Текст книги "Дом у озера"

Сэди достала свои заметки, которые недавно поместила в папку с ярлыком «Эдевейн». Сидеть на краю старого фонтана и просматривать записи стало для нее чем-то вроде утреннего ритуала. Она всегда так работала, раз за разом изучая малейшие подробности дела, пока не запоминала их наизусть. Дональд считал ее манеру маниакальной (сам он предпочитал обдумывать дела за кружкой пива), но Сэди полагала, что кому мания, а кому – преданность делу, и вообще, если и есть на свете другой, лучший, способ обнаружить в деле слабые места, прорехи и нестыковки, то она, Сэди, его не знает.

Пикеринг писал, что в последний раз Теодора Эдевейна видели в одиннадцать часов вечера, когда его мать зашла в детскую. Она всегда заглядывала в одно и то же время перед сном, и после этого мальчик спокойно засыпал до утра. Как сообщила полицейским Элеонор Эдевейн, спал он хорошо и очень редко просыпался среди ночи.

Одна из горничных подтвердила слова миссис Эдевейн, сказав, что видела, как та вышла из детской, а потом остановилась на лестнице переговорить с другой служанкой. По словам горничной, это произошло около одиннадцати часов вечера, она абсолютно уверена, так как несла поднос с бокалами из-под шампанского на кухню, где их должны были вымыть, чтобы снова подать гостям в полночь, когда начнут запускать фейерверки. Лакей, который дежурил у парадного входа, сообщил, что видел, как после одиннадцати миссис Эдевейн вышла из дома, и до конца праздника больше никто из членов семьи или гостей туда не заходил, разве только в туалет на первом этаже.

Миссис Эдевейн провела остаток вечера у лодочного сарая, где все желающие могли покататься на гондолах по освещенному фонариками озеру, и, в полной уверенности, что ее дети дома, легла спать с восходом солнца, когда разъехались последние гости. Она быстро уснула и спала до тех пор, пока в восемь часов утра ее не разбудила горничная, которая сообщила, что Тео нет в кроватке.

Мальчика стали искать, но тревогу не поднимали, чтобы не беспокоить гостей, которые остались ночевать. Одна из дочерей супругов Эдевейн – самая младшая, Клементина – часто ускользала из дома по утрам и порой брала с собой младшего брата, если он не спал, когда она проходила мимо детской. Все решили, что так произошло и в этот раз.

Завтрак еще не закончился, когда в начале одиннадцатого домой вернулась Клементина Эдевейн, одна. Девочка призналась, что не знает, где ее братишка, и сообщила, что в шесть утра дверь в детскую была закрыта. Вызвали полицию. Мальчика официально признали пропавшим и организовали массовые поиски.

Хотя Пикеринг, похоже, искренне верил, что ребенок просто таинственным образом испарился, он включил в книгу краткий отчет о полицейском расследовании, выделив две официальных версии: Теодор Эдевейн заблудился – или его похитили. Первая версия, казалось, получила подтверждение, когда выяснилось, что вместе с мальчиком исчез и его любимый игрушечный щенок, но после того, как тщательные поиски не дали результата, и с учетом богатства семьи, полиция признала вторую версию более вероятной. Между одиннадцатью вечера накануне Иванова дня и восемью часами следующего утра кто-то прокрался в детскую и забрал ребенка.

Вполне обоснованное предположение, к которому склонялась и сама Сэди. Она бросила взгляд через озеро на дом и попыталась представить себя на ночном празднестве, как его описал Пикеринг: повсюду народ, горят фонарики и факелы, гондолы со смеющимися пассажирами, костер посредине озера. Музыка, смех и шум голосов трех сотен весело переговаривающихся людей.

Если мальчик заблудился – а Пикеринг цитировал слова Энтони Эдевейна из газетного интервью, о том, что с недавних пор малыш стал самостоятельно выбираться из кроватки и пару раз уже спускался по лестнице, – то какова вероятность, что никто из присутствующих его не заметил? Пикеринг упомянул о нескольких гостях, которые, возможно, видели ребенка, но достоверных показаний никто не дал. Если же одиннадцатимесячный мальчик каким-то образом умудрился незаметно пройти через сад, насколько далеко он мог забрести? Почти ничего не зная о детях и об этапах их развития, Сэди предположила, что даже уверенно держащийся на ногах ребенок выбился бы из сил довольно быстро. Полиция обыскала округу на несколько миль во всех направлениях, безрезультатно. И вообще, странно, что за семьдесят лет ничего не нашли: ни тела, ни костей, ни хотя бы обрывка одежды.

С версией похищения тоже не все было гладко. А именно: как кто-то смог войти в дом, забрать ребенка и, не вызвав подозрений, покинуть поместье? Сотни людей наводняли дом и сад, и, судя по показаниям, никто не видел и не слышал ничего необычного. Сэди провела все утро среды в поисках выходов из дома и кроме парадной двери обнаружила еще два: стеклянную дверь из библиотеки и одну сзади дома. Библиотечная дверь исключалась, так как она выходила в сад, а там вовсю праздновали, а вот задняя дверь вызвала у Сэди сомнения.

Сэди заглянула в замочную скважину, потом хорошенько тряхнула дверь, надеясь, что та распахнется; как ни крути, есть разница между проникновением со взломом и просто проникновением в чужое жилище. Обычно Сэди не задумывалась о подобных мелочах, к тому же поблизости не было никого, кто возмутился бы, решись она сломать задвижку и войти внутрь, однако, помня о сложностях с Дональдом и о зловещей тени Эшфорда, который при желании мог бы вышвырнуть ее из полиции, предпочла вести себя прилично. Одно дело – влезть через окно в почти пустой лодочный сарай, совсем другое – вломиться в полностью обставленный дом. В общем, помещение за дверью оставалось загадкой, пока Сэди не поручила Аластеру найти поэтажный план дома. Библиотекарь с радостью согласился, признав, что обожает карты и планы. Он быстро справился с заданием, и уже в четверг Сэди знала, что через эту дверь прислуга заходила на кухню.

Впрочем, это обстоятельство ничего не прояснило. В ту ночь на кухне наверняка тоже толпились люди. А не было ли в доме еще одного выхода, через который похититель с Тео Эдевейном под мышкой мог бы выскользнуть незамеченным?

Сэди снова посмотрела на имя «Элис», выцарапанное в укромном уголке на бордюре фонтана.

– Давай, Элис, – пробормотала она. – Ты же была там. Подскажи хоть что-нибудь.

Тишина оглушала.

Вернее, не тишина, ибо здесь всегда стоял шум. Каждый день, когда солнце поднималось повыше, хор насекомых, снующих в воздухе среди зарослей камыша, звучал почти как громкая ругань. Отсутствие ключей к разгадке, вот что оглушало Сэди.

Раздосадованная, она отложила записи. Хорошо, конечно, искать прорехи в материалах следствия, но метод срабатывает, только когда у тебя есть эти самые материалы. Настоящие материалы: показания свидетелей, версии полиции, информация из надежных источников. А фактов, которыми она располагает, явно недостаточно.

Сэди собрала вещи, сунула книги и папку в рюкзак и подозвала собак. Они неохотно послушались и вскоре бок о бок побежали вперед, пока Сэди пробиралась через сад за домом. Ранее она выяснила, что в задней стороне усадьбы протекает ручей, по которому можно дойти до деревни.

Через несколько дней у нее, бог даст, появятся настоящие материалы. Самое полезное, что она почерпнула у Пикеринга, были имена полицейских, проводивших расследование. Как выяснилось, младший из них до сих пор жил неподалеку. Судя по книге Пикеринга, это было первое дело Клайва Робинсона. В то время ему исполнилось семнадцать и он работал помощником местного инспектора сыскной полиции Харгривза.

Отыскать адрес Клайва Робинсона оказалось плевым делом, во всяком случае для Сэди, у которой остались друзья в дорожной полиции. Вернее, друг. Довольно милый парень; несколько лет назад они обжимались по пьяни после полицейской вечеринки. С тех пор никто из них об этом не упоминал, но этот милый парень всегда охотно снабжал ее нужной информацией. Сэди записала адрес и в среду после обеда съездила в деревушку Полперро. Ближайшая соседка Робинсона, весьма разговорчивая особа, сообщила, что Клайв сейчас отдыхает на Кипре с дочерью и зятем, но завтра должен вернуться. Она это знает потому, что по-соседски предложила Клайву забирать его почту и поливать цветы, пока его нет. Сэди написала записку с просьбой о встрече и бросила в почтовый ящик. Поблагодарила соседку, заметив, что цветы, за которыми та ухаживала, выглядят великолепно. Сэди питала особую симпатию к дружелюбным соседям вроде Дорис, всегда готовым прийти на помощь.

Собаки умчались вперед, перебравшись через ручей в самом узком месте, но Сэди замешкалась. Там, где помельче, в грязи лежал камешек, она достала его, повертела в пальцах. Гладкий овальный камень, плоский, как монета. Идеальный, чтобы пускать «блинчики». Берти научил Сэди искать такие камешки еще тогда, когда она переехала жить к бабушке с дедушкой, и они втроем ходили в Виктория-парк, гуляли там вокруг пруда. Сэди кинула камешек броском снизу и обрадовалась, когда он послушно запрыгал по поверхности воды.

Вдруг ее внимание привлекла вспышка света на противоположной стороне. Сэди сразу поняла, что это. Сжав губы, она крепко зажмурилась, потом вновь открыла глаза. Силуэт ребенка с протянутыми в мольбе о помощи руками исчез. Сэди швырнула еще один камешек, мрачно посмотрела, как он прыгает по воде вслед за своим приятелем. Когда камень бесследно ушел под воду, Сэди перешла на другой берег. Она не позволила себе оглянуться.

Глава 10

Корнуолл, 1914 г.

– Нужно найти совсем плоский камешек, – сказал Энтони, шаря рукой на мелководье у берега речья. – Например, вот такой.

Он вытащил маленький овальный камешек, восхищенно покрутил между пальцами. Солнце высветило силуэт Энтони, когда он положил камешек в раскрытую ладошку Деборы.

Дебора удивленно уставилась на камень. Мягкие, как пух, волосы спадали на лицо, почти касаясь широко распахнутых голубых глаз. Она счастливо вздохнула и, довольная, топнула ножкой, не в силах сдержать радость. Вполне предсказуемо камешек выскользнул из Дебориной ручки и плюхнулся в воду.

Ротик девочки удивленно округлился. Быстро исследовав пустую ладошку, она негодующе показала пухленьким пальцем на то место, где исчез камень.

Энтони рассмеялся и взъерошил мягкие волосы дочери.

– Ничего страшного, малышка. Там еще много таких камушков.

Элеонор, которая сидела на поваленном стволе под ивой, улыбнулась. Здесь было все. День позднего лета, доносящийся издалека запах моря, люди, которых она любила больше всего на свете. В такие дни казалось, что солнце заколдовало все вокруг, зима никогда не наступит и происходящие в мире ужасы всего лишь плод ее воображения… Но стоило отвлечься от счастливых мгновений, как накатывала паника, внизу живота возникало грызущее чувство, и все потому, что каждый новый день пролетал быстрее предыдущего, и как бы Элеонор ни старалась остановить время, оно проскальзывало между пальцев как вода или как эти плоские речные камешки между пальчиков Деборы.

Наверное, она вздохнула или нахмурилась, а может, каким-то другим образом выдала свое смятение чувств, потому что Говард, который сидел рядом, слегка подтолкнул ее плечом и сказал:

– Это ненадолго. Оглянуться не успеешь, как он вернется.

– Говорят, к Рождеству.

– Видишь, меньше чем через четыре месяца.

– Всего лишь через три.

Он сжал ее руку, и Элеонор вдруг охватило дурное предчувствие. Она велела себе не глупить и сосредоточилась на стрекозе, зависшей над залитыми солнцем камышами. Стрекозы не воображают, что могут предвидеть будущее, просто летают себе, наслаждаясь солнечным теплом на крыльях.

– Что слышно от твоей Кэтрин? – весело спросила она.

– Только то, что она обручилась с каким-то рыжеволосым кузеном с севера.

– Не может быть!

– Я думал, что сумею впечатлить ее поступлением на военную службу, но увы…

– Тем хуже для нее. Она тебя не заслуживает.

– Да… только я надеялся, что я ее заслуживаю.

Говард говорил весело и легко, однако Элеонор знала, что за его шутливостью скрывается жгучая боль. Он любил Кэтрин и, по словам Энтони, уже собирался сделать ей предложение.

– Ну и ладно, в море еще полно рыбы, – заметила она и поморщилась: так легкомысленно это прозвучало.

– Да, только Кэтрин была прелестной рыбкой. Может, если я вернусь с войны с небольшим, но впечатляющим ранением…

– Например, хромоногим?

– Вообще-то я думал о повязке на глаз. Она бы придала мне некоего разбойничьего очарования.

– Для разбойника ты слишком милый.

– Я боялся, что ты так скажешь. Война ведь меня ожесточит, правда?

– Надеюсь, не сильно.

У ручья маленькая Дебора заливалась смехом от восторга: Энтони окунал ее пальчики на ногах в прохладную воду. Солнце слегка сместилось и теперь ярко освещало их двоих. Малышка смеялась так заразительно, что Элеонор и Говард улыбнулись друг другу.

– Энтони – счастливец, – необычно серьезным голосом произнес Говард. – Раньше я никогда ему не завидовал, хотя, видит бог, причин хватало. А сейчас завидую, что он стал отцом.

– Ты тоже скоро станешь.

– Думаешь?

– Уверена.

– Полагаю, ты права. Никто передо мной не устоит! – Говард выпятил грудь, потом нахмурился. – Конечно, кроме прекрасной Кэтрин.

Маленькая Дебора подковыляла к месту, где они сидели. Короткое, но довольно опасное путешествие, ведь она была совсем маленькой и еще нетвердо держалась на ножках. Малышка вытянула руку и торжественно, словно королевский дар, показала маленький камешек.

– Очень красивый, детка.

Элеонор взяла камешек, такой теплый и гладкий, погладила его большим пальцем.

– Па, – с важностью сказала Дебора. – Па-па.

Элеонор улыбнулась.

– Да, па-па.

– Иди-ка сюда, крошка Ди, – позвал Говард и посадил девочку себе на плечи. – Пойдем поглядим, что делают на озере те жадные утки.

Элеонор смотрела, как они удаляются, ее дочь весело визжит и смеется от удовольствия, а Говард бежит, виляя между деревьями.

Какой же Говард хороший и добрый, подумала Элеонор, но, сколько она его знает, он всегда выглядит глубоко одиноким. Кажется, даже его чувство юмора, его манера смешить окружающих отдаляют его от других людей. Однажды она сказала об этом Энтони, и он ответил: «Просто у него нет близких, кроме нас. Он всю жизнь одинок. Нет ни братьев, ни сестер, мать давно умерла, а отцу на него наплевать». Наверное, именно поэтому Элеонор сразу понравился Говард, они с ним очень похожи, только ей повезло встретить родственную душу на оживленной лондонской улице, а он еще ищет.

– Я сделаю из нее чемпионку по запуску «блинчиков», – заявил Энтони, подходя к жене.

Она отогнала прочь печальные мысли и улыбнулась. Энтони закатал рукава рубахи до локтей, и Элеонор в тысячный раз подумала, какие у него замечательные руки, ладони и пальцы. Ее руки почти такие же, но он своими руками может лечить людей. Вернее, сможет, когда после войны пройдет клиническую подготовку.

– Надеюсь, – весело ответила она. – Только не слишком ли поздно вы начали тренироваться? Ей уже почти одиннадцать месяцев!

– Она быстро учится.

– И к тому же очень способная.

– Вся в мать!

Энтони наклонился к ней и поцеловал, взяв в ладони ее подбородок, а Элеонор упивалась его запахом, его присутствием и теплом, пытаясь сохранить в памяти этот миг. Энтони сел рядом с ней на ствол дерева и удовлетворенно вздохнул. Как бы Элеонор хотелось быть такой же смелой, уверенной и умиротворенной! Сама она постоянно тревожилась. Как она справится, когда он уедет? Как объяснить его отсутствие крошке Ди? Уже сейчас дочка обожала отца, искала его каждое утро и всякий раз счастливо улыбалась, увидев, что он – о радость! – никуда не делся. Элеонор не могла представить, как однажды малышка будет тщетно искать папу, все еще в ожидании привычного восторга… Правда оказалась еще хуже: в первый же день Дебора забыла отправиться на поиски.

– У меня для тебя кое-что есть.

Элеонор моргнула. Ее страхи совсем как мухи на пикнике: сколько их ни отгоняй, все время налетают новые.

– Правда?

Он порылся в корзинке, принесенной из дома, и протянул небольшой плоский сверток.

– Что это?

– Разверни и узнаешь.

– Книга? – спросила Элеонор.

– Нет. И лучше не пытайся отгадать.

– Почему?

– Когда-нибудь ты угадаешь и испортишь сюрприз.

– Я всегда ошибаюсь.

– Точно подмечено.

– Спасибо.

– Хотя все бывает впервые.

– Я разворачиваю.

– Давай.

Элеонор сорвала упаковочную бумагу и ахнула. Внутри лежала пачка самой прекрасной писчей бумаги, какую только ей доводилось видеть. Элеонор провела пальцем по мягким шелковистым листкам, обводя изящный орнамент из листьев плюща, вьющийся по краям.

– Это чтобы ты мне писала, – сказал Энтони.

– Я знаю, для чего нужна бумага.

– Не хочу ничего пропустить, пока меня не будет.

Слово «не будет» вернуло ее к реальности. Она так старалась скрыть свои тревоги! Энтони был сильным и уверенным в себе, и она, Элеонор, хотела быть с ним на равных, боялась его разочаровать, но порой страх грозил поглотить ее без остатка.

– Тебе не нравится?

– Она прекрасна.

– Тогда в чем дело?

– Ох, Энтони… – Элеонор говорила торопливо и несвязно. – Я знаю, что не очень смелая, а в такие времена мы все должны быть смелыми, но…

Он прижал палец к ее губам.

– Боюсь, я не выдержу…

– Выдержишь. Ты сильнее всех, кого я знаю.

Энтони поцеловал ее, и Элеонор бросилась в его объятия. Энтони считает ее сильной. Может, он прав? Может, ради Деборы она сумеет справиться? Элеонор отбросила страхи и позволила себе раствориться в настоящем, наслаждаясь совершенством момента.

– Ты только вернись.

– Меня ничто не остановит.

– Обещаешь?

– Да.

Глава 11

Корнуолл, 2003 г.

По пути домой Сэди заглянула в библиотеку. Собаки уже привыкли к этому маршруту и, немного повозившись, устроились возле угла здания, где Аластер с недавних пор оставлял им стальную миску с водой.

Внутри царил полумрак; после недолгих поисков Сэди обнаружила библиотекаря в секции крупноформатных книг. Увидев посетительницу, Аластер улыбнулся.

– У меня для вас кое-что есть, – сказал он, подойдя к столу и доставая из-под него конверт для бумаги формата А4.

– Это то, что я думаю?

– «Полперро пост», вышла через день после исчезновения мальчика.

Сэди довольно вздохнула.

– Это еще не все. – Он вручил ей толстую пачку прошитых страниц, схваченных резинкой, под которой Сэди заметила листочек со своим именем. – «Вымышленные побеги: матери, чудовища и метафизика в детской литературе», диссертация на соискание докторской степени, в ней есть глава, посвященная книге «Волшебная дверь Элеонор» Дафида Ллевелина.

Сэди невольно подняла брови.

– И последнее, но не менее важное…

– Еще что-то?

– Желание клиента – закон. Еще одна карта имения Лоэннет, включающая план дома. Довольно интересная, скажу я вам. Редкая удача. Лежала среди документов, которые нашли всего лишь несколько лет назад. Они хранились в старом сундуке – один бог знает, кто их туда уложил! – и обнаружились, когда здание подновляли в честь нового тысячелетия. Оригиналы сильно пострадали от воды и только в прошлом месяце вернулись в архив графства после реставрации.

Сэди едва сдерживалась, чтобы не разорвать конверт и не прочитать его содержимое прямо здесь, но выслушивание воодушевленных отчетов Аластера о поисках входило в сделку. Она кивала, пока наконец библиотекарь не перевел дыхание, и тогда торопливо поблагодарила его и вставила, что нужно отвести собак домой.

Как ни странно, настроение Сэди значительно улучшилось, когда она с пакетами в руках вернулась в сияние залитого солнцем дня. Сэди в жизни бы не подумала, что человек может получить столько удовольствия от похода в библиотеку, особенно такой человек, как она.

Неподалеку стояла маленькая гостиница с выбеленными стенами, веселенькими цветочками в свисающих корзинах, видом на гавань и удобной деревянной скамьей у входа. Сэди уселась рядом с аккуратной табличкой «Только для постояльцев отеля!», открыла конверт и тщательно изучила статью.

Увы, в статье не нашлось ничего нового. Пикеринг явно использовал ее в качестве источника. Зато там обнаружились две фотографии, которых Сэди раньше не видела: на одной была изображена элегантная улыбающаяся женщина, которая сидела под деревом с книгой «Волшебная дверь Элеонор» на коленях и в компании трех девочек в белых летних платьицах, а на второй фотографии ту же самую женщину, только с серьезным и напряженным лицом, бережно поддерживал за талию высокий красивый мужчина. В комнате на снимке Сэди узнала библиотеку Лоэннета. Она совсем не изменилась, даже фотография на столике у стеклянной двери стояла на своем месте. «Безутешные родители!» – большими буквами кричал заголовок, дальше следовало продолжение: «Мистер и миссис Эдевейн обращаются ко всем, у кого есть какая-либо информация о местонахождении их маленького сына Теодора».

Сэди узнала печать скорби на лице женщины. Эта женщина потеряла часть себя самой. Хотя письмо на бумаге с орнаментом из листьев плюща Элеонор написала во время более ранней беременности, по тому, с какой любовью она ждала появления ребенка, было ясно, что она из тех женщин, для кого материнство в радость. Прошедшие десятилетия добавили фотографии глубинного смысла. Снимок сделали, когда ужас от исчезновения был еще свежим, когда Элеонор Эдевейн еще верила, что сын вернется и зияющая дыра, вызванная потерей, затянется. Сэди, которая смотрела на застывшее мгновение из будущего, знала худшее. Ужас потери навсегда останется с Элеонор, а вместе с ним и муки неизвестности. Как тяжело не знать, жив твой ребенок или умер, любим или страдает, плачет ли долгими ночами по своей матери!

Сэди отложила газету в сторону и посмотрела на вымощенную дорожку к мерцающей воде. Дочь Мэгги Бэйли плакала по своей маме. Личико Кэйтлин было в разводах от слез, когда Сэди с Дональдом обнаружили ее одну в пустой квартире в Холборне. Они прошли в квартиру прямо по груде рекламной почты у двери, и в нос им ударил такой отвратительный запах, что даже отличающегося крепким желудком Дональда чуть не вырвало. Мусорное ведро на кухне кишело мухами.

Сэди никогда не забыть, как впервые увидела малышку Кэйтлин. Они с Дональдом не ожидали, что найдут здесь ребенка, и Сэди уже прошла половину коридора, когда перед ней возникла маленькая большеглазая девочка в ночной рубашке с изображением мультяшной Доры-исследовательницы. Соседка обратилась в полицию с жалобой на неприятный запах; когда ее спросили, кто живет в квартире, она описала нелюдимую молодую женщину, которую время от времени навещает мать, упомянула громкую музыку. О ребенке соседка не сказала ни слова. Уже потом, когда Сэди поинтересовалась почему, она пожала плечами и выдала обычную отговорку: «А вы не спрашивали».

После того как девочку нашли, поднялась страшная шумиха. Как же так, ребенок один, в запертой квартире? Пока Дональд вызывал подмогу, Сэди сидела на полу с Кэйтлин – к тому времени они уже знали ее имя, – играла с игрушечным автобусом, пыталась вспомнить хоть один детский стишок и размышляла, насколько подобный оборот событий изменил ситуацию. Как выяснилось, очень сильно. Маленькие брошенные девочки привлекают внимание множества ведомств, и вскоре крошечную квартирку наводнили полицейские, эксперты-криминалисты и представители социальной службы. Казалось, все прибыли одновременно и теперь толпились повсюду, что-то измеряли, искали и посыпали порошком. В какой-то момент, когда день уже близился к вечеру, малютку увезли.

Сэди никогда не плакала на работе, хотя ей доводилось видеть немало печального и ужасного, но тем вечером на пробежке она неслась со всех ног, с топотом бежала по тротуарам Ислинготна, через Хайгейт, по сумеречной пустоши, мысленно перебирая кусочки головоломки, пока они не скрылись под горячей волной ярости. Сэди давно усвоила, что нельзя зависать на эмоциональном, чисто человеческом факторе, когда расследуешь преступления. Ее работа – раскрывать тайны, а все причастные к этому люди важны лишь в той мере, насколько знания об их характере можно использовать для дела, например, чтобы определить мотив преступления, подтвердить или опровергнуть алиби. Но кроха в измятой ночной рубашке и со спутанными волосами, которая звала маму и смотрела испуганными глазами, с тех пор не выходила из мыслей и мешала работать.

Черт, она и сейчас мешает. Сэди поморгала, чтобы отогнать образ девочки, злясь на себя, что опять вспомнила ту проклятую квартиру. Все, дело закрыто. Она сосредоточилась на гавани, глядя, как рыбацкие лодки, вернувшись, становятся на якорь, а над ними кружат чайки, то падая вниз, то взмывая вверх.

Конечно, между этим двумя делами существует параллель: матери и дети, потеря близкого человека. Фотография Элеонор Эдевейн, опустошенное выражение на ее лице, горечь утраты и страх, который она пережила, ударили Сэди по больному. Обнажили ту самую слабость, из-за которой она приняла дело Бейли слишком близко к сердцу и не спала ночами, убежденная, что Мэгги Бейли не могла просто взять и бросить двухлетнюю дочь в запертой квартире, без всякой гарантии, что девочку найдут вовремя.

– Не хочу разочаровывать, Спэрроу, – сказал тогда Дональд, – но такое случается чаще, чем ты думаешь. Не все созданы для материнства.

Сэди не спорила. Кому, как не ей, знать, что он прав. Ее только смущала беспечность, с которой Мэгги бросила дочь. Что-то тут не сходилось.

– Дело не в этом. Может, Мэгги и не самая хорошая мать, но вряд ли она оставила бы своего ребенка страдать. Наверняка бы позвонила кому-нибудь, что-то сделала.

В определенной степени Сэди оказалась права. Как выяснилось, Мэгги действительно что-то сделала. Она исчезла из жизни Кэйтлин в четверг, в тот день, когда отец забирал девочку на выходные. Вот только на той неделе его не было в городе: уехал на рыбалку в Лайм-Реджис.[13]13
  Лайм-Реджис (Lyme Regis) – небольшой прибрежный город с населением около 4400 человек в графстве Дорсет, Англия.


[Закрыть] «Я ее предупредил, – говорил он, когда его допрашивали в полицейском управлении, и сжимал дешевый пластиковый стаканчик. – Заставил записать на бумажке, чтобы не забыла. Я редко куда-то езжу, но брат подарил мне путевку на день рождения. Я все ей написал». Мужчина сильно волновался и то и дело отламывал от стаканчика кусочки полистирола. «Если бы я знал, если бы она мне сказала. Как подумаю, что могло бы случиться…»

Он снабдил полицейских информацией, которая сильно отличалась от того, что рассказала о Мэгги ее мать, Нэнси Бейли. Неудивительно. Сэди предположила, что всему виной материнский инстинкт, именно он побуждает женщину показывать своего ребенка в лучшем свете. Правда, в данном случае это только навредило. Жаль, что Сэди не пообщалась со Стивом, отцом девочки, до того, как купилась на историю Нэнси. «Знаешь, в чем проблема? – любезно спросил Дональд, когда все закончилось. – Вы двое – ты и бабушка – слишком сдружились. Типичная ошибка начинающих». Самый обидный из его комментариев. Ничего так не уязвляет сыщика, как обвинение в недостатке объективности или в том, что он позволяет эмоциям вторгаться в область разума.

Особенно если обвинение справедливо. «Ни в коем случае не общайся с бабушкой девочки, даже думать не смей!» Дональд прав. Нэнси вызывала симпатию, тем более она говорила то, что Сэди хотелось услышать. Что Мэгги была ответственной, любящей матерью и скорее умерла бы, чем бросила своего ребенка без присмотра, что полиция ошиблась и нужно искать следы преступления. «Почему она лгала? – допытывалась Сэди у Дональда. – Ей-то какая выгода?» Дональд покачал головой и снисходительно улыбнулся: «Это же ее дочь, глупышка. Что она должна была говорить?»

После жалобы Стива Сэди посоветовали воздержаться от дальнейших попыток встретиться с Кэйтлин, но она еще раз увидела девочку, сразу после того, как дело закрыли. Кэйтлин шла, держа за руки отца и его жену, Джемму, когда они выходили из полицейского управления, – симпатичная, хорошо одетая пара. Кто-то распутал свалявшиеся волосы Кэйтлин и заплел косички. Джемма остановилась, чтобы выслушать девочку, а потом сказала ей что-то смешное и взяла на руки.

Сэди видела их мельком и на расстоянии, но этого было достаточно, чтобы понять: все закончилось благополучно. Женщина с добрым лицом и плавными, заботливыми жестами – это именно то, что нужно Кэйтлин. С одного взгляда Сэди определила: Джемма из тех, кто всегда говорит и поступает правильно, точно знает, кто такая Дора-исследовательница, и у кого всегда наготове детские стихи или колыбельные. Дональд явно подумал то же самое. «Лучшее, что могла сделать эта мамаша, – сказал он позже, когда они с Сэди сидели в «Лисе и Гончих». – Даже слепой увидел бы, что малышке хорошо с отцом и его женой». И правда, разве дети не заслуживают шанса на счастливое детство? Один бог знает, сколько трудностей выпадет им на жизненном пути.

Мысли Сэди вернулись к письму, которое она бросила в почтовый ящик. Наверняка оно уже дошло до девочки. Хорошо, что она написала на конверте обратный адрес аккуратными печатными буквами. Наверняка этому учат в престижной школе, куда она ходит. Шарлотта Сазерленд. Красивое имя, решила Сэди. Конечно, не то имя, что дала ей Сэди, но все равно красивое. Звучное имя образованного и успешного человека. Того, кто увлекается верховой ездой, хоккеем на траве и никогда не молчит, боясь показаться глупым. Разве не этого хотела Сэди для своей дочери, когда отдала медсестре крошечную девочку, а потом смотрела сквозь слезы, как ту уносят к лучшему будущему?

От резкого звука сзади Сэди едва не подпрыгнула. Кто-то приоткрыл подъемное окно и рывком поднял вверх. Кружевная занавеска отодвинулась, и на ее месте появилась женщина с зеленой пластмассовой лейкой. Женщина с собственническим видом посмотрела вниз, на скамью (Только для постояльцев отеля!) и перевела многозначительный взгляд на Сэди.

Собаки уже закончили обследовать местность и теперь сидели, насторожив уши и преданно глядя на хозяйку, ждали, когда она даст им знак, что пора домой. Сэди кивнула псам, когда хозяйка гостиницы начала лить воду в корзинку с цветами прямо над ее головой. Эш и Рэмзи потрусили к коттеджу Берти, а Сэди плелась следом, пытаясь не замечать призрачного ребенка, который шагал рядом с ней.

– Ну что, разгадала тайну? – громко спросил Берти, когда Сэди с Эшем и Рэмзи шумно ворвались в переднюю дверь.

Сэди обнаружила деда во внутреннем дворике за кухней с садовыми ножницами в руках, рядом высилась горка сорняков и обрезанных веток.

– Почти, – ответила она, роняя рюкзак на дощатый садовый стол. – Остались мелочи: кто, как и почему.

– Действительно мелочи.

Сэди прислонилась к каменной стене, которая не давала саду сползти по крутому склону к морю. От открывающегося вида захватывало дух. Серебристая трава, белый песок, выстилающий дно маленькой бухты между двумя мысами, бескрайний простор шелковистого моря, меняющего цвет с лазурного до чернильно-синего… Идеальная картина. Фотографии с такими видами загорелые отпускники отправляют друзьям и знакомым, чтобы те позавидовали. В самом деле, не купить ли Дональду открытку?..