Текст книги "Тайные желания короля"

18

Лондон и другие места, 7 мая 1510 года

Они сделали короткую остановку в Лондоне, в доме Гастингсов на Тэймз-стрит. Леди Анна ощутила запахи и звуки города еще до того, как ей помогли выйти из паланкина, провели в помещение и накормили. После этого путешествие продолжалось до вечерних сумерек, но она не имела ни малейшего представления о его направлении. В особняке, где они остановились на ночь, Анна никогда ранее не бывала, и те несколько слуг, которых она там встретила, были ей не знакомы. Пока Мериэл вместе со слугами Джорджа ходила за провиантом, сам он провел жену в спальню и там запер на ключ.

Утомленная дорогой, Анна опустилась на единственный в комнате стул. Из-за мрачных мыслей, терзавших ее во время утомительного путешествия, она испытывала обеспокоенность и тревогу. Долгие часы в ней копилась обида. Два человека, которые должны отстаивать ее честь, муж и брат, обратились против нее, несмотря на то что она не сделала ничего, чтобы заслужить их недоверие.

Уверенность ее брата в том, будто она согрешила с Уиллом Комптоном, а может, и с самим королем, убедила Джорджа в ее виновности. Лицемер! Как смеет герцог обвинять ее в том, что она завела себе любовника, тем более что это не так, в то время как он сам уже многие годы содержит несколько любовниц?

Соблазнил ли он Мадж Геддингс? Несомненно, соблазнил, ведь к тому времени, когда Анна покинула дом герцога, выйдя замуж за Джорджа, Мадж уже была в него влюблена. Уму непостижимо, как мог ее заносчивый брат, намного старше молодой прелестной Мадж, вызвать ее симпатию. Впрочем, Анна предполагала, что причина могла быть во власти, которой обладал герцог.

Отвлекаясь от мыслей о Мадж, Анна оглядела комнату, в которую ее заточили. В смутном свете угасающего дня она рассмотрела кровать с комковатым матрасом, маленький стол, сундук и деревянную ширму. Женщина с трудом поднялась и зажгла свечу на столе, затем зашла за ширму и воспользовалась ночным горшком, который там обнаружила. Никто не позаботился о том, чтобы ей принесли воды для умывания. Анну это не удивило – вряд ли здесь ожидали их приезда.

В комнате было одно окно, выходившее во внутренний двор. Нигде не было видно островерхих церквей Лондона, как и любых других ориентиров, по которым можно было бы понять, в каком направлении ее везли. Анна не имела представления ни о том, где она находится, ни о том, куда они направляются.

Эдвард грозился сослать ее в монастырь. Ей было трудно поверить в то, что он действительно намеревался это сделать, тем не менее ее незавидное положение свидетельствовало именно об этом. Эдвард и Джордж не должны были подвергать сомнению ее уверения в том, что она невинна. Она ведь не лгала. И не сближалась ни с одним мужчиной, кроме своего мужа.

Услышав, как у нее за спиной открывается дверь, Анна резко повернулась, ожидая увидеть своего обвинителя. Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

Первым вошел оруженосец Джорджа с подносом в руках. Поставив его на стол, он удалился. Затем появился Джордж и закрыл за собой дверь. Придвинув стул к столу, он жестом велел Анне садиться. Она продолжала неподвижно стоять.

– Почему ты мне не веришь? – спросила она. – Все, что я говорю, истинная правда.

– Садись, ешь. Я не намерен морить тебя голодом и таким образом принуждать к признаниям.

Голос его был резок. Джордж избегал смотреть ей прямо в глаза. Анна подумала, что бессмысленно утруждать себя попытками поговорить с ним. Было очевидно, что он настроен против нее.

– Если ты полагаешь, будто я созна́юсь в чем-то таком, чего не делала, то ты еще больший дурак, чем мой брат!

Проходя мимо мужа к столу, Анна мельком взглянула ему в лицо. Ей показалось, что на одно мгновение в нем отразилось страдание. В душе женщины зародилась надежда на то, что Джордж, возможно, смягчится и наконец выслушает ее, но когда он заговорил, его голос прозвучал так же холодно и непреклонно, как и раньше.

– Мы делаем все это для твоей же пользы, Анна, для пользы твоей души.

– Так говорит мой брат?

У нее не было аппетита, но она взяла куриную ножку и откусила. Нужно было восстановить силы, ведь они понадобятся ей в ближайшем будущем.

– Да, так говорит твой брат, ставший свидетелем твоего грехопадения.

– Он не видел ничего предосудительного!

– Он утверждает обратное.

– И кто же он такой, чтобы ему безоговорочно верить? Король? А может, сам Господь Бог?

– Богохульствуя, ты ничего не добьешься.

– Я буду сыпать проклятиями, если мне придется и дальше слушать подобную лицемерную чушь!

Анна швырнула в мужа куриную ногу, оставившую на его камзоле жирный след.

– Я пришлю к тебе твою горничную, – сказал он сухо. – Тебе нужно хорошо отдохнуть. Мы выезжаем на рассвете.

– О да, – проворчала женщина, когда он вышел, захлопнув за собой дверь. – Мне нужно хорошо отдохнуть, чтобы весь день трястись в закрытом паланкине.

Ее подмывало швырнуть поднос в дверь, но вместо этого она заставила себя съесть все до крошки.

Едва Анна проглотила последний кусок, как вошла Мериэл с водой для умывания и туалетными принадлежностями. На лице служанки лежала тень беспокойства. Вид у нее был такой, будто она только что плакала.

– Ну, – стала выпытывать у нее Анна, – что ты узнала?

– Ах, мадам, они везут вас в монастырь, как и грозился герцог.

– В какой монастырь?

– Я не знаю. Мне удалось подслушать только то, что весь путь составит около шестидесяти миль.

В Англии были сотни монастырей, как большие, так и маленькие обители. Расстояние, на которое они удалились от Гринвича, исключало из их числа некоторые наиболее известные. Джордж вез ее не в Сайон и не в Баркинг, самые богатые и знаменитые монастыри среди всех прочих.

– Несомненно, Эдвард выбрал какую-нибудь дыру, чтобы меня там упрятать, – проворчала Анна.

– Ах, мадам, что же нам делать?

– Шестьдесят миль пути займут четыре-пять дней, – задумчиво проговорила Анна. – Если мы не будем тревожить стражников, они решат, что я примирилась со своей участью, и их бдительность притупится. Тогда мы и начнем действовать.

– Мы сбежим?

У Мериэл округлились глаза – то ли от восхищения, то ли от испуга, разобрать было невозможно.

– Если нам представится такая возможность. Ты должна выяснить, по какой дороге мы поедем. Тогда, может быть, я придумаю, куда нам податься и как туда попасть.

У Анны промелькнула шальная мысль о том, что она сможет добраться до Комптон Уиниэйтс, родового поместья Комптонов в Уорикшире. Однако она тут же отказалась от этой идеи – у нее не было никакого желания давать Джорджу очередной повод считать ее любовницей Комптона.

– Какая незадача! – посетовала она, обращаясь к Мериэл, помогавшей ей готовиться ко сну.

И во всем этом виноват ее презренный брат! Анна поклялась, что ни за что не простит герцога Букингема, и если у нее возникнет возможность отплатить ему той же монетой и замарать его репутацию так же, как он замарал ее честь, она воспользуется ею, не колеблясь.

19

Аксбридж, 9 мая 1510 года

Отправляясь в дорогу на третий день путешествия, Джордж Гастингс бросил на жену встревоженный взгляд. Она по-прежнему с ним не разговаривала. Ему даже показалось, что если бы с ним не было крепких оруженосцев, она бы отказалась залезать в свой паланкин.

Паланкин Анны отличался простотой: отсутствием украшений на полотняных боковых занавесях и аскетическим интерьером. Его несли на себе две лошади – одна спереди и одна позади. Путешествуя таким образом, они продвигались крайне медленно, едва ли покрывая пятнадцать миль за день по раскисшей от весенних дождей дороге.

Покинув Аксбридж промозглым ранним утром, они направились в Бэконсфилд, до которого было семь миль пути. Там они должны были сделать недолгую остановку, чтобы пообедать, а затем двинуться дальше в Тетсворт. Если погода не изменится, до наступления ночи они смогут добраться до Ист-Вайкомб. Джордж надеялся, что им это удастся. Если его надежды оправдаются, то цели своего путешествия они достигнут уже завтра, и тогда он освободится от этого неприятного бремени.

К сожалению, он останется без жены.

В его голове до сих пор звучали слова герцога Букингема, сказанные им на прощанье: «Не давай слабины. В том, что касается женщин, ты должен проявлять твердость решения и руки. Размышления вдали от мирской суеты пойдут ей на пользу, и через некоторое время к тебе вернется послушная жена, которую ты заслуживаешь».

Анна нравилась Джорджу такой, какой она была, но теперь ему стало совершенно ясно, что он дал ей слишком много свободы. Если она заигрывала с Уиллом Комптоном…

Подобные мысли были ему неприятны. У Джорджа сжималось сердце, когда он представлял их вместе. Он достаточно давно был знаком с Комптоном, чтобы знать: женщины всегда предпочитают его обаяние и лесть скромным, но более правдивым комплиментам его друга. Джордж надеялся, что Анна не такова, что она будет ему верна, но он и вправду был дураком, раз не замечал явных признаков ее неверности. Он слишком легко простил жену за те пренебрежительные слова, которые она сказала о нем королю. И предпочел отмахнуться от глубокой озабоченности, которую вызвало у нее ранение Комптона на турнире.

Анна всегда мило улыбалась Уиллу Комптону. До плотского желания оставался всего один шаг, и она охотно его сделала, очутившись в постели соблазнителя. Образ его страстной, смеющейся Анны в чужих объятиях, объятиях Комптона, заставлял Джорджа негодовать и укреплял его решимость. Нужно отучить ее от распутства. Он ее муж, и он ей этого не позволит.

Очнувшись от этих мыслей, Джордж поймал себя на том, что смотрит на паланкин, рядом с которым он ехал. О чем сейчас думает его жена, скрытая за занавесками? Сожалеет ли она о содеянном? Или злость на него по-прежнему господствует в ее сердце? Она не жалеет о своих поступках, жалеет лишь о том, что ее поймали. Обнаружив, что ее держат под замком, Анна пришла в ярость. Она швыряла в Джорджа подвернувшиеся под руку вещи. Вчера вечером это был ночной горшок.

Джордж почти не спал с тех пор, как ему стала известна ужасающая правда о его жене. Ночи во время путешествия он проводил в одиночестве, оставляя охранников стеречь Анну и удаляясь в другую комнату. Сейчас он думал о том, что, наверное, ему нужно было силой взять ее, но такая мысль казалась ему отталкивающей. Анна должна сама этого захотеть, даже если она и не чиста. Ее необходимо оградить от соблазнов до тех пор, пока она не осознает ошибочности своего поведения. В этом Букингем прав.

Именно Букингем все это устроил. Он выслал вперед Чарльза Найветта, чтобы их уже ожидали там, куда они направляются. Если в дороге все пройдет без осложнений, завтра они будут в конечном пункте своего путешествия. «А это значит, – подумал Джордж, – что этим вечером у меня появится последняя возможность поговорить без посторонних свидетелей со своей заблудшей супругой».

С наступлением вечерних сумерек они остановились на постоялом дворе в Ист-Вайкомб. Найветт появился там как раз вовремя, чтобы разделить с ними ужин в лучшей комнате гостиницы, которую Джордж отвел для Анны.

– Милорд Гастингс. Леди Анна. – Обращение Найветта к жене Джорджа, своей родственнице, было подчеркнуто прохладным. – В монастыре все подготовлено для вашего прибытия.

Анна метнула в него гневный взгляд.

– Вы верный пес, кузен Чарльз. Хозяин даст вам косточку.

И без того румяный Найветт густо покраснел. Он сощурил маленькие светлые глазки и мерзко захохотал.

– Вы не будете так язвительны, леди Анна, когда вам отстригут локоны, а вместо парчовых нарядов облачат в грубую власяницу.

– Что вы несете?

Анна притворилась, будто ей это безразлично, и принялась за телятину с овощами, но Джордж уловил в ее голосе тревогу.

– Вы полагаете, ваш брат шутил, обещая сослать вас в монастырь?

Теперь настала очередь Найветта съязвить, и он явно получал удовольствие от такой возможности. Джордж вмешался, прежде чем Анна швырнула в своего кузена кубок с вином.

– Леди Анне не будут стричь волосы, она ведь не даст монашеского обета, Найветт. Она лишь какое-то время поживет среди сестер в качестве гостьи.

– Гостям разрешается многое, даже покидать монастырь по своему желанию. Герцог хочет, чтобы на его сестру была наложена епитимья за ее грехи. Она должна жить как настоящая монашка, подчиняясь уставу.

– Где именно на меня будет наложена епитимья? – перебила его Анна. – Где мы вообще находимся?

– В Ист-Вайкомб, по дороге в Оксфорд, – ответил ей Джордж.

Она помрачнела.

– Значит, вы везете меня в Годстоу?

Это был крупный монастырь бенедиктинцев, расположенный в пригороде Оксфорда.

– Нет.

– Тогда куда же? Я имею право знать.

Она отломила кусок хлеба с такой силой, что крошки разлетелись по всему столу.

– Вас лишили ваших прав, – сказал Найветт.

Не обращая внимания на его слова, Анна устремила полный мольбы взгляд на своего мужа.

– Я не сделала ничего плохого, Джордж. Мне не понятно, зачем ты вообще решил жениться на мне, если так охотно поверил в мою неверность.

Ее муж отвел глаза. Едва ли он мог сказать ей правду, что в свое время он полагал возможным для них занять место среди тех счастливых семейных пар, которые обрели в браке любовь. Разумеется, Анна посмеялась бы над ним.

– Тебя везут в обитель Литтлмор, – проговорил он взволнованно. – Мы будем там завтра вечером.

– Никогда не слышала о такой.

Джордж тоже не слышал, но Букингем уверил его, что это отличное место для ссылки непослушной жены. Один из многочисленных осведомителей герцога сообщил ему, что настоятельница в этом монастыре особенно строга в отношении монахинь.

Остаток трапезы прошел в молчании. Анна стала угрюмой, хотя это никак не сказалось на ее аппетите. Найветт торжествовал. При первой же возможности Джордж удалился в свою комнату, но тревога на сердце не давала ему уснуть. Он стал коротать время, читая при свече. У Джорджа была привычка брать с собой книгу в долгие путешествия, и, где бы он ни останавливался, с ним всегда была небольшая библиотека любимых произведений. В последние месяцы несколько раз по вечерам он читал Анне вслух. Ее особенно увлекали истории о рыцарях.

Стараясь не думать о жене, Джордж заставил себя сосредоточиться на поэме Чосера[14]14
  Джеффри Чосер (1343–1400) – английский поэт.


[Закрыть], которую он уже неоднократно перечитывал. Постоялый двор охватила тишина, и так продолжалось до тех пор, пока она не была нарушена странным скрипом.

Хмурясь, Джордж взглянул на стену, отделяющую его комнату от спальни Анны. Звук повторился, и Джордж встал и подошел к окну. С верхнего этажа открывался вид на конюшенный двор. Стена без балконов отвесно уходила вниз к мощенному булыжником двору, но, выглянув, он заметил что-то белое возле окна в комнату Анны. Самодельная веревка из связанных простыней спускалась вниз по стене. Потом через подоконник свесилась ступня и лодыжка безупречной формы.

Не зная, смеяться ему или сердиться, Джордж не мог не восхититься находчивостью своей супруги. Позвав с собой стражника, которого он приставил к двери Анны, он спустился по лестнице и вышел на конюшенный двор. Тихо ступая, Джордж подошел и стал под окном Анны как раз в ту секунду, когда она коснулась земли. Взгляд беглянки был устремлен наверх, на спускающуюся горничную. Анна не догадывалась о присутствии мужа до тех пор, пока он не схватил ее грубо за руку.

Испуганная тревожным криком Анны, служанка отпустила импровизированную веревку и последние два фута до земли пролетела, с ворчанием приземлившись на седалище.

– Мериэл! Ты не ушиблась?

Анна попыталась вырваться и подбежать к своей горничной, но Джордж не дал ей этого сделать, крепко удерживая за руку.

– Мериэл не пострадала, ее юбки смягчили падение.

Джорджу плохо было видно лицо Анны на скудно освещенном дворе, но он не сомневался, что на нем застыло выражение досады.

– Решила сбежать к своему любовнику? – спросил он.

– Ты поступил бы по-другому на моем месте? – бросила Анна в ответ.

Этот вопрос одновременно и испугал его, и вызвал раздражение. Это было почти признание. Джордж втащил жену назад в комнату, оставив стражников за дверью. Ничего не говоря, он прошел через комнату и отвязал самодельную веревку, которую Анна привязала к ножке кровати. Скрип, который слышал Джордж, издавало тяжелое ложе, пододвигаемое Анной и ее служанкой поближе к окну. Джордж выпустил простыни из рук, и они упали на двор. Он сделал это на тот случай, если его супруга вздумает предпринять еще одну попытку побега.

– Ты моя жена, Анна, – сказал Джордж, поворачиваясь к ней лицом. – Я не желаю причинять тебе вред. Если ты чиста передо мной, я…

– Почему ты не веришь в то, что я тебе никогда не изменяла?

Джордж шагнул навстречу супруге, вглядываясь в ее лицо.

– Потому что я знаю Комптона. И видел, как ты была огорчена, когда думала, что он, возможно, умрет. Даже если ты и приходила в мою постель в те ночи, по-настоящему ты желала его. Не трудись это отрицать.

– Уилл Комптон привлекательный мужчина, это очевидно. И сейчас, ввиду твоего раболепного подчинения моему тупоголовому брату, мне и вправду придется признать, что Комптон мне гораздо более симпатичен, чем ты!

Какие еще нужны доказательства? Она сама себя обвинила.

– А что король? Ты и в его постели побывала?

– Я ему отказала, Джордж.

– Если его величество возжелал тебя, он бы тебя заполучил. Увезя от королевского двора, я уберег тебя от еще большего бесчестия.

– Какого же ты невысокого мнения обо мне! Почему бы я вдруг стала любовницей короля?

– Из тщеславия? – предположил Джордж. – Или из любопытства? А может быть, из страха перед возмездием?

– Наверное, ты сам этим руководствуешься. Однако если бы Эдвард не вмешался, я бы сама уладила отношения с королем. В моем распоряжении было средство убедить Генриха милостиво принять мой отказ. Я…

Джордж не дал ей договорить:

– Твой брат своим поспешным вмешательством предотвратил скандал.

– Нет, не предотвратил. Более того, он его спровоцировал.

Джордж помрачнел, на секунду сбитый с толку. Он не знал, что происходило при дворе со дня их отъезда. От герцога он не получал никаких вестей.

– Я всегда была верна тебе, Джордж. И так было бы и впредь.

– И тем не менее ты признала, что Комптон тебя привлекает.

– А ты спишь со всеми женщинами, которых находишь привлекательными?

– Это не одно и то же.

– Отчего?

Джордж хотел бы верить своей жене, но его сомнения были слишком сильны. Они невыносимым грузом давили ему на грудь. Опасаясь вообще утратить способность дышать, Джордж отстранил Анну и нащупал щеколду. Нужно уйти подальше от супруги, на свежий воздух.

– Охраняйте бдительно, – прорычал он стражникам, нетвердой походкой направляясь к лестнице.

Джорджу было слышно, как Анна за спиной позвала его по имени. Она молила мужа вернуться и выслушать ее, утверждая, что она должна сказать ему нечто важное. Но он был уже не в силах прервать свое безудержное бегство. В голове у Джорджа гудело, когда он, выбежав на конюшенный двор, хватал воздух ртом.

Далеко не сразу он успокоился настолько, чтобы выровнялось дыхание. Вытирая пот со лба, Джордж наткнулся взглядом на выброшенные из окна простыни. В это мгновение он осознал, что у него нет выбора. Он должен отвезти свою жену в обитель Литтлмор и там ее оставить. Затем ему следует уехать от нее настолько далеко, насколько это возможно. Даже если им суждено прожить жизнь вместе, пока смерть их не разлучит, пройдет немало времени, прежде чем он найдет в себе силы простить Анну. Джордж поклялся себе, что никогда не позволит ей снова завладеть его сердцем.

20

Обитель Литтлмор, 10 мая 1510 года

За четыре дня тряски в паланкине, из которого Анна могла разглядывать окружающие виды лишь через узкую щелку, все ее тело в конце концов покрылось синяками, и она была рада завершению этого путешествия, невзирая на то, что его конечным пунктом был монастырь. При первом взгляде на массивные стены, сияющие ослепительной белизной в лучах полуденного солнца, обитель Литтлмор показалась Анне не таким уж мрачным местом. Ее окружала приятная для глаза местность, где среди зелени в изобилии цвели полевые цветы.

Чарльз Найветт повел их во двор, хрустя подошвами на дорожке, посыпанной гравием. Во дворе стояли обычные для любого небольшого хозяйства постройки. Также тут находились жилища привратника, священника и эконома, а кроме того, помещения для гостей монастыря. Среди прочих строений Анна отметила пекарню, конюшню, голубятню и свинарник. Тут же располагалась и крошечная церковь.

– Сестры примут леди Анну, но остальные прибывшие должны остаться в гостевом доме, – сказал Найветт. Он посетил Литтлмор два дня тому назад и теперь считал себя знатоком местных порядков, позволяя себе назидательный тон. – Мужчинам запрещено появляться среди монахинь.

– А как насчет моей горничной? – поинтересовалась Анна.

По взглядам, которыми обменялись Джордж и Найветт, она поняла, что они не подумали о дальнейшей участи Мериэл.

– Ей будет неприлично оставаться с вами, – заметила Анна.

Найветт презрительно ухмыльнулся, и она подумала, что он вполне достоин своего хозяина герцога, но Джордж после недолгого замешательства, беспечно махнув рукой, сказал:

– Тогда оставь ее при себе.

– Это запрещено.

Джордж пропустил возражение Найветта мимо ушей. На его лице появилось упрямое выражение. Найветт его раздражал, и это давало Анне слабую надежду на то, что, если попросить его как следует, Джордж пойдет на некоторое смягчение условий ее заточения, желая насолить подручному ее брата. И потом был еще один довод, к которому она пока еще не прибегала, но который мог изменить его решение оставить ее здесь.

Во двор из здания монастыря вышли священник и монахиня.

– Это духовник обители, сэр Ричард Хьюз, – представил Найветт, – и настоятельница, матушка Кэтрин Уэллс.

Анна с любопытством разглядывала их. Сэр Ричард имел исключительно привлекательную для священника внешность. Он отличался высоким ростом, стройным телом и правильными, выразительными чертами лица. Матушка Кэтрин была очень молода для своего сана. На ней было простое черное одеяние, характерное для ее ордена, и, кроме единственного золотого креста на шее, она не имела никаких украшений. Ее большие глаза были широко расставлены, а кожа лица совершенной овальной формы была безупречна.

Джордж выступил перед Найветтом, не давая ему взять инициативу.

– В полученных ранее указаниях возникли некоторые изменения, – заявил он настоятельнице. – С головы леди Анны не должен упасть ни один волос. С ней останется ее служанка.

Матушка Кэтрин явно была обескуражена безапелляционным тоном Джорджа, однако кивнула головой, соглашаясь.

– Это противоречит правилам, – сказала она мягким голосом. – Волосы должны быть сострижены.

– Герцог Букингем пообещал нам щедрое вознаграждение, – вмешался священник. – Не изменит ли он своего решения, если мы будем руководствоваться вашими распоряжениями, а не его?

Джордж обратил на него испепеляющий взгляд.

– За содержание моей супруги платить буду я. Давайте отойдем в сторону и обсудим финансовую сторону дела.

Оставшись вдвоем с матушкой Кэтрин, в чьем подчинении ей предстояло находиться в обозримом будущем, Анна попыталась понять, что это за человек. Однако отрешенное лицо настоятельницы ничего не выражало, и она продолжала хранить молчание.

Спустя несколько минут к ним вернулись все трое мужчин. Джордж и священник, сэр Ричард, выглядели довольными. Найветт – хмурым.

– Анна, ты пойдешь с матушкой Кэтрин, – распорядился Джордж. – Она отведет тебя в келью.

– Сначала я должна кое-что тебе сказать. Наедине.

Сэр Ричард услужливо вызвался проводить их в гостевой домик.

– Подождите здесь, – приказал Джордж своим слугам и прибавил, видя, что кузен Анны собирается последовать за ними: – И вы тоже, Найветт.

Сэр Ричард провел их в комнату, которая была отведена для Джорджа на эту ночь. Пол и стены здесь были недавно выскоблены, но все равно помещение хранило неистребимый запах гниения. Узкая кровать и немногочисленная мебель выглядели довольно уныло. Анна подумала, не покажутся ли ей эти «апартаменты» роскошными после того, как она увидит место, где придется спать ей и Мериэл.

Когда сэр Ричард оставил их одних, Анна попыталась и не смогла найти слова, чтобы сообщить Джорджу о своей беременности. Мысль о том, чтобы использовать своего еще не рожденного ребенка как средство для завоевания свободы, вызывала в ней внутренний протест. Джордж должен захотеть забрать ее отсюда ради нее самой.

Анна откашлялась.

– Может, ты пересмотришь свое решение? Я…

– О помиловании не может быть и речи!

Раздражаясь, она ответила в том же духе:

– А если я стану, как говорят законники, просить о помиловании на основании беременности? Могу ли я рассчитывать на отмену казни?

Ее слова были полны горечи.

– Лучше молись о том, чтобы ты не была беременна. А если ты все же беременна, молись о том, чтобы потерять свой плод, поскольку, учитывая обстоятельства, которые тебя сюда привели, я не смогу быть уверен в своем отцовстве.

Гордость Анны не позволила ей показать, как сильно задели ее его грубые слова. Ей хотелось завыть, отбросив самообладание, яростно накинуться на мужа, царапая ему лицо ногтями и осыпая проклятиями. Но вместо этого она придала своему голосу такую же холодность и отрешенность, какие были слышны и в его тоне. Она больше не станет унижаться, моля Джорджа о том, чтобы он поверил в ее невиновность.

– Сколько времени я должна тут провести? – спросила Анна. – Или меня заточили на всю оставшуюся жизнь?

– Пока я не решу тебя простить.

– Мне не нужно твое прощение. Я хочу, чтобы ты мне верил! Если ты меня здесь оставишь, тебе незачем сюда возвращаться, потому что я никогда не прощу тебя за то, что ты усомнился в моей честности!

На лице Джорджа на мгновенье промелькнуло сомнение, словно он впервые осознал, как глубоко ее ранил.

– Анна, я…

– Изменил свое решение? Ты заберешь меня с собой? Отвезешь ко двору, где мое место?

– Сейчас ты должна остаться здесь.

– Тогда я больше никогда не желаю тебя видеть.

Джордж посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом, затем отвернулся.

– Значит, так тому и быть, – тихо проговорил он на ходу, оставляя ее одну в гостевом доме.

Анна слышала, как он распорядился подавать лошадей, сказав, что лучше поехать в Оксфорд и остановиться на ночь на постоялом дворе, чем оставаться еще хоть на минуту рядом с его неуправляемой супругой.

Она едва не кинулась следом за ним. Анна видела, как ее рука непроизвольно потянулась туда, куда он ушел, к ее мужу, к отцу ее еще не родившегося ребенка. Анна отдернула руку, услышав топот копыт, сообщивший ей о том, что Джордж и его люди уехали из обители Литтлмор. Теперь пальцы ее руки сжались в кулак.

– Я не заслужила, чтобы со мной так обращались! – прошептала Анна. – Я не сделала ничего плохого.

Слабый шорох одежды, раздавшийся у двери, заставил женщину выпрямиться и решительно поднять подбородок. В следующую секунду в комнату вошла настоятельница. За ней показалась Мериэл. Вид у горничной Анны был потерянный и несчастный, как у заблудившегося щенка, но заметив, что ее госпожа смотрит на нее, Мериэл изобразила на лице подобие улыбки.

– Пойдемте, – сказала матушка Кэтрин. – Пора отправляться в келью.

Анне ничего не оставалось, кроме как подчиниться, и она последовала за настоятельницей через двор, где были оставлены сундук для одежды и паланкин, и дальше, по огороженному стенами участку на восток от церкви.

Пройдя еще полтора десятка шагов, они очутились в уединенном саду. В его дальнем конце располагалось главное здание монастыря.

Кельи монахинь находились на верхнем этаже, в наиболее труднодоступной части строения, чтобы оградить невинность ее обитательниц от посягательств. Внутреннее пространство было разделено на два ряда крохотных комнат. Матушка Кэтрин провела Анну в одну из них. Обстановка здесь состояла из узкой кровати и подставки для подсвечника.

– А где будет спать моя горничная? – спросила Анна.

– Ей придется довольствоваться тюфяком на полу.

– А мой сундук? Где мне хранить одежду?

– Вам не понадобятся изысканные наряды. Хотя ваш супруг и отменил распоряжение герцога о том, чтобы вас постригли, о вашем платье он ничего не сказал. Вы будете носить одежду послушницы, пока находитесь здесь, и относиться к вам будут соответствующим образом. Вы будете выполнять свою часть обязанностей, а за нарушение порядка понесете наказание, невзирая на благородство крови и богатство вашего рода.

Сказав это, настоятельница оставила Анну с ее служанкой в тесной комнатушке. Анна отметила, что единственное окно было слишком маленьким, чтобы можно было выбраться через него наружу.

– Мериэл, узнай, куда они поставят мой сундук, – распорядилась Анна. – Тебе удалось уложить в него что-нибудь ценное?

– Все монеты, которые были у вас, чтобы играть при дворе, отобрал герцог, – доложила Мериэл, – а вместе с ними ваши ожерелья, броши и кольца. Но он оставил вам часослов, миледи. Тот самый, что вы получили от королевы в качестве свадебного подарка. И у вас есть еще ваше обручальное кольцо и зашитые в одежду драгоценности.

Жемчуга, вспомнила Анна, и полудрагоценные камни. Наверное, их можно будет вынуть и продать. Или использовать как взятку. Что касается часослова, то этот сборник молитв был рассчитан на то, чтобы им пользовались миряне, но, возможно, настоятельница им заинтересуется. Анне не верилось, что матушка Кэтрин Уэллс такая праведница, какой хочет казаться. Когда она выходила из кельи, Анна отчетливо услышала характерный шелест шелковой нижней юбки.

– Пока мы ничего предпринимать не станем, – сказала она. – Мне нужно время, чтобы подумать. Составить план.

Она даст Джорджу несколько дней, чтобы он мог изменить свое решение и не оставлять ее в Литтлморе. Потом, если он не вернется за ней, она найдет способ выбраться отсюда. Ей нужно изучить особенности местности. Ничего нельзя делать в спешке. Она никого не знает из здешних землевладельцев и поэтому не может просить у них прибежища. Оксфордшир для нее неизвестная территория. Несомненно, именно поэтому Эдвард его и выбрал.

Анна со вздохом села на твердый как камень матрас. Если бы только она имела доступ к тому имуществу, которое принадлежало ей еще до замужества! С таким состоянием она могла бы предложить не меньше, а пожалуй, даже больше того вознаграждения, которое пообещал священнику Эдвард, и затмить подношение Джорджа монастырю. Но сейчас обстоятельства сложились так, что у нее не было ни гроша.

Одна из монашек с горящими любопытством глазами вошла в келью с одеждой для послушницы. Анна покорно облачилась в простое одеяние из некрашеной шерсти, хотя и оставила на себе мягкую батистовую нижнюю сорочку. Серовато-белая блуза царапала кожу. Ее нужно было носить с кожаным поясом, а сверху надевался свободный наплечник. Завершал наряд повой. Анна также оставила на себе свои ботинки и чулки, вместо того чтобы засунуть голые ступни в грубо сработанные кожаные сандалии.