Текст книги "Конторские будни"

– Стало быть, так, председатель, – грубовато начал он. – Возможно, мистера Сидза и миссис Фос хвалили тут не зря. А вот удалось ли им узнать что-нибудь новое и не следовало ли направить их энергию на что-нибудь более важное – это другой вопрос. По-моему, общая картина и так ясна.

– Вы согласны с этим, мистер Сидз?

Но тут в разговор вмешалась Пам. И правильно сделала: Сидзу уже воздали по заслугам, пусть помолчит.

– Если мистер Бизли считает, что действующих дочерних компаний «Альбиона» нет, с ним, я думаю, придется согласиться. «Альбион», видимо, покупал или уже лопнувшие, или обречённые предприятия, и поступал он? так по двум причинам. Поначалу, когда небольшая типография «Альбион» обретала черты коммерческой фирмы, ее интересовали только крохотные типографии…

– Во-во, – проворчал Ваарт, адресуясь ко всем, кто мог или хотел его услышать, – понакупали типографий да и придушили, ни одной не осталось.

– Администрация хотела создать штат служащих для будущего треста, но так, чтобы это не отразилось и даже не стало известным на рынке рабочей силы. Маленькие типографии можно было закрывать под предлогом их «нерентабельности» – в те времена это делалось сплошь и рядом.

…Потом – продолжала Пам, держа аудиторию в неослабном напряжении (и подтверждая предположение Грайса, что она прирожденный лидер), – когда «Альбион» начал бурно разрастаться, я имею в виду штат служащих, совет директоров принялся скупать самые разные, но неизменно обреченные фирмы. Делалось это для маскировки – никаких иных объяснений мы пока не нашли, – ведь чем разнообразней интересы фирмы, тем труднее понять, каким делом она занимается в действительности. Так что мистер Бизлн, по всей вероятности, прав: дочерние компании «Альбиона» существуют только па бумаге. Их давно уже нет.

После минутного молчания в первых рядах неуверенно поднялась женщина, похожая на состарившуюся Петулу Кларк. Она явно не привыкла к публичным выступлениям и осмелилась сейчас заговорить только потому, что ее вдохновил успех Пам.

– Извините, может, я невпопад, но мой зять, то есть я хотела сказать, зять моей сестры, он живет в Олдершоте.

Тут она умолкла, словно ей больше нечего было сказать.

– Так-так, продолжайте, – ободряюще, по мнению Грайса, улыбнулся ей Грант-Пейнтон, хотя другим его улыбка могла показаться просто снисходительной.

– Ну вот, а он, значит, зарабатывает на жизнь химчисткой одежды и часто ездит в военные лагеря. И, если ему верить, у них там есть секретные шахты. С виду вроде плац, и на плацу землянки, а если войдешь в землянку, то можно открыть люк, и там лестница, и по лестнице можно спуститься в настоящую угольную шахту.

– Так-так, – пробормотал совершенно сбитый с толку Грант-Пейнтон. Остальные любители тоже ничего не поняли.

– А это солдат учат на случай всеобщей забастовки шахтеров. Вот я и думаю – а вдруг альбионские фирмы, про которые нам рассказала миссис Фос, занимаются тем же самым? Вдруг там собирают солдат и учат разным специальностям?

– Мадам, – подтянув на коленях платье и принагнувшись в сторону престарелой Петулы Кларк, чтобы подчеркнуть свои слова, проговорил Грант-Пейнтон, – мадам, этих фирм давно нет. От них остались только названия да адреса. Так же как от прародительницы нашего треста, от старой типографии «Альбион», осталось одно название. Скажите, можно, по-вашему, научить солдат печатному делу в снесенной типографии «Альбион»?

Выслушав эту отповедь, пристыженная Петула Кларк села на свое место. И сейчас же поднялся сержант ВВС из учебного лагеря времен Грайсовой армейской службы.

– Но если от этих фирм остались одни названия, как же они отвечают на телефонные звонки? – Оказывается, он только лицом напоминал сержанта: голос да и выговор был у него совсем другой.

– А разве они отвечают на телефонные звонки? – спросил Грант-Пейнтон.

– «Коббз и К^о» из Харроу отвечает. – Псевдосержант размахивал какой-то бумажкой, похожей на вырванную из телефонного справочника страничку. – В протоколе предыдущего заседания записано со слов мистера Сндза, что эта фирма прекратила операции четыре года назад, а когда я позвонил туда, какой-то тип поднял трубку и сказал, что он, дескать, начальник Отдела сбыта.

– Ну-ну, а вы?

– А я наплел ему, что хочу купить обои – это обойная фирма, – и он сказал мне, что торговля у них оптовая и что по телефону они заказы не принимают, но я могу им написать. Тогда я спросил адрес, и он стал темнить, что сейчас, мол, они как раз переезжают в другое здание, а письма им надо слать на почтовый абонемент помер такой-то.

По залу прокатилась волна удивленных восклицаний, Грайс обернулся к Сидзу, который все еще стоял в центральном проходе, и с досадой обнаружил, что тот самоуверенно усмехается, хотя псевдосержант вроде бы выбил почву у него из-под ног.

– Мистер Сидз, – воззвал к нему Грант-Пейнтон, – хоть нам пора бы уже заняться темой сегодняшнего заседания, но поднятый сейчас вопрос очень важен. Ведь получается, что «Альбиона», где мы все работаем, в телефонном справочнике нет, а подчиненные ему фирмы, где не работает никто, там есть, и они отвечают на телефонные звонки! Можете вы дать этому объяснение – по возможности, краткое?»

– Могу, господин председатель. Я как раз хотел это сделать, когда меня перебили. – Сидз двинулся вперед и, дойдя до сцены, повернулся лицом к зрительному залу. Он явно собирался извлечь из возникшей ситуации все возможные выгоды, и Грайс подумал, что, если уж его так привлекает популярность, ему надо было урвать себе роль дворецкого из богатого дома начала века и сидеть на сцене среди ведущих артистов.

– Действительно, «Коббз и К^о», да и все другие подчиненные «Альбиону» фирмы, хотя фактически их нет, по-прежнему отвечают на телефонные звонки, и мы думали оповестить об этом Комитет, когда соберем полное досье…

Они, видите ли, собирают досье! Кем, интересно, он себя считает? Начальником контрразведки?

– «Братья Бинны» из Регби тоже отвечают на звонки. Я звонил туда сегодня. И все было как обычно, когда звонишь в альбионские фирмы. Сначала раздался щелчок автоматического переключения на другой телефон, а потом, если пользоваться термином уважаемого мистера Беллоуса, некий «тип» поднял трубку. Иногда этот «тип» рекомендуется начальником Отдела сбыта, иногда – управляющим, а иногда – уполномоченным по ликвидации дел фирмы. Но всякий раз трубку берет один и тот же человек. И человек этот – мистер Лукас, начальник Отдела служащих треста «Британский Альбион».

Да, тут уж Грайс отрицать не мог, сообщение было сенсационным. Но Сидз еще не кончил! Повысив голос, чтобы его услышали, несмотря, на бурю выкриков «Господи! Ну и ну! Батюшки-светы!», он раздельно сказал (и все-таки его последние слова разобрали только любители, сидящие в первых рядах):

– А причина, я подчеркиваю – причина этого единоличия во многих личинах совершенно очевидна. Они хотят выявить, интересуемся ли мы подчиненными «Альбиону» фирмами, и контролируют наш интерес.

Разумеется, мрачно подумал Грайс, причина тут совершенно ясна; неясно только, кому еще, кроме Лукаса, поручено контролировать этот интерес к альбионским дочерним фирмам. Он, Грайс, мог бы неплохо дополнить сообщение Сидза. А известно ли Комитету, неторопливо вставши, сказал бы он, откуда мистер Сидз знает, как звучит по телефону голос Лукаса?

Но он опоздал. Грант-Пейнтон призвал собрание к порядку и указал на первую попавшуюся из множества поднятых рук. Новый оратор никого из известных личностей Грайсу не напомнил.

– Господин председатель, а почему ДДТ печатаются в Бельгии?

Вопрос был задан настолько не к месту, что недоуменное молчание сменилось через несколько секунд неудержимым хохотом. «У-х-х-х! Ф-фу! Фра! Хри! Чхок! Кхех!» – раздавалось со всех сторон. «Х-х-хах» добавил к общей хохотальной разноголосице Грайс. Положительно, человек, задавший этот вопрос, просто не представлял себе, какого порядка придерживаются на собраниях.

Но Грант-Пейнтон, похоже, обрадовался, что взбудораженность, вызванная словами Сидза, обернулась всеобщим весельем. Он даже нахлобучил на голову свой парик и прошелся по сцене как мим, изображающий веселое недоумение, чем еще сильнее распотешил аудиторию. Вообще, если б кто-нибудь поинтересовался мнением Грайса, он сказал бы, что Грант-Пейнтон мастерски утихомирил чрезмерно возбужденных любителей.

– А откуда вы знаете, что ДДТ печатаются в Бельгии, мистер Армстронг? – снова усевшись, бесстрастно проговорил он.

– Да это указано на задней обложке, господин председатель. Но я-то хотел спросить, почему ДДТ не печатаются у нас.

– Потому как они придушили, стало'ть, все типографии, – громко проворчал Ваарт. И добавил для Грайса: – Сук-к-кииы дети! – От его обычной веселости не осталось и следа.

– Мистер Ваарт ответил на ваш вопрос? – раздался голос Грант-Пейнтона.

– Ни в коей мере, господин председатель! Да и вопрос-то мой был просто риторический. «Альбион» печатает свои ДДТ за границей по очень простой – и единственной! – причине. Рассмотрите хорошенько альбионские Дополнительные Дотационные Талоны, – Армстронг помахал книжицей ДДТ, как, наверно, размахивал в парламенте Чемберлен договором с Гитлером, вернувшись из Мюнхена (Теперь Грайс понял, что Армстронг напоминает Невилла Чемберлена без усов.), – и вы сразу же увидите, что они точь-в-точь похожи на продовольственные карточки военного времени.

– И какой же вы делаете из этого вывод?

– Да очень простой, господин председатель. Отдел питания обрабатывает раз в десять больше талонов, чем нужно «Альбиону», потому что проводит опыт снабжения людей продовольственными карточками на случай мировой или, пожалуй, гражданской войны. Вот почему ДДТ оформляются под покровом строжайшей тайны.

Догадка Армстронга – может быть, из-за ее новизны – вызвала не меньше интереса, чем сообщение Сидза за насчет Лукаса, хотя Грайс уловил в общем одобрительном хоре и досадливые выкрики вроде «Эк загнул!» и «Что за ахинея!». Но Грант-Пейптон, игнорируя рядовых любителей, обратился к президиуму на сцене, или, как понял теперь Грайс, Организационному бюро Комитета.

– Какие будут мнения?

– По-моему, это вполне возможно… – начал садовник, в первый раз открыв рот.

– Но мало вероятно, – сразу же перебил его Биэли, легко завладевая вниманием собравшихся. – Хотя, с другой стороны, ни одного служащего из Отдела питания среди нас пока нет, и нам остается только гадать, чем они там занимаются.

– А что скажете вы, миссис Фос? Как секретарь Приемной комиссии?

– Я, как секретарь Приемной комиссии, уже много раз предлагала расширить наш Комитет, – Грайс обрадованно заметил, что она смерила Сндза уничтожающим взглядом, – и буду только рада, если мое предложение наконец примут.

– Есть у кого-нибудь знакомые в Отделе питания? – спросил, повернувшись к залу, Грант-Пейнтон. На его вопрос никто не откликнулся, и Грайсу было понятно почему. Обитатели трех верхних этажей славились, как он слышал и удостоверился, своей грубой нелюдимостью.

Пам поощрительно улыбнулась ему. Но она ведь знала, что его, мягко говоря, мигом наладили из Отдела питания, когда он пытался разведать, чем там занимаются.

Хотя, возможно, она предлагала ему поддержать их «общее дело». Возможно, ей хотелось показать, что не один Сидз умеет вести расследования и что совместная поездка в Регби не дает ему на нее никаких особых прав. В таком случае стоило, пожалуй, выступить.

Вообще-то Грайс не любил безоговорочно становиться па чью-нибудь сторону. Однако он уже собирался попросить слова, когда раздался озорной, как ему показалось, голосок Пам;

– По-моему, мистер Грайс знает парочку служащих из этого отдела.

– До некоторой степени, – полупривстав, промямлил он в ответ на слова Грант-Пейнтона «Прошу вас, мистер Грайс». Ваарт усиленно ему подмигивал, а он не вставал в полный рост, но и не садился, считая, что сесть, пока Грант-Пейнтон с ним разговаривает, неудобно, а встать без какой-нибудь существенной информации тоже неловко. Так ему и пришлось балансировать над сиденьем своего кресла в угодливой и крайне неудобной позе.

– Тогда, может, вы и возьмете на себя первые дипломатические шаги? – предложил Грант-Пейнтон. – Но сначала обязательно проконсультируйтесь с миссис Фос. Осторожность – прежде всего.

Когда Грайс позволил себе сесть, Пам наградила его широкой улыбкой, а Грант-Пейнтон поправил бюст и парик, всем своим видом показывая, что пора наконец по-настоящему заняться делом. Он подошел к краю сцены н сказал:

– Благодарю вас, мистер Грайс. – Потом, обращаясь, ко всей аудитории, добавил: – Мистер Грайс – новичок и на работе, и у нас, в Комитете Установления Истины, или альбионской труппе, как мы называем ради: конспирации наш комитет. Так вот, я хочу сказать несколько слов для новичков…

Однако новичкам не удалось услышать его объяснений. Один из любителей, сидящих у окна, – он походил на знаменитого автогонщика, который постоянно выступал в телепередачах «Будьте осторожны на улице», – вскочил с громким криком, или, верней, истошным воплем:

– Господин председатель!!! Господин председатель, кто-то заглядывал к нам в окно!

– Тихо! – гаркнул Грант-Пейнтон, легко перекрывая взволнованный гул множества голосов. – Сидите как сидели, господа! – Если он не служил в армии офицером, подумал Грайс, причем офицером очень высокого ранга, то армия много потеряла. Он же прирожденный командир.

Человек пятнадцать любителей, бросившихся к мутным от пыли окнам, вернулись на свои места, и в зале воцарился относительный порядок. Прислушавшись, Грайс вроде бы услышал – да-да, определенно услышал – тяжелое, уплывающее вниз топотанье чьих-то, проворных ног на железных прутьях пожарной лестницы. Только один человек из всех, кого он знал, мог столь громко топотать. Ну и сумасшедшая же девчонка!

– Мистер Сидз! Передайте швейцарам, чтоб онн обыскали задний двор! Живо! Мистер Беллоус! Встаньте у дверей вместо мистера Сидза! Мистер Каллоуэй!.. – Пока невозмутимый Грант-Пейнтон отдавал свои приказы, члены Организационного бюро быстро, но без суеты покидали сцену с плетеными стульями в руках. Да, действия по тревоге, насколько Грайс мог судить, были доведены у них до высочайшего артистизма: за считанные секунды на сцене остались только Ардах, Грант-Пейнтон и Пам.

– Спокойно, леди и джентльмены, – проговорил, Грант-Пейнтон, пришпиливая к парику чепчик. А потом. почти без паузы затараторил фальцетом, глядя на Ардаха и Пам:

– Потерю одного родителя можно счесть несчастьем, но лишь, беспечность, приводит к потере обоих. Кем был ваш отец? Несомненно, состоятельным человеком…

А сам Грант-Пейнтон был, несомненно, стальным человеком, и роль свою он знал назубок. Пам, чересчур старательно обмахиваясь веером – ее волнение выдавала только эта чрезмерная старательность, – ждала реплики Ардаха, но тот, разумеется, не мог найти нужного места в пьесе, потому что ему мешали проложенные между страницами листки протокола.

Глава одиннадцатая

Копланд, якобы из-за гриппа, на работу в пятницу не явился. Зато все перегородки оказались, словно по волшебству, на своих местах. Когда Грайс пришел в отдел – а пришел он около одиннадцати, поскольку все канцпринадлежники решили накануне, что спешить на работу к девяти утра просто глупо, – рабочие, сделавшие свое дело, уже ушли, и по отделу бродили два техника со стальными рулетками в руках; они придирчиво измеряли, правильно ли установлены перегородки, надеясь найти хотя бы крохотную ошибку и снова начать реорганизацию; но придраться им было не к чему, и вскоре они тоже ушли.

«До чего же проворно могут рабочие трудиться, – говорили друг другу канцпринадлежники, – особенно в пятницу, когда впереди у них два свободных дня».

Осмотрев новый закуток для архивных шкафов и клетушку Копланда возле окна – Ваарт, конечно, прохрипел, что теперь, мол, начальнику будет еще уютней дрыхнуть после обеда, – служащие проверили прочность перегородок, наваливаясь на них задами: перегородки слегка пружинили, но не падали. Братья Пенни напомнили Грайсу двух деревенских увальней около забора, огораживающего скотный двор, – они напевали песенку «У Макдональда ферма что надо, хо-хо[». Остальные служащие шутливо подхватили сельскую тему, и Сидз мечтательно сказал: «Эх, неплохо было бы сейчас пососать соломку… которая вставлена в бокальчик вина». Так закончился у них утренний перерыв на чай. А после перерыва Грант-Пейнтон снова вспомнил про мебель.

– Теперь нам не хватает только наших столов, – проговорил он. Однако на Грайса при этом не посмотрел, А ведь как заместитель отсутствующего начальника он мог просто предложить Грайсу начать поиски, и это предложение, даже сделанное очень вежливо, автоматически обрело бы силу приказа. Но Грант-Пейнтона явно не тянуло командовать. И он, конечно, был прав: ему не платили начальническую прибавку к жалованью – так с какой стати будет он брать на себя бремя руководства?. Ну а раз его реплика прямо Грайсу не предназначалась, тот счел за благо ее не заметить.

Про вчерашнее собрание альбионской труппы никто из любителей не упоминал, и только Бизли, предлагая Грайсу лотерейный билет, неопределенно шепнул: «За наше общее дело», – а когда Грайс полез в карман, подмигнул ему на манер Ваарта. Вполне возможно, что Детский клуб, как и дочерние компании «Альбиона», всего лишь фикция, подумал Грайс. Но спросить, какое именно «общее дело» он поддерживает своими десятипенсовнками, Грайс не успел: Бизли многозначительно прижал палец к губам.

Что ж, такие предосторожности были вполне оправданны. Ведь любителей со всех сторон окружали враги – ну а если и не враги, то по крайней мере прохвосты-бездельники, как говорила Пам, или верноподданные ослы, как сказал бы сам Грайс. Братья Пенни, которых не было на собрании, казались ему особенно опасными: только вымолви при них неосторожное словечко, и они мигом разнесут его по всему «Альбиону».

Бизли опоздал со своим бизнесом на сутки: обычно он распространял лотерейные билеты в четверг, а не в пятницу. Но вчерашний день, закрутившийся с утра кувырком, можно было вычеркнуть из расписания. Тем более что на сегодня никаких мероприятий все равно не намечалось: Хаким, загоравший в Альгарве, лишил канцпринадлежников традиционных кондитерских утех. А жаль – без мебели, с разложенными прямо на полу коробками сладостей у них, как правильно сказал Ардах, получился бы настоящий восточный базар.

Канцпринадлежники взволнованно обсуждали возникшие из-за отъезда Хакима трудности. Было единогласно решено, что он поступил по-предательски, не напомнив им вовремя о своем отпуске. Грант-Пейнтону жена поручила купить для дома коробку шоколадных конфет; Ардах собирался приобрести ко дню рождения племянника уцененный конфетный набор, оставшийся, как он знал, у Хакима с рождества. Ну а Копланд, по всеобщему убеждению, просто не смог бы протянуть рабочую неделю без очередной банки «Подарочного ассорти».

Выяснилось, однако, что братья Пенни, эти пентюхи, могут, как ни странно, предложить выход из создавшегося тупика. Они дружили с миссис Рашман и время от времени принимали участие в ее гастрономических экспедициях. («Ай да братцы!» – услышав об этом, подхихикнул Ваарт.) Они знали, что на рынке неподалеку от «Альбиона» есть кондитерский киоск удешевленных товаров. Если покупать у Хакима, экономия, конечно, получалась бы куда заметней, но лучше уж хоть немного, чем совсем ничего. Предложение братьев было принято, канцпринадлежники собрали деньги, составили список нужных покупок и отрядили Тельму на рынок. За Копланда заплатил из лотерейных денег Бизли, наказав Тельме взять у киоскера отдельный счет.

После этого в отделе наступило временное затишье. И тут опять возник разговор про мебель, и завел его на этот раз Ардах, сказав, что посидеть-то все же было бы неплохо и что раствориться в воздухе стулья не могли. Грайсу показалось – может быть, правда, именно показалось, – что коллеги смотрят на пего с немым укором. Но он стойко выдерживал их укоряющие взгляды, пока курьер Нутряшки не приволок утреннюю почту. Принять ее пришлось Грант-Пейнтону, и он сейчас же стал хитренько озираться, явно намереваясь повторить вчерашний фарс, когда по его приказу Грайс вскрыл, рассортировал и потом свалил письма в корзину для бумаг. И действительно, его взгляд задержался на Грайсе, который не успел убраться с глаз начальника к дальнему окну, как Ардах, Ваарт и братья Пенни. Однако, выдержав секундную паузу, Грант-Пейнтон язвительно сказал:

– Нет-нет, мистер Грайс, сегодня вам заниматься почтой недосуг, ведь мебель сама в отдел не придет… – И письма были поручены заботам Сидза.

Грайс, конечно, мог веско возразить Грант-Пейнтону, «Исходя из вчерашних сообщений, – сказал бы он, – и помня, что мы, по-видимому, работаем на правительство, которое преследует абсолютно неведомые нам цели, мы должны думать вовсе не о мебели». Но Грант-Пейнтон наверняка ответил бы ему, прикрыв добродушным юмором суровую суть официального приказа: «Мистер Грайс даже если «Альбион» захватили пришельцы с Марса, пропавшую мебель необходимо отыскать!» Можно было, правда, спросить Грант-Пейнтона, как он представляет себе поиски мебели без межэтажного пропуска. Но Копланд уже однажды дал Грайсу гаерский ответ на этот вопрос, а с начальником ведь особо-то не поспоришь.

И вот, мученически вздохнув, Грайс пробормотал: «Будем надеяться, что она исчезла не бесследно», – и пошел к двери. Ваарт крикнул ему вслед что-то грубовато-насмешливое, и, закрывая дверь, он услышал раскаты хохота. Злорадно подумав, что если его изловят где-нибудь без пропуска, то объясняться с администрацией будет Грант-Пейнтон, Грайс вызвал лифт.

И как нарочно, когда лифт благополучно довез до подвала, он угодил прямо в руки – или, верней, в руку – того самого швейцара, который поймал его накануне. А может, это был вовсе и не тот же самый швейцар. Может, это был швейцар из тройки, охранявшей Сент-Джуд, или из другой тройки – если существовала другая тройка, – из той, что не пускала его к Лукасу. Или, может, этот вездесущий швейцар входил во все швейцарские тройки – черт их разберет!

Неопознаваемый швейцар стоял, читая спортивную газету, под большой металлической табличкой с надписью: АРХИВНЫЙ СЕКТОР. ТОЛЬКО ДЛЯ ОСОБО ОТВЕТСТВЕННЫХ СОТРУДНИКОВ. Газету швейцар держал в вытянутой руке, потому что был дальнозорким, а за его спиной Грайс разглядел столик, на котором лежали атрибуты швейцарской службы: журнал с фамилиями и личными подписями служащих, допускавшихся в Архивный сектор, пачка бланков, похожих на заверенные пропуска, штемпельная подушечка в жестяной коробке и несколько штампов. Столик был придвинут к металлической, со стеклянным верхом перегородке, протянувшейся вдоль беленой стены, так что между перегородкой и стеной оставался очень узкий коридор, по которому, если б швейцар его пропустил, Грайс мог дойти до противоположного конца подвала. А за перегородкой рядами стояли разнообразные архивные шкафы. Самые ближние из них показались Грайсу просто допотопными. Те, что размещались за ними, – деревянные, трехъящичные, но без выдвижных направляющих (ящики скользили по боковым деревянным планкам) – он вроде бы видел в старых проспектах «Комформа» под каталожным номером А2А/0629. А те, что стояли вдали – металлические, четырехъящичные с утопленн-ыми ручками и выдвижными направляющими, – изготовлялись на фабриках «Комформа» еще сравнительно недавно, и он ясно помнил их каталожный номер: Б4Б/04885. Слава богу, что ему не придется искать отдельскую мебель среди этих многолетних напластований комформской продукции – легче было бы найти, как говорится, иголку в стоге сена.

Да и швейцар, слава богу, не обратил на него внимании, а главное, не потребовал предъявить пропуск. Он лениво приспустил газету и, словно в бинокль, сфокусированный усилием воли, осмотрел его сквозь толстые линзы очков, но равнодушно промолчал.

– Я, знаете ли, что-то потерял ориентировку, – сказал ему Грайс. – Мне нужен Рабочий сектор Ремонтно-планировочного отдела.

Швейцар осматривал его около минуты – так директор школы смотрит на затаенно дерзкого ученика, – а потом неуловимым движением пальцев свернул газету трубкой, сделав ее как бы продолжением руки, и указал в глубь коридора. Грайс пошел, куда было указано, а через несколько секунд его догнала запоздалая реплика швейцара:

– Прямо по коридору и два раза направо. Там увидите табличку. – Грайс оглянулся, и ему показалось, что швейцар обдумывает, достаточно ли пришельцу устного указания, или надо было написать сказанное на бумаге.

– Большое вам спасибо!

Вскоре взгляду Грайса открылось помещение, точь-в-точь такое же, как Архивный сектор. Но здесь ряды шкафов сверкали свежим лаком, потому что их наверняка доставили сюда прямо со складов готовой продукции «Комформа». Это была последняя модель, и когда Грайс увольнялся, им еще даже не присвоили каталожного номера, а в рекламных проспектах новые шкафы описывались как «архивный сейф системы «Мгновенный поиск» с автоматически задвигающимися ящиками». Стало быть, «Альбион» получает новейшее конторское оборудование. Тут, кроме шкафов, хранились новенькие столы – и обычные, четырехъящичные, с металлической передней панелью, и парадные, для конференц-залов, под стеклом и на одной тумбе-ноге, – а в отдалении теснились ряды стоек-вешалок, складных стульев и обитых кожей кресел для высшего начальства. Поистине, волшебная пещера Аладдина с последними достижениями дизайнерской мысли «Комформа»!

Табличка перед входом гласила: РАБОЧИЙ СЕКТОР И СКЛАД РПО. ТОЛЬКО ДЛЯ РАБОЧИХ И ОСОБО ОТВЕТСТВЕННЫХ СОТРУДНИКОВ. Но ни столика, где проверяют пропуска, ни швейцара тут, к радости Грайса, не было. Никем не остановленный, он дошел до небольшой, фута три на четыре, площадки, огороженной низким металлическим барьерчиком, и здесь обнаружил уже знакомых ему рабочих, которые сосредоточенно играли в карты, подтверждая недавние слова Бизли. Верней, Грайс мог только предполагать, что именно эти рабочие проводили у них реорганизацию – они, как и швейцары, были для него все на одно лицо. Зато он мог с полной уверенностью сказать, что их площадка была обставлена новейшей мебелью самого высшего качества.

Грайс прислонился к перегородке и стал ждать, когда на него обратят внимание. Играли рабочие в брэг, ставки, судя по лежащим на столе деньгам, были немалые, поэтому Грайса долго никто не замечал, и он, предоставленный самому себе, подумал, что если бы кто-нибудь из канцпринадлежников – Копланд, например – удосужился спросить рабочих, когда они сонно ползали по их отделу, где обретается отдельская мебель, то ему, Грайсу, не пришлось бы сейчас ее разыскивать.

Наконец банкомет посмотрел на него – хотя никто из других игроков не оторвал взгляда от карт, – и он как можно короче изложил, чего хочет. Неспешно, по привычке всех швейцаров и рабочих, вздохнув, банкомет сказал:

– Так мы старую-то мебель сюда не таскаем. На кой нам ее сюда таскать? А видеть – видели, в главной прихожей, что было, то, стало'ть, было. – По выговору и лексике банкомет напомнил Грайсу Ваарта.

– Да-да, я понимаю, ее унесли вниз ночные уборщики.

– Не, друг, это, стало'ть, наша работа – мебеля заменять. А их работа – убираться, мебеля они, стало'ть, не меняют.

– Конечно, конечно. Но тут, понимаете ли, были особые обстоятельства. Тут все решал инженер по противопожарной безопасности, можете сами у него спросить.

– Так ведь нам такую работу не поручали – с инженерами толковать. Ну а бумажка-то у вас есть? Эта, как ее, сдаточная ведомость?

– Нет, приемо-сдаточную ведомость я, к сожалению, не захватил.

Но Грайс не отчаивался, он заранее все обдумал. У него был разработан сатанинский по своей гениальной простоте план: опознав отдельскую мебель, он собирался найти тот шкаф, где у него хранились белые и розовые бланки, тайно вынуть их, спрятать, если потребуется, под джемпер, принести к себе на восьмой этаж, заполнить и разослать начальникам всех отделов с требованием сообщить ему, нет ли у них устаревших бланков приемно-сдаточной ведомости, а когда какой-нибудь начальник отдела признается, что они у него есть, затребовать их, оформить один устаревший бланк от имени недосягаемого ИПБ, дать подписать его Копланду или Грант-Пейнтону, а потом всучить рабочим из подвала, в надежде, что они не сообразят, действующий это бланк приемно-сдаточной ведомости или устаревший, и выдадут ему мебель. На осуществление этого плана потребуется, конечно, время, но ничего лучшего он придумать не сумел, а Копланд и вовек не сумеет.

Банкомету явно не терпелось вернуться к своему основному занятию – брэгу, – но он все же объяснил Грайсу, что даже если бы отдельскую мебель принесли сюда, в подвал № 3, чего на самом деле не было, то ее отдали бы ему только по приемо-сдаточной ведомости.

– Да вы, стало'ть, выпишите себе новые мебеля, и дело с концом, – заключил банкомет.

Грайс мог бы сказать банкомету, что без бланков требований, которые хранились в исчезнувших архивных шкафах, Отделу канцпринадлежностей не удалось бы получить даже сломанного крючка от списанной вешалки, но банкомет считал разговор оконченным. Игра в брэг возобновилась, и рабочих больше не интересовало, стоит ли еще здесь незваный гость, лежит ли он возле перегородки, сраженный наповал железной логикой банкомета, или просто испарился.

А Грайс как можно незаметней обошел площадку с рабочими и двинулся вперед. За площадкой мебельный ландшафт был совсем иной. Новая мебель сменилась рядами старых покосившихся столов, изъеденных ржавчиной архивных шкафов и колченогих стульев. Он оказался на гигантском кладбище конторской мебели.

Вскоре груды заплесневелых линолеумных листов; штабеля картонных коробок и фанерных ящиков надежно заслонили его от рабочих, которые, правда, на него и не смотрели. Он продрался сквозь чащобу вложенных одна в другую корзин для канцелярского мусора, решив на ходу, что их отправили на свалку из-за маленьких размеров – нынешние были гораздо больше, – миновал залежи металлических барьерчиков и снова увидел ряды архивных шкафов. Были среди них металлические, относительно современные и, главное, вполне исправные, так что списать их могла только очень расточительная фирма (да ведь «Альбион»-то экономным никак не назовешь, мимоходом подумал он). Были и деревянные, вроде тех, которые он видел в Архивном секторе…

Но тут Грайс внезапно понял, что он уже бродит именно по Архивному сектору: потеряв направление, он, видимо, повернул в сторону, а границей, или, лучше сказать, нейтральной зоной между смежными секторами, служило кладбище мебели.