Текст книги "Dragon Age. Тевинтерские ночи"

В тех садах звучал смех. Были там и беседки, увитые розами, и петли арборского благословения, и сладкие яблоки с особым ароматом, и торговцы липким инжиром в орехах, и пруд в зарослях лотосов. Водопады низвергались в пруды благодаря искусно спрятанным акведукам, соединенным с почти незаметным резервуаром. Повсюду порхали крошечные бабочки – иллюзорные, что выяснилось, когда одна невредимой пролетела сквозь мою руку.

Ну что, еще по одной? Большое спасибо.

Блуждания привели меня к деревьям у пруда, к толстоствольным березам с большими, как иногда бывает, дуплами. В дуплах птицы свили гнезда. Заглядываю в одно гнездышко: пусто. Как и в следующих двух. Чуть дальше еще дерево с дуплом; я прогуливаюсь до него не спеша, заглядываю внутрь – и вижу гнездо, наполненное трупиками. С дюжину обезглавленных птах разной величины аккуратно сложены в форме купола. Все повернуты в одну сторону, словно гонятся друг за другом.

Возвращаюсь я на поляну неровным шагом и, только схватившись за ветку, умудряюсь не сесть своей идиотской задницей в пруд. Тут береза возле меня как затрясется, и из дыры в ее коре выскальзывает белый ус… распахивая влажный карий глаз.

Цекоракс хихикал, пока мои ноги, прощупывая почву, медленно отступали к главной мощеной дорожке. Это не старая коллекция – кровь на шее нескольких убитых птиц еще свежа. Цекоракс принес на поляну пичужек специально для меня.

Я бреду в тихом оцепенении, видя тусклую голубизну в полых стволах деревьев, где по-паучьи затаился Цекоракс. И чем дольше гляжу, тем лучше различаю кольцевидные щупальца, которые стелются в траве у стены, обвиваются вокруг стволов, превосходно маскируются в свисающих лозах.

Меня едва не колотило. Всех нас, гуляющих на солнышке, окружал идеальный хищник. Цекоракс обитал по всему периметру садов. А ужас, увиденный мною в канализации, был лишь крошечной его частью.

– Гость, – прошептал сочный голос уже у ворот, и в тени возле меня моргнули глаза на перевитых жгутах, – смотри.

Внизу по тропе за болтливым магом устало шагал эльфийский раб. Скользнувшее в траве щупальце стегнуло по подолу рабского одеяния. Эльф стал, растерянно огляделся. Он не увидел, как из зарослей взвивается второй отросток, как размыкается плоть, обнажая режущий край…

Но тут я швыряю в щупальце кувшин с водой, и бросаюсь наперерез идущим, и громко кричу, как можно лучше изображая орлесианский акцент:

– Эй, вы! Берегитесь!

Маг повернулся. Его удивление тотчас переросло в раздражение.

– В чем дело?

– Там утиная гадюка, ядовитая змея! – Я упираюсь в колени ладонями, будто устав от короткой пробежки в тяжелом платье, и мотаю головой. – Не знала, что они водятся у вас в Тевинтере!

– Что за чепуха?!

– Вот, смотрите! – Я раздвигаю куст, в тени которого мягко сияет молочно-голубое пятно. – Змея, опаснейшая! У нас в Гислене их тьма-тьмущая. Боюсь, я лишь ранила эту тварь, но она точно готовилась напасть на вас!

Ох нет, мне даже отдаленно не сымитировать гисленский акцент. В жизни не доводилось бывать в Гислене. Но знаете, большинству тевинтерцев – тоже.

«Кровь» Цекоракса очень сильно воняла. Маг принюхался.

– Пахнет и впрямь отвратительно! – И попятился. – Что ж, благодарю, мадам. Вы избавили меня от необходимости обучать нового писца, верно, Флорикс?

А Флорикс, стараясь сохранить лицо, вымученно рассмеялся:

– Как скажете, хозяин.

И они удалились, по дороге из сада свернули к гигантской башне в изогнутой тени резервуара.

– Повезло, – прожурчал Цекоракс слишком близко ко мне.

Было не похоже, что он злился. Уж не знаю почему, но у меня возникло ощущение, будто я его забавляю. А что, вполне возможно. Брошенный мною кувшин с водой не причинил чудовищу серьезного вреда. Как и в канализации, мне удалось лишь замедлить Цекоракса.

Садовые ворота маячат так близко… Сумею ли я его обогнать? Отпустит ли он меня? Или позволит сделать пару шагов, а потом отрежет голову и спрячет тело в пруду с лотосами?

– Больше никаких фальшивых лиц. Никаких масок. Стань же мягким и слепым звеном моей короны.

Это меня встряхнуло. Мое искусство принадлежит только мне, и никакое проклятое Создателем чудище его не отнимет!

И я мчусь в эти ворота, к спасительной тени и свободе.

– Будут и другие…

Может, это и был плод моего воображения, но мне почудилась задумчивость в последних словах Цекоракса:

– Внутри меня они соединятся.

* * *

Я проталкиваюсь сквозь толпу, направляясь к порту. Говорю себе: «Пошлю Дориану письмо». Он-то мне, по крайней мере, поверит. Хватит с меня здешних приключений. Этот город мне чужой.

В тот же миг мне встретилось подтверждение этому: под свист хлыста мимо грохочет телега, внутри нее – эльфы с померкшими глазами и люди в цепях. Я поворачиваю влево и в парусах клиперов и галеонов, готовящихся уйти с приливом, вижу свободу.

– Эй, ты!

В руке бронированного храмовника, что указывал на меня, сверкнуло серебро. Это потрясло меня не меньше, чем появление Цекоракса. Рядовой храмовник узнал меня в маскировке – при том, что нас разделяют несколько домов?

– Смотрите! – воскликнул он. – Та самая, с чудным футляром!

Ах да! Они видели во мне всего лишь дуру с приметной ценностью. Уйти от них удалось, но в этот раз было труднее: храмовники приняли меня за матерую воровку. Что, простите? А, ну да, я ворую, но в тот раз ничего краденого, что заслуживало бы погони, при мне не было.

Я порхаю с крыши на крышу с такой легкостью, что толпы внизу аплодируют, но на ближайшей улице, конечно же, сталкиваюсь с очередным храмовником – он как серебряный кулак у меня на пути. В итоге шестеро с мечами и булавами загнали меня в короткий тупичок.

Нет на свете злее существа, чем храмовник, которого вы только что вынудили пробежать полгорода в полной экипировке.

Стою и решаю: лезть по отвесной стене или молить о пощаде, пока мне не дали в глаз? Как вдруг кто-то роняет золотистую склянку на головы храмовникам.

Хлоп! Затрещала молния. Храмовники заорали и затряслись в своих доспехах.

– Сюда! – прошипел голосок: та беспризорница, Миззи, высунулась из окна, куда я могу добраться – с ее помощью.

Я подбегаю к храмовнице, запрыгиваю на нее. С новой вспышкой молнии чувствую что-то, похожее на змеиный укус, но все же, стиснув зубы, отталкиваюсь от воющей женщины – и мои пальцы находят край оконной ниши.

Оставив позади много-много крыш, я с радостью отмечаю, что мы избавились от погони. И поворачиваюсь к Миззи, чтобы поблагодарить, – а та пялится на меня.

– Что ты делал в порту? – спрашивает.

– Как ты поняла, что это я?

– По твоему футляру для карт. – И глядит еще пристальнее. – Да и походка была другая, пока храмовники тебя не увидели.

– Ты что, следила за мной?

– Мне было скучно. Ты весь чем-то измазан.

– В Орлее принято краситься, – отвечаю я, прикоснувшись к густому слою косметики. – И такой оттенок шеи – писк моды в Вал-Руайо. Что было в колбе?

Миззи достает из-под одежды еще одну. В емкости – нечто искрящееся, словно грозовое облако в миниатюре.

– Я служу на посылках у одной алхимички. Она мастерит такие бутылочки. Бракованные выбрасывает, и ей все равно, заберу я их или нет. Ма-а-агия. Каждый удар молнии ускоряет тебя. Ты же знаешь, что молния не дружит с металлом?

Минратос! Город, в котором магия настолько обыденна, что ее просто сливают в канаву!

– Что ж, спасибо тебе.

– Уплывешь теперь?

– Нет, – вру я. – Цекоракс найден. Мы с одним добрым магом прикидываем, как бы его убить. – Встаю, отряхиваю плащ. – Ты и глазом моргнуть не успеешь, а он уже будет мертв. Кстати, держись подальше от садов.

– Правда? Вот и хорошо.

И тут я замираю, услышав эти простые словечки. Гляжу на Миззи: у нее дрожат губы. Она распознала ложь, но прикинулась, что верит. Верит в то, что ее убитые монстром друзья заслуживают отмщения. Что кто-нибудь в этом перемалывающем судьбы городе поможет. Что потешный незнакомец в маскарадном костюме если и не герой, то его достойная имитация.

Все это время в колбе вращались искристые облака. У меня перехватило дыхание, и в голове что-то взорвалось. Безрассудный, самоубийственный план! Но подумалось: если я хочу и дальше с гордостью именовать себя Повелителем Фортуны, нужно рискнуть.

– Миззи, – спрашиваю, – не хочешь заработать сотню золотых?

Девчонка аж рот разинула. Но потом ее глаза заблестели: воображение взяло верх.

– Что нужно, господин? – Тут она взглянула на платье. – Госпожа?

– В этом наряде – госпожа. Как бы там ни было, нам нужны маги. И твой алхимик. И… – у меня дернулись пальцы, как всегда в момент душевного подъема. – И лучше провернуть это дело ночью.

* * *

Даже имея покровительство Дориана, после всех приключений с храмовниками и футляром следовало перестраховаться. Кроме того, мой план надлежало исполнять с осторожностью. Как только он осуществится, у горожан возникнут вопросы, хотя, вообще-то, им стоило бы меня поблагодарить! Уж я-то знаю: нельзя переоценивать признательность спасенных тобой.

И вот на глазах у горожан в алхимическую лавку входит магистр-человек. После тщательной консультации она покупает множество чрезвычайно опасных порошков у трепещущей перед ней магички.

Потом к торговцу подержанным оружием заходит гном в плаще, недавно перебравшийся на поверхность. То и дело жалуясь на солнце, он приобретает кунарийский гарпун.

А вскоре по общественным садам пробежалась чумазая эльфийская девочка, притворяясь, что собирает мусор. На самом деле дитя втихую прятало мешочки под скамейками и пакеты вдоль изогнутой стенки фонтана. Затем девочку встретила горбатая рабыня-кунари и заковыляла с ней к тесным улочкам.

Позже, смыв макияж со сморщенной мордашки Миззи, мы навестили Дориана Павуса. На мне был костюм, в котором он видел меня в день нашей встречи. Удивленно задрав бровь, Дориан впустил нас и, к его чести, не выгнал взашей, после того как выслушал мой план.

* * *

Уже стояла темнота, когда любовников, шпионов, поэтов, воров и магистров, все еще толпившихся в садах, изгнали оттуда волны едкого пара. Вещество было столь ядреным, что даже у меня струились слезы, хотя мы с Миззи восседали на акведуках под резервуаром. Оттуда он выглядел, как репчатая луковица на ходулях. Над нами резвились резные драконы.

– Вроде все ушли, – сказала Миззи.

На ее подбородке остались следы макияжа. Цекоракс про нее не знал, но Миззи все же настояла на маскировке, прежде чем ушла подбрасывать кульки. Их содержимое, как и обещала алхимичка, постепенно разогрелось за день, чтобы ночью испустить свои пары и вновь остыть. А заказано ей было «достаточно эффективное средство, чтобы изгнать крыс из моих владений». Я мягко подталкиваю Миззи:

– Пора. Поднимайся к Дориану и его подруге. Дам сигнал по готовности.

– А что за сигнал?

– Руками махать буду. Может, еще заору.

Та кивает:

– Красиво нарядилась.

А были на мне яркие пояса, накидки, брюки, рубашка, ремни, шарфы, амулеты и золотые украшения; носить их – священное право и привилегия любого Повелителя Фортуны, продержавшегося в нашем деле год или два. Да, все эти побрякушки сейчас вы видите на мне. Той ночью можно было шуметь ими без опаски.

Один из браслетов достался в подарок Миззи. Та округлила глаза и говорит: «Я буду хранить его вечно, даже если тебя убьют!» – а потом радостно убегает в темноту.

Я же туго завязываю мокрый шарф вокруг нижней половины лица. Сейчас будет худшая часть. По саду прогуливаюсь открыто, а светящиеся листья так и дрожат. Шарф не пропускает испарения, а кроме них, ничто не мешает бродить. Иду я покашливая и вижу, как щупальца уползают из поля зрения. И слышу звук, похожий на вздох, среди цветов, подпорок и деревьев.

– Гость! О, мой гость, иди же ко мне!

Вы бы на этот голос точно пошли. Слишком легко он завлек меня в сердце этого зеленого лабиринта, вниз, к террасам, где ветер гнал рябь в фонтане.

– И снова здравствуй, – выдавливаю из себя. – Как поживаешь?

Хихикает. А я вдруг вижу два голубых огонька на высокой башне за резервуаром. Два флакончика лириума. Маги пьют его в умеренных дозах, когда готовятся вершить великие дела.

Я снова кашляю. Затем, вовсю изображая мольбу, тоску и безнадежность, будто жизнь мне стала не мила, говорю:

– Цекоракс, я здесь… Сдаюсь… Забирай меня… Но! Прошу, сделай одолжение, всего одно! Ты показал мне лишь часть себя. И все, чего я жажду перед смертью, – узреть тебя целиком, о великий Цекоракс!

Фонтан заклокотал. Глаза повылезали из кустов и из-под воды; сплетенные жгуты бесстыже обвились вокруг деревьев. Волной накатил ужасающий голос:

– Изволь.

Плоть монстра хлынула на лужайки вокруг фонтана. Бурлящие комки червей соединялись и преображались. Один из них, дразня, срезал мой шарф и поднес к своему любопытному глазу. Все новые и новые щупальца поднимались передо мной из глубины сада. Я пячусь, карабкаюсь на борт фонтана, где четырехглавый каменный дракон извергает воду в чашу.

– Смотри, – говорит Цекоракс, вздымаясь и становясь величиной с дом. Потом наклоняется ко мне, раскрывшись, словно лилия, давая увидеть…

…Кольцо из голов.

Их были десятки, а вовсе не девять. Почти целые, если забыть о вырванных глазах. Их щек ласково касались корчащиеся усики. Корона из слепцов, бережно хранимая внутри ожившего кошмара.

Когда Цекоракс заговорил, все безмолвные рты открылись разом:

– Войди, и увидишь.

Тут-то я, видимо, и начинаю орать, размахивая руками. И сразу в нависающий резервуар с невероятной силой врезается шар из огня и камня, извергнутый двумя посохами. Строители явно не рассчитывали, что в водохранилище будут палить. И что какой-то умник начинит его пакетами с гаатлоком – взрывчатым порошком кунари.

Резервуар оглушительно затрещал. Кожей чувствовалось, как крошится камень, как выскальзывает на свободу огромная тяжесть.

Даже Цекоракс перестал извиваться. Он развернул свои усики – и на нас обрушился весь запас озерной воды.

Я хватаюсь за каменных драконов. Потоп сорвал с меня шарфы, амулеты и ожерелья. Водопад превратился в ручей, а ручей – в струйку, но еще долго мои легкие извергали воду. Руки саднило, ноги онемели; мне едва удалось вскарабкаться на драконьи головы.

А эта туша, эта… корона поднялась как ни в чем не бывало! Да еще покачивает сотнями щупалец, будто отряхиваясь после дождичка. Иные сплетенные жгуты кружат в чаше фонтана, как угри.

Мои руки нащупали небольшое углубление, где смыкались головы драконов.

– Подойди, – сказал Цекоракс, словно нас не прерывали. – Убедись, что ничто не причинит мне вреда. Приди же, здесь будет безопасно. Здесь навеки останется твое истинное лицо. Я подарю тебе свободу.

Тут я расслабленно киваю. Лезвия монстра гудят. Моя рука хватает гарпун, который заранее припрятала Миззи. Орудие с чавканьем дырявит громадное тело Цекоракса, который уже отсек драконью голову вращающимся клинком. А на воде теперь красиво покачивается катушка с проволокой, один конец которой намотан на гарпун. И я, увернувшись от еще одного клинка, кричу магам:

– Давайте!

В пронзивший монстра гарпун бьет молния.

Как же Цекоракс визжал… Все, что было в воде, воспламенилось, и когда огонь стал слишком ярким, в моих глазах заплясали пурпурные пятна. Плоть чудовища забилась в спазмах, скорчился каждый сучок и корень, соединенный с ней. Громадное тело Цекоракса опрокинулось и лопнуло; хлынула, моментально растворяясь в воде, бело-голубая жидкость.

– Гость… – только и булькнул он слабеющими голосами. С его короны падали головы. Последний шепоток был едва слышен: – Что со мной стало из-за тебя?

Я дожидаюсь, пока все червеобразные жгуты не прекратят подергиваться. С места двинуться не могу: вода по-прежнему искрит и потрескивает. Но знаете, хотелось как-то отметить эту победу.

– Мне велели передать, о Цекоракс, что это тебе от Миззи.

* * *

– Это была одна из самых омерзительных гадостей, что я когда-либо видел, – говорит Дориан, подъезжая со мной к торчащим вверх нагромождениям доков.

Сюда мы добирались в карете, запряженной очень популярными в Тевинтере ящерами величиной с лошадь. Здесь даже тягловые животные – чистое безумие!

– Хочешь знать, что мы с Мэй обнаружили в оставшейся от Цекоракса бурде? – продолжает Дориан. – По большей части, нечто вроде кожи.

– Как колбасная оболочка, – подсказываю услужливо.

– Молчи, умоляю.

– Не могу не спросить: чем вообще был Цекоракс?

Дориан пригладил усы:

– То мокрое месиво мало что прояснило. Древняя разновидность демона? Или ужасающее творение магистра? – Он как будто задумался. – Недавно я выпивал с одной южной некроманткой. После пятой чарки она поведала о «творениях за Завесой», которые не демоны и не духи. Может, зря я решил, что это просто пьяный бред?

Ящеры влекли карету по высокому арочному мосту. На этот раз в городе – по крайней мере, на той улице – было тихо. Дориан высунулся из окна, чтобы полюбоваться мостом, затем снова сел.

– Между прочим, Мэйварис шлет поздравления. Сомневаюсь, что без ее помощи та огненная феерия была бы столь великолепна. Мэй поехала бы с нами, если бы Магистериум не погряз в очередной интриге.

– Ей же не придется объяснять магистрам, каким таким загадочным образом лопнул резервуар?

– Конечно же, подлые вандалы давно удрали из города. Но вот молнию объяснить будет потруднее. Давненько я не метал ничего столь эффектного… Ее свет видели во всех уголках Минратоса!

Тут я взвешиваю на ладони свой кошель. Пятьсот золотых. Нет, Миззи не просила больше обещанной сотни. Но в ту ночь она была такой храброй – прямо начинающий Повелитель Фортуны! – что отдать ей меньше половины было бы жмотством. Они с сестрой на время покинули город – подождут, пока не затихнут тревожные расспросы о том, кто затопил сады.

Я ей говорю: если хочешь, можешь поехать в Ривейн к Повелителям Фортуны и чему-нибудь у них поучиться.

А она отвечает с укоризной:

– К югу отсюда живет прорва моих теток, дядек и племянников. Я теперь богатая женщина и должна заботиться о них. Но когда вырасту, – добавляет, – может, и к тебе загляну. Не забывай Миззи!

Затем обняла меня и исчезла в толпе.

Карета подъехала к клиперу с жемчужно-белыми парусами. Капитан уже ждал.

– Мэйварис все устроила, – объясняет Дориан. – Я поблагодарю ее за тебя. Судно быстрое и весьма комфортное даже по моим меркам, все расходы на путешествие уже оплачены.

– Вы оба чрезвычайно щедры, – со всей искренностью отвечаю я.

– Считай это нашей последней услугой. Мы с Мэй не хотим, чтобы у тебя остались плохие впечатления об этом прекрасном городе.

Я выбираюсь из кареты, захватив свои сумки, и гляжу на теснящиеся башни Минратоса, осиянные утренней зарей. В этот миг и с этого причала город выглядит безмятежным.

Затем поворачиваюсь к Дориану:

– Я не вернусь в Минратос, даже озолоти вы меня. – И пожимаю плечами. – Хотя некоторые его жители очень славные.

Смеясь, он помахал мне на прощание. И судно со мной на борту отправилось в Ривейн.

В одной из тех пятисот золотых монет просверлено отверстие. Я ношу ее на шее, видите? Просто дань памяти.

Ну а теперь я отвечу на самый первый ваш вопрос: вот так он мне и достался, этот футляр для карт, с сапфирами превосходнейшей огранки.

Брианна Бэтти
Голод

То одно, то другое.

Торговец, так и не приехавший тем летом. Бондарь, бесследно исчезнувший возле реки. Люди думали: это просто случайности, – и ошибались. Думали: невезение. И второе было ближе к правде.

Прошел месяц – достаточно, чтобы жители нашли разумные объяснения. Вновь почувствовали себя в безопасности.

Отец торговца приехал осенью, искал пропавшего. Один охотник ушел, да так и не вернулся. Другого кто-то растерзал, а куски разбросал по тропе – будто хотел, чтобы их нашли.

Неужели и теперь «просто случайности»?

Ночью – странные звуки. Наутро – кровь в амбаре.

Две недели спустя – то же самое, но еще и вопли. Через неделю все повторилось вновь.

И на этот раз, услышав звуки, женщина сорвалась с места.

«Хочешь есть?» – спросил он себя.

Она убегала.

Он шел следом.

* * *

Лошади умчались прочь.

На дороге стояло пять порождений тьмы – три гарлока в заржавленных доспехах и со щербатыми мечами и пара генлоков, чьи мускулы раздувались под кожей, испещренной отметинами скверны. Гарлок-вожак зарычал: его губы раздвинулись, оголив серые зубы. Чудовище шагнуло в сторону Серых Стражей, словно приглашая нападать.

Антуан свободно держал лук одной рукой: вот он, тот самый момент. Другая рука висела вдоль тела, пальцы нервно подрагивали. Он готов.

Его первая и единственная битва с порождениями тьмы славы ему не принесла. Он чудом остался жив и несколько дней провалялся, едва дыша, – прежде чем его спасли Серые Стражи.

Тогда Антуан еще не состоял в ордене, но сейчас он один из Стражей. А Стражи должны первыми нападать на чудовищ.

– Мы в меньшинстве. – Взгляд темных глаз Эвки метнулся влево; обостренные чувства указали ей на источник опасности. – И окружены.

Серые Стражи не рассказывали чужакам о том, что посвящение в их орден навсегда связывает рекрута с порождениями тьмы. О том, что диковинная песня, вечно звучащая в головах порождений, зазвучит и в мозгу новобранца. Обостренные чувства Антуана гудели вовсю, но он еще не научился понимать эти сигналы: они вызывали лишь головную боль.

– Это плохо?

– Только если нас убьют, – ответила Эвка.

Отстегнув от пояса нож, гномка обернулась и метнула его в крикуна, что выскочил из-за деревьев слева. Крикун взвизгнул, когда лезвие вошло ему в плечо, и занес когтистую лапу, но Эвка была наготове. Она увернулась, выхватила топорик и приняла боевую стойку.

Одно из порождений тьмы, стоявших на дороге, побежало прямо на Антуана: эльф напрягся, но не сдвинулся с места. Пять порождений, узкая тропа; они держатся кучно…

– Чтобы выжить, нужно что-то делать! – крикнула Эвка.

– Сейчас… почти готово… – пробормотал Антуан.

– Действуй! – Эвка увернулась от очередного удара.

Антуан вытащил из кармана круглую склянку и метнул в ближайшего гарлока.

Склянка отскочила от груди. Гарлок недоуменно застыл.

План не сработал, и самое время переходить к запасному – но его Антуан не придумал.

– Антуан! – закричала Эвка.

Ее противник снова взвизгнул: звук был настолько пронзительным, что из ушей едва не полилась кровь.

– Désolé![1]1
  Прости! (фр.)


[Закрыть] Должно же было получиться! – Антуан отскочил назад, натягивая тетиву, и выстрелил.

Стрела вошла прямо в глаз, и гарлок упал, не успев снести эльфу голову.

Эвка выдернула топорик из груди крикуна и метнулась между Антуаном и одним из генлоков. Кровь брызнула ей в лицо, когда она вогнала оружие в жесткую плоть. Антуан вновь натянул тетиву – стрела просвистела над гномкой, вонзившись чудовищу в голову.

Оставался один генлок и два гарлока: куда лучший расклад, чем прежде.

И таким он и был, пока последний генлок не швырнул Антуана в ствол ближайшего дерева.

Ошеломленный, эльф услышал, как его зовет Эвка. Должно быть, она уже расправилась с генлоком, потому что теперь к ней приближались только гарлоки. Поднимаясь, он заметил склянку в пыли у ее ног.

А вот и запасной план.

Подхватив с земли камень, Антуан ринулся вперед. Он едва успел заметить изумление на лице Эвки, прежде чем распластался перед флаконом. Раздался громкий хруст, вспухло черное облако, и дым растекся, все затмив.

– Что это?..

– Вот теперь сработало! – радостно воскликнул Антуан.

– А предупреждать тебя не учили? – проворчала гномка, но воспользовалась преимуществом и прикончила ближайшего опешившего гарлока.

Антуан взвился на ноги, схватил лук и выпустил стрелу в оставшееся порождение. Изо рта чудовища хлынула черная густая кровь; оно запнулось и повалилось на землю.

Когда облако начало рассеиваться, Антуан рассмеялся от облегчения.

– До Вейсхаупта еще далеко, – напомнила Эвка.

Антуан беззаботно стряхнул пыль с мундира. Они сразились с шестеркой порождений тьмы и победили – результат гораздо лучше, чем у его первой битвы, когда он едва не погиб.

– Подумаешь, еще один крюк сделали, – ответил он и, заметив, как Эвка закатила глаза, добавил: – Тут недалеко должен быть трактир…

В небе раскатился гром.

* * *

Страж Эвка Айво выросла в Орзаммаре – гномьей столице, сплошь состоявшей из каменных полов, каменных потолков и каменных стен. Там, где все оставалось неизменным.

Три года назад, когда Эвка вышла на поверхность и вступила в ряды Стражей, многое в наземной жизни ей понравилось.

Но только не прогулки под дождем.

И уж тем более не прогулки под дождем в потемках.

– Болит? – спросил Антуан, заметив, как Эвка потирает плечо.

Она посмотрела на эльфа снизу вверх. Зная Антуана, гномка подозревала, что он запросто может купить с лотка какое-нибудь «абсолютно эффективное» притирание.

– Посплю, если удастся, и все пройдет. Потом двинемся дальше.

– Мы опаздываем?

– Пока нет, – ответила Эвка. – Но утром у нас еще были лошади.

Жизнь Стражей отличалась непредсказуемостью – Эвка знала это. Но с Антуаном, только что принятым в ряды ордена, все обратилось в сущий хаос. Эльфа наскоро посвятили в Орлее, и Эвка получила приказ сопроводить рекрута к тихому форпосту. Однако они не проехали и половины пути, когда их настиг гонец. Всех Стражей призывали в Вейсхаупт – главную крепость ордена, стоявшую в самом сердце Андерфелса.

Пару дней назад Антуан и Эвка пересекли границу, и с тех пор местность менялась все сильнее. Теперь их окружали суровые северные пейзажи – мрачные утесы да густые леса.

– Флаконы надо улучшить, – поразмыслив, сказал Антуан. – Занятно работают, да?

– Занятно, – признала Эвка. – А еще занятно, что ты едва не погиб.

– Ты это уже говорила, – парировал он, привычно поддразнивая.

Эвка поморщилась.

Это она нашла Антуана. Он едва не погиб. По словам других слуг, им удалось спастись только благодаря ухмыляющемуся дурачку, что отвлек врагов на себя. Когда прибыли Стражи, он бродил в трех кварталах от места нападения, что-то бормоча под нос. Для отравленного кровью порождений тьмы эльфа ритуал посвящения в Серые Стражи был последним шансом – конечно, при условии, что эльф выживет.

Антуан выжил – и остался беззаботным, словно певчая пташка. Признаться, не такой реакции ожидала Эвка.

Антуан искоса взглянул на нее и решил сменить тему.

– Мы спасли лошадей!

– Они сами убежали.

– Убежали от порождений, а порождений мы победили.

– Это не значит, что…

Эвка не договорила – из зарослей на дорогу выскочила девушка. Ее руки были исцарапаны ветками, а к подолу прицепились колючки. Завидев Стражей, она отпрянула в сторону, поскользнулась и рухнула на землю.

– Не бойся, – произнес Антуан.

Девушка смахнула с лица мокрые пряди и поднялась на ноги. Ее взгляд заметался между деревьями. Эльф сделал шаг вперед:

– Мы можем помочь.

Она горько усмехнулась:

– Нет, не можете.

– От кого ты бежишь? – спросила Эвка.

Она кивнула Антуану: взяв лук на изготовку, эльф всматривался в лес. Безуспешно – кроны были густыми, а сумерки и непогода делали видимость еще хуже.

Взгляд незнакомки остановился на грифоне, украшавшем нагрудник Эвки.

– Вы из Стражей?

– Стражи Антуан и Эвка, – радостно заявил эльф.

Эвка удивилась, что он не сопроводил приветствие щегольским поклоном.

– А вы?

– Мина Бауэр. – Девушка подошла ближе. – Оно… все еще рядом.

– Оно? – спросил Антуан.

– Нечто, – ответила Мина. – Люди пропадают без вести. Мы ищем их, но либо не находим, либо… Послушайте, похититель – вовсе не человек. Мы знаем наверняка.

– Возможно, порождения тьмы, – сказала Эвка, обращаясь скорее к Антуану, чем к Мине.

Сейчас она не чувствовала присутствия монстров, но те могли прятаться в глубине чащи.

– Порождения тьмы, – пробормотала Мина, обдумывая услышанное. – Внезапно ее глаза просияли. – Стражи дают клятву бороться с порождениями тьмы. Значит, вы придете в Айхвайль. – Если бы не тревога в голосе, ее слова звучали бы как приказ.

– Эта твоя деревня… – заговорила Эвка.

– Айхвайль.

– Найдется там место, чтобы укрыться от дождя?

– Да.

– Значит, стоит заглянуть, – сказала гномка.

Она ждала, что Антуан вмешается в разговор, но тот застыл, тревожно вглядываясь в темную чащу.

– Антуан?

Он тряхнул головой и вновь улыбнулся:

– Так, показалось. Ну что, еще один крюк?

Эвка кивнула и повернулась к Мине:

– Веди.

* * *

Близилась полночь, когда тропа наконец расширилась, открыв вид на Айхвайль. Дождь закончился; в слабом лунном сиянии деревня казалась маленькой и блеклой. То, что служило главной дорогой, больше походило на длинную полосу грязи между домами из серого камня.

На околице их встретила деревянная статуя – то ли человек, то ли медведь, то ли сама святая Андрасте; время стерло очертания. Было заметно, что захудалое поселение пытаются содержать в порядке. Деревня застыла на грани разрухи, но не собиралась эту грань перешагивать.

И для того, чтобы эту деревню спасти, прибыли Стражи.

По крайней мере, двое из них.

Слева, у самой дороги, ютилось приземистое двухэтажное здание: мутный желтый свет едва сочится из окошек, на вывеске видна лишь сердитая толстая жаба – название заведения давно выцвело.

Мина постучала в тяжелую деревянную дверь. Та приоткрылась – достаточно, чтобы белесый глаз, выглянувший в щель, сумел оценить стоявших на пороге, – и распахнулась. Они увидели тощего, сутулого мужчину со свисающими седыми прядями. Позади него горстка изнуренных людей: жители деревни смотрят на Стражей настороженно и недоверчиво.

– Вернулась? Мы уж думали, тебе конец, – сказал мужчина, и, не дав Мине ответить, продолжил: – А это еще кто?

– Серые Стражи, – ответила Мина. – Они здесь, чтобы помочь.

Мужчина почесал затылок.

– Стражи дали клятву… – голос Мины прозвучал неуверенно.

Кто-то из посетителей фыркнул. Антуан чуть выпрямил спину, озадаченный столь холодным приемом.

– Так вы трактирщик? – спросил он, взяв вежливый тон.

– Когда в том есть нужда. Вообще-то, я портной. Вершель. – Мужчина протянул скрюченную кисть, и Антуан ответил на рукопожатие.

Трактирщик кивнул, затем взял фонарь и вышел на улицу. Эвка лишь озадаченно пожала плечами. Стражи двинулись следом.

– Если вы здесь, может, дело и правда в порождениях, – сказал Вершель. – В отцовские времена эти твари водились в наших краях.

Стражи и Мина шагали за ним по топкой дороге, минуя жилые дома, лавку и обгорелый остов какого-то строения. Из трактира выходили люди; несмотря на поздний час, к процессии присоединилось еще несколько деревенских.

– Нападения начались этим летом, – заговорил Вершель таким тоном, будто рассказывал о видах на урожай. – И случались каждую неделю, иногда по два-три раза. Бьюсь об заклад, скоро станет еще хуже.

Улица резко свернула. Они пересекли маленькую рыночную площадь, посреди которой стоял колодец, и, не дойдя до большого дома с заколоченными окнами и дверью, вышли на темную, узкую тропу. Та вывела к зданию – такому же серому, как и все остальные. Вершель обогнул его и махнул рукой в сторону покосившегося сарая.