Текст книги "Невыносимый Логан"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Эшли проснулась от назойливого стука дождя в стекло.

Обычно плохая погода ее не беспокоила. Но сегодня – совсем иное дело! Сегодня она собиралась пообедать с Логаном Каллаханом, а потом показать ему Дом Сэндлера. Однако, если дождь продлится хотя бы час, пустырь на месте будущей строительной площадки превратится в месиво из раскисшей грязи, и до Дома Сэндлера они с Каллаханом просто не доберутся.

– До чего же мне всегда везет! – пробормотала Эшли, вылезла из-под одеяла устало побрела в ванную, от души надеясь, что реклама не солгала и ее новое мыло и вправду обладает «пробуждающим и бодрящим эффектом».

В эту ночь Эшли не выспалась. И как тут заснешь, когда, стоит сомкнуть веки, перед мысленным взором встают смеющиеся зеленые глаза Логана, его медленная, ленивая улыбка!

Как ни пытайся утаить правду, от самой себя не скроешься: ни чили, ни стейк, ни даже ванильное мороженое не способны отвлечь мысли от Логана Каллахана!

И что же, спрашивается, бедной девушке теперь делать?

Хорошо, пусть он и вправду красавчик. Мало ли на свете красавцев! Хотя... сказать по совести, немного. Или же все они где-то прячутся и не попадаются Эшли Доусон на глаза. За исключением тех, что снимаются в рекламе джинсов и дезодорантов.

Хорошо, пусть он писаный красавец. Но красивый – одно, а обаятельный – совсем другое!

Однако Логану Каллахану, черт бы его побрал, удается совмещать красоту с обаянием.

Он из тех людей, что словно светятся изнутри. Таким нет нужды привлекать к себе внимание: достаточно сверкнуть улыбкой – и глупые мотыльки сами ринутся на огонь. Такие, как он, редко с чем-то соглашаются, но спорить ухитряются так, что каждое их возражение звучит, как комплимент, каждый выпад – как признание в любви, так что, в конце концов, окончательно теряешь голову и забываешь, что вообще-то ты пытался втолковать им что-то важное.

Эшли умела справляться с капризными медиками. Умела несколькими словами успокаивать разбушевавшихся пациентов. Умела поддерживать мир и покой в учреждении, где работали двадцать женщин с двадцатью разными характерами, а это, можете поверить, совсем нелегко.

Но когда Логан Каллахан ей улыбался (как прошлым вечером на прощание), когда вздергивал темную шелковистую бровь (тоже, как прошлым вечером), язык у Эшли превращался во рту в бесформенный комок жвачки и, как она его ни понукала, не мог выговорить ничего сложнее «Пока, завтра увидимся».

Он проводил ее до машины, но так и не поцеловал. И теперь Эшли сама не знала, радоваться ей или злиться, что он оказался таким джентльменом. Одно, она знала точно: ей страшно хотелось схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть!

Иными словами, бессонная ночь так и не помогла Эшли разобраться в своих чувствах к Логану Каллахану. Чувствах, которые, строго говоря, даже противоречивыми назвать нельзя. Ибо, когда при одном взгляде красавца мужчины сердце у тебя замирает, а в животе начинает бить крыльями сотня крошечных бабочек, какая уж тут противоречивость! Все однозначно.

Завернувшись в огромное банное полотенце, Эшли вышла из душа и побрела к гардеробу. Здесь на вешалках красовались с полдюжины тщательно отглаженных белых брюк, в каких она обычно ходила на работу. Эшли перевела взгляд за окно, где хлестали по стеклу дождевые струи. Ну, уж нет! Только не сегодня! Деловой и стильный вид – это, конечно, важно... но не настолько.

Забыть белые брюки в сушилке – одно дело; но отказаться от привычной одежды только потому, что после работы собираешься куда-то с кем-то идти... Да будь он проклят, этот Логан Каллахан!

– Замечательно, Эшли, – сказала она себе вслух. – Проклинаешь его за то, что он предложил тебе взглянуть вместе на Дом Сэндлера. Посылаешь к чертям за то, что он обратил на тебя внимание и согласился выслушать. Интересно, в том, что дождь идет, тоже Логан виноват?

Поморщившись, она принялась натягивать джинсы.

– А когда люди услышат, что ты болтаешь сама с собой, и отправят тебя в уютный домик с войлоком на стенах и решетками на окнах, ты и в этом обвинишь Логана!

Зазвонил телефон, и Эшли мысленно поблагодарила судьбу за то, что избавлена от необходимости говорить сама с собой. Теперь ей придется вести беседу с мамой, или с Мэри, или с обеими сразу – в последнее время миссис Доусон полюбила «телефонные конференции».

– Конференция с мамой и сестренкой... о боже мой! Нашла, за что благодарить судьбу, Доусон! – проворчала она и, взяв трубку, нажала кнопку «Разговор». – Доброе утро. Вы позвонили прямиком в ад, страдающая душа у телефона. Чем могу служить?

– Хорошее начало, – раздался в трубке голос матери. Эшли вмиг ощутила себя трехлетней шалуньей, застигнутой на месте преступления. – Что, не с той ноги встала? Или твердо решила довести свою бедную старую мамочку до сердечного приступа?

Эшли рухнула на диван.

– Привет, мам. Я просто подумала, может, это Мэри.

– Значит, решила ребенка напугать до полусмерти? Очень мило. Ну, рассказывай. Как все прошло?

– Чудно, мамочка. Правда, два раза пришлось вызывать полицию, и ночь я провела в участке, а так все замечательно.

– Где-где провела ночь?! Эшли, перестань паясничать!

– А ты, мамочка, чего ожидала? Вчера, услыхав, что я иду на свидание, ты чуть с ума не сошла от ужаса. Подумать только – ужин! С посторонним мужчиной! Да он же наверняка маньяк! Страшный серый волк, только и ждет, как бы сожрать, твою маленькую глупенькую дочку!

– Ты права, и я позвонила, чтобы извиниться за свое вчерашнее поведение, – сухо ответила Линдсей Доусон. – Хотя теперь думаю: может, и не стоило?

Прижав трубку к уху плечом, Эшли направилась к гардеробу и принялась искать на нижней полке походные ботинки. Их она собиралась взять с собой: чтобы шлепать по раскисшей грязи, лучше обуви не найдешь.

– Ладно, рассказываю. Я ужинала с Логаном Каллаханом из «Каллахан и сын» – той самой строительной фирмы, компании или не знаю чего еще, что на будущей неделе собирается сносить Дом Сэндлера. Согласилась с ним поужинать, чтобы спросить в лицо, как у него на это совести хватает.

– Ты ему нагрубила?!

– Да нет, мамочка, мы вообще не ссорились. Он даже пригласил меня осмотреть Дом Сэндлера вместе – сегодня в обеденный перерыв. Надеюсь, увидев его своими глазами, он поймет, что этот дом не заслуживает такой участи!

– А он на что надеется?

Эшли задумчиво поджала губы.

– Хороший вопрос, мам. Не знаю, что ему нужно. Но буду держать тебя в курсе. Ты всегда даешь хорошие советы – ведь ты у меня самая мудрая мама на свете!

– Да нет, дочка, просто жизненного опыта у меня на двадцать с лишним лет больше, чем у тебя. – Линдсей Доусон рассмеялась звонким, чистым смехом, и Эшли невольно улыбнулась в ответ. – А теперь будь хорошей девочкой и беги на работу. Да и мне пора – сегодня с утра нам привезут новый товар, я должна к восьми быть в магазине и открыть дверь. Да, вот-вот к тебе заглянет Мэри – не удивляйся. Это она мою просьбу выполняет, бедная девочка. Пока, Эшли!

И действительно, в тот же миг в дверь позвонили. Эшли открыла: на пороге стояла ее сестра. С ее ярко-розового дождевика ручьями текла вода.

– Привет, – заговорила Мэри, вешая дождевик на старомодную деревянную вешалку, которую Эшли, влюбившись в нее с первого взгляда, купила по дешевке в комиссионном магазине. – Еще не завтракала? Я принесла пончики. Ты какие больше любишь, простые или с кремом?.. Какая жалость! Я тоже люблю с кремом! Давай пополам!

Эшли провела сестру на кухню, где – спасибо суперсовременной кофеварке со встроенным таймером – их уже дожидался горячий кофе.

Свой высокий рост Эшли унаследовала от отца. Мэри, рыжеволосая и кареглазая, как сестра, фигурой пошла в мать и была ниже Эшли на целую голову.

В свои двадцать два Мэри, в отличие от старшей сестры, была уже замужем. А все потому, что, если верить матери, Мэри и на свет-то родилась для того, чтобы вырасти, обзавестись семьей и составить счастье мужа и целого выводка ребятишек.

В руках у Мэри спорилась любая домашняя работа. Она шила, как портниха, выращивала рассаду, как садовник, непревзойденно жарила котлеты и божественно пекла пироги. Но никакие ее таланты не могли сравниться со способностями декоратора. От ее прикосновений самая унылая комнатушка мгновенно расцветала, превращаясь в милое, уютное, обжитое помещение. Трудно сказать, каким чудом удавалось ей преображать свое жилье с помощью какой-нибудь пары подушечек или фотографий в рамках, но любая комната, где поселялась Мэри, тут же получала отпечаток ее личности и приобретала какой-то особый аромат, который Эшли не умела ни определить, ни воспроизвести.

Короче говоря, живи Мэри двумя-тремя тысячелетиями раньше, ее обожествили бы под именем Богини Домашнего Очага. Домик в пригороде, садик, любимый муж – вот, что составляло все содержание ее жизни. В этом уютном мирке она была счастлива – пожалуй, счастливее всех, кого Эшли случалось встречать в жизни. Однако от матери Мэри унаследовала и способности к бизнесу: после замужества она продолжала работать в одном из «Линдсей интимейтс» – сети магазинов женского белья, основанной миссис Доусон.

Пока Эшли наполняла стаканы апельсиновым соком, Мэри налила себе и сестре по чашечке кофе. Затем взобралась на высокий табурет у стойки, подперла голову рукой и похлопала по соседнему табурету, приглашая сестру присаживаться.

– А теперь, сестричка, рассказывай. Я обещала через час явиться к маме с отчетом. И если ты меня хоть немножко любишь, то не отпустишь с пустыми руками. Сама знаешь – наша мама страшна в гневе.

– Она уже позвонила, – ответила Эшли, садясь за стойку, – и сообщила, что в твоих услугах нет необходимости. И еще извинилась за то, что лезет в мою личную жизнь. Догадываешься, что это значит?

– Еще бы не догадываться! – скорчила гримаску Мэри. – Если в течение недели ты не расплюешься с этим Логаном или не выйдешь за него замуж, мамочка возьмется за дело сама. Пол от знакомства с ней до сих пор не оправился, – а ведь мы уже четыре месяца женаты!

– Четыре месяца, две недели и сколько-то там дней, – уточнила Эшли, вспомнив вчерашний разговор с сестрой. – Но, в сущности, мне и рассказывать-то нечего. Все прошло нормально. Он меня выслушал. Даже предложил сегодня во время обеденного перерыва осмотреть Дом Сэндлера вместе. Право, на такое, я и надеяться не могла – особенно если вспомнить, что обращалась я с ним не слишком вежливо.

Откусив свою половинку, Мэри пододвинула пончик с кремом сестре.

– Нет-нет, Эш, ты совсем не о том рассказываешь! Для начала я хочу послушать, как он выглядит. Начни с макушки и не останавливайся, пока не дойдешь до пяток!

Эшли с удивлением осознала, что ее вдруг охватило жгучее желание заткнуть сестренке рот недоеденным пончиком и выставить ее за дверь.

– Как выглядит? Н-ну... хорошо выглядит. Даже очень. Густые темные волосы. Немного длиннее, чем нужно, но, если присмотреться получше, как раз то, что надо. Понимаешь, о чем я? Чудные зеленые глаза. Загорелое лицо. Высокие скулы. А когда улыбается, на щеках появляются такие невероятные ямочки!

Она задумалась, прикусив нижнюю губу.

– А улыбается он почти все время. Такой ленивой загадочной улыбкой, наводящей на мысли о прогулках по пляжу, долгих разговорах за полночь... – Тут Эшли сообразила, что болтает лишнее, и, оборвав себя, усердно вгрызлась в пончик.

– Бог ты мой! – воскликнула Мэри с полным ртом. – А мама-то у нас не промах! Он тебе нравится, верно?

Эшли со стуком поставила пустой стакан в раковину и включила воду.

– Мэри, родная, я так давно не была на свидании, что теперь мне и Годзилла покажется очаровашкой. Да и свидания-то никакого не было! И сегодняшняя наша встреча никакое не свидание. Мне кажется... может быть, он просто хочет меня... умаслить?

– Умаслить? Господи, Эшли, о чем ты? Зачем ему тебя умасливать?

Эшли пожала плечами, избегая взгляда сестры.

– Например, чтобы я не вздумала пристегнуться наручниками к бульдозеру, – предположила она, сама не веря собственным словам.

В глубине души Эшли не сомневалась, что Логан Каллахан к ней неравнодушен. И это пугало ее до полусмерти.

Ибо она – помоги ей Господь! – тоже явно неравнодушна к Логану Каллахану.

Дождь прекратился в одиннадцать, а в час дня, когда Эшли припарковала свой «фольксваген» на гравийной дороге, рядом с белым строительным вагончиком, о котором вчера говорил ей Логан, – уже ярко светило солнце.

Эшли достала с заднего сиденья туристские ботинки, сбросила белые кожаные мокасины и уже зашнуровывала второй ботинок, когда в стекло со стороны водителя постучали.

Она подняла глаза – и встретилась с неотразимой улыбкой Логана Каллахана. Как, интересно, ему удается сиять ярче солнышка в ясный весенний день?

Он жестом попросил ее отпереть дверь; Эшли открыла, и Логан наклонился, чтобы с ней поздороваться. От него исходил легкий аромат крема после бритья; и если есть на свете мужчины, которым еще больше, чем Логану, идут джинсы и ковбойские рубашки, то Эшли с такими феноменами пока не сталкивалась.

– И тебе привет, – ответила она, жестом показывая, чтобы он отступил назад и дал ей выйти. – Странно, что ты уже здесь, – неужели я опоздала?

– Будем считать, что я этого не слышал, – ухмыльнулся он. – Пошли, пересядем на грузовик. Здесь слишком грязно, чтобы ходить пешком, да и старую дорогу разметали, когда очищали место для фундамента.

– Слушаюсь, сэр! – отчеканила Эшли и тут же мысленно прикусила язык.

Почему, стоит ему открыть рот, она кидается в атаку? Что в нем такого, в этом человеке? Отчего при одном взгляде на него у нее включаются все сигналы тревоги и милая, сговорчивая, дружелюбная Эшли Доусон превращается, как сказала бы ее мамочка, в форменную занозу?

Логан помог ей взобраться на высокое сиденье грузовика-вездехода, затем обошел огромную машину и сел за руль.

– В одном ты ошиблась, Эшли, – заговорил он несколько секунд спустя, заведя мотор. – Крыша у него во вполне приличном состоянии. Знаешь, шиферные крыши вообще очень прочные. Вот окна – другое дело: все разбиты. Приятного мало, особенно в дождь или в снег.

–Так ты уже осмотрел дом? – с некоторым разочарованием в голосе поинтересовалась Эшли.

Она-то мечтала устроить Логану грандиозную экскурсию, похвастаться перед ним своими знаниями! Хотя, сказать по совести, сама Эшли в Доме Сэндлера не была еще ни разу. С тех пор, как старый мотель закрыли, вокруг него появились таблички со строгими предупреждениями: «Посторонним вход воспрещен!» Разумеется, городские хулиганы эти предупреждения ни во что не ставили, но Эшли и ее товарищи по «Историческому обществу» были добропорядочными гражданами и уважали закон.

– Да нет, просто заглянул внутрь. Видел камин. Ты права, на нем и в самом деле есть следы от пуль. Кстати, есть хочешь? Я захватил с собой корзинку для пикника – там, на заднем сиденье.

Эшли обернулась и действительно обнаружила позади себя плетеную корзинку.

– Право, не стоило, Каллахан, – сухо ответила она, злясь на себя за то, что с каждой минутой этот парень ей нравится все сильнее.

– Доусон, сейчас обеденный перерыв! – заметил он, ничуть не смущенный ее показной сухостью. – Что же нам делать, если не есть? О, какие милые ботиночки! Правильно сделала, что их надела. В гостиной на первом этаже гнездились по меньшей мере шесть поколений птиц. Я там немножко подмел, но до больничной стерильности, к какой ты привыкла, конечно, далеко.

– П-подмел?!

Господи, какой непредсказуемый человек! Эшли попыталась представить его с метлой в руках – ей не хватило воображения.

– Но зачем? Вы же сносите дом на следующей неделе!

Логан затормозил и откинулся на сиденье. Глаза у него блестели, и Эшли заподозрила, что он думает о... Впрочем, нет, не стоит спрашивать себя, о чем он думает. Слишком рискованно.

– Так вот какова твоя тактика, Эшли? Напоминать мне каждую минуту, что я вот-вот сотру с лица земли этот великолепный образчик колониальной архитектуры, или чем он там еще замечателен? Знаешь, возможно, я не лучший в мире психолог (лучший – это мой папаша), но даже мне ясно, что с таким подходом ты ничего не добьешься! Может, попробуешь что-нибудь более позитивное?

С этими словами он подхватил корзинку для пикника, толстое шерстяное одеяло, которое она раньше не приметила, и вышел. Не желая ждать, пока Логан поможет ей вылезти из машины, Эшли распахнула дверцу, спрыгнула на землю и – бац! – обеими ногами угодила по колено прямо в грязь.

Черт бы побрал, Логана Каллахана! Это он во всем виноват! Да-да, и в этом тоже!

Слава богу, ему хватило такта промолчать. А вот предательскую усмешку в зеленых глазах скрыть не удалось. Но Эшли сделала вид, что ничего особенного не случилось, – гордо вздернула подбородок и, притопывая ногами, чтобы стряхнуть налипшую грязь, двинулась следом за Логаном к парадному входу в Дом Сэндлера.

«Ни за что с ним больше не заговорю! – думала она, меряя взглядом покосившееся крыльцо. – Никогда! Разве, что в следующей жизни!»

– Крыльцо – это пристройка, – заметила она, обращаясь к собственным ботинкам. – Довольно поздняя и не отвечающая изначальному замыслу. Видишь окно веером над самой дверью? По мысли архитектора оно должно было сразу бросаться в глаза. Все внимание на дверь.

– Для колониальной архитектуры довольно странно, тебе не кажется?

– Сэндлеры были богатыми людьми с европейским вкусом, скорее джентльменами, чем фермерами, – объяснила Эшли, по-прежнему не поднимая глаз. – Постоянно они жили в Филадельфии, а сюда приезжали только летом. Остальное время Джон Сэндлер сдавал дом своему кузену, пока тот не погиб в стычке с индейцами. Тело его перевезли в Филадельфию и похоронили там. На местном кладбище покоятся всего один или два Сэндлера. Но наше общество установило месторасположение всех могил, проследило историю, составило родословное древо... э-э... а может, войдем?

Логан извлек из кармана ключ и отпер огромный замок на двери.

– Может, это и лишнее, учитывая, что два окна на первом этаже разбиты вдребезги, но сегодня утром, уходя, я запер дом.

Внутри стоял полумрак и промозглая сырость. Сквозь разбитые окна сильно сквозило. Скоро глаза Эшли привыкли к темноте. Она уверенно пересекла небольшой холл и свернула налево, туда, где когда-то находилась уютная гостиная.

Подумать только – наконец-то она в Доме Сэндлера! Касается стен, помнящих исторические события, быть может, даже тревожит обитающие в этих стенах привидения...

– А вот и камин! Какая вещь, правда, Каллахан? Смотри, какой огромный! В нем можно стоять в полный рост!

– Цельный дуб, – проговорил Логан, проводя рукой по каминной полке добрых пятнадцати футов в длину. – А вот и следы от пуль. Правда, только два – ты, кажется, надеялась на большее. А где же сами пули? Должно быть, кто-то их выковырял?

Эшли коснулась пальцем пулевого отверстия, но, вздрогнув, тут же убрала руку.

– Только представь себе: выглядываешь в окно и видишь, как индейцы скачут через поля. И знаешь: они пришли за тобой.

– А ты заметила, какие тут интересные ставни? – спросил Логан, подходя к окну. – Правда, от них мало что осталось... Смотри, на каждом окне по две пары. Внешние запираются снаружи, а внутренние – изнутри. А какие толстые стены – не меньше трех футов толщиной! Получается что-то вроде амбразуры...

Расширенными от восторга глазами Эшли смотрела, как Логан с помощью заржавелого рычага открывает двойные ставни, плотно утопленные в стену.

– Ух, ты! – Ничего более содержательного ей на ум не пришло. – А что это за щель посредине – бойница?

Логан кивнул, осторожно опуская ставни на место и отодвигая рычаг.

– Я спустился вниз, в винный погреб, и нашел там каменный желоб. Судя по тому, что мне удалось узнать, когда-то ручей протекал прямо под домом, так что его обитателям не было нужды ходить за водой. Сама понимаешь, как это удобно, когда дом в осаде. Потом, когда войны с индейцами остались позади, Сэндлеры, очевидно, отвели русло ручья и начали ходить за водой к колодцу. Не правда ли, странно: древним римлянам водопровод, встроенные туалеты и прочие удобства были знакомы, а наши недавние предки не только не понимали, что это такое, но и не чувствовали в этом нужды?

– Откуда ты все это знаешь?

Он улыбнулся знакомой ленивой улыбкой.

– Я ведь архитектор, если помнишь. Водопроводу, туалетам и прочим неаппетитным предметам у нас был посвящен целый семестр.

– Ну, теперь-то туалет в доме наверняка есть. Едва ли посетители мотеля соглашались бегать во двор, – заметила Эшли, выходя в холл.

Ей хотелось осмотреть остальные комнаты, а главное – держаться подальше от Логана и его опасного обаяния.

Она осмотрела столовую, достаточно просторную, чтобы разместить здесь обеденный стол персон на двадцать. Прошла через три смежные комнаты, назначение которых осталось для нее непонятным – должно быть, семейные гостиные или, быть может, покои хозяина. Все комнаты были пусты. Палые листья мягко шуршали под ногами. На темной дубовой обшивке стен кое-где темнели надписи, сделанные краской из баллончика. В углу одной из комнат Эшли заметила несколько пустых бутылок – остатки пиршества каких-то бродяг или хулиганов-подростков.

С каждым шагом на душе у Эшли становилось все тяжелее. Наконец она оказалась на кухне – помещении с огромным камином, размерами не уступавшим своему собрату в гостиной. Хозяева мотеля несколько усовершенствовали кухню, но у них хватило такта не переделывать ни деревянную сушилку для посуды, ни высокий, встроенный в стену дубовый шкаф.

Эшли тяжело вздохнула, переводя взгляд с камина на сушилку и обратно.

– Я ожидала чего-то подобного, – пробормотала она вслух, – но такое запустение... такая разруха...

– Ничто не стоит на месте, Эшли, особенно время, – произнес у нее за спиной знакомый глубокий голос, и сильные ладони Логана легли ей на плечи. – Теперь позволь мне рассказать тебе о том, чего не видишь ты, но вижу я.

Она резко обернулась. Логан убрал руки, но не отступил. Теперь они стояли лицом к лицу, вплотную друг к другу. Слишком близко. Достаточно, чтобы протянуть руку и коснуться его лица. Достаточно, чтобы уловить аромат его крема после бритья. Достаточно, чтобы ощутить предательские желания собственного тела.

– О чем ты, Каллахан? Я вижу, что когда-то здесь стоял прекрасный дом, а теперь он превратился в развалины. Что тут можно добавить? Господи, мне в жизни не было так тяжело!

Логан молча взял ее за руку и повел обратно в гостиную, где их уже дожидались одеяло и корзинка для пикника. Он расстелил одеяло на полу, открыл одно из неразбитых окон, впуская в комнату свежий, напоенный солнцем весенний воздух.

– Во-первых, оконные рамы свободно поднимаются и опускаются, что само по себе удивительно. Заметь, рамам этим лет не меньше, чем самому дому. Деревянные колышки, которыми они скреплены, держатся прочно. Только подъемные шнуры сравнительно новые – им не больше двадцати лет. Далее, я вижу, что пол, на котором ты сидишь, сколочен из широких дубовых досок и скреплен такими же колышками. Конечно, сейчас он весь в выбоинах и в грязи, но доски толстые и, если их отшкурить и отшлифовать, станут, как новенькие. И это не так уж дорого обойдется. Вашему «Историческому обществу» вполне по силам.

Он ходил по комнате взад-вперед, и в голосе его звучало неподдельное восхищение старым домом. Эшли опустила голову, чтобы скрыть улыбку. Кажется, теперь Логан Каллахан на ее стороне!

– И еще перила, Каллахан, – добавила она, стараясь не выходить из своей роли. – Они и вправду из цельного куска дерева?

– Боюсь, не совсем, – улыбнулся он, садясь на одеяло и открывая корзинку. – Сами перила действительно из одного куска, и изгиб у них просто потрясающий! Но столбики балюстрады выточены отдельно. И неудивительно – такое архитектурное чудо не мог бы себе позволить даже богатый бизнесмен из Филадельфии! Однако должен тебе сказать, что навесная лестница – само по себе явление редкое и заслуживающее особого внимания. Тебе жареные цыплята нравятся?

Эшли звонко рассмеялась, глядя, с какой торжественностью он извлекает из корзинки красно-белый пластмассовый контейнер.

– А я-то думала, ты всю ночь готовил! Но, если серьезно, спасибо. Очень мило с твоей стороны, что ты позаботился об обеде.

За едой они болтали обо всем на свете. Шутили, поддразнивали друг друга, порой касались серьезных предметов. Казалось, ничего особенного сказано не было, и все же Эшли знала: этот обед в пустующем доме она запомнит на всю жизнь, даже если сам Логан Каллахан превратится для нее в смутное воспоминание...

Впрочем, это вряд ли! Как сможет она выбросить из памяти Логана? Разве можно забыть, как он сидит на одеяле, скрестив ноги, и с энтузиазмом вгрызается в цыплячью ножку? Разве забудешь, как он, блестя глазами и оживленно жестикулируя обгрызенной косточкой, объясняет, зачем нужны стропила – да-да, дому без них ни за что не устоять.

А потом, – Эшли сама не понимала как, – разговор перешел на ее семью. Логан обладал удивительным талантом задавать самые интимные вопросы так, что они не звучали ни нагло, ни навязчиво: не успела Эшли оглянуться, как уже рассказывала ему про маму и Мэри.

Она рассказала, как, оставшись вдовой с двумя маленькими дочерьми на руках, Линдсей Доусон не сломалась, не опустила руки – на свои скромные сбережения она открыла собственное дело и теперь, пятнадцать лет спустя, владела сетью магазинов женского белья в Аллентауне. Упомянула и о том, что недавно у мамы открылся новый магазин в соседнем городке; не забыла добавить, что в последнее время Линдсей открыла для себя преимущества Сети и теперь продает белье еще и через Интернет.

Эшли рассказывала о матери, не скрывая своего восхищения и не заботясь о том, что Логан может об этом подумать. Хотела бы она хоть вполовину быть такой же энергичной, неуемной, любящей жизнь, как Линдсей Доусон!

Поведала она и о том, как, учась в старших классах, подрабатывала у матери в магазине. Поморщившись, призналась, что в джинсах чувствовала себя куда удобнее, чем в кружевах, и непыльной и прибыльной работе в магазине предпочитала добровольный уход за больными животными в местной ветеринарной клинике.

И сейчас мать порой уговаривала ее помочь в магазине в праздничные дни – День святого Валентина, День матери или рождественский сочельник, – когда все мужчины города кидались искать подарки своим любимым женщинам и продавщицы в «Кружевах Линдсей» сбивались с ног. В настойчивости Линдсей Доусон не откажешь – даже, упрямую Эшли она могла подвигнуть на все что угодно! Однако надо отдать ей должное: Линдсей рано поняла, что интересы старшей дочери лежат в совсем иной области, и переложила заботу о семейном бизнесе на Мэри, чему обе сестры были только рады.

А еще Эшли рассказала Логану, как поступила в бизнес-колледж, окончила секретарские курсы, получила диплом администратора поликлиники... и вдруг сообразила, что, во-первых, говорит, без умолку, и все только о себе, во-вторых, обеденный перерыв почти закончился, а они так и не поднялись на второй этаж...

И, в-третьих, она так ничего и не узнала о Логане Каллахане.

Пробормотав что-то о том, как быстро летит время, она принялась собирать остатки еды и запихивать их обратно в контейнер, а контейнер – в корзинку.

– Конечно, здесь и без того намусорено, пара салфеток и куриных косточек погоды не сделает, но все равно не стоит оставлять за собой грязь, – бормотала она, с ужасом чувствуя, что слишком много болтает.

Да и Логан, черт бы его побрал, тоже это почувствовал! Он молча наблюдал за ее суетливыми сборами, и в зеленых глазах плясали уже знакомые ей смешинки.

– Так что же ты решил насчет дома? – осмелилась спросить она, наконец, когда он помог ей подняться, свернул одеяло и перекинул его через руку.

– А какого решения ты ждешь, Эшли? – ответил он вопросом на вопрос, вместе с ней выходя на крыльцо.

Она обернулась, чтобы по лицу прочесть его мысли, а в следующий миг споткнулась о порог и, нелепо раскинув руки, полетела носом вниз.

Разумеется, Логан ее подхватил – ни один порядочный герой не даст своей даме упасть. Вот почему секунду спустя Эшли обнаружила, что прижимается к нему, грудью к груди, и смотрит прямо в его сногсшибательные зеленые глаза.

Губы у Логана оказались неожиданно теплыми и мягкими. И прикоснулись к ее губам осторожно, почти робко, безо всякой угрозы.

Ладони его скользнули ей на спину, крепче прижали к себе, и Эшли закрыла глаза, чувствуя, как растворяется в нем и тает, тает...

Целовался он так же, как делал и все остальное, – медленно, почти лениво. Неторопливо накрыл ее губы своими, неторопливо углубил поцелуй, неторопливо ждал, когда она обхватит его за шею, повиснет на нем, когда мир перед ее закрытыми глазами взорвется всеми цветами радуги...

А потом неторопливо вел ее за руку по раскисшей грязи к грузовику.

Всю обратную дорогу он молчал. Молчала и она, не доверяя своему голосу. Только когда она села в свою машину и дрожащей рукой вставила ключ в зажигание, Логан решился заговорить.

– Может быть, поужинаем сегодня вместе? – спросил он хрипловатым голосом, от которого у нее вмиг онемели руки, а сердце превратилось в отбойный молоток.

Каким-то чудом Эшли удалось кивнуть. Кажется, она даже пробормотала «да», хотя в это ей самой верилось с трудом, ибо язык снова обернулся липким комом жвачки.

Эшли нажала на газ, зная, что несколько часов спустя снова увидит Логана. Минут пять она парила на седьмом небе – пока вдруг не сообразила, что он так и не ответил на главный ее вопрос: какая же судьба уготована Дому Сэндлера?

Будь он проклят, этот Логан Каллахан!