Текст книги "Твои потухшие глаза"

Предыстория. Часть 12

После этого в комнату сразу ввалились ребята. Они всё слышали? Не было только Лиама.

Весь вечер я думал, я издевался над своим сознанием, которое пыталось улететь в невесть куда. Но я ему не позволял. Я всё думал и думал, перекручивал каждый момент в своей голове.

Лёгкая пощёчина вывела меня из этого состояния. Я долго пытался сфокусировать взгляд. Ну же! Давай, картинка, соединяйся!

Передо мной стоял Лиам. Он до сих пор прожигал меня удивлённым взглядом. В нём больше не было той злости. Я чувствовал это. Это была жалость. Как же меня бесит эта жалость. Мне не нужна ничья жалость! Он так и не вымолвил и слова.

Лиам больше не пытался завести разговор. Я ни с кем не общался. Лишь с книгами. Я ничего не делал, кроме чтения книг. От этого начинала жутко болеть голова.

Иногда я садился за фортепиано. Но то, что у меня мало что получалось выводило меня из себя.

Сегодня я решил развеять однотипные дни и пойти в школу. Я вышел на улицу лишь в пальто. Повсюду уже лежал снег. Я не могу передать восторг, который ощутил, когда увидел его. Словно это первый в жизни снег. Я ловил ртом снежинки. Я так давно не испытывал никаких эмоций, что сейчас я был вне себя от радости. Когда я вошел в автобус, моё лицо вмиг изменилось. Оно стало таким же каменным, каким и было всё время, проведённое в детдоме. Я чувствовал эту холодную атмосферу. Они презирали меня. Люди. Жалкие, мерзкие люди. Похоже, информация тут разлетается быстро. Начались издевательства в мой адрес. Каждый пытался меня задеть, словно это было миссией, которую необходимо выполнить. Никто больше не пытался со мной подружиться. А я тем более. Я ненавидел всех парней, еще больше женский пол. Они жалкие, тут либо кто-то использует, либо кого-то используют. Учителям было так же все равно. По их глазам было видно, что они считают минуты до окончания уроков. Я много пропустил и должен был позаниматься с кем-то. Но даже попросить было некого. Не думаю, что кто-то здесь способен хотя бы теоремы в нужном месте применить. Мне нужна учеба! Я должен выбираться из этой свалки!

Они придумывали все более изощренные издевательства, но это даже близко не сопоставимо с тем, что я пережил, поэтому терпеть этих придурков было не сложно. Я даже перестал замечать их выходки. Добавление всякой дряни в еду, физическое насилие – мои ежедневные спутники, но это не особо мешает. С некоторыми можно было даже договориться посредством выполнения за них контрольных работ.

Со временем я начал думать, что научился контролировать эмоции. Я ошибался, я просто перестал чувствовать. Я перестал испытывать вещи, свойственные нормальному человеку.

Опустошённый новым днем, я вновь шёл в библиотеку. Только там я мог чувствовать что-то, помимо унижения и стыда. В книгах я переживал все вместе с главными героями, вместе с ними побеждал и верил. Именно книги позволяли мне дальше жить. Они были единственным, что поддерживало моё существование.

Сегодня, когда я сел за инструмент, у меня впервые получилось сыграть мелодию. Она была детской, но при этом такой успокаивающей. Я вложил в неё свою душу, доведя свою технику до идеала.

Я вновь пробовал курить, на этот раз был заметный эффект, моя боль слегка притуплялась, и я действительно мог расслабиться.

– Дай мне сигарету, – в очередной раз спросил я. Лиам смотрел на меня удивлённым взглядом.

– Я думал, ты против курения. – С сарказмом произнес парень.

– А я не думал, что ты умеешь думать! – А что он хотел? Вежливости? Ублюдки не бывают вежливыми.

Он достал из своей полки сигареты, и, вытащив одну, протянул мне. Я вновь начал затягиваться. Это поистине расслабляло, вводило в какой-то транс. Хотя мне кажется, что это я сам себе внушил, а не сигареты так действуют. У меня ничего не осталось. Ни чести, ни достоинства, ни даже принципов.

Предыстория. Часть 13

Опять звонок. Встаю с кровати, умываюсь и направляюсь к столовой. Всё как обычно, мы с Лиамом, как две рыбы, сидим за столом.

Сегодня я вновь пытался играть на фортепиано, вымещая всю злость на бедном инструменте. Каждый день одно и тоже.

Ничего нового, но…

Какие-то люди пришли в столовую. Женщина лет сорока пяти и мужчина примерно такого же возраста. Что они тут забыли?

– Интересно, правда?

– Что? – Я не понимал к чему он клонит.

– Раз в месяц примерно к нам приходят такие вот парочки, которые уже отчаялись завести ребёнка или не хватает рабочих рук, и усыновляют или удочеряют себе кого-нибудь, – что? Не знаю почему, но эти слова что-то изменили во мне. Словно дали надежду. Может, не всё ещё потеряно. Может, моя жизнь и в правду не окончательно разрушена?

– Хочешь в семью? – Он изучающе рассматривал моё лицо.

– Нет, – я соврал. В глубине души я мечтал, чтобы меня забрали, – а ты?

– Не хочу, – спокойный, как удав, – слишком много обязанностей, – я не понимал его, да и не хотел понимать.

– Отсюда выбираются лишь лучшие из лучших!

– Что ты хочешь сказать?

– То и хочу, перед тем как выбрать ребёнка, проходит трёхэтапный отбор. Первый – на дефект внешности. Второй – на школьную успеваемость. И третий – на особые таланты. Мы, как собачонки на конкурсах должны уметь всё. Если хочешь в такую семейку, то старайся больше.

Я последовал его совету, стал заниматься гораздо больше, проходил темы вперёд. Зачастую засыпал с уроками. Издевательства в школе перешли на новый уровень. Сегодня «ради прикола» они заставили меня есть землю, снимая на видео. Они не были садистами, их не интересовали мои эмоции, им просто надо было посмеяться. Они пытались меня сломать? Какая жалость, но не может сломаться то, что уже сломано.

Дни сменялись. А я мечтал лишь выбраться из этого ада.

Очередной вечер в нашей комнате.

– Хочешь, научу тебя играть на гитаре? – Я чувствовал запах сигарет. Лиам только что курил?

– Ты умеешь играть? – С ненаигранным удивлением проговорил я.

– Именно, это моя единственная сильная сторона, – он достал из-под кровати пыльную гитару. И мы молча пошли искать свободное помещение, где можно было бы спокойно позаниматься.

Это оказалось гораздо труднее, чем выглядит на первый взгляд. Пальцы ужасно болели, и я вечно путался в аккордах.

Меня начало это раздражать. Почему я такая бездарность?

– Расслабься, музыку надо чувствовать. – забирая у меня гитару, начал он.

– Сыграй мне что-нибудь. – хотелось посмотреть на него талант, раз он утверждает, что хорош в этом.

– Что?

– Не важно.

Его голос просто божественный. Он плавно растекался по комнате. Пальцы, словно живя отдельной жизнью, перебирали аккорды. Он явно не преувеличивал, когда назвал это своей сильной стороной.

 
«В моей комнате как-то холодно,
Не согреться – ведь выбьет пробки.
Вода из крана, холоднее холода,
Чай без сахара, пустые коробки.
 
 
Очень сладок дым последней сигареты,
 

Пообедаю видимо утром», – его голос такой пленящий. Я не мог понять, что меня так сильно завораживало.

 
– «И если больше ничего в этом нет
Я лягу спать, счастливый как будто.
 
 
И мне снится теплый, теплый дом,
И мне снится, что мама больше не плачет,
И мне снится, что это все не сон,
И мне снится, что завтра будет иначе.
 
 
Вдоль по улице, люди серые,
Меркантильные мысли рождают,
Цены выше телевизионной вышки,
Мы боремся с ними, но они побеждают…»[3]3
  Автором песни является группа «Нервы». Права на нее принадлежат указанной группе.


[Закрыть]
 

Держать лицо в таком же неподвижном положении было очень трудно. В душе всё пылало. Я смотрел на него, пытаясь понять, почему он меня так притягивает. Он полез в портфель. У меня сработали рефлексы. В страхе я отполз от него на три шага.

– Эй, ты чего? – Он явно был удивлён. Затем вытащил шоколадку из портфеля. – Я же лишь достать хотел, – он поманил меня этой сладостью. Моё сердце готово было выпрыгнуть из тела. Он купил шоколадку, ну что же может быть лучше? Это было самое приятное «времяпрепровождение» за всё последнее время. Я не мог нарадоваться. Я знал, что больше никогда не смогу никому верить. А он и не нуждался в моей вере. Он просто делал приятным своё присутствие.

Все его уроки не прошли даром, хоть на гитаре мне так и не удавалось играть нормально, зато на фортепиано было гораздо лучше. Я начал быстрее играть по нотам.

В школе мы не общались. Но это нисколько меня не волновало. Ведь один раз в неделю он приходил со мной заниматься, где я мог наслаждаться музыкой. В эти моменты я чувствовал его настоящего. Не того, кем он был в школе, точнее стал. И мне этого было достаточно.

Он пытался учить меня и петь. Но, увы, природа не одарила меня никакими талантами. И сколько бы мы не пытались, у нас ничего не получалось. Сам не заметил, как стал привязываться к нему. Да, к тому человеку, который меня продал. Хорошо я урок усвоил, ничего не скажешь.

На улице беспрерывно идёт снег. Это зрелище завораживает. «Снегопад – единственная погода, которую я люблю. Он меня почти не раздражает, в отличие от всего остального. Я часами могу сидеть у окна и смотреть, как идет снег. Тишина снегопадения. Она хороша для разных дел. Самое лучшее – смотреть сквозь густой снег на свет, к примеру, на уличный фонарь. Или выйти из дому, чтобы снег на тебя ложился. Вот оно, чудо. Человеческими руками такого не создать» – так когда-то высказывался Эрленд Лу.

Вечно стремясь к чему-то более идеальному, я обрёл некий смысл, некое желание. Но как бы я не пытался, не мог ничего почувствовать, ни боли, ни ненависти, ни обиды. Я пытался научиться скрывать эмоции, но вместо этого стал равнодушным. Порой эти мысли меня пугали. Только с Лиамом мне начало казаться, что я могу чего-то добиться, что я не кусок дерьма.

Отношения в школе накалялись до предела. Почему им так норовит меня унизить? Как им объяснить, что невозможно унизить сильнее? Их фантазии хватает, чтобы придумывать каждый день новые приколы. Я пытался давать отпор, я был не намерен терпеть.

Сегодня мне в еду добавили какой-то слабо действующий яд, и со смехом наблюдали, как я пытаюсь вызвать рвоту, чтобы выжить.

*Спустя два дня*

Их издевательства переходили границы, моча в чае, кровь на парте. Я решил поговорить на эту тему в Лиамом.

– Знаешь, почему они это делают? – Он смотрел на меня пустым, непринужденным взглядом. Спустя минуту тишины он продолжил. – Во-первых, их забавляет то, что ты постоянно борешься. Твои ничтожные попытки. Прекрати их.

– Дать себя топтать? – Сказать, что я меня это разозлило – ничего не сказать.

– Покажи им, что тебе все равно, а ещё лучше, что тебе это нравится, тогда их желание быстро погаснет. – Его слова были похожи на бред сумасшедшего.

– Ты имеешь ввиду корчить из себя мазохиста? – Мой голос был пропитан такой дозой отвращения, что он явно должен был заметить это.

– Правильно мыслишь, – шепнул этот нездоровый мальчик.

– Это же бред!

– Ну да, лучше пусть они тебя до смерти замучают, – в его голосе читалось раздражение, но при этом он был спокоен. Он резко встал и направился прочь.

Я пошёл к фортепиано. И, к счастью, там никого не было. Сегодня я играл Лунную сонату. Я не знаю почему, но мне казалось, что я вкладывал в неё все чувства, все переживания, что тогда испытывал. Музыка исцеляла меня.

Видимо я идиот, но я решил попробовать теорию Лиама. Первые дни мазохизма были достаточно трудными, это гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд. Они, словно сумасшедшие начали липнуть ко мне. Все хотели проверить, правда ли это. Но, как и говорил Лиам, они постепенно начали забывать о моём существовании. Теперь же их издевательства начали ограничиваться публичным унижением. А к этому можно привыкнуть.

Сегодня после уроков мы зашли в магазин. Так давно тут не был. Увидев стенд с шоколадками, чуть слюной всё не забрызгал. Видя моё желание, Лиам разрешил мне самому выбрать шоколадку.

– Но у меня нет денег, – я сказал тихо, но так, чтобы он услышал.

– Я заплачу…

Гордость? К чему привела меня эта абсурдная гордость? Сколько мои мысли не боролись, я так и не смог противостоять желанию и взял одну плитку «milka». На что он еле заметно улыбнулся. Мы подошли к кассе. Там была огромная очередь. Я смотрел в пол, не зная, куда ещё можно засунуть глаза. А Лиам, напротив, разглядывал всех окружающих.

– А меня так никогда не катали, – я обернулся, чтобы посмотреть, что вызвало его интерес. Там был ребёнок в тележке для продуктов, который ныл, видимо, что-то просил у родителей, а они ему не покупали.

Сколько зависти, ненависти я обнаружил в его глазах. А ведь, если подумать, то мы с ним похожи. Только у меня было детство, а у него нет. Мы шли молча. Вне комнаты мы вообще не разговаривали. Я считал минуты до наших занятий.

Осталось 5… 4… 3… пора выходить. Гитару он принесёт сам, следовательно, иду налегке.

Захожу в ту самую комнату. Пусто. Видимо, он ещё не пришёл.

Опаздывает на три минуты. Может ли он не прийти? От этой мысли почему-то стало обидно. А ведь, если честно, то зачем он со мной возиться? Зачем помогает мне?

Вдалеке послышались шаги. Сердце замерло, отказываясь выполнять свои функции.

Он вошёл так же тихо. Как и всегда и выложил ноты передо мной. Молчит.

– Зачем? – Я посмотрел ему в лицо.

– Зачем что? – Но не увидел ничего, кроме пустых, ничего не означавших эмоций, словно их и не было вообще.

– Зачем ты возишься со мной? Зачем помогаешь? Я не понимаю тебя. Для того, чтобы увеличить список твоих друзей я явно не подхожу. Так для чего?

– Ты заболел что-ли? – На этом пустом лице не было даже удивления.

– Я хочу услышать ответ! – Я эту секунду я, правда, хотел в этом разобраться.

– Я люблю тебя. – Я подавился собственными слюнями.

– Что?

– Нет, не в таком смысле, в котором ты сейчас подумал. В моих словах не было ни капли похоти. Любовь… Это слово так запачкали и изуродовали, что теперь даже мысли им выражать противно. Я люблю тебя не как парня, девушку или маму. Это любовь что-то большее, что не поддаётся объяснению. Это значит, что ты хочешь оберегать человека, создать из него что-то прекрасное.

– Но…

– Я не знаю, как, но ты заставил поверить меня, что ты единственный, кто может спасти меня. – из его уст это звучало просто дико странно. По-моему, за все наше знакомство я не делал ничего, кроме того, что ныл.

– А я думал, что всё наоборот. – Тихо и непринужденно продолжил я.

Молчание вновь заполнило комнату. Я погрузился в мысли настолько глубоко, что прослушал его вопрос.

– Для чего ты живёшь? – Я спрашивал чётко, ясно давая понять, что хочу услышать полноценный ответ.

Он молчал.

– Ты сказал мне жить, сказал, что я найду смысл жизни. А для чего живёшь ты? В чём твой смысл жить?

– Как же часто я задавался этим вопросом. И если быть честным, то я и не жил вовсе. Пытался найти себя в пустых развлечениях, но без толку. Я не могу заниматься чем-то. Просто не вижу смысла. Всё в мире стало таким пустым, бессмысленным. Напрочь забытая нравственность ещё на затворках детства. Я… – сейчас было заметно некое напряжение. Лиам, именно Лиам, которого я считал моральным уродом, пустышкой… – Затем меня заставили поверить, что в жизни можно получать нечто большее, чем просто удовольствия, что есть иная жизнь, что нужна выбираться с этого дна. Гитара заменяет мне мой смысл. А помогая тебе, я просто спасал свою душу, – я никак не мог понять, что он имеет ввиду. – Может, ты думаешь, что у богатых детей из хороших семей есть преимущество, но это не так! У них нет такого желания жить, как у нас, нет такого стремления. Даже отсутствие талантов не мешает стать нам признанными гениями, вот увидишь, – я видел в его глазах этот огонь. Не знаю почему, но я почувствовал прилив сил в этот момент.

Сегодня наше занятие длилось совсем недолго.

– Пошли, – он махнул рукой в сторону двери.

– Уже? – До жути не хотелось возвращаться.

– Тебе сегодня уроками заниматься надо. – Понимая, что он прав, я последовал за ним.

Предыстория. Часть 14

Спустя пару дней меня вызвали в директорскую детдома. Не уж то я что-то натворил? Да вроде нет. Страшно было идти.

Я сидел на стульчике, перебирая пальчики на правой руке.

– То, что надо, – завопила женщина лет тридцати пяти, войдя в кабинет. За ней вошёл смуглый мужчина примерно того же возраста.

Валерия Ивановна, директор нашего детдома, предложила этой парочке чай. Только вот для чего я понадобился на этой чайной церемонии?

– Элрик. – Привычный мне строгий голос нашей директрисы стал неузнаваемо мягким и доброжелательным.

– А? Что? – Я слегка задумался.

– Как ты смотришь на то, что эти молодые люди хотят тебя усыновить? – Ну, я бы не сказал молодые.

– Что? – Я не мог поверить своим ушам.

– Я говорю, ты хочешь, чтобы эти люди стали твоими приёмными родителями? – На момент я словно вылетел из реальности.

– Я… я могу это обдумать? – В эту секунду я боялся дать неверный ответ.

– Элрик, – Валерия Ивановна смотрела на меня угрожающим взглядом и намекала, что от таких предложений не отказываются.

– Конечно, – заулыбалась женщина, – мы вернёмся завтра, – и они любезно покинули кабинет.

– Элрик, ты хоть понимаешь, что натворил? – В голосе этой старой и строгой женщины читалось разочарование.

– Но… – Я хотел оправдаться, но меня перебили.

– Они могут завтра и не прийти! Ты хоть понимаешь, как тяжело решиться усыновить ребенка? А что если они передумают? Ты понимаешь, какого шанса ты лишился?

– Простите, – я быстро покинул помещение.

Забытое чувство паники накрыло меня с головой. Я вернулся в комнату и ходил от одного угла к другому. Я не мог сесть и успокоиться. Но также и не мог ничем заняться. Коля и Андрей сидели, на своих кроватях, рассматривая какие-то журналы, редко искоса поглядывая на меня. Я ждал, что кто-то решит всё за меня. Я ждал Лиама. Спустя 2 часа долгого ожидания, он таки явился. И где интересно он всё время пропадает?

Войдя в комнату, он порылся в своих вещах, взял какие-то бумаги и вышел. Даже не обратив внимания на меня. «Я люблю тебя» – говорил он мне. Как же. Вижу я твою «любвеобильность». Так, стоп, не время это обдумывать. Я выбежал за ним. Догнав, я схватил его за руку, от чего он даже слегка вздрогнул.

– Лиам, постой, у меня есть разговор, – я видел он чем-то сильно расстроен, но это нельзя откладывать.

– Подождёт, – он скинул мою руку и пошёл дальше.

– Прошу, это срочно, – он обречённо вздохнул и обернулся, чтобы посмотреть на меня.

– Валяй.

– Меня хотят усыновить, – я видел. Я видел только что на его лице непонятные мне эмоции. Что? Что он испытывает? Разочарование, ненависть, радость? Как мне понять его?

– И что ты ответил? – Он внимательно смотрел мне прямо в глаза.

– Ответил, что подумаю. – Чистосердечно выдал я.

– Значит подумай, но всё-таки тебе следует согласиться, это будет твой шанс узнать другой мир, хотя тебе может и повезти. Ты должен быть сильным, и самое главное, умным, – он подошёл ближе и заглянул в самую глубь моих глаз, – иначе зачем тебе вообще быть?

– А теперь возвращайся в комнату и собирай вещи. Не позволяй кому-то плохо с тобой обращаться! – Бросил он напоследок и пошел дальше.

– А ты? – Я хотел бы позаниматься, но, вероятно, ему сегодня не до меня.

– У меня дела, – он почти бегом помчался прочь.

А ведь и правда, это мой шанс на нормальную жизнь.

Вернувшись в комнату, я собрал все вещи за пол часа, так как их было немного. И лёг в кровать, окунувшись в размышления. «Какого это, жить с чужими людьми и называть их родителями. Я ведь не предаю тем самым своих настоящих родителей? Нет, всё-таки мамой и папой я их никогда не назову, как бы то ни было». В таких раздумьях и прошла ночь. Уснуть мне так и не удалось.

Ровно в 9:30 пришли эти люди узнать моё мнение. Видимо, они и не сомневались, что я соглашусь. Они решили не ждать месяц для оформления документов, а забрать меня сразу. Может, у меня и семья появится?

– Всё, пошли, пора в машину, – женщина взяла меня за руку.

– Простите, я кое-что забыл в комнате, я мигом, – я аккуратно вырвал свою руку из её захвата.

Я соврал, я ничего не забыл, я просто хотел попрощаться с Лиамом. Я надеялся, что сейчас он в комнате, ведь ночь он провёл где-то в другом месте. Я распахнул дверь, в надежде увидеть Лиама на его кровати. Но его кровать была пуста. Было немного жаль. Его не было в комнате.

Я вышел на улицу, где меня уже ждали Инна Алексеевна и Иван Александрович. Неужели это правда? Я наконец получил шанс? Я смогу жить нормальной жизнью? Мой ад закончился? Издевательств больше не будет?

Я, переполненный счастьем, сел в серый Volkswagen Polo, пристегиваясь ремнём. Мы ехали молча. Мне было неудобно начинать беседу. Боялся все снова испортить.

Квартира. Я так давно не был в приличных помещениях. И пускай у меня нет своей комнаты, но мне выделили свой диван в зале. Я принялся распаковывать свои вещи.

– Завтра ты пойдёшь в школу, – наконец-то нормальная школа, приятные собеседники. Там с нами будут хорошо заниматься, хорошие и квалифицированные преподаватели.

Всю ночь я не мог уснуть, думая о завтрашнем дне. И решил, что буду вести дневник.

Запись первая: «Дорогой дневник, сегодня мой первый день в новой школе. Я очень боюсь, что что-то пойдёт не так, но надеюсь, что всё будет в порядке. Инна Алексеевна положила мне с собой яблоко. А я уже и забыл, что такое забота родителей».

Запись вторая: «Я не знаю. Не знаю почему, я не знаю за что. В школе все сторонились меня, обходили стороной, словно я маньяк-педофил. Никто не пытался со мной заговорить. Что я сделал не так? Я явно не мог все испортить, даже не начав».

По приходу домой меня встретила Инна Алексеевна, расспрашивая о том, как прошёл мой первый день. Я не мог рассказать ей правду, не хотелось бы её разочаровывать. Соврать было нетрудно. Иван Александрович пришёл позже. Он принёс тортик. Боже, как же давно я не ел тортиков. После чего мы сразу сели пить чай.

– С этих пор ты являешься членом этой семьи, – было очень приятно услышать подобное.

Наши разговоры были пустые, и мне было трудно перейти на «ты». Но надеюсь, что скоро всё изменится.

Запись третья: «В школу мне пришлось идти пешком, так как отец работал во вторую смену и высыпался. Не думал, что это так далеко. К тому же на улице жуткий мороз. Я опоздал всего на 2 минуты, а выслушивал оскорбления минут 10 о том, какой я безответственный, что позволяю себе во второй день опаздывать. Сегодня я понял, за что меня так невзлюбили. И ответ был прост – я детдомовец, а по их пониманию, это отбитые дети, воры и убийцы. Ладно, привыкну, зато у меня теперь есть семья, поддержка. После школы за мной пришла Инна Александровна. Я был вне себя от радости. Мы шли куда-то, а куда, я спросить так и не решился, боялся её разозлить. Мы зашли в какой-то маленький закуток облезлого здания. Это оказалось парикмахерской. Я не имел ни малейшего понятия, для чего меня взяли с собой.

Оказалось, стричь должны были меня. Мало того, что длину почти не тронули, так ещё и амбре сделали. Видимо то, что я мальчик, никого не волновало. Меня напрягает тот факт, что никто не замечает мой гендер. Хотя, когда мне было дело до внешности? Если им нравится, пусть делают, что хотят. Странно, что отцу тоже понравилось».

Запись четвёртая: «Сегодня меня начали гнобить по поводу слишком „женской“ внешности. Вот почему, если волосы крашенные, то сразу гей? Где логика? Или я чего-то не знаю, и когда человек становится геем, он сразу волосы красит? Или, наоборот, когда он красит волосы, то в нем просыпается внутренний спящий раньше гей?

Отношения с родителями постепенно налаживались, я уже мог спокойно с ними разговаривать».

Запись пятая: «Сегодня перед школой Инна Алексеевна подвела мне глаза чёрным карандашом. Зачем, я так и не понял. Вроде в рок-звезды не записывался. Я спросил разрешения смыть, на что получил жесткий отказ. Впервые я получил от них отказ. Неужели это её так разозлило? Один из учеников спёр помаду у моей одноклассницы и начал лезть ко мне с целью накрасить мне губы, чтобы уж точно на девочку похожим стать».

Запись шестая: «Я конечно, всё понимаю, но зачем было выщипывать мне брови до меня так и не доходит. Если б она только знали, как мне попадает в школе за её знаки внимания. Я решился довериться».

*спустя две недели*

Запись седьмая: «Вчера мне после завтрака вкололи какие-то витамины, и после них стало жутко плохо. Температура поднялась до сорока градусов. В глазах рябило, меня тошнило. Никогда так сильно не болел. Родители пичкали меня какими-то таблетками и постоянно всё записывали. Вероятно, они пытались обо мне позаботиться. Сегодня стало гораздо лучше».

*неделю спустя*

Запись восьмая: «Ненавижу! Уроды! Избалованные ублюдки. Мало того, что меня избили за лестницей, так ещё и вывернули всё так, что я виноват. За это меня выгнали со школы. Родители сильно расстроились. Они сказали, что, как наказание, я должен провести в своей комнате два дня. Подумаешь, два дня в одиночестве. Но оказалось не так всё просто. Всё это время мне не давали есть. Только воду и то редко».

*два дня спустя*

Запись девятая: «Новая школа ничем не отличалась от старой. Все уже знали кто я и откуда. Моя успеваемость начала понижаться. А как я должен был получать хорошие оценки, если мои работы постоянно рвали, отнимали и выкидывали? Никогда не думал, что за это родители будут меня бить. Но били они меня не с целью наказать, а ударяя в те места, где должно было быть больно, словно проверяя мою реакцию. Было даже не больно, было обидно».

Изначально я думал, что это такая же школа, как и предыдущие. Но, кажется, ошибся, в первые дни со мной очень плохо обращались, а сейчас кажется всё образовалось. Конечно, я не страдаю от обилия внимания, но зато ко мне не пристают вот уже второй день.

Как же я проголодался. Через два урока идти в столовую, люблю школьную столовую, там кормят гораздо вкуснее, чем в детдоме. Я досидел на русском и пошёл в столовую.

Итак, сегодня я взял картофельное пюре с фрикадельками, и у меня даже хватило денег на пирожок со стаканом сока.

– Итадакимасс, – мысленно произнёс я перед тем, как начать есть. Это напоминало мне моего бывшего друга, мою бывшую идеальную жизнь.

Ко мне подошли мои одноклассники. Господи, прошу, пусть они не бьют меня и не отнимают мою еду. Если бы только я не боялся стать виновником действий, что расстроит моих родителей, я бы применил все фокусы, которым успел научиться в детдоме.

– Как поживаешь? – Один из них положил на меня свою руку.

– Не жалуюсь, – как-то неуверенно. Всё-таки в росте я им сильно уступаю. Ну и не только в росте.

– Вот и славненько, это Славка, – он показал пальцем в сторону высокого блондина, – Лекс, – на среднего роста, рыжего мальчика, – а я Костя, запомни, тебе это пригодится, – и они все ушли.

И что им нужно было? Непонятно. Ну, зато я могу спокойно отобедать. Аж слюнки стекают по подбородку.

Откусываю кусочек фрикадельки. Боже, как вкусно, она ещё горячая. А пюре такое нежное. Хоть и с комочками. Доев второе блюдо, я принялся уплетать пирожок. Сок сейчас будет идеальным завершением трапезы.

*Глоток, второй* Что за херня? Что за? Шевелится? Выплевываю всё на стол. ****!!! Без мата тут не обойтись. Таракан! Его половинка начинает ползать по столу. В это мгновение блюю на этот же стол. Не могу прекратить блевать! Мерзко. Кто-то снимает на видео. Мерзость… Рвота прошла, но так мерзко. Побежал в туалет и снова начал блевать. Вскоре из меня потекла желчь. А потом и кровь. Я продолжал блевать кровью. Видимо, горло разодрал чем-то. Как только я вышел из туалета, меня встретила очень недовольная истеричка, то есть историчка.

– Немедленно уберите за собой в столовой! Как вы думаете, как должны обедать другие учащиеся?

– Но… Для этого же есть уборщицы, – мои слова остались без внимания.

Запись десятая: «Сегодня мне снился Лиам. Как он играет на гитаре и поёт своим завораживающим голосом. Я понял, как сильно скучаю по ему, по ребятам с моей комнаты. Нельзя сказать, что мы стали друзьями, но мы сильно сблизились за это время. Я чувствовал эту поддержку от них»..

Запись одиннадцатая: «Сегодня я заметил, что у Инны заметно вырос живот. Странно, я раньше этого не замечал. Когда я узнал, что скоро у меня будет братик, я чуть не умер от счастья. У меня никогда не было братика. Я смогу играть с ним. Я буду воспитывать его. Мы будем семьёй. Я буду любить его. Я буду оберегать его от этого жестокого мира. Всё во мне перевернулось. Сегодня я понял, что нашёл свой маленький смысл жизни. Я сделаю всё, чтобы превратить его жизнь в рай, чтобы он никогда не пережил то, что пережил я».

Запись двенадцатая: «Я чувствую, что что-то изменилось. Родители относятся ко мне с каким-то холодом. Словно меня нет. Заморочки Инны переходят все границы. Казалось, она проверяла на мне какие-то препараты. Я стал выполнять все обязанности по дому: мыть полы, вытирать пыль, пылесосить, стирать, готовить обеды».

Боже. Чувствую, как становится хуже, видимо, температура опять поднимается, тошнит. Меня тошнит. Но я не могу вернуться. Даже когда я жил в детдоме, я ни разу не спал ни на улице, ни в подъезде. Веки такие тяжелые. Пытаюсь держать их открытыми. Но не получается.

Пока я ходил за продуктами, состояние значительно ухудшилось. Опускаюсь во тьму.

Открываю глаза, боже, как же хреново. Нос заложен. Горло разодрано. Да ещё и тошнит.

– Очнулся? – Знакомый голос.