Текст книги "Вещие сны"

Глава 5

После такого потрясения есть Джоанне не хотелось. Она говорила себе, что скорее всего сон был следствием состояния ее собственного здоровья. Кэролайн погибла, разбившись о скалы, и Джоанна убеждала себя, что ее последний сон о женщине – светловолосой женщине, падающей со скал, есть прямое следствие гибели Кэролайн.

Все просто. «Очевидно, – повторяла себе Джоанна, – сон – порождение исключительно моего сознания и никоим образом не является неким сообщением от Кэролайн. Да и вообще, сон – это просто сон и ничего больше. Ночной кошмар, возникший из подавленных страхов и непосильного напряжения – как и большинство кошмаров. В конце концов, мне всю жизнь снились ничего не значащие сны, и нельзя же считать их все необыкновенными из-за одного-единственного, который привел меня сюда».

Как она ни старалась, все построения оказались неубедительными, на этот раз Джоанне помогло умение сосредоточиваться на том, что происходит здесь и сейчас. Поскольку настроение Гриффина явно изменилось, она, войдя в ресторан, заставила себя по крайней мере выглядеть спокойной и беззаботной.

– Тетушка Сара сказала бы, что, если коп угощает тебя ленчем, это значит, он хочет снять твои отпечатки пальцев, – заявила она, когда официантка, принеся им меню, удалилась. В ресторане Донателли они были практически одни – время ленча кончилось, а до обеденного наплыва народа оставалось еще часа два.

– Итак, очередной урок из серии «не ставить локти на стол»? – занудным голосом протянул Гриффин.

– Именно. А кроме того, она научила меня готовить, шить, водить машину, танцевать, плавать на лодке и скакать верхом.

Брови Гриффина поползли вверх.

– Знаете, у меня сложилось впечатление, что ваша тетушка Сара эдакая типичная старая дева – кукиш на голове, очки на носу, хлопчатобумажные чулочки, – но, похоже, я ошибся.

– Чудовищно ошиблись! – Джоанна не смогла удержаться от улыбки. – Во-первых, она не была старой девой; тетушка на своем веку похоронила четырех мужей. И умерла четыре года назад в возрасте шестидесяти лет. У нее были ярко-рыжие волосы, она обожала короткие юбки и высокие каблуки; а поскольку ее второй муж был полицейским, я думаю, она знала, что говорила.

– Вы полагаете, она специально предостерегала вас в отношении копов?

– Не то чтобы предостерегала; но я помню, как она говорила, что подозрительность – это естественное состояние полицейского. Так что если вы сразу отсюда повезете меня снимать отпечатки пальцев…

– Я мог бы сделать это и раньше, если бы возникла необходимость, – ответил Гриффин, слегка улыбаясь. – Но я ее не вижу. Что-то мне подсказывает, что у вас нет богатого криминального прошлого.

– Интуиция копа?

– Возможно. Я ошибаюсь?

– Нет. Меня даже за парковку ни разу не штрафовали. – Джоанна вздохнула. – Боже, какая я скучная.

– Не скучная, а законопослушная. Выношу вам благодарность от имени всех полицейских мира.

Джоанна засмеялась и раскрыла меню.

– Что вы посоветуете?

– Здесь все вкусно, но особенно хороши моллюски и сыр.

Через несколько минут подошла официантка принять заказ, а когда она удалилась, Джоанна решила, что пора выяснить отношения с клиффсайдским шерифом. Ей не хотелось признаваться, что она приехала в Орегон специально, чтобы познакомиться с обстоятельствами жизни и смерти Кэролайн, но в то же время скрытое недоверие Гриффина ей не нравилось. Будучи шерифом, он мог весьма осложнить ее жизнь, а еще… ну, просто не нравилось. Что-то в его темных глазах, устремленных на нее, волновало и притягивало – причем гораздо больше, чем она склонна была признать, даже себе самой.

Неплохо было бы определить, что ему можно говорить, а чего не стоит, чтобы не вызвать дальнейших подозрений.

– Скажите, – начала она, – а почему вас так беспокоит то, что люди рассказывают мне о Кэролайн?

– Меня это не так уж сильно волнует, – ответил он, – а почему мне это не нравится, я вам уже сказал. Вы можете задеть чувства людей…

– Гриффин, прошу вас, поверьте, я не совсем лишена чувства такта. Я беседую только с теми, кто охотно заговаривает со мной сам, и никогда не затрагиваю темы Кэролайн первая.

– Учитывая ваше сходство, было бы странно, если бы кто-то о ней не заговорил. Вы ведь сами это сказали.

– Да, но что в этом дурного? Какой вред от того, что Сэм Атертон рассказал мне, как Кэролайн покупала книжки для Риген, а Мэвис – что один на один Кэролайн была застенчива? Или Джули вспомнила, что любимые цвета Кэролайн были синий и зеленый и всем тканям она предпочитала шелк? Чьи чувства это может задеть?

– Ничьи, – с видимой неохотой согласился он. – Но…

– Но что?! – Джоанна сделала паузу, но потом продолжила натиск:

– Вы меня в чем-то подозреваете? Но в чем? Гриффин, какую, по-вашему, гнусную цель могу я преследовать, расспрашивая о Кэролайн?

Он со вздохом откинулся на спинку стула и слегка улыбнулся – одними губами, темные глаза оставались по-прежнему непроницаемыми.

– Не могу придумать, как ни стараюсь.

– Тогда о чем вы беспокоитесь? – настаивала она.

Помолчав минуту, он признался:

– Не знаю, Джоанна. Но чутье мне подсказывает, что вы что-то не договариваете.

Стараясь не показать, как задело ее это замечание, Джоанна твердо стояла на своем:

– Единственная причина моего интереса к Кэролайн – то, что мы похожи, как сестры. Может быть, я и впредь буду говорить о ней с людьми, но, клянусь вам, я абсолютно безвредна. О'кей?

– О'кей, – помедлив, кивнул он.

– Вот и хорошо. – Она увидела, что официантка несет салаты. – Так что теперь мы свободно можем поговорить о чем-нибудь другом.

– Да. – Почти видимым пожатием плеч отодвинув свои подозрения, Гриффин перешел на тон легкой застольной болтовни. – Расскажите мне еще про тетушку Сару.

– Что ж… Подростком она сбежала из дому с цирком. Я была единственным ребенком в Чарльстоне, у которого тетушка умела жонглировать апельсинами и скакать на лошади стоя. Я снискала жуткую популярность своими рассказами о ней.

Он засмеялся.

– Охотно верю. Это она вас воспитывала?

– С девяти лет. Мои родители погибли – утонули, катаясь на лодке в шторм. – Джоанна кивком поблагодарила официантку и взяла вилку. – К счастью для меня, тетя Сара, которая всегда была частью моей жизни, стала моим официальным опекуном.

– Однако в девять лет потерять родителей – это слишком рано. Должно быть, вам было нелегко, – заметил Гриффин.

Джоанна немного помолчала. Она задумалась о том, что после аварии боль от этой старой раны обострилась и терзала ее почти как в тот день, когда она впервые поняла, что родители ушли навсегда. Как будто не прошло двадцати лет. Ребенком она не сразу осознала всю безвозвратность смерти. Даже при том, что рядом была тетя Сара, дарящая ей свою неиссякаемую любовь, Джоанне часто хотелось рассказать что-то маме, и только маме, или показать что-то папе, и каждый раз она испытывала шок оттого, что это невозможно.

Кэролайн погибла три месяца назад; осознала ли Риген безвозвратность ее ухода? Поддержал ли ее отец – или кто-нибудь еще, – утешил ли, когда она плакала в горе и растерянности? Или она плачет ночами в подушку – и просыпается опустошенная, потому что ей приснились счастливые времена?

– Джоанна?

Она подняла глаза и не сразу вспомнила, о чем он спрашивал. Пауза затянулась, но Джоанна сумела собраться.

– О… да, нелегко. Всегда тяжело терять тех, кого любишь.

На мгновение его глаза перестали быть непроницаемыми, Джоанна увидела в них настоящую боль. Она не так уж редко встречала сочувствие и понимание и сама всегда умела понять и посочувствовать, но никогда раньше, взглянув человеку в глаза, она не ощущала его боль так остро, что хотелось закричать.

По-видимому, это отразилось у нее на лице, потому что Гриффин вдруг уставился в свою тарелку. А когда поднял глаза, они снова были непроницаемы.

– Да, – сказал он почти спокойно, – вы правы. Я часто сталкиваюсь с этим по работе, это всегда тяжело.

Джоанна не смогла сразу поддержать этот деланно-бесстрастный тон. Она машинально жевала, не чувствуя вкуса. «Кэролайн? – думала она. – Он любил Кэролайн, и ее смерть – причина страшной муки, которую он старается скрыть? Или его чувства сложнее, чем просто горе?» Джоанна хотела спросить его, но почему-то не могла облечь вопрос в слова.

Но молчание не затянулось вновь, Джоанна быстро овладела собой и уже совсем спокойно продолжила беседу:

– Тетя Сара очень помогла мне. В ней не был силен материнский инстинкт, но она относилась к жизни как к увлекательному приключению, как к авантюре, и если я чему-то у нее научилась – надеюсь, что именно такому отношению.

– Вы в одиночку проделали три тысячи миль, просто чтобы провести отпуск, – это ли не авантюра?

Чтобы у него не сложилось впечатления, что для нее это что-то необычное, она сочла нужным подчеркнуть:

– Это еще ничего. По случаю окончания школы тетя Сара подарила мне путешествие в Египет. Я путешествовала одна, имея только список мест, которые следует посетить, и людей, с которыми следует познакомиться. У нее было там много друзей, так что недостатка в гидах я не испытывала, ню большинство достопримечательностей я смотрела самостоятельно.

Гриффин слушал ее горделивую тираду с улыбкой.

– Явная авантюра.

Джоанна вдруг – впервые – задалась вопросом, что сказала бы тетя Сара об этой ситуации, и быстро нашла ответ. Она, безусловно, посоветовала бы племяннице ни в коем случае не останавливаться перед тем, чтобы ехать на другой конец страны, поскольку надо же выяснить, что скрывается за мучительными снами, портящими ей жизнь. Но в то же время призывала бы к осторожности, ибо Джоанну окружают чужие. Чужие ей, все они знали Кэролайн.

И, конечно, к особой осторожности вот с этим – с чужаком, который чем-то необъяснимо ее волнует и который слишком хорошо хранит свои тайны.

Джоанна улыбнулась шерифу в ответ и все время, пока они ели и ехали назад, твердо удерживала разговор в рамках этой темы.

– Тетушка Сара была по натуре своей настоящей авантюристкой. Вы знаете, она проделала путешествие по Индии на слоне. Она – единственная из известных мне людей, кто побывал на Северном полюсе. И на Мадагаскаре. И еще бог знает где. У вас есть знакомые, которые бывали на Мадагаскаре? Если бы где-нибудь на краю земли водились какие-нибудь драконы, она и до них бы добралась…

Утром в пятницу, ненадолго зайдя в библиотеку, Джоанна решила «проработать» другую сторону Главной улицы. Чувство томительного беспокойства, которое привело ее в Клиффсайд, ничуть не ослабело; с каждым днем оно разрасталось и все больше угнетало ее. Нужно было что-то предпринять, чтобы ослабить растущее напряжение, – и она не могла придумать ничего другого, кроме как постараться узнать о Кэролайн как можно больше – особенно о ее гибели. Ее убийстве. Про себя она только так и говорила об этом. Джоанна чувствовала, что ответ где-то близко. Ответ на тот вопрос, что привел ее сюда.

И она должна найти этот ответ как можно быстрее.

На необследованной ею стороне улицы находились два ювелирных магазина, две лавки для туристов, торгующих сувенирами и тому подобным, и еще несколько бутиков с одеждой.

Джоанна думала, что урожай сведений о Кэролайн будет столь же богатым, как и вчера, но ее надежды не оправдались. Она начала с бутика. Молодая продавщица по имени Сью (как значилось на ее нагрудной карточке) с профессиональной вежливостью спросила, не помочь ли ей, и, услышав в ответ, что Джоанна хочет «просто посмотреть», немедленно отошла. И в течение следующей четверти часа Джоанна всей кожей ощущала, что за ней следят.

Не рассматривают, не глазеют. Следят!

Выйдя из магазина, она вздохнула с облегчением и поспешила прочь от его окон, чтобы избавиться от этого очень неприятного чувства.

Просто я похожа на Кэролайн. Вот и все.

Расправив плечи, с приветливой улыбкой Джоанна вошла в следующую дверь – дверь сувенирной лавки. Одинокий продавец сидел у кассового аппарата и читал газету под тихое бормотание радио, настроенного на волну музыки ретро.

Джоанну так уязвило это вызывающее отсутствие интереса к ней, что она наугад взяла какой-то сувенир – это оказался тяжелый кованый бобер, предназначенный для того, чтобы хвостом удерживать дверь в открытом состоянии. Ей пришло в голову, что, может быть, откровенная нелепость такого выбора сломает лед.

Она подошла к кассе и поздоровалась с продавцом, предъявив покупку.

– Это все, мэм? – Продавец, мужчина средних лет, говорил вежливо, но абсолютно незаинтересованно.

– Да, благодарю вас. – И, глядя, как он заворачивает покупку, добавила:

– Какие у вас здесь замечательные вещи.

– Спасибо, мэм. С вас тридцать восемь пятьдесят, мэм.

Она протянула две двадцатки и попробовала еще один заход.

– Меня зовут Джоанна.

Его выцветшие голубые глазки по-прежнему не выражали ничего. Отсчитав сдачу и положив бобра в прочный пакет, он сказал:

– Да, мэм. Спасибо за покупку.

Есть в этой незаинтересованности, подумала Джоанна, что-то нарочитое – она словно бы хорошо отрепетирована. То безразличие, с которым он опять уткнулся в газету, как бы совершенно не замечая единственного покупателя в магазине, было явно неестественным.

Выйдя на улицу, Джоанна с тяжелым и громоздким свертком под мышкой поискала глазами следующий магазин. Так – ювелирный. Джоанна чуть нахмурилась. Что ждет ее там?

Там ее ждал мистер Ландерс; он был очень мил, рассказал прелестную историю о том, как Риген купила своей маме ожерелье. Но когда Джоанна попыталась ненавязчиво выяснить, что он, собственно, думает о Кэролайн, его любезная улыбка потускнела, а в глазах появилась настороженность. Красивая была женщина – вот все, что он сказал. А при упоминании имени Скотта мистер Ландерс вдруг сообщил, что его, знаете ли, ждут дела, – так чем я могу вам помочь?

На сей раз Джоанна ничего не купила. Все это было очень… странно. Не может же быть, что Главная улица делит Клиффсайд по принципу дружелюбного и не очень отношения к Джоанне. Стало быть, остается предположить, что со вчерашнего дня что-то изменилось, и люди начали ее опасаться. Может быть, Гриффин, вернувшись с ленча, тихонько отдал указание, чтобы на ее вопросы о Кэролайн больше не отвечали?

Но почему? Чем опасны ее вопросы?

А если дело не в распоряжениях шерифа, то почему сегодня она столкнулась с такой глухой стеной недоверия? То ли в маленьких городках вообще не любят, когда задают вопросы, и ее интерес к Кэролайн и ее семье сочли чрезмерным, то ли это своего рода вежливое предупреждение. Или в сомкнутых рядах горожан Клиффсайда таится нечто куда более зловещее?

В несколько подавленном настроении Джоанна вошла в следующий магазин. Это был еще один бутик с одеждой. Здесь ее встретили приветливой улыбкой: юная продавщица представилась (ее звали Линн) и не замедлила сообщить, что знает Джоанну.

– Я думаю, вам это уже не в диковинку, – сказала она. – И неудивительно, ведь вы так похожи на миссис Маккенна. Вы ищете что-то конкретное, Джоанна?

– Пожалуй, нет. Впрочем, неплохо бы приобрести свитер. Здесь оказалось прохладнее, чем я ожидала.

Линн предложила ей несколько свитеров. Она была энергична и дружелюбна, строго в рамках своих обязанностей, и совершенно не расположена к болтовне. Как только Джоанна коснулась темы Кэролайн, Линн, ответив ей туманно-вежливо, извинилась и отошла к другой продавщице.

Джоанна выбрала свитер и, оплачивая покупку, уже нисколько не удивлялась, что глаза у мило улыбающейся Линн холодновато-настороженные. Тем не менее все это так дурно подействовало на Джоанну, что она не стала продолжать обход магазинов, а повернула назад, к «Гостинице».

По дороге она старалась сосредоточиться на том, что услышала и узнала – по большей части вчера, хотя сегодняшний визит в библиотеку тоже оказался небесполезным.

Упавшего со скал туриста звали Роберт Батлер, он был бизнесмен из Сан-Франциско. По-видимому, он подошел слишком близко к краю обрыва, закружилась голова и он не удержался. Других объяснений и предположений не было. Несчастный случай. Для опознания тела прибыла сестра. Все.

Кроме того, она узнала, что те мужчина и женщина, которые в Атланте приняли ее за Кэролайн, вероятнее всего, были Дилан Йорк и Лисса Мейтленд – они работали у Скотта Маккенны. Сейчас они в командировке, по смутным слухам, где-то на востоке. Но скоро должны вернуться.

Очень скоро.

Еще Джоанна узнала, что примерно за неделю до смерти Кэролайн купила в «Еще одной штучке» маленькую старинную шкатулку. Насколько это важно? Кто знает. Просто еще один фрагмент изощренной головоломки, еще один факт – в добавление к остальным.

Удастся ли когда-нибудь сложить все это вместе и увидеть таинственную картину в целом?

В пятницу Джоанна познакомилась с Кейном Барлоу.

После ленча, который она заказала в номер, ей захотелось отыскать местечко потише и подставить разгоряченный лоб морскому ветру, чтобы в мыслях появилась какая-то ясность. Но, удобно устроившись с газетой на прохладной веранде, она поймала себя на том, что не в силах сосредоточиться на новостях дня – почему-то здесь новости дня казались неважными, во всяком случае, в этот день.

Внутреннее беспокойство согнало ее с веранды. Было около четырех часов дня, до темноты оставалось больше двух часов – заблудиться она не боялась. Она направилась к обрыву и повернула на север, твердо решив не приближаться к дому Маккенна. Пока. Пока не разобралась в новых подробностях жизни Кэролайн.

Между скалами и городом оставалось некоторое пространство, застроенное просторными коттеджами, причем, несомненно, по индивидуальным проектам, что создавало впечатление разнообразия и оригинальности. Большинство домиков было в частном владении горожан; впрочем, ей сказали, что гулять там разрешается.

Джоанна пошла по узкой тропе, вьющейся вдоль неровной линии берега на безопасном расстоянии от обрыва. Миновав несколько коттеджей, она уже хотела повернуть назад, к «Гостинице», когда вдруг увидела за деревьями еще один – и рядом его хозяина.

Человек стоял к ней спиной, и внимание его было полностью приковано к картине на мольберте.

Не особенно задумываясь о том, стоит ли так поступать, Джоанна направилась к нему со словами:

– А я думала, вы не пишете морских пейзажей.

Он резко обернулся – блестящие зеленые глаза расширились, остановившись на ее лице. Он был красивый мужчина – высокий, хорошо сложенный; рыжие волосы аккуратно подстрижены – даже слишком аккуратно для художника.

– Черт! – воскликнул он приятным низким голосом.

– Прошу прощения, я не хотела вас напугать, – сказала она. – Меня зовут…

– Джоанна Флинн, – уверенно закончил он. Она обреченно вздохнула.

– Мне уже не нужно и представляться. – И, взглянув на него, не удержавшись, заявила:

– А вы, конечно, Кейн Барлоу, местный художник.

Чувство юмора у него, по крайней мере, было; улыбаясь одними глазами, он вежливо ответил:

– Именно так, мисс Флинн.

– О, зовите меня просто Джоанной. Как все остальные.

– Хорошо, но тогда я Кейн. – Не сводя глаз с ее лица, он недоверчиво покачал головой. – Простите, что я вас так рассматриваю, но для художника это и в самом деле… даже не знаю, как сказать… мы ведь видим все не совсем так, как другие.

– Для меня это тоже не так, как для других, – сказала она. – Оказаться столь похожей на другого человека и само по себе странно, но когда тебя окружают люди, которые знали именно этого другого человека… опыт, скажу я вам, уникальный.

– Представляю себе.

Она посмотрела на его картину.

– Я помешала вам? Ухожу!

Кейн покачал головой.

– На сегодня я закончил. Уже темнеет.

– Мне говорили, что вы не пишете пейзажей, – повторила Джоанна свою первую реплику, на всякий случай убедившись в том, что перед ней действительно пейзаж. Написан он был красочно и живо. В отличие от других известных ей морских пейзажей на этом волны океана, бьющиеся о скалы, были не темные – серые или синие, а выполненные сочными мазками, неожиданно останавливали взгляд яркими, теплыми тонами.

– Действительно, почти не пишу, – сказал Кейн. – Море не слишком меня вдохновляет.

– Если вы так работаете при отсутствии вдохновения, то я хотела бы увидеть то, что вы делаете, когда оно вас посещает.

– Вы разбираетесь в искусстве? – сухо поинтересовался он, как бы следуя осточертевшей традиции.

Она засмеялась.

– Не волнуйтесь, я не буду бесить вас банальностями типа «в искусстве я не разбираюсь, но отлично знаю, что мне нравится и что не нравится».

– Что ж, для большей части человечества это достаточно честное заявление.

– Я, пожалуй, тоже отношусь к этой части, но оставим пустые разговоры. – Она снова посмотрела на мольберт. – Просто… я чувствую все это. И так же было с той вашей картиной, что висит в магазине плетенья. Словно эти живые краски вот-вот разорвут рамки холста и заполнят собою мир.

– Я рад, что вам нравится, Джоанна. – Слушая ее, он не спеша вытирал кисточки.

Услышав в его голосе холодноватую сдержанность, она подумала, что, вполне возможно, ему неприятно, когда при нем говорят о его работах. То немногое, что ей удалось прочесть, свидетельствовало, что Кейн Барлоу был одним из тех немногих редкостно одаренных художников, которые пишут картины, чтобы унять снедающую их жажду творчества; ему не было дела до коммерческого успеха – лишь бы хватало на жизнь. А еще о нем писали, что художественные критики уважают его за то, что он прислушивается к их мнению.

Так что, с другой стороны, может быть, ему интересно и еще чье-то мнение.

Джоанна перевела взгляд с картины на Кейна, напомнив себе, что именно его работу видела во сне, который, собственно, и привел ее в этот город. Так какое отношение этот человек имеет к Кэролайн?

– Почему вы так на меня смотрите? – прервал он ее размышления.

– Простите. Мне вдруг пришло в голову… На той картине, ну, что в магазине плетенья… девочка – это Риген?

– Вы ее знаете?

– Я встретила ее позавчера, и это было потрясением для нас обеих. Так это она?

– Она не позировала мне, – ответил Кейн. – Но однажды я увидел ее на поляне, она собирала цветы для мамы, и это подсказало мне идею картины.

– Наверное, вы хорошо знали Кэролайн.

– Ее все знали. Наверняка вы уже успели убедиться в этом. – Неторопливыми, методичными движениями он стал собирать кисти и складывать их в ящик. – Во-первых, городок маленький, а кроме того, семья Кэролайн – в числе его основателей. А здесь такие вещи имеют значение. Джоанна, соглашаясь, кивнула.

– У меня тоже сложилось такое впечатление. Но что интересно, многие говорят, что не знали ее по-настоящему. Она действительно была настолько замкнутой и застенчивой?

– Застенчивой? Нет. Я бы сказал, скорее скованной. Она вышла замуж сразу после окончания школы, и у нее было не слишком много возможностей для самовыражения – кроме как в области воспитания Риген.

Джоанна была более чем изумлена – и его словами, и явственно прозвучавшей в них сердитой ноткой. Что это? Следствие просто благожелательного интереса к женщине, которая была ему симпатична, или Кейн Барлоу был с Кэролайн Маккенна в гораздо более близких отношениях, чем полагали клиффсайдские сплетники?

Но она не успела сформулировать свой следующий вопрос – по тропе от гостиницы спускалась Амбер Уэйд, в своих всегдашних очень коротких шортиках и в туфлях на высоких каблуках. Каблуки были так высоки, что ее походка производила впечатление несколько нетвердой, хотя сама она наверняка рассчитывала на эффект кокетливого покачивания.

– О, – сказала она, обратив к Кейну сияющую улыбку, попутно бросив на Джоанну взгляд, раздосадованный и недобрый. – Я думала, вы один, Кейн.

– Ко мне зашла Джоанна. Вы знакомы?

– Формально нет, – ответила Джоанна. – Но мы обе живем в «Гостинице». Привет, Амбер.

– Привет. Я встречала вас в отеле. – Амбер посмотрела на картину. – О, какая прелесть!

– Спасибо, – еле заметно улыбнувшись, сказал Кейн.

– Я хочу, чтобы вы написали мой портрет. О Кейн, непременно напишите!

Джоанне пришло в голову, что Амбер так часто говорит «О» потому, что при произнесении этой гласной губы складываются также, как для поцелуя. И еще она подумала, что эта юная леди обложила Кейна, как лесной пожар.

– Я никогда не пишу портреты людей в возрасте от тринадцати до двадцати, – парировал Кейн. Амбер, казалось, пришла в замешательство.

– Почему?

– Переходный возраст. Человек меняется день ото дня; передать это на холсте – задача невыполнимая.

Амбер была слишком молода, чтобы не показать своих чувств, даже если это – разочарование и непонимание.

– О! Но…

– Милые дамы, позвольте, я провожу вас до отеля – уже темнеет. А мне нужно увидеться там с Холли, – прервал ее реплику Кейн.

Джоанна хотела было сказать, что не собирается пока возвращаться, а пройдет вдоль берега дальше, но короткий взгляд выразительных зеленых глаз Кейна не оставил никаких сомнений, что он просит о помощи. Радуясь в душе, что ее восемнадцать лет давно уже позади, Джоанна вежливо ответила, что ей будет приятно иметь такого попутчика.

– Подождите меня пять минут, я уберу все это.

– Помочь? – спросила Джоанна.

– Нет, спасибо, я справлюсь. – И он исчез в дверях коттеджа с картиной в одной руке и с этюдником в другой.

– Он и Холли – прекрасная пара, не правда ли? – Джоанна решила проверить, знает ли Амбер об их отношениях.

– Она ему не подходит, – вдруг выпалила та.

– Да? – вежливо удивилась Джоанна.

– Конечно. Она вечно занята, и… и она часто на него злится.

Джоанна не стала объяснять, что если Холли и злится, то, без сомнения, именно тогда, когда Амбер вьется вокруг Кейна и льнет к нему слишком откровенно. Вместо этого она просто сказала:

– Ну, в отношениях между мужчиной и женщиной невозможно что-либо понять со стороны.

– Я очень восприимчива, – немедленно заявила Амбер. – Я хорошо понимаю человеческую психологию.

Джоанна с трудом сохранила серьезное лицо.

– И вы считаете, что Кейну нужно… сменить подругу?

Амбер вдруг покраснела – Джоанна не могла сказать с уверенностью, то ли девушка искренне полагала, что ее пылкая любовь осталась тайной для всех, то ли, наоборот, она не ожидала от явно более опытной собеседницы такой вопиющей слепоты.

– Я бы вдохновляла и поддерживала его творчество!

На этот раз не расхохотаться было куда труднее. К счастью, из коттеджа вышел Кейн, избавив Джоанну от необходимости искать ответ. Они направились к отелю. Тропа была узковата для троих, но Амбер была полна решимости идти вплотную к Кейну, а поскольку он поддерживал разговор исключительно с Джоанной, ей пришлось идти с другой стороны, и тоже достаточно близко.

Ни разу не позволив себе ничего даже отдаленно напоминающего грубость или снисходительность, Кейн, тем не менее, тонко давал понять девушке, что орешек ей не по зубам, завязав с Джоанной оживленную беседу о текущем состоянии американской политики. Они разошлись во мнениях по некоторым вопросам, что привело к горячей дискуссии, и к тому моменту, когда все трое наконец добрались до отеля, лицо у Амбер было совершенно измученное и разочарованное.

– До свидания, Амбер. – Кейн простился вежливо, но с явным безразличием. – Джоанна, как вы можете говорить, что необходим новый законопроект…

– Пока, Амбер. Ну разумеется, необходим, Кейн. Штаты не могут договориться насчет него, потому что уже существуют миллионы разных законов, в которых легко запутаться. И без какой-то координации в этой области у нас будет еще больше этих смехотворных судебных процессов, что тянутся годами… – Джоанна оглянулась и сухо сказала:

– Она ушла.

Кейн вздохнул, впрочем, с некоторым облегчением.

– Мне и самому противно, но Холли утверждает, что в восемнадцать лет сердца легко разбиваются.

– Да, – согласилась Джоанна. – Но редко – вдребезги, и возрождаются, по-моему, столь же легко. Господи, какой она еще ребенок!

– Даже для своих восемнадцати лет, я бы сказал. Спасибо, Джоанна. Это дитя уже второй раз приходит ко мне. В первый раз я был в доме и просто не открыл дверь, когда она постучала.

Джоанна невольно улыбнулась.

– Рада была помочь. Вы не знаете, как долго она еще пробудет здесь?

– Неделю или около того. Летом здесь по крайней мере было бы еще несколько детишек ее возраста, но сейчас октябрь, она не знает, куда деваться от скуки, вот и результат…

– Да, я понимаю, художник – это такая романтическая фигура, – задушевным голосом закончила Джоанна.

– Вот оно, проклятье нашей профессии, – подыграл Кейн, устремив на нее печальный взор.

– Невыносимо тяжкое бремя, – с глубоким сочувствием согласилась она. – Пожалуй, я оставлю вас нести его в одиночку. Рада знакомству с вами, Кейн.

– Я тоже очень рад, Джоанна.

Помахав на прощание рукой, она пошла к лифту. Неудивительно, что и Холли и Амбер очарованы этим художником; он просто-таки источает обаяние. Но она так и не узнала, почему одна из его картин оказалась в ее сне и в каких отношениях он был с Кэролайн. Друг? Любовник?

Днем в субботу Гриффин увидел Джоанну в городском парке. Она сидела на скамейке, поставив одну ногу на громадную тыкву, а на коленях у нее мирно спал щенок кокер-спаниеля. Рядом на земле лежали холщовая сумка, бита, запачканный мячик и три бейсбольных рукавицы.

– Только не говорите мне, что вы и его тоже купили, – сказал Гриффин, садясь рядом с ней.

– Нет, меня оставили за ним присмотреть, – серьезно ответила Джоанна. – Дело в том, что Клиффсайдский бейсбольный клуб планировал на сегодня запуск воздушных змеев и выдалбливание тыкв, но вмешалась коммерческая акция. Мистер Вебстер приостановил деятельность клуба, предложив команде пять долларов за уборку своего двора, и предложение было принято. А поскольку Тревис слишком юн, чтобы принять участие, я вызвалась с ним посидеть.

Гриффин кивнул – по ее точному и исчерпывающему описанию он узнал компанию детей, обычно собиравшихся по субботам в этом парке.

– А тыква, значит, не выдолблена? – заметил он.

– Очевидно, они как раз собрались этим заняться, чтобы в Хеллоуин быть во всеоружии, но тут выяснилось, что ни у кого из них нет допуска к ножам: мамы не разрешают. И змея тоже ни у кого нет, отсюда нужда в пяти долларах.

– Ага. А как же вас-то во все это втянули?

– Я остановилась покормить птиц, и меня назначили судьей. Кстати, вы не обращали внимания на подачу Джесона Риордана? У мальчика очень неплохая рука.

– И у меня была бы, знай я Джесонова отца, – шутливо сказал он. – Подачу Джесона не оставят без внимания.

Она улыбалась, глядя на рыжеватого кокера и легонько поглаживая его длинные шелковистые уши.

– Мне нравится этот город, – сказала она не потому, что действительно так думала, а потому, что этого требовал момент.

– Не скучно вам здесь?

– Ну что вы! Я вам говорила, что и в большом городе веду очень спокойную жизнь. Это мне по душе.