Текст книги "Орган геноцида"

2

Нам велели не светить ID.

Мы с Уильямсом, подчиняясь приказу Пентагона, явились в штатском.

А то глупо при таком распоряжении надевать парадную форму, на которой красуются и именные таблички, и ордена, по которым можно вычислить личность. По сути, сказали приходить в повседневной одежде, но, как заметил Уильямс, жутко неловко встречаться с важным начальством без строгой формы. Когда тело плотно облегает мундир, а грудь украшают награды, о моде можно не думать. Потому что форма – это просто форма. В свою очередь, в личной одежде всегда сквозит твоя собственная система ценностей. Не хочется, по логике Уильямса, чтобы ее разглядывали чужие люди.

Мы летели в Вашингтон не военным, а обычным пассажирским самолетом. Похоже, о том, что нас вызвали на задание, не должны знать ни чужие, ни свои. Если предположить, что Джон Пол работает на организацию, то, возможно, он следит за разведкой и спецназом при помощи какой-то сети, и нельзя списывать со счетов вероятность, что речь пойдет о чем-то таком, что и своим толком знать не положено.

Так что мы прибыли в Вашингтон, прикидываясь обычными людьми. Сели в «Нэшнеле»[9]9
  Сокращённое название аэропорта «Рейган Нэшнл» в Вашингтоне.


[Закрыть] и, поскольку нам дали четкое указание не брать такси, зашли в метро и доехали до станции «Пентагон» вместе с офисными работниками и туристами.

Мне не в первый раз доводилось приезжать в Пентагон, но я всегда чувствовал себя неотесанным деревенщиной и смущался.

По пассажирам, выходящем на станции, сложно судить, кто из них просто зевака, а кто – федеральный сотрудник. Благодаря биометрии роль одежды в распознании социальной позиции человека отчасти размылась.

Вот и моя личность закодирована не в одежде или обуви, а на надежном сервере инфосека.

Федеральные служащие и военные, которые здесь работают, тоже частенько одеваются в небрежный кэжуал. А вот если говорить о простых зеваках, то в моду вошел так называемый пентагонский стиль, и бешеной популярностью пользовалась пародия на военных чиновников прошлого века – той поры, когда два мира ощетинились друг на друга ядерными боеголовками. Поэтому гражданские одевались в лаконичные (на вид) костюмы, и отличить, кто из них турист, а кто на самом деле приехал на работу, невозможно.

Мы шли своей дорогой, лавируя между людьми в форме, гражданскими и птиценогами. Птиценогие носильщики бодро сновали по территории комплекса, и казалось, что ходят не механизмы, а половинки людей, притом нижние, и они наводили на меня жуть. Роботы, движимые силой искусственных мышц, особенно распространились в последние годы, наводнив большие офисы. Пентагон же – не просто «большой»: у него территория в три раза больше, чем у Эмпайр-стейт-билдинг. Хотя благодаря пятиугольной форме перемещения занимали не так уж и много времени. Единственная проволочка – нам приказали зайти в конференц-зал через несколько рамок безопасности. На каждой мы прикладывали к сканеру ладони, и каждый раз нам просвечивали вены пальца, проверяли отпечатки, сопоставляли с базой уши, глаза и нос.

В той зоне, где сконцентрировались почти все залы совещаний, большинство помещений постоянно находились в работе, и на них висели разнообразнейшие таблички. Например: «Комитет по освобождению Ливии», «Комитет обеспечения безопасности Восточной Европы», «Совещание по вопросам подготовки этического решения Суданского вопроса», «Антитеррористическая информационная сводка».

Проблемы со всех уголков планеты обсуждаются и решаются тут, в залах Пентагона.

«Освобождение» какой-то страны в сознании обывателя – это вмешательство во внутриполитические дела чужого государства и неслыханная наглость. Однако в Пентагоне понятиями дипломатической морали не оперируют и не оперировали никогда, поэтому вопросы иных государств обсуждалась как нечто само собой разумеющееся.

Лишь на одной двери висело незамысловатое: «Не входить».

– Вот мы и пришли, – кивнул Уильямс, обернулся на остальные двери и добавил: – «Не входить»… По сравнению с остальными, тема, конечно, сюрреалистичная.

– Решать мировые вопросы, к которым запрещено подступаться остальным, – обязанность гегемона, – заметил на это я.

Приятель кивнул:

– Прямо Кафкой повеяло, не считаешь?

– Ты хоть читал Кафку? – со скепсисом уточнил я.

Уильямс пожал плечами:

– Нет, но к слову пришлось.

Он постучался, и какой-то мужчина из комнаты крикнул:

– Пальцы приложите. Окошечко сбоку.

Желто-зеленый сканер оказался размером с костяшку домино. Когда наши данные считались, замок щелкнул, и дверь подалась внутрь.

В темноте сотрудники и сотрудницы смотрели порнографию.

То есть так мне показалось, когда я только шагнул в помещение. На стене-экране показывали какого-то чернокожего мужчину в бондаже, и его пристально разглядывали все присутствующие – мужчины и женщины весьма зрелого возраста. Хотя, когда вошли мы, все разом обернулись на нас. Среди выступающих из темноты лиц я узнал нашего начальника из отряда спецрасследований i, полковника Рокуэлла.

– А, это парни из секции G, – представил нас босс и указал на свободные кресла. Остальные сотрудники за столом тоже больше соответствовали по возрасту именно ему, а как сюда затесались мы – неясно.

Один из присутствующих встал и представился первым заместителем начальника РУМО[10]10
  Разведывательное управление министерства обороны США.


[Закрыть]. Простым языком, он из высшего эшелона, а значит – тут собрались самые важные птицы. Заместители глав ЦРУ, АНБ и других информационных структур, несколько членов главенствующих разведывательно-наблюдательных агентств. Честно говоря, когда такое сборище запирается в темной комнате посмотреть видео с участием запакованного в смирительную рубашку чернокожего, сами собой напрашиваются какие-то нездоровые мысли.

– Эти кадры сняты неделю назад, – начал объяснять заместитель главы разведки. – Свежайшие успехи Четвертой миротворческой операции ООН в Сомали. Этого человека мы в октябре прошлого года назначили целью первого порядка в связи с резней на Черном море.

– Так его арестовали? – несколько удивился я. Это где видано, чтобы современные американские охотники за головами не убивали, а ловили целей?

– Да. Там особые обстоятельства, – ответил наш босс.

Замглавы РУМО тоже кивнул:

– Его поймала миссис Эрика Сейлз – она присутствует здесь.

Женщина, сидевшая сбоку от говорящего, сдержанно кивнула. Тут уж изумился Уильямс:

– Вы же не военная?

– В узком смысле слова, если понимать под военными тех, кто принадлежит к государственной насильственной структуре, представленной на разных этапах существования человечества очень тонкой прослойкой, то нет. – Женщина встала и пересела на то место, что ей уступил замглавы РУМО. На вид – гражданская одежда, тот самый пентагонский стиль, последний писк моды. – Я глава Третьего отдела планирования «Юджин и Круппс».

Я про себя порадовался, как удачно выбрал слово «арестовали». Мог ведь спросить: «Как это его не убили?» – но перед гражданскими так откровенно высказываться опасно. По крайней мере на бумаге власти Штатов иностранных граждан не убивают.

– Четвертую миротворческую операцию с самого начала планировали отдать на аутсорсинг, – дополнил замглавы РУМО слова миссис Сейлз. – Почти все силы на месте состоят из гражданских. Не только Красный Крест и охрана неправительственных организаций ООН, занятых разоружением страны. Контролировать военную операцию по регулированию отношений и тотальному подавлению местных вооруженных сил поставлены ЧВК, а отряд миссис Сейлз – в первую очередь.

«Военная операция».

Таинственное словосочетание. Людей определенного толка от него, наверное, даже передернет… Всяких там миротворцев, либералов. Мне почувствовалось, что в нем заложена какая-то особая будущность, и в крови разлилось безрассудное возбуждение. Я всегда чрезмерно бурно реагирую на необычные словосочетания.

Слушая замглавы РУМО, я думал, что как пиццерии готовят пиццу, а службы дезинсекции морят тараканов, так и война – это не битва народа за свое самоопределение, не мученическая жертва богам, а простое ремесло. Как и любому ремеслу, военному свойственно рассчитывать бюджет, планировать стратегию действий, исполнять заказы. Из государственной монополии на насилие войско превратилось в сдельную организацию.

Словосочетание «военная операция» будто высмеивает солдат, проливающих на войне свою кровь, в том числе и меня. Забавное у него значение: операция по проведению войны. Как будто война – это обычная работа. Обычное задание, которое можно спланировать и проконтролировать.

Вводить подобные эвфемизмы придумали в аналитических центрах времен холодной войны. Такие по-своему бессердечные иносказания совершенно необходимы, когда речь идет об уничтожении мира ядерным оружием. Герман Кан из Гудзонского института анализировал возможность термоядерной войны и определил ее в своем отчете как следующую цепочку слов: «размышления о немыслимом». Он это, впрочем, у Витгенштейна подсмотрел.

Книга, которая нужна, чтобы думать о мегасмерти.

Искусством слов мы раскладываем Апокалипсис из Священного Писания на тактические и стратегические составляющие. Дело привычное: на изнанке бюрократических канцеляризмов мы больше не видим осиротевших детей и изрешеченные трупы.

– Заготовка и поставка провизии, повара, которые готовят в местных столовых, прачечная для сотрудников, строительство здания новой администрации региона, а также лагеря для ресоциализации бывших партизан, организация и охрана тюрем для военных преступников. Раньше к театру действий приходилось выезжать нам, организовывать генеральный штаб, созывать военных инженеров – а теперь все эти задачи и вообще всю миротворческую операцию удалось перепоручить ЧВК и неправительственным организациям, одобренным ООН, – объяснил замглавы РУМО и бросил быстрый взгляд на миссис Сейлз.

Та подхватила:

– Включая военных, всего три человека в составе Четвертой миротворческой операции ООН в Сомали получают зарплату от американского правительства. Они там нужны, чтобы авторизовать наши решения и согласовывать действия. «Юджин и Круппс» принимает заказы от американского, британского, немецкого, французского, турецкого и японского правительств. Сотрудничает с Красным Крестом, прочими неправительственными организациями и другими нашими коллегами, например, с «Халлибертон», которые занимаются военной логистикой, и все вместе мы работаем над возвращением мира в Сомали. – Тут Эрика Сейлз улыбнулась по-деловому. – К слову сказать, среди наших сотрудников много бывших спецназовцев. И в прошлом году мы тоже открыли направление разработки спецопераций – должна сказать, его услуги пользуются немалым спросом.

– Миссис Сейлз имеет в виду таких же змеежоров, как мы, – усмехнулся полковник Рокуэлл. Ему наверняка не по нутру упускать сотрудников, которые уходят в ЧВК, но он ни за что не покажет этого в присутствии гостей.

Я мельком взглянул в глаза Эрике Сейлз, но не понял, уловила ли она самоиронию, заключенную в специфическом словечке «змеежор».

– В конце сентября «Юджин и Круппс» получили некие сведения и представили американскому правительству проект по поимке цели первого порядка Ахмеда Хассана Салада. Нашему информационному отделу удалось установить контакт с военной группировкой в Сомали, притом осведомитель – достаточно высокопоставленная личность. Мы убедились, что проект осуществим, и сообщили об этом высшему звену министерства обороны.

Миссис Сейлз, как и полагается представительнице столь процветающего бизнеса, говорила складно, но я чувствовал под ее словами еще один слой реальности, некий параллельный мир.

Я видел алую краску, которая брызнула на стену, когда я перерезал горло бывшему бригадному генералу.

Мужчин и женщин, которых сбрасывали в горящую яму после расстрела.

Труп девочки с багряным соцветием на затылке.

И с этими образами переплелись «проект», «презентация» – то есть слова, на первый взгляд ужасно неподходящие для описания войны. Они отрицали мои яркие образы и рисовали реальность, в которой на войне никто не гибнет, никого не убивают. Просто бизнес. Стиль, в котором описывают простую гражданскую работу.

От подобного выбора слов о явлении, наполненном смертью и насилием, я проникся изумлением, восхищением, чувством новизны.

– Подкомитет по вопросам годового оборонного бюджета обратился к Пентагону, а тот, в свою очередь, проконсультировался с Командованием специальных операций, – объяснил замглавы РУМО.

Наш босс тоже кивнул:

– Увидев материалы презентации, мы согласились, что бюджет вполне приемлемый. Хоть и обидно это признавать.

– После утверждения предварительного бюджета мы сформировали отряд и выполнили задание. Обошлось без жертв и неучтенных неожиданностей. Осмелюсь сказать, что все прошло почти как по маслу.

Я снова перевел взгляд на мужчину на экране. В верхней левой части изображения рядом со значком паузы отображался временной маркер и координаты камеры. В простой допросной белели неприветливые стены, а наш господин Ахмед сидел в самом центре на единственном стульчике. Похоже, на записи его только-только схватили.

Мужчина совершенно очевидно боялся.

– Он в самом деле ключевое лицо вооруженных сил в Сомали? – Уильямс ткнул пальцем в экран. – Куда чаще эти обезьяны вопят о несправедливом аресте и империалистическом насилии, а не сидят и трясутся от страха.

– Ахмед Салад в свое время учился в Оксфорде. Он знает, что в передовых капиталистических государствах пленников не пытают и не расчленяют.

– Что же этот Ахмедик тогда так потеет?

– Так вы посмотрите, что будет дальше, – бросил замглавы РУМО.

Время в углу экрана возобновило свой ход: видео продолжилось. Поскольку на экране неподвижно сидел только один человек, то иначе определить, не стоит ли видео на паузе, не получалось. Из-за кадра кто-то обратился к Ахмеду на английском.

Допрашивающий: Мы захватили вас по поручению Соединенных Штатов Америки. В соответствии с договором мы собираемся полностью придерживаться норм, предписанных Женевской конвенцией. До тех пор, пока мы не передадим вас американской стороне, если только вы не будете сопротивляться, вам не будет причинено никакого вреда.

Ахмед: Вы его уже причинили.

Д.: В рамках приказа, отданного клиентом, Соединенными Штатами Америки. Приказ подчинен резолюции ООН № 560097 о рекомендации прекращения вооруженных конфликтов в Сомали. Предпринятые меры полностью согласованы с нормами международного права.

А.: Правомерное вмешательство? Не знаю, кто дает право на одобрение насилия.

Д.: Полагаю, тут вопрос признания большинством населения.

А.: Наши действия тоже одобрило большинство граждан. Мы сделали то, чего хотели все.

– Ого, как огрызается, хотя сам дрожит как осиновый лист. – Уильямс явно успокоился. – Тогда все в порядке, он такой же, как все эти фанатики. Сумасшедший, который возомнил себя светочем справедливости.

– Ну разумеется, – кивнул замглавы РУМО, пожимая плечами. – Но самый проблемный эпизод будет дальше.

Д.: Народу иногда свойственно ошибаться. Помните? Гитлер пришел к власти через легитимные выборы.

А.: Это значит, что и мировая общественность тоже может вынести неправильное суждение.

Д.: Вы убили множество сограждан.

А.: Нам не оставили выбора.

Д.: Я не верю, что вы только за последние полгода нашли столько преступников, заслуживающих смертной казни. Разве человек способен так легко убивать друзей, с которыми еще вчера смеялся и мирно проводил время?

А.: Однако так все и есть…

Д.: Как это вышло?

А.: В самом деле – как? Вы же знаете, почему нам оставалось только убить их.

Д.: Но ведь еще год назад вам ничего подобного даже в голову не приходило.

А.: Да… Боюсь, что так.

Д.: Полгода. Не слишком ли короткий срок, чтобы сформировать идею массовых убийств у такого количества людей? У одного – еще понимаю. Но ведь вы тут же нашли множество единомышленников.

А.: Значит, мы только доказали, что это возможно…

На этом видео заканчивалось.

– Считается, что жертвами резни на Черном море пало сорок шесть тысяч человек, – усмехнулась Эрика Сейлз. – Тут важно не забывать, что еще год назад наш Ахмед служил в Сомали посланцем мира. И до того в стране сохранялся удивительный порядок. Казалось даже, что над гражданскими войнами, которые продолжались до конца нулевых, наконец-то опустился занавес.

– Вторжение внешних войск? – спросил я.

Стыдно признаться, но про Сомали я до недавних новостей ничего и не знал. Слишком много времени уходило на работу, пиццу и бесплатное превью «Рядового Райана», так что все, что не касалось наших миссий, я узнавал либо по CNN, либо из фильмов по мотивам новостей.

– Нет, жители Сомали сами справились. Их трагедия началась еще в семидесятые, в девяностые эскалировала, и мировая общественность попыталась вмешаться в этот кошмар, но после Войны в заливе ваши предшественники из спецназа здорово опростоволосились при наступлении. Трупы членов той операции протащили перед камерами по всему Могадишо. Президент Клинтон увидел трансляцию и решил отступить из проблемного африканского региона. Есть даже мнение, что эти события подстегнули события одиннадцатого сентября и усилили «Аль-Каиду», но на фоне Афгана и Ирака об этом все забыли. Про Сомали до недавних пор вообще никто не вспоминал, и все тщательно отводили глаза от его печального положения.

Получается, регион выпал из фокуса внимания общественности. Даже если вещать о нем на морских просторах всемирной сети, там слишком сильное волнение, и воплей утопающих никто не услышит. Никто не придет на помощь. Умерло несколько государств – а никто на их смерть даже не взглянул.

– Правда, в начале десятых Сомали встал на путь возрождения культуры, – заметил наш начальник настолько неожиданно, что я даже вздрогнул. Полковник смущенно улыбнулся. – Я был в Могадишо в 93-м. В составе «Дельты». Услышал о сбитых «Блэк Хоуках» по рации на Бакарском рынке. Я один из тех самых «опростоволосившихся».

– Простите, не хотела обидеть, – кивнула ему Эрика Сейлз. Босс только махнул рукой:

– Не извиняйтесь, мы правда провалили задание. Только не с военной, а с дипломатической точки зрения. С тех пор я очень заинтересовался ситуацией в Сомали и пристально за ней следил. Хотя часто мне оставалось разве что жертвовать деньги на правое дело. Насколько мне известно, с начала десятых граждане Сомали изымали из обращения автоматы Калашникова и ракеты, восстанавливали полицейские участки и школы, строили суды и здания администрации – словом, как могли вытягивали себя из хаоса, полностью противореча идее Гоббса о войне всех против всех. И все это развивалось вокруг одного неприметного, но очень страстного человека.

– Как раз Ахмеда Хасана Салада.

Я даже тут не удивился. Немного загрустил, но в целом остался равнодушен. Мужчины, которые сражаются во имя детей, женщин, бедных, голодных и вообще всех слабых, дорвавшись до власти, частенько превращаются в тех еще диктаторов. Сложно удивляться и сокрушаться столь нередкому исходу.

– Путь, конечно, оказался нелегким, но группа Ахмеда действительно принесла мир в Сомали. Пусть народ жил бедно и голодал, но какое-то время мы верили, что жители страны хорошо понимают: им есть что терять. Дети ходили в школу, учились читать и писать. По городам больше не ездили машины с пулеметами. Жители спали спокойно. Оставалось только победить бедность.

– А что в Сомали с ресурсами? – полюбопытствовал Уильямс.

Эрика Сейлз покачала головой:

– Их почти нет. Или по крайней мере не обнаружены. Во всяком случае, когда в конце прошлого века проводили разведку, не нашли ни нефти, ни минералов, ни полезных ископаемых.

– Бесполезная страна, в общем.

– Нет, там же есть люди, – пожала плечами миссис Сейлз. – У кого есть людские ресурсы, может продавать труд. По программе Целей развития тысячелетия перестроили уже несколько таких же стран – небогатых ресурсами, неподходящих для земледелия. Пока существует Африка и ее уникальные пейзажи, открыты пути для привлечения туристов. Проблема в том…

– …что никто не хочет инвестировать в государство, поглощенное гражданской войной, да и туристы туда не стремятся, – закончил Уильямс за миссис Сейлз.

– Именно так, – кивнула та и подняла взгляд на замглавы РУМО.

Он кивнул и поднялся со своего места:

– Благодарю за доклад, миссис Сейлз. А теперь разрешите перейти к конфиденциальным делам.

– Слушаюсь. До свидания, господа, – откланялась представительница со стороны ЧВК и покинула конференц-зал. Все присутствующие проводили глазами женщину в костюме пентагонского стиля и дождались, когда за ней закрылась дверь.

– Теперь позвольте объяснить, что произошло, с нашей точки зрения, – снова взял слово замглавы РУМО и так театрально прочистил горло, что я не удержался от смешка. – В Сомали, может, и сдали ружья, зажили чистой, справедливой и дружной жизнью, но вот нищета достигла невиданного размаха. Им не оставалось ничего иного, кроме как менять в глазах мировой общественности тот негативный образ, который остался о стране после гражданских войн. Доказать всем, что в Сомали стоит вкладывать инвестиции, что там живут цивилизованные, образованные и работящие люди, а приехавшим полюбоваться местными красотами туристам ничего не грозит. Всего год назад ровно так дела и обстояли. Однако мало соответствовать заявленным стандартам. Нужно, чтобы о том, какие они замечательные, узнал весь мир.

– Пиар-агентство? – спросил я. Замглавы кивнул:

– Да. Имидж страны сильно зависит от пиара. Ахмед изучал в Оксфорде международную политику, поэтому на примере Боснии и Герцеговины он прекрасно понимал, как важен медийный облик страны.

Надежда – это мощная боевая единица, и поклясться ей в верности очень просто. А привести в движение – очень сложно. В какой-то книжке писали, что всякие там надежды вступают в бой, только если о них узнает американский народ. Надо расшевелить не только политиков в Вашингтоне, а еще журналистов в сети и лоббистов. И тут вступают в дело пиар-агентства государственного уровня.

В Вашингтоне созываются пресс-конференции. По всем каналам начинают мелькать лица министров. Устраиваются встречи с виднейшими лицами государства, обращается всеобщее внимание на проблемы бедности, и одновременно журналистам заказываются статьи. Тогда и только тогда (может быть) зашевелится махина «надежды».

– Короче говоря, планета должна была узнать о положении дел в Сомали. «У нас закончилась война, мы прогрессивное, только немного бедное государство». И Ахмед нанял бывшего специалиста-пиарщика в качестве консультанта по вопросам популяризации культуры.

Я уже понял, к чему все идет.

– Дайте угадаю: Джона Пола?

Все, включая Уильямса, уставились на меня. Я не хотел привлекать столько внимания, но, кажется, поразил присутствующих догадливостью.

– Да. Шеперд правильно догадался, какую роль сыграл Джон Пол в Сомали.

Представьте себе преступление, в котором «убийца» – это олицетворенное государство.

Вот приезжает репортер и берет интервью у соседки, а та и отвечает: «Он был такой добрый и серьезный человек, всегда доносил мусор до мусорки, никогда бы не подумала, что он на такое способен!»

В общем, что-то такое. Я кивнул в знак согласия со словами замглавы РУМО.

– Видимо, так ситуация и переломилась. По всей стране разом вспыхнули беспорядки. Началась война всех против всех, в точном соответствии с идеями Гоббса. Беспорядки… Страна разделилась на убийц и жертв. Пока наконец…

– …на песчаные пляжи Черного моря не выбросило, будто сбившихся с курса дельфинов, бесчисленное множество сомалийских трупов? – закончил фразу Уильямс. Зал погрузился в тягостное молчание.

Джон Пол.

Стало еще очевиднее, что он не просто турист, ошивающийся по горячим точкам. Те, кто разрабатывал и одобрял приказ о его убийстве, знали об этом с самого начала, но нам, исполнителям, ничего не рассказывали… О том, что мужчина, которого мы столько раз бесплодно пытались убить, разжигает по всему миру геноцид.

Куда бы он ни явился, страна почему-то погрязает в беспорядках.

Куда бы он ни явился, по какой-то причине обрывается множество невинных жизней.

– Все произошло за каких-то полгода, – продолжал замглавы РУМО. – Мирные страны, над которыми ослабили наблюдение, к счастью, отреагировали на резню. Мнения масс сформированы, президентские выборы проходят по запланированному сценарию. Однако американские отряды немедленного реагирования рассредоточены по разным регионам, подавляют гражданские беспорядки и террористическую угрозу, регулируют межэтнические конфликты. Поэтому мы и вынуждены в сложившейся ситуации с бумом военных диктатур наращивать аутсорсинг.

– У американской армии и так дел невпроворот. Это ненормально, что за последние годы число конфликтов умножилось многократно и так же поднялся уровень насилия, – заметил кто-то из заседающих. – Страны, которые даже после очень суровых испытаний выходили на путь восстановления, вдруг разом сваливаются в болото. В государствах без малейших признаков внутренней нестабильности внезапно вылезают на поверхность страшные конфликты. Ни один из наших прославленных мозговых центров не смог ответить на вопрос, что явилось причиной этих аномалий.

– Но вы на самом деле знали ответ? – предположил я. – Еще с тех пор, как в первый раз передали нам приказ на убийство Джона Пола.

Никто не ответил.

Я не шевелился, только переводил взгляд с одного лица на другое.

Люди за столом застыли с постными минами, ерзали еле заметно, как будто искали козла отпущения – мне невольно сделалось смешно. Открыть рот в такой ситуации по нормам Вашингтона – значило потенциально предложить себя в козлы отпущения.

Наконец многозначительную тишину в вашингтонском стиле нарушила женщина в синем костюме:

– Да. Мы неоднократно пытались ограничить свободу Джона Пола еще до того, как делегировали его убийство Командованию специальных операций.

– А «мы» – это, собственно, кто? – уточнил Уильямс, указывая на женщину. Та аж подпрыгнула от нахального тона, однако ни начальник, ни замглавы РУМО никак не одернули моего прямолинейного коллегу.

– ЦРУ. За рубежом – наш сад.

– Не ваш и даже не американский. Там дикие пустоши мира, на которых резвятся злые духи. Вот из-за такого отношения вы и лажаете постоянно. – Уильямс даже не возмущался: он говорил предельно спокойно. Ненавидел профанов.

Босс его осадил:

– Следите за выражениями.

– Прошу прощения. Впрочем, дамочке тоже стоило бы извиниться за грубость перед миром и перед нами, – не оробев, пожал плечами Уильямс. По-настоящему сражались за границей мы, а не ЦРУ, которые работали в области так называемых военизированных действий и только играли в войнушку. Неприятно, когда они называют мир «своим садом». Полагаю, именно это зацепило и Уильямса.

Замглавы РУМО вновь предоставил даме слово, и та, не изменившись в лице, продолжила:

– Вы совершенно правы. Мы несколько раз неудачно пытались схватить Джона Пола. Однако на том этапе еще никто не мог точно предсказать, что он будет разжигать геноцид в разных точках земного шара. Мы только предполагали, что он каким-то образом причастен к некоторым актам насилия, вспыхнувшим в конфликтных регионах. Только когда мир стремительно погряз в хаосе, мы наконец удостоверились из свежеполученных данных, что причиной всех ужасающих инцидентов является Джон Пол.

Сколько жизней поглотили спродюсированные Джоном Полом войны и геноциды, пока ЦРУ сидели сложа руки? Сколько погибло за два года, пока мы тщились его убить?

Какой-то один-единственный человек колесит по всему миру и льет кровь рекой. Вгрызается в самый центр вооруженных группировок, которые дирижируют гражданскими войнами в разных маленьких странах, шепчет что-то людям на ушко, и вдруг, как по волшебству, вырастает гора трупов.

Как такое вообще возможно?

Я припомнил бывшего бригадного генерала, самозванного «министра обороны», которого убил два года назад. Он все спрашивал: почему, почему, как с нашей страной такое сталось? Но не от раскаяния. Он искренне не понимал. Пусть бывший генерал сам устроил в стране резню, пусть прекрасно помнил о своих мотивах и целях, но все равно изумлялся, как же до такого дошло.

Похожее выражение я распознал и на лице того мужчины на видео, Ахмеда.

– Так в чем же основная повестка заседания? – спросил я у начальника.

Полковник, поправляя берет, обвел глазами присутствующих, как будто искал их одобрения, и наконец спокойным голосом начал:

– Убийство Джона Пола.

– Так раньше то же самое было! – нахмурился Уильямс. Он всем видом кричал: «Чего теперь-то изменилось?» – но я, в отличие от него, сразу догадался.

– Преследование?

– Да.

Преследование. Выследить и убить Джона Пола. До сих пор мы пользовались данными, которые предоставляла разведка, поэтому проникали в конфликтный регион вооруженными до зубов по последнему слову техники, самым простым составом и незамысловатым планом.

– Есть основания полагать, что Джон Пол затаился в Европе. За его исключением, у военной разведки непогрешимая статистика убийств. И вы, отряд G, из нас всех нахватали больше всех звезд.

– То есть вы поручаете нам притвориться шпионами?

– Выходит, так, – констатировала женщина из ЦРУ. – Очень обидно признавать, но у нас немного опыта в убийствах, и таким матерым персоналом мы тоже не располагаем. Конечно, убийство можно поручить местным радикальным группировкам, но задание в высшей степени секретное, и нам нужен результат. Раньше мы бы поручили миссию Зеленым беретам или «Дельте», но теперь ведущими экспертами в этой области считаетесь вы, отряд спецрасследований i под началом Командования специальных операций.

– Запомните: эта операция – превентивная, – вновь заговорил полковник, опять поворачиваясь к нам. – До этого разведка узнавала о присутствии Джона Пола в конфликтной зоне постфактум, после начала геноцида, и лишь тогда обращались к нам. Если позволите так выразиться, палец о палец не ударяли, пока не становилось слишком поздно. Мы, как полиция, выезжали на операцию только после совершения преступления. Однако это не значит, что его надо убрать при удобном случае. Даже если подвернется удобная возможность, когда обнаружите, не устранять. Сначала надо определить, где он готовит ростки нового геноцида.

– Вы причисляетесь к J2 и временно назначаетесь в разведывательный отдел при Объединенном комитете начальников штабов, – подхватил его слова замглавы РУМО.

Разведывательный отдел ОКНШ работал в том числе на Управление информации РУМО.

– Выходит, мы переходим под ваше начальство?

– Приписывают вас к J2, однако руководить вами будет военная разведка, а планирование осуществляться совместно с РУМО, так что мы сможем оказывать вам всестороннюю поддержку. Миссия чрезвычайной важности. От нас ожидают результата, – отчеканил полковник Рокуэлл, хлопнув меня по плечу. – Никто, кроме вас, не остановит новый геноцид. Пока мы тут с вами беседуем, Джон Пол, возможно, спихивает очередную страну в адскую бездну.