, милорд, входите! – сказал он. – Вы, должно быть, замёрзли. Присаживайтесь к огню. А ты, Смоллс, пошёл вон оттуда – ты даже не платишь.

Он прогнал несколько обиженного старого джентльмена с кресла возле камина и освободил нам самые удобные места.

Потом по собственному желанию принёс нам троим по кружке подогретого пряного пива и горячего овечьего молока для Крохи. Та с недоверием глядела на чашку, покуда Том не протянул её девочке из своих рук – и лишь тогда жадно выпила.

Уиллоби рассмеялся, наблюдая, как она с бульканьем заглатывает молоко.

– Кажется, вы нашли больше, чем рассчитывали, – сказал он Салли.

Девушка толкнула меня под столом ногой. Ну правильно: я же тут главный.

– Это я её нашёл. Она появилась на ферме Роберта Драйдена. Бедняжка заблудилась и проголодалась. Ты, случайно, её не знаешь?

Трактирщик присмотрелся.

– Боюсь, нет, милорд. Она не из нашей деревни, это точно.

– Мой др… э-э… мой слуга уверяет, что вчера здесь какой-то человек рассказывал о пропавших детях.

Уиллоби кивнул:

– Это Роулин. У него всегда в запасе какая-нибудь сплетня.

– Мы можем поговорить с ним?

– Безусловно. Вечером он непременно явится за своим пряным элем. А до тех пор вы, может быть, желали бы отдохнуть? У меня есть прекрасная комната, уверен, она вам понравится. Очень удобная. С отдельным камином.

Уиллоби отвёл нас в комнаты – самые дальние от общего входа. Одну из них уже занимала Салли. Другая, на противоположной стороне коридора, предназначалась мне. Она была чистой, тёплой и, пожалуй, самой комфортной из всех, что я видел с тех пор, как проснулся.

– Пожалуй, была бы кстати горячая ванна, милорд, – заметил Том, морща нос. – Уж Крохе – так точно не помешала б.

– Она б вам всем не помешала, – буркнула Салли.

Уиллоби умчался вниз, чтобы согреть воды.

Том ссадил Кроху с плеча и подтолкнул к Салли.

– Ступай с ней, – сказал он. – Она поможет тебе вымыться.

Салли протянула руку, но девочка не двинулась с места.

– Не бойся, – подбодрил её Том. – Салли не сделает тебе больно. Она мой друг.

Но Кроха обхватила Тома за ногу и крепко прижалась к нему.

– Ну ладно, – протянул Том, признавая поражение. – Похоже, так тому и быть.

В итоге Кроха осталась в нашей комнате.

В лохань я отправился первым. Вода, нагретая горячими камнями, источала аромат роз. Я лежал, чувствуя, как расслабляются все мышцы, и не вылезал, покуда кожа не начала сморщиваться. Что ж, статус лорда и впрямь имел свои преимущества.

Затем Том искупал Кроху – хотя, похоже, ей нравилось не столько мыться, сколько брызгать на Тома водой и хихикать. Он переносил это стоически, но, когда малышка отворачивалась, я видел мелькавшую в его глазах тревогу. Теперь, когда смылась грязь, на теле девочки проступили безобразные синяки, особенно яркие на фоне бледной кожи. И судя по торчащим рёбрам, она часто и регулярно недоедала. Я начал понимать, почему Кроха молчит. То, что с ней случилось, наверняка оставило болезненный след в её душе.

Итак, поскольку мы почти не разговаривали, я занялся другим делом. Салли оставила в нашей комнате вощёный кожаный мешок. В нём были вещи, которые удалось спасти после крушения. Мои вещи.

Я вынул содержимое и положил в ящик стола: полдюжины книг, пять из которых были написаны от руки – твёрдым и немного угловатым почерком, – и сундучок из вишнёвого дерева, запертый на два тяжёлых замка.

Сперва я пролистал книги. Две из них оказались дневниками, датированными 1652 годом. Том объяснил, что это дневники моего учителя, написанные в Париже; он приехал туда во время вспышки чумы, надеясь отыскать лекарство. Прочие книги о ядах, признаках и симптомах отравления, противоядиях. Я рассматривал иллюстрации и водил пальцем по строчкам, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь – что угодно – о человеке, который любил меня как родной отец.

Ничего.

Только пустота.

Я закрыл книги и взялся за коробку.

– Как её открыть? – спросил я Тома.

– Разве у тебя нет ключей? – отозвался он.

– Откуда бы…

И тут я вспомнил: пояс. На ферме Роберта я нашёл в нём пару железных ключей. Я вынул их, вставил в замки и повернул.

Щелчок.

Сундучок открылся, и я уставился на содержимое. Внутри лежала смерть: всевозможные виды ядов во флаконах, бутылочках и ампулах, крепко приделанных кожаными ремешками к бархатной подкладке.

Я был поражён, поняв, что знаю каждый из ядов и понимаю, как ими пользоваться.

Меж тем внутри были не только флаконы. Ещё там нашёлся мешочек, крепко завязанный кожаными ремешками. Я как раз собрался открыть его, когда увидел письмо – сложенное и засунутое за подкладку. На нём было моё имя…

Кристофер Роу

Особняк Шателенов

Остров Нотр-Дам, Париж

Вот оно. Трясущимися пальцами я развернул лист и прочитал послание Ворона.

Любезный Кристофер!

Поздравляю с победой. Ты сделал невозможное: нашёл сокровище тамплиеров, а это не удалось больше никому, включая и меня.

Не волнуйся, я никому не расскажу, что произошло на самом деле. Мне нравится, что нас с тобой теперь связывает общая тайна. И хотя я весьма обижен, всё же должен признать: было завораживающе наблюдать, как работает твой ум и смекалка. Теперь я понимаю, почему мастер Бенедикт выбрал тебя в ученики.

Вероятно, упоминание о наставнике тебя удивило? Уверен, что Бенедикт никогда не рассказывал обо мне. Посему я скажу кое-что: многие годы он был для меня настоящей занозой. А теперь, когда он умер, появился ты – и занял его место. И хотя я стараюсь не завидовать твоему успеху, он мне дорого обошёлся. Ты должен мне, Кристофер, а я всегда получаю свои долги.

Твой первый платёж – жизнь Марина Шателена. Нет, он умер не от своей болезни. Я отравил его и тем самым оставил тебе подсказку. Прежде чем ты начнёшь поиски, имей в виду: я убил его не потому, что он представлял для меня угрозу. Я сделал это, зная, что его смерть повредит Блэкторну и причинит тебе боль. В конце концов, гораздо интереснее сражаться с противником, который понимает, каковы ставки в игре. Я намерен сделать с тобой то, что должен был сделать с твоим учителем ещё много лет назад: я заставлю тебя страдать. Буду отнимать у тебя всё, что ты любишь, – одно за другим, пока не останемся только мы с тобой. И когда я оберу тебя дочиста, ты поймёшь.

Найди подсказку, которую я тебе оставил. Обдумай всё хорошенько. И разберись, что это может значить. Спешить некуда. У меня ещё есть дела, которые надобно завершить, прежде чем мы начнём игру. До тех пор – будь здоров, Кристофер. Наслаждайся жизнью, пока у тебя она есть. Когда я буду готов – я приду за тобой.

Ворон.

И да: я словно бы снова услышал птицу из своих снов.

ТЫ

ПРИНАДЛЕЖИШЬ

МНЕ

– Ты в порядке?

Я посмотрел на Тома. Кроха – мокрая и завёрнутая в одеяло – сидела у него на коленях, и Том расчёсывал ей волосы серебряным гребешком, позаимствованным у Салли.

Оба смотрели на меня.

Я сцепил пальцы в замок, чтобы не дрожали руки. Во рту стоял привкус меди.

– Что мы знаем об этом человеке? – спросил я. – Вороне?

– Почти ничего. Мы встречались с ним в Париже, но он использовал вымышленное имя. Он довольно стар – должно быть, ему за пятьдесят. И ещё…

Том рассказал мне об убийстве Марина Шателена, старого друга моего учителя, прибавив, как поразила нас всех его смерть. Особенно переживал племянник Марина – Симон.

– Этот Симон знает что-нибудь о Вороне? – спросил я.

Том покачал головой:

– Он даже не знает, что Ворон существует. Ты не сказал ему, что было в письме.

– Почему?

– Симон – парень горячий. Ты боялся, что он станет охотиться за этим человеком и погибнет. И, вероятно, был прав. – Том помедлил. – Но я думаю, в основном ты не сказал ему, потому что тебе было стыдно. Ты винил себя в смерти Марина.

Теперь, прочитав письмо, я полагал, что, видимо, так оно и есть. Ворон убил Марина, чтобы причинить мне боль. И значит: любой человек, которого я называю своим другом… может погибнуть от рук Ворона. А виноват в этом буду я.

И снова вспомнился сон…

Я никого не предавал! – плачу я.

ПРЕДАВАЛ – говорит птица.

– Почему ты всё время спрашиваешь о Вороне? – сказал Том.

– Я думаю, он сделал это со мной. Думаю, Ворон украл мои воспоминания.

Глаза Тома расширились:

– Но как?

Хороший вопрос. Он действительно отправил демона, чтобы лишить меня памяти, как полагал Роберт? Или дело в другом?

Я провёл пальцами по книгам моего учителя.

«Яды… – подумал я. – Меня отравили? И если да, то чем?»

Мне были известны яды, которые могут убить жертву, и такие, которые могут ослабить её или свести с ума…

Я замер. Может, это и происходит со мной? Я схожу с ума? Тот голос в голове… я и правда слышу его? Или только воображаю?

Ты не сходишь с ума, – сказал он.

Отлично! Голос в моей голове уверяет, что я абсолютно нормален.

Поговори с Томом, – настаивал он. – Ты можешь ему доверять.

– Кристофер?..

Посмотри на него, – сказал Голос.

Я повиновался. Том выглядел испуганным.

Присмотрись внимательнее.

Я вновь повиновался. И увидел: да, Том напуган. Но сейчас, когда он держал на руках малышку, я мог заглянуть глубже – и понять правду. Том боится, но не меня. Он боится за меня. Интересно, кем надо быть, чтобы в метель и снегопад обшаривать побережье Англии, ища того, кто почти наверняка мёртв?

Я сделал глубокий вдох.

– Роберт, хозяин фермы… – начал я, и эти первые слова сломали плотину, мешавшую мне говорить. И теперь слова хлынули рекой. – Роберт сказал, что я одержим демоном. Сказал, что демон украл мою душу и потому я ничего не могу вспомнить.

У Тома побелели губы.

Я продолжал. Слова теперь рвались из меня так быстро, что начал заплетаться язык.

– Я… у меня были кошмарные сны. Я вижу себя в ловушке. В аду… Я оказался в Коците, девятом круге ада, куда попадают предатели. Это моё наказание. Наказание за Марина Шателена. И там есть птица. На самом деле это демон, но в облике ворона. Он держит в плену детей. Они тоже в ловушке, как и я. Заперты в толще льда. А ещё, когда я не сплю, я слышу… кто-то разговаривает со мной. Внутри головы. Говорит мне разные вещи…

– Плохие вещи? – хрипловато спросил Том.

– Нет. Этот голос, он заставляет меня… ну, думать, что ли. Размышлять, что со мной происходит. И с детьми. Звучит безумно, но похоже… похоже, будто бы он пытается помочь.

– А этот голос – какой он? – спросил Том.

– Ну, мужской вроде как. Голос пожилого мужчины. Звучный и…

– Это мастер Бенедикт!

Мой учитель?

– Правда?

– Да! – На Тома снизошло облегчение. – Он любит тебя. И присматривает. И ни за что тебя не бросит.

Это правда? – мысленно спросил я. – Вы мастер Бенедикт?

Да, – отозвался Голос.

Но тогда почему не сказали, кто вы? И почему не объяснили, кто я?

Однако ответа не последовало.

Когда я рассказал Тому правду, на душе стало гораздо легче. Но я по-прежнему понятия не имел, что с этим делать и как вернуть утерянную память. Я просмотрел книги мастера Бенедикта о ядах. Некоторые действительно могли свести с ума, но я не нашёл ничего, что объясняло бы моё состояние.

Я снова прочитал письмо, и один отрывок притянул моё внимание, словно свет маяка. Я постучался в комнату Салли и позвал её к нам.

– Взгляни-ка на это.

Я намерен сделать с тобой то, что должен был сделать с твоим учителем ещё много лет назад: я заставлю тебя страдать. Буду отнимать у тебя всё, что ты любишь, – одно за другим, пока не останемся только мы с тобой. И когда я оберу тебя дочиста, ты поймёшь.

– Именно это и сделал Ворон, – сказал я. – Забрал мои воспоминания, а вместе с ними – всё, что я люблю.

Том вздрогнул при этих словах. На лице же Салли отразилось сомнение.

– В письме говорилось, что он явится за тобой не сразу. Прошло всего три недели, как мы покинули Париж.